Проблема революционного экстремизма и терроризма в романе Ф. М. Достоевского "Бесы"

(Наумов А.) ("Законность", 2006, N 5) Текст документа

ПРОБЛЕМА РЕВОЛЮЦИОННОГО ЭКСТРЕМИЗМА И ТЕРРОРИЗМА В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО "БЕСЫ"

А. НАУМОВ

А. Наумов, профессор Российской правовой академии Министерства юстиции Российской Федерации, доктор юридических наук.

Нынешний (2006-й) год можно считать годом Федора Михайловича Достоевского: исполняется 185 лет со дня его рождения (1821 г.) и 125 лет (1881 г.) со дня кончины. Достоевский внес огромный вклад в культурное достояние России, в мировую культуру. Весь мир зачитывался и по сей день зачитывается его творениями (что касается западной публики, то уместно вспомнить, что он, например, любимый писатель Альберта Эйнштейна и супруги нынешнего президента США - Лоры Буш; разумеется, последнее имя названо не в качестве серьезного эксперта по вопросу о гениальности писателя, а только лишь как доказательство воздействия его таланта на современного читателя).

В творчестве Достоевского особое место занимает криминальная тема. Хотя обращение к ней (в том числе непосредственно к материалам судебной практики) является не просто обычным, а вполне закономерным для классической литературы всех времен и народов (Пушкин и Гоголь, Лев Толстой и Шекспир, Диккенс и Лесков, Стендаль и Золя...). И это вполне закономерно. Преступление (эта центральная категория уголовного права) нередко обнажает тайники человеческой души, делает видимой психологию поведения человека. Но Достоевский и его творчество в художественном отображении криминальной темы занимают особое место. Выдающийся русский судебный деятель А. Кони так, например, отозвался о романе "Преступление и наказание": "В нем затронуты все или почти все вопросы уголовного исследования. И как вдумчиво и всесторонне затронуты! Вы имеете в нем полную картину внутреннего развития преступления, сложного по замыслу, страшного по выполнению, - от самого зарождения мысли о нем до пролития крови, которым заключился ее роковой рост" <*>. Интерес к этой проблеме был для писателя не праздным, а выстраданным всей его жизнью. После блестящего литературного дебюта с повестью "Бедные люди" (Григорович и Некрасов сравнивали автора с Гоголем) участие в кружке Петрашевского привело его сначала к мукам ожидания смертной казни при оглашении приговора, а затем к этапу по знаменитой "Владимирке" в сибирскую каторгу и к солдатчине в оренбургском линейном батальоне. -------------------------------- <*> Кони А. Ф. Собр. соч. в восьми томах. Т. 6. М.: Юридическая литература, 1968. С. 410.

Личный трагический опыт пребывания на каторге нашел художественное воплощение в его "Записках из мертвого дома". Проблемы исполнения наказания в виде лишения свободы настолько глубоко выражены в этом произведении, что без прочтения этой книги вряд ли в полной мере осмыслит ее и теоретик-исследователь, и практикующий юрист (право, я бы обязал каждого назначенного на должность судьи по уголовным делам внимательно проштудировать эти "записки"). Как отмечал А. Кони, "прямо и бесповоротно" высказался писатель и по поводу "вечного вопроса уголовного права" - смертной казни. "В горячих словах своего "Идиота" он строго осудил смертную казнь, как нечто еще более жестокое, чем преступление" <*>. -------------------------------- <*> Кони А. Ф. Указ. соч. С. 421.

Один из лучших и наиболее известных романов Достоевского - "Братья Карамазовы". Он также может служить учебником для практикующего юриста. Именно учебником, так как в романе очень точно нарисованы причины типичной судебной ошибки (в основе произведения - конкретное уголовное дело). Следствие и суд рассуждали о вине главного героя с точки зрения типичной оценки его поступков. Но личность-то всегда индивидуальна, и для каждого обвиняемого и подсудимого это различие типического и индивидуального может оказаться (и часто оказывается в действительности) трагическим. Следователи, прокуроры и присяжные не уловили этого различия и отвергли объяснения Дмитрия Карамазова, признав его виновным в убийстве, которого он не совершал. В числе наиболее значимых и читаемых произведений Ф. Достоевского - роман "Бесы". Автор данной статьи - не филолог, а юрист. Его суждения о романе - суждения именно профессионального юриста. И в этом плане привлекла тема революционного экстремизма и терроризма (ключевая в романе), провидчески раскрытая в романе и представляющая не только вполне современный, но даже и злободневный интерес "в связи с сегодняшними реалиями борьбы с терроризмом и экстремизмом. Основная фабула произведения построена на документальном материале. Находясь в 1869 г. в Дрездене, писатель внимательно следил (по российской и иностранной прессе) за политическими событиями на родине. Наибольшую тревогу у него вызвали сообщения о раскрытии в России революционной террористической организации. В одной из московских газет писатель, в частности, прочитал: "В Разумовском, в Петровской академии, найден убитым студент Иванов. Подробности злодейства страшны. Иванов найден примерзшим к глыбе, через которую просвечивало его тело. Голова его прострелена в затылок, причем пуля вылетела в глаз. Выстрел сделан, по-видимому, в упор. Ноги опутаны башлыком, в который наложены кирпичи, а шея крепко стянута шарфом. По-видимому, убийцы волокли труп от места преступления к пруду. Шапка (чужая), бывшая на голове Иванова, сильно смята, как бы от сильных ударов тупым орудием... По слухам, Иванов прибыл в академию три года тому назад из Казанской губернии, был весьма любим товарищами, но характер имел скрытный и необщительный. Он был стипендиатом академии; наибольшую часть денег отдавал своей матери и сестре". Из дальнейших многочисленных публикаций писатель узнал, что преступление вскоре было раскрыто. Следствие установило, что под руководством Нечаева, друга и последователя известного теоретика анархизма и идеолога революционного народничества М. Бакунина, в Москве было создано тайное общество революционеров-террористов "Комитет народной расправы" с эмблемой топора. На совещаниях этого общества постоянным оппонентом Нечаева выступал Иванов, который не скрывал намерения отколоться от общества. Нечаев убедил остальных заговорщиков, что Иванов может выдать их и, чтобы предотвратить это, его необходимо "устранить". После этого Иванов обманным путем был завлечен поздно вечером в пустынное место и убит, а тело его было сброшено в пруд. Убийцы, кроме Нечаева (тому удалось бежать за границу), были арестованы и в 1871 г. предстали перед судом. Процесс над ними был первым гласным политическим процессом в России (в нем в качестве адвокатов принимали участие выдающиеся российские юристы - В. Спасович, А. Урусов, К. Арсеньев, Е. Утин). При работе над романом Достоевский широко использовал газетные статьи о Нечаеве, обстоятельствах убийства Иванова и в особенности обсуждавшиеся в связи с процессом в отечественной печати пропагандистские документы, авторами которых были Бакунин и Нечаев. Разумеется, все эти материалы стали лишь исходной точкой для художественного воплощения авторского замысла. В романе "Бесы" черты (и в особенности политические взгляды) Нечаева воплощены в образе Петра Верховенского, а Иванова - в образе Шатова. Местом происшедших событий писатель выбрал не Москву, а губернский город (расшифрованный специалистами как Тверь). Именно туда приезжает Петр Верховенский - Нечаев. Его цель - фактическая реализация составленного Бакуниным и им "Катехизиса революционера" - программы революционного экстремизма и терроризма. Этот документ был известен Достоевскому, так как широко освещался в прессе в качестве вещественного доказательства по делу нечаевцев. Вот его некоторые постулаты. "Революционер всякими силами и средствами будет способствовать развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и понудить его к поголовному восстанию". "Революционер знает только одну науку - науку разрушения... он презирает и ненавидит во всех побуждениях и проявлениях нынешнюю нравственность..." "...когда товарищ попадает в беду... революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела..." "... прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, а также внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергичных деятелей, потрясти его силу" (реализацией этой программы было, например, убийство уже в начале XX века премьера-реформатора П. Столыпина). Верховенский избирает губернский город в качестве места для своеобразного эксперимента по осуществлению своих экстремистских планов. Главное для него - изобразить из себя крупного деятеля Интернационала, осуществляющего связь с якобы разветвленной в России сетью революционных обществ. Подтолкнуть к бунту и погромам (включая поджоги и убийства) рабочих и деклассированных элементов. Так, в разговоре с одним из главных персонажей романа Ставрогиным Верховенский откровенно произносит: "Слушайте, мы сделаем смуту. Вы не верите, что мы сделаем смуту? Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ... ... мы проникнем в самый народ... О, дайте взрасти поколению... одного или два поколения разврата теперь необходимо: разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, - вот чего надо! А тут еще "свеженькой кровушки", чтобы попривык... Эх, кабы время! ...Мы провозгласим разрушение... Мы пустим пожары... Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал..." Своеобразным полигоном осуществления этих идей Верховенский выбирает фабрику Шпигулиных ("...тут, как вы знаете, пятьсот рабочих, рассадник холеры, не чистят пятнадцать лет и фабричных усчитывают: купцы-миллионеры. Уверяю вас, что между рабочими иные об Интернационале имеют понятие"). "Сотоварищи" Верховенского зря время не тратили, а распространяли среди рабочих подстрекательские прокламации и подговаривали их к "решительным" действиям. Результат (однако для них, как оказалось, неожиданный) не замедлил сказаться: "Заречье пылало. Правда, пожар только еще начался, но пылало в трех совершенно разных местах, - это-то и испугало. - Поджог! Шпигулинские! - вопили в толпе". Народное возмущение усиливалось благодаря также срежиссированному Верховенским убийству жены Ставрогина - Лебядкиной и ее брата (с целью привязать Ставрогина к "обществу"). Возбужденная толпа руками неизвестного мещанина убила ни в чем не повинную Лизу Тушину - дочь генеральши Дроздовой. Все это не могло не отрезвить заговорщиков. И первой их реакцией был страх разоблачения, страх расплаты за все случившееся. "Происшествия прошлой ночи их поразили, и, кажется, они перетрусили. Простой, хотя и систематический скандал, в котором они так усердно до сих пор принимали участие, развязался для них неожиданно. Ночной пожар, убийство Лебядкиных, буйство толпы над Лизой - все это были такие сюрпризы, которых они не предполагали в своей программе. Они с жаром обвиняли двигавшую их руку в деспотизме и неоткровенности". Для Верховенского их страх был как нельзя кстати. Это был для него шанс подчинить их своей воле. И этот шанс он использовал вполне. Он ведь не давал прямых указаний к подстрекательству пожара и убийств. Поэтому он обвинил "сотоварищей" в самовольстве и запугал их будущей и едва ли не отвратимой для них ответственностью. "Итак, вы отрицаете? А я утверждаю, что сожгли вы, вы одни и никто другой... Своеволием вашим вы подвергли опасности даже общее дело. Вы всего лишь один узел бесконечной сети узлов (чистой воды вранье. - А. Н.) и обязаны слепым послушанием центру. Между тем трое из вас подговаривали к пожару шпигулинских, не имея на то ни малейших инструкций, и пожар состоялся". Защищаясь от этого обвинения, один из членов тайного общества ("пятерки") Шигалев напомнил, что никто другой, как Верховенский ставил перед ними задачу "систематическою обличительною пропагандой беспрерывно ронять значение местной власти, произвести в селениях недоумение, зародить цинизм и скандалы, полное безверие во что бы то ни было, жажду лучшего и, наконец, действуя пожарами, как средством народным по преимуществу, ввергнуть страну, в предписанный момент, если надо, даже в отчаяние... мы уже видели скандалы, видели недовольство населения, присутствовали и участвовали в падении здешней администрации и, наконец, своими глазами увидели пожар. Чем же вы недовольны? Не ваша ли это программа? В чем можете вы нас обвинять?" Однако Верховенский и здесь (опять-таки при помощи лжи) смог удачно отвертеться. Он, во-первых, обвинил "сотоварищей в "своеволии" ("пока я здесь, вы не смели действовать без моего позволения"). А во-вторых, запугал их тем, что ему точно известно, что на всех них "готов донос, и, может быть, завтра же или сегодня в ночь вас перехватают... Перехватают не только как подстрекателей в поджоге, но и как пятерку. Доносчику известна вся тайна сети". В качестве доносчика (на самом деле мнимого) он назвал Шатова (прообраз несчастного студента Иванова). "Чтобы отвести себя от обвинения в прежнем участии, он донесет на всех... Завтра же мы будем арестованы, как поджигатели и политические преступники". Остальное было, как говорится, делом техники. Верховенский убедил "сотоварищей" в необходимости убийства Шатова и предложил им свой план этого преступления. Он состоял в том, чтобы завлечь Шатова в уединенное место и - "уж там и распорядиться". В конечном счете непосредственным "распорядителем" - исполнителем убийства стал сам Верховенский, выстреливший несчастному Шатову, которого "подельники" придавили к земле, - в лоб. Повязав "сотоварищей" кровью, Верховенский дал им последние инструкции. "Для того, между прочим, вы и сплотились в отдельную организацию свободного собрания единомыслящих, чтобы в общем деле разделить друг с другом, в данный момент, энергию и, если надо, наблюдать и замечать друг за другом. Каждый из вас обязан высшим отчетом. Вы призваны обновить дряхлое и завонявшее от застоя дело; имейте всегда это пред глазами для бодрости. Весь ваш шаг пока в том, чтобы все рушилось: и государство и его нравственность. Останемся только мы, заранее предназначившие себя для приема власти: умных приобщим к себе, а на глупцах поедем верхом. Этого вы не должны конфузиться. Надо перевоспитать поколение, чтобы сделать достойным свободы. Еще много тысяч предстоит Шатовых". Увы, приходится констатировать, что основные уроки Нечаева-Верховенского были усвоены не только народовольцами в 80-х гг. XIX века (убийство Александра II, покушение на убийство Александра III) и эсерами в начале века XX (убийство министра внутренних дел Д. Сипягина, убийство шефа жандармов В. Плеве, великого князя С. Романова, покушение на жизнь В. Ленина, убийство посла Германии в Советской России Мирбаха), но и пришедшими к власти в октябре 1917 г. (разве не воплощением этих принципов явился брошенный в народ лозунг "грабь награбленное", и ленинский принцип моральности как полезности для революции и ликвидации "тысяч Шатовых" (счет, правда, шел уже на миллионы)) и перевоспитание также миллионов в системе ГУЛАГа. Идейными (и практическими) наследниками Нечаева-Верховенского выступают и представители современного терроризма, ставшего, как известно, международным ("пиком" террористической деятельности можно считать известные теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне (2001 г.) и трагические события в Беслане (2004 г.)). Эпиграфом к роману Достоевский взял восемь строк пушкинского стихотворения "Бесы" ("Хоть убей, следа не видно, сбились мы, что делать нам? В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам...") и евангельскую притчу о бесах, по воле Иисуса вышедших из человека, вошедших в свиней, бросившихся с крутизны в озеро и потонувших. И в названии романа, и в эпиграфе налицо теснейшая связь романа с пушкинским стихотворением. Фактически это оценка не только оголтелых нечаевцев, но и авторского отношения к "путанице русской жизни" (Т. С. Карлова. Достоевский и русский суд. Изд-во Казанского ун-та, 1975. С. 97). Российское общество "запуталось" и в предоктябрьские (1917 г.) события, и в "перестроечные" 1980 - 1990-е и последующие годы. И многие из нас, наверное, не раз вспоминали известную поговорку "бес попутал". Вот почему художественное изображение "бесов" Достоевским было всегда современно, остается таковым и сейчас. Проблемы терроризма и его аспекты (политический, национальный, религиозный, экономический) достаточно широко обсуждаются социологами, психологами и юристами. В чисто юридическом плане одним из наиболее дискуссионных вопросов оказался вопрос об уголовно-правовом понятии терроризма. Однако представляется, что сделать это крайне затруднительно именно в силу самых разнообразных его проявлений. Именно по этому пути пошло и российское уголовное законодательство. УК РФ 1996 г. предусматривает в ст. 205 уголовную ответственность собственно за терроризм (так сказать, в его узком смысле) и, кроме того, выделяет специальные статьи об ответственности за другие преступления террористической направленности: захват заложников (ст. 206), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное следствие (ст. 295), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317), нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360). Как правило, террористический характер носит угон самолета, что является разновидностью угона судна воздушного или водного транспорта, либо железнодорожного подвижного состава, предусмотренные ст. 211 УК. Террористическими по своему исполнению и направленности могут быть и некоторые другие преступления, например убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. "б" ч. 2 ст. 105 УК). Такое "полипонимание" понятия терроризма присуще и международному праву (например, в Европейской конвенции по борьбе с терроризмом 1977 г.). Как бы то ни было, но выделенные Достоевским основные черты политического экстремизма и терроризма вполне присущи и современному терроризму. В первую очередь это устрашение населения под угрозой насилия. И это настолько современно, что данный признак включен и в уголовно-правовое понятие терроризма (ст. 205 УК), и в недавно принятый Федеральный закон "О противодействии терроризму" от 6 марта 2006 г. Думается, что при применении соответствующих уголовно-правовых норм об ответственности за различные проявления терроризма, в особенности при установлении целей террористических акций, ознакомление правоприменителя с романом "Бесы" будет совсем не лишним.

Название документа