Заблуждение в существенных свойствах предмета сделки

(Зезекало А. Ю.) ("Вестник ВАС РФ", 2008, N 3) Текст документа

ЗАБЛУЖДЕНИЕ В СУЩЕСТВЕННЫХ СВОЙСТВАХ ПРЕДМЕТА СДЕЛКИ

А. Ю. ЗЕЗЕКАЛО

I. Вводные замечания

Среди видов существенного заблуждения ГК РФ (далее - ГК) называет заблуждение относительно таких качеств предмета сделки, "которые значительно снижают возможности его использования по назначению", или, иначе, ошибку в существенных свойствах. Актуальность проведения подробного исследования заблуждения в существенных свойствах поможет подчеркнуть приводимый ниже пример применения этой категории заблуждения в практике арбитражных судов. ЗАО обратилось в Арбитражный суд Вологодской области с иском к предпринимателю Ж. о признании недействительной сделки купли-продажи двух ротационных водокольцевых вакуумных насосов "SIGMA" по основаниям, предусмотренным ст. 178 ГК, и применении последствий ее недействительности. Как следует из материалов дела, письмом от 30.10.1997 ЗАО (покупатель) гарантировало предпринимателю Ж. (продавец) приобретение в марте 1998 года двух насосов "SIGMA". Письмо также содержало технические характеристики приобретаемых ЗАО насосов. Арбитражный суд первой инстанции признал недействительной сделку купли-продажи вышеуказанных насосов, а также обязал ЗАО в течение 15 дней после вступления решения в законную силу возвратить спорные насосы предпринимателю Ж., а предпринимателя Ж. - возвратить ЗАО полученные от последнего денежные средства за проданное имущество. Оставляя указанный судебный акт в силе, Федеральный арбитражный суд Северо-Западного округа указал следующее. "Материалами дела подтверждается тот факт, что полученные истцом насосы не обладают теми техническими параметрами, с наличием которых ЗАО связывало эксплуатацию насосов, предназначенных именно для перекачки воды. При таких обстоятельствах налицо признаки несоответствия волеизъявления подлинной воле при совершении спорной сделки. Данная сделка совершена под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение относительно тождества предмета сделки (насосов), а равно качеств ее предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению" <1>. -------------------------------- <1> Постановление ФАС Северо-Западного округа от 9 марта 2000 г. по делу N А13-5078/99-18. (Здесь и далее судебная практика цитируется по СПС "КонсультантПлюс".)

Выводы суда кассационной инстанции о наличии заблуждения в существенных свойствах полностью соответствуют критериям, установленным в ст. 178 ГК, поскольку, как следует из обстоятельств дела, приобретенные предметы действительно не обладают определенными свойствами, благодаря чему возможности их использования по предполагаемому назначению оказываются значительно сниженными. Однако этим суд не ограничился в своих выводах и, констатировав факт несоответствия воли и волеизъявления истца, указал на наличие заблуждения также в тождестве предмета сделки. Вместе с тем для того, чтобы сделать такой вывод, необходимо было исследовать, соответствовала ли в данной части воля лица его волеизъявлению, т. е. желал ли истец приобрести именно те насосы, которые были указаны им в заявке на их приобретение (письмо от 30.10.1997). А поскольку данное обстоятельство истцом не оспаривалось и из материалов дела этот факт не следует, вывод суда о несоответствии волеизъявления подлинной воле в том, что касается тождества предмета сделки, а следовательно, о наличии в этой части заблуждения является необоснованным. Остается неясным, почему в приведенном примере заблуждение в тождестве предмета сделки, по сути, приравнено к ошибке в существенных свойствах. Очевидно, что при наличии заблуждения в тождестве предмета сделки указание на заблуждение в существенных свойствах было бы излишним. Таким образом, анализ приведенного казуса показывает, что в отдельных случаях суды могут испытывать затруднения при отграничении заблуждения в существенных свойствах предмета сделки от иных видов заблуждения, которые признаются существенными ст. 178 действующего ГК. В настоящей статье будет предпринята попытка определить сущность феномена заблуждения в существенных свойствах предмета сделки, а также критерии, позволяющие отграничить его от иных видов заблуждения.

II. Происхождение категории заблуждения в существенных свойствах и ее отражение в зарубежном праве

Поскольку все учение о заблуждении в правопорядках европейских стран, как известно, восходит своими корнями к ульпиановскому трактату об ошибке при купле-продаже, в качестве предмета которой рассматривались вещи, с современным понятием ошибки в существенных свойствах корреспондируют, в зависимости от конкретных обстоятельств, выводимые на основании источников римского права категории error in materia, error in substantia и error in qualitate. Это уже само по себе отчасти объясняет то обстоятельство, что вопрос о существенности ошибки в свойствах представляет собой один из наиболее сложных в истории развития учения о заблуждении. Источники римского права, и в частности фрагменты Дигест D. 18.1.9.2; D. 18.1.10; D. 18.1.14; D. 18.1.41.1, позволяют говорить о существенности лишь двух из числа приведенных выше категорий ошибки, а именно: error in materia и error in substantia, относящихся к вещественному составу предмета сделки и вследствие чего имеющих очень тесную взаимосвязь, а нередко рассматриваемых в доктрине и вовсе как тождественные. В таком качестве последние противопоставлялись несущественному error in qualitate, ошибке в качестве предмета, не оказывающей влияния на действительность договора. Однако уже во времена комментирования источников глоссаторами наметилась тенденция к уравниванию и взаимопроникновению указанных категорий. Ведь если под "качествами" или "свойствами" предмета понимать не только отдельные качественные характеристики материального объекта, но и его вещественный состав в целом, то в таком понимании ошибка в качестве (error in qualitate) могла приобретать уже более широкое значение и полностью охватывать случаи error in materia/substantia. Именно благодаря такому расширенному пониманию свойств или качеств предмета стало возможным появление категории "ошибки в существенных свойствах" <2> (error in substantiali qualitate), заслугу в выявлении которой Шермайер приписывает Мартину <3>, одному из четырех знаменитых учеников основателя школы глоссаторов Ирнерия, также известных как "четыре доктора" <4>. Впоследствии более поздний представитель школы глоссаторов Ацо, деятельность которого пришлась на первую половину XIII в., употреблял понятие ошибки в существенных свойствах, противопоставляя его не подлежащей учету ошибке в "доброкачественности" материала (error in bonitate) <5>. -------------------------------- <2> Подробнее об этом см.: Harke J. D. Irrtum uber die wesentliche Eigenschaften. Freiburger Rechtsgeschichtliche Abhandlungen. N. F. Band. 41. Berlin: Duncker & Humblot, 2003. S. 68 f. <3> Schermaier M. J. Die Bestimmung des wesentlichen Irrtums von der Glossatoren bis zum BGB. Wien, Koln, Weimar: Bohlau, 2000. S. 41 - 44. <4> См., напр.: Watson A. Roman Law & Comparative Law. Athens: University of Georgia Press, 1991. P. 89. <5> См., напр.: Harke J. D. Op. cit. S. 69; Schermaier M. J. Op. cit. S. 48.

Еще позднее, во времена французских гуманистов, Куяций был одним из первых, кто совершенно приравнял error in materia/substantia и error in qualitate: ergo dissensus in materia, qualitate et substantia eadem sunt <6>, <7>. -------------------------------- <6> "Итак, диссенсус в материи, качестве и субстанции суть одно и то же" (лат.). <7> Цит. по: Schermaier M. J. Op. cit. S. 100. Приведенный Шермайером далее (S. 102, Fn. 105) пример, когда Куяций обозначает error in materia как error in substantiali qualitate, приводит к выводу, что указанное приравнивание происходило благодаря рассмотрению материи как одного из свойств вещи. См. также: Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. Deventer, Boston: Juta & Co, Ltd, Kluwer Law and Taxation Publishers, 1992. P. 593, Fn. 40.

Таким образом, с течением времени различия между рассматриваемыми видами ошибки постепенно стирались, а их обозначения в конечном счете приобретали порой совершенно иное смысловое значение, отличное от того, которое имели их римские предшественники. Понимание свойств предмета сделки приобретало при этом все более широкое значение. Как отмечал в своем известном психолого-юридическом исследовании "Ошибка и сделка" Эрнст Цительман, "свойство в наиболее широком смысле есть каждая особенность вещи, вообще все, что может быть сказано о вещи; стало быть, не только свойство в собственном смысле, будь оно нематериального или материального характера, но также и то, что происходило или должно произойти с тем или иным объектом (например, кто-то покупает перо, потому что им как-то раз писал Гете, кто-то берет в жены девушку, потому что она должна унаследовать большое состояние, и т. д.); сюда, наконец, относится даже то, что называют тождеством лица или вещи" <8>. Иными словами, под свойствами предмета в широком смысле автор понимал все то, что так или иначе связывается и соотносится с предметом в сложившихся представлениях о нем. -------------------------------- <8> Zitelmann E. Irrtum und Rechtsgeschaft. Eine psychologisch-juristische Untersuchung. Leipzig: Duncker & Humblot. 1879. S. 442 f.

Схожей позиции придерживался и известный немецкий историк права Зигмунд Шлоссман, который предлагал понимать под свойствами прежде всего все то, что присуще предмету, рассматриваемому изолированно, как таковому - все, что мы воспринимаем от этого предмета чувствами (например, цвет, твердость, температура, вкус и т. д.). Далее, к числу свойств он относил то, что служит нам признаком определенных соотношений одного предмета с другим (например, размер, вес, положение, возраст, многочисленность, уникальность и т. д.). Кроме того, представление об определенном предмете может быть связано с восприятием его влияния, его способности оказывать, при определенных обстоятельствах, известное воздействие (например, способность к перемещению в пространстве и т. д.). И, наконец, помимо всего этого к числу свойств автор предлагал причислить меновую стоимость, происхождение, юридические особенности, а также связь с определенными лицами или иными вещами <9>. -------------------------------- <9> См.: Schlobmann S. Der Irrtum uber wesentliche Eigenschaften der Person und der Sache nach dem Burgerlichen Gesetzbuch. Jena: Fischer, 1903. S. 5 f.

Таким образом, под свойствами в широком смысле, следуя приведенным высказываниям, можно понимать все то, что так или иначе связывается и соотносится с предметом в сложившихся представлениях о нем. В связи с этим первостепенный интерес приобретал вопрос о том, какие свойства могут быть приняты во внимание при рассмотрении существенности заблуждения. Интересен также и тот факт, что с точки зрения наметившейся в процессе развития учения об ошибке тенденции отхода от строгой привязки к римским категориям и рассмотрения различных видов ошибки в зависимости от относимости того или иного из них к существу, содержанию сделки, иными словами, в плоскости противопоставления существенной ошибки в сделке и несущественной ошибки в мотивах, европейская юриспруденция пришла к устойчивому убеждению в том, что вещественный состав предмета, а тем более его качественные характеристики как таковые, не будучи явным образом обусловленными контрагирующими сторонами, к содержанию соглашения не относятся. В связи с этим широко представленная в начале XIX в. точка зрения относила ошибку в свойствах предмета к категории ошибки в мотиве, "как правило, не влияющей на действительность сделки" <10>. -------------------------------- <10> Savigny F. C. v. System des heutigen Romischen Rechts. III. Bd. Berlin: Veit & Comp., 1840. S. 304 f.

Однако в рамках доктрины пандектного права, основным источником которого являлся Свод Юстиниана, это в свою очередь неизбежно порождало противоречие. Ведь если признать, что ошибка в свойствах (в широком понимании) относится к категории ошибки в мотивах, то существенность error in materia/substantia, о которой свидетельствовали источники, можно было рассматривать лишь в качестве продиктованных практическими потребностями исключений. Действительно, практические потребности во все времена состояли в том, чтобы определенным заслуживающим внимания случаям error in materia/substantia придать препятствующее договору значение, такое же, какое придавалось и error in corpore <11>. -------------------------------- <11> В литературе в связи с этим зачастую указывается, что философской основой подобного приравнивания могло явиться учение стоиков, которое усматривало сущность материального объекта в его вещественном составе, вследствие чего ошибке error in materia/substantia придавалось существенное значение. Напротив, школа Аристотеля придавала решающее значение форме объекта, что вполне объясняет существенность error in corpore, но никак не способно обосновать существенность error in materia/substantia (см., напр.: Дернбург Г. Пандекты. Т. 1. Общая часть. М.: Университетская типография, 1906. С. 279, сн. 10).

Как на критерий для такого уравнивания в правовом эффекте источники римского права недвусмысленно ориентировали на вещественный состав предмета, что следует из упомянутых фрагментов Дигест D. 18.1.9.2; D. 18.1.10; D. 18.1.14; D. 18.1.41.1: если предмет имеет в своем составе хоть сколько-нибудь оговоренного вещества, пусть даже худшего качества, сделка остается в силе; если нет и фактически продано aliud pro alio <12> - сделки не существует. Однако указания на неудовлетворительность этой примитивной методики встречаются уже у Рихельмана, который, ссылаясь в свою очередь на рассуждения Вестфаля <13>, недвусмысленно указывал на "распространенные в повседневной жизни воззрения" <14>. И хотя это указание, по мнению Гаупта, было еще "слишком неопределенным для того, чтобы применять его в качестве критерия на практике" <15>, налицо был наметившийся процесс отхода от старого "химико-субстанционального" критерия. -------------------------------- <12> "Одно вместо другого" (лат.). <13> См.: Westphal E. C. Ernest Christian Westphals Lehre des gemeinen Rechts vom Kauf-, Pacht-, Mieth - und Erbzinskontract, der Cession, auch der Gewahr des Eigenthums und der Mangel, Frankfurt [u. a.] 1791. S. 314. По мнению этого автора, решающим должно быть то, является ли вещь вследствие отличия в материи совершенно непригодной для покупателя или нет. <14> Richelmann H. Der EinfluB des Irrthums auf Vertrage. Ein civilistischer Versuch. Hannover: Helwing, 1837. S. 60. <15> Haupt P. Die Entwicklung der Lehre vom Irrtum beim Rechtsgeschaft seit der Rezeption. Weimar: Verlag Hermann Bohlaus Nachf., 1941. S. 44.

Решающую роль в этом процессе было суждено сыграть учению Савиньи об error in substantia. Савиньи указывал на неудовлетворительность самого обозначения error in substantia, которое, по его мнению, "лишь запутывает дело, поскольку применение этого обозначения незаметно ведет к предположению о том, будто в основе всего этого учения (об error in materia/substantia. - А. З.) лежит принцип quotiens in substantia erratur, nullus est contractus <16>, который, однако, не соответствует действительности" <17>. "Если бы мы приняли за правило, что любая ошибка по поводу какого-либо свойства, присущего предмету правоотношения, исключает волю, - писал он, - то уверенность правового оборота была бы полностью разрушена" <18>. Именно поэтому случаи, когда ошибка в свойствах наделялась бы действием существенной ошибки, могли иметь место, по его убеждению, лишь в качестве "четко отграниченных исключений" <19>. Итак, указав теоретическое основание фактической существенности отдельных случаев ошибки в свойствах, Савиньи взялся за выявление критерия такой существенности. -------------------------------- <16> "Всякий раз, когда ошибаются в субстанции, нет договора" (лат.). <17> Savigny F. C. v. Op. cit. S. 277. <18> Ibid. <19> Ibid.

Прежде всего он обозначил направление своего исследования, отметив, что в таком деле "следует придерживаться не абстрактных понятий, а господствующих в реальном обороте воззрений и обыкновений" <20>, и, продвигаясь в указанном направлении, нашел новый критерий, казавшийся подходящим для того, чтобы занять место первоначальных сугубо материальных критериев substantia. Этот новый критерий выглядел следующим образом: -------------------------------- <20> Ibid.

"Ошибка в свойстве вещи существенна, когда благодаря ошибочно предполагаемому свойству, в соответствии с господствующими в обороте понятиями, вещь должна была быть причислена к роду вещей иному, чем тот, к которому она принадлежит в действительности. Неодинаковость материи не является для этого ни необходимой, ни всегда достаточной, и выражение error in substantia не является поэтому подходящим обозначением" <21>. -------------------------------- <21> Ibid. S. 283.

Это воззрение Савиньи явилось значительным шагом вперед. Оно окончательно освободило учение об ошибке от чрезмерной привязанности к вещественному составу материи и вместо этого учитывало те моменты, которые рассматриваются как существенные в обороте, независимо от того, связаны ли они с существенными отличиями вещественного состава (медь вместо золота, уксус вместо вина и т. д.) либо с простой доброкачественностью последнего (золото, но худшего качества). Это, с одной стороны, означало значительное отступление от изложенной в источниках позиции, а с другой - сближение с практическими потребностями. Становится очевидным и то, почему учение Савиньи о существенных свойствах, удовлетворявшее давно ощутимую потребность в поисках решения сложнейшей проблемы, нашло широкую поддержку как в науке, так и на практике. При этом заметное влияние рассматриваемого учения ощутимо не только в Германии, но и далеко за ее пределами. Среди предпринятых попыток отхода от старого вещественного критерия и расширения тем самым круга существенных свойств предмета, относительно которых можно допустить учет ошибки, достаточно показателен пример из истории французской цивилистики, который приводит Жюллио де ла Морандьер. Говоря о существенном с точки зрения Code civil (ст. 1110, ч. 1) заблуждении в "существе вещи" (la substance meme de la chose qui en est l'objet), он указывает на дискуссионность данного определения и упоминает спор между сторонниками так называемых объективной и субъективной концепций заблуждения. Первые, среди которых автор упоминает имена таких корифеев французской цивилистики, как Обри и Ро, придерживались старого субстанционального критерия. Сторонники же "субъективной" концепции, с которой, по словам автора, в конечном счете согласились и литература, и судебная практика, рассматривали заблуждение в существе вещи имеющемся "всякий раз, как оно относится к такому (физическому или иному) свойству вещи, зная об отсутствии которого, данное лицо не вступило бы в договор", иными словами, "заблуждение налицо всякий раз, когда связанные с данным свойством вещи соображения играли основную роль в заключении договора" <22>. -------------------------------- <22> См.: Жюллио де ла Морандьер Л. Гражданское право Франции / Пер. Е. А. Флейшиц. Т. 2. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. С. 236 и сл.

В таком виде отмеченная "субъективная" концепция представляет собой не что иное, как неограниченное применение для целей учета ошибки так называемого критерия каузальности. К сожалению, Жюллио де ла Морандьер не проводит дальнейшего разграничения позиций и подходов внутри какой-либо из отмеченных концепций. В связи с этим интерес представляет позиция, изложенная еще одним представителем французской цивилистики - Е. Годэмэ. Последний упоминает о существовании трех концепций, первая из которых, обозначенная им как "римская", представляет собой объективную концепцию, основанную на "химико-субстанциональном" критерии. Что же касается субъективной концепции, то внутри нее автор выделяет два подхода: это так называемая чисто субъективная и умеренно-субъективная теории. Под чисто субъективной теорией подразумевается подход, аналогичный описанной Жюллио де ла Морандьером "субъективной" концепции. Наибольший же интерес представляет так называемая умеренно-субъективная теория. Характеризуя этот подход, Годэмэ в сущности излагал в основных чертах теорию Савиньи об error in substantia, а также принцип регулирования, воплощенный в § 119 (2) BGB. Вместе с тем он, по всей видимости, был решительным противником того, чтобы рассматривать этот критерий, ориентированный на взгляды оборота, как основанный на объективных моментах. "Критерий остается субъективный, - пишет автор, - только ищут его не в чисто индивидуальной мысли контрагентов, но в общем понимании и деловых обыкновениях" <23>. Действительно, такие понятия, как "коммерческая категория", "благоразумный хозяин", "взгляды оборота", хотя и могут быть отнесены к разряду "объективных", все же имеют оценочный характер. -------------------------------- <23> Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М.: Юридическое издательство Министерства юстиции СССР, 1948. С. 66 и сл.

Таким образом, благодаря вкладу Савиньи практический критерий для отграничения существенной ошибки в свойствах предмета был найден. Однако теоретический вопрос о соотношении категорий ошибки в существенных свойствах и ошибки в мотивах так и не был разрешен. Казалось бы, со вступлением в силу Германского гражданского уложения, не прибегающего к помощи римских "материальных" категорий, в немецкой доктрине вопрос этот не мог более сохранять своей актуальности. Несмотря на это, он вновь сделался предметом всеобщего обсуждения в германской цивилистике. Поводом к этому послужило двусмысленное правило ч. 2 § 119 BGB. Двусмысленность возникает, в частности, ввиду неоднозначности глагола gelten, употребленного (в личной форме gilt) в конструкции этого нормативного положения. На русский язык суть противоречия может быть передана следующими возможными вариантами его перевода: (A) Ошибкой в содержании изъявления признается также ошибка в таких качествах лица или вещи, которые рассматриваются в обороте как существенные. (B) Как ошибка в содержании изъявления действует также ошибка в таких качествах лица или вещи, которые рассматриваются в обороте как существенные. Таким образом, законодательная конструкция ч. 2 § 119 BGB позволяет либо понимать ошибку в существенных свойствах лица или вещи просто как подвид ошибки в изъявлении или в его содержании (толкование A), либо усматривать в наделении данного вида ошибки правовым эффектом существенной законодательную фикцию (толкование B). Разрешение данного вопроса, отнесенного в литературе к числу "академических" <24>, вновь обострило давнюю проблему, ведь признание за правилом ч. 2 § 119 BGB законодательной фикции, к которому склонилось господствующее мнение <25>, является прямым следствием рассмотрения ошибки в существенных свойствах в качестве ошибки в мотивах. Напротив, сторонники первого варианта толкования, учитывая действительную юридическую релевантность такого рода ошибки, исходят из того, что представление о составе является не просто мотивом к заключению сделки, а относится к содержанию соглашения, а следовательно, ошибка в существенных свойствах не может считаться ошибкой в мотиве <26>. -------------------------------- <24> См., напр.: Titze H. Vom sogenannten Motivirrtum, in: FS Heymann II (1940). S. 81; Diesselhorst M. Zum Irrtum bei Vertragsschlub // Sympotica Franz Wieacker. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht. 1970. S. 194. <25> См., напр.: Tuhr A. v. Der Allgemeine Teil des Deutschen Burgerlichen Rechts. 2. Band. 1. Halfte. Munchen und Leipzig: Duncker & Humblot. 1914. S. 577 f.; Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des Burgerlichen Rechts. 8. Aufl. Munchen: C. H. Beck, 1997. S. 673 f., 677. <26> Titze H. Op. cit. S. 83, 85; Flume W. Eigenschaftsirrtum und Kauf. Munster: Regensberg, 1948. S. 31 f.

III. Отечественное право

Российское право на первый взгляд не дает оснований для постановки подобных вопросов. Действующий ГК, устанавливая существенность заблуждения в свойствах предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению, одновременно объявляет несущественной всякую ошибку в мотивах. Таким образом, позиция законодателя в данном вопросе, казалось бы, более чем очевидна и не дает повода для теоретических изысканий в рассматриваемом направлении: поскольку ошибка в существенных качествах предмета отнесена к кругу существенных, а ошибка в мотиве, напротив, определенно исключена из него, ГК рассматривает эти виды заблуждения как две противостоящие друг другу категории, совпадение которых, хотя бы частичное, исключено. Исходя из закрепленной в ст. 178 ГК формулировки, следует признать, что применительно к категории ошибки в существенных качествах под предметом следует подразумевать лишь то, что может быть "использовано" в соответствии с присущим ему назначением. Это в свою очередь исключает из круга возможных предметов любые действия сторон сделки, поскольку никакие действия не могут явиться "предметом" иных действий и соответственно не могут быть "использованы в соответствии с их назначением" <27>. Следовательно, в этой части формулировка ГК исключает необходимость входить в обсуждение спорного вопроса о предмете сделки <28> и подразумевает под последним лишь имущество, т. е. согласно ст. 128 ГК вещи или имущественные права. -------------------------------- <27> См. об этом также: Васильев Г. С. Понятие "предмет" в Гражданском кодексе Российской Федерации // Арбитражные споры. 2005. N 1. <28> Подробнее см.: Зезекало А. Ю. Заблуждение в тождестве предмета и в природе сделки: теория и практика // Вестник ВАС РФ. 2007. N 9. С. 60 - 73.

Применяя в отношении ошибки в предмете и ошибки в природе сделки по сути римские "материальные" категории error in negotio и error in corpore, авторы ГК придерживаются иного подхода применительно к ошибке в существенных свойствах, используя формулировки, не позволяющие провести прямых аналогий с римскими error in materia/substantia или error in qualitate. Благодаря этому под свойством, относительно которого может иметь место существенное заблуждение, можно понимать, по смыслу ст. 178 ГК, все то, что так или иначе связывается и соотносится с этим объектом в сложившихся представлениях о нем (включая и иной его вещественный состав в случаях, когда в качестве предмета выступает материальный объект). Остается поэтому предположить, что ГК придерживается упомянутой выше наиболее широкой концепции ошибки в существенных свойствах (error in substantiali qualitate), сформулированной европейской юриспруденцией на основании источников римского права и рассматривающей вещественный состав лишь как одну из многих качественных характеристик того или иного объекта, выступающего в роли предмета сделки. Судебная практика показывает, что суды также исходят из достаточно широкого понимания существенных качеств предмета. Наиболее очевидно это проявляется в случаях, когда предметом сделки выступают объекты, обладающие некоторыми особыми свойствами. В частности, одним из существенных качеств ценных бумаг признается их ликвидность <29>. -------------------------------- <29> Рамки настоящего исследования не позволяют входить в рассмотрение дискуссионного вопроса о правовой природе бездокументарных ценных бумаг, которые выступают в качестве предмета сделки в приведенном ниже примере из судебной практики.

ООО обратилось в арбитражный суд с иском к Министерству имущественных отношений Республики Башкортостан (далее - Министерство) о признании недействительным договора купли-продажи акций от 28.05.2004 N 105/2004 как сделки, совершенной под влиянием заблуждения. Удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции исходил из того, что ликвидность проданных по оспариваемому договору акций относится к качеству предмета договора. В связи с этим "заблуждение относительно финансового состояния акционерного общества является заблуждением относительно качеств предмета сделки, которые значительно снижают возможности его использования по назначению, что является основанием для применения ст. 178 ГК". Оставляя в силе решение арбитражного суда первой инстанции, Федеральный арбитражный суд Уральского округа указал следующее. "В силу ст. 31, 32 Федерального закона "Об акционерных обществах" акция как ценная бумага предоставляет ее владельцу определенную совокупность имущественных (право на получение дивидендов, право на получение части имущества акционерного общества при его ликвидации) и неимущественных (право на участие в управлении акционерным обществом) прав и является объектом гражданских правоотношений, то есть может обращаться на рынке ценных бумаг в установленном законодательством порядке. Для того, чтобы обращаться на рынке и быть предметом купли-продажи, акция должна быть ликвидным имуществом (товаром), обладать определенной стоимостью и инвестиционной привлекательностью". То есть ликвидность акций в рассматриваемой ситуации относится, по оценке ФАС УО, к качеству предмета договора купли-продажи ценных бумаг <30>. -------------------------------- <30> Постановление ФАС Уральского округа от 10 мая 2006 г. по делу N Ф09-3534/06-С5.

Вместе с тем благодаря тому, что при рассмотренном подходе круг свойств предмета, ошибка в которых может явиться основанием для аннулирования сделки, достаточно широк, появляется потребность в некоем качественном критерии, который позволял бы разделить ошибки в свойствах предмета на существенные и несущественные. В данном вопросе ГК прибегает к критерию, введенному Савиньи в его учении об error in substantia, устанавливая, что существенной является ошибка лишь в таких качествах предмета сделки, которые (или, точнее, отсутствие которых) значительно снижают возможности его использования по назначению. Следует отметить, что учение Савиньи об error in substantia традиционно пользуется поддержкой в отечественном праве. В доктрине его разделяли такие видные представители русской цивилистики, как, например, Г. Ф. Шершеневич, отмечавший, что "ошибка в качестве... может тогда только повести к ничтожности сделки, когда, вследствие своих свойств, вещь становится непригодной для предполагаемой цели" <31>. Иными словами, в расчет принимается (имевшееся в виду заблуждавшейся стороной) "назначение вещи", на которое, следует заметить, указывается и в ст. 178 ГК. -------------------------------- <31> Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М.: Спарк, 1995 (по изд. 1907 г.). С. 117.

Несмотря на то что сам Савиньи говорил о происходящем благодаря ошибке отнесении вещи к иной категории, различия в приведенных формулировках не являются принципиальными и в целом можно констатировать, что подход остается тем же, поскольку очевидно, что предполагаемая цель использования вещи, или, иначе говоря, ее назначение, несомненно, является одним из основных критериев для отнесения ее к той или иной категории. Под предполагаемой целью надлежит понимать именно ту цель, которую изначально имела в виду сторона при совершении сделки. Однако при этом было бы уместным ориентироваться на объективный критерий и вести речь о такой цели, которая исходя из действительных разумных потребностей заблуждавшейся стороны предполагалась бы и по общепринятым воззрениям. Вместе с тем иногда в отечественной литературе подчеркивается, что, как правило, в подобных случаях речь идет "о заблуждении в особых, специфических качественных признаках" <32>, которые заблуждающаяся сторона имела в виду при совершении сделки и о которых другая сторона не была поставлена в известность. С данной позицией трудно согласиться, поскольку она имеет ярко выраженную субъективную направленность, ориентируя на учет скрытых и сугубо индивидуальных предпочтений заблуждающегося лица. При таком подходе существенно нарушалась бы уверенность оборота. -------------------------------- <32> Гутников О. В. Недействительные сделки в гражданском праве. Теория и практика оспаривания. М.: Бератор-Пресс, 2003. С. 313.

Недостатки такого понимания рассматриваемого вида ошибки легко выявляются, если обратиться к аргументации автора приведенного суждения. Подкрепляя свои выводы на примере договора купли-продажи, он, в частности, отмечает: "Если... покупатель поставил в известность продавца о своих специфических требованиях к качеству товара или же речь идет об обычных требованиях к качеству для товаров данного рода, то... данная ситуация будет квалифицироваться не как заблуждение покупателя, а как основание предъявления претензий по качеству вещи к продавцу" <33>. В подтверждение автор ссылается на п. 1 ст. 469 ГК, в соответствии с которым продавец обязан передать покупателю товар, качество которого соответствует договору купли-продажи, а также на п. 2 той же статьи, согласно которому при отсутствии в договоре купли-продажи условий о качестве товара продавец обязан передать покупателю товар, пригодный для целей, для которых товар такого рода обычно используется <34>. -------------------------------- <33> Там же. <34> См.: Там же.

В этих рассуждениях просматривается следующая логика: поскольку закон, и в частности ст. 475 ГК, устанавливает - применительно к договорам купли-продажи - для случаев несоответствия качества вещи любым специально оговоренным или обычно предъявляемым требованиям особые последствия, именуемые последствиями нарушения требований к качеству товара, возможность оспаривания сделки по основаниям, предусмотренным ст. 178 ГК, исключена. Это означает, что по правилам ст. 178 ГК сделку можно оспорить лишь тогда, когда качества вещи не охватываются обычно предъявляемыми требованиями, т. е. являются, по словам автора, специфическими и при этом не были специально оговорены сторонами. Приведенные доводы не могут, однако, обосновать рассматриваемую позицию. Действительно, в предусмотренных ст. 475 ГК случаях нет оснований говорить о совершении сделки под влиянием заблуждения, поскольку соответствующими правами наделяется покупатель, воля которого при совершении сделки соответствовала ее изъявлению, при этом он имел и вполне адекватное представление о тех свойствах, которыми предмет сделки должен обладать (будь то свойства, специально оговоренные сторонами при совершении сделки, или же требования пригодности для целей, для которых товар такого рода обычно используется). Сходство со случаями заблуждения является лишь кажущимся и состоит в том, что покупатель так же, как если бы он пребывал в заблуждении, фактически на практике лишается того, чего он действительно желал при совершении сделки, однако здесь такой результат вызван не заблуждением, а нарушением обязательства со стороны продавца. Поэтому представляется вполне обоснованным, что ГК в таких случаях не предоставляет возможности для оспаривания сделки, а лишь наделяет покупателя рядом дополнительных требований, перечисленных в ст. 475 ГК. Однако из этого вовсе не следует, что по правилам ст. 178 ГК сделку купли-продажи можно оспорить лишь тогда, когда качества вещи не охватываются обычно предъявляемыми требованиями, а являются специфическими, и об этом покупатель не поставил в известность продавца. Такой подход не учитывает различия между случаями заблуждения в существенных свойствах и нарушения требований к качеству. Это различие можно проиллюстрировать следующим примером. Предположим, лицо, рассчитывая на свою осведомленность, приобретает недорогой компьютер, полагая, что тот будет пригоден для профессиональных занятий графическим дизайном, однако последнее оказывается невозможным ввиду того, что аппаратное обеспечение приобретенного компьютера не удовлетворяет высоким системным требованиям профессиональных графических редакторов и рассчитано на работу с нетребовательными офисными приложениями. Налицо ситуация, когда объективно, согласно общепринятым воззрениям, возможности использования предмета по изначально предполагаемому назначению оказываются по меньшей мере значительно сниженными либо такое использование оказывается просто невозможным. Если воспользоваться терминологией Савиньи, можно сказать, что приобретенный предмет относится к совершенно иной коммерческой категории, нежели более мощный специализированный компьютер, нередко именуемый графической станцией, который в действительности следовало приобрести покупателю, дабы удовлетворить его запросы. Налицо, таким образом, заблуждение в существенных свойствах предмета сделки. Совершенно иной случай представляет собой невозможность использования предмета по назначению вследствие нарушений контрагентом требований к качеству товара. В таком случае ситуация выглядела бы следующим образом: покупателем была приобретена мощная графическая станция, которая, однако, не может быть использована по назначению вследствие недостатков, обусловленных ее недоброкачественностью. Здесь не имеется оснований говорить о заблуждении, а следовательно, об оспаривании совершенной сделки, но есть повод воспользоваться правами, предусмотренными ст. 475 ГК. Таким образом, в случаях заблуждения (ст. 178 ГК) речь идет об ошибочном предположении относительно наличия того или иного свойства, благодаря отсутствию которого становится невозможным использование предмета по предполагаемому назначению, при этом у стороны не имелось объективных оснований предполагать наличие тех или иных свойств предмета, а тот факт, что он допускал их наличие, является следствием его заблуждения. Напротив, в случаях нарушения требований к качеству товара (ст. 475 ГК) приобретатель исходя из условий соглашения или (в отсутствие специально оговоренных требований к качеству) из упомянутых в п. 2 ст. 469 ГК целей, для которых товар такого рода обычно используется, имел все основания полагать, что приобретаемый предмет будет этим условиям и требованиям соответствовать, поэтому несоответствие качеств товара его разумным предположениям, основывающимся на соглашении или обычно предъявляемых требованиях, является не следствием его же заблуждения, а нарушением условий соглашения со стороны продавца. Главным признаком заблуждения в существенных качествах предмета сделки является значительное снижение вследствие наличия или отсутствия того или иного свойства предмета, возможности использования последнего в соответствии с его предполагаемым при совершении сделки назначением. Данный вывод в целом находит подтверждение в судебной практике, что наглядно подтверждается приведенными в настоящей статье примерами. В заключение осталось рассмотреть еще одну категорию спорных случаев, в которых сомнению подлежит сама обоснованность применения судами положений ст. 178 ГК. Примером одного из таких случаев может послужить приводимое ниже решение. ООО обратилось в Арбитражный суд г. Москвы к СГУП по продаже имущества г. Москвы с иском о признании недействительным договора купли-продажи нежилого здания и взыскании с ответчика внесенного за покупку здания задатка. Исковые требования заявлены со ссылкой на ст. 167, 178, 380 ГК РФ и мотивированы тем, что спорный договор заключен ООО под влиянием заблуждения, ибо по договору было продано здание, которое до исполнения договора купли-продажи обрушилось, и истец не сможет получить то, на что рассчитывал при заключении договора. Решением Арбитражного суда г. Москвы, оставленным без изменения постановлением апелляционной инстанции, исковые требования удовлетворены в полном объеме. Решение и постановление мотивированы тем, что спорная сделка является недействительной в силу ст. 178 ГК "как совершенная под влиянием заблуждения со стороны покупателя-истца относительно объекта договора". Суд кассационной инстанции оставил решение и постановление без изменения, указав, что факт обвала здания правильно расценен судами обеих инстанций как свидетельствующий о заблуждении истца относительно качеств объекта договора, которые, как указано в п. 1 ст. 178 ГК, значительно снижают возможности его использования по назначению <35>. -------------------------------- <35> Постановление ФАС Московского округа от 11 августа 2006 г. по делу N КГ-А40/7322-06.

С подобным решением согласиться трудно. При этом наибольшие возражения вызывает сам факт оспаривания сделки как совершенной под влиянием заблуждения в существенных качествах предмета сделки. Действительно, с момента своей гибели дом сделался непригодным для использования по назначению, однако именно с этого момента становится бессмысленным вести речь и о тех или иных его качествах, поскольку с этого момента самого предмета сделки (т. е. дома) как носителя тех или иных качеств попросту не существует. Если учесть, что гибель дома произошла до момента исполнения, то очевидно, что применение положений ст. 178 ГК является совершенно неприемлемым. Поскольку индивидуально-определенный предмет сделки погиб еще не будучи переданным покупателю, в данном случае налицо последующая невозможность исполнения, а следовательно, представляется, что при разрешении данного дела суду следовало руководствоваться иными правилами, что в свою очередь предполагает и несколько иные правовые последствия. В случае признания сделки недействительной как совершенной под влиянием заблуждения в существенных свойствах, помимо так называемых основных имущественных последствий такого признания, вытекающих из содержания п. 2 ст. 167 во взаимосвязи с абз. 1 п. 2 ст. 178 ГК и состоящих в обязанности каждой из сторон возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре возместить его стоимость в деньгах, абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК предусматривает и так называемые дополнительные последствия, установление которых продиктовано необходимостью защиты интереса контрагента. Согласно этим правилам сторона, по иску которой сделка признана недействительной, вправе требовать от другой стороны возмещения причиненного ей реального ущерба, если докажет, что заблуждение возникло по вине другой стороны. Если это не доказано, сторона, по иску которой сделка признана недействительной, обязана возместить другой стороне по ее требованию причиненный ей реальный ущерб, даже если заблуждение возникло по обстоятельствам, не зависящим от заблуждавшейся стороны. Следовательно, применительно к рассмотренному примеру круг возможных обязанностей продавца ограничивается обязанностью возвратить уплаченную покупную цену (если уплата имела место), а также обязанностью возместить покупателю понесенный им реальный ущерб в случае, если тот докажет, что его заблуждение возникло по вине продавца. Если же последнее доказано не будет, то продавец, напротив, даже оказывается в преимущественном положении, приобретая право требовать от покупателя возмещения реального ущерба, понесенного им вследствие аннулирования сделки. И хотя наличие и размер такого ущерба еще предстоит доказать, налицо некоторая неопределенность положения покупателя. Иначе складывались бы отношения сторон при рассмотрении данного дела в контексте невозможности исполнения. В соответствии со ст. 416 ГК обязательство прекращается невозможностью исполнения, если она вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает. Применительно к рассмотренной ситуации при таких обстоятельствах отсутствовала бы даже гипотетическая возможность предъявления продавцом каких-либо притязаний, так или иначе связанных с невозможностью исполнения. Более того, представляется, что и обязанность по доказыванию отсутствия вины в наступлении невозможности исполнения возлагалась бы именно на продавца, а в том случае, если бы ему не удалось доказать свою невиновность, ситуацию следовало бы разрешать на основании совершенно иных правил, а именно правил о гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств. В отличие от рассмотренного выше абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК, в силу ст. 393 ГК должник обязан возместить кредитору убытки, причиненные неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, при этом размер убытков согласно п. 2 указанной статьи подлежит определению в соответствии с правилами, предусмотренными ст. 15 ГК. Это означает, что в случае, если не будет доказано отсутствие вины продавца в наступлении невозможности исполнения, его обязанности по отношению к покупателю могут уже не ограничиться возмещением реального ущерба, а достичь размера полного возмещения убытков, причиненных неисполнением обязательства. Таким образом, произвольное применение положений ст. 178 ГК к ситуациям, в действительности не подпадающим под ее действие, способно привести к крайне нежелательным последствиям, состоящим в необоснованном ограничении имущественных прав сторон сделки, а также породить вопрос о допустимости конкуренции соответствующих исков, чем создать не менее нежелательное состояние правовой неопределенности участников гражданских отношений.

------------------------------------------------------------------

Название документа