Историческая традиция государственной службы пиратов: эпоха эллинизма

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПИРАТОВ: ЭПОХА ЭЛЛИНИЗМА

С. И. МИТИНА

Митина С. И., доктор юридических наук, профессор НовГУ.

Эпоха эллинизма занимает особое место на исторической шкале развития государства и права как важнейших институтов человеческой цивилизации. Это определяется степенью интенсивности развития отношений в рамках эллинистической системы, сформировавшейся на развалинах империи Александра Македонского, переходом их на качественно новую ступень в результате резкого изменения форм правления и устройства государств в пределах огромного региона от Балканской Греции до Индии. Строение и принципы функционирования государственного механизма в каждой из эллинистических держав формировались с учетом специфики региона. Для эллинистического общества, ойкуменой которого являлось Восточное Средиземноморье, вопросы, связанные с проблемой становления правового режима морских пространств, были не просто актуальными, но и определяющими в формировании государственной политики и в оформлении структур власти. Р. Пельман указывает, что о формировании нового, именно эллинистического, понимания режима морских пространств можно говорить, начиная с политики Александра Великого. Он дал толчок развитию флота в имперских масштабах, заложил крупнейший и по тем временам модернизированный порт Александрию <1>. После распада империи Александра в борьбу за господство на море помимо македонских Антигонидов включились сирийские Селевкиды и египетские Птолемеи. Большое значение также имела позиция Пергама. Совершенно особое место принадлежало островным государствам Родосу и Делосу, лежавшим на перекрестках основных морских маршрутов и в силу этого большую часть своего существования имевшим особый политический и правовой статус. Селевкиды всегда большое значение придавали укреплению и развитию своего флота. При Антиохе I флот фактически осуществлял полицейские функции в районе Малоазийского побережья. И именно постепенный упадок династии Селевкидов и ослабление их контроля за морскими коммуникациями во многом обусловили бурное проявление и так никогда не прекращавшегося в Восточном Средиземноморье пиратства. -------------------------------- <1> Пельман Р. Очерк греческой истории и источниковедения. СПб., 1999. С. 330 - 331.

У Страбона есть рассказ о событиях, которые, как он считает, послужили первым толчком для организации пиратских шаек киликийцев. Это было восстание Диодота Трифона в Сирии против законных Селевкидов. Это восстание, спровоцировавшее другие волнения, вместе с ничтожеством царей, правивших Сирией и одновременно Киликией, ослабили государство и послужили причиной распространения пиратства. "В особенности, - говорит Страбон, - побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, именно Делос, который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: "Купец, приставай и выгружай корабль, все продано". Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов. Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов. Цари Кипра и Египта помогали им в этом, будучи врагами сирийцев. И родосцы не были друзьями с сирийцами, поэтому не оказывали им поддержки" (Strab. XIV. V. 2). Итак, с одной стороны, процветанию пиратства способствовало ослабление ведущих эллинистических государств, раздираемых внутренними междоусобицами, с другой стороны, укрепление политических позиций некоторых государств, еще сохранявших во многом архаичный уклад жизни со слаборазвитыми экономическими отношениями и, как следствие, с избытком незанятого населения, ищущего источники существования. Такими государствами, превратившими пиратство в источник своего собственного дохода и дохода своих граждан с конца III в. до н. э., стали Этолийский союз, Крит. Этолийцы, укрепившие свое политическое положение разгромом галатов, пытались распространить влияние на море вплоть до побережья Малой Азии и Эпира. Как только они получили выход в Эгейское море через Эвбейский пролив, немедленно занялись пиратскими операциями в отношении прибрежных полисов, несмотря на то, что многие из них, например Тенос, Наксос, Делос, Смирна, Хиос, заранее пытались обезопасить себя от подобной угрозы специальными договорами, гарантировавшими безопасность (договоры об асилии) <2>. -------------------------------- <2> Шаму Ф. Эллинистическая цивилизация. Екатеринбург: У-Фактория; М., 2008. С. 111 - 112.

Преступления, совершаемые в открытом море, составляли уже в то время отдельную категорию. Разбойничий промысел издревле практиковался в Средиземном море иллирийцами, киликийцами и исаврийцами. Для Восточного Средиземноморья особенно была актуальна угроза со стороны киликийцев. В Киликии жили племена писидов и исавров, известные тем, что сделали разбой своим основным ремеслом. Наряду с каппадокийцами и критянами их называли тремя "наихудшими каппа" ("См. данный графический объект") <3>. Кроме того, небольшие по численности приморские народы, племенные группы и даже отдельные города имели свои пиратские формирования. Страбон пишет: "Как говорят, все побережье около Корика являлось притоном пиратов, так называемых корикейцев, которые придумали новый способ нападения на мореходов: рассеявшись по гаваням, пираты подходили к высадившимся там купцам и подслушивали разговоры о том, с каким товаром и куда те плывут; затем, собравшись вместе, они нападали и грабили вышедших в море купцов. Вот почему всякого, кто суется не в свое дело и пытается подслушивать секретные разговоры в стороне, называем корикейцем и употребляем даже поговорку: "Об этом даже корикеец слышать мог" (Strab. XIV. I. 32). На 220 - 195 гг. до н. э., как предполагает Я. А. Ленцман, приходится максимальный пик развития критского пиратства в Эгейском море. В эллинистический период Крит превратился в крупнейший в Средиземном море рынок рабов. Как указывает Дж. Габерт, Восточное Средиземноморье страдало от пиратства на протяжении большей части человеческой истории. Существовала целая пиратская конфедерация со столицей в Ризоне. В некоторые периоды сильная морская власть (например, Афин, или Рима во времена Помпея) была в состоянии обеспечить контроль за морскими маршрутами, в другое время пираты действовали беспрепятственно. В поколение после Александра не было власти, достаточно сильной или достаточно способной пресечь пиратство <4>. -------------------------------- <3> См.: Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей: В 3 т. М., 2001. Т. 1. С. 330. <4> См.: Gabbert J. J. The Greek hegemony of Antigonos II Gonatus (r. 283 - 239 B. C.). Cincinnati, 1988. P. 225; Снисаренко А. Б. Властители античных морей. М., 1986. С. 139.

По нормам афинского законодательства пираты (лямбда эта сигма тау альфа йота) относились к категории какургов, т. е. злодеев, употреблявших хитрость и насилие. Наряду с другими преступниками они подлежали "суду одиннадцати" <5>. -------------------------------- <5> Любкер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 264.

Оценка пиратства как рода деятельности в античном обществе менялась по мере развития государственного регулирования общественных отношений. Сравнивая высказывания о пиратах Полибия, Диодора и Страбона с аналогичными высказываниями Геродота, Фукидида и Аристотеля, Я. А. Ленцман отмечает, что обе группы писателей говорят как бы на разных языках: "Для ранних писателей пиратство является совершенно нормальным явлением, неотъемлемым от человеческой натуры; писатели периода эллинизма, наоборот, яростно "воюют" с пиратами, считая их простыми разбойниками, призывая к их искоренению" <6>. -------------------------------- <6> Ленцман Я. А. К вопросу об источниках эллинистического пиратства // ВДИ. 1946. N 4. С. 219.

Однако создать действенную правовую базу для борьбы с пиратством было весьма проблематично. Дж. Габерт, проводя анализ документов, указывает на сложность конкретного определения роли пиратов в жизни тогдашнего общества. Они часто нанимались преемниками Александра как вспомогательная военно-морская сила <7>. Так, явно один и тот же человек может фигурировать в источниках и как пират, и как наемник (высший офицер в армии Антигона), и даже как официальный городской советник <8>. "Стратигемы" Полиэна содержат прямое упоминание подобного случая: "Антигон осаждал Кассандрию, желая свергнуть ее тирана Аполлодора. Наконец, он удалился; однако послал Аминия, главаря пиратской шайки, дабы тот вошел в дружеские отношения с Аполлодором..." В результате данной "дружбы" Аминию удалось усыпить бдительность охраны Аполлодора, заготовить осадные лестницы и с двумя тысячами воинов захватить город и сдать его Антигону (Polyaen. Strat. IV. 6. 18). -------------------------------- <7> См.: Gabbert J. J. Op. cit. P. 223. <8> См.: Ibid. P. 231.

В. Тарн отмечает, что пиратство было хуже бандитизма и лучше организовано. В борьбе с пиратами цари не оказывали никакой помощи, наоборот, часто были в дружественных отношениях с предводителями пиратов, в которых находили своих союзников <9>. -------------------------------- <9> См.: Тарн В. Эллинистическая цивилизация. М., 1949. С. 100 - 101.

Вообще в правовой практике в отношении пиратства сложилось весьма интересное положение. С одной стороны, морской разбой был поставлен вне закона, а с другой - регламентировался и даже "охранялся" законом. В доказательство этому А. Б. Снисаренко упоминает закон Солона, уравнивавший в правах моряка, торговца и пирата. За столетие до Солона "аттический закон считал не подлежащим наказанию убийство путешественника в пути", а столетие спустя после него Халейон и Эантея, два маленьких города, расположенные близ Дельф, заключили договор, в силу которого граждане каждого из городов обязывались не грабить граждан другого города на своей территории и в своей гавани. Однако в договоре ничего не говорится о запрещении грабить в открытом море. При заключении торгового фрахта его участники не забывали упомянуть в договоре о возможных убытках вследствие захвата груза пиратами и выплаты денег пиратам в качестве откупа. Только эти убытки да еще выбрасывание груза за борт в случае аварии не требовали возмещения. Автор считает, что грабить соседей или совершать пиратские рейды не считалось дурным тоном и позднее <10>. Со своей стороны заметим, что приведенные А. Б. Снисаренко примеры доказывают лишь ярко выраженную архаичность античного права доклассического периода. Безусловно, уже в V - IV вв. до н. э. в связи с бурным развитием демократических начал должно было измениться и содержание правового поля. Признавались ли и в эллинистическую эпоху легальными такие способы обогащения, как ограбление прибрежных территорий и пиратская торговля людьми? Уже упомянутый автор на примере некого Никострата, плененного в море (369 - 368 г. до н. э.), проданного в Эгине и освободившегося от рабства только благодаря выкупу, доказывает, что закон, борясь с пиратами, в то же время покровительствовал их торговле людьми под прикрытием подставных лиц или укрывателей, поскольку "свободный гражданин, будучи продан, становился рабом того, кому он должен был возместить заплаченную за свой выкуп сумму" <11>. Однако подобный механизм вряд ли строился из учета нормативных установлений конкретного закона. Вернее всего, слабость правовой регламентации давала карт-бланш на свободу действий пиратам, которые сумели разработать многоступенчатую схему обогащения за счет своих противозаконных прибылей. -------------------------------- <10> См.: Снисаренко А. Б. Указ. соч. С. 121. <11> Там же. С. 130.

Ситуация усугублялась тем, что пиратство в регионе имело, так сказать, местные корни. Иностранные пираты не представляли серьезной опасности в эллинистический период, поскольку тиренцы исчезли из Эгейского моря со времени морских операций Деметрия Полиоркета, иллирийцы базировались в своих водах, черноморские не пересекали проливов <12>. Таким образом, вся ответственность за бездействие в отношении данного зла лежала на местных правителях. -------------------------------- <12> См.: Rostovtzeff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford, 1941. Vol. I. P. 196.

Суровая необходимость заставляла приморские общины идти на договор с пиратами ради самосохранения. Х. Хабихт ссылается на сохранившийся документ, содержащий декрет некоего критского города, запрещающий его гражданам захват любой добычи на афинской территории и предусматривающий наказание нарушителям. Прибывшие на Крит по поводу достижения договоренности афиняне, братья Лисикл и Трасипп из Гаргетта были награждены проксенией этого критского города. Х. Хабихт считает, что данная миссия была связана с распространившимся тогда пиратством критян, от которого греческие города пытались оградить себя гарантиями критских полисов <13>. -------------------------------- <13> См.: Хабихт Х. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М., 1999. С. 227.

Делос, несмотря на признаваемый во всем греческом мире авторитет святилища Аполлона, также стремился заручиться конкретными гарантиями безопасности, поэтому обратился к этолянам с просьбой о даровании неприкосновенности. Кроме того, делосцы наделили званием проксена знаменитого пирата Букриса, бывшего официальным должностным лицом Этолийского союза <14>. В данных акциях просматривается помимо естественного желания обеспечить собственную безопасность, стремление соблюсти и экономическую выгоду. Дело в том, что Делос в III - II вв. до н. э. был в регионе вторым по величине центром работорговли. Однако, как мы видели выше, подобные меры вряд ли могли служить серьезной гарантией безопасности. -------------------------------- <14> См.: Ленцман Я. А. Указ. соч. С. 228.

Полибий рассказывает, как этолийские пираты решили напасть на фиалян, но при виде единодушия, с которым последние встали на борьбу, отказались от своих намерений и заключили с ними договор (Polyb. IV. 79. 6 - 8). Конечно, этот договор был для фиалян лишь средством предотвратить сиюминутную опасность. Осознавая это, они сразу после ухода пиратов обратились к македонскому царю Филиппу V с просьбой о покровительстве. Это кажется на первый взгляд весьма своеобразным, поскольку в эллинистическом обществе Филипп слыл как активный покровитель этолийских пиратов, державший их даже у себя на службе и не гнушавшийся участвовать в сбыте награбленного. Известны даже имена этолийских пиратов, служивших или оказывавших "услуги" македонскому царю: Эврипид, Доримах, Скопас, Дикеарх <15>. Последний известен тем, что возглавлял царскую эскадру из двадцати кораблей во время грабительского рейда на Киклады (Diod. XXVIII. 1). Он бесчинствовал в Эгейском море, у берегов Иллирии и в Адриатике, пока не нашел свою смерть в Александрии в 196 г. до н. э. Этот пират отличался весьма своеобразным юмором: везде, где он ставил на якорь свои суда, устанавливались по его приказу два алтаря, один "Непочтительности" (Asebeia), другой "Беззаконию" (Paranomia), что представляет собой весьма показательный пример осознания причастности к нарушению закона <16>. -------------------------------- <15> См.: Снисаренко А. Б. Указ. соч. С. 140. <16> См.: Green P. Alexander to Actium: The historical evolution of the Hellenistic age. Berkeley; Los Angeles, 1990. P. 306.

Филипп V свою долю пиратской добычи активно использовал для дальнейшего укрепления морской мощи, строительства флота. Он занял Тасос, который использовал как промежуточный пункт для рейдов своих эскадр. Все население острова было продано в рабство. В 201/200 г. до н. э. Филипп V захватил морскую базу Птолемеев на Самосее, вторгся в Ионию и разорил прибрежную территорию Пергама. П. Грин, характеризуя политику царя, направленную на установление владычества в Эгейском море, оценивает ее как вполне понятную с политической точки зрения, но осуществляемую убийственными методами, поскольку любая материальная прибыль перевешивалась ущербом его репутации <17>. -------------------------------- <17> См.: Green P. Op. cit. P. 203.

Но, видимо, фиаляне предпочитали иметь дело именно с Филиппом V как с альтернативой откровенного пиратства. Правда, любые договоры с пиратами, даже всевластных монархов, не могли иметь под собой реальной почвы, поскольку пиратское братство руководствовалось лишь одним законом - законом наживы. Поэтому они спокойно могли грабить тех, у кого состояли на службе и с кем заключали договоры. Полибий рассказывает, как этолийские пираты около Кифер захватили царское македонское судно и затем продали сам корабль и команду. Одновременно сухопутный этолийский отряд, захватив опорный пункт Кларий в мегалопольской земле, устроил там торговлю добычей (Polyb. IV. 6. 1 - 4). Еще ранее состоявший на службе у Деметрия Полиоркета пират Андрон был подкуплен и сдал доверенный ему опорный пункт противнику Деметрия Лисимаху <18>. Конечно, в официальных царских документах он значился просто как наемный командир, однако после увольнения со службы в силу ненадежности уже новыми хозяевами вернулся к старому "ремеслу". -------------------------------- <18> См.: Gabbert J. J. Op. cit. P. 227.

Полибий упоминает, как некий Доримах, отправленный этолийцами в союзный город Фигалию, позволил дружественным этолийцам пиратам разграбить дома и похитить скот мессенян. Интересно, что эфоры и собрание мессенян пытались привлечь к ответственности как самого Доримаха, так и пиратов, хотя и безрезультатно, поскольку последние прикрывались именем всего Этолийского союза (см.: Polyb. IV. 3 - 5). Иллиряне постоянно занимались нападениями на торговых людей Италии. При этом грабежи сопровождались убийствами или захватом в плен (Polyb. II. 8. 1 - 3). Причем на протесты римских послов иллирийская царица Тевта отвечала, что у царей Иллирии не в обычае мешать кому бы то ни было в приобретении себе добычи на море (Polyb. II. 8. 8 - 9). И это было действительно так. Римляне вынуждены были еще раз обратить серьезное внимание на местных пиратов во время правления в Иллирии царя Гентия. Ливий сообщает, что в 180 г. до н. э. Луций Дуроний, бывший претор, с десятью кораблями вернулся из Иллирика в Брундизий, затем явился в Рим и, отчитываясь в своих делах, прямо обвинил Гентия в морском разбое, поскольку все суда, которые опустошали берега Верхнего моря, были из его царства (Liv. XL. 42. 1 - 2). Особую опасность для римлян иллирийское пиратство в этот момент представляло в силу союза Гентия с македонским царем Персеем. Наконец, иллирийский царь окончательно вывел римлян из себя, по выражению Ливия, "злостной выходкой". Он заключил под стражу римских послов Марка Перперну и Луция Петилия, отправил восемьдесят легких судов для разорения полей Диррахия и Аполлонии (Liv. XLIV. 27. 11; 30. 14; Plut. Aemil. XIII). Все это побудило Рим предпринять активные действия. Претор Луций Аниций за тридцать дней закончил войну против Иллирии, которая была поделена на три части и провозглашена свободной (Liv. XLIV. 32. 4 - 5; XLV. 26. 9 - 15). По поводу триумфа, устроенного римлянами в честь победы Луция Аниция, Ливий замечает: "...за считанные дни полководец смирил иллирийцев, неукротимых равно на суше и на море, защищенных и местностью своею и укреплениями, а царя и всю его родню взял в плен" (Liv. XLV. 26. 43). То, что римляне, заявившие свои претензии на гегемонию в Восточном Средиземноморье, не сразу обратили внимание на угрозу пиратства, вполне понятно. Вплоть до конца II в. до н. э. существовала полная экспансия пиратов, пока, наконец, Рим не предпринял активные действия. Это было неизбежно, поскольку римляне несли урон от пиратства не меньше восточных соседей, их торговля, обеспечение хлебом и элементарная безопасность граждан страдали от иллирийских и далмацких пиратов. Кроме того, как и при Александре, идея мирового господства требовала установления тотального контроля и над Восточным Средиземноморьем, которое к данному времени официально было объявлено Римом сферой его интересов. Но угроза со стороны пиратов сохранялась вплоть до кампании, проведенной Помпеем в 67 г. до н. э., когда пираты были действительно поставлены под контроль <19>. Евтропий по этому поводу сообщает: "...пираты настолько сделали опасными все моря, что для римлян, победителей всего мира, плавание на кораблях стало небезопасным. Поэтому ведение этой войны было возложено на Гнея Помпея, который в течение нескольких месяцев очень удачно и очень быстро завершил ее" (Eutr. VI. 12.1). Плутарх дает подробное описание самой пиратской угрозы и военной операции Помпея (см.: Plut. Pomp. XXIV - XXIX). Что интересно, он фиксирует сам факт изменения социального статуса пиратов, что, в свою очередь, способствовало росту их могущества: "Теперь уже богатые аристократы и превосходившие других в умственном отношении стали поступать на разбойничьи суда и участвовать в экспедициях пиратов, как будто их занятие приносило им известность и удовлетворяло их честолюбие. Во многих местах находились стоянки разбойничьих кораблей, укрепленные сторожевые башни. Римских магистратов захватывали в плен, завоеванные города платили дань, к стыду римского могущества. У пиратов была масса кораблей. Они владели более чем четырьмястами судами" (Plut. Pomp. XXIV). -------------------------------- <19> См.: Rome and the Greek East to the death of Augustus / Ed. by R. K. Sherk. Cambridge ets., 1984. P. 64.

Тот факт, что отдельные властители предоставляли пиратам как бы лицензии на похищение людей конкретных общин или государств, может быть объяснен обычаем и принципами "права войны", поскольку подданный враждебного государства всегда рассматривался как потенциальный раб. Таким образом, подобные свидетельства могли подразумевать захват не мирных свободных людей, а противников на поле боя, которым являлось в данном случае море. Та же Тевта, как сообщает Полибий, уже после увещеваний римских послов с началом весны снарядила суда в большом числе, чем прежде, и снова отправила их в Элладу. Одни из них пошли прямо на Керкиру, другие зашли в гавань эпидамнян под тем предлогом, чтобы запастись водою и хлебом, а на самом деле для того, чтобы завладеть городом (Polyb. II. 9. 1 - 3). Трахейские киликийцы пользовались своими гаванями как опорными пунктами для морского разбоя; причем они или сами занимались пиратством, или же предоставляли пиратам свои гавани для сбыта добычи и в качестве якорных стоянок. В памфилийском городе Сиде были устроены корабельные верфи для киликийцев, которые продавали там пленников с аукциона, хотя и признавали их свободными (Strab. XIV. III. 2). Страбон описывающий в превосходных красках государственное устройство Ликийского союза, а ликийцы были одним из пиратских народов, отмечает, что даже под господством римлян они "сохранили свободу и отцовские владения; они увидели зато, что пираты совершенно уничтожены сначала Сервилием Исаврийским, в то время когда он разрушил Исавры, а потом - Помпеем Великим, который сжег более 1300 их кораблей и уничтожил их жилища. Оставшихся в живых после битвы пиратов Помпей частично переселил в Солы (которые он назвал Помпейополем), остальных же - в малонаселенную Диму, где теперь находится римское поселение" (Strab. XIV. III. 3). Но одни лишь подобные мероприятия не давали долговременного результата. Необходим был постоянный контроль за наиболее опасными с точки зрения пиратства территориями, который римляне на начальном этапе продвижения своей власти на восток далеко не всегда были в состоянии обеспечить. Однако они избрали вполне действенную тактику, отдавая подобные анклавы под управление своим "марионеткам". Так, Архелаю римляне отдали лежащий у материка остров Элеусса, который был превращен последним в царскую резиденцию после того, как к этому приобретению присоединена была вся Киликия Трахея, кроме Селевкии. "Принимая во внимание то, что эта местность от природы представляла удобства для разбойников на суше и на море (на суше из-за высоких гор и племен, обитающих у подошвы их на широких равнинах и полях, открытых для вражеских набегов; на море же - из-за обилия корабельного леса, гаваней, укреплений и тайных убежищ), римляне предпочитали оставить эту страну под властью царей, чем отдать ее в управление римским префектам, посылаемым для отправления правосудия, которые не всегда могли там находиться или иметь под руками военные силы" (Strab. XIV. V. 6). Римляне благодаря мощи собственной "военной машины" не нуждались в услугах пиратов для достижения собственных политических целей. Это предрешило судьбу средиземноморского пиратства на тот момент. Приведенные выше примеры со всей очевидностью демонстрируют, что в условиях острых межгосударственных противоречий, дипломатического противостояния и постоянных войн пиратство неизбежно превращалось в орудие преодоления как внутригосударственных экономических проблем, так и разрешения стратегических внешнеполитических задач. Следует заметить, что данная формула сохранила свою актуальность на все последующие времена. Привлечение на государственную службу или тайное использование в политических целях пиратства является с древнейших времен признаком кризиса законной власти во всех ее проявлениях: внутригосударственных и международных.

Название документа