Невиновное нарушение авторских прав

НЕВИНОВНОЕ НАРУШЕНИЕ АВТОРСКИХ ПРАВ

М. ЛАБЗИН

Лабзин М., управляющий партнер юридической фирмы "Лабзин и партнеры" (Москва).

В части четвертой Гражданского кодекса РФ (далее - ГК РФ) в п. 3 ст. 1250 появилась новая правовая норма, которая санкционировала гражданско-правовую ответственность за невиновное нарушение исключительных прав. Тем самым она стала еще одним исключением из принципа гражданского права "ответственность только за виновный вред" и имеет большое значение именно для авторского права. Об истоках ее появления рассуждает автор настоящей публикации.

На протяжении всего пути развития гражданского права перед законодателем стоял вопрос, насколько степень вины того, кто причинил вред, должна влиять на обязанность его возместить. Этого вопроса не существует в уголовном праве, которое определяет ответственность перед всем обществом в целом и карает того, кто совершил общественно опасное деяние. А общественная опасность, очевидно, зависит от субъективной стороны совершенного поступка, в частности, от внутреннего отношения лица к тому, что оно сделало, и от того, стремилось ли оно к этому, желало ли наступления последствий или нет, могло ли их предотвратить. Поэтому, во-первых, исключается уголовная ответственность за невиновное деяние, поскольку невозможно наказать как преступника того, кто явился лишь невольным участником событий. Во-вторых, мера наказания (а часто и признание самого преступления) зависит от степени вины. Одно дело, когда преступник желал наступления соответствующих последствий от своих действий, а другое - когда лицо проявило неосторожность. Степень общественной опасности таких действий и самого лица, безусловно, разная, а значит, разным должно быть и наказание. Более того, в уголовном деле подлежит исследованию сама личность подсудимого. Раздел же гражданского права об обязательствах вследствие причинения вреда касается частных компенсационных отношений между тем, кто пострадал, и тем, чье поведение стало причиной этого. Однако по вопросу о том, должен ли пострадавший получить полное возмещение потерь с того, кто стал причиной его убытков, возникло мнение, что необходимо все-таки учитывать вину причинившего вред. Он несет ответственность, выплачивая пострадавшему свои деньги, воспринимает это как некую кару, и не учитывать степень его вины при привлечении к такой ответственности вроде бы неправильно. Такое мнение на разных этапах развития общества приобретало разную форму. Например, предлагалось закрепить ответственность только за виновный вред или же допустить решение судом вопроса о полном или неполном возмещении вреда в зависимости от степени вины того, кто его причинил, либо от имущественного положения сторон. Конфликт интересов, который должен быть разрешен законом, понятен. С одной стороны стоит тот, кто своими действиями нанес имущественный вред другому. Но он, быть может, не только не желал этого, но даже и не мог предотвратить. Например, человеку стало плохо и он, падая, разбил витрину магазина. Или же человек охотился в лесу и, не видя совершенно непредсказуемо оказавшегося за кустами другого охотника, своим выстрелом ранил его <1>. -------------------------------- <1> Приведенные примеры и история вопроса о проблеме вины при возмещении вреда взяты из книги: Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2003 (Классика российской цивилистики).

С другой стороны стоит тот, кто пострадал. И он-то в любом случае ни при чем и хотел бы получить возмещение, даже если ему причинили вред невиновно. Невиновность причинившего вред является для пострадавшего слабым утешением и далеко не всегда позволяет ему смириться с тем, что это - несчастный случай, за который никого, кроме судьбы, обвинить нельзя. И действительно, понятный внутренний протест вызвали бы случаи отказа в возмещении вреда, когда, например, машина на фабрике изуродовала рабочего, поезд сошел с рельсов, оборвавшийся высоковольтный провод вызвал пожар, у автомобиля отказали тормоза и он повредил другой автомобиль. Такой протест понятен, даже если никто не проявил небрежности и не совершил ошибок, а произошедшее является чистой случайностью. В связи с этим на основе соображения "если причинивший вред не виноват, то еще менее виноват пострадавший" возникло мнение обязать причинившего вред возместить потери пострадавшему в полном объеме вне зависимости от степени вины (принцип причинения вместо принципа вины). Известный русский юрист И. А. Покровский высказывал следующие доводы против предложенных отступлений от принципа вины. Неясно, почему нужно возлагать риск ответственности на того, кто совершает действия, которые в силу не зависящих от него обстоятельств могут привести к причинению вреда другому, хотя при этом пострадавший тоже так или иначе действует. Если говорить о приведенных выше примерах, то следует отметить, что магазин сам установил у себя стеклянную витрину, пострадавший охотник сам забрел в лес и сидел за кустами. Да и с практической точки зрения возложение ответственности за всякий случайный вред стеснило бы свободу действий, так как верным средством для избежания случайностей, за которые потом придется расплачиваться, явилось бы сидение в своей норе и воздержание от всякой активности. Также во имя идеи определенности права и выступая за необходимость некоего общего рационального плана, продуманного законодателем, следует отвергнуть и так называемый принцип конкретной справедливости. Он заключается в том, что решение вопроса об объеме ответственности за вред оставляется на свободное усмотрение судьи, и при этом судья должен принимать во внимание все обстоятельства, в особенности имущественное положение сторон. В современном законодательстве нет места таким неопределенным нормам, делающим правовое положение лиц неясным. По крайней мере их недопустимо принимать в качестве общего правила для всех случаев причинения вреда. Суд может свободно оценивать факты и принимать решение о применении той или иной нормы. Эта свобода суда соответствует задачам правосудия. Но суд не должен по своему усмотрению творить право. Эта задача ложится на законодательную власть, имеющую гораздо больше средств и возможностей для обдумывания и решения вопросов о справедливом и оправданном регулировании отношений сторон. И делает она это на уровне абстрактного обобщения всего того правильного и конструктивного, что имеет место в нашей жизни. А в качестве общего подхода более универсальным и справедливым представляется все-таки принцип вины, что, однако, не мешает и даже в некоторых случаях обязывает законодателя делать из него исключения. Но только тогда, когда им будут установлены разумные причины к ограничению интересов тех, кто рискует причинить вред без своей вины. Так, например, современному российскому праву известны обязательства по возмещению невиновного вреда со стороны причинившего его, когда: - вред причинен деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих (ст. 1079 ГК РФ); - вред причинен жизни, здоровью или имуществу вследствие недостатков товара, работы или услуги или вследствие недостоверной или недостаточной информации о них, если они приобретены в потребительских целях (ст. 1095 ГК РФ); - причинен моральный вред распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию (ст. 1100 ГК РФ). В качестве же общего правила действует норма п. 2 ст. 1064 ГК РФ: "Лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине". В праве интеллектуальной собственности (далее - ИС) из этой нормы не было исключений. Но постепенно и в практике защиты ИС наметились тенденции, заставившие задуматься об отступлении от принципа виновной ответственности. Особенно актуальна эта проблема для авторского права. Дело в том, что никаких убедительных оснований отрицать свою вину у нарушителя патента или права на товарный знак обычно не бывает. Ведь патенты и товарные знаки открыто публикуются, законодательство запрещает третьим лицам использовать зарегистрированные объекты промышленной собственности, и всякое третье лицо перед началом своей деятельности должно проявить осмотрительность и провести поиск, чтобы исключить нарушение прав, для чего имеются все возможности. Причем можно не только проверить, охраняется ли объект или нет, но и установить правообладателя. Если третье лицо этого не сделает, то тем самым проявит неосторожность. А неосторожность - это уже вина. А вот объекты авторского права не подлежат обязательной регистрации и публикации. Да, сложности с тем, чтобы определить, охраняемый перед нами объект авторского права или нет, возникают редко, но иногда непросто установить правообладателя. И тогда можно легко обмануться в его фигуре. Ведь за автора неизвестного еще произведения можно принять того, кто назвал себя таковым, а за правообладателя - того, кто представил соответствующие документы о передаче прав, подписанные якобы автором или иным предыдущим правообладателем. Нередки также случаи, когда имущественные права на произведение несколько раз переходят от лица к лицу, а затем последний пользователь получает претензию о нарушении авторских прав от действительного правообладателя, который к заключенным сделкам не имеет никакого отношения и потому называет их ничтожными. Можно сказать, что в такой ситуации мы имеем дело с добросовестностью приобретателя прав. Поставить ему в вину его заблуждение, вызванное конкретными обстоятельствами и документами, невозможно. И тогда возникает мысль, а не стоит ли принять во внимание его добросовестность, отсутствие вины и оставить за ним право использовать произведение или хотя бы исключить его ответственность за несанкционированное использование. Особенно склонны к таким мыслям юристы, хорошо знакомые с вещным правом, где есть фигура добросовестного приобретателя. Действительно, в этой области права действуют правовые нормы, по которым лицо в силу своей добросовестности и еще ряда фактов может оставить вещь у себя, а ее настоящий собственник не вправе эту вещь виндицировать (изъять из чужого владения). Согласно ст. 302 ГК РФ этот фактический состав образуют следующие элементы: 1) добросовестность приобретателя (не знал и не мог знать, что приобретает имущество у того, кто не вправе его отчуждать); 2) заключение между отчуждателем, который не управомочен на отчуждение вещи, и ее приобретателем сделки, направленной на перенос права собственности на эту вещь; 3) возмездный характер этой сделки; 4) фактическая передача вещи приобретателю; 5) выбытие вещи из владения ее собственника или лица, которому она была доверена собственником, помимо воли того или другого. Нетрудно заметить, что введению подобной конструкции в авторское право непреодолимо препятствует невозможность владеть (осуществлять фактическое господство) нематериальным по своей природе произведением творчества, а следовательно, и невозможность осуществления таких процессов, как передача произведения, выбытие его из владения. Если передачу произведения еще можно представить как передачу его материального носителя (рукописи, распечатки, диска и т. д.), то придавать ей юридическое значение в вопросе о праве на произведение никак нельзя. Выбытие же произведения из владения - это и вовсе абсурд для подавляющего большинства произведений, не связанных неразрывно с материальным носителем (к последним можно отнести картину, статую и др.). Следует отвергнуть и возможную мысль о том, что в авторском праве данную конструкцию добросовестного завладения вещью можно заменить конструкцией добросовестного получения права использовать произведение. Во-первых, если говорить о том, что за добросовестным лицензиатом следует оставить неисключительное право использовать произведение, то необходимо вспомнить, что подобного нет даже в праве вещной собственности. Добросовестный арендатор не может ссылаться на договор аренды, заключенный с третьим лицом, защищаясь тем самым от требования появившегося собственника вернуть вещь. Имеется в виду настоящий собственник, который с этим договором аренды никак не связан, никого не уполномочивал на его заключение и даже не предполагал его существования. Для такой защиты согласно ст. 302 ГК РФ подходит только договор купли-продажи. Титул собственника - слишком значимая правовая категория и обстоятельство, чтобы закрывать на него глаза при добросовестной аренде, когда вещь сдана в аренду неуполномоченным лицом. Если же говорить о случаях передачи добросовестному приобретателю исключительного права в полном объеме, то оставление у него этого права может привести к тому, что ставших таким образом правообладателей будет несколько, что вообще недопустимо. Ведь может быть несколько случаев введения в заблуждение разных приобретателей разными лицами, не обладающими на самом деле правами на произведение, или одним и тем же мошенником. Тогда возможно следующее предложение: если лицензионный договор не может быть основанием для оставления неисключительного права у добросовестного лицензиата, а договор уступки прав не может быть основанием для оставления исключительного права у добросовестного его получателя, то во втором случае необходимо оставить получателю хотя бы неисключительное право. То есть действительный правообладатель таковым и останется, но возникнет изъятие из его права в виде неисключительного лицензиата, который когда-то обманулся в фигуре правообладателя, считал, что получил исключительное право, и стал использовать произведение. Такая конструкция - совершенно новая, коренным образом отличается от той, которую мы видим в праве вещной собственности, и не является ее аналогией. Но разве эта новизна может быть достаточным основанием, чтобы ее отвергнуть? Нет. Но есть другое возражение против и этой конструкции, и всех других, которые могли бы оставить за добросовестным приобретателем право использовать произведение. Именно оно представляется главным и состоит в следующем. Ввиду невозможности осуществлять фактическое господство над произведением действительный правообладатель будет еще менее защищен, чем собственник. Если последний еще может принять какие-то меры, чтобы его вещь не была украдена или иным образом не выбыла из владения помимо его воли, то обладатель права на произведение никак не сможет защититься от того, что кто-то другой представится правообладателем и передаст (предоставит) право. Причем, как было указано выше, это может быть сделано не один раз одним и тем же лицом или разными. Кроме того, каждый может взять любое произведение и отнести его в Российское авторское общество, где ему выдадут свидетельство о том, что произведение депонировано на его имя, поскольку он назвался автором. Можно, конечно, отказаться от обнародования, но произведения создаются не для того, чтобы лежать в столе. Таким образом, каким бы добросовестным ни был приобретатель права на произведение по договору, оставить за ним это право в ущерб интересам правообладателя было бы неверным решением. А следовательно, любой, получивший по договору право от лица, не являющегося правообладателем, должен признаваться нарушителем исключительного права, хотя он при этом и невиновен. Соответственно, не может быть сомнений в том, что использование произведения должно быть прекращено таким лицом по требованию действительного правообладателя. Однако остается вопрос: а должно ли это лицо и в какой мере возместить потери последнего, возникшие в результате такого добросовестного использования? Необходимо понимать, что потери действительно возможны. Например, выпуск и продажа книг обманутым добросовестным издательством, которое заключило договор с ложным автором или правообладателем, наверняка приведут к тому, что настоящий автор или иной правообладатель уже не получит соответствующего спроса на свое произведение у насытившейся им публики. Да и публика, чего доброго, еще обвинит именно его в плагиате. Доказывай ей потом, что это первый автор оказался "лисой в овечьей шкуре"! Или, например, песня, представленная публике по недействительному договору с ложным правообладателем, уже не будет столь популярна, как при первых ее исполнениях, а потому действительный правообладатель уже не получит всех выгод, которые он мог получить, если бы такого договора не было. Да и за состоявшееся использование своего произведения авторы тоже заслуживают вознаграждения. В общем, примеров может быть множество. Но в качестве общей закономерности следует отметить, что использование произведения добросовестным контрагентом, который принял за настоящего на самом деле ложного правообладателя и заключил с ним договор, лишает действительного правообладателя некоторого дохода. Вот перед нами и встает та известная юриспруденции дилемма, с которой мы начали настоящую публикацию: вроде бы оба не виноваты, а вред есть. Так все же: принцип причинения или принцип вины? "Пользователь не виноват, но действительный правообладатель виноват еще меньше" или же "только тогда нарушитель должен компенсировать потери, когда он по обстоятельствам дела мог и должен был предполагать, что нарушает права"? Тем и интересна новелла п. 3 ст. 1250 ГК РФ, что в ней впервые можно увидеть решение этой проблемы гражданского права в сфере ИС. Представляется, что действительно есть доводы, согласно которым причиненный вред не следует оставлять невозмещенным, а возместить его должен именно пользователь, пусть и добросовестный. Этих доводов несколько, и сила их различна. Прежде всего следует отметить, что в качестве субъекта, нуждающегося в защите, в первую очередь необходимо рассматривать автора. Именно он больше всего рискует пострадать от того, что кто-то присвоит себе его авторство и предоставит кому-то право использовать произведение. Если это произойдет, то в такой ситуации могут сказаться и сложности с доказыванием того, кто все же является автором, и недостаток у автора денежных средств для того, чтобы эффективно защищать свои права. То есть пострадавшим чаще всего оказывается гражданин, имущественно более слабая сторона, не имеющий при этом доказательств своего авторства. Однако не будем забывать и о том, что пострадавшим от присвоения права может оказаться и юридическое лицо - действительный правообладатель, который указанных проблем испытывать не будет или же будет испытывать их в меньшей степени. Во-вторых, использование произведения "добросовестным приобретателем прав", введенным в заблуждение, обычно приносит ему доход. В то же время, как было отмечено выше, такое использование будет оставлять без вознаграждения действительного правообладателя, а то и вовсе приводить к потере им доходов в будущем и утрате своей репутации. То есть пусть и невольно, но добросовестный пользователь, как и заурядный нарушитель, использует результат чужого труда без предоставления эквивалента надлежащему лицу. Поэтому вполне естественно, чтобы теряющему доход возмещал вред тот, кто его причинил, обогатившись при этом. А причинителем вреда чаще оказывается имущественно более сильная сторона. Однако не стоит забывать и о том, что добросовестное лицо по договору с ложным правообладателем могло заплатить такую сумму, что и само оказалось в убытке. Поэтому и значение этого соображения в пользу принципа причинения вреда не следует преувеличивать. Наиболее значимым соображением видится то, которого мы уже касались в рассмотренном выше вопросе о невозможности введения в авторское право фигуры добросовестного приобретателя. Как уже было отмечено, очень часто есть множество возможностей выступить тем, кто якобы обладает правами, с целью дальнейшей их продажи. Можно назваться автором и даже получить документ, добавляющий окружающим лишние основания так считать. Можно передать (предоставить) права на произведение после того, как они уже были переданы (в последнее время таких споров очень много). Можно представиться правообладателем, намеренно "состряпав" договор о получении прав от якобы автора или правообладателя, которых вы никогда в глаза не видели или не рассматривали их в качестве обладающих правом. Действительному правообладателю чрезвычайно трудно предпринять какие-либо меры, чтобы этого избежать. И узнает он о таких недобросовестных действиях только после начала использования произведения "добросовестным приобретателем прав". Остается только надеяться на осмотрительность последнего. А что заставит его проявить эту осмотрительность или отказаться от намерения представить себя в качестве обманутого, если закон будет говорить ему: если ты обманешься в фигуре правообладателя, с которым заключал договор, то никакого вреда возмещать не будешь? И если закон не будет обязывать его возмещать вред, то у него действительно появятся возможность и смысл делать из себя добросовестное лицо: самому обеспечить себя договором с лицом, якобы представившимся правообладателем, а потом заявить, что был обманут и надо предъявлять иск к обманщику. А последнего-то, может, и не существует или же с фирмы-однодневки и взять-то нечего. Здесь появляется еще один аргумент в пользу того, чтобы не снимать с добросовестного пользователя обязанности возместить вред. Добросовестный пользователь на виду. У него есть имущество, он участвует в гражданском обороте. У настоящего правообладателя будет возможность потребовать возмещения потерь с такого лица, в то время как действительно существовавшего или выдуманного правообладателя (контрагента добросовестного пользователя) и найти-то, быть может, не получится. Не говоря уже о шансах получить с него что-то. Да и с него ли? Ведь он тоже может сослаться уже на свой договор с предыдущим ложным правообладателем. Иными словами, фигура ложного правообладателя настоящему неизвестна. Однако именно с ним заключил договор добросовестный пользователь. И он был в состоянии проверить своего контрагента, заручиться соответствующими гарантиями и обеспечить их исполнение (например, с помощью штрафа или другим образом). Во всяком случае, именно "добросовестный приобретатель прав" оценивал риски их покупки и при неопределенности в вопросе о наличии прав у своего контрагента мог бы отказаться от сделки. Пожалуй, это как раз тот случай, когда причинивший вред добросовестный пользователь действовал, а настоящий правообладатель - нет. Если, конечно, мы не будем в противовес этим действиям пользователя ставить само творчество или законное получение своих исключительных прав пострадавшим. Можно также сказать, что посредством введения в право ИС принципа причинения вреда вместо принципа вины законодатель следует конструкции наименьшего зла, которая была предложена в юридической литературе при анализе норм о добросовестном приобретении вещи <2>. Применяя данную конструкцию к рассматриваемому вопросу, можно изложить ее следующим образом. -------------------------------- <2> Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. 6-е изд. М., 2003. С. 421.

Пусть основным виновником возникших у действительного правообладателя убытков является тот, кто без правовых оснований выступил в роли такового и ввел в заблуждение пользователя, который и приступил к использованию произведения. Однако последний знает своего контрагента и имеет возможность взыскать с него убытки, которые были причинены действительному правообладателю. По сравнению с ним действительный правообладатель находится в худшем положении, так как он вовсе не знает того, кто выдал себя за обладающего правом. Именно поэтому следует допустить взыскание убытков с добросовестного пользователя, даже если на нем нет вины, а последнему оставить лишь возможность требовать выплаты компенсации от своего контрагента. В связи с этим заслуживает всяческой поддержки мелькнувшая в п. 3 ст. 1250 ГК РФ мысль о том, что не может быть поводом для отказа в защите исключительного права отсутствие вины на том, кто использует объект и не имеет при этом оснований полагать, что в отношении этого объекта действует чье-то право. Не заслуживает только поддержки та неясность, с которой эта норма решает (а решает ли?) вопрос о возмещении убытков или выплате компенсации. Итак, мы рассмотрели все те аргументы, в силу которых невиновный пользователь во всех случаях должен возмещать убытки правообладателю или же вместо них (по выбору правообладателя) выплачивать компенсацию. Однако прямого указания на это в п. 3 ст. 1250 ГК РФ мы не видим. Данная норма уклончиво говорит о том, что принятие мер, направленных на защиту интеллектуальных прав, не исключается. И в частности, независимо от вины нарушителя и за его счет осуществляются публикация решения суда и пресечение нарушения или действий, создающих угрозу этого. Таким образом, если эти два способа защиты от действий добросовестного нарушителя должны быть применены вне зависимости от вины последнего, то возмещение убытков или выплата только компенсации не исключаются. Какими же соображениями должен руководствоваться суд, рассматривая требования правообладателя к невиновному нарушителю о взыскании с него денежных средств в качестве компенсации последствий использования произведения? Об этом не сказано ни слова. Переложив вопрос на суд, законодатель уклонился от его решения по существу и потому заслуживает критики. Вообще, обращение к нормам ГК РФ о возмещении вреда позволяет сказать, что нерешительность в вопросе о требовании такого возмещения с невиновного лица свойственна законодательной власти и обусловлена понятным желанием обеспечить справедливые судебные акты в каждом конкретном случае. Желание доброе, но сторонники идеи определенности права откажут ему в поддержке <3>. Так, п. 3 ст. 1083 ГК РФ гласит: "Суд может уменьшить размер возмещения вреда, причиненного гражданином, с учетом его имущественного положения, за исключением случаев, когда вред причинен действиями, совершенными умышленно". Причем эта норма применяется и в случае, когда вред причинен источником повышенной опасности (см. абзац 2 п. 1 ст. 1079 ГК РФ). Однако же свобода судейского усмотрения, санкционированная указанными выше нормами, не так необъятна, как свобода, данная суду п. 3 ст. 1250 ГК РФ. Эта свобода вовсе ничем не ограничена: ни субъектным составом отношений вследствие причинения вреда, ни типом ситуации. Ее предоставление оставляет нерешенным на законодательном уровне важнейший вопрос в большой сфере отношений и может повлечь отказы в возмещении вреда, что в силу изложенных выше причин не должно иметь места. -------------------------------- <3> В качестве самой яростной критики уклонения законодателя от принципиального решения вопроса путем предоставления суду возможности решать его в каждом конкретном случае по своему свободному усмотрению можно привести слова Beudant'a: "Народам, которые не желают подчиняться принципам, рано или поздно приходится подчиниться силе", и Бентама: "Всякая стоящая над законом власть угрожает будущему, как бы полезны ни были ее первые деяния. Порожденное произволом благо не может выйти за узко очерченные рамки, тогда как зло его безгранично, а потому и угроза, которую оно несет в себе, также не имеет пределов" (цит. по кн.: Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2003. С. 107, 108).

Один судья будет отказывать в присуждении денег потерпевшему от использования объекта ИС якобы или действительно добросовестным и невиновным лицом, а другой - в такой же ситуации присудит миллионы. Остается надеяться на то, что либо судебная практика станет все-таки определенной и вред правообладателю будет компенсироваться всегда и любыми пользователями, либо законодатель решится прямо высказать такое правило.

------------------------------------------------------------------

Название документа