Библейские основы уголовного наказания в праве Московского государства

БИБЛЕЙСКИЕ ОСНОВЫ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ В ПРАВЕ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА <*>

А. А. РОЖНОВ

Рожнов Артемий Анатольевич, доцент кафедры уголовного права и криминологии Московского государственного открытого университета, кандидат юридических наук, доцент.

В статье дается характеристика религиозных основ института наказания в уголовном праве Московского государства. На конкретных примерах показывается, как положения Священного Писания воплощались в нормах памятников русского права XIV - XVII вв., регулировавших уголовные наказания.

Ключевые слова: Священное Писание, христианство, уголовное право Московского государства, уголовные наказания.

The article represents a description of the religious basis of the criminal punishment in Muscovy. By a number of examples the author shows the implementation of the Old and New Testament in the norms of russian criminal law of XIV - XVII-th centuries.

Key words: the Holy Bible, christianity, criminal law of Muscovy, criminal punishments.

В вопросе о целях наказания и средствах их достижения уголовное право Московского государства строго двигалось в русле Священного Писания. Вслед за ним оно предусматривало, что наказание в первую очередь должно быть нацелено на воздаяние преступнику за то зло, которое он причинил своим поступком. Преступление должно быть наказано, ибо "что посеет человек, то и пожнет" (6 Гал. 7), "суд над согрешающими следует всегда за преступлением неправедных" (14 Прем. 31), "нечестивый мучит себя во все дни свои" и "не надеется спастись от тьмы; видит пред собою меч" (15 Иов. 20 - 22) и т. д. При этом в целом ряде случаев в основе наказания по русскому уголовному праву лежал ветхозаветный принцип равного возмездия, или закон талиона, закрепляющий правило о том, что "если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб" (21 Исх. 23 - 25). Например, согласно Уложению, виновный мог быть лишен того органа, которого он лишил потерпевшего. Так, если лицо "отсечет руку, или ногу, или нос, или ухо, или губы обрежет, или глаз выколет", то "за такое его наругательство" надлежало "самому ему то же учинити" (XXII. 10). Наряду с целью покарания преступника наказание по уголовному праву Московского государства преследовало и такую цель, как предупреждение преступлений. Она достигалась путем устрашения и исправления, и оба эти средства были санкционированы Священным Писанием. О превентивном воздействии страха, в т. ч. перед наказанием, довольно часто говорится и в Ветхом Завете, в частности во Второзаконии (например, "и весь народ услышит, и убоится, и не будут впредь поступать дерзко"; "и прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло" и т. п.) (17 Втор. 13; 19 Втор. 20 и др.), и в книгах Нового Завета. Пожалуй, наиболее показательно в этом плане Послание Апостола Павла к римлянам, в котором отмечается: "Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести" (13 Рим. 3 - 5). Многочисленные примеры воплощения идеи устрашения преступников и иных лиц как одного из ключевых факторов сдерживания преступности можно найти в том же Уложении. Карая виновного, разработчики закона часто открыто определяли в санкциях уголовно-правовых норм ту цель, которой они хотели добиться с помощью наказания: "чтобы ему и иным таким неповадно было впредь так делать" (X. 154, 217 и др.), "чтобы на то смотря, иным неповадно было так делати" (III. 1; VI. 4; VII. 25 и др.) и т. п. Наиболее красноречиво цель общей превенции была обозначена в норме Уложения об ответственности за нанесение ранений после угрозы убийством. Если у осужденного не было достаточно денежных средств и имущества для уплаты полагавшейся суммы, то его предписывалось бить на правеже "безо всякия пощады не для того, что на нем те достальныя деньги взять", а "для того, чтоб на то смотря, иным неповадно было так воровать" (X. 133). Для придания наказанию большего устрашительно-назидательного эффекта оно иногда должно было производиться не просто в публичном месте, в частности у приказа (X. 129, 186 - 188; XVII. 34; XX. 22), но обязательно "при многих людех" (VII. 16; X. 129, 186; XVII. 34 и др.), "чтобы про то ведали всякие люди, за что ему такое наказание учинено" (X. 188; XI. 27). Что касается идеи исправления преступника посредством наказания, то для христианского уголовного права она, вне всякого сомнения, вообще является главенствующей. В Евангелии имеется множество указаний на то, что Господь "пришел не губить души человеческие, а спасать" (9 Лук. 56), и что "основной принцип христианской нравственности есть поддержка падшаго, потеряннаго, заблудшаго" <1>. Таковы, например, слова Спасителя о том, что "не здоровые имеют нужду во враче, но больные" (9 Мф. 12; 2 Мар. 17), что "на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии" (15 Лук. 7) и др. Наказание преступника путем применения к нему карательных мер требуется не только и даже не столько для того, чтобы воздать ему за содеянное зло. Оно прежде всего направлено на духовное врачевание, исцеление "ослушника", очищение его души от скверны преступления - греха. По словам В. А. Рогова, "в идеологии христианства наказание нужно, прежде всего, самому преступнику, а не государству, поскольку доминирует примат личности в проблеме ответственности перед Богом для реализации принципа спасения души после смерти" <2>. В самом понятии "наказание" воплощается мысль о том, что оно представляет собой особый церковно-государственный "наказ" преступнику, его наставление, поучение, направленное на формирование у него социально приемлемых жизненных ориентиров. Наказание - это "вразумление, несущее в себе доброту, сострадание и излечение" и тем самым являющееся необходимым условием предупреждения новых преступлений <3>. -------------------------------- <1> Есипов В. В. Грех и преступление, святотатство и кража. СПб., 1894. С. 13, 15. <2> Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV - XVII вв. М., 1995. С. 101. <3> Христианское учение о преступлении и наказании. М., 2009. С. 66.

Подлинное раскаяние преступника является главной целью Церкви и христианского государства по отношению к заблудшему, а воссоединение наказанного и покаявшегося злодея с остальной паствой - высшей радостью и достижением. Только в случае упорства грешник подлежит самому страшному наказанию - отлучению от Церкви, а также суровым светским карам. Но даже после этого Церковь не вправе отворачиваться от него, если он хочет принести покаяние, и должна прощать его так часто, как он будет раскаиваться <4>. Именно стремлением добиться от преступника искреннего покаяния была, в частности, обусловлена характерная для Московского государства практика назначения бессрочного тюремного и монастырского заключения, дававшая возможность содержать правонарушителя в изоляции до тех пор, пока он полностью не исправится <5>. -------------------------------- <4> Там же. С. 250; Шаляпин С. О. Религиозно-доктринальные основания пенитенциарной практики в византийском и древнерусском праве // Актуальные проблемы правовой науки. Архангельск, 2000. Вып. 1. С. 28 - 29. <5> Например, англичанин Флетчер в своих записках о России конца XVI в. упоминает случай смертной казни еретиков (мужа и жены), который примечателен тем, что ей предшествовало 28-летнее (!) пребывание религиозных преступников в тюрьме. По всей видимости, к высшей мере наказания было решено прибегнуть только после того, как стало окончательно ясно, что даже столь длительное тюремное заключение не в состоянии вразумить "злых и проклятых еретиков", и они продолжают упорствовать в своих заблуждениях (Флетчер Дж. О государстве Русском. М., 2002. С. 142). Кстати, свидетельства Флетчера о борьбе с религиозными преступниками в Московском государстве весьма показательны. Упомянутый им случай смертной казни еретиков является единственным в своем роде, поскольку, по его признанию, "что касается до преследований по делам веры, то я ничего не слыхал об этом".

С идеей исправления преступника неразрывно связан и такой краеугольный камень христианского уголовного права и правосудия, как принцип милости. В Ветхом Завете он напрямую не провозглашается, но может быть выведен из различных ветхозаветных формулировок, например, из обращения Царя Соломона к Господу со словами о том, что Он (Господь) наказывал повинных "с таким снисхождением и пощадою, давая им время и побуждение освободиться от зла" (12 Прем. 20). Через Новый же Завет заповедь снисхождения и сострадания к ближнему, в т. ч. к нарушителю нравственного и правового порядка, проходит красной нитью, поскольку, с одной стороны, "дух бодр, плоть же немощна" (26 Мф. 41; 14 Мар. 38), а с другой, "ходящий во тьме не знает, куда идет" (12 Иоан. 35), а значит, вина за произошедшее может лежать на самом обществе, надлежащим образом не позаботившемся об умственном и нравственном просвещении будущего преступника <6>. В Послании апостола Иакова требование проявления милости к падшему вообще возводится в ранг ключевого принципа правосудия, ибо "милость превозносится над судом" (2 Иак. 13). Тем самым суд ориентируется на то, чтобы, не превращая милость в огульное всепрощение и безнаказанность преступников, в то же время максимально учитывать смягчающие обстоятельства, по возможности отдавать предпочтение более мягким санкциям, не прибегать к жестоким формам наказания и т. д. <7>. Насквозь пронизывающие Новый Завет заповеди любви и милости, можно сказать, фактически заслоняют собой представление о неотвратимости наказания. -------------------------------- <6> Есипов В. В. Уголовное право. Часть Особенная: преступления против государства и общества. М., 1906. С. 24. <7> Папаян Р. А. Христианские корни современного права. М., 2002. С. 299 - 305.

Для русских государей, иерархов и судей христианский принцип милости был в полном смысле слова руководством к действию. Памятники права Московского государства и другие документы эпохи изобилуют примерами помилований, амнистий и других форм проявления милости к преступникам.

Название документа