Генрих Гиммлер: психологический портрет палача
(Антонян Ю. М.) ("Международное уголовное право и международная юстиция", 2012, N 3) Текст документаГЕНРИХ ГИММЛЕР: ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ ПАЛАЧА <*>
Ю. М. АНТОНЯН
Антонян Юрий Миранович, заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.
Статья представляет собой психологическое исследование личности и поведения Генриха Гиммлера, одного из главных руководителей гитлеровского рейха, главы всех карательных служб страны, повинного в гибели миллионов людей. Предпринята попытка доказать, что Гиммлер был садистом и некрофилом, для которого смерть была идолом, которому он преданно служил.
Ключевые слова: садизм, некрофилия, педантичность и любовь к порядку, тоталитарная власть, лидер.
The article represents a psychological profile of the personality and behavior of Heinrich Himmler, one of the top leaders of Hitler's Reich, who headed all punitive institutions of the country and who is to blame for the death of millions of people. The author tries to prove that Himmler was a sadist and a necrophiliac, whose only idol was death.
Key words: sadism, necrophilia, pedantry and love to order, totalitarian power, leader.
Прежде чем изложить свои соображения относительно личности Гиммлера, я должен сделать несколько предварительных замечаний. В первую очередь отмечу, что Гиммлер является массовым убийцей, на нем лежит печать проклятия, ведь по его приказу с момента захвата власти нацистами в Германии и особенно в годы Второй мировой войны были уничтожены миллионы людей. Недаром на Западе его называли "Кровавым псом Европы". Естественно, что осуществить психологический анализ личности Гиммлера трудно, поскольку о нем можно судить лишь по некоторым воспоминаниям и книгам, в которых рассмотрены его характерные особенности и действия как человека и политического деятеля. Но вначале некоторые биографические сведения о Гиммлере. Он родился в 1900 году в Мюнхене в семье профессора Гебхарда Гиммлера и был назван Генрихом в честь баварского принца Генриха Виттельсбаха, который милостиво согласился выступить в роли крестного отца. Семья будущего "пса" была типично бюргерской, патриархальной, со строгим распорядком жизни и весьма средним достатком. Внимание к ней принца Генриха объясняется тем, что Гебхард Гиммлер после окончания Мюнхенского университета был назначен наставником к принцу. Генрих Гиммлер постоянно вел дневник, в который записывал даже самые незначительные события своей жизни. Судя по дневникам, у него были частые простуды и расстройства желудка, вообще он был слаб здоровьем. Есть запись о том, что он желал пойти на фронт, но вместо этого был зачислен в высшее учебное заведение, где приступил к изучению сельского хозяйства. Не став сразу офицером, он начал работать на ферме, хотя его привлекала военная деятельность, скорее всего, что давала возможность восполнить недостаток своей маскулинности, который им переживался всю жизнь, по большей части бессознательно, но мотивируя его поведение, в том числе преступное. Воспитание в такой семье оказало решающее и вредоносное влияние на всю жизнь Гиммлера. Он оказался жертвой строгих порядков и взыскательных родителей. Став взрослым, он идентифицировался с этими "агрессорами", сам став агрессивным, точнее, крайне агрессивным. Тем самым на бессознательном уровне он защищался от страха смерти и унижений, которые в детстве испытал в качестве жертвы. В то же время Гиммлер стал проецировать свою агрессию на других, особенно на евреев, которых немецкие нацисты, особенно Гитлер, считали своими исконными врагами. Его не приняли не только в офицеры, ему отказали даже в приеме в качестве полноправного члена студенческой организации. Однако он был очень успешно связан с полулегальными военизированными организациями, участвовал в праворадикальных движениях, начал выступать с политическими статьями в газетах, пробовал себя как оратор. Очень увлекался антисемитской литературой, сам писал антисемитские статьи, но особенно важно отметить его увлечение реинкарнацией, астрологией, гипнозом, телепатией. В них он пытается найти рациональное зерно, связь с потусторонним миром. Его очень увлекали работы, посвященные доказательствам жизни после смерти, иначе говоря, сама проблема смерти, что полностью выдает его некрофильскую натуру, которая потом перешла от теории к ужасающей практике. Фермерская деятельность Гиммлера продолжалась недолго из-за болезни. Вел он уединенную жизнь, вращаясь лишь в узком кругу друзей, но без искренней привязанности, стремился к дружбе с девушками, но без пылкости, а движущей силой для него являлось чувство долга. Впрочем, пылкость в нем все-таки была - в национализме и антисемитизме. У него были и терзания - на религиозной почве, но еще больше в связи с сексом: до 26 лет он, по-видимому, был девственником, что не могло не сформировать в глубинах его психики высокой тревожности по поводу своей мужской идентичности. Это он преодолевал, но без успеха, всю жизнь. Другой бедой Гиммлера тогда был недостаток денег. С начала 20-х годов XX века он начинает интересоваться политикой. Сначала он сближается с Ремом, затем с Гитлером и Герингом. В незначительной роли он участвовал в мюнхенском путче 1923 года, после этого перестал работать и полностью окунулся в политику. В 1928 году вступил в СС, был заместителем командира небольшого (около 200 человек) эсесовского отряда. В 1928 году женился на женщине старше его на 7 лет польского происхождения. 6 января 1929 года Гитлер подписал приказ о назначении Гиммлера рейхсфюрером СС, но расцвет этих войск начался позже, в 1931 году, когда к ним присоединились тысячи новых людей. В СС были установлены особые правила поведения не только их членов, но даже невест эсэсовцев. Численность СС в 1932 году выросла до 30 тысяч человек. В 1934 году Гиммлер организовал свой концентрационный лагерь в Дахау, а для охраны его - отряд под названием "Мертвая голова" (особые знаки различия - череп и перекрещенные кости). В том же году он возглавил гестапо, был активнейшим участником "Ночи длинных ножей" - кровавой расправы над Ремом и его сторонниками. Теперь он стал антикатоликом и антихристианином, скорее всего, в подражание Гитлеру. Тем не менее Гиммлер никогда не входил в ближайший круг людей Гитлера. Как отмечалось всеми, Гиммлер был слаб здоровьем и весьма тщедушен, хотя и истязал себя бегом, прыжками и другими физическими упражнениями даже в зените своей власти. Его желудочные хронические заболевания, скорее всего, были нервного происхождения и свидетельствовали о его высокой тревожности. Гиммлер стал одним из главных, если не главным, убийц III рейха; постоянно расширял сеть концлагерей, превратил их в источники дохода; постепенно сосредоточил в своих руках всю репрессивную систему гитлеровской империи, стал палачом миллионов евреев, славян, цыган, военнопленных, противников режима и т. д. Он командовал так называемой Резервной армией, но в качестве полководца потерпел полный провал. В мае 1945 года Гиммлер попал в плен к американцам, где был, несмотря на небольшой маскарад, опознан и покончил жизнь самоубийством. Несмотря на то что весь мир знал его как гнусного и злобного убийцу, "Кровавый пес" надеялся, что западные державы будут вести с ним переговоры, и он станет главой Германии и главнокомандующим немецкой армией. О большом уме палача это вовсе не свидетельствует. Фромм прав, что это говорит не только о заурядном интеллекте и недостаточной способности к политическому мышлению, но и о феноменальном нарциссизме и самомнении, которые давали ему ощущение своей значительности даже в побежденной Германии. Фромм считал его классическим случаем анально-накопительного садизма. Я же попытаюсь доказать, что этот обер-палач, прежде всего, был некрофилом, поскольку все свои служебные и политические проблемы, а поэтому и личные, он решал с помощью массовых убийств. При этом Гиммлер был достаточно беспристрастен, холоден и психологически как бы отстранен от своих сверхкровавых деяний, но, впрочем, и от иных своих поступков. Это очень ярко характеризует его как личность неэмоциональную, причем такая черта сочетается у него с крайним фанатизмом. Можно предположить, что его сверхжестокость существовала вне его эмоциональной жизни, миллионы его жертв ни в коем случае не становились объектом его переживаний. Он был мрачен и совсем не склонен даже к единичным проявлениям веселья, а то, что он иногда проявлял заботу о других, лишь внешняя сторона его поведения, скорее всего, определяемая его социальным статусом. При этом нужно отметить его полную преданность Гитлеру, подобострастие перед ним, готовность исполнять любые его приказы. Образ "Кровавого пса" будет неполным, если не отметить его чрезвычайную аккуратность и педантизм. Я не подвергаю сомнению то, что Гиммлер был еще и садистом. Однако не только садизм, но еще и некрофилия является ведущей чертой его личности. Все сведения о нем, о его переживаниях и поступках не могут расцениваться в качестве основы для объяснения некрофилии, а только для понимания, почему именно гиммлеровская некрофилия приняла столь разрушительную и гнусную форму. О садизме Фромм писал, что он определяется как "страсть к абсолютной и неограниченной власти над другим человеческим существом. Причинение физической боли - только одно из проявлений этой жажды абсолютной власти" <1>. Представляется, однако, что это не очень точное определение садизма применительно к Гиммлеру, хотя оно имеется как раз в том разделе, в котором анализируется его анально-накопительный садизм. В замечательной монографии Фромма "Анатомия человеческой деструктивности" содержится прямое утверждение, что именно садизм является ведущей чертой личности Гиммлера, и, несомненно, эта черта у него была. Но в первую очередь он был некрофилом, то есть человеком, которому очень близка смерть и который с ее помощью решает свои проблемы. В качестве доказательства можно привести текст одной из его речей, произнесенной в 1943 году по поводу нравственных принципов "Черного ордена". Гиммлер сказал: "Для представителя службы СС абсолютен принцип: быть честным, порядочным, верным, но все это только в отношении чистокровных германцев. Как живут русские, мне это совершенно безразлично. Мы используем все хорошее, что есть у других народов, мы заберем, если нужно, их детей и воспитаем их так, как нужно. Живут ли другие народы в благополучии или подыхают от голода - это интересует нас лишь в той мере, в какой нас интересуют рабы, работающие на благо нашей культуры. Сколько русских баб погибнет при постройке противотанковых окопов - тысяча или десять тысяч, - волнует меня лишь в том смысле, что я хочу знать, когда будет готов этот противотанковый рубеж для обороны Германии. И мы никогда не проявим грубости или бессердечия, если в этом не будет необходимости". -------------------------------- <1> Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. С. 272.
Он и раньше поклонялся смерти и открыто говорил об этом. Так, во время встречи по поводу очередной годовщины "пивного путча" он заявил 8 ноября 1938 года группенфюрерам СС: "Я сказал командиру штандарта "Дойчланд", что полагаю правильным, если не будет ни одного пленного эсэсовца. Он должен будет покончить с собой. Мы тоже никого не будем брать в плен. Война будущего - это не перестрелка, а столкновение народов, не на жизнь, а на смерть... Если речь идет о жизни нашего народа, мы должны быть лишены всякого сострадания. Нам должно быть безразлично, если в городе погибнут тысячи людей. Но мы должны быть готовы к тому, что погибнем сами. Если потребуется, я сделаю это сам и ожидаю от вас такого же поступка". Это типичные речи некрофила, особенно в той части, в которой он говорит о русских женщинах, которые могут погибнуть при постройке противотанковых окопов для Германии. Но он, как садист, рационализировал свои указания, объясняя, что все это нужно для процветания Германии. То, что Гиммлер был в первую очередь некрофилом, подтверждает и такой эпизод. Поздним летом 1941 года Гиммлер присутствовал при массовом расстреле в Минске и был изрядно потрясен. Он сказал: "Я считаю все-таки, что мы правильно сделали, посмотрев на это. Кто властен над жизнью и смертью, должен знать, как выглядит смерть. И в чем состоит работа тех, кто выполняет приказ о расстреле". Как мы видим, он не торжествовал по поводу массового расстрела, если бы был садистом, а был потрясен. При этом (опять-таки как садист) он не мог не рационализировать увиденное. Вообще садизм, на мой взгляд, - намного более осознанная потребность, чем некрофилия как влечение к смерти. Об этом ни в коем случае не следует забывать и применительно к отдельным людям. Как некрофилу Гиммлером в его гигантской империи уничтожения убиваемые бессознательно воспринимались именно как люди, "передаваемые" его идолу - смерти, которой он так преданно служил. О нем много раз говорилось, что он преданный слуга Гитлера, но он ему в конечном итоге изменил, пытаясь тайно договориться с западными державами, однако не изменил другому своему пастырю - смерти. Пока она сливалась воедино с Гитлером, "Кровавый пес" был верен обоим, но как только Гитлер стал терять власть, ушел от него, поскольку тот уже не мог утолить его ненасытную некрофильную жажду. Если во время массового расстрела в Минске в 1941 году "пес" был потрясен, то в дальнейшем все творимые по его приказу зверства уже воспринимались им спокойно. Летом 1942 года во время посещения им Аушвица (Освенцима) "он пронаблюдал весь процесс уничтожения только что прибывшего транспорта с евреями. Также он провел некоторое время, наблюдая за отбором работоспособных евреев, не делая при этом никаких замечаний. Ничего не сказал он также и о процессе уничтожения, сохраняя полное молчание. Во время процесса он ненавязчиво наблюдал за участвующими в нем офицерами и младшими офицерами... Затем он отправился взглянуть на фабрику синтетической резины" <2>. -------------------------------- <2> Мэнвел Р., Франкель Г. Генрих Гиммлер. Ростов н/Д, 2000. С. 205.
Вечером того же дня Гиммлер на вечеринке у местного гауляйтера был дружелюбен и разговорчив, особенно по отношению к дамам. На следующий день он наблюдал порку узниц в женском лагере: пороли по обнаженным ягодицам, для чего женщин привязывали к деревянным помостам. Ранее он приказывал сильнее бить недисциплинированных осужденных <3>. -------------------------------- <3> Там же.
В обоих этих последних случаях проявляется садизм, во втором - с сексуальным подтекстом. И это же было символической местью всем женщинам, которые отвергали его, с которыми в юности он был неловок и неуклюж. После наблюдения за всем "процессом уничтожения только что прибывшего транспорта с евреями" он вечером дружелюбен и разговорчив, что явно свидетельствует о хорошем настроении. В Минске Гиммлер, очевидно, еще не был готов к таким кровавым зрелищам, но потом, конечно, как и следует истинному арийцу, взял себя в руки и проявил свою холодность. Здесь имело место и обретение чувства уверенности в себе. Фромм писал о Гиммлере, что он был слабым (а чувствовал себя не только слабым, но и способным на нечто значительное). Благодаря своей педантичности и любви к порядку он приобрел чувство уверенности. Авторитет отца и желание быть на него похожим привели к формированию его стремления к неограниченной власти над другими людьми. Он завидовал, прежде всего, тем, кто от рождения был наделен и силой, и волей, и уверенностью в себе. Его "витальная импотенция" и породила ненависть к таким людям, желание унижать и уничтожать их (это относится и к евреям). Он был необычайно расчетлив и холоден, у него словно не было сердца, это пугало даже его самого, усиливая чувство изолированности <4>. Очевидно, тот случай, когда он полностью наблюдал весь процесс убийства евреев, прибывших с новым транспортом, не испугал его, и поэтому в тот же вечер он был разговорчив и любезен с дамами. Даже самые мелкие добродетели ему недоступны, он бесчестен, лжив и неверен, он вечно лгал, в том числе самому себе. Все это вызывало в нем потребность садистских компенсаций. Его спокойствие при лицезрении убийств ни в чем неповинных людей и хорошее после этого настроение не должны вызывать удивления - он ведь был некрофил, он ведь отправлял на смерть, психологически понятную, доступную, близкую. -------------------------------- <4> Фромм Э. Указ. соч. С. 272.
Рейхсфюрер ("Кровавый пес") был садистом и некрофилом еще до того, как он занял столь высокий пост в государстве, которое, в свою очередь, иначе как некрофильским нельзя назвать, поскольку оно основывалось на ненависти, крови, предательстве и смерти. Оно само по себе предназначалось для убийств, а поэтому Гиммлер и подобные ему были очень нужны такому государству. Но власть, которую он получил от подобного режима, позволяла ему действовать, то есть творить смерть в неограниченных масштабах, особенно после начала Второй мировой войны. Если бы этот человек родился и жил в другое время, в ином политическом режиме, то он с его низким интеллектуальным уровнем и высокой степенью аккуратности и исполнительности, скорее всего, стал бы мелким или средней руки чиновником, но остался бы садистом и некрофилом: некрофильские тенденции проявлял бы иным способом и в иных формах (например, все время хвалил бы смерть, коллекционировал ее символы), а садистские наклонности вполне мог бы удовлетворить в отношениях с членами своей семьи или с подчиненными по службе. Среди нас, как отмечал Фромм, живут тысячи Гиммлеров. При ненадлежащей социализации они, по-моему, могут приносить немалый вред, особенно своему ближайшему окружению, но очень опасны при возникновении тоталитарного режима. Они будут увечить, калечить и убивать, прежде всего, тех, кого они фанатично ненавидят, как, например, Гиммлер евреев. Их он считал раковой опухолью, опутавшей своей паразитической сетью всю национальную экономику. Этой концепцией злобного Еврея, высасывающего жизненные соки из немецкой нации, был одержим не только Гиммлер, но и очень многие другие фанатичные нацисты. Он не мог смириться с проникновением евреев в немецкую экономику и культуру со своими расовыми и политическими целями: эти две расы, два мира никогда не должны смешиваться, их нужно разделить насильно, пока не обнаружились непоправимые последствия. Именно эта одержимость в сочетании с его академическим стремлением к точности, но в гораздо большей степени некрофилия убедили Гиммлера в правильности решения другого некрофила - Гитлера - не изгнать евреев с территории Германии, что тоже было бы выходом для них, а именно уничтожить. Керстен, личный врач Гиммлера и в последние годы очень близкий ему человек, считал, что Гиммлер был жесток не по натуре, а по убеждению. Он был якобы против охоты и называл ее просто убийством. К уничтожению людей его, по Керстену, толкнули насильно, и он взялся за эту страшную работу, поскольку считал ее единственным и к тому же окончательным решением проблемы расовой чистоты Германии, которая всегда оставалась его глубоко укоренившимся идеалом. В условиях тотальной войны Гиммлер принял геноцид как единственное решение. Мэнвэлл и Франкель, из книги которого я взял эти суждения Керстена о Гиммлере, не вступают в полемику с последним, хотя обширная литература об этом губителе Европы говорит о прямо противоположном: Гиммлер был одним из самых страшных убийц в истории человечества. Он убивал не потому, что его заставляли, а потому, что он хотел этого сам. Науке не известно, откуда и почему возникают садизм и некрофилия. Можно предположить (только предположить!), что садизм является реакцией на какие-то тяжкие душевные раны в детстве и способом защиты себя в настоящем. Некрофилия, возможно, есть не что иное, как поведение еще психологически не родившегося, еще не вошедшего в жизнь человека, оставшегося еще там, в непознанной и никому не известной вечности. Некрофил уже здесь, в жизни, но еще и там, в вечности, именуемой смертью. И садист, и некрофил весьма тревожны, поскольку не адаптированы к жизни. По мнению тех же Мэнвэлла и Франкеля, Гиммлер, больше которого в Германии боялись лишь Гитлера, сам был жертвой хронических страхов. Некрофилов и садистов в гитлеровской империи было много, но Гиммлер идеально подходил на роль главного палача. Именно в том, что он взял на себя эту роль, в первую очередь проявляется его некрофильская сущность. Он опробовал немало сфер деятельности, даже пытался стать полководцем, но либо отказывался сам, либо терпел полный крах. Наконец, Гиммлер создал гигантскую фабрику террора и уничтожения людей, постоянно контролировал и направлял ее, постоянно искал и находил новые поводы для новых казней. В Гиммлере продолжал жить юноша, который переживал по поводу того, что так и не стал офицером по причине постоянно переживаемой недостаточности мужественности. Так, в 1929 году А. Кребс, гамбургский национал-социалист, провел с Гиммлером во время железнодорожной поездки более шести часов. Гиммлер произвел на него впечатление человека, который пытался своим поведением компенсировать некие внешние недостатки: "Он вел себя подчеркнуто браво, буквально бахвалился манерами ландскнехта и своим презрением к буржуазной морали, хотя, наверное, хотел посредством этого скрыть свою собственную слабость". Кребс подчеркивал, что для него была просто невыносима "глупая и беспредметная болтовня" Гиммлера, которую тот вел. Речи рейхсфюрера СС были "странной смесью из воинственного хвастовства, мелкобуржуазных разглагольствований и усердного фанатизма сектантского проповедника" <5>. -------------------------------- <5> Васильченко А. Гиммлер. Инквизитор в пенсне. М.: Вече, 2011. С. 123.
"Кровавый пес" обладал неброской, как бы смазанной наружностью со слабо выраженным подбородком и совсем не походил на театрального или кинозлодея. Впрочем, такой внешностью отличались и многие другие обер-палачи, например наши Ягода, Ежов, Берия, причем последний тоже носил пенсне. Гиммлера не следует представлять себе ни мелким бюрократом во главе колоссальной машины массового уничтожения людей, ни полным ничтожеством. Он был поразительно изворотливым, умелым и хитрым интриганом, двуличным и в то же время убежденным нацистом и антисемитом; он знал, когда нужно предать, а когда проявлять верность; он был садистом и некрофилом в самом худшем смысле, и именно это определяло его жизнь. Некрофил Гиммлер был жалок и ничтожен и в то же время страшен, его кровожадность во много определяется его ничтожеством.
Название документа