Нормы гражданского и международного частного права в интерпретации МКАС

НОРМЫ ГРАЖДАНСКОГО И МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА В ИНТЕРПРЕТАЦИИ МКАС

В. А. МУСИН

Мусин В. А., профессор, доктор юридических наук, заведующий кафедрой гражданского процесса юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, арбитр МКАС при ТПП РФ.

Решения МКАС, как и государственных судов, содержат обширный материал по юридическим проблемам, возникающим в ходе разрешения споров и связанным, в частности, с толкованием применяемых правовых норм, интерпретация которых не только способствует установлению их подлинного смысла, но и позволяет выявлять и пробелы в законодательстве. Взять, например, правовые последствия заключения сделки с превышением или при отсутствии полномочий. ГК РФ содержит несколько норм по этому вопросу. Одна из них изложена в ст. 183, где предусмотрено, что "при отсутствии полномочий действовать от имени другого лица или при превышении таких полномочий сделка считается заключенной от имени и в интересах совершившего ее лица, если только другое лицо (представляемый) впоследствии прямо не одобрит данную сделку" (п. 1). Эта норма, как явствует из ее текста, рассчитана в принципе только на случаи заключения сделки через представителя. Подобные случаи возможны применительно как к гражданам, так и к юридическим лицам. Если же юридическое лицо в соответствии со ст. 53 ГК РФ совершает сделку через свои органы, то возникшая ситуация существенно отличается от предыдущей: орган юридического лица представляет собой его структурное подразделение, в связи с чем действия органа являются действиями самого юридического лица; иными словами, о представительских отношениях между юридическим лицом и его органом говорить не приходится. Однако полномочия органа юридического лица на совершение сделки могут быть ограничены, во-первых, законом и, во-вторых, самим юридическим лицом (в его учредительных документах). Сделка, совершенная юридическим лицом через свой орган, вышедший за пределы ограничений, установленных законом, подпадает под действие ст. 168 ГК РФ <1> и потому "ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушений". В ГК, как известно, представлены все три перечисленных варианта. -------------------------------- <1> На необходимость руководствоваться в отношении таких сделок ст. 168 ГК РФ обращено внимание в Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 мая 1998 г. N 9 (см. абз. 2 п. 1).

Так, сдать арендованное имущество в субаренду арендатор вправе с согласия арендодателя (п. 2 ст. 615 ГК РФ). Данное требование закона не сопровождается какими-либо указаниями на правовые последствия его несоблюдения. Следовательно, договор субаренды, заключенный арендатором без согласия арендодателя, должен считаться ничтожным. Примером сделки, которая, будучи совершена юридическим лицом, чей орган нарушил установленные законом ограничения, признается оспоримой, служит крупная сделка, заключенная единоличным органом акционерного общества без одобрения совета директоров или общего собрания акционеров (ст. 79 Федерального закона "Об акционерных обществах"). Иные последствия нарушения предусмотренных законом ограничений на совершение сделки наступают, в частности, при продаже участником общества с ограниченной ответственностью своей доли в уставном капитале общества третьему лицу вопреки нормам о праве преимущественной покупки, принадлежащем другим участникам, которые в таком случае могут в течение трех месяцев требовать в судебном порядке перевода на них прав и обязанностей покупателя (ст. 21 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью"). Следует, впрочем, отметить, что при известных условиях некоторые ничтожные и оспоримые сделки поддаются "исцелению". Арендодатель, не поставленный арендатором в известность о сдаче имущества в субаренду, может дать свое согласие на это "задним числом". Подобным же образом отсутствовавшее на момент совершения генеральным директором акционерного общества крупной сделки согласие совета директоров или общего собрания акционеров может быть получено впоследствии. Данная ситуация прямо законом не предусмотрена, но Гражданский кодекс (ст. 6) допускает аналогию как закона (п. 1), так и права (п. 2), а здесь налицо все основания применения по аналогии нормы п. 2 ст. 183, согласно которой "последующее одобрение сделки представляемым создает, изменяет и прекращает для него гражданские права и обязанности по данной сделке с момента ее совершения". Выше рассматривались случаи, когда орган юридического лица при заключении сделки пренебрег ограничениями, установленными для него законом. Но полномочия органа юридического лица на совершение сделок могут быть ограничены учредительными документами этого юридического лица. Допустим, например, что его устав предусматривает подписание сделки на сумму, превышающую определенный лимит, не только генеральным директором, но и его заместителем либо генеральным директором с согласия совета директоров или общего собрания участников общества, хотя сделка и не является крупной в том смысле, какой придается этому понятию законодательными нормами о хозяйственных обществах. Правовые последствия нарушения органом юридического лица ограничений такого рода сформулированы в ст. 174 ГК РФ: "Если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором либо полномочия органа юридического лица - его учредительными документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях". В специально посвященном толкованию этой статьи Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 мая 1998 г. N 9 отмечается среди прочего, что, во-первых, лицом, в интересах которого установлены ограничения, упомянутые в ст. 174 ГК РФ, является прежде всего само юридическое лицо (абз. 2 п. 4) <1>, во-вторых, бремя доказывания осведомленности контрагента по сделке об этих ограничениях возлагается на заявителя, причем сама по себе ссылка на устав юридического лица не может иметь для арбитражного суда заранее установленной силы (см. п. 5); в-третьих, лицо, в чьих интересах установлены ограничения, вправе впоследствии одобрить сделку, совершенную с пороками, указанными в ст. 174 ГК РФ, руководствуясь нормой п. 2 ст. 183 ГК РФ, применяемой по аналогии закона (абз. 1 п. 7), причем одобрением сделки может быть признан, в частности, факт принятия этим лицом исполнения по оспариваемой сделке (абз. 2 п. 7). -------------------------------- <1> Иные лица (в том числе учредители) могут потребовать признания такой сделки недействительной "в случаях, прямо указанных в законе" // Там же.

Изложенный подход характерен и для практики МКАС. Весьма показательно с этой точки зрения одно из решений, в котором признана несостоятельной "ссылка представителя ответчика на то, что контракт является ничтожным, поскольку сделки в такой сумме подлежат одобрению советом директоров или общим собранием акционеров. В данном случае необходимо руководствоваться положениями ст. 174 ГК РФ о недействительности сделок, совершенных с превышением полномочий органа юридического лица, как они установлены учредительными документами. Однако такого ходатайства ответчик не заявил, и, более того, он не представил доказательств того, что истец знал о таких ограничениях полномочий органа юридического лица, как это предусматривает данная статья ГК РФ. Кроме того, следует иметь в виду, что сделка по контракту исполнялась обеими сторонами, что можно квалифицировать как ее последующее одобрение. А в соответствии с п. 2 ст. 183 ГК РФ последующее одобрение сделки представляемым создает для него гражданские права и обязанности по данной сделке с момента ее совершения" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. / Сост. М. Г. Розенберг. М., 2006. С. 66 - 67.

В рассматриваемом случае с превышением своих полномочий действовал орган юридического лица, сформированный в установленном порядке. На практике, однако, подчас встречается ситуация, когда в качестве органа юридического лица сделку совершает гражданин, не имеющий соответствующего статуса (например, бывший генеральный директор акционерного общества после того, как он освобожден от должности решением совета директоров или общего собрания акционеров). Нормы, регулирующие правовые последствия подобной ситуации, в законе отсутствуют. Вместе с тем наиболее близкими по смыслу являются, несомненно, правила, содержащиеся в ст. 174 ГК РФ. Очевидно, именно они и подлежат применению в изложенной ситуации по аналогии закона. В этом отношении представляют интерес материалы следующего дела. "24 июня 2003 г. Сторонами были подписаны приложения N 33 и 34 к контракту на поставку товара в июле 2003 г. Однако, несмотря на письмо истца от 27 июня 2003 г., содержащее просьбу осуществить поставку товара 1 июня 2003 г., поставка товара ответчиком осуществлена не была. Состав арбитража не признал обоснованными доводы ответчика об отсутствии у него обязательств по поставке товара в июле 2003 г. на основании приложений N 33 и 34 к контракту от 30 июня 2001 г. из-за их подписания неуправомоченным лицом, а именно генеральным директором организации ответчика, чьи полномочия были прекращены 23 июня 2004 г. в соответствии в протоколом заседания совета директоров от 4 июня 2004 г. и Приказом N 172-к от 20 июня 2004 г., о чем истец не был своевременно извещен. Отношения сторон по контракту носили длительный и устойчивый характер, причем, как видно из имеющихся в деле документов, в большинстве случаев в этих отношениях в качестве генерального директора организации ответчика участвовало именно то лицо, которое подписало приложения N 33 и 34. Подписывая с ним 24 июня 2003 г. очередные приложения к контракту, истец не имел оснований предполагать, что полномочия этого лица прекратились накануне. С другой стороны, ответчик, прояви он надлежащую заботливость в отношении исполнения контракта, должен был и имел возможность заранее уведомить истца об этом обстоятельстве. Информация об увольнении этого лица с поста генерального директора организации ответчика была передана истцу только 21 ноября 2003 г. в ответе на претензию последнего от 14 октября 2003 г. На заседании МКАС 25 ноября 2004 г. представителями истца была представлена выписка из Единого государственного реестра юридических лиц, в который ответчиком была внесены изменения, связанные со сменой генерального директора его организации, 27 июня 2003 г., т. е. после подписания приложений N 33 и 34. На основании изложенного МКАС пришел к выводу, что подписание приложений N 33 и 34 к контракту от 30 июня 2001 г. неуправомоченным лицом не снимает с ответчика ответственности за неисполнение обязательств по указанному контракту и приложениям N 33 и 34 к нему, поскольку истец не знал об изменении исполнительного органа ответчика и при данных конкретных обстоятельствах его нельзя упрекнуть в том, что он был обязан об этом знать" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 33 - 34.

Выводы, изложенные в решении МКАС, не сопровождаются ссылками на нормы закона. Это и понятно: правил, определяющих юридические последствия сделки, совершенной в качестве органа юридического лица гражданином, не наделенным надлежащим статусом, в действующем ГК РФ нет. Не подлежит, однако, сомнению, что по существу МКАС разрешил возникшую ситуацию по аналогии с той, которая предусмотрена ст. 174 ГК РФ. Правильность позиции МКАС бесспорна. В целях устранения выявленного МКАС пробела в законодательстве целесообразно дополнить ст. 174 ГК РФ абзацем в следующей редакции: "Правила абзаца первого настоящей статьи применяются также в случае совершения сделки от имени юридического лица гражданином, действующим в качестве органа юридического лица, но не имеющим надлежащего статуса". Весьма интересные проблемы поднимаются в решениях МКАС по делам, связанным с сингулярным правопреемством, происходящим, в частности, при цессии. По прямому указанию закона (ст. 382 ГК РФ) "для перехода к другому лицу прав кредитора не требуется согласие должника, если иное не предусмотрено законом или договором", однако должника необходимо уведомить о состоявшейся цессии, при этом он "вправе выдвигать против требования нового кредитора возражения, которые он имел против первоначального кредитора к моменту получения уведомления о переходе прав по обязательству к новому кредитору" (ст. 386 ГК РФ). В одном из дел, рассмотренных МКАС, своеобразие ситуации состояло в том, что должник выдвигал против требования цессионария возражения, относящиеся не к договору, заключенному между ним (должником) и первоначальным кредитором (цедентом), а к соглашению о цессии, являвшемуся, по мнению должника, недействительным ввиду безвозмездного характера, что по российскому праву (а применимым было именно оно) признается разновидностью дарения, запрещенного в отношениях между коммерческими организациями. Констатировав, что утверждение ответчика о якобы безвозмездном характере уступки прав требования не находит подтверждения в материалах дела, МКАС отметил: "Для правильного понимания характера отношений, складывающихся при уступке прав требования, необходимо четко разграничивать, с одной стороны, отношения, из которых возникли права, являющиеся предметом уступки (в данном случае отношения по договору, которые вначале сложились между должником и первоначальным кредитором, а затем - между должником и новым кредитором, заменившим первоначального кредитора в обязательстве), и, с другой - отношения между первоначальным и новым кредитором по передаче прав требования на основе соглашения (или соглашений) между ними. Каждое из названных видов правоотношений базируется на различных правовых основаниях; субъективный состав и содержание этих правоотношений также не совпадают. В настоящем споре должник ссылается на недействительность соглашения об уступке прав между первоначальным кредитором и новым кредитором. Другими словами, при обосновании своей правовой позиции ответчик ссылается на отношения по отдельному соглашению об уступке прав, стороной которого он не является. Такая ссылка, по мнению состава арбитража, выходит за рамки соблюдения законных прав и интересов должника, охраняемых гражданским законодательством" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 145 - 146.

И далее: "Даже если предположить, что должник имеет право оспаривать действительность уступки прав требования в отношениях между первоначальным и новым кредитором, то в таком случае с учетом обстоятельств настоящего дела есть основания признать наличие попытки использования предполагаемого субъективного права не в соответствии с его назначением, что может быть квалифицировано как злоупотребление правом, недопустимое в силу ст. 10 ГК РФ. Как следует из материалов дела, ответчик заявил в арбитражный суд по месту его нахождения иск о признании недействительным соглашения об уступке прав только 6 июня 2004 г., т. е. спустя почти год после получения от истца доказательств состоявшейся уступки прав требования и спустя примерно полгода после начала настоящего арбитражного разбирательства в МКАС. Такое поведение дает основания усмотреть в действиях ответчика стремление уклониться от исполнения своих обязанностей по договору" <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 148.

Таким образом, в решении по данному делу МКАС поставил вопрос о том, вправе ли должник по обязательству, возникшему из договора, оспаривать соглашение о цессии, стороной которого он не является и заключение которого не требует его согласия. Допустим, должнику удалось доказать ничтожность соглашения о цессии. Это обстоятельство не освободит его от обязанности, принятой на себя по договору, а лишь изменит адресата ее исполнения: им будет не новый, а первоначальный кредитор. МКАС признал юридически безразличной ссылку представителей ответчика на то, что "с коммерческой точки зрения ответчику предпочтительнее иметь отношения с первоначальным кредитором, а не с новым кредитором, исходя из перспектив возможного достижения соглашения об отсрочке погашения долга" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 146.

Действительно, если бы до цессии должник и первоначальный кредитор достигли соглашения об отсрочке возврата взятой взаймы денежной суммы, то к новому кредитору права по обязательству перешли бы уже с измененным условием о сроке погашения долга. Если же переговоры между должником и первоначальным кредитором об отсрочке исполнения не были завершены (или тем более только планировались) до цессии, то возможность отсрочки (даже если бы цессия не состоялась) оказывается в сфере гадательных данных и не может рассматриваться в качестве юридически значимой. В связи с цессией возникает и вопрос о том, какие права в принципе могут быть предметом цессии и, в частности, допустима ли уступка прав, которые на момент заключения соглашения о цессии не существуют, но, возможно, появятся в будущем. Здесь имеет значение применимое материальное гражданское право, при этом следует учитывать, что ГК РФ формулирует различные коллизионные нормы для соглашения о цессии, с одной стороны, и для обусловленных цессией отношений между цессионарием и должником - с другой. Согласно п. 1 ст. 1216 ГК РФ "право, подлежащее применению к соглашению между первоначальным и новым кредиторами об уступке требования, определяется в соответствии с пунктами 1 и 2 статьи 1211 настоящего Кодекса". Иными словами, цедент и цессионарий могут условиться между собой о материальном праве, регулирующем их взаимоотношения по договору о цессии; в противном случае к этому договору применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан. Между тем "допустимость уступки требования, отношения между новым кредитором и должником, условия, при которых это требование может быть предъявлено к должнику новым кредитором, а также вопрос о надлежащем исполнении обязательства должником определяется по праву, подлежащему применению к требованию, являющемуся предметом уступки" (п. 2 ст. 1216 ГК РФ). Итак, по прямому указанию закона допустимость уступки требования, предусмотренного соглашением о цессии, определяется материальным правом, применимым не к соглашению между цедентом и цессионарием, а к обязательству между должником и цедентом (первоначальным кредитором). Отмеченное императивное правило приобретает особую актуальность в случаях, когда соглашение о цессии и обязательство, в состав которого входит требование, являющееся предметом уступки, подчинены материальному праву разных государств. В этом плане существенный интерес представляет одно из дел, рассмотренных МКАС, в котором предметом соглашения о цессии, заключенного в 2002 г., охватывалось, по мнению его сторон, требование о возврате суммы, переданной цедентом в долг по договору займа, заключенному между цедентом и должником несколько месяцев спустя. При этом соглашение о цессии регулировалось по договоренности сторон материальным правом Швейцарии, а договор займа - российским материальным правом. По условиям соглашения о цессии цедент уступает цессионарию "все свои настоящие или будущие, условные и/или возможные требования и права в качестве обеспечения выплаты всех настоящих и/или будущих сумм, независимо от наступления срока их уплаты" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 195.

Как указано в полученном МКАС заключении швейцарского юриста, "швейцарское право разрешает неопределенную уступку (неоформленную) долговых обязательств, то есть такого долга, который не существовал на момент заключения договора на уступку (договор на основе того долга еще не был заключен на этот момент), при условии, что будущий долг будет поддаваться определению относительно личности должника по уступленному требованию, его юридического аспекта, а также его суммы на момент совершения этой уступки" <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 197.

Не подвергая сомнению приведенный тезис, МКАС обратил внимание на то, что зафиксированный в соглашении о цессии выбор применимого швейцарского права распространяет свое действие исключительно на обязательственные отношения между цедентом и цессионарием, возникающие по поводу уступки прав требования. Что же касается допустимости уступки прав требования, а также отношений между цессионарием и должником, то данные вопросы должны решаться на основе норм права, применимого к договору займа, заключенного между цедентом и должником, которым в настоящем деле является российское право <1>. -------------------------------- <1> См.: Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 196 - 197.

МКАС отметил, что "в соответствии с правовой позицией, сложившейся в российской доктрине и практике государственных судов, договор уступки права требования, регулируемый положениями Общей части ГК РФ (гл. 24), может считаться заключенным и порождающим правовые последствия только в случае согласования цедентом и цессионарием конкретного индивидуализированного права требования (или совокупности прав требования), являющегося предметом уступки" <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 192.

МКАС сослался на постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по конкретным делам, содержащие "вывод, согласно которому уступка требования, возникшего в рамках длящегося договорного обязательства, возможна, в частности, при условии, что это требование возникло до его уступки. Этот подход соответствует устойчивому мнению, которого придерживается российская юридическая доктрина, исходящая в основном из того, что предметом общегражданской уступки не могут быть гипотетические будущие, не поддающиеся индивидуализации права требования к заранее неизвестным должникам" <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 199.

ГК РФ допускает уступку будущих требований только в отношении договора финансирования под уступку денежного требования (ст. 826), существенно отличающегося от договора займа <1>. -------------------------------- <1> См.: Там же. С. 197 - 198.

В итоге МКАС с полным основанием констатировал, что сам по себе факт наличия соглашения о цессии не мог повлечь впоследствии (в момент заключения договора займа или возникновения обязательства должника по возврату займа) автоматического перехода к лицу, заключившему соглашение о цессии с кредитором, прав требования по договору займа, заключенному между кредитором и должником <1>. -------------------------------- <1> См.: Там же. С. 200.

Придя к выводу, что цессия в данном случае не состоялась, МКАС обратился к анализу отношений между кредитором и должником по договору займа и в ходе разбирательства затронул проблему непреодолимой силы, причем в двух аспектах: как в смысле наличия ее признаков в конкретной ситуации, так и в плане ее юридических последствий. Ответчик, он же должник (белорусская фирма), подтвердивший факт предоставления истцом (кредитором) займа 6 августа 2003 г. и свою обязанность вернуть деньги не позднее 3 ноября 2003 г., обосновывал утверждение о неправомерности требований кредитора о возврате долга ссылкой на то, что "9 сентября 2003 г., т. е. до предусмотренного условиями договора займа срока возврата займа, следователем правоохранительных органов Республики Беларусь, рассмотревшим материалы уголовного дела, на основании уголовно-процессуального законодательства Республики Беларусь было вынесено постановление о приостановлении расчетов ответчика с целым рядом компаний, в том числе с истцом. Таким образом, с точки зрения ответчика, надлежащему исполнению обязательств по договору займа (возврату займа в установленный срок) препятствовали обстоятельства непреодолимой силы (форс-мажорные обстоятельства)" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 203.

МКАС как юрисдикционному органу предстояло установить, может ли указанное постановление следователя рассматриваться в качестве разновидности непреодолимой силы, "то есть чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств" (п. 3 ст. 401 ГК РФ). В решении по делу на этот вопрос дан положительный ответ. По мнению МКАС, "принятие следователем правоохранительных органов Республики Беларусь постановления от 9 сентября 2003 г. о приостановлении расчетов ответчика с истцом в период его действия следует квалифицировать в качестве такого чрезвычайного и непредотвратимого при данных условиях обстоятельства, с которым российское гражданское законодательство (п. 3 ст. 401 ГК РФ) связывает освобождение должника от гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства" <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 205.

Постановление следователя представляет собой акт публичной власти, обязательность которого подкрепляется угрозой привлечения к ответственности, в том числе уголовной. Не подлежит поэтому сомнению, что постановление следователя следует отнести к непреодолимой силе в ее социальном проявлении. МКАС, однако, не ограничился констатацией этого факта, а подчеркнул, что форс-мажорные обстоятельства освобождают должника от гражданско-правовой ответственности, но не от исполнения обязательства. К тому же, как было установлено составом арбитража, "на момент вынесения настоящего решения прекратили действие постановления следователя, запрещавшие проведение расчетов ответчика с истцом, следовательно, в настоящее время отсутствуют какие-либо обстоятельства, препятствующие исполнению ответчиком своего обязательства по возврату займа истцу" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 206.

В итоге, отклонив требования истца о взыскании с ответчика договорной неустойки за просрочку возврата займа (ст. 330 и 811 ГК РФ) и о взыскании убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства (ст. 15 и 393 ГК РФ), поскольку оба этих требования имеют в виду меры ответственности, МКАС сделал вывод о том, что требование истца о взыскании с ответчика основного долга (суммы займа) является обоснованным и подлежит удовлетворению <1>. -------------------------------- <1> См.: Там же. С. 206 - 207.

Как известно, "в МКАС могут по соглашению сторон передаваться: споры из договорных и иных гражданско-правовых отношений, возникающие при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей, если коммерческое предприятие хотя бы одной из сторон находится за границей, а также споры предприятий с иностранными инвестициями и международных объединений и организаций, созданных на территории Российской Федерации, между собой, споры между их участниками, а равно их споры с другими субъектами права Российской Федерации" (п. 1 § 2 Регламента МКАС, утвержденного Торгово-промышленной палатой Российской Федерации 18 октября 2005 г. и введенного в действие с 1 марта 2006 г.) <1>. -------------------------------- <1> В ранее действовавшем Регламенте МКАС аналогичная норма содержалась в п. 2 § 1.

Отсюда следует, что круг сторон, гражданско-правовые споры между которыми могут относиться к подведомственности МКАС, не ограничивается субъектами различной государственной принадлежности. МКАС легитимирован, в частности, на разрешение споров коммерческих организаций с иностранными инвестициями как между собой, так и с другими субъектами российского права. Коммерческие организации с иностранными инвестициями включают совместные предприятия (уставный капитал которых слагается из взносов российских и иностранных участников), а также организации со 100-процентным иностранным капиталом, причем и те, и другие, будучи созданы в установленном порядке на территории Российской Федерации, имеют статус российских юридических лиц <1>. -------------------------------- <1> Сказанное не относится к находящимся в России филиалам и представительствам иностранных фирм. Они представляют собой расположенные на российской территории структурные подразделения иностранных организаций.

Присутствие в их уставном фонде иностранного капитала считается достаточным для заключения соглашения о передаче гражданско-правового спора с их участием в международный коммерческий арбитраж (даже если другая сторона спора является чисто российской организацией). Вместе с тем наличие у них российской гражданской (как и иной) правосубъектности снимает проблему установления применимого к спорным отношениям материального права с помощью коллизионных норм, поскольку отношения между российскими лицами на обеих сторонах регулируются российским правом. Этой позицией руководствуется и МКАС. Обратившись к данному вопросу при рассмотрении одного из дел, МКАС отметил: "Поскольку стороны договора купли-продажи - организации, являющиеся юридическими лицами, созданными и действующими на территории Российской Федерации в соответствии с российским правом, их отношения регулируются российским правом. То обстоятельство, что одна из сторон является организацией со 100-процентным иностранным капиталом, служит в силу Положения о МКАС основанием для рассмотрения спора МКАС, но не для применения к отношениям сторон предписаний Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" о выборе применимого права путем использования коллизионного критерия или для применения Венской конвенции 1980 г., регулирующей отношения между сторонами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах" <1>. -------------------------------- <1> Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. С. 262.

Проведенный краткий обзор решений МКАС по нескольким весьма показательным делам убеждает в том, что юрисдикционная практика МКАС вносит существенный вклад в обеспечение правильного толкования и применения правовых норм, регулирующих внешнеэкономическую деятельность, и тем самым активно способствует дальнейшему развитию отечественной доктрины гражданского и международного частного права.

Название документа