Ответственность начальников за международные преступления, совершенные подчиненными: различные подходы в решениях международных уголовных судов

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НАЧАЛЬНИКОВ ЗА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ ПОДЧИНЕННЫМИ: РАЗЛИЧНЫЕ ПОДХОДЫ В РЕШЕНИЯХ МЕЖДУНАРОДНЫХ УГОЛОВНЫХ СУДОВ <*>

Г. В. ВАЙПАН

Вайпан Григорий Викторович, студент юридического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

В международном уголовном праве отсутствует единый подход к ответственности руководителей, допустивших своим бездействием международные преступления подчиненных. Анализ практики международных уголовных судов позволяет заключить, что схожие фактические обстоятельства - пассивное поведение руководителя, повлекшее совершение преступлений, - квалифицируются двояким образом. В одних случаях используется особый институт командной ответственности, в других - теория "совместной преступной деятельности", которая возводит ответственность виновных руководителей на более высокий уровень, превращая их в соучастников (соисполнителей) преступления.

Ключевые слова: командная ответственность, соисполнительство, "совместная преступная деятельность", Международный трибунал по бывшей Югославии, Международный уголовный трибунал по Руанде, Международный уголовный суд.

International criminal law is not uniform on the issue of criminal responsibility of superiors who have caused the crimes of subordinates by failure to act. The analysis of the case law of international criminal courts and tribunals shows that similar factual circumstances (namely, inactivity of a superior) are legally evaluated in two different ways. In some cases courts use the doctrine of command responsibility, while in other cases they rely on the theory of Joint Criminal Enterprise (JCE). The latter doctrine upgrades the responsibility of superiors to a substantially higher level, making them co-perpetrators of the crime.

Key words: command responsibility, co-perpetration, joint criminal enterprise, international criminal tribunal for the former Yugoslavia, International criminal tribunal for Rwanda, International criminal court.

В международном гуманитарном праве (далее - МГП) и международном уголовном праве (далее - МУП) ответственности руководителей всегда придавалось большое значение. В силу особенностей международных преступлений вполне объяснимо существование в МУП институтов, призванных расширить границы индивидуальной ответственности лиц, которые не совершают преступлений своими руками, но на которых возложена обязанность обеспечивать соблюдение норм МГП. Однако если активное участие начальника в международном преступлении охватывается традиционными формами ответственности (планирование, приказ, исполнительство, подстрекательство, пособничество) <1>, то в случае с пассивным поведением руководителя международное право оказывается перед непростой дилеммой. -------------------------------- <1> Устав Международного трибунала по бывшей Югославии, ст. 7 (1); Устав Международного уголовного трибунала по Руанде, ст. 6 (1); Римский статут Международного уголовного суда, ст. 25.

С одной стороны, необходимо ограничить ответственность командира его личным виновным вкладом в преступление и не допустить коллективного наказания руководителей за действия других лиц (их подчиненных). Иной подход противоречил бы существующему в уголовном праве принципу индивидуальной ответственности, которая - независимо от объективной тяжести и масштабов последствий преступления - никогда не должна выходить за рамки виновного противоправного поведения конкретного лица (nulla poena sine culpa) <2>. -------------------------------- <2> Prosecutor v. Tadic, N IT-94-1-A, Appeals Chamber Judgment (July 15, 1999), para. 186. См. также: Danner A., Martinez J. Guilty Associations: Joint Criminal Enterprise, Command Responsibility and the Development of International Criminal Law // Stanford Law School, Public Law & Legal Theory Working Paper Series, Research Paper N 87, 2004. P. 6 - 9.

С другой стороны, достижение целей МГП - восстановление нарушенных прав жертв вооруженных конфликтов и наиболее полное возмещение вреда потерпевшим <3> - требует расширения пределов ответственности начальников, при котором основанием для назначения наказания становится сама руководящая должность. -------------------------------- <3> Henckaerts J.-M., Doswald-Beck L. Customary International Humanitarian Law. Cambridge, 2005. Vol. 1. Rule 150. P. 537 - 550. Наличие указанной цели следует и из содержания оговорки Мартенса (дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г. (Протокол I), ст. 1 (2)).

Это противоречие неизбежно проявляется в правоприменительной практике. Органы международной уголовной юстиции, сталкиваясь с нелегкой задачей "примирить" фундаментальные принципы уголовного права с постулатами МГП, по-разному определяют уровень и границы ответственности бездействующих руководителей.

Институт командной ответственности и его особенности

Командная ответственность - форма уголовной ответственности руководителей за непринятие мер по предотвращению или пресечению преступлений, совершаемых подчиненными. Институт командной ответственности является для международного права традиционным. Положения о нем закреплены в кодификациях законов и обычаев войны <4>, в уставах международных трибуналов по бывшей Югославии <5> (далее - МТБЮ) и по Руанде <6> (далее - МУТР), в Римском статуте Международного уголовного суда <7> (далее - МУС) и в настоящее время является частью обычного международного права <8>. Возникнув как мера воздействия на военных командиров, командная ответственность ныне применима и к руководителям из числа гражданских лиц <9>. -------------------------------- <4> Положение о законах и обычаях сухопутной войны, 18 октября 1907 г., ст. 1; Протокол I, ст. 86 (2), 87 (3). <5> Устав Международного трибунала по бывшей Югославии, ст. 7 (3). <6> Устав Международного уголовного трибунала по Руанде, ст. 6 (3). <7> Римский статут Международного уголовного суда, ст. 28. <8> Henckaerts J.-M., Doswald-Beck L. Customary International Humanitarian Law. Rule 153. P. 558 - 563. <9> В связи с этим международные документы терминологически различают ответственность военных командиров (command responsibility) и ответственность иных руководителей (superior responsibility). В настоящей работе используется традиционный термин "командная ответственность".

Для привлечения начальника к ответственности необходимо, согласно практике международных уголовных судов, установить присутствие трех элементов: - между лицом, привлекаемым к командной ответственности, и лицами, непосредственно совершившими преступление, существовали отношения власти и подчинения (иерархия); - начальник знал или имел основания полагать, что подчиненные совершали или намеревались совершить преступление; - начальник не предпринял всех необходимых и практически возможных мер для предотвращения или пресечения нарушения либо для наказания лиц, его совершивших <10>. -------------------------------- <10> Prosecutor v. Blaskic, N IT-95-14, Appeals Chamber Judgment (July 29, 2004), para. 484; Prosecutor v. Strugar, N IT-01-42, Trial Chamber Judgment (January 31, 2005), para. 358.

Сущность рассматриваемого института - командная ответственность руководителя ограничена его виновным бездействием. Это означает, что пассивное поведение руководителя, с одной стороны, само по себе признается преступным, но, с другой стороны, не влечет ответственности за соучастие в преступлении подчиненных. С одной стороны, бездействие командира преступно, постольку поскольку является следствием неисполнения лежащей на нем обязанности контролировать поведение своих подчиненных <11>. Объективной предпосылкой такой обязанности является наличие эффективного контроля над подчиненными <12>. Субъективной предпосылкой служит знание начальника о конкретных преступлениях или наличие информации, указывающей на возможность (риск) совершения преступлений подчиненными <13>. Наличие этих предпосылок ограничивает сферу применения командной ответственности: она не распространяется на все уровни военной или административной иерархии, не наступает в силу самого факта занятия руководящей должности и исключает объективное вменение <14>. -------------------------------- <11> Mundis D. Crimes of the Commander: Superior Responsibility under Article 7 (3) of the ICTY Statute // Boas G., Schabas W. (eds.) International Criminal Law Developments in the Case Law of the ICTY. 2003. P. 239. <12> Zahar A., Sluiter G. International Criminal Law. A Critical Introduction. Oxford University Press, 2008. P. 259 и далее. <13> Prosecutor v. Delalic et al., N IT-96-21, Trial Chamber Judgment (November 16, 1998), para. 241. <14> Arnold R. Responsibility of commanders and other superiors // O. Triffterer (ed.) Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court. 2008. P. 839. См. также: Zahar A., Sluiter G. International Criminal Law. P. 267.

С другой стороны, руководитель ответственен не за соучастие в умышленном преступлении наравне со своими подчиненными, а за виновное неисполнение обязанности принять "корректирующие" меры - предотвратить или пресечь преступление, наказать участвовавших в нем лиц <15>. Начальник не "разделяет" ответственность со своими подчиненными и не может считаться участвовавшим вместе с ними в преступлении - прежде всего в силу отсутствия умысла на его совершение <16>. -------------------------------- <15> Prosecutor v. Krnojelac, N IT-97-25-A, Appeals Chamber Judgment (September 17, 2003), para. 171. <16> В случае обладания информацией о готовящихся преступлениях командир умышленно не предпринимает никаких превентивных действий, однако из этого отнюдь не следует его намерение содействовать своим подчиненным и тем более умысел на совершение "основного" преступления. Во всех остальных случаях можно говорить лишь о неосторожном поведении руководителя. Об этом см.: Cassese A. International Criminal Law. Oxford University Press, 2008. P. 244 - 245, 250 - 252; Prosecutor v. HaliloviC, N IT-01-48, Trial Chamber Judgment (November 16, 2005). Para. 64.

Строго говоря, командная ответственность и соучастие (в виде соисполнительства, организаторских действий, подстрекательства, пособничества) взаимно исключают друг друга применительно к одному и тому же преступлению. Наказание лица за совершение преступления в соучастии (commission) и одновременно за непринятие мер (omission) в связи с этим преступлением не только означает ответственность дважды за одно (ne bis in idem), но и абсурдно с точки зрения логики <17>. -------------------------------- <17> Prosecutor v. Blaskij, N IT-95-14, Appeals Chamber Judgment (July 29, 2004), para. 86 - 93; Prosecutor v. Delalic et al., N IT-96-21, Appeals Chamber Judgment (February 20, 2001), para. 745. Вместе с тем подобная ошибка была допущена в некоторых решениях. См., например: Prosecutor v. Kayishema and Ruzindana, N ICTR-95-1-T, Trial Judgment (May 21, 1999), para. 210, 223, и ироничный комментарий в Zahar A., Sluiter G. International Criminal Law, p. 270: "Как мог Кайишема принять меры по предотвращению атаки, если он сам ее возглавлял? И каким образом мог он впоследствии наказать исполнителей преступления, если он сам был исполнителем?" (пер. с англ.).

Элементы командной ответственности сконструированы таким образом, чтобы как обеспечить наказание начальника за виновное неисполнение им своих обязанностей, так и избежать смешения с ответственностью за соучастие. Командная ответственность есть ответственность sui generis <18>, а ее особая природа ("на полпути" к совершению "основного" преступления) отражается и в сравнительно небольших размерах наказаний, назначаемых виновным руководителям <19>. -------------------------------- <18> Prosecutor v. Hadfiihasanovic, Alagic and Kubura, No. IT-01-47, Trial Chamber Judgment (March 15, 2006). Para. 75. <19> Hola B., Smeulers A., Bijleveld C. Is ICTY Sentencing Predictable? An Empirical Analysis of ICTY Sentencing Practice // Leiden Journal of International Law, 22 (2009). P. 91.

Соучастие в преступлении: теория JCE как альтернатива командной ответственности

Тенденция к расширению пределов индивидуальной ответственности руководителей за преступления своих подчиненных ярко проявилась в теории "совместной преступной деятельности" (Joint Criminal Enterprise, JCE), получившей широкое распространение в деятельности международных уголовных судов. Став, по сути, альтернативой командной ответственности, теория JCE, однако, возводит ответственность начальников на более высокий уровень, превращая их в соисполнителей "основного" преступления, в сопричинителей вреда. JCE является формой ответственности за совершение преступления группой лиц в рамках совместного преступного плана (common plan). При этом каждое лицо, тем или иным образом участвовавшее в выработке и реализации этого плана, несет ответственность в качестве соисполнителя преступления независимо от того, выполнило оно собственными действиями объективную сторону состава преступления или нет <20>. -------------------------------- <20> Prosecutor v. Vasiljevic, N IT-98-32-T, Trial Chamber Judgment (November 29, 2002). Para. 67. См. также: Cassese A. International Criminal Law. P. 189 - 192.

Для признания лица виновным в совершении преступления в форме JCE требуется установить наличие ряда объективных и субъективных признаков. К числу объективных признаков относятся следующие: а) множественность лиц (при этом необязательно включенных в административную или военную иерархию); б) наличие совместного преступного плана, который имеет целью или включает в себя совершение международных преступлений; при этом взаимная договоренность соучастников необязательно должна быть явно выражена - напротив, ее существование может быть установлено путем анализа взаимообусловленных действий соучастников; в) участие лица в той или иной мере в реализации преступного плана <21>. -------------------------------- <21> Prosecutor v. Tadic, N IT-94-1-A, Appeals Chamber Judgment (July 15, 1999). Para. 227.

Субъективные признаки JCE отличаются разнообразием и служат основой для выделения трех самостоятельных разновидностей этой формы ответственности. Так, JCE I (базовая форма) предполагает единство умысла соучастников на совершение умышленного преступления <22>. JCE II (системная форма) характеризует действия лиц в организованных учреждениях, таких как тюрьмы и лагеря. Данная форма JCE предполагает знание лица о системе бесчеловечного обращения с заключенными и его стремление вносить вклад в работу этой системы. При этом наличие умысла виновного лица следует из самого факта руководства учреждением <23>. В рамках JCE III (расширенная форма) лицо может нести ответственность за прогнозируемые преступления третьих лиц, выходящие за рамки общего плана, если оно предвидело возможность совершения этих преступлений другими лицами, но не предприняло никаких мер по их предотвращению и не отказалось от дальнейшего участия в совместной деятельности (такое субъективное отношение представляет собой особый вид умысла - dolus eventualis) <24>. -------------------------------- <22> Prosecutor v. Vasiljevic, N IT-98-32-T, Appeals Chamber Judgment (25 February 2004). Para. 97. <23> Prosecutor v. Limaj et al., N IT-03-66-T, Trial Chamber Judgment (November 30, 2005). Para. 511. <24> Prosecutor v. Tadic, N IT-94-1-A, Appeals Chamber Judgment (July 15, 1999). Para. 204, 206, 228.

Для целей настоящего исследования наибольший интерес представляют две разновидности рассматриваемой теории - JCE II и JCE III. Сравнительный анализ судебных решений, в которых рассматривался вопрос ответственности начальников за преступления, совершенные подчиненными, позволяет заключить, что обстоятельства, повлекшие осуждение на основании этих двух форм JCE, чрезвычайно сходны с обстоятельствами, которые в других делах стали основой командной ответственности. Так, в рамках JCE II были осуждены лица, командовавшие лагерем для военнопленных Омарска в Северо-Западной Боснии (май - август 1992 г.). Апелляционная палата МТБЮ исходила из того, что занятие какой-либо административной должности является одним из доказательств наличия умысла на совершение преступлений в рамках лагеря и, более того, создает "опровержимую презумпцию" такого умысла <25>. Причем подобная презумпция не может быть опровергнута ссылкой на то, что обвиняемый руководитель не стремился к достижению преступного результата и не желал наступления неблагоприятных последствий конкретных преступлений <26>. При этом в основу ответственности по теории JCE положено именно наличие единого умысла, доказанность которого (с использованием вышеупомянутой презумпции!) исключает необходимость устанавливать наличие эффективного контроля руководителя в отношении лиц, непосредственно совершивших преступление <27>. Эти правовые позиции были положены в основу осуждения начальников лагеря в качестве соучастников совершенных на его территории преступлений. -------------------------------- <25> Prosecutor v. Kvonka et al., N IT-98-30/1-A, Appeals Chamber Judgment (February 28, 2005). Para. 100 - 103. <26> Ibid. Para. 105 - 107. <27> Ibid. Para. 104.

Фактические обстоятельства происходившего в лагере Омарска (убийства, пытки, сексуальное насилие и другие преступления, совершенные при попустительстве начальства) практически совпадают с событиями, имевшими место в лагере Челебичи в Восточной Боснии (май - декабрь 1992 г.). Однако судьи МТБЮ дали последним совершенно иную правовую оценку, применив в отношении командующих лагерем теорию командной ответственности <28>. Аналогичным образом было квалифицировано бездействие Златко Алексовского, начальника тюрьмы Каоник в Центральной Боснии (январь - май 1993 г.), который, точь-в-точь как и Мирослав Квочка в лагере Омарска, знал о совершаемых его подчиненными преступлениях, но не принял достаточных мер по исправлению ситуации <29>. Интересно также сравнить размеры наказаний, назначенных обвиняемым в рассмотренных выше делах. Здравко Муцич, командующий лагерем Челебичи, был приговорен к 9 годам тюремного заключения, Златко Алексовски, начальник тюрьмы Каоник, - к 7 годам, а вот Зелько Меякич, руководитель лагеря Омарска, получил 21 год лишения свободы. -------------------------------- <28> Prosecutor v. Delalic et al., N IT-96-21, Trial Chamber Judgment (November 16, 1998); Appeals Chamber Judgment (February 20, 2001). <29> В этом смысле интересно сравнить: Prosecutor v. Aleksovski, No. IT-95-14/1, Trial Chamber Judgment (June 30, 1999). Para. 118, и Prosecutor v. Kvoika et al., N IT-98-30/1-A, Appeals Chamber Judgment, (February 28, 2005). Para. 212.

Применение к руководителям расширенной разновидности теории "совместной преступной деятельности" (JCE III) еще более неоднозначно. Так, руководитель кризисного штаба в регионе Приедор Северной Боснии Миломир Стакич был осужден в качестве соисполнителя убийств, совершенных руками охранников лагерей, конвоиров, полицейских и военных, осуществлявших в регионе "этническую чистку" боснийского населения. Несмотря на то что обвиняемый не преследовал цели физически уничтожить более чем полторы тысячи человек, его ответственность была установлена на основе осознания риска совершения этих преступлений. Оставляя в стороне весьма дискуссионный вопрос о возможности привлечь лицо к ответственности по JCE III за эксцесс исполнителя, достаточно указать на близость ситуации к тем, которые влекут командную ответственность. Согласно мнению суда, вероятность убийств была особенно высока в силу "всепроникающей атмосферы безнаказанности" <30>, что очень напоминает теорию командной ответственности и непринятие командиром мер по наказанию виновных лиц. -------------------------------- <30> Prosecutor v. Stakic, N IT-97-24, Appeals Chamber Judgment (March 22, 2006). Para. 93 (пер. с англ.).

Не менее спорно дело генерала Радислава Крстича, привлеченного к ответственности в рамках JCE III за то, что "должен был осознавать" <31>, что убийства гражданских лиц, совершенные подчиненными ему военнослужащими на базе в Поточарах, были весьма вероятны с учетом ситуации, сложившейся в районе г. Сребреница в середине июля 1995 г. Весьма примечательно, что стандарт субъективной стороны (dolus eventualis), достаточный для осуждения по JCE III, очень похож на субъективное отношение руководителя в теории командной ответственности ("знал или имел основания полагать"). -------------------------------- <31> Prosecutor v. Krstic, N IT-98-33, Trial Chamber Judgment (August 2, 2001). Para. 616.

Как видно из рассмотренных выше судебных решений, схожие фактические обстоятельства были квалифицированы в различных судебных решениях противоположным образом. Очевидно и то, что командиров, допустивших преступления своих подчиненных, легко "превратить" в соучастников преступления: в случае JCE II умысел на совершение преступления выводится из факта занятия руководящей должности, а в случае JCE III - из факта осознания риска. В последние годы теория JCE стала для МТБЮ более предпочтительной в сравнении с командной ответственностью. С доктринальных позиций повышение уровня ответственности руководителей согласуется с ориентацией МГП на идею полного возмещения вреда и защиты прав максимально широкого круга потерпевших. Между тем это означает отказ от следования классическим уголовно-правовым принципам: в интересах потерпевших руководитель признается совершившим преступления, в которых он не участвовал и наступления вредных последствий которых не желал. С практических позиций теория JCE привлекательна для прокуроров международных судов, поскольку устанавливает более низкий стандарт доказывания: во-первых, нет необходимости доказывать наличие эффективного контроля руководителя над подчиненными <32>; во-вторых, не нужно использовать весьма жесткий субъективный тест "начальник знал или имел основания полагать", поскольку в JCE III этот элемент заменяется объективным риском совершения преступления. Как ни парадоксально, при нынешнем подходе МТБЮ ответственность за соучастие в преступлении (т. е. ответственность более высокого уровня) доказать проще, чем командную ответственность! -------------------------------- <32> Интересно, что именно за недоказанностью этого признака командной ответственности были оправданы обвиняемые Делалич и Делич по делу о лагере Челебичи: Prosecutor v. Delalic et al., N IT-96-21, Appeals Chamber Judgment (February 20, 2001).

Важно подчеркнуть, что проблема выбора между командной ответственностью и JCE отнюдь не является сугубо теоретической. Напротив, она непосредственным образом влияет на определение размера наказаний. Так, согласно недавнему исследованию, в практике МТБЮ средний размер наказания за совершение преступления в форме JCE почти вдвое выше среднего размера наказания по модели командной ответственности <33>. -------------------------------- <33> Hola B., Smeulers A., Bijleveld C. Is ICTY Sentencing Predictable? An Empirical Analysis of ICTY Sentencing Practice. P. 91.

Вряд ли можно признать справедливой ситуацию, при которой решение вопроса о размере наказания и даже вопроса о виновности либо невиновности поставлено в зависимость от того, какую теорию ответственности применит суд к установленным фактам. Это означает ничем не ограниченное произвольное усмотрение правоприменителей - прокуроров и судей международных судов, что расходится с уголовно-правовым принципом правовой определенности. Таким образом, искусственное повышение уровня ответственности руководителей за счет теории JCE следует признать неприемлемым.

Международный уголовный суд: новый подход к ответственности начальников в деле Бембы

Если эволюция судебной практики МТБЮ и МУТР идет по пути расширения пределов ответственности руководителей и повышения ее уровня, то МУС в одном из своих первых решений избрал в отношении ответственности командиров противоположный, ограничительный подход. Утверждая обвинение по делу The Prosecutor v. Jean-Pierre Bemba Gombo <34>, Палата предварительного производства II (Pre-Trial Chamber II), оценив фактические обстоятельства совершения преступлений в ЦАР в 2002 - 2003 гг., отвергла предложенную прокурором квалификацию поведения обвиняемого в качестве соучастника преступлений и сделала выбор в пользу командной ответственности. -------------------------------- <34> Prosecutor v. Jean-Pierre Bemba Gombo, Decision on the Confirmation of charges, ICC-01/05-01/08-424 (June 15, 2009).

Разграничивая соисполнительство (co-perpetrator) и командную ответственность (command responsibility), Палата отказалась от использования dolus eventualis <35> как разновидности умысла и тем самым признала, что простое предвидение (осознание риска) совершения преступлений подчиненными не означает соучастия начальника в умышленных преступлениях. Примечательно, что Палата отказалась расширительно толковать положения Римского статута МУС "с единственной целью расширить круг сопричинителей" <36>. -------------------------------- <35> Ibid. Para. 360 - 369. <36> Ibid. Para. 369 (пер. с англ.).

Решение МУС по делу Бембы является знаковым с точки зрения торжества классических постулатов уголовного права. Ориентируясь на личный виновный вклад в преступление как предел уголовной ответственности руководителя, МУС противостоит попыткам иных международных уголовных судов расширить границы наказуемости. Не следует забывать, что при неоправданном повышении уровня ответственности начальников достижение целей МГП - восстановление фундаментальных прав человека (прав потерпевших) - неизбежно достигается за счет попрания других фундаментальных прав человека (прав обвиняемого). Важно подчеркнуть и то, что тяжкая моральная ответственность руководителей за допущенные международные преступления ни в коем случае не должна отождествляться с юридической ответственностью и влечь существенное "утяжеление" наказания. Проблема соотношения командной ответственности и соучастия руководителей в преступлениях - одно из проявлений гибридной природы МУП <37>. Дальнейшая эволюция этой сравнительно молодой отрасли международного права должна осуществляться по пути "примирения" сосуществующих в ее рамках принципов уголовного права и постулатов МГП. -------------------------------- <37> Cassese A. International Criminal Law. P. 7; van Sliedregt E. The Criminal Responsibility of Individuals for Violations of International Humanitarian Law. Cambridge University Press, 2003. P. 4.

Название документа