Международная подсудность исков о правах на недвижимость

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОДСУДНОСТЬ ИСКОВ О ПРАВАХ НА НЕДВИЖИМОСТЬ

Н. Г. ЕЛИСЕЕВ

Елисеев Н. Г., доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО(У) МИД РФ, кандидат юридических наук.

Деление вещей на движимые и недвижимые имеет значение не только в сфере материальных правоотношений, но и в области процессуальной. Так, согласно ч. 1 ст. 30 ГПК РФ иски о правах на земельные участки, здания, сооружения, другие объекты, прочно связанные с землей, предъявляются в суд по месту нахождения этих объектов. АПК РФ предусматривает, что иски о правах на недвижимое имущество предъявляются в арбитражный суд по месту нахождения этого имущества, а иски о правах на морские и воздушные суда, суда внутреннего плавания, космические объекты предъявляются в арбитражный суд по месту их государственной регистрации (ч. 1, 2 ст. 38). Дела, возникающие из отношений с участием иностранных лиц, отнесены к исключительной компетенции судов в Российской Федерации, если предметом спора являются недвижимое имущество или права на него (п. 1 ч. 1 ст. 403 ГПК РФ, п. 2 ч. 1 ст. 248 АПК РФ). По месту нахождения недвижимого имущества должны подаваться заявления об установлении факта владения или пользования недвижимым имуществом (ст. 266 ГПК РФ) или фактов, имеющих юридическое значение для возникновения, изменения или прекращения прав на такое имущество (ч. 5 ст. 38, ч. 2 ст. 219 АПК РФ). Практика применения перечисленных правовых норм противоречива, в особенности при определении сферы их действия, последствий их нарушения, совместимости с правом на третейское разбирательство <1>. -------------------------------- <1> Подробнее о проблемах исключительной территориальной (внутренней) подсудности исков о правах на недвижимость см.: Елисеев Н. Г. Подсудность дел, связанных с недвижимостью // Объекты гражданского оборота: Сборник / Отв. ред. М. А. Рожкова. М.: Статут, 2007. С. 481 - 530.

1. Понятие и регулирование международной подсудности

Предположим, что две организации, находящиеся на территориях разных государств, заключили договор аренды недвижимости, которая расположена в третьем государстве. Если арендатор задержал оплату аренды или арендодатель не выполнил своей обязанности по капитальному ремонту имущества, в суды какого государства надлежит предъявлять иск, учитывая, кроме того, что у ответчика имеется ликвидное имущество в четвертом, а своей основной деятельностью он занимается в пятом государстве? Как правило, этот вопрос решается поэтапно. Прежде всего необходимо определить, суды каких государств юридически могут рассматривать указанный спор. Затем, в тех случаях, когда окажется, что таких государств два или более, следует выяснить, в каком из них судебная защита будет наиболее эффективной. На первом этапе анализируются правовые нормы, регулирующие подсудность трансграничных споров, т. е. дел, обремененных иностранным элементом. В отечественной доктрине и юридической литературе ряда других стран эти нормы именуются международной подсудностью. На втором этапе предмет исследования более обширен, поскольку для того, чтобы оценить эффективность защиты интересов истца в судебном производстве конкретного государства, необходимо учитывать множество факторов: юридических, экономических, тактических. От выбора места суда, в частности, зависит, какие коллизионные нормы будет применять суд, а следовательно, и на основании каких материальных норм спор будет разрешаться по существу; какими будут формальные условия судопроизводства, в том числе процессуальные сроки, требования, предъявляемые к процессуальным документам, допустимость доказательств, порядок их представления и исследования, так как суды каждого государства применяют свои процессуальные правила и содержание этих правил различно; перспектива принудительного исполнения судебного решения, поскольку если судебное решение получено в одном государстве, а его необходимо исполнить на территории другого, например по месту нахождения имущества должника, то, как правило, неизбежна дополнительная судебная процедура в государстве места исполнения, и далеко не всегда она завершается успешно для взыскателя. Вернемся к первому этапу и исследуем его в аспекте международной подсудности исков о правах на недвижимость. Термин "международная подсудность" (internationale Zustandigkeit) получил признание преимущественно в российской и германской доктрине. Это понятие является предметом подробного анализа в известном труде Л. А. Лунца и Н. И. Марышевой <1>. В немецкую литературу указанное словосочетание, по свидетельству Нагеля, было введено Нойнером (Neuner) в 1929 г. <2>. В австрийском праве этот термин не прижился - здесь соответствующие проблемы решаются в рамках внутренней подсудности (inlandische Gerichtsbarkeit). По мнению ведущего исследователя австрийского процессуального профессора Фашинга, выделение понятия международной подсудности, отличающейся от подсудности внутренней, противоречит позитивному праву Австрии и с догматической точки зрения ведет к неудовлетворительным результатам <3>. Аналогична позиция французской доктрины: она также не придает международной подсудности самостоятельного значения, хотя термин "competence internationale" встречается в литературе <4>. В англо-американском праве подсудность дел с иностранным элементом определяется в рамках понятия "юрисдикция" (jurisdiction) <5>. -------------------------------- <1> Лунц Л. А., Марышева Н. И. Курс международного частного права. Т. 3. Международный гражданский процесс. М.: Юрид. лит-ра, 1976. С. 58 и сл. <2> Gottwald P., Nagel H. Internationales ZivilprozeBrecht. 3. Aufl. Munister: Druckhaus Aschendorff, 1997. S. 56. <3> Более подробно о критической оценке понятия международной подсудности см.: Fasching H. W. Lehrbuch des osterreichischen ZivilprozeBrechts. 2. Aufl. Wien, 1990. S. 44 - 45. <4> Vincent J., Guinchard S. Procedure civile. 24-e edition. Dalloz, Paris, 1996. P. 22. Авторы ограничились лишь его упоминанием для обозначения предмета регулирования Брюссельской конвенции. <5> Cheshire and North's Private International Law. 13-th Edit. London: Butterworths, 1999. P. 179.

В зависимости от контекста термин "международная подсудность" может означать подчиненность дела, содержащего иностранный элемент, юрисдикции (судебной компетенции) того или иного государства. Именно так, например, должен его понимать адвокат, перед которым поставлена задача выяснить международную подсудность возникшего спора. Международная подсудность может также отождествляться с правовыми нормами, регулирующими подсудность трансграничных дел. Принципы регулирования внутренней (территориальной) подсудности и международной подсудности во многом совпадают <1>. Дела, обремененные иностранным элементом, по общему правилу находятся в компетенции судов того государства, на территории которого ответчик имеет место жительства или место нахождения. Стороны вправе заключать соглашения о международной подсудности. В определенных случаях действие этих правил ограничивается: во-первых, наделением истца правом выбрать место суда, во-вторых, установлением исключительной подсудности. Мотивировка указанных принципов в основном схожа с объяснениями принципов внутренней подсудности. Существенное своеобразие, однако, обнаруживается в доводах, приводимых для обоснования исключительной подсудности, а также в санкциях за ее нарушение. Имеются также и иные различия. -------------------------------- <1> Арбитражный процесс: Учебник для студентов юридических вузов и факультетов / Под ред. В. В. Яркова. М.: Волтерс Клувер, 2005 (автор - В. В. Ярков).

Международная подсудность как совокупность особых правовых предписаний отличается от внутренней подсудности по предмету регулирования и системе правовых актов, устанавливающих эти предписания. Отличие по предмету регулирования состоит в том, что международная подсудность определяет не компетенцию конкретного суда (как это делают правила территориальной или родовой подсудности), а юрисдикцию государства в целом. По мнению германских правоведов, адресатом норм международной подсудности и тем самым приобретателем полномочия на осуществление правосудия является государство как таковое. Какой орган непосредственно будет осуществлять разбирательство, зависит от подведомственности, а также территориальной, родовой и функциональной подсудности дела <1>. -------------------------------- <1> Geimer R. Internationales Zivilprozeprecht / Unter Mitarbeit von E. Geimer. 5. Aufl. Koln: O. Schmidt, 2005. S. 294.

Характерным признаком нормы международной подсудности является указание не на конкретный суд, компетентный рассматривать дело, а на суды государства вообще <1>, на юрисдикцию государства (см. ст. 3 и сл. Закона от 31 мая 1995 г. "Реформа итальянской системы международного частного права"). Но этот признак не является обязательным. Могут существовать нормы, одновременно регулирующие внутреннюю (территориальную) и международную подсудность, например правило, допускающее предъявление иска к ответчику в суд по месту нахождения его имущества. Вполне естественно считать, что спор находится в пределах юрисдикции государства, если он территориально подсуден одному из его судов. Такого рода трактовка территориальной подсудности в немецкой доктрине именуется теорией двойной функции (Doppelfunktionsthorie) <2>. Возможны также нормы, которые в первую очередь предназначены для размежевания юрисдикции государств, но сформулированы они таким образом, что одновременно выполняют функцию правил территориальной подсудности <3>. -------------------------------- <1> Ср., например, формулировки ст. 35 АПК РФ ("суд... по месту жительства ответчика") и ч. 1 ст. 247 АПК РФ ("Арбитражные суды в Российской Федерации рассматривают дела..."). <2> Geimer R. Op. cit. S. 295, 328. <3> Такая техника регулирования используется в Кодексе Бустаманте (см., например, ниже по тексту ст. 325).

Своеобразие источников международной подсудности обусловлено ее предметом. Поскольку международная подсудность претендует на разграничение юрисдикций разных государств, ее адекватным источником является международное соглашение. Именно межгосударственная договоренность способна разрешить межгосударственные коллизии юрисдикций. В современных условиях экономической интеграции, интенсивного развития международных связей самого различного уровня актуальность таких соглашений трудно переоценить. Успешные примеры международно-правового регулирования подсудности демонстрируют Кодекс международного частного права (Кодекс Бустаманте) от 20 февраля 1928 г. (ст. 318 - 339) <1>, Брюссельская конвенция, заменивший ее Регламент (ЕС) Совета от 22 декабря 2000 г. N 44/2001, а также (практически повторяющая положения Брюссельской конвенции) Луганская конвенция от 16 сентября 1988 г. -------------------------------- <1> Действует для Боливии, Венесуэлы, Гватемалы, Гондураса, Гаити, Доминиканской Республики, Коста-Рики, Кубы, Никарагуа, Перу, Панамы, Сальвадора, Чили, Эквадора. Русский текст опубликован в кн.: Международное частное право. Иностранное законодательство / Предисл. А. Л. Маковского; сост. и науч. ред. А. Н. Жильцов, А. И. Муранов. М.: Статут, 2000. С. 748 - 798.

Однако на сегодняшний день подобных актов недостаточно. Существующие соглашения применимы лишь к ограниченному кругу стран и отношений. В обширной сфере за пределами зоны их действия вопросы международной подсудности регулируются разнообразными нормами внутреннего права разных государств. Таким образом, параллельно действуют международная подсудность России, международная подсудность Германии и т. д., а это ведет не к устранению, а к усугублению коллизий юрисдикций, что объясняется следующими положениями. Каждое государство обладает суверенной властью. Как правило, суверенитет государства, включая судебную форму его реализации, распространяется на принадлежащую ему территорию, а также на всех лиц и имущество, которые на этой территории находятся. Из этого правила возможны исключения. Например, согласно Конвенции о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 г. дипломаты пользуются иммунитетом от уголовной, гражданской и административной юрисдикции государства пребывания. К ним нельзя предъявить иск, в том числе из частных правоотношений, применить какие-либо исполнительные меры, недопустимо и любое принудительное привлечение к процессу, например, в качестве третьих лиц, свидетелей или экспертов (ст. 31 Конвенции). Ограничений подобного рода относительно немного. За их пределами каждое государство в принципе свободно решать, будет ли оно и в каком объеме реализовывать свою юрисдикцию в отношении дел с иностранным элементом <1>. Считается, что нет такой общепризнанной нормы международного права, которая запрещала бы государству рассматривать какие-либо частноправовые споры, в том числе о правах на недвижимость, находящуюся за его пределами, или предписывало бы, на какие дела должна распространяться его юрисдикция <2>. -------------------------------- <1> Лунц Л. А., Марышева Н. И., Садиков О. Н. Международное частное право. М.: Юрид. лит., 1984. С. 278; Schack H. Internationales Zivilverfahrensrecht / Ein Studienbuch. Munchen: C. H. Beck'sche Verlagsbuchhandlung, 1996. S. 73. <2> Geimer R. Op. cit. S. 165.

Из разновидности всех возникающих в мире правовых споров национальный законодатель (поскольку наднациональный отсутствует) выбирает те, разрешение которых, по его свободному усмотрению, целесообразно отнести к ведению определенного государства <1>. Некоторые авторы полагают, что международное право запрещает государству осуществлять разбирательства по делам, которые не имеют с ним какой-либо связи <2>. Правда, это ограничение не имеет существенного практического значения по тем причинам, что, во-первых, достаточными являются даже минимальная связь или безоговорочное согласие тяжущихся на юрисдикцию; во-вторых, ни одно государство не заинтересовано в затрате усилий на выработку решений, которые не будут признаваться за границей, а внутри страны не могут быть исполнены <3>. Вряд ли, например, целесообразно вести процесс в суде США по иску об установлении сервитута на недвижимость, находящуюся на территории России, поскольку посредством обращения в американский суд истец не получает защиты своего интереса, указанного в предмете иска, - решение суда об установлении сервитута не будет иметь в России какой-либо силы. -------------------------------- <1> Ibid. S. 165, 294. <2> Ссылки на авторов, придерживающихся этой точки зрения, даны: Schack H. Internationales Zivilverfahrensrecht / Ein Studienbuch. Munchen: C. H. Beck, 1996. S. 74. <3> Schack H. Internationales Zivilverfahrensrecht / Ein Studienbuch. Munchen: C. H. Beck, 1996. S. 74.

Чрезмерно широкой юрисдикции могут препятствовать (помимо относительно неопределенного соображения целесообразности, которое в основном должно приниматься во внимание истцом) более конкретные формальные ограничения, устанавливаемые международными соглашениями или внутренним правом государства места суда. Например, согласно ст. 325 Кодекса Бустаманте для рассмотрения вещных исков о недвижимости, размежевании и разделе общности имуществ компетентным будет суд места нахождения имущества; тем самым исключается юрисдикция всех иных судов. Похожее положение предусматривает п. 3 ст. 20 Минской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. (далее - Минская конвенция), п. 3 ст. 22 Кишиневской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 7 октября 2002 г. (далее - Кишиневская конвенция): по искам о праве собственности и иных вещных правах на недвижимое имущество исключительно компетентны суды по месту нахождения имущества. Пример прямого ограничения судебной компетенции дает ст. 5 Закона "Реформа итальянской системы международного частного права", которая гласит: итальянская юрисдикция не распространяется на вещные иски, касающиеся недвижимого имущества, расположенного за пределами Италии. Германские суды, руководствуясь абз. 1 § 24 ГПУ Германии, должны отказать в производстве по иску, предметом которого является право собственности, вещное обременение или освобождение от него, если соответствующее полномочие касается недвижимых вещей, находящихся за пределами Германии. Однако более типичной является ситуация, когда суды той или иной страны обладают самой широкой компетенцией в отношении дел, обремененных иностранным элементом. Было бы неправильно объяснять эту ситуацию судебной экспансией, стремлением государства держать под контролем максимальный объем правоотношений. Скорее она является неизбежным следствием признания права на судебную защиту; ограниченности условий, при которых допускается отказ в осуществлении правосудия, в особенности если такой отказ мотивируется ссылкой на подсудность дела иностранному суду. Широкая компетенция в отношении транснациональных споров достигается различными способами. Юрисдикция английского суда, например, связывается с возможностью вручения ответчику копии искового заявления, и в этой связи решающее значение имеет присутствие ответчика на территории страны <1>. В США действуют правила, имеющие красноречивое обозначение: законы длинной руки (long-arm statutes) <2>, а базовое положение, на которое органы правосудия ориентируются при решении вопроса о своей компетенции, называется принципом минимальных контактов (minimum contacts principle). По американскому праву юрисдикция судов штата распространяется на лицо, не имеющее на его территории места жительства (нахождения), если между обстоятельствами спора и этим штатом существует некоторая минимальная связь <3>, например в виде предпринимательской деятельности лица в этом штате <4>. -------------------------------- <1> Cheshire / North. Op. cit. P. 285. <2> См., например: Законы штата Колорадо, гл. 13 "Суды и судебная процедура": суды письменного производства, ст. 1 "Общие положения": § 13-1-124 // http://198.187.128.12/colorado/lpext. dll? f=templates&fn=fs-main. htm&2.0. <3> International Shoe Co. v. Washington, 326 U. S. 310, 66 S. Ct. 154, 90 L. Ed. 95 (1945). <4> At Home Magazine v. District Court, 194 Colo. 331, 572 P. 2d 476 (1977).

Французский вариант "закона длинной руки" следует из ст. 14 и 15 Гражданского кодекса Франции <1>. В этой правовой системе вопросы международной подсудности решаются на основе принципа гражданства - для подчинения иска юрисдикции Франции по общему правилу достаточным является наличие французского гражданина в качестве стороны спорного правоотношения. В германском праве также имеются правила, легитимирующие расширенную международную подсудность (в доктрине для нее даже имеется особый термин - "exorbitante Zustandigkeit", т. е. чрезмерная подсудность <2>). Здесь соответствующий эффект достигается посредством привязки судебной компетенции к месту нахождения имущества. Согласно § 23 ГПУ Германии иски по имущественным требованиям к лицу, не имеющему места жительства в стране, подсудны суду, в округе которого находятся имущество этого лица или предмет исковых требований. В австрийском праве действует усовершенствованная версия этого правила. Если для определения компетенции германских судов не имеет значения, каков размер стоимости находящегося в стране имущества ответчика (поэтому формально можно рассчитывать на возможность предъявления к нему иска в суд, в округе которого находится гостиница, в которой он забыл свой зонтик), то по австрийскому законодательству стоимость такого имущества не должна быть значительно ниже цены иска (предл. 2 абз. 1 § 99 Закона о юрисдикции Австрии). Согласно судебной практике это требование закона будет соблюдено, если стоимость имущества составляет более 10% от размера исковых требований <3>. -------------------------------- <1> Статья 14 гласит: иностранец, даже не находящийся во Франции, может быть вызван во французские суды для выполнения обязательств по договору, заключенному во Франции и с французом; он может быть привлечен во французские суды в связи с обязательствами по договору, заключенному им в иностранном государстве с французом. Статья 15 предусматривает, что француз может быть привлечен во французский суд в связи с обязательствами по договору, заключенному им в иностранном государстве, даже если его контрагентом является иностранец. <2> Schack H. Op. cit. S. 42. <3> Fasching H. W. Op. cit. S. 162.

Различным может быть расположение норм международной подсудности в системе нормативных правовых актов государства. Они могут находиться в специальных законах о международном частном праве (см., например: раздел II. "Итальянская юрисдикция" (ст. 3 - 12) Закона "Реформа итальянской системы международного частного права"), в общих законах по вопросам судоустройства и судопроизводства среди норм, выполняющих функцию территориальной подсудности (например, § 12 и сл. ГПУ Германии), или концентрироваться в особых разделах таких законов. Так, в российском законодательстве нормы международной подсудности сосредоточены в гл. 44 ГПК РФ и гл. 32 АПК РФ. Своеобразие отечественного подхода к регулированию международной подсудности состоит в использовании комбинированного метода - сочетании принципов минимального контакта, гражданства, привязки судебной компетенции к месту нахождения имущества. Нормы российской международной подсудности, взятые в совокупности, образуют российский аналог "законов длинной руки" и позволяют российским судам, в особенности в случае их расширительного толкования, разрешать споры с участием иностранцев при наличии минимальной связи обстоятельств дела с российской территорией. Если сравнить близкие по использованным критериям правила территориальной подсудности и международной подсудности, то нетрудно заметить, что юрисдикция Российской Федерации определяется гораздо шире, чем территориальная компетенция конкретного российского суда. В частности, по правилам территориальной подсудности иск по месту нахождения имущества можно предъявить при условии, если место нахождения или место жительства ответчика неизвестно (ч. 1 ст. 36 АПК РФ). Когда же решается вопрос о компетенции арбитражных судов в Российской Федерации рассматривать спор с участием иностранного лица, то нахождение имущества ответчика на территории России само по себе является достаточным основанием для такой компетенции, и она не может быть оспорена ссылкой на то обстоятельство, что ответчик проживает за границей и адрес его известен (п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ). Другой пример. По правилам территориальной подсудности истец вправе предъявить иск, вытекающий из договора, по месту его исполнения, но только если это место в договоре указано (ч. 4 ст. 36 АПК РФ). Аналогичная норма международной подсудности подобного условия не устанавливает, более того, формально не требуется, чтобы предметом спора было именно то исполнение, которое производится на территории Российской Федерации (п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ). Среди норм российской международной подсудности имеется и правило, схожее с § 23 ГПУ Германии. На основании п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 247 АПК РФ также допустимо предъявить иск в суд по месту "забытого зонтика". Наконец, п. 10 ч. 1 ст. 247 АПК РФ прямо рассматривает наличие существенной связи спорного правоотношения с территорией Российской Федерации в качестве достаточного основания для компетенции арбитражных судов в Российской Федерации. В российских правилах международной подсудности существенное значение придается принципу гражданства. Будут ли применяться правила указанных глав процессуальных кодексов, зависит от того, участвуют ли в деле иностранные лица. Если спор, обремененный иностранным элементом (например, о взыскании задолженности по арендной плате за недвижимость, которая находится за границей), возник исключительно между российскими лицами, то формально компетенция российских судов должна устанавливаться на основании общих норм о подсудности. Незначительное ограничение "чрезмерной" международной подсудности следует из ч. 1 ст. 249 АПК РФ: если стороны, хотя бы одна из которых является иностранным лицом, заключили соглашение, в котором определили, что арбитражный суд в Российской Федерации обладает компетенцией по рассмотрению возникшего или могущего возникнуть спора, связанного с осуществлением ими предпринимательской и иной экономической деятельности, арбитражный суд в Российской Федерации будет обладать исключительной компетенцией по рассмотрению данного спора при условии, что такое соглашение не изменяет исключительную компетенцию иностранного суда. Эта норма не препятствует возможности обратиться в российский суд на основании пророгационного соглашения, нарушающего исключительную юрисдикцию иностранного государства <1>. Согласно ч. 1 ст. 249 АПК РФ такое соглашение будет действительным, что позволяет арбитражному суду осуществить производство, но оно не ведет к установлению исключительной компетенции судов в Российской Федерации со всеми вытекающими отсюда последствиями, предусмотренными, в частности, п. 3 ч. 1 ст. 244, ст. 252 АПК РФ. -------------------------------- <1> Иной точки зрения придерживается Я. В. Грель, который полагает, что в силу ч. 1 ст. 249 АПК РФ соглашения, изменяющие исключительную подсудность иностранных судов, недопустимы (Грель Я. В. Соглашение о подсудности в гражданском процессуальном праве // Арбитражный и гражданский процесс. 2005. N 8).

Итак, исключительная компетенция судов в Российской Федерации не может следовать из соглашения сторон, если такое соглашение нарушает исключительную подсудность иностранного суда. Относится ли дело к исключительной подсудности иностранного суда, а применительно к искам о правах на недвижимость что понимается под недвижимым имуществом, иски о каких правах на недвижимость находятся в исключительной подсудности, должно определяться на основании норм соответствующего иностранного государства. Само понятие "исключительная подсудность" также должно трактоваться с учетом специфики иностранной правовой системы. В тех случаях, когда оно трактуется особым образом (например, если оно означает исключение лишь общей и альтернативной подсудности, но допускает возможность пророгационных соглашений, как это имеет место в Австрии и Швейцарии), компетенция российского суда, обусловленная договоренностью сторон, становится исключительной. Только если норма иностранного права запрещает соглашения сторон о подсудности, речь идет об иностранной исключительной подсудности в смысле ч. 1 ст. 249 АПК РФ. Таким образом, подсудность дел, в которых присутствует иностранный элемент, может определяться на основании международного договора, а при его отсутствии - правом той страны, в суды которой предполагается направить исковое заявление. При этом, поскольку нормы внутреннего права наделяют органы правосудия широкой компетенцией в отношении указанных дел, как правило, возникает так называемый положительный конфликт юрисдикций, т. е. ситуация, когда иск может быть подсуден судам нескольких государств.

2. Обоснование исключительной международной подсудности

Заслуживающим внимания в части обоснования исключительной международной подсудности является мнение Европейского суда, изложенное в связи с толкованием Брюссельской конвенции. По его мнению, главная причина, которая оправдывает отступление от общего принципа подсудности по месту жительства ответчика и исключение права сторон заключить соглашение о выборе суда, состоит в том, что споры о вещных правах на недвижимость разрешаются по праву суда, в котором эта недвижимость расположена, и для их рассмотрения часто необходимы проводимые на месте проверки, исследования и экспертизы, т. е. исключительная подсудность установлена в интересах достижения законного и обоснованного решения по делу <1>. При этом Европейский суд подчеркнул, что толкование исключительной подсудности как норм, ограничивающих действие общих правил, не должно быть расширительным, выходящим за пределы той цели, для достижения которой они установлены. -------------------------------- <1> Этот тезис был изложен в решении от 14 декабря 1977 г. по делу Sanders v. Van Der Putte, N 73 - 77, § 12 - 15, 17 - 18. Затем он подтверждался в решениях от 10 января 1990 г. по делу N C-115/88; от 9 июня 1994 г. по делу N C-292/93; от 27 января 2000 г. по делу N C-8/98; от 13 октября 2005 г. по делу N C-73/04.

Близость доказательственного материала к месту судебного разбирательства, указанная судом в качестве одного из доводов для обоснования исключительной международной подсудности, является более весомым аргументом, чем в случае с внутренней подсудностью, в особенности из-за большей обременительности процесса судебным поручением о собирании доказательств за границей, необходимости перевода полученной информации на язык судопроизводства, высокой вероятности ошибок, которые могут при этом допускаться. Важен и первый довод. Он связан со стремлением избежать не только сложности установления содержания иностранного права и его адекватного применения, но и ситуации, когда вопрос о вещных правах на недвижимость, находящуюся на территории одной страны, решался бы по законам другой страны. Государство имеет обоснованный интерес в том, чтобы определенные иски рассматривались только по его праву, в особенности если их предметом являются права на недвижимость, поскольку речь идет о таком объекте правоотношений, который тесно связан с территорией, на которой оно обладает суверенитетом. Этот интерес в полной мере обеспечивается, если иск будет заявлен в суд этого государства. При обращении в иностранный суд, действующий в соответствии с собственным коллизионным правом, возникает опасность подчинения спора материальному праву другого государства. Однако первый довод не является абсолютным доказательством исключительной подсудности <1>. В своей сущности он ограничен ситуациями, когда коллизионное право иностранного суда не ведет к применению норм материального права государства, в котором находится недвижимость. Если же суд будет разрешать спор на основе права государства места нахождения объекта спора, то указанный интерес не будет нарушен. -------------------------------- <1> Geimer R. Op. cit. S. 309.

В то же время нельзя игнорировать, что установление содержания иностранной нормы, безусловно, ведет к усложнению процесса, к более длительному и дорогому производству. Вероятность ее правильного применения ниже, чем в случаях, когда дело будет рассматриваться в государстве происхождения этой нормы. Таким образом, исключительная подсудность может быть обусловлена более экономичным процессом и большими гарантиями достижения законного решения. Но и данный довод не является абсолютно достаточным. В частности, он противоречит идее универсальности правового регулирования, важнейшей частью которой является принцип равноценности и взаимозаменяемости всех судов. Принцип предполагает, что суд любого государства, правовая система которого в целом соответствует общепризнанным стандартам, в равной мере надлежащим образом может применять как собственное, так и иностранное право. На этом зиждется система международного частного права, взаимное признание и исполнение решений, принятых судами разных государств. Далее, если исключительная подсудность исков о правах на недвижимость объясняется стремлением избежать сложности применения иностранного права, то почему эта мотивация игнорируется при регулировании подсудности исков из обязательственных отношений, например допускается разрешение спора из договора по месту его исполнения (п. 1 ст. 5 Брюссельской конвенции, п. 1 ст. 5 Регламента N 44/2001), даже если при этом суд должен будет обращаться к иностранному праву, которое может оказаться гораздо более сложным для понимания и надлежащего использования, чем нормы, регулирующие вещные права. Необходимость исключительной подсудности исков о правах на недвижимость может объясняться верховенством власти государства над собственной территорией. Иностранное судебное разбирательство по такому иску представляется нарушением государственного суверенитета. Было бы, однако, сомнительным утверждать, что иностранный суд действительно вторгается в публично-правовую сферу чужого государства, если он, рассмотрев спор между частными лицами, признал заключенный ими договор купли-продажи недействительным и обязал их возвратить полученное по договору или взыскал с арендатора задолженность по договору аренды недвижимости, находящейся за границей. Для охраны государственного суверенитета, государственной целостности и безопасности более эффективным и правомерным средством является отказ от признания и исполнения иностранных судебных решений на том основании, что тот или иной судебный акт создает угрозу целостности и безопасности. Исключительную подсудность обосновывают также принципом эффективности - "вещный иск в сфере недвижимого имущества, поданный не в государстве местонахождения имущества, никогда не приведет к требующемуся практическому результату за пределами данного государства, поскольку решение по данному иску не будет исполнено" <1>. Эта мотивировка нелогична: невозможность исполнения решения, принятого иностранным судом по иску о правах на недвижимость, скорее является не причиной, а следствием исключительной подсудности. Препятствие к тому, чтобы такое решение признавалось и исполнялось, исчезает, если спор о праве на недвижимость, составлявший предмет иска, не отнесен законом к категории дел исключительной подсудности. -------------------------------- <1> Нешатаева Т. Н. О вопросах компетенции арбитражных судов в Российской Федерации по рассмотрению дел с участием иностранных лиц // Вестник ВАС РФ. 2004. N 12.

3. Элементы гипотезы правил исключительной международной подсудности

В российском праве критерии, определяющие сферу действия исключительной международной подсудности, существенно отличаются от критериев исключительной внутренней (территориальной) подсудности. Нет единства соответствующих формулировок ГПК РФ и АПК РФ. В ГПК РФ при регулировании международной подсудности вместо суженного перечня объектов, споры о правах на которые относятся к категории дел исключительной территориальной подсудности, используется более широкое по объему понятие - недвижимое имущество (п. 1 ч. 1 ст. 403). Согласно АПК РФ исключительно арбитражные суды в Российской Федерации компетентны рассматривать споры в отношении находящегося в государственной собственности Российской Федерации имущества без каких-либо ограничений, связанных с местом расположения этого имущества (п. 1 ч. 1 ст. 248); споры о правах на недвижимое имущество, а также любой спор, если его предметом является недвижимость, находящаяся на территории Российской Федерации (п. 2 ч. 1 ст. 248). Причем последнее положение АПК не оставляет сомнения в том, что под предметом спора понимается не право, а объект, по поводу которого идет тяжба. Таким образом, спектр действия российских правил исключительной международной подсудности значительно более широкий, чем спектр действия правил исключительной территориальной подсудности. В особенности это касается компетенции арбитражных судов. Статья 248 АПК РФ не ограничивает исключительную международную подсудность ни вещными исками, поскольку к исключительной юрисдикции арбитражных судов в Российской Федерации отнесены все споры, касающиеся недвижимости, ни даже местом нахождения имущества, если речь идет о государственной собственности. Тем не менее ВАС РФ в одном из Постановлений высказался против чрезмерно широкого толкования критериев исключительной международной компетенции <1>. Поводом для принятия этого Постановления послужили следующие обстоятельства. -------------------------------- <1> Постановление Президиума ВАС РФ от 11 мая 2005 г. N 207/04.

ОАО обратилось в Арбитражный суд г. Москвы с заявлением об отмене решения третейского суда, которым с общества взысканы в пользу иностранной фирмы задолженность и проценты по контракту на выполнение отделочных работ в зданиях коммерческого делового центра с обращением взыскания на удерживаемые фирмой помещения, расположенные в Москве, для их реализации на публичных торгах с установлением начальной продажной цены. Определением Арбитражного суда г. Москвы это решение третейского суда было отменено; ФАС Московского округа оставил указанное Определение без изменения. По мнению обеих инстанций, арбитражная оговорка на данный спор не распространяется, так как согласно ст. 248 АПК РФ рассмотрение споров, предметом которых является недвижимое имущество, расположенное на территории Российской Федерации, отнесено к исключительной компетенции арбитражных судов. Вследствие этого, признали судебные инстанции, арбитражное разбирательство в силу п. 2 ст. 32 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" невозможно и должно было быть прекращено. По результатам рассмотрения данного дела в порядке надзора Президиум ВАС РФ признал, что арбитражные суды допустили ошибку, поскольку необоснованно квалифицировали рассмотренные требования о взыскании денежного долга и процентов с обращением взыскания на нежилые помещения как единое требование по спору, предметом которого являются недвижимое имущество или права на него. В порядке исправления этой ошибки решение третейского суда было признано правильным в части установления обязанности уплатить долг и проценты и отменено в части обращения взыскания на недвижимое имущество должника. Таким образом, по мнению ВАС РФ, иск о взыскании задолженности по договору на выполнение отделочных работ в здании, в отличие от требования об обращении взыскания на недвижимое имущество, не может квалифицироваться как иск, предметом которого являются недвижимость или права на него. В законодательстве других стран также встречаются нормы исключительной международной подсудности, рассчитанные на широкий охват исков, касающихся недвижимости (см., например, п. "b" § 55 Указа Венгерской Народной Республики от 31 мая 1979 г. "О международном частном праве"), но чаще встречаются предписания с относительно узкой сферой действия. Так, Федеральный закон Швейцарии от 18 декабря 1987 г. "О международном частном праве" устанавливает исключительную компетенцию швейцарских судов в отношении исков, касающихся вещных прав на недвижимость, находящуюся в Швейцарии (ст. 97). В свою очередь, Кишиневская (п. 3 ст. 22) и Минская конвенции (п. 3 ст. 20) устанавливают исключительную подсудность не для всех исков в отношении недвижимости, а лишь для тех из них, предметом которых являются вещные права. Еще более ограниченное положение предусматривает Киевское соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г. (далее - Киевское соглашение). Пунктом 3 ст. 4 Киевского соглашения предусмотрено, что иски субъектов хозяйствования, касающиеся недвижимости, лишь тогда рассматриваются исключительно судом государства - участника СНГ, на территории которого находится имущество, когда их предметом является право собственности. Брюссельская и Луганская конвенции (подп. "a" п. 1 ст. 16), Регламент (ЕС) N 44/2001 (абз. 1 п. 1 ст. 22) устанавливают исключительную подсудность исков, предметом которых являются вещные права на недвижимость, а также права из договора найма или аренды недвижимости. При этом, является ли вещь недвижимостью, определяется по материальному праву страны, на территории которой вещь находится <1>, а характер права (является ли оно вещным) устанавливается на основе автономного толкования, даваемого Европейским судом. В позиции Европейского суда прослеживается явно ограничительная интерпретация исключительной подсудности. Под действие указанных предписаний подпадают не все иски о вещных правах, а лишь те, которые находятся в сфере действия Брюссельской конвенции и направлены на то, чтобы определить границы и состояние недвижимости, права собственности, владения или иных вещных прав на нее и защитить преимущественные интересы владельцев этих прав <2>. В практике Европейского суда и судов стран ЕС к вещным искам в смысле п. 1 ст. 16 Брюссельской конвенции отнесены иски, заявленные на основе права собственности, о передаче земельного участка, об исправлении записи в поземельной книге, иск о признании права собственности, иск ипотечного кредитора об обязанности допустить исполнительное производство. Не относятся к ним иск кредитора, который оспаривает сделку, совершенную его должником в отношении недвижимости с намерением причинить вред правам кредитора <3>; иск о компенсации за неправомерное использование жилого помещения, поскольку оно было передано в собственность незаконно <4>; иск о перенесении права собственности <5>; иск о взыскании покупной цены за проданную недвижимость; иск против сособственника об исполнении им обязанности, предусмотренной договором купли-продажи недвижимости <6>. Брюссельская конвенция прямо указывает, что подсудность исков, которые касаются найма или аренды недвижимости для временного частного пользования на срок, не превышающий шести непрерывных месяцев, не является исключительной и такие иски могут быть предъявлены также в суды государства по месту жительства ответчика, если собственник и наниматель или арендатор являются физическими лицами и имеют место жительства в одном государстве (подп. "a" п. 1 ст. 16). -------------------------------- <1> Mankowsky P. // Rauscher T., Mankowsky P. Europaisches ZivilprozeBrecht. Kommentar. European Law Publischers. Munchen: Sellier, 2004. S. 224. <2> Решение Европейского суда от 10 января 1990 г. по делу N 115/88, § 11. <3> Решение Европейского суда от 10 января 1990 г. по делу N 115/80. <4> Решение Европейского суда от 9 июня 1994 г. по делу N 292/93. <5> В экспертном докладе профессора Шлоссера относительно Брюссельской конвенции по этому поводу дается следующее пояснение: по германскому праву перенесение права собственности рассматривается в качестве самостоятельной сделки, которая отличается от договора купли-продажи или иного договора, направленного на приобретение собственности, и осуществляется путем внесения соответствующей записи в поземельную книгу. Если продавец земельного участка по каким-то причинам воздерживается от совершения этой сделки, покупатель вправе предъявить иск о перенесении права собственности, т. е. о принуждении к исполнению обязанности со стороны своего контрагента. Он может также потребовать возмещения убытков или в одностороннем порядке отказаться от договора. Все эти требования по германскому и европейскому праву вещными не являются (Schlosser P. Bericht zu dem ubereinkommen v. 09.10.1978 uber den Beitritt des Konigsreichs Danemark, Irlands und des Vereinigten Konigsreichs Grobritannien und Nordirland zum ubereinkommen uber die gerichtliche Zustandigkeit und die Vollstreckung gerichtlicher Entscheidungen in Zivil - und Handelssachen. Par. 170, zit. nach: Der Internationale Rechtsverkehr in Zivil - und Handelssachen. Bulow/Bockstiegel/Geimer/Schutze. Band I. Munchen: C. H. Beck, 1998. S. 601 - 171). <6> Mankowsky P. Op. cit. S. 226.

Своеобразный подход российского законодательства к регулированию исключительной подсудности ведет к коллизии с нормами международных договоров, в которых участвует Российская Федерация. Разрешается коллизия на основе известного положения: если международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (предл. 2 ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ч. 2 ст. 1 ГПК РФ, ч. 3 ст. 3 АПК РФ). Следующий пример из практики арбитражных судов иллюстрирует проблемы, связанные с применением этого положения. Предприятие обратилось в Арбитражный суд Сахалинской области с заявлением о признании решения Хозяйственного суда Автономной Республики Крым о признании недействительным договора купли-продажи судна, заключенного между предприятием и ООО, и о приведении его в исполнение путем выдачи исполнительного листа о возврате судна заявителю (хотя Хозяйственный суд Автономной Республики Крым принял решение только по требованию о признании сделки недействительной, но не о применении последствий ее недействительности) <1>. Свое заявление предприятие обосновывало тем, что решение указанного иностранного суда подлежит признанию и приведению в исполнение на российской территории в соответствии со ст. 54 Минской конвенции и ст. 241 - 243 АПК РФ; решение подлежит исполнению путем возврата заявителю судна из владения покупателя в порядке реституции, применение которой при недействительности договора предусмотрено ст. 167 ГК РФ и ст. 215, 216 Гражданского кодекса Украины. -------------------------------- <1> Постановление ФАС Дальневосточного округа от 14 февраля 2006 г. по делу N Ф03-А59/05-1/4118.

Арбитражный суд в удовлетворении заявления отказал, полагая, что решение упомянутого иностранного суда не подлежит признанию и приведению в исполнение в силу ч. 1 ст. 244 АПК РФ, в том числе как принятому по спору, разрешение которого отнесено к исключительной компетенции арбитражных судов Российской Федерации, поскольку предметом спора является недвижимое имущество, находящееся на территории Российской Федерации. Приведенный в кассационной жалобе довод заявителя о том, что вывод арбитражного суда об отсутствии у названного иностранного суда компетенции на рассмотрение данного дела противоречит ст. 7 Киевского соглашения, участниками которого являются Украина и Российская Федерация, был отклонен. По мнению кассационной инстанции, ст. 7 Киевского соглашения регулирует вопросы признания и приведения в исполнение решений, принятых на территории государств - участников СНГ только компетентными судами, и не изменяет исключительную компетенцию арбитражного суда Российской Федерации по рассмотрению дел с участием иностранных лиц. Ссылка заявителя на соглашение сторон, предусматривающее рассмотрение возникшего спора иностранным судом (судом Украины), также была отклонена, поскольку заключение соглашения об изменении исключительной компетенции арбитражного суда Российской Федерации ст. 249 АПК РФ не допускается. В данном случае также возникла проблема подсудности, однако речь шла не о подсудности в смысле права суда рассмотреть и разрешить спор по существу, а о проверке компетенции иностранного судебного органа на стадии решения вопроса о возможности признания и исполнения принятого им Постановления. Арбитражному суду надлежало выяснить, следует ли отказать в признании и приведении в исполнение решения иностранного суда на том основании, что этот суд рассмотрел спор, который отнесен к исключительной компетенции арбитражных судов в Российской Федерации (п. 3 ч. 1 ст. 244 АПК РФ). Оставляя в стороне вопрос о правомерности заявителя требовать не только признания судебного решения, которое ограничивалось выводом о недействительности сделки, но и применения последствий этого вывода, попытаемся определить, является ли подсудность иска о действительности договора купли-продажи недвижимости, находящейся на территории Российской Федерации, исключительной. Среди правовых источников, принимавшихся во внимание, фигурируют АПК РФ, Минская конвенция и Киевское соглашение. Во всех этих актах имеются правила, регулирующие подсудность, а также порядок признания иностранных судебных решений. Минская конвенция и Киевское соглашение, являясь международными договорами, обладают большей юридической силой, чем АПК РФ. По отношению к Киевскому соглашению Минская конвенция, регулирующая общие вопросы правовой помощи и распространяющаяся в том числе на юридические лица, представляет собой lex generalis и поэтому применима к тем отношениям, которые Киевским соглашением не урегулированы. Таким образом, в первую очередь надлежит обратиться к Киевскому соглашению. Соглашение в связи с регулированием международной подсудности, порядка признания и приведения в исполнение судебных решений использует понятие "компетентный суд", прямо не определяя его содержания. Возникает вопрос: должна ли компетентность суда определяться исключительно на основе Киевского соглашения или также с учетом других нормативных правовых актов, в том числе внутреннего законодательства, в особенности при толковании п. "в" ст. 9 Киевского соглашения, предусматривающего возможность отказать в принудительном исполнении иностранного решения, если будет доказано, что спор в соответствии с этим Соглашением разрешен некомпетентным судом? Арбитражные суды Российской Федерации в данном деле, насколько об этом можно судить из опубликованного Постановления ФАС Дальневосточного округа, предпочтение отдали такой альтернативе - применили п. 2 ч. 1 ст. 248 АПК РФ - и пришли к выводу о том, что Хозяйственный суд Автономной Республики Крым не является компетентным судом в смысле Киевского соглашения о порядке разрешения хозяйственных споров. Применение Минской конвенции более прямолинейно ведет к тому же результату. Хотя ст. 20 и ограничивает исключительную подсудность по месту нахождения недвижимости иском о праве собственности и иных вещных правах, однако в последующем ст. 52 прямо допускается возможность проверки соблюдения исключительной подсудности, установленной не только в самой Минской конвенции, но и в законодательстве государства, на территории которого решение должно быть признано. В Кишиневской конвенции эти положения остались без изменений (п. 2 ст. 22, подп. "б" п. 1 ст. 55). Следовательно, правильность позиции арбитражных судов Российской Федерации с точки зрения действующего права сомнений не вызывает. Критической оценки, однако, заслуживает существующее международно-правовое регулирование отношений стран СНГ. Оно не в полной мере соответствует интересам развития сотрудничества в области правовой помощи и скорее усугубляет сложности, связанные с признанием и приведением в исполнение судебных решений, принятых в странах СНГ. Это обусловлено тем, что Конвенции о правовой помощи, по существу, устраняются от регулирования международной подсудности, в особенности исключительной компетенции судов. Конвенциональные нормы с указанным предметом регулирования существуют параллельно с нормами внутреннего права, соотносясь нередко как общий и специальный законы. Это позволяет государству произвольно расширять компетенцию своих судов за счет специальных, более детализированных правил подсудности. Вряд ли, например, можно быть уверенным в успехе возражения ответчика о неподсудности иска, предъявленного в арбитражный суд Российской Федерации по месту нахождения его имущества, если он будет ссылаться на Киевское соглашение или Минскую конвенцию, согласно которым иск надлежало предъявлять в суды государства по месту его жительства (нахождения), а истец представит свои контраргументы, утверждая, в частности, что указанные международные договоры не исключают возможности иных оснований юрисдикции, правило АПК РФ является специальным предписанием и имеет приоритет перед более общими предписаниями международных соглашений. Еще более неограниченной является возможность законодателя расширить исключительную компетенцию своих органов правосудия, что автоматически ведет к расширению базы для отказа в признании и исполнении решений иностранных судов, а тем самым к затруднению того международного правового сотрудничества, для развития которого заключались конвенции. Иная модель регулирования международной подсудности сложилась в отношениях между западноевропейскими странами. Ее своеобразие состоит в прямом действии унифицированных норм, причем не только в том смысле, что суд непосредственно может обратиться к предписаниям соответствующего акта и применить их, но и в том, что эти предписания заменяют действие внутреннего права, тех его положений, которые предназначены для регламентации международной подсудности, включая статьи об исключительной компетенции. Это следует из ст. 3 Брюссельской и Луганской конвенций, ст. 3 и 4 Регламента. Кроме того, единообразное толкование унифицированных норм обеспечивается наднациональными органами <1>. В результате какие бы то ни было изменения внутреннего законодательства для отношений в сфере действия этих актов значения не имеют. Исключается и произвольная интерпретация установленных в них правил национальной судебной практикой с использованием своеобразных собственных подходов. -------------------------------- <1> Судом ЕС в отношении Брюссельской конвенции и Регламентов Совета или Постоянной комиссией в отношении Луганской конвенции.

4. Диспозиция правил международной исключительной подсудности и санкция за их нарушение

В позитивном смысле правила международной исключительной подсудности, бесспорно, означают, что суды Российской Федерации могут и должны рассматривать указанную категорию дел, а нарушение этих правил дает российским судам право отказать в признании и исполнении соответствующего иностранного судебного решения. Более сложным является вопрос: в какой мере иностранный суд обязан следовать российским нормам исключительной подсудности? Поскольку нет общепризнанной нормы международного права, устанавливающей такого рода обязанность, а действие законодательства каждого государства ограничено его территорией, то нарушение российских норм исключительной международной подсудности не может служить непосредственным юридическим основанием для иностранного суда заявить, например, об отказе в возбуждении производства. Иностранный суд должен реагировать лишь на нарушение международного договора с участием его государства или собственного внутреннего права. Предположим, в итальянский суд направлен иск, обязывающий проживающего в Италии арендодателя осуществить капитальный ремонт здания, находящегося в Москве. То обстоятельство, что согласно п. 2 ч. 1 ст. 248 АПК РФ этот иск находится в исключительной компетенции арбитражных судов Российской Федерации, само по себе не является правовой базой для оспаривания юрисдикции итальянского суда, но вопрос о юрисдикции может быть поставлен в рамках ст. 5 Закона "Реформа итальянской системы международного частного права". Его решение будет зависеть от того, будет ли заявленное требование отождествлено с вещным иском в смысле этой статьи. Поскольку правовая природа иска определяется в рамках процессуальных отношений, его квалификация будет производиться в соответствии с итальянским правом (ст. 12 Закона "Реформа итальянской системы международного частного права"). Допустимо ли рассматривать нормы об исключительной международной подсудности как запрещение обращаться в иностранные суды? Например, по ранее действовавшему во Франции праву допускалось применение штрафных санкций за нарушение правила, согласно которому французский гражданин к своему соотечественнику мог предъявлять иск исключительно во французский суд. Современное законодательство от такого регулирования отошло. По праву Германии считается, что германские правила исключительной подсудности не означают запрета на обращение в иностранные суды; нарушение этих правил в принципе не дает оснований для предъявления требований о возмещении убытков, причиненных деликтом в виде неправомерного ведения судебного дела за границей. Но это основание появляется, если истец игнорировал исключительную подсудность и возбудил процесс в иностранном суде с умыслом причинить ответчику убытки <1>. Такого рода подход вполне применим и в российском праве. -------------------------------- <1> Geimer R. Op. cit. S. 346.

Иной аспект той же проблемы - перспективность иска, предъявленного с целью запретить истцу вести процесс в суде государства А. на том основании, что этот процесс начат с нарушением международной исключительной подсудности государства Б. С одной стороны, подобный иск лишен смысла, поскольку запрет, исходящий от суда государства Б., в государстве А., скорее всего, будет рассматриваться как покушение на государственный суверенитет, как недопустимое вмешательство в отправление правосудия, а поэтому его нельзя будет исполнить. С другой стороны, если истец или его имущество находятся в пределах юрисдикции государства Б., возможность принудительного исполнения представляется вполне реальной. Принимаемое по такому иску судебное решение обязывает к определенному поведению сторону, но не суд иностранного государства, поэтому оно не нарушает ни государственный суверенитет, ни принцип судейской независимости. Однако само по себе несоблюдение исключительной подсудности вряд ли может рассматриваться как достаточное основание для удовлетворения такого иска, поскольку речь идет о процессуальном нарушении, а между сторонами процессуальных отношений, в которых это нарушение было бы допущено, на территории государства Б. не возникало. Для обоснованности иска необходимы материально-правовые основания, например в виде злонамеренных действий стороны, которая обратилась в иностранный суд преимущественно с целью досадить или причинить убытки своему противнику (п. 1 ст. 1065 ГК РФ), или нарушения договора, по которому сторона обещала не предъявлять иски за пределами государства Б. В российской доктрине остро обсуждается вопрос о допустимости арбитражных соглашений по делам, отнесенным к исключительной компетенции арбитражных судов в Российской Федерации. Так, по мнению М. А. Рожковой, ст. 248 АПК РФ запрещает заключать пророгационные соглашения, т. е. договоренности сторон, устанавливающие компетенцию иностранных государственных судов по указанным спорам; к третейским судам эти нормы отношения не имеют и не препятствуют передаче упомянутых в ст. 248 АПК РФ споров в третейский суд <1>. А. С. Комаров полагает, что правила ст. 248 АПК РФ, предусматривающей исключительную компетенцию арбитражных судов Российской Федерации по делам с участием иностранных лиц, нельзя распространять на третейские суды <2>. Иной точки зрения придерживается Т. Н. Нешатаева, интерпретирующая исключительную компетенцию как правило, которое не может быть изменено соглашением сторон (пророгационным соглашением либо арбитражным (третейским) соглашением) <3>. На эту позицию ориентируется практика арбитражных судов <4>. Допустимость третейских соглашений признается в отношении требований из обязательственных отношений, связанных с недвижимостью, например о взыскании денежного долга и процентов за отделочные работы, проведенные в отношении недвижимости, но не об обращении взыскания на недвижимое имущество <5>. -------------------------------- <1> Рожкова М. А. О некоторых вопросах принудительного исполнения решений третейских судов // Вестник ВАС РФ. 2004. N 9. ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Статья А. Н. Жильцова "Оспаривание решений международных коммерческих арбитражей в соответствии с российским законодательством - современные тенденции" включена в информационный банк согласно публикации - Международный коммерческий арбитраж: современные проблемы и решения: Сборник статей к 75-летию Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации / Под ред. А. С. Комарова; МКАС при ТПП РФ. Статут, 2007. ------------------------------------------------------------------ <2> Комаров А. С. Международный арбитраж в России // ЭЖ-Юрист. 2004. N 12. С. 9. См. также: Жильцов А. Н. Оспаривание решений международных коммерческих арбитражей в соответствии с российским законодательством // Международный коммерческий арбитраж. 2005. N 1; Нестеренко А. В. Критерии арбитрабильности споров по законодательству Российской Федерации // Арбитражный и гражданский процесс. 2005. N 8; Скворцов О. Ю. Подведомственность споров третейским судам // Третейский суд. 2005. N 1. <3> Нешатаева Т. Н. Указ. соч. <4> Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 9 марта 2006 г. по делу N Ф04-786/2006(20237-А45-17); Постановление ФАС Московского округа от 20 мая 2003 г. по делу N КГ-А40/2954-03; от 1 октября 2003 г. по делу N КГ-А40/7418-03 и от 28 мая 2004 г. по делу N КГ-А40/4042-04-П; Постановление ФАС Северо-Западного округа от 16 июня 2005 г. по делу N А56-21019/04. <5> Постановление Президиума ВАС РФ от 11 мая 2005 г. N 207/04.

Формальный повод для негативного отношения к третейским соглашениям дает своеобразная формулировка ст. 248 АПК РФ. В ней в отличие от ст. 403 ГПК РФ установлена не исключительная подсудность, а исключительная компетенция арбитражных судов. Термину "компетенция" придается широкое значение, которое охватывает и подсудность, и подведомственность. При таком толковании ст. 248 АПК РФ исключает третейское соглашение как изменяющее подведомственность. Таким образом, de jure позиция противников использования третейского производства для разрешения споров о правах, связанных с недвижимостью, и практика арбитражных судов выглядят убедительно. Однако совместимость подобной концепции с основными принципами правового регулирования, а также с современными тенденциями законодательства зарубежных стран вызывает серьезные сомнения. Право на свободный выбор способа и форума для рассмотрения и разрешения спора является одним из основных правовых принципов, берущих свое начало из равенства сторон, свободы частной собственности и договора. Бесспорным является также право каждого на защиту своих интересов в суде, никто не может быть лишен этого права по принуждению. Однако если субъекты частных правоотношений могут произвольно распоряжаться своим имуществом, правами, принимать на себя обязанности, то в случае возникновения спора они также свободны урегулировать возникающие в связи с этим споры путем переговоров, соглашений или обращения к посреднику. Это право можно отнести к категории естественных, оно существует независимо от законодательного закрепления <1>. Его законодательное регулирование возможно, а в ряде случаев необходимо, например, для того, чтобы оно приобрело формально-юридический характер и могло использоваться в системе позитивного права или в целях обеспечения равенства сторон, охраны интересов слабых субъектов. Его ограничение допустимо в той мере, в какой получаемый при этом социально значимый эффект оправдывает вторжение государства в частную сферу отношений, превышает создаваемые при этом неудобства и обременения для сторон. На уровне законотворчества при разработке соответствующих правовых норм необходим взвешенный подход, предполагающий среди прочего детальное обоснование необходимости того или иного ограничения свободы, установление максимально точных пределов предпринимаемого вторжения в виде установления обязанности сторон обращаться исключительно в государственные суды. В правоприменительной деятельности в случае неясности или неточности законодательных формулировок приоритет должен отдаваться праву свободного выбора - in dubio pro libertate. Недопустимым является и расширительное толкование законодательства, ведущее к необоснованному отрицанию права на обращение в третейский суд. -------------------------------- <1> См.: Вицын А. Третейский суд по русскому праву: Историко-догматическое рассуждение. М., 1856. С. 3. Автор хотя и не пишет прямо о естественно-правовой природе третейского суда, но утверждает, опираясь на исследованные им источники, что суд посредников, частных лиц, предшествовал суду общественной власти.

Судя по последним реформам процессуального права ряда стран (Англии, Испании, ФРГ, Франции), обозначалась явная тенденция к расширению и более интенсивному использованию внесудебных вариантов разрешения правовых споров, в том числе традиционного третейского разбирательства. Так, Закон ФРГ от 22 декабря 1997 г., реформировавший книгу 10 ГПУ Германии "Третейское разбирательство", существенно расширил сферу использования третейского суда. Согласно ныне действующему законодательству предметом третейского соглашения может быть любое имущественное требование, а третейское соглашение о неимущественных требованиях имеет правовое значение в пределах, в каких стороны правомочны заключить мировое соглашение по предмету спора. Таким образом, третейское соглашение допустимо в том числе в отношении имущественного спора, разрешаемого на основании императивных норм, а также имущественных требований, предъявляемых к государству или государственным учреждениям, даже если речь идет о третейском производстве за пределами Германии <1>. По мнению Федерального суда, третейское разбирательство исключается лишь в случаях, когда государство в интересах защиты прав, изъятых из свободного распоряжения частными лицами, оговаривает для себя юрисдикционную монополию, означающую, что только государственные судьи компетентны разрешить правовой спор <2>. Это мнение Федеральный суд высказал в решении, которым была подтверждена допустимость арбитражных соглашений относительно исков, для которых установлена исключительная подсудность. Такого рода приоритет права сторон на третейское производство признавался и по ранее действовавшему законодательству <3>. Что же касается исключительной международной подсудности, в том числе установленной нормами европейского процессуального права, то и она не препятствует действительности третейского соглашения <4>. -------------------------------- <1> Albers J. Op. cit. S. 2490. <2> Решение от 29 марта 1996 г. // BGHZ 132, 278, 283. <3> R. Geimer со ссылкой на судебную практику в кн.: ZivilprozeBordnung: mit Gerichtsverfassungsgesetz und den Einfuhrungsgesetzen, mit internationalem Zivilprozessrecht, Kostrenanmerkungen. Begr. von Zoller R., bearb. von Geimer R. 20, neubearb. Aufl. Koln: O. Schmidt, 1997. S. 2268. <4> Geimer R. in: ZivilprozeBordnung: mit Gerichtsverfassungsgesetz und den Einfuhrungsgesetzen, mit internationalem Zivilprozessrecht, Kostrenanmerkungen. Begr. von Zoller R., bearb. von Geimer R., Greger R. u. a. 25. Aufl. Koln: O. Schmidt, 2005. S. 1148; Schlosser P. in: Stein F. Kommentar zur Zivilprozeordnung. Bd. 9. 22. Aufl. Tubingen: Mohr, 2002. S. 414.

Выводы

Проблемы судебной компетенции необходимо решать с учетом главной задачи, стоящей перед правосудием, - достижения законного и обоснованного решения спора с наименьшими издержками. Неясность или неопределенность законодательного регулирования должна истолковываться в пользу того варианта, который более всего способствует достижению этой цели. Основополагающими принципами законодательного регулирования судебной компетенции являются право ответчика на суд по месту своего жительства (нахождения) и право сторон на выбор наиболее оптимального для них места разрешения спора, включая право на разбирательство в третейском суде. Отступление от них возможно, если это обусловлено публичными интересами, и допустимо в той мере, в какой получаемый социально значимый эффект превышает создаваемые при этом неудобства и обременения для сторон. Исключительная подсудность исков о правах на недвижимость судам по месту нахождения этой недвижимости (в том числе исключительная международная подсудность, исключительная компетенция судов в Российской Федерации) обусловлена прежде всего особенностью вещных прав. Вещный иск потенциально затрагивает интересы множества субъектов. Его рассмотрение по месту нахождения недвижимости необходимо, поскольку это обеспечивает равные возможности судебной защиты для всех лиц, имеющих в деле правовой интерес, а также соблюдение принципов открытости и концентрации сведений о вещных правах. Правильной с точки зрения совместимости с основными принципами правового регулирования и современными тенденциями законодательства зарубежных стран является судебная практика, в которой исключительная подсудность (в том числе исключительная международная подсудность) дел, касающихся недвижимости, распространяется лишь на иски, предметом которых являются вещные права, и не рассматривается как запрет на третейское соглашение. Несоблюдение исключительной подсудности как нарушение норм процессуального права само по себе не является достаточным основанием для отмены судебного решения. Лицо, оспаривающее судебный акт ссылкой на несоблюдение исключительной подсудности, должно не только доказать факт нарушения подсудности, но и показать, в чем состоит предположительная неправильность этого акта, а также выявить причинно-следственную связь между нарушением и возможной ошибочностью решения. В целях совершенствования отечественного правового регулирования предлагается введение правил, позволяющих: определять наиболее удобное место судебного разбирательства с учетом особенностей конкретного дела; решать вопрос о подсудности на состязательных началах до рассмотрения дела по существу, ограничить возможность для оспаривания судебной компетенции на последующих стадиях; использовать удобства правового механизма, основанного на разграничении исключительной, императивной и частично императивной подсудности, пророгационных и дерогационных соглашений.

------------------------------------------------------------------

Название документа