Совершенствование системы защиты прав и свобод человека

СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ СИСТЕМЫ ЗАЩИТЫ ПРАВ И СВОБОД ЧЕЛОВЕКА

А. Р. СУЛТАНОВ

Султанов Айдар Рустэмович, начальник юридического управления ОАО "Нижнекамскнефтехим", судья Третейского энергетического суда.

Автор рассматривает вопросы совершенствования системы защиты прав и свобод человека, а также на примере Постановления ЕСПЧ по делу "Кимля и другие против России" показывает существующие в этой области проблемы. В данной статье освещаются также вопросы преюдициальности толкований и постановлений ЕСПЧ в части установления нарушений прав и свобод человека.

Ключевые слова: ЕСПЧ, права человека, преюдициальность, гражданский процесс, исполнение постановлений ЕСПЧ.

Вся Европа в настоящее время озабочена будущим системы защиты прав и свобод человека и Европейского суда по правам человека. ЕСПЧ оказался жертвой своего собственного успеха, своей популярности: к концу 2008 г. в ЕСПЧ накопилось более 100 тыс. нерассмотренных жалоб, а к началу 2010 г. их число выросло до 120 тыс. К 31 декабря 2011 г., по данным президента суда Николаса Братца, в ЕСПЧ зарегистрировано 151600 жалоб на нарушения прав человека. Жалоб против России при этом - 40250 (26,6% от их общего числа). Ратификация Россией Протокола N 14 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) случилась относительно поздно и не может оказать ожидаемого влияния на эффективное осуществление защиты прав и свобод человека в Европе. Загруженность ЕСПЧ приводит к тому, что рассмотрение дел порой затягивается до 12 лет <1>, а ведь отсроченное правосудие - это отсутствие правосудия. -------------------------------- <1> См., напр., Постановление ЕСПЧ по делу Ahmet Arslan and others v. Turkey (N 41135/98), вынесенное 23 февраля 2010 г.

18 и 19 февраля 2010 г. в Интерлакене по инициативе швейцарского председателя Комитета министров Совета Европы состоялась Конференция высокого уровня с целью обсуждения будущего Конвенции и ЕСПЧ. Проведенную перед конференцией предварительную работу подробно описал М. Энтин в статье "Настоящее и будущее Интерлакенского процесса" <2>. -------------------------------- <2> Энтин М. Настоящее и будущее Интерлакенского процесса // Вся Европа. ru: http://www. mgimo. ru/alleurope/2006/40/article-33.php.

Мы же, учитывая, что конференция уже состоялась, затронем некоторые аспекты декларации, принятой в Интерлакене. Прежде всего на конференции были повторно утверждены обязательства государств-участников по обеспечению полной защиты прав и свобод, закрепленных в Конвенции, на национальном уровне. Участники конференции призвали к укреплению принципа субсидиарности: результаты работы в Интерлакене помогли уяснить, что этот принцип подразумевает разделение ответственности между государствами-участниками и ЕСПЧ, что ответственность за реализацию Конвенции лежит в первую очередь на государствах-участниках, которые призваны взять на себя обязательства: - в сотрудничестве с национальными учреждениями по правам человека поддерживать процесс осознания национальными властями стандартов Конвенции, обеспечивать их применение; - полностью исполнять постановления ЕСПЧ, гарантируя принятие необходимых мер для предотвращения дальнейших нарушений; - принимать во внимание развивающуюся систему прецедентов ЕСПЧ, а также выводы, которые проистекают из постановлений суда о нарушении Конвенции другими государствами; - при необходимости обеспечивать введение доступных и эффективных средств правовой защиты, чтобы любой человек имел возможность защитить свои права, нарушенные национальными властями, и получить адекватную компенсацию. Мы полагаем, что Россия обладает достаточным потенциалом, чтобы внести свой вклад в улучшение эффективности европейской системы защиты прав и свобод. Таким вкладом могло бы стать не создание новых идей о совершенствовании работы ЕСПЧ, а усовершенствование национальной системы защиты прав и свобод человека. Учитывая, что на момент написания статьи в ЕСПЧ примерно 26,6% жалоб поступают из России, уменьшение потока жалоб из нашей страны, а также оперативное восстановление нарушенных прав и урегулирование дел, аналогичных уже рассмотренным ЕСПЧ, могли бы стать существенной помощью в повышении эффективности европейского правосудия. Несмотря на то что Конвенция является частью правовой системы Российской Федерации, имеет приоритет перед законами и нормативными актами и в большинстве своих норм совпадает с положениями о правах и свободах человека в Конституции РФ, национальные механизмы защиты прав и свобод человека неэффективны. Конечно же, большая часть жалоб из России, так же как и из других стран, признается необоснованными, но это свидетельствует о том, что после использования национальных средств защиты прав и свобод люди остаются несогласными с тем, как разрешен спор, пребывают в состоянии конфликта. Причин тому много: ощущение несправедливости может создаваться тем, что суд оборвал речь выступавшего, не дав высказаться до конца, не отразил доводов в тексте вынесенного решения или издал по итогам разбирательства чересчур лаконичный, как показалось участнику процесса, судебный акт. К сожалению, в наши дни действительно можно увидеть определения надзорной инстанции, в которых довод об отказе в передаче дела в надзорную инстанцию сводится к переписыванию позиции ЕСПЧ: "Одним из основополагающих аспектов верховенства права является принцип правовой определенности, который, среди прочего, требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло бы быть оспорено. Правовая определенность подразумевает недопустимость повторного рассмотрения однажды решенного дела" <3>. -------------------------------- <3> См. также об этом: Султанов А. Р. О правовой определенности и судебном нормотворчестве // Российская юстиция. 2006. N 3; Он же. Правовая определенность в надзорном производстве ГПК РФ и практика Конституционного Суда РФ // Право и политика. 2007. N 5.

Существуют, кроме того, случаи, когда суд, обнаружив судебную ошибку, не исправляет ее, мотивируя это опять же позициями ЕСПЧ о правовой определенности. К примеру, в Определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 11.08.2009 N 18-В09-61 было установлено, что обжалуемыми судебными актами было нарушено право бессрочного пользования жилым помещением члена семьи предыдущего собственника жилого помещения, имевшего право на приватизацию жилого помещения, но отказавшегося от его осуществления в пользу другого лица. Надзорная жалоба, однако, была оставлена без удовлетворения, поскольку принятое по делу судебное решение исполнено, отмена обжалуемого судебного постановления может привести к нарушению принципа правовой определенности и вмешательству в право истца на пользование принадлежащим ему жилым помещением. Проанализировав данное дело с позиций Конвенции, мы полагаем, что суд надзорной инстанции установил, что в результате судебной ошибки были нарушены права, защищаемые ст. 8 Конвенции и ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции, но счел, что восстановление нарушенных прав будет противоречить ст. 6 Конвенции и ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции. Подобное определение фактически свидетельствует о том, что у национальных судов нет понимания положений Конвенции и принципов ее применения. Подобное определение подтверждает правильность точки зрения некоторых практикующих юристов о том, что российский надзор нельзя отнести к числу эффективных средств правовой защиты нарушенных прав и свобод и что после кассации можно сразу же обращаться в ЕСПЧ <4>. Хочется выразить надежду на то, что российские суды все же научатся правильно определять баланс различных правовых принципов, а не будут, прикрываясь принципом правовой определенности, оставлять в силе неправосудные акты <5>, предоставляя возможность торжествовать неправовой определенности <6>, подрывающей доверие к суду и в конечном итоге к государству <7>. -------------------------------- <4> Однако такой подход может повлечь перегрузку ЕСПЧ и снижение его эффективности. <5> В том числе противоречащие общепризнанным принципам международного права и решениям межгосударственных органов. См. об этом: Султанов А. Р. Унификация норм о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам как совершенствование средств исправления судебной ошибки // Закон. 2007. N 11; Он же. Об исполнении постановлений Европейского суда по правам человека как средстве реализации конституционных ценностей // Международное публичное и частное право. 2008. N 4; Он же. Пересмотр судебных актов в связи с актами межгосударственных органов // Закон. 2008. N 12; Он же. Пересмотр судебных актов, вынесенных судами общей юрисдикции при рассмотрении споров, вытекающих из публичных правоотношений, в связи с установлением Европейским судом нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Российское правосудие. 2009. N 5; Он же. Пересмотр решений суда по вновь открывшимся обстоятельствам и res judicata // Журнал российского права. 2008. N 11; Он же. Влияние на право России Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентов Европейского суда по правам человека // Журнал российского права. 2007. N 12. <6> О недопустимости закрепления "неправовой определенности" и рассмотрения любого, даже существенного, нарушения прав и свобод и законных интересов лишь в качестве "точки зрения" о том, как должно быть разрешено дело, пишет И. Р. Медведев во вступительной статье к составленному им сборнику "Применение Гражданского процессуального кодекса РФ" (Т. 1. Обжалование и пересмотр судебных постановлений в практике Верховного Суда РФ. М., 2008). <7> Султанов А. Р. Правовая определенность и справедливость, Или "Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав..." // Закон. 2007. N 9.

Защита и восстановление нарушенных прав и свобод в полной мере могут быть отнесены к целям надзорного производства. В ст. 304 АПК РФ прямо предусмотрено такое основание отмены судебных актов в рамках надзорного производства, как нарушение такими актами прав и свобод человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и международным договорам РФ. У ЕСПЧ нет претензий к надзору в АПК РФ, в июне 2009 г. были вынесены два решения о приемлемости жалоб <8>, в которых ЕСПЧ указал, что определение ВАС РФ, вынесенное по надзорной инстанции, является окончательным решением по смыслу ст. 35 Конвенции <9>. Иными словами, ЕСПЧ признал институт надзора в арбитражных судах эффективным средством внутригосударственной правовой защиты <10>. Отмена судебных актов ВАС РФ в порядке надзора не будет нарушением принципа правовой определенности. Что же касается восстановления нарушенных прав и свобод, защищаемых Конвенцией, то оно не может быть нарушением принципа правовой определенности, но, напротив, является реализацией принципа верховенства права. -------------------------------- <8> Решение ЕСПЧ от 25.06.2009 по вопросу приемлемости жалобы N 6025/09, поданной Галиной Васильевной Ковалевой и другими заявителями против Российской Федерации; решение ЕСПЧ от 25.06.2009 по вопросу приемлемости жалобы N 42600/05, поданной ООО "Линк Ойл СпБ" против Российской Федерации. <9> В практическом смысле это означает, что шестимесячный срок для обращения в ЕСПЧ можно исчислять с момента вынесения определения ВАС. <10> Подробнее см.: Юркина Е. Е. Принцип правовой определенности в прецедентной практике Европейского суда по правам человека и российское судопроизводство // Права человека. Практика Европейского суда по правам человека. 2009. N 8.

Для того чтобы попытаться определить другие проблемы, которые препятствуют эффективной защите прав и свобод человека в Российской Федерации, а также способы преодоления этих проблем, проанализируем одно из недавно вынесенных постановлений ЕСПЧ по делу о нарушении свободы совести и свободы объединения. Постановление от 01.10.2009 по делу "Кимля и другие против России" <11> несколько отличается от других дел, рассмотренных ЕСПЧ и связанных с препятствием в осуществлении свободы совести ("Армия спасения против России", "Саентологическая церковь Москвы против России", "Кузнецов и другие против России", "Баранкевич против России" <12>). В указанных выше Постановлениях было установлено нарушение положений Конвенции в связи с фактом нарушения российских законов. В деле "Кимля и другие против России" было установлено нарушение Конвенции фактом исполнения положений Федерального закона "О свободе совести и религиозных объединениях". Утверждение ученых о том, что "с точки зрения Конвенции российское... законодательство может выступать в качестве объекта исследования (на предмет его соответствия Конвенции), но не как регулятор" <13>, поддерживается теперь практикой ЕСПЧ. -------------------------------- <11> Даже решение о приемлемости по данному делу получило высокую оценку научной общественности. См.: Шабалина С. С. Проведение государственной религиоведческой экспертизы // Российский юридический журнал. 2009. N 4. <12> См. наш краткий комментарий к последнему делу: Султанов А. Р. Правотворческие ошибки и Европейский суд по правам человека // Российский судья. 2009. N 3. <13> Канашевский В. А. Международные нормы и гражданское законодательство России. М., 2004. С. 250.

Можно сказать, что ЕСПЧ напомнил России: требования о том, что участник международного договора не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора <14>, в полной мере распространяются и на сферу исполнения международно-правовых обязательств в области уважения и соблюдения прав и свобод человека. -------------------------------- <14> Статья 27 Венской конвенции о праве международных договоров (1969 г.).

Подобное напоминание весьма актуально, поскольку зачастую разработчики различных законопроектов, движимые желанием урегулировать все и вся, к сожалению, не понимают, что иная законопроектная деятельность не является деятельностью по наделению правами и свободами, а является вмешательством в права и свободы. Такое вмешательство в силу ч. ч. 1 и 4 ст. 15 Конституции РФ может осуществляться посредством действий по подготовке закона, не подлежащего применению; факт же принятия его законодателем не может считаться его легитимизацией: такой закон будет противоречить и Конституции РФ, и международному праву. В качестве примера можно привести опубликованный в октябре 2009 г. на сайте Минюста проект Закона "О внесении изменений в Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях" и в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях", который под видом регулирования миссионерской деятельности осуществляет попытку вмешательства в права и свободы, защищаемые ст. ст. 9, 10 Конвенции, ст. ст. 28, 29 Конституции РФ, попытку ограничить их вопреки требованиям данных статей <15> - и, кроме того, находится в противоречии с правовыми позициями ЕСПЧ, изложенными в рассматриваемом Постановлении <16>. -------------------------------- <15> Хотя анализ законопроекта не входит в задачи нашего исследования, мы, учитывая его направленность на умаление прав и свобод человека в области свободы совести, считаем необходимым направить уважаемого читателя к многочисленным комментариям к данному законопроекту, опубликованным на сайте Славянского правового центра (www. sclj. ru), а также в журнале "Религия и право" (2010. N 1), благодаря которым этот проект не стал законопроектом, внесенным на рассмотрение Госдумы РФ. <16> Позиции эти фактически констатируют несоответствие Федерального закона от 26.09.1997 N 125-ФЗ "О свободе совести и религиозных объединениях" в части требования справки о 15-летнем существовании стандартам Конвенции. Рассматриваемое Постановление ЕСПЧ было обжаловано в Большую палату ЕСПЧ, но жалоба была отклонена, и Постановление от 01.03.2010 вступило в законную силу.

Прежде чем перейти к обсуждению Постановления ЕСПЧ по делу "Кимля и другие против России" (далее - Постановление ЕСПЧ от 01.10.2009), считаем необходимым осветить сложившуюся до вынесения данного Постановления ситуацию, поскольку компетенция ЕСПЧ возникает лишь тогда, когда внутринациональные средства защиты не смогли дать должной защиты правам и свободам, гарантируемой Конвенцией. Наш анализ будет касаться главным образом жалобы N 32782/03 второго <17> и третьего заявителей, которая была разрешена в Постановлении ЕСПЧ от 01.10.2009 вместе с жалобой N 76836/01. -------------------------------- <17> Этим вторым заявителем был автор данной статьи.

Фабула берет свое начало с подачи заявления о государственной регистрации местной религиозной организации "Саентологическая церковь города Нижнекамска". Заявление было подано в 1999 г., уже после принятия Федерального закона от 26.09.1997 N 125-ФЗ "О свободе совести и религиозных объединениях" (далее - Закон о свободе совести), который был призван ограничить возможность наделения правосубъектностью <18> религиозных общин новых религиозных движений (или, по утверждению апологетов этого Закона, "для противодействия нетрадиционным религиям и сектам"). -------------------------------- <18> См. также: Султанов А. Р. О проблемах правосубъектности религиозных объединений // Некоммерческие организации: теоретические и практические проблемы: Материалы ежегодных научных чтений памяти профессора С. Н. Братуся / Отв. ред. В. М. Жуйков. М., 2009. С. 151 - 162.

Можно было ожидать, что результатом такого обращения будет оставление заявления без рассмотрения в связи с отсутствием справки, выданной органом местного самоуправления, о пятнадцатилетнем существовании. Однако долгое время регистрирующий орган бездействовал. Это породило почти двухлетнюю переписку, в которой учредители требовали государственной регистрации и обращали внимание регистрирующего органа на то, что право на создание юридического лица является неотъемлемой частью свободы совести, а также на то, что отсутствие регистрации является нарушением не только Конституции РФ и Конституции Республики Татарстан, но и международно-правовых обязательств России. В 2001 г. регистрирующий орган после получения очередного такого требования ответил письмом с отказом в государственной регистрации в связи с тем, что не была проведена религиоведческая экспертиза. Другими словами, регистрирующий орган "фактически возложил ответственность за бездействие государства на церковь [заявителя]" <19>. -------------------------------- <19> Шабалина С. С. Указ. соч. С. 224.

Такой отказ, конечно же, в полной мере отражает отношение правоприменителя к правам и свободам человека: он не считает себя связанным нормами Конституции РФ и Конвенции. Вряд ли следует удивляться этому, ведь Закон о свободе совести был принят и подписан, несмотря на то что о его противоречии Конституции РФ и Конвенции законодателю было известно. Президент РФ своим письмом от 21.07.1997 N Пр-1201 отклонял принятый Госдумой Закон, причем в качестве оснований для отклонения Закона был указан факт его противоречия нормам Конвенции. Подписанный в сентябре 1997 г. Закон фактически сохранил недостатки отклоненного проекта. Итак, неуважение к нормам Конституции РФ и нормам международного права в первую очередь породил законодатель. Можно даже утверждать, что именно законодатель заложил основание для нарушения прав и свобод религиозных групп <20>. В преддверии ратификации Конвенции и ее вступления в силу на территории Российской Федерации в 1997 г. группой независимых экспертов была проделана скрупулезная исследовательская работа по выявлению возможных направлений приведения российского законодательства и правоприменительной практики в соответствие с европейскими нормативами. Эксперты, в частности, рекомендовали либерализовать Закон о свободе совести. Закон 1997 г. был признан отступлением от Закона СССР от 01.10.1990 N 1689-1, более терпимого по отношению к так называемым нетрадиционным религиям <21>. О противоречии Закона о свободе совести нормам Конвенции еще в 1998 г. говорил доктор юридических наук А. И. Ковлер <22>. -------------------------------- <20> См.: Заключение Славянского правового центра // Религия и право. 1997. N 2 - 3. <21> См. статью судьи ЕСПЧ от Российской Федерации А. И. Ковлера "Европейское право прав человека и Конституция России" (Журнал российского права. 2004. N 1). <22> Ковлер А. И. Комментарий к ст. 9 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Д. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М., 1998. С. 351.

Но не станем мы обесценивать и роль исполнительных органов, которые, принимая правоприменительные акты, также связаны требованиями Конституции и должны принимать их в строгом соответствии с ч. 1 ст. 15. К сожалению, правоприменитель часто отказывается воспринимать нормы Конституции и международных договоров как нормы прямого действия. Говоря о правоприменителях, мы подразумеваем не только исполнительные органы, но и суды. Несмотря на целый ряд постановлений Пленума ВС РФ, суды в своих актах зачастую игнорируют доводы, основанные на положениях Конституции и международных договоров, в частности Конвенции. Сталкиваясь с подобными проблемами ранее, первый заявитель, оспаривая отказ в государственной регистрации, заявил требование не только о признании отказа незаконным и об обязании зарегистрировать религиозную организацию, но и о признании отказа в государственной регистрации противоречащим Конституции, а также в качестве самостоятельного - требование признать отказ нарушением Конвенции в толковании, данном ЕСПЧ. Можно спорить о целесообразности такого способа защиты, но такая формулировка обязывает суд рассмотреть обжалуемый ненормативный акт на предмет соответствия не только закону, но также Конституции и Конвенции. Конечно же, такая обязанность у суда существует в силу ст. 11 ГПК РФ (так же как, впрочем, и обязанность выносить справедливые судебные решения). Однако требования, сформулированные подобным образом, по крайней мере гарантируют, что в судебном акте будет представлен хоть какой-то анализ необходимости применения норм Конституции РФ и Конвенции. Кроме того, заявленные таким образом требования, на наш взгляд, должным образом показывают суду, что при разрешении данного спора возникли уже не только гражданско-процессуальные правоотношения, но и конституционно-правовые, а также конвенционно-правовые <23>. Этот аспект крайне важен, поскольку одно лишь осознание того, что суд становится участником конституционно-правовых и конвенционно-правовых отношений, должно мотивировать его к надлежащему рассмотрению вопроса о нарушении прав и свобод в том виде, в котором они защищены Конституцией РФ и Конвенцией. Вполне возможно, что Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 11.08.2009 N 18-В09-61, которое мы прокомментировали в начале нашей статьи, имело бы другое содержание, если бы при рассмотрении дела заявитель надзорной жалобы указал на нарушение ст. 8 Конвенции ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции. -------------------------------- <23> Под термином "конвенционно-правовые отношения" мы понимаем правоотношения, связанные с реализацией прав и свобод, защищаемых Конвенцией, причем он охватывает как внутринациональные правоотношения, так и международно-правовые - в связи с обращением в ЕСПЧ и исполнением постановлений ЕСПЧ.

Другой важный практический аспект состоит в следующем. Такой специальный субсидиарный способ защиты нарушенных конвенционных прав, как обращение в ЕСПЧ, предполагает: заявитель должен доказать, что он прибегал к защите национальных органов правосудия на основании положений Конвенции. В случае если речь идет о нарушении прав и свобод неконституционной нормой закона, у суда, рассматривающего дело, возникает обязанность обратиться в Конституционный Суд РФ с запросом о конституционности нормы, подлежащей применению <24>. Однако до недавнего времени неисполнение данной обязанности не рассматривалось проверочными инстанциями в качестве судебной ошибки и не рассматривалось в качестве основания для отмены судебного акта <25>. Подобная практика, на наш взгляд, находилась в противоречии с принципом прямого действия положений Конституции РФ. -------------------------------- <24> См., в частности: Постановление Конституционного Суда РФ от 21.01.2010 N 1-П "По делу о проверке конституционности положений части 4 статьи 170, пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами закрытого акционерного общества "Производственное объединение "Берег", открытых акционерных обществ "Карболит", "Завод "Микропровод" и "Научно-производственное предприятие "Респиратор". <25> Лишь с 1 января 2012 г. нарушение прав и свобод человека и гражданина, гарантированных Конституцией РФ, стало основанием для отмены решений в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ).

Кроме того, полная реализация положений Конституции РФ одновременно являлась бы и реализацией многих международных обязательств России, поскольку положения Конституции разработаны во многом на основе международных договоров, таких как Международный пакт о гражданских и политических правах и Конвенция <26>. -------------------------------- <26> Ковлер А. И. Европейское право прав человека и Конституция России.

Пытаясь оппонировать заявленным требованиям в одном из судебных заседаний, предшествовавшим обращению в ЕСПЧ, представитель управления Министерства юстиции РФ утверждал, что федеральные законы имеют большую силу, чем нормы международного права. Подобное утверждение находится в прямом противоречии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, но в полной мере отражает правосознание чиновника, для которого, впрочем, и приказ начальника может означать необходимость игнорировать требования закона <27>. -------------------------------- <27> Похожим наблюдением поделился профессор Г. В. Игнатенко на круглом столе "Обсуждение актуальных проблем Совета Европы, затрагивающих интересы Российской Федерации", прошедшем 25 мая 2006 г.

Хотя отказ в государственной регистрации религиозной организации не был мотивирован отсутствием справки, выданной органом местного самоуправления, о 15-летнем существовании религиозной группы, в ходе судебного разбирательства регистрационный орган стал ссылаться на невозможность регистрации в связи с отсутствием такой справки <28>. -------------------------------- <28> Примечателен в этом смысле факт, что органы местного самоуправления как таковые в Татарстане на момент рассмотрения дела вовсе отсутствовали.

Суд первой инстанции был поставлен перед вопросом о признании отказа в регистрации религиозной организации и непредоставлении статуса юридического лица нарушающими положения Конвенции, гарантирующие свободу совести и свободу объединений, запрет дискриминации. Способ, которым Нижнекамский городской суд разрешил данный вопрос, частично воспроизведен в Постановлении ЕСПЧ от 01.10.2009: "[Второй заявитель] считает, что отказ в регистрации был незаконным и нарушает его право на свободу совести и вероисповедания. Суд с этим не может согласиться... Ни [второму заявителю], ни кому-либо другому не запрещается и не препятствуется исповедовать саентологию единолично или совместно с другими. Отказом в предоставлении статуса юридического лица может быть нарушено лишь право гражданина на объединение..." Следует отметить, что данный вывод был сделан судом первой инстанции, несмотря на то что в материалах дела имелся перевод Постановления ЕСПЧ от 13.12.2001 по делу "Бессарабская митрополия и другие против Молдавии" (Metropolitan Church of Bessarabia and others v. Moldova, жалоба N 45701/99, § 114, ECHR 2001-XII). В данном Постановлении ЕСПЧ установил непосредственную связь между правом на свободу вероисповедания и правом на свободу объединения, тем самым признав право на создание религиозных объединений составной частью системы основных прав и свобод человека <29>. Другим словами, применение судом правовых позиций ЕСПЧ, представляющих обязательное толкование Конвенции, могло бы исключить нарушение конвенционных прав и свобод. -------------------------------- <29> Холинер Д. П. Границы права на свободу совести и религии в практике Европейского суда по правам человека // Российская юстиция. 2003. N 7, 8.

Хотя обязательность применения толкований ЕСПЧ следует из Федерального закона от 30.03.1998 N 54-ФЗ "О ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", помимо простого неприятия Постановлений ЕСПЧ имело место утверждение правоприменителей, что обязательными являются лишь постановления ЕСПЧ, вынесенные в отношении России. После вынесения Постановления Конституционного Суда РФ от 05.02.2007 N 2-П <30> подобные отговорки не должны приниматься. В данном Постановлении были выражены правовые позиции, воспроизведенные в дальнейшем в Постановлении КС от 26.02.2010 N 4-П: "...не только Конвенция о защите прав человека и основных свобод, но и решения Европейского суда по правам человека - в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, - являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права". -------------------------------- <30> Постановление КС РФ от 05.02.2007 N 2-П "По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ "Нижнекамскнефтехим" и "Хакасэнерго", а также жалобами ряда граждан".

Нам могут возразить, что порядок применения Постановлений ЕСПЧ был ранее разъяснен Верховным Судом в Постановлениях Пленума от 10.10.2003 N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" и Пленума от 19.12.2003 N 23 "О судебном решении". Однако ссылки на данные постановления Пленумов и на постановления ЕСПЧ в надзорных жалобах, поданных в надзорные инстанции параллельно с обращением в ЕСПЧ, не послужили основанием для возбуждения надзорного производства и восстановления нарушенных прав. Притом что довод для неприменения норм Конвенции, приведенный судом кассационной инстанции, свидетельствовал о явном непонимании места Конвенции в правовой системе РФ: суд кассационной инстанции отказал в применении Конвенции, потому что "вопросы регистрации религиозных организаций надлежащим образом урегулированы законом". ВС, рассматривая надзорные жалобы, счел возможным проигнорировать свои постановления, и дело дошло до ЕСПЧ. В Постановлении ЕСПЧ от 01.10.2009, вынесенном по существу дела, было дано разъяснение о том, что возможность образовывать субъекты права, для того чтобы действовать сообща в области совместных интересов, является одним из важнейших аспектов права на свободу объединения, без которого это право было бы лишено всякого смысла. Отказ властей страны предоставить статус юридического лица объединению лиц, религиозному или нет, представляет собой вмешательство в осуществление права на свободу объединения (см. дело "Горжелик и другие против Польши" [GC], N 44158/98, § 52 и др., 2004-1ECHR, и дело "Сидиропулос и другие против Греции", N 26695/95 § 31). Ранее ЕСПЧ признал, что отказ властей зарегистрировать группу непосредственно затрагивает как саму группу, так и ее президента, учредителей и отдельных участников (см. дело "Объединенная македонская организация "Илинден" и другие против Болгарии", N 59491/00, § 53, 19.01.2006; дело "Политическая организация "Партидул комунистилор (непечеристи)" и Унгуряну против Румынии", N 46626/99, § 27, 03.02.2005; дело "APEH и другие против Венгрии", N 32367/96, 31.08.1999). Когда речь идет об организации религиозной общины, отказ признать ее в качестве юридического лица также представляет собой вмешательство в право на свободу религии, осуществляемое как самой общиной, так и его отдельными членами в соответствии со ст. 9 Конвенции (см. дело "Религиозная община свидетелей Иеговы и другие против Австрии", N 40825/98, § 79 - 80, и дело "Бессарабская митрополия и другие против Молдовы", N 45701/99, § 105). ЕСПЧ, анализируя обстоятельства дела, указал: "В ходе разбирательства по данному делу ни разу не прозвучало, что заявители - как лично, так и в качестве религиозной группы - занимались или собираются заниматься какой-либо незаконной деятельностью или преследуют какие-либо цели, отличные от исповедания своих убеждений в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов. Основание для отказа в регистрации было чисто формальным и не связанным с их фактической деятельностью. Единственным "преступлением", в совершении которого заявители были обвинены, было их намерение зарегистрировать объединение, которое было "религиозным по своей природе" и не существовало на данной территории в течение как минимум пятнадцати лет". Суд также обратил внимание, что данное положение Закона о свободе совести было нацелено только на местные религиозные общины, не имеющие возможности подтвердить ни свое существование на данной территории России, ни свою принадлежность к централизованной религиозной организации. ЕСПЧ в своем анализе пришел к выводу о том, что только эти новые религиозные группы, не являющиеся частью строгой иерархической церковной структуры, подвержены действию "правила пятнадцати лет", и отметил, что российские власти не представили никаких объяснений такой разницы в подходах. В конечном итоге ЕСПЧ пришел к заключению, что вмешательство в права заявителей на свободу религии и объединения не было необходимым в демократическом обществе и что имело место нарушение ст. 9 Конвенции в свете ст. 11. Из данного Постановления можно извлечь несколько уроков. Нормативное регулирование правоотношений, связанных с ограничением прав и свобод, является вмешательством в права и свободы и может быть признано соответствующим европейским стандартам и европейскому публичному правопорядку лишь тогда, когда такое вмешательство является соразмерным и необходимым в демократическом обществе. Не следует забывать, что право имеет своей целью служить справедливости <31>. -------------------------------- <31> Радбрух Г. Законное неправо и надзаконное право // Радбрух Г. Философия права. М., 2004. С. 233 - 235.

Другой важный урок: суду следует применять требования ч. 2 ст. 1 и ст. 11 ГПК РФ совместно с положениями ст. 15 Конституции РФ о приоритете правил международных договоров и относиться к участнику судопроизводства как к субъекту, но не как к объекту права. Следующий урок заключается в том, что, несмотря на некоторую внешнюю аксиоматичность положений Конвенции, эти положения защищают реальные, а не иллюзорные права и свободы. Положения ст. ст. 9 и 11 Конвенции порождают субъективное право на создание юридического лица, и с этим субъективным правом соотносится соответствующая обязанность государства. При этом данное право должно учитываться не только при решении вопросов о регистрации неправительственных организаций, но и при их ликвидации. К сожалению, в настоящее время известны случаи, когда религиозные организации ликвидируются за обучение религии <32>. При разрешении вопросов о ликвидации неправительственных организаций должны применяться критерии о допустимости вмешательства в права и свободы, установленные ст. 11 Конвенции. -------------------------------- <32> Султанов А. Р. О свободе совести и отношении к ней в российских судах // Религия и право. 2008. N 1.

В правоприменительной практике необходимо исходить из того, что положения Конвенции применяются не в субсидиарном порядке, не для восполнения пробелов российского права, как это пыталась истолковать кассационная инстанция Верховного суда Республики Татарстан, но применяются как положения, имеющие прямое действие и большую силу. Безусловно, российскому правоприменителю, привыкшему сводить правосудие к применению позитивных норм, нелегко перейти к применению положений Конвенции. Однако трудность эта связана не просто с применением неких норм международного права, а с практикой защиты неотчуждаемых прав и свобод человека, которые являются естественными правами человека, а не предоставляются государством в позитивных нормах. С момента принятия Конституции РФ прошло уже много времени, законодатель специально указал в Гражданском кодексе, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством и уже давно пора изменить понимание объекта судебной защиты и создать новые эффективные национальные средства правовой защиты <33>. -------------------------------- <33> Зорькин В. Д. Современный мир, право и Конституция. М., 2010. С. 383.

Еще один важный урок, который нам надлежит извлечь, - это преюдициальность толкований Конвенции Европейским судом по правам человека и преюдициальность постановлений ЕСПЧ в части установления нарушений Конвенции. Что касается толкований ЕСПЧ, изложенных в рассмотренном Постановлении ЕСПЧ, то они уже были учтены в Постановлении КС РФ от 06.12.2011 N 26-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 21.1 и пункта 7 статьи 22 Федерального закона "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей" в связи с жалобой гражданина А. В. Федичкина". Еще ранее Министерством юстиции РФ по территориальным подразделениям было разослано письмо о неприменении "правила пятнадцати лет". Заместитель директора департамента по делам некоммерческих организаций Министерства юстиции Т. В. Вагина отмечает, что после вступления в силу означенного Постановления ЕСПЧ Минюст России и его территориальные органы не вправе в обоснование отказа в государственной регистрации религиозной организации или оставления соответствующего заявления без рассмотрения ссылаться на отсутствие (непредставление) документа, подтверждающего существование религиозной группы на протяжении не менее 15 лет <34>. Иными словами, правовые позиции ЕСПЧ, содержащие в себе толкования Конвенции, Россией фактически признаются. -------------------------------- <34> Научно-практический комментарий к Федеральному закону "О свободе совести и о религиозных объединениях" / Шахов М. О., Ин К., Ряховский В. В. и др.; под общ. ред. Р. В. Маранова. М., 2011. С. 246.

Что касается преюдициальности Постановления в части, установившей нарушения Конвенции, в рассмотренном случае ЕСПЧ, установив нарушение ст. 9 в свете ст. 11 Конвенции, тем самым установил наличие субъективного права церкви-заявительницы на статус юридического лица, что, конечно же, создает преюдицию для российских судов, которые должны будут восстановить нарушенное право. Этот момент особо важен, поскольку конвенционное охранительное правоотношение не прекращается до момента восстановления нарушенных прав. Хотя в ГПК РФ вопрос преюдиции толкований ЕСПЧ не нашел отражения, он урегулирован в Федеральном законе от 30.03.1998 N 54-ФЗ, ратифицирующем Конвенцию: "Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации", а также ст. 32 Конвенции: "В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотренных положениями статей 33, 34 и 47". Данные толкования должны быть доступны всем жителям России, а суды проверочных инстанций обязаны предпринимать все усилия для того, чтобы устранить любое нарушение прав и свобод, любое ошибочное применение или неприменение положений Конвенции. Одним из векторов развития системы защиты прав и свобод человека может быть направленность судов на вынесение справедливых решений, с тем чтобы право в России не было инструментом подавления, но действительно являлось искусством добра и справедливости. Эффективность судебной системы определяется способностью восстанавливать справедливость, а не количеством рассмотренных дел! Для защиты прав и свобод человека пробелы в процессуальных кодексах и других законах не должны быть препятствием: право, в отличие от законов, не бывает пробельным. Но учитывая, что правосознание большинства правоприменителей формировалось как позитивистское, без внесения изменений в процессуальные кодексы, без принятия закона об исполнении постановлений ЕСПЧ, без установления ответственности лиц, нарушивших конвенционные права и свободы, поток жалоб в ЕСПЧ из России, к сожалению, не иссякнет. Поэтому крайне важна работа законодателя по обеспечению реализации европейских стандартов в российском правосудии. В то же время для становления подлинно правового государства, в котором права человека являются реальностью, а не мечтой идеалистов, важен вклад каждого. Если бы отдельные граждане и профессиональные юристы не были столь настойчивы, не было бы Постановления КС РФ N 4-П, в котором была разрешена проблема отсутствия в ГПК оснований для пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам. Однако в данном Постановлении КС не только разрешил одну практическую проблему, но выразил также множество правовых позиций, которые, безусловно, должны создать новые возможности для защиты прав и свобод человека в России. Завершим данную статью цитатой из вышеназванного Постановления, которая дает представление о векторе развития механизмов защиты прав и свобод человека: "Поскольку права и свободы человека и гражданина, признанные Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, - это те же по своему существу права и свободы, что закреплены в Конституции Российской Федерации, подтверждение их нарушения соответственно Европейским судом по правам человека и Конституционным Судом Российской Федерации - в силу общей природы правового статуса этих органов и их предназначения - предполагает возможность использования в целях полного восстановления нарушенных прав единого институционального механизма исполнения принимаемых ими решений".

Название документа