Права человека в контексте глобальной юриспруденции

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛЬНОЙ ЮРИСПРУДЕНЦИИ <1>

В. Д. ЗОРЬКИН

Зорькин В. Д., Председатель Конституционного Суда Российской Федерации, профессор, доктор юридических наук.

В декабре 2008 года человечество отметило 60-летие принятия Всеобщей декларации прав человека - первого универсального международного акта, в котором государства мирового сообщества согласовали, систематизировали и провозгласили основные права и свободы, которые должны быть предоставлены каждому человеку на земле. Содержание прав и свобод, пути их реализации и механизм защиты заняли приоритетное место в Конституции России, что прямо вытекает из положения Всеобщей декларации прав человека 1948 года о необходимости обеспечения того, чтобы в каждом государстве "права человека охранялись властью закона". Этот принцип конституирован в качестве одной из основ конституционного строя нашей страны. Согласно Конституции России человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Юбилей Всеобщей декларации совпал с 15-летием принятия Конституции России. Пятнадцать лет со дня принятия Конституции России можно охарактеризовать как сложный, противоречивый, а порой мучительный процесс становления в России новой государственности на фоне глобальных вызовов и угроз, с которыми столкнулось человечество. Несмотря на все испытания, связанные с попытками расшатать целостность страны, ввергнуть ее в пучину этнических, конфессиональных и территориальных конфликтов, российский федерализм выстоял и укрепился. Экономические потрясения дефолта десятилетней давности и начавшийся глобальный финансовый кризис не сломали и не сломят основу социального государства России. Преодолевая правовой нигилизм, коррупцию, организованную преступность, а также противоречия в формировании независимой судебной власти, Россия пробивается к реализации принципа правового государства. В соответствии с Конституцией России Российская Федерация основана на принципах верховенства права и юридического равенства, признания человека, его прав и свобод как высшей ценности, на принципах демократии и разделения властей. Тем самым государство введено в поле права и должно действовать как правомерный субъект. Не может быть внеправового государственного резона. Конституционный Суд всегда был против этого. Интересы личности - это и есть интересы государства. "Не лица - для учреждений, а учреждения - для лиц". В этом суть правового государства, источник силы цивилизованного государства. Россия вновь становится сильным государством, способным защитить себя и своих соседей от любых форм агрессии. Иным в современном мире Российское государство быть не может. Все крупнейшие мировые аналитические центры предрекают, что в ближайшие десятилетия мир будет жить в условиях постоянной угрозы ядерной войны, возрастающей вероятности возникновения конфликтов из-за энергоресурсов, продовольствия и воды, в условиях стратегического соперничества, связанного с торговлей, инвестициями, техническими инновациями, в условиях непрекращающейся военной конкуренции. На этом фоне терроризм все чаще будет выступать как инструмент ведения новых форм войны и разрешения конфликтов. При этом, как показали события в Мумбаи, субъекты, использующие теракты, могут оставаться неочевидными. Не надо быть пророком, чтобы понять, что главной конституционной проблемой для государства в этих условиях станет разрешение противоречия между обязанностью гарантировать права и свободы человека и гражданина, с одной стороны, и необходимостью обеспечивать национальную безопасность - с другой. Жизнь показывает, что современное конституционное правосудие стало тем универсальным правовым механизмом, который сдерживает всплеск всех видов радикализма, исходя, с одной стороны, из принципа соблюдения национального суверенитета, понимания национальных особенностей, а с другой - из выполнения тех международных обязательств, которые стали составной частью правовой системы национальных государств, понимания общности цивилизации. Такой подход свойствен всему современному конституционному правосудию в мире. Здесь важна интеграция усилий. Только вместе, сообща можно наращивать процесс отстаивания конституционных принципов. Эти принципы в разных конституционных судах конкретизируются по-разному, но они одни и те же в своем ядре. Обсуждая общее и различное, мы определяем магистральный путь развития. И свернуть с общего пути практически невозможно. Общий процесс тебя обязательно подхватит и поведет туда, куда надо. Одному суду, изолированному от своих коллег в других странах, крайне трудно существовать и тем более развиваться в современном мире. Один суд - это все равно что государство за железным занавесом. Судебная практика многих конституционных судов, особенно в Европе, безусловно, обнаруживает тенденцию к конвергенции, по крайней мере в отношении защиты прав человека и основных свобод. В основе данной тенденции лежит, как представляется, несколько объективных факторов. Во-первых, это общность или значительное сходство многих из тех прав человека и основных свобод, которые провозглашены международными (включая региональные) актами о правах человека, с одной стороны, и современными национальными конституциями - с другой, и соответственно защищаются в судебной практике конституционных судов. Во-вторых, это общность или значительное сходство общих принципов судебной защиты прав, находящие отражение в организации и осуществлении собственно конституционного судопроизводства во многих странах. В-третьих, это определенное унифицирующее влияние, которое оказывают на национальную практику конституционных судов международные суды, имеющие компетенцию в отношении жалоб на нарушение прав человека и основных свобод, в частности в Европе - Европейский суд по правам человека. Наконец, в-четвертых, это достаточно активно ведущийся, по крайней мере в Европе и странах молодой демократии, обмен опытом национального конституционного судопроизводства, включая сюда и проводимые многими судами исследования зарубежной судебной практики. Можно предполагать, что по мере расширения контактов между региональными организациями (группами) конституционных судов и взаимного обогащения уже региональными традициями конституционного судопроизводства будут возникать необходимые предпосылки для межрегиональной конвергенции и, хотя бы пока только по некоторым направлениям, глобальной конвергенции судебной практики конституционных судов. Объективно это будет способствовать постановке и обсуждению вопроса о возможной будущей глобальной юриспруденции по правам человека. Несколько слов о возможной роли органов конституционного правосудия в выстраивании реального соотношения компетенции внутригосударственных и межгосударственных судов по обычным (не относящимся к компетенции конституционного суда) делам. Так, в Страсбургском суде количество споров граждан с Россией возрастает, хотя пропорционально населению их там не так уж и много. Связано это во многом с тем, что имеются определенные недоработки в системе инстанций судов общей юрисдикции, а также в механизме возмещения вреда в результате нарушения разумных сроков правосудия, выявленные Конституционным Судом. И теперь, после наших решений, усилия по устранению этих недоработок на внутригосударственном правовом поле предпринимаются и, надеюсь, уже в этом году дадут результат. Поэтому именно от страны, от того, как она использует внутренние возможности по удовлетворению права граждан на судебную защиту, зависит реальное выстраивание соотношения по обычным делам между компетенцией судов страны и международной юрисдикцией при безусловной константе прав граждан. А увидеть и средствами конституционного правосудия представить такие внутренние возможности - во многом задача конституционных судов. Идеалы и принципы Всеобщей декларации прав человека изменили характер международных отношений и наполнили содержанием стремление человечества к свободе и к достоинству. Человечество далеко продвинулось по пути, предначертанному Декларацией. Вместе с тем в борьбе за права человека и право как таковое мировое сообщество и суверенные государства столкнулись с новыми вызовами и угрозами, такими, как новые формы терроризма, распространение оружия массового уничтожения, "расползание" и "укоренение" транснациональных преступных сетей, наркобизнеса, голод и нищета, инфекционные болезни и экологическая деградация, межгосударственные и внутренние вооруженные конфликты. 10 декабря 2008 года на торжественном пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН, посвященном 60-летию Всеобщей декларации прав человека, в видеопослании его участникам Генеральный секретарь Пан Ги Мун заявил, что подготовленная в период крайней разрухи и лишений после Второй мировой войны и холокоста Декларация отражает стремление человечества к процветанию, уважению достоинства всех и к мирному сосуществованию. "С тех пор мы прошли длинный путь. Однако реальность заключается в том, что мы не оправдали надежд, закрепленных в Декларации, - по крайней мере все еще не оправдали", - отмечается в видеопослании. Глава ООН обратил внимание на грубые нарушения прав человека во всем мире, а также на чрезвычайную нехватку продовольствия и глобальный финансовый кризис, которые имеют огромные негативные последствия для реализации прав человека, включая право на развитие. Пан Ги Мун подчеркнул, что сегодня во многих странах продолжаются политические репрессии, торговля людьми и эксплуатация детей. Генеральный секретарь призвал всех жителей планеты не закрывать глаза на страдания других - на бедность, репрессии и притеснения. "На нас возложена коллективная ответственность - отвергать безразличие. Права человека - неделимые и взаимосвязанные - должны объединить весь мир на основе солидарности", - подчеркнул глава ООН. Многие эксперты обоснованно полагают, что мировой финансово-экономический кризис крайне негативно скажется на развитии всех новых вызовов и угроз. Прогнозируется гиперувеличение потоков незаконных мигрантов из стран Африки в Европу. Ведь в результате кризиса под угрозой полного прекращения оказались гуманитарные программы продовольственной и медицинской помощи голодающим и жертвам региональных конфликтов. Там, где растет нелегальная миграция, всегда увеличивается торговля людьми. Причем в условиях кризиса этот процесс может проходить в самых бесчеловечных формах. Кризис будет способствовать обострению всех территориальных, межэтнических, межконфессиональных конфликтов в регионах, где катастрофически не хватает продовольствия и пресной воды. Следствием кризиса будет рост преступности в странах ЕС, СНГ и США. Очевидно, что часть людей, за время экономического бума привыкших к определенному уровню комфорта, будут пытаться его сохранить, добывая недостающие для этого материальные и финансовые ресурсы незаконными способами. Мировое сообщество ищет пути выхода из кризиса. Правительства всех стран вырабатывают антикризисные меры. С программным заявлением по преодолению последствий финансово-экономического кризиса выступил Президент России Дмитрий Медведев. Он предложил в том числе: упорядочить и привести в систему национальные и международные институты регулирования; упрочить легитимность этих институтов; повысить прозрачность финансовой деятельности; укрепить систему управления рисками. Возникшие проблемы носят интернациональный характер. Они требуют разработки и внедрения новых "критических технологий" в политике, экономике и праве. Именно для решения этих проблем Россия предлагает изменить глобальную финансовую архитектуру, пересмотреть роль действующих институтов и создать новые международные институты и адекватное правовое регулирование на основе гармонизированной системы международных и национальных стандартов в деятельности участников финансовых рынков. Строительство новой финансовой архитектуры потребует принципиально новых международных и национальных правовых решений, многие из них могут в общественном мнении выглядеть непопулярными. Потребуется и новый взгляд на многие привычные правовые и экономические категории с позиций защиты прав человека. Мировой финансово-экономический кризис, если его рассматривать с точки зрения экономиста, прежде всего - результат нарушения законов экономики. Вместе с тем этот кризис свидетельствует о деформации принципов права, имеющей место как в законодательстве, регулирующем экономику, так и в соответствующей правоприменительной практике в финансово-экономической сфере. Прежде всего речь идет о неадекватной реализации формального равенства (или правовой справедливости) и вытекающего из него юридического эквивалента как универсальных императивов права. Последовательная реализация этих универсальных регулятивных принципов придает собственно правовой характер экономике. Очевидно, законодатели не смогли предусмотреть надлежащие юридические формы (включая и меры ответственности), рассчитанные на такие кризисы. В свою очередь, политики, экономисты и юристы не проявили должного профессионализма, чтобы своевременно предусмотреть и предотвратить нынешний кризис. С юридической точки зрения реальная угроза финансово-экономической пандемии - результат различного рода отклонений от принципа верховенства права в экономике в рамках отдельных государств и на глобальном уровне. Это и неэффективные нормативные правовые акты, и непрофессиональные и неправомерные действия чиновников, должностных лиц и корпораций, включая сомнительные и незаконные финансовые пирамиды - как внутригосударственные, так и транснациональные. Все это вместе взятое привело к неадекватной конкретизации правовых принципов применительно к сфере регулирования современной экономики и финансов, к деформации прав и обязанностей субъектов экономических отношений, включая государства и международные финансовые институты. Особенно серьезные проблемы могут возникнуть в сфере обеспечения социально-экономических прав граждан. В условиях кризиса практически невозможно обеспечить положение, когда все категории граждан, все слои населения будут удовлетворены теми или иными политико-экономическими решениями правительств. Важно, чтобы государство обеспечивало разумный баланс и соразмерность между решениями, принимаемыми в целях выхода из кризиса и стабилизации финансов и экономики, и фундаментальными правами и свободами граждан, закрепленными во Всеобщей декларации прав человека и национальных конституциях. Кризис обнажил также несостоятельность классической либеральной доктрины права как такого формального равенства (равенство между деянием и воздаянием перед единой для всех нормой свободы), которое в сфере социальных отношений не предполагает какого-либо собственно правового корректирования с учетом социальных и биологических различий людей как субъектов права. С этой доктриной связано представление о том, что социальные права не являются правами в строгом смысле и что социальная политика - это лишь исходящая из политической целесообразности благотворительность и вспомоществование бедным со стороны государства за счет богатых. Между тем формальное равенство в его двух аспектах - как справедливости уравнивающей и справедливости распределяющей - логически предполагает преодоление исходного фактического неравенства путем создания равенства стартовых возможностей в использовании прав и свобод. Эта идея все более находит понимание в условиях современных глобальных процессов, когда стало ясно, что традиционные - гражданские и политические - права человека недостаточны для реализации его способностей как разумного существа, обладающего свободой воли. По смыслу Конституции России социальная политика, основанная на принципе социального государства, - это не произвольная по своей природе благотворительная деятельность, движимая нравственным чувством сострадания к социально незащищенным слоям. Это конституционно-правовая обязанность государства гарантировать и защищать социальные права в качестве основных и неотчуждаемых прав на основе правовой справедливости (так называемой распределяющей, или пропорциональной, справедливости), предполагающей правовую всеобщность и формальное равенство. Исходя из этого, общество (в лице государства) с помощью соответствующих компенсаторных механизмов обеспечивает наиболее слабым членам равенство стартовых возможностей в реализации основных прав и свобод. Данная деятельность, предполагающая также возможность законодательного ограничения более сильных субъектов (в том числе посредством налоговых инструментов), не должна быть произвольной и продиктованной лишь соображениями политической целесообразности или моральным чувством сострадания и взаимопомощи. Это позволяет на основе принципа юридического равенства, конкретизируемого в содержании правового регулирования на каждом новом историческом этапе развития с учетом возможностей человечества, посредством соответствующих компенсаторных механизмов корректировать исходное фактическое неравенство и создавать для социально и биологически слабых субъектов равенство стартовых возможностей в пользовании правами. Иначе преимущество более сильных возрастает не вследствие собственных усилий и предприимчивости, таланта и заслуг, а за счет доставшихся им ресурсов (эффект "накопленного преимущества"). Тем самым искажается действительный смысл и распределяющей справедливости, и справедливости уравнивающей, т. е. юридического равенства в целом как основного принципа всего правового регулирования. В результате общество попадает в "ловушку неравенства". Такое регулирование не гарантирует эффективную защиту интересов людей и не способно обеспечить выживание и развитие цивилизации. Ныне конституционно-правовая доктрина и практика призваны обеспечить истолкование и реализацию принципа юридического равенства применительно к сфере социальных прав и их содержанию с учетом конкретных социальных условий, вызовов и угроз. Эта задача стоит и перед конституционным правосудием. Истолкование положений о социальном государстве, о юридическом равенстве и справедливости (в ее двух ипостасях - уравнивающей и распределяющей) в регулировании, обеспечении и защите социальных прав позволило Конституционному Суду выработать правовые позиции, имеющие существенное значение для законодательного регулирования общественных отношений в сфере социальной защиты и проведения единой социальной политики. Острота событий предопределяет применение адекватных правовых методов и доказывает несостоятельность формалистической (коренящейся в юридическом позитивизме) трактовки права, в которой право отождествляется с законом. Как показывает исторический опыт, на практике это порождает убеждение, будто любое повеление власти, облеченное в форму закона, становится правом. В регулировании экономики такое пренебрежение принципами права приводит к волюнтаризму. В период кризиса стали очевидны издержки доктрин и их последствия в профессиональной деятельности, которые трактуют право как "чистую" форму в отрыве от ее содержания и не учитывают взаимосвязь юриспруденции и экономики как прикладных наук, что, по существу, ведет к игнорированию системного подхода как методологической основы профессионализма. Есть профессиональные рамки, которые надо уважать. Выход за такие рамки - любимое занятие дилетанта. Профессионал - будь то экономист или юрист - отвергает дилетантизм и ценит высокую профессиональную компетентность. Но представим себе, что начинается извержение вулкана. А вы живете в Помпеи, т. е. прямо под этим вулканом. Вы чувствуете толчки землетрясения и понимаете, что нечто задевает вашу личную судьбу, судьбу вашего любимого города. Вы обеспокоенно спрашиваете, что это. А вам отвечают: "Это вас не касается - профессиональная проблема находится в компетенции вулканологов". Есть мировые процессы, обладающие определенной динамикой. Можно говорить, что эти процессы цикличны, и описывать конкретные циклы. Кто-то считает, что все развивается только по закону циклов. А кто-то верит в великую новизну, приносимую историей. Лично я склоняюсь ко второй версии с ее верой в провозвестие и истину. И именно эту версию я считаю и научно достоверной, и отвечающей чувству великой правды, свойственному человеку верующему. Но каковы бы ни были процессы, они предполагают некий ритм, в котором спокойствие сменяется беспокойством, стабильность - потрясениями. Великая китайская мудрость гласит: "Не дай бог жить в эпоху перемен". Но у каждого свое время. И кому-то предначертано жить в эпоху перемен, "в минуты роковые", как говорил великий русский поэт и политический деятель Федор Тютчев. Эпоха стабильности характеризуется определенными разграничениями между прерогативами тех или иных профессий. Нестабильность же, не отменяя самого разграничения, придает ему совершенно другой характер. Юриспруденция эпохи нестабильности и юриспруденция эпохи стабильности по-разному подходят к проблеме профессиональной компетенции. Юрист, следящий за правовыми нормами, соблюдаемыми в острой фазе того или иного переходного процесса, перестав отдавать себе отчет в том, что он имеет дело с определенным процессом, перестанет быть юристом. И станет никчемным, никому не нужным буквоедом, не способным помочь людям решить их проблемы, смягчить потрясения, заклясть хаос, погасить дух распри, воспылавшей в человеческих умах и сердцах. Здесь невольно всплывает образ "игры в бисер" как доведенный до гротеска способ жизни касты рафинированных профессионалов, созданный в известном романе Германа Гессе. Можно любить право и даже поклоняться ему. Но никогда нельзя забывать, что не человек для права, а право для человека. Если в мире протекают острые процессы, то наш подход к правовым нормам и правовым механизмам должен как минимум учитывать эти процессы, предполагая, что они являются контекстом для нашего законодательного действия, а как максимум включать сам процесс в диалектику осуществляемого законотворчества. Но и в том и в другом случае надо понимать процесс. И если даже этот процесс запущен механизмами, которые находятся за рамками твоей профессиональной компетенции, ты не можешь не экстраполировать свою компетенцию на процессы, которые требуют от тебя нового понимания. А значит, в каком-то смысле тебя профессионально начинают интересовать и эти самые механизмы, всегда казавшиеся чуждыми и далекими. Та нестабильность, в которой нам предстоит вершить правовые деяния, порождена мировым финансовым кризисом. Его дитя - нестабильность - уже вносит поправки в наше профессиональное самочувствие, характер подхода, тип инструментальности, нюансировку и прочее. Но не будем забегать вперед и всего лишь сверим часы в условиях, когда они стали и быстрее, и тревожнее тикать. Что показывают эти часы? И где сейчас проходит разумная и функционально обоснованная граница между профессиональным и человеческим, понятийным и общесистемным, частным и общим, корпоративным и мировоззренческим? Мировой финансовый кризис, потрясший мир, уже назван кризисом доверия. В прямом и буквальном смысле слова речь идет о доверии вкладчика к банку, где он размещает деньги. Ни один банкир не может вести дело в условиях, когда каждый его вкладчик прибежит к нему и одномоментно потребует отдать деньги. Но если распространить слух (пусть и абсолютно лживый, но убедительный), что банк завтра лопнет, то прибегут забирать свои деньги сразу все вкладчики. И тогда банк обязательно лопнет. Такова буквальность кризиса. Но вряд ли мы можем ограничиться такой буквалистикой. К чему подорвано доверие? И не имеем ли мы дело с ситуацией, когда слабый начальный импульс подрыва доверия ко всему на свете обернулся и подрывом доверия к финансовым институтам? Глобализация побудила нас к юридически формализованному доверию. Где-то на другом конце света неизвестные нам люди выпускают акции. Но есть рейтинговые агентства, которые обязаны объективно оценить эти акции. А мы обязаны доверять рейтинговым агентствам. Мы не знаем людей, выпускающих акции, не знаем их человеческих и профессиональных качеств. Но мы верим, что инстанция, которая это все знает, с нами этим знанием поделится. Эта вера создает глобальную интеграцию. Человек начинает ощущать себя своим в любой точке земного шара. Мир опасным образом унифицируется, но он одновременно и фантастически расширяется, обещая живущим в нем совершенно новые возможности. Потом оказывается, что верить рейтинговым агентствам нельзя. Чему начинает доверять человек? Тому, что он знает лично. Своим знакомым, друзьям, своей реальности, которая тут же "схлопывается", превращаясь из чуть ли не всемирной в узкорегиональную. Дело уже не в том, что такой-то банк по таким-то абстрактным оценкам является наилучшим, а в том, что в маленьком и далеко не лучшем банке работает твой знакомый, которого ты знаешь как облупленного. Ничему формальному доверять нельзя. Можно доверять только конкретному. Финансовый кризис убедил тех, кто верил в простоту и однонаправленность глобализации, что все не так просто и не так однозначно. Будет крайне прискорбно, если, разочаровавшись в прописях глобализации (финансовой, юридической и не только), человечество откажется от идеи схождения, симфонии, взаимообогащения, если мир снова начнут в результате растаскивать по очень маленьким и затхлым квартирам. Но если мы не поймем процесс, то это обязательно произойдет и обязательно скажется на всем, что касается права. Право - не косное монолитное целое, способное существовать в качестве неизменяемой данности. Право - это живая сверхсложная система, чувствительная к культуре и религии, к политике и экономике, к социальной жизни и техническому прогрессу. Любое другое понимание права превращает нас, отвечающих за человеческое доверие к данному институту, в догматических жрецов, не способных хранить огонь в потухших, мертвых светильниках. Будет глобализация развиваться дальше - конституционное, да и все национальное право все больше будет становиться продуктом синтеза с правом всечеловеческим. Рухнет глобализация - частное возобладает над общим, национальное над общечеловеческим. Раньше или позже это оформится в совершенно другую систему международных институтов, к чему нас уже призывают, говоря об архаичности ООН и необходимости организации мира по принципу Венского конгресса. Внимательное наблюдение за этими призывами и апелляциями к Realpolitic не может не впечатлять. Не может оно и не увязываться в нашем сознании с кризисом доверия ко всем и вся, породившим в итоге конкретный кризис доверия к финансам. Человеческий мир устроен намного сложнее, чем это казалось людям, считавшим, что деньги окажутся мерилом всего, окончательным регулятором, эквивалентом общемировой власти. Алан Гринспен покаялся перед миром в том, что он преувеличивал значение рыночных регуляторов. Но почему не каются те, кто говорил об альтернативной упрощенной глобализации, которая в итоге отменит разницу между единичным, особенным и всеобщим, лежащую как в основе нашей культуры в целом, так и в основе философии права? А ведь именно философия права, что бы то там ни говорили, является мировоззренческой и в этом смысле стратегической доктриной всей юридической практики! Либо - либо... Либо мы откажемся от глобализации вообще, откажемся всерьез и надолго. И что тогда? Разве тогда фундаментальнейшим образом не изменятся правовые нормы, не перестроится в корне иерархия общечеловеческого (т. е. всеобщего) и национального (т. е. особенного)? Разве при этой трансформации не окажется задет индивидуум как единичное? Но этого же не может не произойти в рассматриваемом прискорбном случае. Доведем до конца логику тех, кто призывает к Венскому конгрессу, и спросим себя: при чем тут, в этом прискорбном и пока еще не взявшем нас за горло сценарии, права человека и декларации ООН вообще? Если возобладает Венский конгресс, то рухнут не только глобализация, существующие институты, но и международное право. А то, что возникнет вместо него, будет качественно иным. Если же это качественное изменение запоздает, то на руинах подорванного мирового доверия возобладает звериное право сильного со всеми катастрофическими последствиями. Но в чем альтернатива в условиях случившегося? Ведь не в том же, чтобы отмахиваться от потрясений, напастей, порожденных недоверием, которое пришло к нам, уверен, не из финансов как таковых, а из недр политики и культуры. Альтернатива в другом. В том, чтобы усложнить модель глобализации, превратить ее из унификации в нечто совершенно другое - сложное, богатое содержанием, многомерное, способное за счет этого возвратить подлинное доверие во все сферы человеческое жизни: в политику и культуру, религию и философию, финансы и право. Какие уроки необходимо извлечь из событий последних нескольких месяцев? Какие меры необходимо предпринять для того, чтобы избежать краха современного миропорядка? Эти темы обсуждались и на коллоквиуме "Новый мир, новый капитализм", прошедшем в Париже 8 - 9 января этого года. На коллоквиуме собрались руководители европейских стран, высокопоставленные политики, ведущие эксперты для того, чтобы переосмыслить контуры будущего управления экономическими процессами в мировом масштабе. Определенные ими приоритеты не отрицают глобализации, однако качество и измерения этой глобализации изменяются. Эта измененная глобализация должна стать более управляемой, поскольку глобальная финансовая система требует глобально управляемых решений. Управление глобализацией требует совместных усилий и принятия решений, например посредством создания глобального экономического совета, как предложила канцлер ФРГ Ангела Меркель. В то же время Президент Франции Николя Саркози провозгласил "возвращение Государства" главным явлением нынешнего кризиса. Он также настаивал на необходимости не уничтожать капитализм, а сделать его более нравственным. Эти призывы лидеров европейских стран означают, что главной проблемой кризиса стало соотношение между системой ценностей и социально-экономической структурой современного мира. Хотя эта проблема не нова, мы столкнулись с новыми ее проявлениями. Очевидно, при изменении контуров глобализации мы должны вводить социальные критерии и понятия, такие, как справедливость и упоминавшееся ранее доверие. Еще одним фактором стабильности должна стать социальная ответственность - как государства в его отношениях с гражданами, так и всех групп населения в их ожиданиях, адресованных государству. Для того чтобы преодолеть бедность и неравенство, мир должен усредниться - в вопросе распределения благ, ресурсов, возможностей. Социальный капитал становится так же важен, как природные ресурсы и благоприятная окружающая среда. Вопрос соблюдения прав человека приобретает особое значение в контексте гуманизации экономики, под которой мы понимаем адекватность ее развития и функционирования нуждам и интересам всех людей, а не отдельных групп. Именно новые очертания глобализации как в ближайшей, так и в долгосрочной перспективе будут являться фактором, обусловливающим усиление гуманитарной составляющей во всей глобальной системе права. Осознав, насколько опасны возобладавшие до сих пор упрощения, мы, я верю, сможем прийти к новому, гораздо более адекватному пониманию соотношения единичного, особенного и всеобщего, а через это - к новому культурному синтезу, а значит, и к новому синтезу правовому. Если мы не хотим, чтобы мир сорвался в пропасть, любое наше правовое действие должно, оставаясь профессиональным, становиться философско-правовым, а значит, мировоззренческим. Тогда мы изгоним демона недоверия из разных сфер нашей жизни и обеспечим будущим поколениям мир подлинно гуманистический, открытый и целостный. Профессионал не имеет права забывать о служении. И только служение такому идеалу подлинно достойно нашей профессии в столь беспокойное время. Одно из проявлений кризиса доверия - так называемый конфликт цивилизации. Можно по-разному оценивать, есть он или нет, какова его степень. Однако мы не можем отрицать и сохраняющиеся различия между западным и восточным мышлением, образом жизни и национальными правовыми системами. Сопротивление культурной среды при внедрении чужеродных правовых институтов в национальные правовые системы - процесс повсеместный, его не избежало даже такое успешное интеграционное образование, как Европейский союз. В свою очередь, такой эффект противодействия приводит к развитию обратной тенденции - регионализации прав и свобод, адаптации этого универсального каталога к историческим, культурным, религиозным факторам, определяющим тот или иной цивилизационный тип. В современном мире обнаруживаются факторы, препятствующие универсализации прав человека, реальному действию единых стандартов на всем мировом пространстве. Негативными последствиями механического переноса конституционных ценностей на другую, неподготовленную почву, как показывает опыт, являются их деформация, формирование искаженных представлений о демократических институтах, правовой нигилизм, абсолютизация власти, а как следствие, разочарование населения в указанных институтах и даже их отторжение. Практика распространения универсальных идей и ценностей путем принуждения себя скомпрометировала. Реакция противодействия насильственному внедрению чуждых ценностей, в том числе правовых институтов, в другие культурные группы приводит к смене однополярного мира, который мы наблюдали в последние годы, приходит множественными очагами напряжения, не поддающимися эффективному контролю со стороны международного сообщества и направленными на сопротивление этой гегемонии, на конфронтацию, а значит, не на созидание, а на разрушение. Многообразие глобальной цивилизации, в которой делаются попытки - извне или изнутри - внедрения универсального (единого) кода демократических ценностей, ставит человечество перед необходимостью постепенного, естественного взаимодействия культур с целью освоения ценностей и стандартов иных культур общественным сознанием народов, их моралью, непротиворечивостью религии и общественным нравам. Несхожесть, а порой и контраст в образе жизни, мышлении, культуре может, как ни парадоксально, иметь позитивное влияние: именно осознание различий влечет за собой стремление найти общее и терпимее относиться друг к другу. Лишь осознание общности и принятие особенностей путей развития друг друга могут позволить выявить действительно универсальные человеческие ценности и придать международной правовой системе в целом мощный импульс для дальнейшего развития. И во многом именно от конституционного правосудия зависит, насколько удастся сочетать - в правовом аспекте, но на основе широких мировоззренческих подходов - универсальное и особенное. Конституция, закрепляющая основные права и свободы в качестве неотчуждаемых и непосредственно действующих, - это не остекленевший текст и не пыльный манускрипт, а живой документ. Она образует базовую нормативную основу постоянно изменяющегося мира и должна рассматриваться в контексте этого мира. Закрепленные в ней принципы, прежде всего принцип формального равенства, или правовой справедливости, а также права и свободы должны интерпретироваться и наполняться более богатым конкретным социальным содержанием, соответствующим каждому новому историческому этапу развития. Да и может ли быть иначе? Текст Конституции гарантирует свободу слова, но он не объясняет нам, как эту свободу следует понимать во времена существования сети Интернет. Чтобы действительно быть вектором развития общества и государства, Конституция должна реагировать на запросы жизни. А для этого необходима ее гибкая и деликатная интерпретация, обеспечивающая единство ее буквы и духа, интерпретация, обеспечивающая одновременно стабильность и динамизм общества. В спорах о тех или иных положениях Конституции мы стремимся понять и прояснить их действительный смысл, с тем чтобы не утратить путеводное предназначение этих положений. Не будем забывать, однако, что когда мы обращаемся к Конституции как высшему авторитету, мы на самом деле спорим о правомерности решений, принимаемых публичной властью. Спорим о различных, а порой альтернативных, решениях, которые возможны и допустимы в рамках одной и той же Конституции. Спорим о результатах решений зачастую по непростым, а порой и судьбоносным вопросам, из которых и состоит наша жизнь. Для того чтобы все эти споры и связанные с ними конкуренция, борьба, поступки и действия происходили в рамках Конституции, необходим арбитр - Конституционный Суд. Ставя точки над "i" в спорах о конституционности, он одновременно выступает и в роли хранителя Конституции. Вот почему спор о смысле тех или иных довольно абстрактных принципах или нормах Конституции - это и спор о конкретной действительности. Вот почему спор о смысле Конституции и ее реализации сегодня невозможно отделить от политики. Вот почему спор о праве как нормативной форме нельзя отделить от его содержания - от многообразных политических и социальных отношений. Как известно, Конституционный Суд решает исключительно вопросы права. Но было бы величайшим заблуждением делать отсюда вывод о том, что Конституционный Суд оторван от политики. Да и что такое политика, как не соответствующие решения органов публичной, т. е. политической, власти, а также борьба различных партий и групп за власть и принятие тех или иных властных решений? С этой точки зрения Конституционный Суд не участвует в политической борьбе, его решения беспристрастны, критерием этих решений являются принципы и нормы Конституции, а не позиции или интересы каких бы то ни было государственных органов, партий и лиц. В связи с этим Конституционный Суд занимает особое место в политической системе. Являясь органом государственной власти, он в то же время выступает арбитром между государством, с одной стороны, и гражданами, обществом - с другой. Как один из высших органов государственной власти он находится в фокусе политики. Его решения очерчивают конституционность принимаемых решений и порой оказывают огромное влияние на политику. Не оценивая нормы и компетенцию властей с точки зрения политической или экономической целесообразности действий, принятых в рамках этих норм и компетенций, Конституционный Суд решает вопрос об их юридической целесообразности, т. е. о допустимости тех или иных норм и компетенций в системе существующих конституционно-правовых координат. Таким образом, он выступает в роли хранителя живой Конституции и тем самым хранителя конституционности политики, в частности финансово-экономической политики. Следуя Конституции, нам нужно быть идеалистами и реалистами одновременно. Нам нужно быть бескомпромиссными в стратегическом плане. А в тактике использовать ту молитву, которую американский писатель Курт Воннегут вложил в уста своего героя Билли Пилигрима: "Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество - изменять то, что могу, и мудрость - всегда отличать одно от другого".

Название документа