Юридическая наука и юридическая практика: соотнесение в методологическом контексте (о практичности юридической науки и научности юридической практики)

ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА И ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА: СООТНЕСЕНИЕ В МЕТОДОЛОГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ (О ПРАКТИЧНОСТИ ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКИ И НАУЧНОСТИ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ) <*>

Н. Н. ТАРАСОВ

Тарасов Николай Николаевич - доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права, проректор по научной работе Уральской государственной юридической академии (Екатеринбург).

Статья посвящена методологическим вопросам соотношения юридической науки и юридической практики. Рассматриваются формы и условия влияния научных теорий на юридическую практику. Анализируются особенности юридической науки и основания оценки юридической практики как критерия научности и актуальности теоретических исследований права.

Ключевые слова: юридическая наука, юридическая практика, развитие юридической практики, практическая значимость науки права.

Legal science and legal practice: a correlation in the methodological context (on the practicality of legal science and scientific legal practice) N. N. Tarasov

The article is devoted to methodological issues of the relation of jurisprudence and legal practice. The forms and terms of the influence of scientific theories on legal practice are concerned. The features of the legal science and foundations of evaluation of legal practice as a criterion for scientific research and relevance of theoretical research of law are analyzed.

Key words: jurisprudence, legal practice, development of legal practice, practical importance of legal science.

Наше научное правосознание всегда относилось к практике с особым пиететом. Причем не только в рамках юридического позитивизма - как к смыслообразующему основанию юриспруденции или философии - как к основному критерию истины. Практическая направленность юридической науки традиционно воспринималась как методологическая установка и в теоретических исследованиях права <1>. -------------------------------- <1> См., например: Пионтковский А. К методологии изучения действующего права // Учен. зап. ВИЮИ. М., 1946; Леушин В. И. Юридическая практика в системе социалистических общественных отношений. Красноярск, 1987; Фогельсон Ю. Б. Избранные вопросы общей теории обязательств: Курс лекций. М., 2001.

Такие представления имеют определенные основания и резоны, однако понимание смысла и назначения юридической науки, оценка теоретического знания только в рамках и относительно юридической практики являются как минимум упрощением проблемы. Сложившаяся институциональная организация современной науки, формирующая социальные приоритеты практической востребованности результатов исследований, не означает, что смыслы познания лежат только в области практической реализации, а результаты научных исследований имеют ценность лишь при условии их практической значимости. Подобное по сути дела утилитарное понимание привело бы к недооценке роли теоретической науки в обществе, ее значения как фактора развития. С методологической точки зрения важно соотнести теорию и практику не организационно, а прежде всего категориально. На данное обстоятельство справедливо указывал, в частности, В. И. Леушин <2>. Однако избранный подход привел автора к некоторым, на наш взгляд, излишне категоричным оценкам соотношения науки и практики в пользу приоритета последней. Так, небезосновательно указывая на нацеленность науки непосредственно или в конечном счете на нужды практики, В. И. Леушин заключал: "Исследования, не имеющие практической ценности, нельзя считать научными" <3>. -------------------------------- <2> Леушин В. И. Указ. соч. С. 8. <3> Там же. С. 118.

Данная оценка представляется неоправданно категоричной. Тем более что, справедливо отмечая критериальную относительность практики, автор фактически проблематизирует собственную оценку. Ее спорность становится еще более отчетливой, если принимать во внимание тот факт, что научное познание, как известно, следует нормам культуры <4>, а практика - социальным. В этом смысле критерии научности теории и оценки ее значимости лежат не в пространстве практики, а в пространстве самой науки <5>. Ситуация не меняется и в аспекте истины. Если руководствоваться постулатом о практике как критерии истины, то и в его рамках "неистинная" теория не означает "ненаучная теория", если она построена в соответствии с правилами научного исследования. Кроме того, в рамках любой науки, как известно, необходимо сосуществуют устоявшиеся теории и гипотезы, проблемы, парадоксы и т. д. Однако недоказанность гипотезы или невостребованность теоретической концепции текущей практикой вряд ли является достаточным основанием для отказа ей в научном статусе или познавательной ценности. -------------------------------- <4> См., например: Филатов В. П. Научное познание и мир человека. М., 1989. С. 110; Швырев В. С. Научное познание как деятельность. М., 1984. С. 21. <5> К таковым относят, как правило, теоретико-понятийный характер, проверяемость, системность и др. См., например: Чудинов Э. М. Природа научной истины. М., 1977. С. 57. По этому вопросу см. также: Лекторский В. А. Научное и вненаучное мышление: скользящая граница // Разум и экзистенция. М., 1999. С. 46 и след.

В общем, можно довольно определенно зафиксировать, что относиться к научным исследованиям, к научным знаниям только в рамке их практической значимости - значит, не только подменять проблему ее аспектом, но и не принимать во внимание природу самой науки. Социально обусловленное движение современного научного сознания от идеала социальной автономии науки к приоритету практической применимости результатов исследований и сформировавшуюся сегодня систему требований к науке как "непосредственной производительной силе" не следует понимать как характеристику, свойство самого научного познания. Просто прагматизм современного общества, обусловивший сугубо практическое отношение и к науке, сформировал в том числе восприятие, что раз практика видит в науке средство решения своих проблем, то и назначение науки - решать проблемы практики. Более точно утверждать, что теоретическая наука создает некоторый эпистемологический арсенал, включающий теории, модели, принципы и т. д., а прикладные науки - технические разработки, методики, алгоритмы и пр., которые практика в соответствии с собственными тенденциями, ценностями и целями воспринимает или не воспринимает. При таком рассмотрении вопроса мы уходим от двух крайностей. Первая - понимание юридической практики как производной от науки, своеобразного проявления научного знания. Применительно к теории права такой взгляд не является в отечественной литературе распространенным и специальной критики не требует. Вторая - обсуждаемое представление, согласно которому научное знание должно получить непосредственное применение в юридической практике, обладать практической значимостью. В принципе, как отмечалось, указанное отношение имеет свои резоны. Вопрос только в том, как понимать практическое применение и практическую значимость положений юридической науки. Ответ на него зависит в том числе от подхода к пониманию юридической практики. Полагаем, что в таком контексте юридическая практика не может формально ограничиваться функционированием соответствующих органов государства и профессиональной деятельностью юристов и сводиться к бытующей узкопрофессиональной интерпретации, а должна пониматься как составляющая социальной практики, базирующейся на интеллектуальной, духовной основе общества. Подобный подход отчетливо фиксируется в трактовках практики как критерий истинности научного знания <6>. Думается, однако, что он справедлив и в более широких контекстах. В частности, допустимо утверждать, что юридической практикой по критерию отношения к интеллектуальной и духовной основе общества следует считать только такую деятельность в сфере права, такую юридическую действительность, которая соответствует идеалам права, правовым принципам и ценностям <7>. Лишь при этом условии юридическая практика может быть воспроизводством права, а значит, и общества, ибо право в данном контексте обеспечивает воспроизводство общества (в смысле нормирования общественных отношений). -------------------------------- <6> "Критерием истинности общетеоретических правовых положений не может быть только юридическая, государственно-правовая практика, сама представляющая только форму (не всегда адекватную) социального содержания. Поэтому критерием юридической науки, в том числе общей теории, является вся общественная практика..." (Явич Л. С. Общая теория права. Л., 1976. С. 15 - 16). <7> В этом контексте точен В. В. Лазарев, указавший, что правовые принципы являются "системообразующим фактором юридической практики" (Лазарев В. В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982. С. 134).

С таких позиций роль юридической науки состоит не столько в служении задачам конкретной профессиональной деятельности, сколько в обеспечении ее социокультурного соответствия, формировании духовных, интеллектуальных оснований юридической практики как практики социальной. Следовательно, практически значимыми и применимыми допустимо считать любые научные исследования юристов, способные прямо или косвенно, в данный момент или в перспективе, в форме конкретных рекомендаций и разработок или теоретических принципов, положений и конструкций повлиять на юридическую деятельность и юридическое мышление, правовую действительность в целом и конкретные институты права. При таком понимании, перефразируя известное высказывание, можно образно сказать, что оценка практической значимости результатов научного познания права - слишком серьезное дело, чтобы доверять его сиюминутным представлениям и интересам конкретной юридической практики. Вопрос же фактической реализации научного знания в юридической практике - это вопрос господствующей правовой идеологии, правовой традиции, типа правовой системы и т. д. С этой точки зрения реальное воплощение результатов научного исследования в жизнь - это вопрос практики, причем не узкопрофессиональной, а социально-правовой как компоненты общественно-исторической практики, т. е. действительности всех сфер общества и на всех исторических отрезках времени. Оценить же принципиальную практическую значимость и применимость собственных результатов способна сама наука. В этом смысле научная и практическая значимость таких результатов не определяется их реальным воплощением в практику хотя бы потому, что не существует механизмов гарантированного отбора юридической практикой среди конкурирующих научных положений наиболее обоснованных и состоятельных. Какие из теорий действительно востребуются практикой, во многом зависит от состояния самой практики, от общей социокультурной ситуации. Однако в методологическом отношении такая "невостребованность" не может являться основанием для оценки научности или истинности юридического теоретического исследования <8>. -------------------------------- <8> В этом отношении любопытно следующее замечание Гегеля: "Планы и теории могут претендовать на реальность в той мере, в какой они осуществимы, значимость их не меняется от того, обрели ли они свое воплощение в реальности или нет" (Гегель Г. В.Ф. Конституция Германии. Политические произведения. М., 1978. С. 76).

В определенном прочтении излагаемый тезис может вызвать ряд замечаний. В частности, вполне логичным будет возражение, что хотя в конкретный момент и не может быть гарантий востребованности юридической практикой только научно состоятельных теорий и профессионально корректных юридических разработок, однако такие теории и разработки рано или поздно становятся доминирующими, т. е. востребуются в историческом "конечном итоге". Именно таким образом научные теории и пробивают дорогу в практику. Возражение понятное и вполне точное в рамках философских оснований нашей научной традиции. Однако проблема здесь в том, что даже в естественных науках на исторических отрезках времени пробивают себе дорогу не конкретные исследовательские результаты или концепции, а сформировавшиеся научные парадигмы. Кроме того, важно учитывать принципиальную специфику социальных исследований в том плане, что здесь, в отличие от естественных наук, реальность не противостоит исследователю <9>. В социальных областях, по сути дела, ученый вынужден познавать не столько "противоположный" (как в естественных науках) объект, сколько деятельность, к которой относится и сам. Отсюда несложно увидеть, что включенность исследований права в изучаемую действительность предопределяет при изменениях этих практик на основе востребованных теорий изменение и предмета исследования, и самого субъекта исследования. -------------------------------- <9> Так, по мнению В. А. Звиглянича, при социокультурном подходе познание и категориальное мышление "изначально входят в структуру объективных зависимостей внешнего мира, соотносятся с системой культурно-исторических объектов" (Звиглянич В. А. Научное познание как культурно-исторический процесс. Киев, 1989. С. 22). См. также: Коршунов А. М., Мантанов В. В. Диалектика социального познания. М., 1988. С. 73, 335; Крымский С. Б. Логико-гносеологический анализ универсальных категорий // Логико-гносеологические исследования категориальной структуры мышления. Киев, 1980. С. 5 и след.

Для юриспруденции это не только изменение идеологии, ценностных ориентаций науки, утверждение в образовательных системах соответствующих концепций, но и влияние на научное сознание через установление соответствующих моделей и конструкций в позитивном праве, легальные интерпретации и правоприменительные решения. Все это неизбежно ведет к изменениям не только предметного содержания исследований, но и самого исследователя в плане его картины мира, методологической оснащенности и парадигмальной направленности. Такие изменения исследователя неизбежно ведут к деактуализации целых направлений исследований и в этом смысле утрате ими практических перспектив (однако, как уже отмечалось, теоретическая ценность деактуализированных положений от этого не уменьшается). Словом, возможность воплощения в юридическую практику научных положений без их востребованности самой практикой явно невелика. Такой, условно говоря, консерватизм юридической практики можно полагать ее необходимым качеством, поскольку обеспечение стабильности, устойчивости общества, прочного правопорядка возможно только такой системой, которая устойчива сама, в том числе относительно эмансипирована от идеологических, политических и в том числе прямых научных влияний <10>. -------------------------------- <10> Диалектический смысл такой "эмансипации" хорошо иллюстрируется следующим высказыванием Гегеля: "Не то, что есть, вызывает в нас чувство нетерпения и страдания, а то, что оно не таково, каким оно должно быть; осознав же, что оно не таково, каким оно должно быть, т. е. не является результатом произвола и случайности, мы тем самым осознаем, что оно таким и должно быть" (Гегель Г. В. Ф. Указ. соч. С. 67).

На относительную независимость юридической практики от науки указывает, например, В. И. Леушин: "Практика в отличие от науки обладает самостоятельностью, то есть может функционировать, не прибегая к помощи науки" <11>. Правда, основания такой независимости автор видит в способности законодателя, правоприменителя, субъекта правоотношения самостоятельно добывать истину. Думается, познавательный потенциал юридической практики не стоит переоценивать, на что указывает и сам автор <12>. А вот с утверждением о способности юридической практики функционировать, не прибегая к помощи науки, при определенных условиях можно согласиться. Не исключено, что познавательного обеспечения в форме организационно-задачной, профессиональной рефлексии окажется достаточно для функционирования юридической практики. -------------------------------- <11> Леушин В. И. Указ. соч. С. 131. <12> Там же.

Подкрепленная цеховым обучением профессии, такая юридическая практика, видимо, вполне способна самовоспроизводиться <13>, правда, с неясными перспективами в плане вырождения. Другой вопрос, насколько способна юридическая практика без участия науки развиваться. Если изменения юридической практики не отождествлять с ее развитием, которое, как известно, предполагает наличие цели и идеального плана действительности, т. е. теории, философии и т. д., то здесь ответ должен быть категорически отрицательным. Иными словами, различая функционирование и развитие юридической практики, допустимо предположить, что в плане функционирования юридическая практика может рассматриваться относительно теоретической науки достаточно автономно. Что же касается развития, то без теории, в частности без прогностической функции науки, его можно считать отсутствующим <14>. -------------------------------- <13> Особенно если рассматривать ее только как положительный юридический опыт (Раянов Ф. М. Юриспруденция. Уфа, 2001. С. 298). <14> В таком контексте возникают интересные смыслы обсуждения кризиса права в современной европейской цивилизации. О кризисе западной традиции права см.: Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998. С. 48 и след.; Рикер П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права // Вопр. философии. 1996. N 4. С. 27.

Таким образом, оправданно предположить, что сегодня развитие юридической практики осуществляется на собственной основе, но за счет привлечения к решению своих задач средств, продуцируемых юридической наукой, прежде всего общей и отраслевыми теориями. И в этом смысле можно было бы говорить об особом "содержательном управлении" юридической практикой со стороны правовой науки, осуществляемом путем разработки корректных, эффективных теорий, продуцирования истинных знаний. Однако реальное участие теоретической юриспруденции в этом процессе определяется всей системой обстоятельств нашего общества: от экономических проблем до политических процессов и сформировавшегося типа культуры государственного управления. Изложенное позволяет заключить, что относиться к юридической практике как к высшему основанию, цели и критерию юридических исследований - значит, недопустимо упрощать проблему. Очевидно, что правоведение должно иметь и несоциологические критерии оценки научности юридических теорий, что означает необходимость широких методологических разработок.

Bibliography

Berman G. Dzh. Zapadnaya tradiciya prava: ehpoxa formirovaniya. M., 1998. Chudinov Eh. M. Priroda nauchnoj istiny. M., 1977. Filatov V. P. Nauchnoe poznanie i mir cheloveka. M., 1989. Fogel'son Yu. B. Izbrannye voprosy obshhej teorii obyazatel'stv: Kurs lekcij. M., 2001. Gegel' G. V.F. Konstituciya Germanii. Politicheskie proizvedeniya. M., 1978. Korshunov A. M., Mantanov V. V. Dialektika social'nogo poznaniya. M., 1988. Krymskij S. B. Logiko-gnoseologicheskij analiz universal'nyx kategorij // Logiko-gnoseologicheskie issledovaniya kategorial'noj struktury myshleniya. Kiev, 1980. Lazarev V. V. Social'no-psixologicheskie aspekty primeneniya prava. Kazan', 1982. Lektorskij V. A. Nauchnoe i vnenauchnoe myshlenie: skol'zyashhaya granica // Razum i ehkzistenciya. M., 1999. Leushin V. I. Yuridicheskaya praktika v sisteme socialisticheskix obshhestvennyx otnoshenij. Krasnoyarsk, 1987. Piontkovskij A. K metodologii izucheniya dejstvuyushhego prava // Uchen. zap. VIYuI. M., 1946. Rayanov F. M. Yurisprudenciya. Ufa, 2001. Riker P. Torzhestvo yazyka nad nasiliem. Germenevticheskij podxod k filosofii prava // Vopr. filosofii. 1996. N 4. Shvyrev V. S. Nauchnoe poznanie kak deyatel'nost'. M., 1984. Yavich L. S. Obshhaya teoriya prava. L., 1976. Zviglyanich V. A. Nauchnoe poznanie kak kul'turno-istoricheskij process. Kiev, 1989.

Название документа