Вытеснение миноритарных акционеров: произвол "мажоров" или новый институт российского акционерного права?

Идея внесения в российское акционерное законодательство норм, предоставляющих право крупным (мажоритарным) акционерам вытеснять из числа участников общества своих антиподов - акционеров мелких (миноритарных), получила широкий общественный резонанс. Дело дошло до разработки законопроектов, два из которых 27 апреля и 22 июня 2004 г. были отозваны их инициаторами (депутатами И.Д. Грачевым и И.Ю. Динесом) и сняты с рассмотрения Государственной Думы*(1). Но вскоре, уже 29 июня 2004 г., депутатами В.С. Плескачевским, В.М. Резником, П.В. Крашенинниковым и В.Н. Плигиным на рассмотрение нижней палаты парламента был внесен еще один законопроект аналогичного назначения, уже 7 июля принятый в первом чтении*(2). К сожалению, пока трудно сказать, какой будет его дальнейшая судьба; эту неопределенность создают неоднозначные мнения, высказанные по поводу проекта различными инстанциями, и - самое главное - отрицательное заключение аппарата Президента РФ. Тем не менее, многие российские СМИ и некоторые ученые и практики уже сформулировали и огласили свое мнение как об этом конкретном законопроекте и заложенных в него механизмах "вытеснения", так и о данном институте как таковом*(3). В настоящей статье мы попытаемся, во-первых, оценить идею вытеснения мелких акционеров с точки зрения гражданского права, т.е. выяснить, вписывается ли соответствующий институт в правовые рамки, и, во-вторых, при положительном ответе на первый вопрос постараемся предложить свой взгляд на механизм реализации этой идеи.

1. Идеи и принципы

Острота развернувшейся дискуссии в значительной мере обусловливается гражданско-правовой природой обсуждаемого института. Пресловутое вытеснение (иногда используют термин "выдавливание", что, впрочем, сути дела не меняет) "мелких" акционеров из акционерного общества*(4) представляет собой не что иное, как принудительное прекращение прав акционера, если угодно - лишение лица статуса акционера. Были бы на руках акционеров акции - ценные бумаги, удостоверяющие права, вытекающие из факта участия в уставном капитале, - пришлось бы изымать и ценные бумаги, т.е. прибегнуть к принудительному прекращению права собственности на акции. Впрочем, последнее уже неважно, ибо права как корпоративные, так и вещные (включая, разумеется, и право собственности) относятся к числу субъективных гражданских (частных) имущественных прав. А частная имущественная сфера (частные дела), как известно, - область священная и неприкосновенная, закрытая от произвольного вмешательства со стороны других частных лиц и публичной власти (п. 1 ст. 1 Гражданского кодекса РФ). Гражданские права приобретаются и осуществляются лицами своей властью и в своем интересе (п. 2 ст. 1, п. 1 ст. 9 ГК РФ) и, следовательно, не могут быть ограничены или, тем более, прекращены без изъявления на то воли их обладателей.

Таким образом, вопрос о праве на существование института вытеснения миноритарных акционеров из акционерного общества сводится к вопросу о принципиальной допустимости принудительного прекращения акционерных прав и, если уж говорить совсем обобщенно, субъективных гражданских прав, а также об основаниях и механизме такого прекращения. Это обстоятельство и становится главным камнем преткновения для сторонников института вытеснения миноритариев и центральным аргументом его противников: вытеснение приведет к нарушению прав миноритариев, что совершенно недопустимо.

Сторонники такой позиции - намеренно ли, по простоте ли душевной - странным образом "забывают" о том, что упомянутое общее правило о неприкосновенности субъективных гражданских прав имеет многочисленные исключения. И дело здесь вовсе не в пресловутом "несовершенстве", в котором так любят обвинять российское законодательство, и уж тем более не в "тяжелом наследии" советского тоталитарного режима. Такие исключения в виде ограничений осуществления субъективных прав, их принудительного изменения и прекращения известны, что называется, испокон веков законодательствам всех государств. Более того: вот уже почти полторы сотни лет законодательство развивается в сторону расширения сферы действия таких исключений; этой тенденции обязаны своим появлением, в частности, такие институты, как целевое назначение права собственности на отдельные виды объектов, в первую очередь - земельные участки и жилые помещения, публичные договоры и договоры присоединения, недействительность сделок, злоупотребление правом, принципы добросовестности и разумности в осуществлении прав.

Указанное обстоятельство широко известно, его можно считать общепризнанным, поэтому оно не нуждается в специальной аргументации. Так, применительно к ограничениям права собственности - самого "священного и неприкосновенного" права, того самого, ради завоевания которого совершались революции, которое составило центр гражданского оборота буржуазного общества и которое еще и поныне не до конца сдало эту свою высоту, - один из виднейших русских цивилистов писал: "При том обширном правомочии, которое дается собственнику, можно опасаться, что осуществление права, ничем не стесненное, способно отразиться весьма вредно на интересах всех прочих членов того же общества, на интересах самого общества. Это обстоятельство и побуждает положительные законодательства установить ограничения права собственности"*(5). Рассматривая способы принудительного прекращения (лишения) права собственности, Г.Ф. Шершеневич признавал, что они заслуживают особого (научного и законодательного) внимания, а их практическое применение необходимо обосновывать весьма вескими основаниями. А именно принудительное прекращение права собственности должно, с одной стороны, быть общеполезным, а с другой - не оборачиваться вредом для лица, претерпевающего принудительное прекращение его права собственности. Первое достигается законодательным ограничением случаев применения данной меры, второе - предварительным и справедливым вознаграждением потерпевшему*(6).

По мнению И.А. Покровского, вопрос об ограничениях субъективных гражданских прав сводится, в сущности, к вопросу о том, где должна пролегать грань между публичным и частным правом, между обществом и личностью, между сплоченностью (единством) и свободой (индивидуальностью). В различные исторические эпохи эта граница проходила различным образом. XIX в. поставил на обсуждение вопрос о "перестроении экономических отношений по началам публично-правовой централизации"*(7). "Экономическая свобода есть лишь одно из средств, которое может быть заменено каким-нибудь другим ... при известных условиях оно может стать и вовсе излишним"*(8). "Запрещение пользоваться своим правом без всякого интереса для себя с исключительной целью причинить другому вред столь же естественно, как запрещение умышленного правонарушения вообще. Иначе можно было бы сказать, что всякий убийца только пользуется своим правом на нож, всякий разрушитель чужого имущества - своим правом на употребление своих рук. "..." То обстоятельство, что средством для причинения вреда является здесь осуществление права, никоим образом не может послужить оправданием, так как права предоставляются для удовлетворения собственных законных интересов, а не для причинения зла другим"*(9).

Еще более категорический и глобальный вывод о происходящей и грядущей социализации гражданского права сделал и российский цивилист Я.А. Канторович, который, в частности, писал, что с течением времени развитие общества скорректировало традиционное понятие о гражданском праве; ныне оно хотя и продолжает оставаться правом индивидуальности, но не абсолютной, а ограниченной общественными интересами. "В этом направлении идет современное прогрессивное законодательство, которое все более и более проникается тенденцией к регламентации индивидуального договора, в особенности договора труда, в смысле сужения сферы свободного соглашения и вообще к применению публично-правовых начал в области частноправовых отношений в виде государственного контроля над производством и распределением или в виде законом установленного участия рабочих коллективов в производственном и хозяйственном процессе предприятий"*(10). Этой тенденцией пронизывается и право собственности, которое по мере социализации общества обставляется все большим числом ограничений содержательного свойства (особенно ярким примером становится право собственности на землю и средства производства). С течением времени система этих ограничений приобретает такой характер, что вполне способно превратить право собственности из субъективного гражданского права в социальную функцию. Подтверждение этому своему выводу Я.А. Канторович находит в законодательстве не только современной ему Советской России (что вполне естественно), но и иных государств - Англии, Венгрии, Германии, Литвы, Польши, Румынии, Сербии, Словении, Хорватии, Чехословакии. Юридическое отличие социалистического строя от капиталистического ученый усматривает в замене частноправового регулирования имущественных отношений по поводу средств производства регулированием публично-правовым.

Итак, субъективное право - не самоцель, а лишь средство для реализации законных интересов его обладателя. Принцип неприкосновенности субъективных гражданских прав защищает не сами субъективные права, а законные интересы их носителя, удовлетворению которых эти права призваны служить. И если субъективное право в своем существовании (осуществлении) входит в противоречие с законными же интересами других лиц или общества в целом либо перестает служить делу удовлетворения законного интереса своего обладателя, то вполне логичным и естественным представляется либо принудительное властное прекращение данного субъективного права, либо отказ общества (государства) во властном (силовом) содействии осуществлению и защите этого права.

Если субъективное право - не цель, а средство, то ни одно субъективное право не может быть ни абсолютным в своем содержании, ни безграничным в своем осуществлении. Высшее (т.е. наиболее последовательно воплощенное, доведенное до своего логического завершения, до высшей точки своего бытия) право есть, как известно, высшая несправедливость, ибо такое осуществление права происходило бы за счет ограничения и лишения прав всех других лиц.

Отсюда берут начало нормы российской Конституции, хотя и закрепляющие принципы законодательной охраны частной собственности (ч. 1 ст. 35) и недопустимости произвольного лишения имущества (ч. 3 ст. 35), но тут же делающие ряд оговорок, перед которыми оба названных принципа отступают, а общее начало неприкосновенности гражданских прав заметно бледнеет. Во-первых, констатируется, что субъективные гражданские права подлежат защите не от всякого вмешательства вообще, а лишь от произвольного вмешательства. Границы произвола определяются в государственном обществе законом и правопорядком*(11). Следовательно, частные дела и субъективные гражданские права неприкосновенны до тех пор, пока иное не установлено законом и не определено (опять же на основании закона) судом. Во-вторых, устанавливается, что никто не может быть лишен своего имущества, но не вообще, а "иначе как по решению суда". Значит, решение суда является вполне допустимым (конституционным) основанием для лишения всякого его субъективного гражданского права. Затем определяется, что принудительное отчуждение имущества недопустимо, исключая, однако, случаи его отчуждения для государственных нужд, предваренные равноценным возмещением стоимости отчуждаемого имущества и всех других убытков, причиненных таким отчуждением (ч. 3 ст. 35 Конституции РФ). Иными словами, при выполнении двух указанных условий принудительное прекращение права на имущество посредством отчуждения последнего является конституционным. Наконец, права и свободы человека и гражданина не могут быть ограничены, если только речь не идет об ограничениях, установленных федеральным законом, и только в той мере, в какой это необходимо "в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства" (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ; абз. 2 п. 2 ст. 1 ГК РФ). Все эти оговорки должны применяться, разумеется, с учетом положений ч. 1 ст. 19 Конституции РФ (о равенстве всех граждан*(12) перед законом и судом), а также абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ (о юридическом равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников гражданских правоотношений).

Итак, принцип недопустимости принудительного прекращения субъективных гражданских прав не может и не должен абсолютизироваться. Гражданскому законодательству известны если и не многочисленные, то уж, во всяком случае, и не столь редкие, как может показаться на первый взгляд, нормы о принудительном прекращении разнообразных субъективных гражданских прав, которые охватывают, в частности, случаи (ссылки приведены на статьи ГК РФ): 1) принудительного отчуждения определенных видов имущества - недвижимости, находящейся на изымаемом земельном участке (ст. 239, 272), самого изымаемого земельного участка (ст. 279, 282, 283), бесхозяйственно содержащихся культурных ценностей (ст. 240, 241) и жилых помещений (ст. 293); 2) изъятия земельных участков, используемых с нарушением целевого назначения (ст. 284, 287) или законодательства (ст. 285, 287); 3) реквизиции (ст. 242), конфискации (ст. 243) и национализации (ст. 306); 4) обращения взыскания (ст. 237); 5) выплаты компенсации за фактически отчужденное имущество (например, при переработке - ст. 220, самовольной постройке - ст. 222, неотделимых улучшениях - ст. 623 и др.); 6) выплаты компенсации за несоразмерность имущества, выданного (оставленного) лицу при разделе имущества, находящегося в общей собственности, и выделе из него доли (ст. 252); 7) выплаты стоимости прав участия в случае исключения участников из товариществ, обществ и кооперативов (ст. 76, 111)*(13), а также при непринятии наследников умерших участников в члены данных организаций (ст. 78, 93, 111 и 1176); 8) одностороннего изменения и расторжения договоров. Эти нормы настолько многочисленны, что дать их полный перечень здесь невозможно, да и незачем - все они влекут прекращение многочисленных субъективных прав без согласия на то их обладателей; 9) судебного применения исковой давности, результатом которого является, как известно, прекращение искового притязания - охранительного субъективного гражданского права, т.е. субъективного гражданского права, возникающего из факта правонарушения, призванного служить делу защиты нарушенного регулятивного субъективного права (реализации охраняемого законом интереса) и обладающего свойством принудительной реализации (ст. 199).

На таком ярком фоне вопрос о допустимости принудительного ограничения и даже прекращения акционерных прав никак не может представляться явлением сколько-нибудь исключительным или экстраординарным. Спекулянтам от юриспруденции, играющим в оскорбленную невинность и изображающим миноритарных акционеров великомучениками, достойными возведения в сонм святых, а акционерные права приравнивающим к священной корове, последнему оплоту принципа недопустимости принудительного прекращения гражданских прав, нелишне обратить внимание на то, что акционерные права уже много лет благополучно ограничиваются, а в ряде случаев допускается даже принудительное лишение этих прав.

Сомневающимся рекомендуем ознакомиться с п. 1 ст. 34 Акционерного закона*(14), согласно которому акционер без всякого суда лишается прав, обеспечиваемых неоплаченными вовремя акциями, в пользу общества*(15). Необходимо вспомнить и о постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. N 3-П*(16), подтвердившем конституционность положений ст. 74 и 77 Акционерного закона (в его первоначальной редакции), регулирующих порядок консолидации акций и принудительного выкупа образующихся в таком процессе дробных акций. И хотя с 1 января 2002 г. указанные законоположения утратили силу и в настоящее время не действуют, а образующиеся в процессе консолидации дробные акции теперь признаются принадлежащими соответствующим акционерам, нам важен сам принцип: принудительное прекращение акционерных прав, осуществленное с соблюдением положений Конституции РФ, конституционных принципов гражданского законодательства, надлежащих юридических процедур и при эффективном судебном контроле, является возможным и конституционным.

Итак, лишение акционерных прав - это отнюдь не новость. Ни для юридической науки, ни для Конституции, ни для законодательства, ни для практики. Как отмечено в одном из заключений по законопроекту о вытеснении миноритариев, принятому Государственной Думой в первом чтении, "основанием для отчуждения у части акционеров принадлежащего им имущества могут быть интересы акционерного общества в целом, в той мере, в какой оно действует для достижения общего для акционерного общества блага"*(17). Несомненно, институт вытеснения миноритарных акционеров служит защите прав и законных интересов других лиц - мажоритарных акционеров и акционерного общества в целом, т.е. направлен на достижение четвертой (из шести перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции) цели ограничения гражданских прав.

Может возникнуть вопрос: почему в случае столкновения прав и интересов миноритарных акционеров с интересами мажоритарного акционера или акционерного общества правам и интересам последних должно быть оказано предпочтение? Назовем две главные причины, одна из которых сугубо юридическая, другая - чисто политического свойства.

Первая заключается в том, что само понятие прав миноритарных акционеров является пустым и не может быть иным просто по своей сути. Всякая попытка наполнить его реальным содержанием противна его природе, а значит, ни к каким благоприятным последствиям не приведет. Да, одна акция дает один голос, каждый такой голос можно использовать и тем самым формально реализовать свое право голоса. Но много ли пользы на собрании от голосов, составляющих даже 3-5 % от общего числа, не говоря уже о сотых, а то и тысячных долях процента*(18)? Зачем нужно субъективное право, осуществление которого ничего не дает, никакого интереса не удовлетворяет? Конечно, каждая акция дает еще и право на дивиденд; но решение о его выплате принимается тем же самым общим собранием акционеров, влиять на решения которого миноритарные акционеры не в силах, да еще и не иначе, как по рекомендации совета директоров, в котором нет и не может быть представителей интересов миноритариев. Реально ли в таких условиях реализовать корпоративное право на дивиденд? Никоим образом. Право на ликвидационный остаток относится, естественно, к стадии прекращения акционерным обществом своей деятельности; вряд ли стоит всерьез обсуждать вопрос о возможности миноритарных акционеров принять решение по этому вопросу. Остаются права на информацию о деятельности общества и на ознакомление с его документацией - права, которые могут удовлетворить интерес акционера только при условии его соответствующей профессиональной подготовки. Ведь чтобы проанализировать информацию, особенно заключенную в документах (во многом стандартных и больше формальных, чем содержательных), нужно обладать специальными познаниями в разных областях - юриспруденции, бухгалтерии, экономики, финансов; необходимо также быть хорошо знакомым с практикой организации и ведения акционерного дела и спецификой отраслей бизнеса, которыми занимается данное общество. Отвечает ли перечисленным требованиям подавляющее большинство миноритарных акционеров? Вряд ли.

Вот и выходит, что субъективные права миноритариев на поверку оказываются чистой декларацией, фикцией, выдумкой; попытки же сделать их реальными за счет ограничения прав "мажоров" не имеют под собой сколько-нибудь справедливого основания. Напротив, вполне логично и справедливо, чтобы правом решающего голоса по вопросам, связанным с деятельностью акционерного общества, пользовался акционер, имеющий наибольшую долю участия в его уставном капитале. Ведь если акционерное общество - это объединение капиталов, то логично, если правит в нем тот, кто внес больший капитал - его риск серьезнее, а значит, он будет осторожнее подходить к вопросу применения капитала, станет действовать прежде всего в интересах общества, а следовательно, большинства акционеров.

Некоторые российские юристы предпринимают попытки доказать, что иметь 0,0001% акций - лучше (или, во всяком случае, не хуже), чем иметь оставшиеся 99,9999% : тонюсенький писк первого акционера при определенных условиях вправе заглушить громовой голос второго; меньшинство может не просто противостоять большинству, но и заставить его подчиниться своему решению. Значит, вносишь больше, рискуешь тоже больше, а управляет при этом некий "минор", часто не внесший почти ничего, - где же справедливость? Что это за принципы организации и управления, при которых большинство подчиняется меньшинству? Не забудем и о том, что иной "минор", дай ему такое право, остановит любую хозяйственную операцию просто из вредности, если, например, забыли спросить его драгоценное мнение, - где же здесь разумность?

Вторая же причина - политическая - коренится в нашем недалеком прошлом. Ведь кто такие наши миноритарии? Это обычные российские, а еще два десятка лет назад - советские граждане самых разных профессий - доярки и военнослужащие, управленцы и грузчики, инженеры и слесари; многие из них - люди весьма почтенного возраста, ветераны труда и войны. Акционерами они стали, получив акции в ходе грандиозной аферы под наименованием приватизация и не внеся в уставный капитал общества ни копейки, в лучшем случае - уплатив за них государству полцены, да и то не деньгами, а специально напечатанными для этой цели приватизационными бумагами - ваучерами, розданными, напомним, совершенно бесплатно.

Почему мы упомянули об афере? Да потому, что ни в одной сколько-нибудь развитой стране акция никогда не рассматривалась и не рассматривается как инструмент для вложения средств мелких инвесторов. Во всем мире население держит свободные средства во вкладах в банках и сберегательных кассах, обществах взаимного кредита и страхования, в крайнем случае - в государственных ценных бумагах, но не в акциях - самых коварных и рискованных инвестиционных инструментах. С акциями стоит иметь дело только тому инвестору, в намерения которого входит приобретение контрольного пакета, подчинение себе компании и управление ее делами, либо игра на биржевом курсе акций. В обоих случаях для этого требуются, во-первых, не просто большие, а очень большие деньги, чтобы иметь высокую инвестиционную устойчивость, а во-вторых, недюжинные знания в сфере экономики, финансов и юриспруденции*(19). Экономисты и финансисты уже полтораста лет не могут прийти к единому мнению о факторах, определяющих курс акций - как же с этим справиться неподготовленному акционеру? Искусство управления, стратегия и тактика ведения бизнеса, дивидендная политика акционерного общества - во всех этих и многих смежных областях не затихают споры профессионалов. Неужели мелкий инвестор способен самостоятельно сформулировать по этим вопросам более-менее квалифицированное суждение? А если нет, зачем всех или почти всех россиян сделали акционерами? Зачем нужен статус акционера человеку, который не понимает, что это такое и не в состоянии отличить акцию от векселя? Модные лозунги конца 1980-х - начала 1990-х годов - например, о том, что необходимо привить всем и каждому "чувство собственника", раздать каждому "свое", "кровное", "заработанное", но присвоенное коварным советским государством, в виде акций - долей участия в капиталах акционерных обществ, образованных на базе имущества унитарных предприятий, еще недавно принадлежавших этому самому государству, - очень быстро и навсегда канули в небытие. А вот наследие реализованной концепции, порочной по самой своей сути и изначально обреченной на неуспех, осталось и продолжает распространять свое весьма неприятное влияние.

Судя по содержанию действующих законов и тем корректировкам, которым они регулярно подвергаются, отечественный парламент и российское Правительство не имеют никакой концепции развития корпоративного права вообще и акционерного права в особенности. Вовсе никакой - подчеркнем это. Концепция права начинается там, где указывается цель, коей это право назначено служить. Если мы объявляем целью акционерного права привитие всякому и каждому "чувства собственника" - это одно акционерное право; если же целью будет создание эффективной экономической системы - другое; удвоение ВВП - третье; построение новой сверхдержавы мирового уровня - четвертое; глобализация европейского или мирового масштаба - пятое. В настоящее время имеется акционерное право, скроенное (не особенно грамотно) в рамках первой концепции.

Время показывает, что акционерные общества, предназначенные для прививания своим акционерам "чувства собственника", либо вовсе не занимаются этим, отчего постоянно конфликтуют с "минорами", либо несут громадные операционные издержки и подвергаются дополнительным юридическим рискам лишиться стабильных условий собственного существования и деятельности. Нужны ли нам такие акционерные общества? Вряд ли. Тогда нужно ли такое корпоративное законодательство? Не хватит ли бороться за права, которые существуют только на бумаге, но реального бытия не имеют? Зачем стремиться обеспечить некие мифические, откровенно надуманные "интересы", носителями которых, к тому же, являются лица, не приносящие акционерному обществу ничего, кроме проблем? И не являются ли проекты законов о вытеснении миноритариев первыми кирпичиками нового акционерного права, направленного на обеспечение интересов отечественных акционерных компаний - производителей конкурентоспособной продукции мирового уровня, которые будут работать, рассчитывая на определенные и стабильные условия существования, станы и конвейеры которых не остановятся на основании определения заштатного суда о принятии обеспечительных мер по иску какого-нибудь "минора", наконец, компаний, владельцы которых не будут бояться потерять свой бизнес?

2. Процедуры и механизмы. Предложенные и обсуждаемые процедуры и механизмы

Итак, институт "вытеснения миноритариев из общества" имеет такое же право на существование, как и любые другие институты, предусматривающие принудительное прекращение субъективных прав в интересах других лиц. Теперь обсудим возможный механизм такого вытеснения. Законопроекты, снятые с рассмотрения Государственной Думы (N 398680-3 и 12500-4), предлагали один механизм - выкуп акций миноритарных акционеров обществом с их последующим погашением; законопроект, принятый в первом чтении (N 67304-4), предусматривает принципиально другой механизм - выкуп акций миноритариев "мажором". Понятно, что в обоих случаях выкупу придан принудительный характер.

1. Реализацию первого механизма - выкупа акций обществом - предполагалось осуществить посредством внесения изменений в ст. 12, 29 и 48 Акционерного закона*(20). Сама процедура должна была быть урегулирована в ст. 29 - во вновь вводимом в нее п. 3; изменения ст. 12 и 48 имели вспомогательный (по отношению к этой основной норме) характер. Авторы законопроектов предложили признать за акционерными обществами, в которых один из акционеров самостоятельно или совместно со своими аффилированными лицами приобрел более 90% размещенных обыкновенных акций*(21), право "принять решение об уменьшении уставного капитала путем сокращения общего количества акций (их погашения), принадлежащих другим акционерам". В числе прочих данных в таком решении обязательно должны быть определены цена акций и дата их погашения, причем цена акций устанавливается в соответствии с требованиями ст. 77 Акционерного закона*(22), а дата погашения акций выбирается в промежутке между 30 и 45 днями с даты принятия решения о выкупе. О вынесении такого решения миноритарии должны быть уведомлены в 10-дневный срок с даты его принятия. Погашение акций производится деньгами, уплачиваемыми по банковским реквизитам, указанным в реестре акционеров, либо наличными через кассу общества, или (при невозможности произвести выплату одним из указанных способов) путем внесения соответствующих сумм в депозит нотариуса по месту нахождения общества. Полагаем, данный способ вытеснения для миноритариев с психологической точки зрения наименее травматичен: все же акции у них выкупает не ненавистный буржуй ("мажор"), а само общество. Но все остальные аспекты этой процедуры заслуживают критики. Во-первых, общество лишается части своего имущества, пусть и небольшой. Во-вторых, такое вытеснение влечет погашение акций и уменьшение уставного капитала*(23), что, в свою очередь, предполагает внесение изменений в устав общества и в документы о выпуске акций, а также возникновение необходимости произвести досрочные расчеты с желающими кредиторами (ст. 30 Акционерного закона).

Кроме того, уменьшение уставного капитала негативно отражается на финансовой отчетности и финансовых показателях деятельности общества.

2. Механизм принудительного выкупа акций мажоритарным акционером предполагается реализовать посредством дополнения Акционерного закона статьей 80-1*(24). Ясно, что ее планируется разместить непосредственно после ст. 80, которая регулирует процедуру выкупа акций акционером, приобретшим 30 и более процентов обыкновенных акций общества у других акционеров по их требованиям. Обе эти статьи посвящены обязательному заключению договора купли-продажи акций между акционерами: ст. 80 рассматривает вариант, при котором заключение договора обязательно для покупателя, а ст. 80-1 регулирует случай противоположный, когда такой договор неизбежен для продавцов. (Думается, это не единственно возможный вариант размещения существующей ст. 80 *(25) и проектируемой ст. 80-1; например, обе можно было бы расположить в отдельной, специально для этой цели обособленной главе, допустим, главе Х-1, названной "Случаи обязательного приобретения и продажи акций по требованию другого акционера (других акционеров)".)

Согласно проекту упомянутой ст. 80-1 лицо, являющееся владельцем более чем 90% обыкновенных акций, вправе выкупить у остальных акционеров принадлежащие им обыкновенные акции общества (п. 1). Выкуп осуществляется по рыночной цене, определенной независимым оценщиком, привлекаемым для этой цели за счет приобретателя акций. Требование о продаже акций приобретатель обязан направить потенциальным продавцам заказными письмами с уведомлением о вручении (о содержании требования см. п. 2 ст. 80-1 законопроекта). Принятое акционером решение о выкупе акций, форма требования о выкупе (продаже), списки акционеров, обязанных к такой продаже, а также кандидатура независимого оценщика, привлекаемого для определения рыночной цены сделок, должны быть утверждены общим собранием акционеров общества - эмитента выкупаемых акций*(26) (п. 3). Каждый акционер, получивший требование о продаже, обязан в течение 15 дней со дня его получения известить эмитента или указанное им лицо (платежного агента) об избранной им форме оплаты выкупаемых акций - наличными деньгами или по безналичному расчету*(27) (п. 4 и 5). В этой форме ему и выплачивается соответствующая денежная сумма. Суммы, причитающиеся акционерам, не отозвавшимся на требование, перечисляются по банковским реквизитам, указанным в реестре акционеров, а при отсутствии таковых - вносятся на их имена в депозит нотариуса по месту нахождения общества (п. 5). После оплаты выкупаемых акций мажоритарный акционер вправе потребовать от регистратора списания выкупленных акций с лицевых счетов отчуждателей и зачисления на свой лицевой счет в реестре акционеров. Основаниями для исполнения регистратором такого требования должны быть документы, подтверждающие получение акционером требования о продаже и оплату акций (п. 6)*(28).

Достоинство данного варианта в том, что при вытеснении "миноров" "мажором" не затрагиваются ни имущество, ни уставный капитал общества. Главным из недостатков является чисто психологический: злоба и ненависть миноритариев по отношению к мажоритарным акционерам вполне могут стать причиной активно выражаемого недовольства применением такой процедуры вытеснения.

Важнейшая претензия к обеим процедурам вытеснения миноритариев - как обществом, так и "мажором" - состоит, конечно же, в возможности злоупотреблений при определении цены выкупа акций. "К сожалению, - указывается в одном из заключений по законопроекту N 67304-4, - в настоящее время миноритарный акционер далеко не всегда может рассчитывать на справедливую цену - оценщик легко может занизить цену акций в несколько раз по требованию (сговору) с лицом, заказывающим и оплачивающим оценку". Замечание это справедливое, в особенности для законопроекта о вытеснении, осуществляемом мажоритарным акционером, ибо в нем не содержится даже отсылки к порядку определения рыночной цены, установленному ст. 77 Акционерного закона*(29). Поэтому было бы полезно рассмотреть вопрос о возможных правовых средствах предупреждения названного злоупотребления.

Нам видится несколько возможных способов совершенствования механизма определения справедливой цены акций. В частности, можно сделать следующее:

а). Исходить из того, что цена акций в любом случае не может быть ниже нормативной цены, определяемой применительно к законодательству о приватизации государственного и муниципального имущества*(30) (см. постановление Правительства РФ от 31 мая 2002 г. N 369 "Об утверждении правил определения нормативной цены подлежащего приватизации государственного или муниципального имущества"*(31)), а в более широком смысле - что цена акций не может быть ниже нормативной цены, возможно, устанавливаемой в специально предусмотренном для этих целей порядке;

Постановлением Правительства РФ от 14 февраля 2006 г. N 87 вышеназванное постановление признано утратившим силу и утверждены новые Правила определения нормативной цены подлежащего приватизации государственного или муниципального имущества

б). Закрепить правило о том, что цена акций должна определяться с учетом капитализации определенной нормы прибыли из расчета определенного (минимального) количества лет;

в). Выдвинуть особые требования к оценщику: таковой должен быть не только независимым от мажоритарного акционера, но и, например, иметь специальную лицензию, быть государственной организацией, юридическим лицом по иностранному праву либо иметь статус профессионального участника рынка ценных бумаг и т.п.;

г). Предоставить право миноритарным акционерам назначить альтернативного оценщика, разумеется, ограничив существование такого права определенным сроком, например, 15 днями со времени получения требования о выкупе акций*(32); таким образом, оценку будут осуществлять параллельно два оценщика - один от мажоритарного акционера, другой от миноритарных; цена же выкупа будет определена как средняя между значениями, установленными этими двумя специалистами;

д). Передать вопрос о справедливой цене на рассмотрение общему собранию акционеров общества - эмитента выкупаемых акций, которое должно принять решение по кооперативному принципу, т.е. по правилу "один акционер - один голос" независимо от числа акций, принадлежащих каждому, а если при обсуждении окажется, что принятие такого решения собранием невозможно, оно остается на усмотрение суда.

Понятно, что объектом оценки будет совокупный пакет акций, принадлежащий миноритарным акционерам. Цена одной акции должна определяться исходя из стоимости указанного пакета акций путем простого деления цены пакета на количество составляющих его акций. Такой порядок объясняется тем, что в отличие от всех других товаров, оптом стоящих дешевле, чем в розницу, акции стоят тем дороже, чем более крупный пакет они составляют.

Предлагаемые к обсуждению процедуры и механизмы

Можно ли предложить какой-нибудь еще механизм вытеснения миноритарных акционеров или указать на какие-то иные институты, которые могли бы служить по крайней мере его суррогатами? Несомненно, и не один; доказательством тому служат следующие предложения.

3. Механизм консолидации акций. Все новое, как известно, - это хорошо забытое старое. Ранее упоминалось о постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. N 3-П, признавшем конституционность принудительного выкупа дробных частей акций, образующихся при консолидации. Возможность такого выкупа существовала до тех пор, пока Акционерный закон не признал возможность существования дробных акций (1 января 2002 г.), после чего безусловная необходимость выкупа таковых отпала, а это, в свою очередь, повлекло и отмену сомнительного (на тот момент) законоположения об обязанности общества-эмитента такой выкуп произвести. Теперь же нам известно, что отношение Конституционного Суда РФ к этому институту в целом положительно; так почему бы в таком случае не попробовать вернуться к нему? Сделать это можно, однако, по-разному.

Самый радикальный (и, полагаем, наиболее правильный) выход заключается, безусловно, в том, чтобы ликвидировать понятие дробной акции и, тем самым, вернуться к институту обязательного выкупа частей акций, образующихся при их консолидации. Увы, этот вариант может быть рассчитан только на относительно долгосрочную перспективу, поэтому пока следует остановиться на варианте более "мягком": дробные акции не запрещать*(33), но предоставить мажоритарному акционеру и (или) акционерному обществу - эмитенту право требовать от держателей дробных акций их принудительной продажи по рыночной цене, определенной в соответствии со ст. 77 Акционерного закона. Дальнейшая судьба выкупленных дробных акций может быть различной: они будут погашены либо реализованы новому приобретателю в объединенном виде, т.е. в качестве целых акций.

Данный вариант плох тем, что он не предусматривает вытеснение миноритариев в качестве своей основной цели - вытеснение имеет характер скорее побочного действия. Объектом принудительного выкупа становятся не акции, принадлежащие миноритариям, а дробные акции (части акций). Другое дело, что таковые принадлежат, как правило, именно миноритарным акционерам, чем и объясняется наступающий в данном случае эффект вытеснения.

Однако в различных акционерных обществах результаты окажутся неодинаковыми. Так, если число акций, принадлежащих акционерам, различно, но при этом акции распределены между ними более-менее равномерно, высока вероятность того, что дробные акции образуются у всех акционеров, а не только у миноритариев. Вправе ли общество выкупить дробные части акций, принадлежащие "мажорам", или объектом принудительного выкупа их следует делать только в том случае, если их владельцы не имеют ни одной целой акции?

Кроме того, у группы миноритариев, владеющих в общей сложности по крайней мере одной целой акцией, будет способ защиты от "включения" в отношении них такого механизма: им нужно продать принадлежащие им дробные части акций одному из них, чтобы в собственности последнего оказалась целая акция, которую ни общество, ни "мажор" принудительно выкупить уже не смогут*(34).

Наконец, при высокой степени диверсификации консолидируемых акций образовавшиеся после консолидации части акций могут составить в совокупности весьма значительную долю уставного капитала, в том числе и существенно превышающую пяти- и даже десятипроцентный порог, выделяющий круг "миноров" в общем числе акционеров. Следует ли признать право выкупа дробных акций без ограничения их общей доли в уставном капитале?

Итак, механизм консолидации акций с последующим выкупом образовавшихся вследствие этого дробных частей в принципе способен служить делу вытеснения миноритарных акционеров, но лишь при условии его тщательной нормативной детализации, причем по вопросам, которые в рамках предложенных законопроектов даже не поднимались. Очевидно, что его разработка потребует значительного времени, а потому вряд ли может быть задачей настоящего момента.

4. Гораздо большего внимания заслуживает, на наш взгляд, механизм, реализуемый в порядке, аналогичном процедуре выхода из общества, применяемой в обществах с ограниченной ответственностью.

Существует единственный способ покинуть акционерное общество: продать принадлежащие акции. А если отступить от этого тезиса? Оформление участия в капитале акционерного общества акциями - оборотоспособными документами (ценными бумагами) дает акционеру возможность, которой не имеет участник общества с ограниченной ответственностью, - возможность выйти с акциями на публичный рынок. Но почему же эта возможность тут же превращается в необходимость? Почему отсюда автоматически заключается, что такая возможность должна быть единственной, что ее предоставление отнимает другой, имеющийся у участника общества с ограниченной ответственностью, вариант поведения, а именно право во всякое время и независимо от согласия других участников выйти из общества? Ни юридических, ни логических оснований к такому выводу нет*(35), а значит, процедура выхода из общества не так уж несовместима с его акционерной организацией, как обыкновенно считается*(36). Этот вывод подтверждается положениями ст. 75 и 76 Акционерного закона, которые предусматривают право акционеров потребовать от общества выкупить принадлежащие им акции, правда, не во всякое время, а лишь в строго определенных случаях*(37). Осуществление данного требования приводит, по сути, к тем же последствиям, что и реализация участником общества с ограниченной ответственностью права на выход из общества*(38). А действовавшее ранее Положение об акционерных обществах, утвержденное постановлением Совета Министров РСФСР от 25 декабря 1990 г. N 601*(39) (п. 8), и вовсе позволяло предусматривать в уставах конкретных акционерных обществ право акционера требовать возврата внесенного им вклада - чем не право выхода?

Если наши рассуждения правильны и выход акционера из компании не противоречит ее акционерной природе, то пойдем дальше. Допустим, что в акционерном обществе имеются два акционера, владеющие соответственно 95 и 5% обыкновенных акций. Что будет, если право на выход захочет реализовать миноритарный акционер? Очевидно, общество выкупит его акции по рыночной цене (действительной стоимости), соответствующей как минимум стоимости 5% чистых активов общества. Но как практически реализовать право выхода акционеру мажоритарному? Как выдать 95% чистых активов и при этом сохранить работоспособность общества? Если в каких-то исключительных случаях такое и возможно, то все же подобная практика не может стать общим правилом. Значит, нужно позволить мажоритарному акционеру... "уйти", забрав с собой компанию, т.е. "уйти" вместе с компанией! Со всеми ее активами, а также различного рода благами и преимуществами фактического порядка - деловой репутацией, устойчивыми позитивными потребительскими ассоциациями с фирменным наименованием и местонахождением, деловыми связями с партнерами и клиентами, коммерческой информацией и др. В составе такого комплекса сохранятся и все недостатки как юридического свойства (долги, обременения, ограничения), так и фактического, в том числе круг конкурентов, устойчивые негативные ассоциации потребителей и должностных лиц государственных органов с фирменным наименованием и местонахождением и т.п. Акционеру же миноритарному "мажор" должен при этом заплатить денежную компенсацию в размере действительной стоимости его акций - 5% стоимости чистых активов общества, т.е. поступить так, как поступают при разделе неделимой вещи, находящейся в общей собственности: сама вещь передается бывшему сособственнику, имевшему наибольшую долю в общем праве на нее или более заслуживающий внимания интерес в использовании вещи, в то время как другому сособственнику причитается денежная компенсация.

Быть может, именование предлагаемого механизма разделом имущества акционерного общества, или выделом из него натуральной доли, более точно отражало бы его сущность, чем термин "выход" из общества*(40).

5. Представляется, что в некоторых (исключительных) случаях механизм "вытеснения" миноритариев мог бы быть весьма эффективно заменен институтом исключения акционера из акционерного общества, известным Закону об обществах с ограниченной ответственностью*(41) (ст. 10)*(42), но неизвестным Акционерному закону. Вновь возникает вопрос: почему? Что особенного есть в обществе с ограниченной ответственностью и производственном кооперативе, чего нет в акционерном обществе, и чем обусловливается применимость данного института?

Обратившись к упомянутой статье Закона об обществах с ограниченной ответственностью, мы увидим, что существуют два основания для постановки вопроса об исключении участника из общества: 1) грубое нарушение им своих обязанностей*(43) и 2) совершение деяний, которые делают невозможной деятельность общества или существенно ее затрудняют. И если относительно применимости первого основания действительно могут существовать (по крайней мере, теоретически) какие-то сомнения, то в отношении второго нельзя заметить ничего иного, кроме того, что жизнь оказалась значительно богаче законодательных представлений о ней. На первый взгляд, как отдельно взятый акционер, тем более миноритарный, может хоть сколько-нибудь затруднить деятельность общества, тем более сделать ее невозможной? Решений общего собрания акционеров, по которым требовалось бы единогласие, не существует (по крайней мере, по закону); кворум при принятии решений акционерного собрания считается исходя из числа присутствующих акционеров, а не из общего числа, как в обществах с ограниченной ответственностью. В чем же проблема? Допустим, будет миноритарий голосовать против всех решений - но этого никто и не заметит!

Оказывается, даже один такой человек может создать много проблем: ему достаточно предъявить иск об оспаривании решения общего собрания акционеров с ходатайством о применении судом обеспечительных мер вроде запрещения совету директоров принимать решения по каким-либо вопросам, а генеральному директору - совершать какие бы то ни было действия по управлению обществом. Деятельность компании, персонал которой добросовестно выполнит подобные предписания, неизбежно приостановится. Пусть в дальнейшем выяснится, что иск был неоснователен - это уже неважно: текущей деятельности компании было поставлено непреодолимое препятствие. Не должен ли акционер, столь легкомысленно (а тем более злоумышленно) потребовавший принятия указанных обеспечительных мер, понести за это ответственность? И чем принудительное прекращение (лишение) его прав акционера, которыми он, по сути, злоупотребил, хуже других мер гражданско-правовой ответственности*(44)?

Конечно, институт исключения акционеров из общества может быть применен только к тем из них, которые уличены в факте злоупотребления своими акционерными правами. Освободиться с его помощью ото всех миноритариев, уничтожить их, что называется, как класс не удастся. Вместе с тем, несколько показательных примеров подобного рода станут суровым предостережением для других, а это значит, что, по крайней мере, от многих проблем общество избавится. Да, ему придется и дальше нести расходы, связанные с многочисленными уведомлениями и извещениями оставшихся миноритариев, но это будут уже мирные миноритарии, умеющие соизмерять свои действия с их последствиями, а характер этих действий - с законом, правопорядком и справедливостью. Исключение из общества - еще один "мягкий" суррогат института вытеснения миноритариев, привлекательный именно своей избирательностью, ибо позволяет не стричь всех под одну гребенку, а "вытеснить" из общества в качестве наказания лишь того из акционеров, кто этого действительно заслужил.

6. Конвертация обыкновенных акций. Это процедура, по действующему законодательству немыслимая. Обыкновенная акция предоставляет своему держателю самый широкий набор акционерных прав, а значит, их конвертация в какие бы то ни было ценные бумаги неизбежно повлечет лишение акционеров тех или иных прав или, как минимум, их ограничение. Но это не означает принципиальной недопустимости конвертации обыкновенных акций; из этого следует лишь то, что такая конвертация применима лишь в случаях, когда имеются основания для ограничения или принудительного прекращения субъективных гражданских прав, т.е. в тех же условиях, что и интересующее нас вытеснение. Достаточно конвертировать обыкновенные акции миноритариев в привилегированные акции или облигации, и 75% проблем будет решено: как правило, миноритариев не нужно будет уведомлять ни о каких акционерных собраниях, можно будет не опасаться получения от них исков, кроме действительно основательных. Взамен потребуются лишь исправная уплата дивидендов и воздержание от решений, которые были бы направлены на ущемление прав акционеров по привилегированным акциям.

А если пойти дальше и предоставить акционерным обществам право выпускать так называемые бумаги участия, широко распространенные в акционерной практике Великобритании и США, - сертификаты участия, паи, дивидендные мандаты и т.д.? Их аналоги небезызвестны и нашему праву - это инвестиционные паи (выпускаются компаниями, управляющими паевыми инвестиционными фондами), акции предприятий и акции трудовых коллективов (попытки их выпустить предпринимались в конце 1980-х - начале 1990-х гг.). Бумагами участия являются также акции коммандитных товариществ - ценные бумаги, удостоверяющие право участия в прибыли вкладчиков так называемой акционерной коммандиты, или коммандитного товарищества на акциях (нашим правопорядком такая форма юридического лица не допускается). Классические акции акционерных обществ также содержат в себе основную черту бумаг участия одного из возможных типов - они удостоверяют право участия в прибыли компании-эмитента, при этом: 1) удостоверяют еще ряд прав, бумагам участия не присущих, но 2) не удостоверяют права участия в приросте имущества (чистых активов) компании-эмитента. Может быть, конвертировать обыкновенные акции миноритариев в полноценные бумаги участия - участия в прибыли и приросте чистых активов компании? Конечно, такая конвертация приведет к уменьшению уставного капитала, а значит, вызовет к жизни все связанные с этим неудобства, упоминавшиеся ранее. Но зато формальный (юридический) статус миноритариев будет приведен, с одной стороны, в полное соответствие с их фактическим положением (максимум, на что они могут рассчитывать, - на участие в прибыли), а с другой - по существу сравняется со статусом любого олигарха (за счет предоставления права на участие в приросте чистых активов). При этом вопроса о "справедливой цене" денежного возмещения в данной ситуации просто не возникает, а утрата такими участниками статуса акционеров оградит общество и "мажоров" от безосновательных исков в защиту несуществующих прав.

В.А. Белов,

кандидат юрид. наук, доцент кафедры гражданского права

юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 2, 3, февраль, март 2005 г.