Свобода полиса как правовая и политическая категория в эллинистический период

СВОБОДА ПОЛИСА КАК ПРАВОВАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ В ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

С. И. МИТИНА

Митина С. И., доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права НовГУ.

Эллинистический период унаследовал от греческой классики многие политические ценности и идеи, выражавшиеся в конкретных правовых категориях, закрепленных основными принципами полисной жизни, в законодательстве Солона, а также в трудах греческих философов. Пожалуй, ведущей из этих идей является идея "свободы". Свобода (элефтерия) гражданина греческого полиса была неотделима от свободы самого полиса, предполагавшей государственную независимость (автономия) и самоуправление. Однако ведущей формой правления в эллинистический период стала монархия. Это не могло не породить серьезных противоречий и конфликтов не только непосредственно в политической сфере, но и в идеологии и мировоззрении античного общества в целом. Но следует ли считать эллинизм периодом заката политических свобод в их классическом полисном понимании? К. Брингман, рассуждая о сути политической теории, лежащей в основе социального и политического заказа общества в отношении монархической формы правления, приходит к выводу, что население желало видеть в монархии реализацию лидерства, руководствующегося правосудием к выгоде управляемых. Исходя из этого социального запроса, строились основные стандарты поведения, которых должен был придерживаться любой монарх эллинистической эпохи <1>. Однако логично при этом определиться, чего, собственно, греки могли ожидать от монархов, если корни монархии были азиатскими или македонскими? Греческое население, привыкшее к жизни в полисах и наслаждавшееся самоуправлением, не было готово к столь тесному взаимодействию с монархией. Но жизнь распорядилась иначе: грекам пришлось иметь дело с новой политической реальностью. Монархия способна или порабощать народы, или разрушать политические устои их жизни, чтобы заменить собственными. В отношении греков эллинистические монархи должны были вырабатывать особую тактику. Греки не были способны удовлетвориться подчинением доброжелательному деспотизму, они могли принять и допустить только превосходство благотворителя, готового признать и защищать их автономию и самоуправление. -------------------------------- <1> Bringmann K. The King as Benefactor: Some Remarks on Ideal Kingship in Age of Hellenism // Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic world / Anthony Bulloch et al. Berkeley ets., 1993. P. 8 - 9.

То, что оформившиеся концепции свободы и независимости пришли в острое противоречие с идеей монархической власти, нисколько не противоречило принципам справедливости <2>. Тем более что автономия, собственно говоря, не могла рассматриваться как самостоятельный политико-правовой институт вне связи с конкретной международно-правовой ситуацией, определявшейся тем или иным соглашением, договором. Так, в рамках Афинского морского союза автономия большинства его участников определялась волей и политическими интересами полиса-гегемона Афин и потому, по мнению В. И. Исаевой, представляла собой среднее состояние между подчинением и независимостью <3>. Заметим, что автономия в любом случае не могла предполагать полную суверенность, а лишь подразумевала возможность сохранения полисной самобытности, этнической индивидуальности. Другое дело, что под афинской гегемонией греческие полисы учились правилам достаточно жестко регламентированной союзной жизни. Важно, что подобная практика внутрисоюзных отношений в значительной степени послужила базой для формирования нового государственно-правового мышления эллинов, постепенно приучавшихся мыслить и жить вне пределов полисных границ. Таким образом, Греция через развитие союзнических отношений прошла подготовительный этап к становлению не только в идеологии, но и на практике новых механизмов государственности. -------------------------------- <2> См.: Исаева В. И. Принципы межполисных отношений конца V - середины IV в. до н. э. // Античная Греция: проблемы развития полиса / Под ред. Е. С. Голубцовой и др. М., 1983. Т. 2. С. 76. <3> Там же. С. 103.

Что касается индивидуального сознания каждого конкретного гражданина, то оно еще не было готово к столь кардинальным переменам. Гражданин, взращенный на идеалах полисной демократии, мог воспринимать монархию в худшем случае как форму правления, приемлемую для варваров, а в лучшем - как институт, способный гарантировать защиту интересов собственников. Собственность же в классическом полисе прирастала трудом рабов. Столь очевидный факт определяет причину, по которой Аристотель советовал своему ученику Александру Македонскому делать греческих колонистов господами в завоеванных ими областях, а всю массу местного негреческого населения превращать в рабов <4>. -------------------------------- <4> Лурье С. Я. История Греции. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1993. С. 548.

Александр не только не последовал рекомендациям учителя, но и действовал совершенно противоположным образом. Он ставил своей целью создание принципиально нового государства, в котором представители всех народов имели бы равные права. Правовому ограничению подвергались лишь те, кто не признавал нового порядка и оказывал сопротивление. Таковыми в первую очередь стали, как это ни парадоксально, сами греки, носители идеи свободы и равенства в рамках полисного коллектива. Именно они отказались безоговорочно воспринять идею уравнения в правах с покоренными азиатами и поплатились за это существенным ограничением автономии и политических свобод. Нельзя не согласиться с Н. Хаммондом, отмечающим, что свобода государства, основанная на самоуправлении, ограничена правами и потребностями других государств. Например, в Афинах класс граждан пользовался политической свободой, за исключением 404 - 403 гг. до н. э., до окончания Ламийской войны <5>. Действительно, оказавшись в составе огромной империи, поглотившей множество государств и народов, греки перед лицом верховной власти были поставлены в равные условия с теми, кого ранее считали варварами. Упомянутая Ламийская война была последней попыткой афинян и их союзников отстоять свои гражданские права и свободу в классическом полисном их понимании. В 324 г. до н. э. на Олимпийских играх было зачитано письмо Александра, содержавшее предписание возвратить в полисы всех изгнанников. Наблюдение за проведением в жизнь этого решения царь поручил Антипатру, приказав ему в случае необходимости даже применить силу (Diod. XVIII. 8. 4). Это и послужило поводом к войне, так как нарушалось одно из коренных прав греческого гражданского коллектива исключать из своих рядов тех, кто не разделяет мнения большинства и составляет угрозу существующему политическому порядку <6>. В данном положении весьма отчетливо прослеживается специфика классического полисного восприятия гражданской свободы. Попытки городов, а точнее - демократических партий, в рамках гражданских коллективов противостоять установлению верховной власти эллинистических монархов не могут не ассоциироваться с традиционным восприятием классическим античным обществом любого единоначалия как тирании. Таковую еще Платон рассматривал в качестве государственного устройства, отклоняющегося от нормы (Plat. Menexen. 238 e). -------------------------------- <5> Хаммонд Н. История Древней Греции / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. М., 2003. С. 683 - 684. <6> Лурье С. Я. Указ. соч. С. 548.

С одной стороны, Александр не мог игнорировать необходимость лозунга "освобождения" в своей политике по отношению к старым греческим городам, а с другой - по его же инициативе начинается постепенная подмена самого понятия свободы. Л. П. Маринович правильно обращает внимание на то, что завоевание Малой Азии Александром приняло внешнюю форму "освобождения". Анализируя надпись, содержащую письмо Александра Приене, она приходит к заключению, что греки были обязаны платить синтаксис, в котором наиболее вероятно видеть взнос на войну и терпеть присутствие оставленных Александром гарнизонов, что в принципе противоречило обычному понятию свободы <7>. Теперь речь идет о свободе от давления со стороны третьих государств, но не от самой монархии. В определенной степени города были готовы к существенным изменениям их политического строя и управления, они в большей части уже научились приспосабливаться к требованиям быстро меняющейся политической обстановки. Недаром в их внутреннем управлении резко возрастает роль магистратов как более гибкого и оперативного инструмента администрирования по сравнению с народными собраниями. Полисы легче трансформировались в соответствии с потребностями того государственного образования, к которому примыкали или в состав которого входили <8>. -------------------------------- <7> Маринович Л. П. Полис и эллинистическая монархия: к проблеме генезиса отношений // Причерноморье в эпоху эллинизма: Материалы III Всесоюзного симпозиума по древней истории Причерноморья. Тбилиси, 1985. С. 37 - 38. <8> Тарн В. Эллинистическая цивилизация / Пер. с англ. М., 1949. С. 78 - 79.

Не отменяя внешней формы организации полисной жизни, эллинистическая монархия "выпотрошила" до основ содержание таковой. С точки зрения права, даже при сохранении видимых признаков самоуправления полисных общин, происходила смена политических режимов, о чем и свидетельствовало упомянутое выше усиление роли магистратов в управлении по сравнению с народными собраниями. Свобода как политический и правовой институт, как социальная ценность постепенно превращается в декларативный лозунг, которым оперирует царская администрация, добивающаяся полного контроля над экономической и политической жизнью города. Между тем в памяти граждан неистребимо жило представление о том, что каждый из них может участвовать в управлении своим маленьким государством. П. Гиро напоминает в связи с этим, что афинский чиновник не имел никакой собственной власти; он был простым исполнителем желаний народа, от которого находился в полной зависимости. От него не только требовался отчет по окончании его службы, но его действия рассматривались по десять раз в течение служебного года, причем ставился на голосование вопрос о том, не следовало ли его отрешить от должности. Словом, верховная власть принадлежала народу как в действительности, так и в теории; он был источником всякой власти и управлял государством не через своих представителей, но непосредственно <9>. -------------------------------- <9> Гиро П. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1995. С. 299.

Таким образом, двойственное состояние политического положения полиса и его граждан налицо. Во многом благодаря устойчивости демократических принципов внутренней организации полис, несмотря на кардинальное изменение политической системы Греции, сохранил свое значение как важный и неотъемлемый элемент государственности. "Политическое банкротство" мелких греческих государств отнюдь не означало их тотального поглощения монархиями. Хотя некоторые исследователи, например Н. Хаммонд, считают, что с 322 г. до н. э. диадохи отказались от политики Александра, а Антипатр как заместитель Александра в 331 г. до н. э., покорив Афины и определив Пелопоннес под управление македонского губернатора, покончил тем самым со свободой, которой греки как народ пользовались более тысячи лет <10>. Тем не менее позиция диадохов демонстрировала во многом их уважительное отношение к греческим полисам. Так, Антигон и Деметрий Полиоркет вели себя с греческими городами весьма осторожно. -------------------------------- <10> Хаммонд Н. Указ. соч. С. 686.

Безусловно, свобода выбора в сфере межгосударственных отношений для Афин и других греческих полисов была сведена к минимуму. Однако это не означало полной отмены полисных конституций, системы внутреннего управления, строившейся на принципах коммунальных свобод. Наоборот, источники фиксируют более конкретное и даже бурное проявление некоторых из них. Так, после восстановления контроля македонской династии Антигонидов над Афинами в 307 г. до н. э. город был официально провозглашен свободным, восстанавливалась демократическая конституция, а введенные перед этим Деметрием Фалерским гражданский ценз и коллегия номофилаков упразднялись. Одним из главных признаков восстановления афинских свобод Х. Хабихт считает появление признаков свойственной демократии тяги к гласности в работе над административными актами и уважительное отношение к контрольным функциям граждан. Так, по выражению автора, бросается в глаза почти безудержная мания издавать документы, связанные с деятельностью Народного собрания. С 307 по 301 г. до н. э. отмечается лихорадочно кипучая деятельность демократического Народного собрания и постоянная готовность выставить декреты напоказ любому желающему <11>. -------------------------------- <11> Хабихт Х. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М., 1999. С. 75 - 76.

Конечно, в масштабах всего эллинистического мира судьба греческих полисов и их граждан не могла быть одинаковой. Их правовой статус определялся исторической традицией и принадлежностью к определенному региону эллинистической системы. На Востоке полис принял новый социально-политический статус: он стал структурной частью государства, устроенного по принципу монархии <12>. -------------------------------- <12> Лордкипанидзе О. Д. "Эллинизм", "эллинистический мир", "эллинистическая культура" // Причерноморье в эпоху эллинизма: Материалы III Всесоюзного симпозиума по древней истории Причерноморья. Тбилиси, 1985. С. 20.

Для Балканской Греции было характерно создание федеративных государств. Все это рассматривается исследователями как этап, предшествовавший окончательной политической интеграции эллинского мира в рамках единой системы в ходе подчинения их Риму <13>. Старые греческие полисы на Малоазийском побережье или в самой Греции, безусловно, сохраняли историческую память о своей независимости или достаточно развитой автономии и при любом удобном случае, когда складывались подходящие политические условия, стремились вернуть себе утраченные права. -------------------------------- <13> Сергеев В. С. История Древней Греции. СПб., 2002. С. 527.

На этапе закрепления своей власти монархи старались даже не облагать чрезмерными налогами общины этих городов. В. Тарн предполагает, что экстраординарный налог, взимавшийся Антиохом I для уплаты дани галатам, не распространялся на некоторые города, например Эритры. Антиох II вернул полную свободу ионийским городам, и они рассматривали данный акт как свою хартию вольностей. Известно, что даже негреческим государствам, например Араду, Селевком II были предоставлены исключительные привилегии, в том числе и право предоставления убежища для политических эмигрантов <14>. -------------------------------- <14> Тарн В. Указ. соч. С. 153, 163.

Македонский царь Антигон постарался выработать по отношению к городам системную политику и оформить свои отношения с греками в сфере права, предоставив им автономию. Провозглашение Антигоном в 311 г. до н. э. мира в Греции предполагало предоставление юридически оформленного (в форме взаимного обязательства соблюдать мирный договор) института автономии, при создании которого, как считает Г. С. Самохина, Антигон сознательно опирался на пример развития межгосударственных отношений в Греции IV в. до н. э. Таким образом, в научной литературе Антигон расценивается как первый эллинистический правитель, понявший важную роль греческого полиса и попытавшийся в своей политике по отношению к грекам опереться на древнегреческие понятия автономии и свободы <15>. -------------------------------- <15> Самохина Г. С. Держава ранних Антигонидов в зарубежной литературе прошлого и настоящего // Политическая история и историография от античности до современности: Сб. науч. ст. Петрозаводск, 1994. С. 77.

После битвы при Ипсе власть над территориями Антигона перешла к Лисимаху. Последний был более резок с городами, чем Антигон. По его приказу был сформирован один административный район из 13 ионийских городов, управляемый стратегом царя. Однако отсутствуют свидетельства его последовательной политики в отношении отмены где-либо демократии. Г. Бенгтсон подчеркивает, что конституции городов, в сущности, были безразличны царю, управлялись ли они по демократическому типу или олигархическому, главное, чтобы оказывали ему военную помощь в случае надобности и точно платили налоги <16>. -------------------------------- <16> Bengtson H. Die Diadochen. Die Nachfolger Alexanders des Grosen. Munchen, 1987. S. 132.

Господство монарха тем не менее нельзя понимать однозначно. Следует помнить, что власть царей распространялась на конкретную территорию и подданных. Остается комплекс вопросов, касающихся смысла власти над землей и самим городом. Попадала ли в подчинение монарха территория ранее независимых городов, состоящих в союзе с ним, или под властью царя оказывался сам город, т. е. городская община со всем муниципальным имуществом? Ю. Зайберт видит суть соотношения власти монарха и города в том, что первый представлял интересы территориального государства, в состав которого входил полис. Вследствие этого личная воля царя являлась выражением имперской воли, которая для городов была высшей властной инстанцией <17>. С другой стороны, А. Хойсс считает, что правовые отношения царей и городских общин были принципиально равными. Цари должны были апеллировать к свободной воле общины. Необходимость, которая диктовала превосходство одной из сторон, не имела никакой юридической основы, а определялась ее политическим весом <18>. -------------------------------- <17> Seibert J. Das Zeitalter der Diadochen. Darmstadt, 1983. S. 176. <18> Heuss A. Stadt und Herrscher des Hellenismus // Klio. Beiheft 39. Wiesbaden, 1963. S. 206.

На самом деле истина, как всегда, лежит посередине. Царские письма отражают стремление властителей найти послушных и преданных подданных в определенном круге городов (OGIS. 282; Welles. 34). Само послушание было делом независимого решения, как это определено в постановлении граждан Баргилии (Syll. 426 Z 4). А государственная воля (воля городской общины) воплощалась в настроениях господствующих внутри общины политических группировок. Другими словами, греческая коммунальная политика была всегда партийной политикой в самом радикальном смысле. Господство над всем государством лежало в руках определенной политической группы. Влияние инакомыслящих на государство не допускалось, исключалась возможность существования политической оппозиции как независимого фактора политики. Оппозиция в любом случае была отрезана от легального доступа к политическому руководству посредством угрозы физического уничтожения казнью, ссылкой, конфискациями имущества. Эллинистическому монарху приходилось солидаризироваться с тем или иным городским режимом, чтобы быть уверенным, что его намерения будут восприняты общиной. Эта практика была традиционной для Греции уже на протяжении двухсот лет, и в эпоху эллинизма она продолжала укореняться как совершенно естественная. Вполне можно согласиться с В. Тарном, полагающим, что период эллинизма для существовавших ранее греческих полисов является как бы переходным между свободными полисами и муниципиями Римской империи <19>. -------------------------------- <19> Тарн В. Указ. соч. С. 76.

Приведенные примеры позволяют констатировать, что роль полиса в развитии уже присутствовавших ко времени эллинизма и только зарождавшихся правовых институтов неоспорима. Вслед за Э. Аннерсом следует признать, что с историко-правовой точки зрения значение полицейских, политических и социально-организационных структур греческих городов-государств заключается в том, что они заложили основу для открытия дебатов и формирования понятий, относящихся к науке о государстве и праве <20>. Все это позволяет считать эллинизм, взращенный свершениями Александра, этапом развития античной цивилизации, когда не только не были утрачены ценности классической демократии, но и в определенной степени были созданы условия для их дальнейшего прогресса. Наследники Александра, так называемые диадохи и эпигоны, активно эксплуатировали лозунг свободы в своей политике. При этом его юридическое содержание, фиксируемое сохранившимися источниками, менялось в зависимости от конкретных исторических обстоятельств. Гражданин полиса как носитель демократических тенденций, активный участник и творец политических и социальных процессов служил в значительной степени эталоном для подданных монархий, с той лишь разницей, что последние могли проявлять свою инициативу и созидательную энергию в основном в экономической и культурной сфере взаимоотношений эллинистического сообщества, чему не препятствовали монархи. Полисные общины сумели сохранить самостоятельность в вопросах самоуправления. Иногда им не возбранялось вести самостоятельный диалог с внешнеполитическими партнерами. -------------------------------- <20> Аннерс Э. История европейского права / Пер. со швед. М., 1999. С. 35.

Таким образом, свобода полиса как правовая и политическая категория в процессе включения городов в состав крупных эллинистических государств не только не канула в Лету, но и продолжала свое развитие с учетом задач, которые стояли перед греко-македонским обществом в целом накануне включения в состав Римской империи.

Название документа