Взаимодействие национального и наднационального правосудия на современном этапе: новые перспективы

(Зорькин В. Д.)

("Сравнительное конституционное обозрение", 2012, N 5)

Текст документа

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО И НАДНАЦИОНАЛЬНОГО ПРАВОСУДИЯ

НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ: НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

В. Д. ЗОРЬКИН

Зорькин Валерий Дмитриевич - Председатель Конституционного Суда Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.

Рубрика, посвященная Анатолию Ивановичу Ковлеру, не случайно озаглавлена "Россия и Европейский суд по правам человека: декада перемен". Годы пребывания Анатолия Ивановича в качестве судьи от России в Европейском суде по правам человека не просто совпали с периодом динамичной и непростой интеграции России в европейскую систему прав и свобод, во многом именно его деятельность и являлась двигателем этого процесса. Огромный профессиональный и человеческий багаж, интеллектуальная щедрость, неиссякаемый интерес к праву, культуре, человеку обеспечили то, что можно назвать феноменом Ковлера: умение доносить до самых разных аудиторий по обе стороны страсбургского рубежа мысли и позицию другой стороны, налаживать взаимопонимание между обеими сторонами в далеких от идиллических ситуациях. И быть безусловным авторитетом - как у российских, так и у европейских коллег, в равной степени среди ученых и политиков.

Автор с позиций судьи и ученого рассматривает актуальные проблемы взаимодействия национального и международного, прежде всего европейского, правосудия. Подчеркивается особая роль постановлений Европейского суда по правам человека для российской правовой системы, и приводится анализ ситуации с точки зрения их исполнения. Автор указывает на важность гармонизации национальных и международных подходов к конституционно-правовым ценностям, отмечает возникающие на этом пути сложности и предлагает пути их решения.

Реформа Европейского суда по правам человека; глобализация права; Конституционный Суд; исполнение решений Европейского суда; пилотные постановления; восстановление нарушенных прав; судебный прецедент.

The cooperation of national and supranational justice in the modern period: a new perspective

V. Zorkin

Zorkin Valery - Chairman of the Constitutional Court of the Russian Federation, doctor of law, professor.

Author, as a judge and academic, reviews challenges arising today in the interaction between national and international law (European, first of all). The author underlines the special role which the judgments of the European Court of Human Rights carry for the Russian legal system and evaluates the situation of their enforcement. He points to the importance of the harmonisation of national and international approaches to constitutional values, identifies difficulties associated with this process and suggests certain solutions.

Key words: reformation of European Court of Human Rights; globalization of law; Constitutional Court; execution of European Court of Human Rights' judgments; pilot judgments; restoration of violated rights; judicial precedent.

1. Внимательный наблюдатель может заметить, что в настоящее время европейская система прав и свобод вступила в новый и крайне интересный этап своего развития. Предыдущий этап, начавшийся в 1998 году созданием "нового Европейского суда" на основе Протокола N 11 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция), был тесным образом связан с последствиями присоединения к Конвенции постсоциалистических государств - участников "новой волны", что, в свою очередь, повлекло многократное увеличение нагрузки Суда в связи с потоком обращений, поступающих из новых государств-участников, и новых структурных проблем, частично унаследованных их правовыми системами, а частично явившихся своего рода "побочными эффектами" перехода к новым принципам правового регулирования. Этот этап стал периодом "больших цифр" и поиска путей решения проблемы количественной загрузки Суда, во многом технократических.

С вступлением в действие Протокола N 14 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод можно наблюдать крен в сторону расширения качественного инструментария, используемого Европейским судом в его практике. Понимание недостаточности предложенного Протоколом N 14 набора средств для радикальной оптимизации количественной нагрузки Суда все чаще заставляет говорить о необходимости изменения подходов к статусу всей европейской системы прав и свобод в глобализирующемся мире и ставит перед европейским юридическим сообществом новые вопросы, на которые зачастую непросто найти ответы. Поэтому поиск таких ответов - общая задача всех игроков европейского правового поля, предполагающая постоянный диалог как в судебной, так и во внесудебной плоскостях. Особая роль в этом диалоге, безусловно, принадлежит национальным судебным органам, в том числе высшим судам.

Анализируя деятельность Европейского суда по правам человека сегодня, мы наблюдаем ее новую методологию, использование которой во многом продиктовано практической необходимостью - уже упоминавшейся необходимостью справляться с многократно возросшим потоком подаваемых в Суд обращений. Однако такая, казалось бы, сугубо утилитарная, практическая задача ведет к изменению основных функций Суда и его места и значения не только в европейском, но и в глобальном правопорядке. В качестве нового инструментария Суд использует в своей деятельности теорию "общеевропейского консенсуса", теорию Конвенции как "живого инструмента" и иные проявления "судейского активизма". Как результат - фактически через практику Суда происходит универсализация правовых категорий на общеевропейском пространстве. Не всегда этот процесс является мононаправленным и вызывает однозначные оценки. Однако сложно было бы отрицать, что сегодня мы являемся свидетелями процесса формирования системы европейских стандартов, в основе которых - общие европейские ценности цивилизационного характера.

Остается место для философской, социологической и правовой дискуссии о том, какие ценности действительно являются общими для всего многообразия европейского континента, а какие отражают определенный региональный или даже национальный взгляд и потому не должны навязываться тем странам, для которых они не являются органичными. Однако невозможно отрицать наличие определенного вектора в развитии общеевропейского права в широком смысле - вектора, который имеет, прежде всего, общую ценностную основу.

Формирование общих европейских правовых стандартов в практике Европейского суда по правам человека - процесс многоуровневый и двусторонний; он происходит не с нуля, не на "пустом месте", но как продукт обобщения и использования ведущих достижений европейской правовой мысли (в том числе и национальной). Переплавляясь в общем котле практики Европейского суда, этот продукт воплощается в его решениях по конкретным делам и в отношении конкретных стран и в дальнейшем оказывает влияние на все европейское пространство, получая в рамках этого пространства свое распространение.

Сам по себе указанный процесс не нов, так как обобщение и интернационализация важнейших конституционных ценностей происходили в течение всей второй половины XX века путем закрепления в конституциях послевоенного периода схожего или даже совпадающего каталога основных прав и их отражения в ключевых международных документах по правам человека. Формируемые Страсбургским судом в его практике общеевропейские правовые стандарты отражают в конечном счете результаты развития сложной, многоуровневой системы права европейского континента; сам же Суд выполняет при этом одновременно функцию и синтеза, и переноса в новом виде тех или иных общих идей в национальные правопорядки. Однако затем это правовое толкование базовых принципов вновь возвращается на национальный уровень, где, впрочем, не всегда встречает однозначное понимание в силу разных причин. В этот момент особенно важна разъяснительная и просветительская работа внутри национальных правовых систем, которая должна осуществляться как научным сообществом, присущими научной деятельности приемами и способами, так и высшими судебными органами - путем отражения соответствующих принципиальных правовых позиций в своих решениях. Задачи современного этапа, стоящие перед европейской системой прав и свобод, предполагают значительный перенос "нагрузки" в данной области на национальные правовые системы, а также дальнейшее усиление взаимодействия национального и наднационального правосудия.

В этой связи сегодня как никогда актуальны указанные вопросы и для российского юридического сообщества.

Мне многократно приходилось говорить о значении Конвенции о защите прав человека и основных свобод и практики Европейского суда по правам человека для российской правовой системы, о взаимодействии Европейского суда и российских органов правосудия, в том числе Конституционного Суда России.

Итоги деятельности Конституционного Суда в имплементации положений Конвенции сегодня выражаются многими десятками его решений, в которых Конституционный Суд последовательно формулировал позиции по важнейшим проблемам российской правовой системы, выявленным Европейским судом. Активно используя в своей аргументации ссылки на нормы Конвенции и их толкование Европейским судом, Конституционный Суд тем самым внедряет их непосредственно в ткань российского правового пространства. Российским правоприменителям зачастую проще и привычнее ссылаться в своей деятельности на решения Конституционного Суда, чем на практику Европейского суда, а кроме того, для этого есть и более четкие правовые основания.

В частности, объемные правовые позиции были сформулированы Конституционным Судом по вопросам процессуальных гарантий, применимых при лишении и ограничении свободы лица в разных формах; ответственности государства за вред, причиненный государственными органами, должностными лицами и иными публичными субъектами; процессуальных гарантий как в уголовном, так и в гражданском и административном судопроизводстве; обжалования судебных актов и деятельности вышестоящих судебных инстанций и многим другим.

Оценивая как качественный, так и количественный вклад Конституционного Суда в имплементацию положений Конвенции и ее толкования в российское правовое пространство, можно сказать, что накопленный опыт позволяет ставить вопрос о необходимости институционализации существующих форм взаимодействия между Конституционным Судом РФ и Европейским судом по правам человека и поиска новых форм такого взаимодействия. Другими словами, настало время для юридического оформления фактически сложившегося международно-правового элемента деятельности Конституционного Суда в части, касающейся взаимодействия с Европейским судом. Кроме того, существует необходимость в расширении направлений такого взаимодействия в будущем.

В текущем году в связи с проведением конференции высокого уровня в г. Брайтоне в международном юридическом сообществе активно обсуждалось будущее европейской системы защиты прав человека, ее ключевые проблемы, способы их преодоления, контуры возможной новой модели деятельности Европейского суда. Как и на двух предшествующих конференциях, посвященных Европейскому суду (в Интерлакене в 2010 году и в Измире в 2011-м), основной упор в итоговых выводах Брайтонской конференции был сделан на перенос основного бремени защиты прав на национальный уровень, на совершенствование и введение новых внутригосударственных средств правовой защиты, на принятие мер общего характера по результатам решений Европейского суда, в том числе превентивных по своей природе. Реализация указанных задач требует еще более активного взаимодействия наднациональной и национальных судебных систем, в том числе поиска его новых форм и способов.

Россия не остается в стороне от этого процесса. Сегодня перед национальной правовой системой стоит задача расширения форм и инструментария сотрудничества с Европейским судом, в первую очередь с помощью более активного использования потенциала и ресурсов российской судебной системы. Соответственно, настало время для масштабной инвентаризации и оценки существующих в российской правовой системе внутригосударственных средств правовой защиты с точки зрения Конвенции о защите прав человека и основных свобод и практики Европейского суда по правам человека на современном этапе его развития и взаимоотношения с различными общественными и политическими кругами в России.

Часть задач, стоящих перед Россией в данной области, хорошо известна: в первую очередь речь идет о таком реформировании системы судов общей юрисдикции, при котором все судебные инстанции будут признаны эффективным внутригосударственным средством правовой защиты, чтобы обращаться в Страсбург можно было после прохождения всех уровней судебной системы внутри России. Ситуация, при которой жалоба в Европейский суд может быть подана после прохождения второй инстанции - а это уровень областного или даже районного суда, - не эффективна и не устраивает ни российскую, ни европейскую сторону. Однако для достижения этой цели необходимо завершение реформирования судебных инстанций и процедур пересмотра судебных актов в соответствии с критериями, сформулированными как Европейским судом в практике по российским делам, так и Конституционным Судом РФ.

Такая работа уже проделана в системе арбитражных судов, где все четыре инстанции признаны в качестве эффективных средств защиты, которые необходимо исчерпать перед обращением в Страсбург. Система судов общей юрисдикции находится в процессе совершенствования, и, будем надеяться, в скором времени эти позитивные усилия приведут к желаемому результату.

Создание новых внутригосударственных средств защиты или совершенствование уже существующих на основе практики Европейского суда по российским делам стоит на повестке дня в таких важнейших вопросах, как улучшение условий содержания лиц, находящихся под стражей, исполнение судебных решений, вынесенных по искам против государства и его публичных агентов, прежде всего в случаях, когда способом исполнения не является перечисление денежных средств, обеспечение реальной состязательности и равенства сторон как в уголовном, так и в гражданском, и в административном процессе.

В то же время российское конституционное судопроизводство ни разу не оценивалось Европейским судом по правам человека с точки зрения необходимости его прохождения для обращения в Страсбург. Очевидно, что у российского Конституционного Суда специальный предмет деятельности, связанный с проверкой конституционности норм, его компетенция уже, чем у органов конституционного правосудия в некоторых других европейских странах, которые рассматривают жалобы о проверке конституционности не только нормативных актов, но и индивидуальных актов правоприменения. Однако Европейский суд нередко сталкивается с проблемой нарушения прав граждан именно самой нормой, а не применением ее судами. Если в отношении этой нормы Конституционным Судом формулировалась какая-то позиция, Европейский суд всегда приводит ее в своих решениях. Однако, если норма еще не являлась предметом рассмотрения Конституционного Суда, было бы логичным вначале проверить ее соответствие фундаментальным правам и свободам, которые по сути совпадают в российской Конституции и в Конвенции. Во многих случаях это могло бы устранить необходимость последующего обращения в Страсбург.

Конституционное судопроизводство в ряде стран признано Европейским судом в качестве эффективного внутригосударственного средства правовой защиты. Во всех этих странах обязательно существует институт индивидуальной конституционной жалобы. Вместе с тем, с учетом действующего порядка подачи конституционной жалобы в Конституционный Суд РФ, вряд ли на сегодняшний день конституционное производство в Российской Федерации может рассматриваться с точки зрения статьи 35 Конвенции в качестве инстанции, прохождение которой является необходимым этапом, предшествующим обращению в Европейский суд по правам человека. Главная проблема здесь, с точки зрения Конвенции, - отсутствие сроков для обращения в Конституционный Суд.

На сегодняшний день на европейском пространстве Конституционный Суд Российской Федерации остается, наверное, одним из немногих конституционных судов, жалоба в который может быть подана по истечении любого периода после предполагаемого нарушения. На момент принятия действующего закона о Конституционном Суде в 1994 году такой подход был оправдан с точки зрения максимального расширения объема гарантий, предоставляемых гражданам для защиты их прав, в сложных условиях выстраивания системы конституционного судопроизводства фактически заново. Сегодня, когда контуры правового поля четко обрисованы, а его содержание сложилось и является достаточно устойчивым, оправданна постановка вопроса о введении временных рамок для обращения в Конституционный Суд. Это необходимо и с точки зрения правовой определенности: в случае обращения с жалобой гражданина по прошествии значительного времени после разрешения его конкретного дела (такие случаи бывают), как быть с правоприменительными решениями, по этому делу принятыми, если после их принятия прошло много времени, они вступили в законную силу, были исполнены, установленное ими правовое состояние получило дальнейшее развитие? Насколько обеспечивается в данном случае искомый баланс различных защищаемых интересов?

Есть и еще один аргумент в пользу введения сроков для обращения в Конституционный Суд: в большинстве дел, которые завершаются каким-либо "позитивным" для заявителя результатом (то есть признанием закона неконституционным, выявлением его конституционно-правового смысла либо признанием оспариваемой нормы аналогичной той, что ранее уже являлась предметом рассмотрения Конституционного Суда, с вытекающими из этого последствиями), заявители обращаются в Конституционный Суд практически сразу (по истечении непродолжительного времени) после завершения рассмотрения их дела. В то же время подаваемые по истечении значительного периода времени жалобы, как правило, не соответствуют критериям допустимости, установленным Законом. Разумеется, оценку той или иной внутригосударственной процедуры с точки зрения статьи 35 Конвенции может дать только Европейский суд. Однако меня обнадеживает то обстоятельство, что Европейский суд, как никто другой, заинтересован в расширении диапазона доступных гражданам процедур для защиты их прав на национальном уровне. Поэтому приближение национальных процедур к критериям, закрепленным Конвенцией, увеличивает шансы на признание таких процедур эффективными внутригосударственными средствами правовой защиты.

2. Еще одна важнейшая проблема взаимодействия Европейского суда по правам человека и российских органов правосудия касается исполнения решений Европейского суда. Она также активно обсуждалась в ходе Брайтонской конференции, где вновь подчеркивалась необходимость принятия особых мер по структурным проблемам, выявленным Европейским судом в его решениях, в том числе в "пилотных" постановлениях, а также важность укрепления сотрудничества между высшими национальными судебными органами и Европейским судом по вопросам исполнения решений последнего.

Ранее мне неоднократно доводилось говорить о правовом статусе решений Европейского суда в российской правовой системе, об обязательности их исполнения, о роли Конституционного Суда РФ в этом процессе. Неоднократно приходилось также опровергать различные неточные или пристрастные интерпретации, допускаемые в прессе или определенных кругах, относительно позиции Председателя Конституционного Суда РФ по вопросу исполнения решений Европейского суда. Подчеркну особо: обязательность решений Европейского суда, вынесенных по российским делам, для России не подвергалась и не подвергается сомнению, и именно Конституционный Суд последовательно в своих решениях подчеркивает их обязательный статус и интеграцию в российскую правовую систему. Безусловно, они должны исполняться, в том числе и в части устранения проблем структурного характера. Мы видим, как в России исполняются решения Европейского суда по самым разным вопросам, в том числе наиболее проблемным для отечественной правовой системы: в части неисполнения судебных решений, улучшения условий содержания в предварительном заключении, гуманизации применения мер пресечения, связанных с ограничением свободы лица, усиления процессуальных гарантий в уголовном и гражданском процессе. При этом необходимо помнить, что любые меры, направленные на решение таких наиболее болезненных - с точки зрения защиты личности - проблем, не могут принести мгновенного результата; они предполагают долгую и системную работу, взаимодействие многочисленных ведомств и структур и целый комплекс мероприятий.

Другой важный момент, на который необходимо обратить внимание: выбор конкретных мер, посредством которых исполняются решения Европейского суда, относится к сфере усмотрения самой национальной правовой системы. Это неоднократно подчеркивал в своей практике и сам Европейский суд. Принятие подобных мер - компетенция национального законодателя, судебных органов, исполнительной власти, при необходимости - в координации с Комитетом Министров Совета Европы, на который возложена функция контроля за исполнением решений Европейского суда. Это полностью согласуется с принципом субсидиарности в деятельности страсбургского органа правосудия. Поэтому формулирование конкретных требований, например к национальному законодателю, указание на то, какие законы необходимо принять, было бы вторжением в суверенные полномочия последнего, возможность которого Конвенцией не предусмотрена. И справедливости ради нужно сказать, что Европейский суд в основном старается избегать такого рода "прямых указаний" национальным властям, хотя бывают и исключения. Особый подход используется Судом в его пилотных постановлениях, где рекомендательный формат выражен более четко. Однако и здесь последнее слово в выборе соответствующих средств остается за национальными властями: для Европейского суда важен конечный результат, а не средства его достижения.

Вместе с тем такой подход, абсолютно оправданный с точки зрения Конвенции, ее философии и природы деятельности Страсбургского суда, порой создает сложности в реализации его решений, поскольку сам Суд не указывает, какие именно меры (помимо выплаты справедливой компенсации заявителю, если таковая присуждена) надлежит принять для такого исполнения. Поэтому с принятием мер как индивидуального характера, необходимых для восстановления прав заявителя (restitutio in integrum), так и общего характера, необходимых для устранения подобных нарушений на внутригосударственном уровне, зачастую возникают проблемы - уже на национальном уровне.

В российском правовом поле это прежде всего связано с неопределенностью относительно того, какой субъект и в каком порядке должен инициировать процесс принятия таких общих мер либо определять, какие именно меры индивидуального характера подлежат применению. Формально инициирование вопроса о принятии мер общего характера не относится к компетенции какого-либо органа. В идеале оно должно осуществляться в порядке обычной законодательной инициативы, однако отсутствие конкретного субъекта, уполномоченного на такую инициативу, делает данный процесс неэффективным.

Кроме того, как известно, практика принятия "пилотных постановлений", в которых формулируются рекомендации государству по принятию мер общего характера, сложилась в Европейском суде недавно, а первое российское Постановление было вынесено лишь в 2009 году (по делу "Бурдов против России (N 2)"). Поскольку этот механизм, как уже было отмечено, недавний и все еще проходящий определенную "обкатку" в практике Суда, пока не сложилась практика "обратной связи" между Европейским судом и национальным правосудием, то есть нет способов конструктивного реагирования государств на такого рода решения.

В то же время иногда необходимость принятия государством мер общего характера вытекает не из пилотного постановления, но из большого количества постановлений индивидуального свойства, устанавливающих однотипные нарушения. Когда количество таких решений набирает критическую массу, это как минимум повод для серьезной ревизии внутреннего состояния тех или иных правоотношений и подхода государства к их регулированию. Однако и в этом случае в контексте российской правовой системы нет ответа на следующие принципиально важные вопросы: кто, какой субъект может инициировать такую ревизию? В каких случаях необходимо изменение законодательства, а в каких - совершенствование правоприменительной практики?

В России пока имел место только один случай принятия мер общего характера в ответ на "классическое" пилотное постановление Европейского суда: речь идет о принятии закона о компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок и права на исполнение судебного акта в разумный срок по итогам вынесения Европейским судом пилотного Постановления по жалобе "Бурдов против России (N 2)". На повестке дня стоит также первоочередная задача улучшения условий содержания лиц, находящихся под стражей до суда, которая была поставлена во втором пилотном российском Постановлении по делу "Ананьев и другие против России".

Однако это не означает, что подобные меры общего характера по итогам принятия решений ЕСПЧ не принимались в российской правовой системе ранее. Достаточно вспомнить масштабные реформы уголовного процесса (направленные на обеспечение фундаментальных процессуальных гарантий прав сторон, действие принципа состязательности); ведущуюся по сей день реформу судебных инстанций в гражданском судопроизводстве; изменение законодательства о правах лиц, признанных в судебном порядке недееспособными; расширение оснований ответственности государства за незаконное и необоснованное уголовное, а также административное преследование; расширение сферы ответственности государства за ошибки при отправлении правосудия и другие важнейшие вопросы.

Во многих случаях принятие этих мер инициировалось посредством конституционного производства. Толчком к рассмотрению тех или иных проблемных вопросов Конституционным Судом РФ выступали традиционные способы инициирования конституционного судопроизводства: судебный запрос, индивидуальная конституционная жалоба, запрос в порядке абстрактного нормоконтроля. Однако порой на инициирование производства в Конституционном Суде уходили годы. Кроме того, Конституционный Суд, как известно, рассматривает дела в пределах обжалуемых норм, что не всегда дает возможность комплексно подойти к решению проблемы, обозначенной Европейским судом в его постановлении или ряде постановлений.

Сегодняшняя ситуация требует более оперативного и комплексного подхода. В настоящее время необходимо создание механизма принятия мер общего характера по итогам постановления Европейского суда, в том числе для оперативного определения мер, требуемых для решения той или иной проблемы, обозначенной Европейским судом в его решениях.

Поэтому еще одним фактором усиления взаимодействия Конституционного Суда РФ и Европейского суда могло бы стать наделение Конституционного Суда полномочиями по определению мер общего характера по результатам постановлений Европейского суда, с учетом того, конечно, что речь так или иначе ведется о мерах, имеющих правовую форму. В предлагаемой конструкции Конституционный Суд принимает на себя функцию основного собеседника Европейского суда в России в контексте исполнения его решений. При этом Конституционный Суд, в отличие от иных органов, осуществляющих взаимодействие со Страсбургским судом (в первую очередь - аппарата Уполномоченного при Европейском суде по правам человека), обладает реальными полномочиями по коррекции правового поля и является судебным органом, в деятельности которого "международный элемент" выражен наиболее явным образом.

Де-факто элементы такого механизма используются в практике Конституционного Суда, поскольку Суд уже неоднократно признавал неконституционными нормы, применение которых привело к результату, не совместимому с Конвенцией. При этом Конституционный Суд действует в рамках имеющегося в его распоряжении правового инструментария, то есть путем рассмотрения обращений о проверке конституционности таких норм. Однако формально такая проверка не связана с принятием постановления Европейским судом. В порядке усиления полномочий Конституционного Суда было бы целесообразно наделить его полномочием по запросам субъектов, определенных законом (парламент, высшие суды), определять необходимость принятия мер общего характера по результатам вынесения постановления Европейским судом и формулировать конкретное содержание таких мер.

Вынесенные в подобной процедуре решения Конституционного Суда будут подлежать исполнению в том же порядке, что и иные его решения, соответствующим образом обязывая законодателя или внося изменения в сложившуюся правоприменительную практику.

Подобные меры также могут стать эффективным средством диалога между Конституционным Судом и Европейским судом по правам человека в случае конфликта подходов к какому-либо вопросу, ставшему предметом рассмотрения как Конституционным, так и Европейским судом. Например, если ранее конституционность нормы, вызвавшей критику Европейского суда, была проверена Конституционным Судом, то в предлагаемой конструкции именно повторное обращение Конституционного Суда к рассмотренному вопросу видится наиболее эффективным способом взаимодействия наднациональной и национальной правовых систем в случае коллизии конституционного и конвенционного толкования. В этом случае Конституционный Суд РФ может согласиться или не согласиться с аргументами Европейского суда, но в любом случае примет меры по сопряжению своих и европейских правовых позиций на основе той правовой базы, которой он оперирует, включая, безусловно, и Конвенцию, в том числе в ее интерпретации и развитии решениями Европейского суда. При этом формально речь не идет о пересмотре решений Конституционного Суда - они остаются окончательными и не подлежащими пересмотру в любом случае, их правовой статус не подвергается сомнению. Повторное же обращение Конституционного Суда к тому же вопросу в подобных ситуациях диктуется изменившимися обстоятельствами и иным правовым аспектом взгляда на норму. Случаи повторного обращения Конституционного Суда к одним и тем же нормам имеют место в практике Конституционного Суда.

Полагаю, что предложенные меры будут способствовать повышению качества российской судебной системы и ее более эффективному включению в процессы гармонизации европейского правового пространства.

3. Взаимодействие Конституционного Суда РФ и Европейского суда по правам человека - "мост" с двусторонним движением.

Конституционный Суд уделяет особое внимание решениям Европейского суда. Это связано, прежде всего, с тем, что Россия, ратифицировав Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, тем самым приняла на себя обязательства по согласованию национального законодательства и правоприменения с конвенционными положениями. На выполнение этих международных обязательств нацелен в том числе учет решений Европейского суда при осуществлении конституционного правосудия.

Вместе с тем нельзя забывать, что наше государство присоединилось к Конвенции, стремясь обеспечить дополнительными гарантиями реализацию содержащегося в Конституции РФ фундаментального положения о правах и свободах человека как высшей ценности для государства. Таким образом, участие России в Конвенции, соблюдение которой призван обеспечивать Европейский суд, было и продолжает быть обусловленным именно задачей надлежащей реализации конституционных предписаний. Соответственно, гармонизация национального права и его применения с положениями Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (включая ее толкование в решениях Европейского суда) допустима постольку, поскольку она не вступает в противоречие с Конституцией РФ (включая выявляемый Конституционным Судом конституционно-правовой смысл тех или иных законоположений). Отмечу, что в подавляющем большинстве случаев о какой-либо подобной коллизии говорить не приходится.

Так, широкий резонанс получило решение Европейского суда по делу "Константин Маркин против России" (7 октября 2010 года). Суд не только признал нарушенным право заявителя на частную и семейную жизнь (ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод), но и прямо указал на необходимость изменения тех норм национального законодательства, конституционность которых была незадолго до того подтверждена Конституционным Судом.

Между тем позиция в деле Маркина была для России выигрышной. Я считаю, что Европейский суд учел ее и предложил компромисс в рамках решения Большой палаты. Постановление Большой палаты Европейского суда от 22 марта 2012 года по делу "Константин Маркин против России" (точнее - его аргументация) с юридической точки зрения гораздо более продуманное, чем предыдущее.

В своем решении Европейский суд (в отличие от ранее принятого Постановления по этому делу) воздержался от оценок правовых позиций Конституционного Суда относительно конституционности норм российского законодательства, предусматривающих возможность предоставления отпуска по уходу за ребенком лишь военнослужащим-женщинам. Европейский суд воздержался также от прямого нормоконтроля, оценивая главным образом последствия правоприменения в ситуации заявителя.

А главное, Европейский суд, по сути, предложил компромисс, сделав акцент на том обстоятельстве, что в российском законодательстве ограничения для мужчин-военнослужащих установлены исключительно по признаку пола, а не по основанию характера осуществляемой ими деятельности (хотя, как сказано в Постановлении Большой палаты, К. Маркин, работавший оператором связи, вполне мог быть заменен без угрозы национальной безопасности страны).

На мой взгляд, это следует рассматривать как готовность Европейского суда признать в качестве выполнения своего решения предоставление трехгодичного отпуска по уходу за ребенком всем военнослужащим, выполняющим свои обязанности на должностях вспомогательного состава. Если не превращать дело Маркина в камень преткновения (мне кажется, что это все-таки единичный случай в практике взаимодействия Европейского суда по правам человека и Конституционного Суда РФ), то можно пойти на этот предложенный компромисс, чтобы закрыть данную конституционно-правовую - и одновременно конвенциональную - проблему.

Вряд ли надо добиваться большего, наращивая критику. По-моему, на данном этапе Конституционный Суд выступил достаточно твердо. Во всяком случае, если в будущем и потребуется проявить активность, то только по такому конкретному вопросу, где будут непосредственно затронуты конституционно защищаемые интересы России.

* * *

В заключение еще раз подчеркну: формирование международного права как в глобальной системе, так и в Европе в каком-то смысле повторяет общую историческую логику - от аристократического в своей основе "правления судей" к демократической парламентской процедуре правотворчества. Сейчас процесс формирования и глобального, и европейского права в основном находится на стадии "права судей" (судейский активизм), потому что других механизмов на глобальном уровне пока нет, а в Европе они только начинают создаваться в институтах ЕС. Усилиями Европейского суда по правам человека создаются зачатки общеевропейского права. Этим надо дорожить. Недопустимо подрывать этот процесс.

Одна из основных проблем формирования демократических механизмов глобального правотворчества на базе концепции объединенных суверенитетов - неравномерность социально-экономического, политического (а значит, и правового) развития государств.

В этих условиях Запад постоянно ставит под сомнение роль других стран (в том числе так называемых молодых демократий) как равноправных партнеров в международном юридическом нормотворчестве (хотя формально об этом "политкорректно" умалчивает). Но налицо и обратная сторона данной проблемы. Справедливо настаивая на равенстве и указывая на недопустимость проявления развитыми странами Запада "двойных стандартов" в сфере международного правотворчества, сравнительно молодые демократии должны предпринимать более активные усилия для сближения своих систем законодательства и правоприменения с уже достаточно опробованными нормами, включенными в основополагающие международные документы.

А в целом, по-моему, надо говорить о необходимости формирования демократических механизмов правотворчества в рамках Совета Европы и в перспективе - глобального политико-правового пространства на основе принципа верховенства права. Здесь как минимум не будет ошибки.

Название документа