Международное право между фрагментацией и интеграцией: вызовы для теории и практики

(Флек Д.) ("Российский юридический журнал", 2011, N 6) Текст документа

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО МЕЖДУ ФРАГМЕНТАЦИЕЙ И ИНТЕГРАЦИЕЙ: ВЫЗОВЫ ДЛЯ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ <*>

Д. ФЛЕК

Флек Дитер - бывший директор по вопросам международных соглашений и политики Федерального министерства обороны Германии, почетный президент Международного общества военного права и права войны, член экспертного совета Амстердамского центра международного права, член редакционной коллегии журнала "Journal of International Peacekeeping" (Кельн, Германия).

Автор, опираясь на выводы Комиссии международного права ООН по вопросам развития и дефрагментации международного права, рассматривает практические и теоретические аспекты двух параллельно протекающих в международном праве процессов: фрагментации и интеграции. С учетом складывающейся судебной практики изучены проявления этих тенденций в отдельных отраслях международного права: дипломатическом и международном уголовном праве, праве прав человека, международном гуманитарном и международном экологическом праве, праве разоружения и контроля над вооружениями, а также праве ВТО.

Ключевые слова: фрагментация, интеграция, международное право, Комиссия международного права ООН, международные суды.

International law between fragmentation and integration: challenges for legal theory and practice D. Fleck

The author basing on findings of the International law commission on the development of international law and defragmentation considers the practical and theoretical aspects of two parallel processes in international law: fragmentation and integration. Given the evolving jurisprudence he evaluates the manifestation of these trends in branches of international law: diplomatic law, international criminal law, human rights law, international humanitarian law, international environmental law, law of arms control and disarmament, as well as WTO rules.

Key words: fragmentation, integration, international law, International law commission, UN, international courts.

I. Введение

Международное право как система норм <1> находится в процессе постоянного изменения, связанного со сменой интересов международного сообщества и направленного на дальнейшее развитие. В то время как Устав ООН и общеобязательные универсальные ценности международного сообщества, которым не должны противоречить специализированные нормы, рассматриваются как единый комплекс норм, существенная диверсификация сфер регулирования международного права привела к фрагментации указанных норм, что способствовало возникновению новых вопросов в теории права и практике реализации норм государствами. Обсуждение проблем, затронутых Шестым комитетом Генеральной Ассамблеи ООН <2>, продолжилось при подготовке Комиссией международного права ООН аналитического исследования <3>. Оно содержит ряд практически значимых выводов и является, по сути, научным руководством и долгожданным итогом анализа судебной практики, а также попыткой найти конкретное и практически ценное решение, особенно для юридических экспертов в министерствах иностранных дел и международных организациях. Несмотря на то что эта работа не получила официального признания <4>, результаты исследования должны быть по достоинству оценены с точки зрения как теории, так и практики. Для определения степени влияния фрагментации на современное международное право и его развитие требуется изучить некоторые аспекты отдельных отраслей международного права, в том числе дипломатического, международного уголовного права, права прав человека, международного гуманитарного права, международного экологического права, права разоружения и контроля над вооружениями, а также права Всемирной торговой организации (ВТО). -------------------------------- <1> Higgins Cf. R. Problems & Process. International Law and How We Use it. Oxford, 1994. P. 1 - 16. <2> В рамках 59-й сессии Шестого комитета Генеральной Ассамблеи ООН была заявлена необходимость рассмотрения сущностных, а не институциональных аспектов фрагментации на основе государственной правоприменительной практики и судебных решений. Также сделан вывод, что тема не должна сводиться к разработке проекта статей или проекта рекомендаций (Topical summary prepared by the Secretariat // A/CN.4/549 (31 January 2005). Par. 114, 118). <3> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law" // A/CN.4/L.682 (13 April 2006) and Corr 1 (11 August 2006). Отчет дополнен приложением: Conclusions of the Work of the Study Group // A/CN.4/L.682/Add.1. <4> Генеральная Ассамблея (Res. 61/64 of 4 December 2006. Par. 4) лишь сделала ссылку на выводы и аналитические исследования. Четыре года спустя в Шестом комитете Комиссией по правовым спорам была поднята тема иерархии в международном праве и касающийся ее вопрос о нормах jus cogens, но снова без обращения к отчету (N 31 - 42), содержащему глубокие исследования данных вопросов (Topical summary of the discussion held in the Sixth Committee of the General Assembly during its sixty fourth session, prepared by the Secretariat // A/CN.4/620 (26 January 2010). Par. 102).

В работе исследуется не только функциональная специализация, но и региональные особенности. В указанном контексте Комиссия международного права ООН рассмотрела положения, касающиеся развития регионализма в европейском праве, в англо-американских и европейских традиционных подходах к международному праву, в доктринах государств бывшего Советского Союза и в концепциях стран третьего мира. Однако было решено не освещать столь подробно результаты проведенного анализа в итоговом отчете <5>, который в свою очередь обращается к вопросам регионального обычного права посредством изучения более широкой проблемы взаимодействия общего и специального права и принципа субсидиарности <6>. Вопрос, являются ли различные правовые системы взаимодействующими или взаимоисключающими и насколько, подвергался теоретическому анализу главным образом на основе принципа ad hoc <7>. Пока непонятно, будут ли далее развиваться теория и практика в этом направлении. -------------------------------- <5> ILC Report of the Fifty Seventh Session (2005) // A/60/10. Par. 449 - 466. <6> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 199, 215 - 217. Региональные различия там рассматриваются в рамках более широкого вопроса о взаимодействии между общими и специальными нормами, приводится аргумент в пользу того, что региональные соглашения в соответствии с гл. VIII Устава ООН должны рассматриваться через принцип субсидиарности. <7> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 220.

Вопрос о фрагментации международного права затрагивает широкий спектр проблем, поэтому очень важно проявить избирательность в исследовании. Тем не менее необходимо еще раз обратиться к началу обсуждения, т. е. к вопросу о том, могут ли и в какой степени различные нормы быть действительными и применимыми в одной ситуации, могут ли они использоваться для толкования других применимых норм или же во избежание принятия противоречащих друг другу решений нужно сделать выбор <8>. В исследовании Комиссии международного права ООН особо отмечалась важность толкования, причем учитывалось как "широкое понятие конфликта, то есть ситуации, в которой две нормы или принципа предусматривают разные пути решения проблемы" <9>, так и широкое определение толкования как вида юридической техники, который может использоваться "для применения, уточнения, обновления или изменения, равно как и отступления" от коллизионной нормы <10>. Тогда результатом будет преодоление фрагментации. Коллизию норм следует рассматривать как неверное применение правового инструментария, т. е. неверные действия правоприменителей, а не недостаток права. -------------------------------- <8> Ibid. Par. 21 - 26; Conclusions of the Work of the Study Group. Par. 2. <9> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 25. <10> Conclusions of the Work of the Study Group. Par. 2, 8.

Также важно пересмотреть результаты правовых дискуссий, касающихся "автономных режимов" в международном праве. Этим режимам, которые могут быть предназначены для того, чтобы "полностью исключить применение общего международного права к ответственности государств", в исследовании дается критическая оценка, убедительно демонстрирующая, что абстрактные аргументы в пользу так называемых автономных режимов необоснованны, поскольку в любом исследовании делается попытка прийти к какому-то выводу в зависимости от того, в какой перспективе, ближайшей или долгосрочной, рассматривается явление, т. е. "видим ли мы прежде всего Вселенную или планеты" <11>. Полезно расширить предметы данной дискуссии вопросом о включении в международное право других специальных режимов, которые характеризуются наличием собственных правовых норм, принципов и институтов, регулирующих конкретный вопрос или конкретную проблемную область <12>, и тоже должны согласовываться с нормами и принципами общего международного права или других специальных режимов. -------------------------------- <11> Simma B., Pulkowski D. Of Planets and the Universe: Self-contained Regimes in International Law // European Journal of International Law. 2006. N 3. P. 483, 495, 506. <12> Conclusions of the Work of the Study Group. Par. 12.

Поиск ответов на вопросы, имеющие отношение к основному предмету работы, необходимо начать с тщательного исследования выводов, представленных в Отчете Комиссии международного права ООН. Делая упор на практически ориентированный подход, нужно разграничить альтернативные решения, которые могли быть применимы при принятии определенной нормы и оценены с учетом современной ситуации.

II. Функциональная и региональная спецификации как причины нарушения универсального правопорядка

Возможно, для наиболее верного разъяснения фрагментации в рамках системного подхода следует разграничить функциональную и региональную спецификации, однако с самого начала важно отметить, что некоторые правовые режимы могут характеризоваться как функциональными, так и региональными особенностями, поэтому спецификация не ограничивается названными двумя видами. Первое упоминание об автономном режиме в международном праве очень важно, так как оно должно было разъяснить особенности действия норм различных групп, заявленных в одном международном договоре. В 1921 г. Германия запретила проход английского парохода "Уимблдон" через воды Кильского канала. Судно было зафрахтовано французской компанией для поставки военного снаряжения на польскую военно-морскую базу, в свободный город Данциг (Гданьск). Версальский договор предусматривал беспрепятственный транзит через Кильский канал <13>, но Германия не разрешила проход, мотивировав это обязательствами по сохранению нейтралитета, связанными с русско-польским военным конфликтом 1920 г. Поскольку дипломатические переговоры оказались безрезультатными, по инициативе Германии дело было передано в Постоянную палату международного правосудия (ППМП). Для ППМП это было первое дело, рассматриваемое в порядке спора между сторонами. Суд постановил, что в соответствии с Версальским договором Кильский залив перестал быть просто внутренним судоходным путем и по правовому статусу отличается от других водных путей Германии, которые согласно последующим положениям того же договора открыты для прохода судов только союзных и ассоциированных держав <14>. Данный вывод был сделан на основании ст. 380 договора, где прямо говорится, что свободный проход через Кильский канал открыт для всех не воюющих с Германией стран <15>. -------------------------------- <13> Версальский мирный договор (28 июня 1919 г.). Часть XII. Ст. 380 - 386. <14> Там же. Ст. 321 - 379. <15> Там же. Ст. 380 ("Кильский канал и доступы к нему всегда будут свободны и открыты на совершенно равной ноге для военных и торговых кораблей всех наций, находящихся в мире с Германией").

"Положения, касающиеся Кильского канала, в Версальском договоре носят автономный характер; если бы эти положения дополнялись и толковались с помощью норм из предыдущей секции части XII, регулирующих внутренние судоходные пути Германии, то они бы потеряли свой "raison d'etre". Идея должна использоваться не путем создания новых аналогий из этих положений... а методом утверждения обратного, то есть приведения аргументов, их исключающих" <16>. -------------------------------- <16> PCIJ. Case of the SS Wimbledon (Government of His Britannic Majesty v. German Empire). Judgment of 17 August 1923 // PCIJ. Series A. N 1. 23 - 24; Klein E. Self-Contained Regime // Max-Planck Encyclopedia of Public International Law: URL: http://www. mpepil. com.

Данный спорный вопрос не актуален в современных условиях, так как Кильский канал снова признан национальным водным путем под суверенной юрисдикцией Германии <17>. Хотя можно подискутировать о том, было ли правильно в 1921 г. принимать факт наличия "конфликта или наложения действия двух систем норм: положений Версальского мирного договора и права нейтралитета в военное время для обеспечения контроля доступа к территориям воюющей стороны" <18>. Соответствующие положения международного договора могли быть истолкованы во взаимосвязи с правами и обязанностями по праву нейтралитета. Что до сих пор интересно, так это происхождение термина, которому изначально не было дано четкого определения: что конкретно подразумевалось под автономностью и почему положения одного договора, к которым обращается ППМП, влекут разные правовые последствия? В этом контексте можно отметить, что в своих особых мнениях судьи Анцилотти и Губер отрицали применимость указанных положений договора, утверждая, что обязанностям по соблюдению нейтралитета должен отдаваться приоритет перед договорными обязательствами по отношению к суднам государств, находящихся в мирных отношениях с Германией. Судьи также подчеркивали, что для Кильского канала в отличие от интернационализированных водных путей, таких как Суэцкий и Панамский каналы, Версальский договор не предусматривал специальных норм, регулирующих проход во время военных действий <19>. Позиция судей кажется более убедительной, поскольку в Версальском договоре (кроме упомянутых случаев) нет положений, обязывающих воздерживаться от каких-либо военных действий в Кильском канале. -------------------------------- <17> Lagoni R. Kiel Canal // Max-Planck Encyclopedia of Public International Law. <18> Данное предположение было сделано Комиссией международного права ООН (ILC Report // Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 486). <19> Conclusions of the Work of the Study Group. Dissenting Opinion Anzilotti and Huber. P. 38, 40.

С учетом данных аргументов обращение к уместным в рамках темы работы аспектам, таким как автономные режимы, позволило получить не столько новые разъяснения, сколько новые вопросы, в большей степени связанные с установлением Версальским договором различных режимов для разных водных путей. Во всяком случае положения о принадлежности к союзным и ассоциированным державам остаются не совсем понятными, ведь во время вооруженных конфликтов не ограничивается право прохода даже через Суэцкий и Панамский каналы <20>. Таким образом, дискуссия в международно-правовом сообществе возникла на базе недостаточно конкретных и однозначных условий, а искусственно созданный термин с самого начала стал предметом недопонимания и споров. Следовательно, для правовой теории и практики было бы полезно заново проанализировать значение и правовые последствия использования категории "автономность", при этом приняв во внимание некоторые иные аспекты специальных режимов в международном праве. -------------------------------- <20> Arcari M. Suez Canal // Max-Planck Encyclopedia of Public International Law; Idem. Panama Canal // Ibid.

1. Дипломатическое право

В деле о тегеранских заложниках Международный суд ООН обратился к дипломатическому праву как к "автономному режиму, который, с одной стороны, устанавливает соответствующие дипломатическим миссиям государственные обязательства касательно привилегий и иммунитетов, а с другой стороны, предвидит возможные злоупотребления участников миссии и определяет возможные средства, которыми государство может пользоваться для противостояния любым подобным противоправным действиям" <21>. Это было сделано для того, чтобы напомнить Исламской Республике Иран, предпочитавшей не предъявлять исков и не участвовать в судебном разбирательстве, о том, что, прежде чем дать приказ группе военных атаковать и силой захватить посольство Соединенных Штатов, а также взять в заложники дипломатических и консульских сотрудников, необходимо было использовать средства, предоставленные государству в рамках дипломатического права: объявить дипломатических и консульских сотрудников США persona non grata или же разорвать дипломатические отношения вообще. Поскольку эти средства не были использованы, Суд не нашел оснований для применения каких-либо последующих мер противодействия. -------------------------------- <21> ICJ. United States Diplomatic and Consular Staff in Tehran // ICJ Reports. 1980. 3. 40.

Не умаляя никоим образом важности обязательств в соответствии с нормами международного дипломатического права, судьи Морозов, Тарази и Лэчс в своих особых мнениях по данному делу обратили внимание на обстоятельства дела, которые должны были предостеречь Суд от квалификации данной отрасли права как автономного режима, а также на обстоятельства, не замеченные в ходе рассмотрения дела. Морозов подтвердил, что Иран нарушил несколько обязательств, предусмотренных Венскими конвенциями 1961 и 1963 гг., но при этом судья жестко критиковал Соединенные Штаты за то, что во время судебного разбирательства они ввели "односторонние экономические санкции и предприняли много других принудительных мер в отношении Ирана, кульминацией которых стало вооруженное нападение на территорию Исламской Республики Иран. Тарази позитивно отозвался о том, что в решении Суда во внимание были приняты традиции ислама, которые наравне с другими традициями способствовали разработке норм современного международного права, касающихся дипломатической и консульской неприкосновенности и иммунитета. Однако судья заявил, что "настоящее судебное разбирательство отражает лишь небольшой аспект сложных отношений между Ираном и Соединенными Штатами". Лэчс отметил, что в целях "судебной экономии" (эффективного использования судебных ресурсов) в отношении дипломатических и консульских представителей следовало ограничить res judicata и "ввиду отсутствия соглашения между Сторонами оставить дело для последующего решения в ходе любой последующей процедуры по рассмотрению иска о репарациях" <22>. -------------------------------- <22> Ibid. 48.

Таким образом, при использовании термина "автономный режим" снова выявился недостаток точности в его определении, а также последствий, которые должны считаться правомерным поведением. Оказывается, что данный термин, по сути, не нужен, так как решение все равно осталось бы прежним и, возможно, было бы даже более убедительным без того, что позднее стало восприниматься как "юридическая избыточность (или, если более мягко, излишне широкое утверждение)" <23>. -------------------------------- <23> Simma B., Pulkowski D. Of Planets and the Universe: Self-contained Regimes in International Law. P. 512; Iidem. Leges Speciales and Self-Contained Regimes // The Law of International Responsibility / Eds. J. Crawford, A. Pellet, S. Olleson. Oxford, 2010. Ch. 13. P. 150.

2. Международное уголовное право

Создание Международного трибунала для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии с 1991 г. (МТБЮ), породило концепцию международных трибуналов как автономных систем в исключительных обстоятельствах. Отклонив апелляцию против юрисдикции МТБЮ, в которой сторона защиты заявила, что создание трибунала выходит за пределы полномочий Совета Безопасности, Апелляционная камера разъяснила суть юрисдикции в международном праве: "Узкое представление о юрисдикции может быть вполне обоснованным в условиях ее действия на национальном уровне, но не в международном праве. Так как международному праву свойственна недостаточная централизация его структуры, оно не обеспечивает единообразного распределения полномочий среди ряда трибуналов в рамках единой судебной системы, где определенные аспекты или элементы юрисдикции как полномочий могли принадлежать именно конкретному трибуналу. В международном праве каждый трибунал - это автономная система (если только иное не предусмотрено). Данное положение несовместимо с узкой концепцией юрисдикции, которая предполагает определенное распределение полномочий. Конечно, учредительным документом международного трибунала могут быть ограничены некоторые его полномочия, но только в той степени, в которой такого рода ограничения не нарушают его "статуса судебного образования", что подлежит дальнейшему обсуждению. Однако подобные ограничения не могут презюмироваться, и в любом случае они не могут быть логически выведены из самой концепции юрисдикции" <24>. -------------------------------- <24> ICTY. The Prosecutor v. Tadic. Case N IT-95-1-AR72. Appeals Chamber Decision on Defence Motion for Interlocutory Appeal on Jurisdiction of 2 October 1995. Par. 11.

Специфическое представление о трибунале как автономной системе возникло во время рассмотрения Апелляционной камерой выводов Судебной камеры, где отмечалось, что исследование законности создания Трибунала Советом Безопасности находится за пределами компетенции МТБЮ. Речь шла не об отказе от обращения к специальным судебным системам, а об обеспечении полноценного исследования аргументов защиты по существу. Апелляционная камера в своем решении, по сути, подтвердила, что Трибунал "обладает полномочиями рассматривать заявление защиты об отсутствии у Трибунала юрисдикции вследствие незаконности создания Трибунала Советом Безопасности" <25>. Решение Апелляционной камеры и ее главный аргумент можно назвать убедительными, а использование термина "автономная система" и неопределенные ограничения этого понятия ("если только иное не предусмотрено") таковыми не представляются. Ни один международный трибунал не может пренебрегать решением, касающимся его учреждения, в то же время он должен осуществлять судопроизводство объективно и профессионально, всецело опираясь на правовое исследование данного решения. Если термин "автономная система" подразумевал именно это, то, чтобы гарантировать справедливое правосудие, необходимо обращаться к другим отраслям права (что не свойственно автономной системе) и исключить любые ограничения объективности и всеобъемлющего характера указанной деятельности. -------------------------------- <25> Ibid. Par. 22.

В ходе судебного разбирательства по существу в Апелляционной камере в рамках того же дела <26> была разработана концепция "всеобщего контроля", цель которого - выявить правовые критерии действий вооруженных сил от имени иностранного государства в немеждународном конфликте. МТБЮ использовал данную концепцию, несмотря на ее очевидное отклонение от требований более строгой концепции "эффективного контроля", разработанной ранее Международным судом ООН <27> для установления оснований ответственности Соединенных Штатов за действия, нарушающие права человека и нормы международного гуманитарного права. Тогда Суд заявил, что "должно быть доказано, что данное государство осуществляло эффективный контроль за военными или военизированными операциями, в ходе которых были совершены заявленные нарушения" <28>. -------------------------------- <26> ICTY. The Prosecutor v. Tadic. Case N IT-95-1-AR72. Appeals Chamber Judgment of 15 July 1999. Par. 145. <27> ICJ. Military and Paramilitary Activities in and against Nicaragua (Nicaragua v. United States of America). Judgment of 27 June 1986 (Merits) // ICJ Reports. 1986. 14. <28> Ibid. Par. 115.

Отправная точка для обоих судов была в общем-то одна и та же: необходимость установить обстоятельства, при которых в соответствии с нормами международного права лицо, участвующее в вооруженных действиях, может рассматриваться de facto как орган иностранного государства, однако решения принимались в совершенно разных ситуациях. Международный суд ООН стремился определить международную ответственность ответчика <29>, а Апелляционная камера МТБЮ исследовала вооруженный конфликт в Боснии и Герцеговине не для того, чтобы вынести решение об ответственности государства, а для того, чтобы определить, виновен ли заявитель в серьезных нарушениях Женевских конвенций <30>. Критически оценивая критерий "эффективного контроля", использованный Международным судом, МТБЮ не осознал данное расхождение в подходах. Позже Международный суд обратил внимание на то, что критерий "всеобщего контроля", будучи вполне применимым для установления существа конфликта, не мог использоваться для вынесения решений относительно ответственности государства, так как "государство несет ответственность только за собственные деяния, то есть за деяния лиц, действующих, вне зависимости от оснований, от имени государства" <31>. -------------------------------- <29> В то же время военные преступления, совершенные в немеждународном вооруженном конфликте, влекут ответственность по ст. 8 (2) (c) и (e) Римского статута Международного уголовного суда (17 июля 1998 г.), который не применяется МТБЮ. <30> ILC Report on the work of its fifty third session. Ch. IV "Responsibility of states for internationally wrongful acts" // UN Doc A/56/10 (2001). 106 - 107. <31> ICJ. Case Concerning the Application of the Convention on the Prevention and Punishment of the Crime of Genocide (Bosnia and Hercegovina v. Serbia and Montenegro). Judgment of 26 February 2007. Par. 402 - 406. Другое мнение см.: Cassese A. The Nicaragua and Tadic Tests Revisited in Light of the ICJ Judgement on Genocide in Bosnia // EJIL. 2007. 18. P. 649 - 668.

Описанная ситуация еще раз демонстрирует, что одно и то же абстрактное понятие может иметь различное значение в зависимости от цели и условий его применения, а использование термина, не имеющего точного определения, может внести неясность в обсуждение.

3. Право прав человека

Появление конвенций, посвященных правам человека, вызвало к жизни множество специальных норм, направленных на обеспечение защиты человека от действий или бездействия государства на международном и региональном уровнях. При этом нет механизма, который позволил бы ограничить осуществление гражданином его прав лишь в рамках одного правового режима. Поскольку это могло бы привести к практической проблеме совпадения и некоторого дублирования норм универсальных и региональных международных договоров, любой человек не ограничен в количестве предъявляемых напрямую к отвечающему государству прав, а также в выборе дополнительных процедур для рассмотрения требований. Во время вооруженных конфликтов обязанности по обеспечению прав человека не приостанавливаются. Некоторые права человека, не подпадающие под регулирование специального правового режима международного гуманитарного права, сохраняются в полном объеме вне зависимости от военных соображений <32>. Другие права во время вооруженного конфликта могут быть ограничены по принципу lex specialis (что будет продемонстрировано ниже). Тем не менее иногда может иметь место умаление прав, однако, как показывает практика, в вооруженных конфликтах умаление прав едва ли очевидно <33>. Судебные дела по данному вопросу являются единичными, весьма спорными и противоречивыми <34>. -------------------------------- <32> К примеру, запрет рабства (ст. 8 МПГПП, ст. 4 ЕКПЧ), свобода мнения и религии (ст. 18 МПГПП, ст. 9, 10 ЕКПЧ). <33> Buergenthal T. To Respect and to Ensure: State Obligations and Permissible Derogations // The International Bill of Rights. The Covenant on Civil and Political Rights / Ed. by L. Henkin. N. Y., 1981. P. 72; Higgins R. Derogations under the Human Rights Treaties // British Yearbook of International Law (1976 - 1977). 48. P. 281; Rowe P. The Impact of Human Rights Law on Armed Forces. Cambridge, 2006. P. 118 - 121. <34> Rowe P. Op. cit. P. 159 - 161. Недавний пример - the British Anti-terrorism, Crime and Security Act (2001). Тем не менее спорно, соблюдаются ли здесь материальные условия для ограничения в соответствии со ст. 15 ЕКПЧ и ст. 4 МПГПП (Black-Branch J. Powers of Detention of Suspected International Terrorists under the United Kingdom Anti-terrorism, Crime and Security Act 2001: dismantling the cornerstones of a civil society // European Law Review Human Rights Survey. 2002. 27. P. 19, 26; Henning V. H. Anti-terrorism, Crime and Security Act 2001: Has the United Kingdom Made a Valid Derogation from the European Convention on Human Rights? // American University Law Review. 2002. 17. P. 1663, 1677).

Что касается толкования отдельных прав, оно предполагает тщательное изучение соотношения их с другими нормами международного права <35>. Здесь нет какого-либо ограничения. В случае грубых нарушений прав человека другие государства могут осуществить вмешательство путем принятия правовых мер для пресечения этих нарушений и возмещения вреда потерпевшему <36>. В таких случаях законность используемых мер может определяться исходя из норм других отраслей права, а не только норм о правах человека. -------------------------------- <35> European Court of Human Rights. Case McElhinney v. Ireland. Judgment of 21 November 2001 // ECHR 2001-XI. Par. 36: "Конвенция должна по возможности толковаться в соответствии с другими нормами международного права, частью которого она является..." <36> Article 54 of the Articles on Responsibility of States for Internationally Wrongful Acts, Report of the ILC, 53rd Session // ILC Yearbook 2001. Vol. II (2). P. 26; General Assembly, Official Records, 55th Session. Supplement N 10 // A/56/10.

4. Международное гуманитарное право

Положения международного гуманитарного права также должны применяться во взаимосвязи с нормами других отраслей международного права. Проанализируем понятие вооруженных конфликтов, которое определяет сферу применения jus in bello <37> и не ограничивается вопросами об ответных мерах и репарациях. В то время как понятие "вооруженный конфликт" сегодня стало предметом споров и разногласий, в отношении различных отраслей права мира, даже в регулировании военных действий, наблюдается все большее согласие. Каждая сторона вооруженного конфликта заинтересована в том, чтобы избежать претензий, касающихся ее участия в конфликте и нарушения ею требований ст. 2 (4) Устава ООН о неприменении силы. Миротворцы, включая действующих в соответствии с гл. VII Устава, с учетом этого будут прогнозировать результат проведения своих миссий и самых сложных операций. -------------------------------- <37> International Law Association. Report of the Seventy-Fourth Conference. The Hague, 2010; Committee on the Use of Force. Final Report on the Meaning of Armed Conflict in International Law. L., 2010.

Однако для регулирования вооруженных конфликтов существуют нормы lex specialis. Стороны конфликта могут убивать солдат неприятеля без предупреждения и заключать под стражу без суда, хотя фактически любой человек обладает правом на жизнь, правом на судебную защиту и другими фундаментальными правами, которые должны обеспечиваться во время вооруженных конфликтов. Это было признано Международным судом ООН в консультативном заключении по вопросу законности применения атомного оружия: "В принципе право на жизнь сохраняется и во время военных действий. Однако исследование того, что представляет собой произвольное лишение жизни, должно определяться применимыми нормами lex specialis, а именно правом вооруженных конфликтов, нормы которого определяют правила ведения военных действий. Таким образом, определить, является ли гибель человека в результате применения конкретного оружия во время войны произвольным лишением жизни в смысле статьи 6 (Международного пакта о гражданских и политических правах. - Д. Ф.), можно лишь исходя из положений права, применимого в отношении вооруженных конфликтов, а не из понятий самого Пакта" <38>. -------------------------------- <38> ICJ. Legality of the Threat or Use of Nuclear Weapons. Advisory Opinion of 8 July 1996 // ICJ Reports. 1996. 226. Par. 25.

В решении о правовых последствиях строительства стены на оккупированной палестинской территории Международный суд ООН заявил, что во время вооруженных конфликтов одни права могут определяться исключительно нормами международного гуманитарного права; другие - стандартами в области прав человека; третьи - обеими этими отраслями международного права. В заключении Суд четко установил, что необходимо принимать во внимание "обе эти отрасли международного права: именно стандарты в области прав человека - как lex specialis - и международное гуманитарное право" <39>. Суд также заключил, что положения международных стандартов прав человека применимы к действиям, совершаемым государством при осуществлении юрисдикции за пределами собственной территории, в особенности на оккупированных территориях <40>. Данная позиция была подтверждена в деле "Демократическая Республика Конго против Уганды" <41>. В деле "Грузия против России" Суд подтвердил, что положения Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации 1966 г. подлежат применению во время вооруженных конфликтов без ограничений <42>. -------------------------------- <39> ICJ. Legal Consequences of the Construction of a Wall in the Occupied Palestinian Territory, Advisory Opinion of 9 July 2004 // ICJ Reports. 2004. 178. Par. 106. <40> Ibid. Par. 107 - 113. <41> ICJ. Case Concerning Armed Activities on the Territory of the Congo (Dem. Rep. Congo v. Uganda). Judgment of 19 December 2005 // ICJ Reports. 2005. 168. Par. 215 - 220. <42> ICJ. Case Concerning Application of the International Convention on the Elimination of All Forms of Racial Discrimination, Decision of 15 October 2008 // ILM. 2008. 1013. 134. Par. 112.

Многие проигнорировали тот факт, что при рассмотрении всех этих дел Международный суд ООН намеренно воздержался от оценки взаимодействия указанных отраслей права. Вместо этого он остановился на рассмотрении отдельных прав: в решении по использованию атомного оружия Суд, коснувшись запрета произвольного лишения жизни, не обратился к вопросу о том, являются ли обязательства по соблюдению прав человека абсолютными или зависят от толкования правовых норм, положенных в основу права вооруженных конфликтов как отрасли. В решении по делу о строительстве стены на оккупированной палестинской территории Суд намеренно проанализировал лишь "третьи" права, регулируемые нормами обеих отраслей международного права, оставив без внимания иные права, подпадающие под действие только одной отрасли. В деле "Демократическая Республика Конго против Уганды" Суд сделал более общий анализ характера взаимодействия стандартов прав человека и международного гуманитарного права, тем не менее исследование было осуществлено в рамках раскрытия содержания конкретных вопросов: права на жизнь (п. 1 ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах; далее - МПГПП), запрета пыток (ст. 7 МПГПП) и защиты детей во время вооруженных конфликтов (п. п. 2 и 3 ст. 38 Конвенции о правах ребенка). Из заключений Суда следует вывод: в то время как нормы международного гуманитарного права и права прав человека играют комплементарную роль, нормы lex specialis должны использоваться для определения того, насколько в конкретной ситуации вооруженного конфликта особые права и обязанности человека представляются ограниченными и имеет ли место ограничение как таковое <43>. -------------------------------- <43> Frowein J. A. The Relationship Between Human Rights Regimes and Regimes of Belligerent Occupation // Israel Yearbook on Human Rights. 1999. 28. P. 1. Далее автор убедительно заявляет, что аргумент относительно норм lex specialis не может разрешить все вопросы, как и нельзя из положений дела о ядерном оружии сделать вывод, что конвенции о правах человека должны интерпретироваться через призму норм международного гуманитарного права. Он также подчеркивает, что отдельные права человека, например запрет жестокого обращения или рабства, не подлежат умалению даже во время вооруженных конфликтов.

Яркими примерами обязанностей по соблюдению прав человека, которые оказываются наиболее ограниченными в соответствии с нормами международного гуманитарного права, являются случаи обеспечения прав заключенных и проведения расследования причин гибели людей в результате применения силы: во время вооруженных конфликтов процедура habeas corpus не может быть гарантирована в той же мере, как в мирное время, но правовая защита заключенных остается важным аспектом. Порядок осуществления расследования по факту применения силы, повлекшему гибель, в военных условиях также будет существенно отличаться: положения ст. 6 (1) МПГПП и нормы соответствующих региональных конвенций по правам человека требуют обеспечения в мирное время по каждому делу независимого расследования, в период вооруженных конфликтов соблюдение данных требований не представляется возможным <44>. -------------------------------- <44> К сожалению, правовые различия в обеспечении защиты человека в мирное время и в период вооруженных конфликтов в решениях ЕСПЧ игнорируются. См., например: Medka Isayeva, Yusopova and Bazayeva v. Russia (Applications N 57947/00, 57948/00 and 57949/00). Judgment of 24 February 2005; Goncharuk v. Russia (Application N 58643/00). Judgment of 4 October 2007; Tangiyeva v. Russia (Application N 57935/00). Judgment of 29 November 2007. Эти решения являются примером того, как применение стандартов прав человека в условиях вооруженного конфликта, исключающее обращение к нормам lex specialis международного гуманитарного права, выступает результатом неубедительных решений.

Таким образом, принцип lex specialis важен для применения норм международного гуманитарного права, но надо принимать во внимание тот факт, что во время вооруженных конфликтов часто возникают ситуации, когда применению подлежат нормы и процедуры исключительно других отраслей международного права. Речь идет, в частности, о видах деятельности, направленной на подавление конфликта. В ст. 1 Женевских конвенций и ст. 1 (1) Дополнительного протокола I закреплена обязанность не только соблюдать положения международного гуманитарного права, но и обеспечивать их исполнение. Сегодня такая обязанность стала считаться международно-правовым обычаем <45>. Права государств и международных организаций, действующих в соответствии с этим требованием, никоим образом не ограничиваются мерами, предусмотренными международным гуманитарным правом. Более того, они могут использовать процедуры, порядок которых регулируется дипломатическим правом, и руководствоваться иными отраслями и непосредственно Уставом ООН. Точно так же факультативные нормы международного гуманитарного права, например ст. 90 Дополнительного протокола I, касающаяся вопросов создания и функционирования Международной комиссии по установлению фактов, не препятствуют государствам и международным организациям в применении ими иных правовых механизмов установления фактов для проведения расследования предполагаемых нарушений международного права, предусмотренных стандартами прав человека или нормами международного уголовного права. -------------------------------- <45> Customary International Humanitarian Law / Ed. by J. M. Henckaerts, L. Doswald-Beck. Cambridge, 2005. В то время как комментарий к ст. 139 обращается к обязанности государства только "обеспечить соблюдение норм лицами или группами, действующими фактически по его указаниям" (Ibid. Vol. I. P. 496), ст. 144 закрепляет положение о том, что государства "должны оказывать максимально возможное содействие предотвращению нарушений международного гуманитарного права", и в комментарии подчеркивается, что "МККК неоднократно заявлял о том, что обязанность "обеспечивать соблюдение норм" не ограничивается только участниками конфликта, а предполагает универсальное требование ко всем государствам" (Ibid. P. 509 - 510).

5. Международное экологическое право

Для применения норм экологического права необходимо обращаться к принципам и нормам других отраслей права. Это обусловлено тем, что защита природной среды представляет собой многоаспектную задачу, отсутствует согласованная и четкая система норм для регулирования многообразных отношений в этой сфере. Нормы специальных конвенций, посвященных защите отдельных объектов окружающей среды или определенных природных ресурсов, могут рассматриваться как lex specialis, но это не исключает возможности и необходимости обращения к общим положениям международного права, подходящим к данной сфере. В соглашениях о защите окружающей среды зачастую нет специальных формулировок, применимых в рамках конкретного договора, используются общие понятия, такие как "соответствующий подход" или "пропорциональность". В этих случаях толкование конкретного термина должно осуществляться через призму иных договоров, содержащих его, а также в сопоставлении термина с объектом и целью анализируемого соглашения. Сложности, вытекающие из толкования терминов, употребляемых в иных договорах, могут возникнуть и в связи с использованием тех же понятий в особом контексте вопросов экологического права. Так, часто упоминаются принцип пропорциональности, который заключается в соблюдении соразмерности использования военных средств и риска причинения гибели гражданскому населению в праве вооруженных конфликтов; принцип защиты невиновных в деятельности правоохранительных органов; принцип рациональных методов обеспечения защиты природной среды. В этих отраслях для определения "точки равновесия" будут применяться разные стандарты, но существует одна общая и серьезная проблема, которая заключается в сложности соотношения различных ценностей (военного преимущества и безопасности жизни гражданского населения, преследования совершивших противозаконные деяния и защиты невиновных, использования природных ресурсов в экономических и хозяйственных целях и защиты окружающей среды), а также в четком определении того, насколько необходимо пренебречь ценностью одного объекта для обеспечения другого. Когнитивные предубеждения, свойственные такого рода рассуждениям, едва ли можно преодолеть путем абстрактного подхода к проблеме, а "автоматическое" применение правовых принципов ведет к дополнительным сложностям при использовании терминов и формулировок, имеющих внешне сходную или даже идентичную структуру, но отражающих совершенно разные аспекты или значения в зависимости от контекста. Это требует скорее принятия решений ad hoc, нежели применения общей формулы; тем не менее критический подход к сравнению положений других отраслей права может оказаться весьма полезным для выбора верных и объективных решений. В определенных случаях обращение к сравнительному анализу других отраслей международного права представляется не только полезным, но и необходимым для достижения действительно убедительных результатов. Так, из ст. 88 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г., в соответствии с которой "открытое море должно использоваться только для мирных целей", было бы ошибочно делать вывод о том, что даже обычные военные действия на море, вне зависимости от степени причинения вреда окружающей среде, запрещены. Ложность данного вывода доказывается тем, что нормы Конвенции ООН по морскому праву являются lex generalis и уступают нормам lex specialis права вооруженных конфликтов <46>. Этот аргумент применим и в случае, если рассматривать нормы Конвенции как lex specialis по сравнению с положениями международного экологического права, поскольку отнесение норм к специальным осуществляется исходя из их смысла, а не из содержания более широкой отрасли, к которой они относятся. Статья 88 Конвенции должна толковаться в совокупности с другими международными договорами, а ее понимание не следует ограничивать содержанием ст. 301 Конвенции, где, казалось бы, сделана попытка уточнить и разъяснить содержание упомянутой статьи. Анализ ст. 2 (4) Устава ООН, а также сравнительный анализ положений Международного договора об Антарктиде 1959 г., Договора о космосе 1967 г., Соглашения о деятельности государств на Луне и других небесных телах 1979 г. позволяют заметить тот факт, что термин "использование в мирных целях", который в договорах об Антарктиде и небесных телах понимается как "использование в невоенных целях", имеет более узкое значение в договорах об открытом море и космосе, где понимается как "использование в неагрессивных целях" <47>. -------------------------------- <46> Green L. C. The Environment and the Law of Conventional Warfare // Canadian Yearbook of International Law. 1991. 29. P. 221 - 226. <47> Wolfrum R Military Activities on the High Seas: What Are the Impacts of the U. N. Convention on the Law of the Sea? // Schmitt M. N., Green L. C. The Law of Armed Conflict: Into the Next Millenium // International Law Studies. Vol. 71. Newport, R. I. 1998. P. 502 - 505.

6. Право разоружения и контроля над вооружениями

Вопрос о наличии в праве контроля над вооружением и разоружением специальных норм, отличающихся от общих норм публичного международного права, еще более дискуссионен. Данная отрасль международного права практически полностью строится на международных договорах, поэтому при толковании ее норм прием генерализации зачастую не используется. Каждая обязанность в рамках контроля над вооружением должна толковаться и применяться в соответствии с целями участвующих в договоре государств по обеспечению безопасности. Тем не менее в этой особой отрасли международного права имеются общие принципы и правила, лежащие в основе применения ее норм. Нормы права договоров, кодифицированные в Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., могут рассматриваться как основа, несмотря на то что данная Конвенция вступила в силу только 27 января 1980 г., не имеет обратной силы, а число государств - участников ее все еще ограничено: большинство положений Конвенции допустимо считать кодифицированными обычаями международного права. Согласно ст. 42 (2) Венской конвенции прекращение договора, его денонсация или выход из него участника возможны, только если это разрешено договором или Конвенцией. В ст. ст. 54 - 59 закрепляется, что расторжение или выход из договора должны осуществляться в соответствии с положениями договора или в любое время с согласия всех участников договора. Денонсация либо выход из договора должны быть предусмотрены договором; или должно быть установлено, что участники намеревались допустить возможность денонсации либо выхода; или характер договора подразумевает право денонсации или выхода. Односторонний выход из договора или его приостановление могут иметь место в случае существенных нарушений положений договора другим участником (ст. 60 Венской конвенции), вне зависимости от того, была ли такая возможность прямо предусмотрена во время заключения договора или, по крайней мере, подразумевалась. Даже если односторонний выход из договора прямо не установлен в тексте договора, сторона может сослаться на невозможность исполнения договора как основание прекращения договора или выхода из него (ст. 61 Венской конвенции) либо заявить о выходе из договора вследствие коренного изменения обстоятельств (rebus sic stantibus), не предусмотренных сторонами ранее, если "а) наличие таких обстоятельств составляло существенное основание согласия участников на обязательность для них договора; и b) последствие изменения обстоятельств коренным образом изменяет сферу действия обязательств, все еще подлежащих выполнению по договору" (ст. 62 Венской конвенции). В то время как данные положения и принципы могут использоваться для решения проблем, касающихся исполнения договоров по контролю над вооружением и разоружением, глобальные решения потребуют оценки уровня обеспечения безопасности в области действия обязательств по контролю над вооружением. В большинстве случаев будет необходимо найти приемлемое для сторон решение. Соблюдение положений о денонсации, расторжении договора или выходе из договора даже в качестве последнего средства не может в действительности обеспечить мир и безопасность. В частности, потенциально разрушительный эффект оружия массового поражения лежит в основе требования о необходимости оценивать правовые последствия. Сегодня многие могут согласиться с тем, что существует общая правовая обязанность государств избегать всяких действий, наносящих трансграничный ущерб <48>, при этом определенные условия и ограничения этой обязанности еще подлежат уточнению. Даже после выхода из договора государство продолжает нести ответственность за любое нарушение, совершенное до выхода из него. Более того, у государств-участников и компетентных органов ООН сохраняется обязанность по поддержке действий по мирному разрешению споров (ст. 2 (3) Устава ООН). -------------------------------- <48> Koskenniemi M. Doctrines of State Responsibility // The Law of International Responsibility. Ch. 5. P. 50; Boyle A. Liability for Injurious Consequences of Acts Not Prohibited by International Law // Ibid. Ch. 10. P. 95 - 104.

7. Право Всемирной торговой организации

Договоренность о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, выступающая приложением к Соглашению об учреждении ВТО 1994 г., содержит положения, считающиеся "изобретательной смесью примирительных процедур, правил ведения переговоров и вынесения решений с весьма своеобразным подходом к обеспечению исполнения и традиционными правилами решения конфликтных ситуаций как окончательный и extrema ratio способ разрешения спора" <49>. В результате принятия этого документа не только был создан один из наиболее эффективных в мире механизмов разрешения споров, но и поставлен вопрос о том, можно ли при недостижении результата мерами данного механизма рассматривать меры противодействия, закрепленные Комиссией международного права в Проекте статей об ответственности государств 2001 г., как ultima ratio <50>. -------------------------------- <49> Cassese A. International Law. 2nd ed. Oxford, 2005. P. 291. <50> Tomuschat C. International Law as a Coherent System: Unity or Fragmentation? // Looking to the Future. Essays on International Law in Honour of W. Michael Reisman / Ed. by M. H. Arsanjani, et al. Leiden, 2011. P. 346.

Подобные вопросы возникают и в рамках деятельности Международного центра по урегулированию инвестиционных споров <51>. Поскольку этот вопрос в первую очередь должен рассматриваться как проблема организации конкретного механизма по разрешению споров и пока не привел к более серьезным проблемам, то делать общий вывод по нему, возможно, рано <52>. -------------------------------- <51> CMS v. Argentine Republic, ICSID Case N ARB/01/8.46 ILM (25 September 2007). 1136 (limiting resort to necessity as a ground precluding wrongfulness). <52> Damme I. Van. ILC Study Group Report on the Fragmentation of International Law: WTO Treaty Interpretation against the Background of Other International Law // Finnish Yearbook of International Law. 2006. 17. P. 21, 23; Treaty Interpretation by the WTO Appellate Body. Oxford, 2009.

В этом контексте, вероятно, уместно обратиться к региональной спецификации, существующей наравне с функциональной. Сегодня региональные соглашения в области торговли регулируют большую часть международных торговых отношений. Несмотря на то что выводы, свидетельствующие о действии данных соглашений, приводящем к "ограничению торговых отношений в региональных пределах" <53>, не вполне справедливы, так как могут касаться также "многосторонних" договоров в области воздушных перевозок, соглашений о государственных закупках, предлагаемое рассуждение заслуживает критической оценки, требующей реалистического взгляда на проблему столкновения торговых интересов и способов регулирования в области торговли. -------------------------------- <53> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 210.

8. Региональные подходы

В процессе глобализации региональная спецификация постепенно теряет прежнее значение, более того, роль региональных соглашений в международном праве заметно уменьшается. Лучше всего это можно продемонстрировать, обратившись к сравнительному анализу функциональной и региональной спецификации <54>. Мы выявили лишь несколько особенностей региональной спецификации, касающихся процедурных и институциональных аспектов, например в праве прав человека, а также отдельные моменты, в основном фактические, а не правовые, в частности в международном торговом праве. Предполагаем, что тенденция к уменьшению роли региональной спецификации сохранится. -------------------------------- <54> Ibid. Par. 199, 215 - 217.

III. Выводы

Несмотря на то что пока действительно рано делать окончательные выводы по рассматриваемой проблеме, обсуждаемой уже достаточно долго и непосредственно касающейся вопросов функционирования множества отраслей международного права, а также вопросов эффективности международного правопорядка как такового, уместно будет привести в качестве промежуточных выводов хотя бы общие наблюдения. Итак, были выявлены важные элементы, которые могли бы укрепить единство права и обеспечить его гибкость в рамках процессуального и материального аспектов, что способствовало бы мирному разрешению споров. Можно с уверенностью заявить, что специальные режимы не функционируют автономно от других. Спецификация не препятствует применению принципов и процедурных норм одного режима для толкования норм и заполнения пробелов, существующих в праве другого режима. Таким образом, значение приобретает скорее необходимость предоставления большей свободы для дополнения специальных положений подходящими нормами других отраслей права, чем стремление использовать спорные критерии применимости тех или иных положений в рамках функционирования специального режима в международном праве. Наличие противоречащих друг другу норм в международно-правовой практике является исключением, а не правилом, такие ситуации не имеют общего правового регулирования. Ценность научных дискуссий заключается в информационном обеспечении правоприменительных органов государств и международных организаций и внесении вклада в разрешение споров, практика же применения норм может оказаться более результативной в плане нахождения новых альтернативных решений или обнаружения новых проблем, еще не описанных в правовой теории. Феномен фрагментации норм международного права как результат действия специализированных норм и организаций не нуждается в каком-либо обсуждении. Однако важно заметить, что многие дискуссии строились на применении содержательно неопределенных терминов. Существование автономных режимов презюмировалось без четкого определения сущности автономности и ее ограничений. Сложные и избыточные теоретические критерии создавались без должного анализа практики государств, без обращения к политике потребностей и объективного анализа интересов участвующих сторон. Это, возможно, усложнило задачу установления взаимодействия между нормами, несмотря на имеющийся и доступный для применения набор специальных правовых средств: принципы lex specialis из римского права (косвенно отраженные в Венской конвенции 1969 г.), lex posterior (на которых строится ст. 30 (3) Венской конвенции) и lex superior (например, нормы jus cogens, обязанности erga omnes, ст. 103 Устава ООН), которые выступают совокупностью основных принципов, способствующих разрешению данной задачи. Принцип системной интеграции, закрепленный в ст. 31 (3) (с) Венской конвенции, вне сомнения, должен пониматься как императивный для обеспечения использования всех упомянутых правовых инструментов <55>. Ни один из принципов не ограничивается исключительно правом договоров, ни одно правило, касающееся процедуры, не может ограничить их применение. В числе важных моментов Отчета Комиссии международного права ООН можно назвать изучение особенностей различных типов специальных режимов и оценку применимости норм исходя из их целевого назначения и смысла. -------------------------------- <55> Ibid. Par. 479; Tomuschat C. Op. cit. P. 344 - 353.

Необходимо поддержать выводы Комиссии относительно того, что появление специальных договорных режимов не повлекло серьезного нарушения "правовой безопасности, предсказуемости или равенства предметов права", а также что проблемы фрагментации должны решаться гибкими способами <56>. Очень убедительной кажется и оценка процесса глобализации как потенциального стимула для дальнейшего развития международного права и эффективного способа противодействия процессу фрагментации права <57>. Тем не менее остается открытым вопрос о возможности и необходимости использования всесторонней правовой теории для более системного разрешения правовых вопросов через призму постоянно меняющихся и развивающихся отношений. -------------------------------- <56> Report of the Study Group of the International Law Commission "Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law". Par. 492 ("Один из принципиальных выводов Комиссии заключался в том, что появление специальных договорных режимов (которые не должны приравниваться к категории "автономные") серьезно не подрывают правовую безопасность, предсказуемость или равенство предметов права (выделено мной. - Д. Ф). Применение правовых принципов lex specialis и lex posterior, соглашений inter se, принципа преимущества императивных норм, а также (пока недостаточно конкретизированного) понятия "обязательства мирового сообщества" представляют собой основной инструментарий, способный обеспечить гибкое решение наиболее существенных проблем фрагментации"). <57> Marochkin S. Yu. On the Recent Development of International Law: Some Russian Perspectives // Chinese Journal of International Law. 2009. N 3. P. 707 (citing R. A. Kolodkin).

Название документа