Решения Европейского суда по правам человека в системе источников гражданского и арбитражного процессуального права

(Жилин Г. А.) ("Журнал конституционного правосудия", 2009, N 1) Текст документа

РЕШЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА В СИСТЕМЕ ИСТОЧНИКОВ ГРАЖДАНСКОГО И АРБИТРАЖНОГО ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА

Г. А. ЖИЛИН

Жилин Г. А., судья Конституционного Суда Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.

Цивилистические процессуальные кодексы (ГПК РФ и АПК РФ) в числе формально-юридических источников гражданского и арбитражного процессуального права называют Конституцию РФ, федеральные конституционные законы, федеральные законы, т. е. нормативные правовые акты, изданные от имени государства. Указывают они также на международные договоры с участием Российской Федерации, которые при установлении правил судопроизводства по гражданским делам согласно части 2 статьи 1 ГПК РФ и части 3 статьи 3 АПК РФ имеют приоритет по отношению к нормам внутреннего права. При этом имеются в виду лишь межгосударственные договоры, ратифицированные и введенные в действие на территории Российской Федерации федеральным законом. В данном случае законодатель демонстрирует традиционный для российской правовой системы права подход к пониманию источников права. Однако такой подход подвергается все большему сомнению в теории права, особенно после принятия действующей Конституции РФ, которая вопреки позитивистской традиции не только непосредственно включает в правовую систему страны общепризнанные международные принципы и нормы, воплощающие в себе концепцию естественных прав, но и прямо указывает на естественное происхождение основных неотчуждаемых прав и свобод человека. Их естественно-правовая природа непосредственно влияет на содержание общепризнанных стандартов осуществления правосудия как одного из важнейших элементов в правозащитном механизме. Соответственно, эти стандарты должны воплощаться в правилах судопроизводства вне зависимости от того, нашли они закрепление в нормах позитивного права или нет. Активный поиск новых подходов к познанию сущности права значительно оживил и уже давно ведущуюся в юридической науке дискуссию о роли судебной практики в регулировании общественных отношений. В последние годы он активно обсуждается и в процессуальной литературе, но суть разногласий между представителями различных точек зрения сформировалась в отечественном правоведении еще во второй половине XIX века. Так, проанализировав взгляды российских правоведов того времени, Л. И. Петражицкий в 1910 году отмечал, что многие считают судебную практику особым источником права (видом позитивного права); другие, не отрицая значения судебной практики как источника права, подводят ее под обычное право; некоторые же вообще отрицают значение судебной практики как источника права, указывая, что задача судов состоит не в создании, а в применении действующего права <1>. -------------------------------- <1> См.: Петражицкий Л. И. Общая теория права: Серия классики истории и философии права. СПб., 2000. С. 452.

В современной процессуальной науке также имеются сторонники отнесения сложившейся судебной практики по гражданским делам к разновидности правового обычая, но при исследовании источников гражданского и арбитражного процессуального права этот вопрос является второстепенным, а основная проблема лежат в плоскости соотношения правотворчества и правоприменения в деятельности судов. Соответственно, те авторы, которые рассматривают судебную практику лишь как сферу правоприменения, не рассматривают ее в качестве формально-юридического источника права вообще и процессуального права в частности. Их же оппоненты приходят к противоположному выводу, поскольку полагают, что судам свойственны не только правоприменительные, но и правотворческие функции. Основными творцами судебной практики по применению норм гражданского и арбитражного процессуального права являются суды общей и арбитражной юрисдикции, осуществляющие правосудие по гражданским делам. Однако свой вклад в судебную практику вносят также Конституционный Суд РФ и Европейский суд по правам человека, которые в пределах своих полномочий применяют соответственно Конституцию РФ и Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, которые ГПК РФ и АПК РФ относят к бесспорным источникам гражданского и арбитражного процессуального права России. В решениях этих судов нередко содержатся правила осуществления судопроизводства по гражданским делам применительно к некой типовой ситуации, которые выводятся ими из конституционных и международно-правовых стандартов правосудия, но непосредственно в Конституции РФ и Конвенции о защите прав человека и основных свобод в виде регулятивных норм не сформулированы. Причем оба этих суда в интересах реального обеспечения прав и свобод человека и гражданина иногда демонстрируют достаточно высокую степень усмотрения, что вполне отвечает естественно-правовой составляющей двух названных нормативных правовых актов. Соответственно, их решения следует рассматривать в качестве источника гражданского и арбитражного процессуального права, в обоснование чего автор применительно к решениям Конституционного Суда РФ уже приводил в печати аргументы <2>. Рассмотрим этот тезис подробнее и на примере решений Европейского суда по правам человека, которые имеют свою специфику. -------------------------------- <2> См.: Жилин Г. А. Значение решений Конституционного Суда РФ как источника гражданского и арбитражного процессуального права // Журнал конституционного правосудия. 2008. N 1. С. 22 - 29.

Правовой основой деятельности Европейского суда по правам человека является Конвенция о защите прав человека и основных свобод, ратифицированная Российской Федерацией 30 марта 1998 года. Для России она вступила в действие 5 мая 1998 года - в день сдачи Генеральному секретарю Совета Европы ратификационной грамоты на хранение. Будучи составной частью правовой системы Российской Федерации, названная Конвенция, как и другие международные договоры с участием нашей страны, имеет приоритет перед законом в случае обнаружения коллизии между ними (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ). Это универсальное правило распространяется и на сферу применения норм процессуального права, что применительно к судопроизводству по гражданским делам нашло отражение в части 2 статьи 1 ГПК РФ и части 3 статьи 3 АПК РФ. Соответственно, реализация положений Конвенции в конкретных правоотношениях, в том числе устанавливающих стандарты в сфере правосудия, в Российской Федерации, как и во всех других странах, входящих в Совет Европы, происходит обычно без вмешательства Европейского суда по правам человека, поскольку они должны непосредственно применяться национальными правоприменительными органами, включая суды. Свою деятельность Европейский суд осуществляет на основе принципа субсидиарности, подключаясь к вопросу реализации конвенционных положений лишь в спорных ситуациях, когда были исчерпаны все внутригосударственные средства защиты прав и свобод (п. 1 ст. 35 Конвенции <3>). Это согласуется и с частью 3 статьи 46 Конституции РФ, которая предусматривает право каждого в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека только после исчерпания всех имеющихся внутригосударственных средств правовой защиты. -------------------------------- <3> Здесь и далее в редакции Протокола N 11, вступившего в действие с 1 ноября 1998 года.

Федеральным законом о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод предусмотрено, что Российская Федерация признает ipso facto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией этих договорных актов. В данном случае имеется в виду юрисдикционная деятельность Суда по конкретным делам с участием нашей страны, которая осуществляется с момента передачи ему в установленном порядке вопросов, касающихся толкования и применения конвенционных положений. Такое дело в соответствии со статьями 32 - 34 Конвенции может быть передано на рассмотрение Суда с учетом его компетенции по инициативе любого государства - члена Совета Европы (межгосударственное дело) или любого физического лица, любой неправительственной организации, любой группы частных лиц (дело по индивидуальной жалобе). Очевидно, что на предварительных этапах производства по соответствующему обращению нарушение конвенционных положений может лишь предполагаться, вывод о его наличии или отсутствии делается по результатам рассмотрения конкретного дела в итоговом акте Суда. При этом необходимость принятия мер по устранению нарушения и последствий его в отношении конкретного лица возникает лишь в случае удовлетворения обращения, т. е. признания Судом самого факта нарушения. Именно в таком значении понимается в первую очередь положение пункта 1 статьи 46 Конвенции, согласно которому участвующие в ней государства обязуются исполнять окончательные постановления Суда по делам, в которых они являются сторонами. Однако значение практики Европейского суда для национальных правовых систем было бы неправильным сводить только к обязательности его окончательного постановления для того государства, против которого оно вынесено из-за допущенного им нарушения Конвенции и Протоколов к ней. Нельзя не учитывать при этом, что выводы и аргументы Суда по вопросам толкования и применения конвенционных положений содержатся также в окончательных постановлениях об отказе в удовлетворении обращения о нарушении прав и в иных принимаемых Судом актах. Так, при рассмотрении обращений на нарушение конвенционных прав Европейский суд принимает два основных вида правовых актов, подразделяемых в зависимости от того, завершается дело на этапе разрешения жалобы по существу или решается вопрос о судьбе жалобы на предварительных этапах судопроизводства. К первому виду относятся постановления Палат о разрешении дела по существу или о прекращении производства по делу в случае заключения мирового соглашения по жалобе, которая ранее была объявлена приемлемой, постановления Большой Палаты по делу, переданному на ее рассмотрение в связи с уступкой юрисдикции или по обращению любой из сторон, не согласной с постановлением какой-либо из Палат. При этом в соответствии со статьей 44 Конвенции постановления Большой Палаты становятся окончательными сразу после их принятия, а постановление любой из Палат приобретает такое свойство, если: a) стороны не заявляют, что они будут просить о передаче дела в Большую Палату; или b) после истечения трех месяцев с даты вынесения постановления не поступило обращения о передаче дела в Большую Палату; или c) Коллегия Большой Палаты отклоняет обращение о передаче дела. Второй вид актов включает решения комитетов о неприемлемости жалобы или исключении жалобы из списка подлежащих рассмотрению дел, решения Палат о приемлемости или неприемлемости жалобы или исключении жалобы из списка (прекращении производства по делу), решения Палат об уступке юрисдикции в пользу Большой палаты. Эти акты становятся окончательными с момента их принятия, однако Суд может пересмотреть собственное решение о прекращении производства по делу и принять решение о восстановлении жалобы в списке подлежащих рассмотрению дел, если сочтет, что это оправданно обстоятельствами (п. 2 ст. 37 Конвенции). Вместе с тем термин "решение" применительно к актам Европейского суда по правам человека употребляется в теории и практике также в более широком смысле, как родовое понятие соответствующего судебного акта, принимаемого в процедуре рассмотрения обращения о предполагаемом нарушении Конвенции и Протоколов к ней. Кроме такого рода актов Суд в лице его Большой Палаты может по просьбе Комитета министров Совета Европы выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней (ст. 47 Конвенции). Разумеется, среди всех видов актов Европейского суда по правам человека наиболее востребованными в качестве источника гражданского и арбитражного процессуального права становятся окончательные постановления, в которых сделан вывод о нарушении Конвенции и Протоколов к ней применительно к обстоятельствам конкретного дела. Поскольку Судом рассматривается жалоба о нарушении прав конкретного лица (лиц), исполнение постановления подразумевает в первую очередь принятие мер индивидуального характера, направленных на устранение нарушений, на которые указано в постановлении, а также на выплату суммы, присужденной в качестве справедливой компенсации (ст. 41 Конвенции). Однако правовое значение такого постановления выходит за рамки конкретного дела заявителя. Так, Европейский суд по правам человека неоднократно отмечал, что постановление о признании нарушения конвенционных прав налагает на государство-ответчика юридическую обязанность не только произвести выплаты, присужденные в качестве справедливой компенсации, задействовать при необходимости индивидуальные меры для восполнения ущерба конкретному лицу нарушением его прав, но и принять меры общего характера для прекращения подобных нарушений в рамках национальной правовой системы <4>. Эта позиция Суда активно реализуется и в практике взаимоотношения с Российской Федерацией. -------------------------------- <4> См.: Де Сальвиа М. Прецеденты Европейского суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящиеся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 г. СПб., 2004. С. 938 - 946.

Например, Комитет министров Совета Европы, реализуя предусмотренные пунктом 2 статьи 46 Конвенции полномочия, 8 февраля 2006 года в рамках контроля за исполнением Постановлений Европейского суда по правам человека по делу Рябых против Российской Федерации от 24 июля 2003 года и по делу Волкова против Российской Федерации от 5 апреля 2005 года принял специальную Промежуточную Резолюцию Res DH (2006) относительно нарушений принципа правовой определенности в процедуре судебного надзора в российском гражданском судопроизводстве <5>. Резолюция не содержит претензий к Российской Федерации по поводу непринятия мер по исполнению названных постановлений в отношении конкретных заявителей, к этому и не было каких-либо оснований. Однако в ней делается вывод о несоответствии принципу правовой определенности, как его толкует Европейский суд применительно к обстоятельствам конкретных дел, существующей процедуры надзора как таковой. Причем затронутая проблема рассмотрена в комплексе, и предложения об ограничении надзорного производства в целях преобразования его в действительно исключительное средство для устранения дефектов правосудия сопровождаются рекомендациями по совершенствованию судебной системы, повышению качества правосудия, создания эффективного механизма исправления судебной ошибки через процедуру обычной жалобы до вступления решения в законную силу. -------------------------------- <5> www/coe. int

Резолюция содержит призыв, адресованный в первую очередь к законодателю, в приоритетном порядке провести реформу гражданского судопроизводства с целью обеспечения полного соблюдения принципа правовой определенности, установленного Конвенцией, как это истолковано в постановлениях Европейского суда по правам человека. Это иллюстрирует роль практики названного Суда, а также соответствующего сегмента системы международных отношений Российской Федерации как содержательного (сущностного) источника гражданского и арбитражного процессуального права <6>. Однако положения Резолюции имеют непосредственное отношение и к судам, которые при осуществлении правосудия обязаны непосредственно применять Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и Протоколы к ней в их истолковании Европейским судом <7>. -------------------------------- <6> О необходимости подразделения источников процессуального права на формально-юридические и содержательные см.: Жилин Г. А. Указ. соч. С. 22, 29. <7> См. в связи с этим: Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 г. N 2-П // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2007. N 1 и 3.

Как указывалось, названная Резолюция была принята в рамках контроля за исполнением постановлений Европейского суда по правам человека по конкретным делам против Российской Федерации. Соответственно, она отталкивается от его правовых позиций, сформулированных применительно к данным конкретным делам, но содержит также суждения и выводы, которые основаны на практике Суда и по другим делам. Это означает, что сформулированные в Резолюции правоположения практики имеют более широкое значение по отношению к правовым позициям, которые содержатся в решениях Европейского суда по конкретному делу. Однако правила, сформулированные Комитетом министров Совета Европы в Резолюции, также являются обязательными для российских судов при рассмотрении аналогичных дел, как и правовые позиции Европейского суда, поскольку их неисполнение может также привести к принятию решений против Российской Федерации в связи с нарушением ею конвенционных прав. Не случайно сам Суд в последующих решениях с участием нашей страны в обоснование своих выводов дословно приводит текст названной Резолюции от 8 февраля 2006 года <8>. -------------------------------- <8> См., например: п. 17 Постановления от 2 ноября 2006 года по делу Нелюбин против России // Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2007. N 8.

Если обязательность для российских судов окончательных постановлений Суда в части признания факта нарушения конвенционных прав со стороны Российской Федерации непосредственно выводится из требований статьи 46 Конвенции и Федерального закона от 30 марта 1998 года о ее ратификации, то по отношению к другим его решениям, как и к актам Комитета министров Совета Европы, это не так очевидно. В частности, при констатации отсутствия нарушений применительно к обстоятельствам конкретного дела окончательное постановление Суда в соответствующей части или в целом вообще не требует специальных мер по исполнению. Не возлагают какие-либо обязанности на Российскую Федерацию в сфере спорных отношений и его промежуточные решения. Однако при всем том окончательные постановления об отказе в удовлетворении обращения о нарушении конвенционных прав всегда содержат аргументы и выводы Европейского суда по вопросам толкования и применения Конвенции, часто они включаются и в содержание иных его решений. Например, по делу Викторов против Российской Федерации заявитель ссылался на нарушение его права на справедливое судебное разбирательство (п. 1 ст. 6 Конвенции), указывая, в частности, на отсутствие возможности ознакомиться с документом, представленным в качестве письменного доказательства другой стороной судебного спора. С учетом этого довода Европейский суд в решении от 14 января 2003 года со ссылкой на свои прецеденты указал, что принцип справедливого разбирательства по делу предполагает, помимо прочего, право на состязательное разбирательство, согласно которому стороны должны иметь возможность не только знакомиться с любыми доказательствами, необходимыми для поддержания их позиции, но также знать обо всех приведенных доказательствах и представленных доводах и изложить свое мнение по ним, поскольку это может повлиять на решение. Более того, сторона судебного разбирательства должна иметь возможность ознакомиться с доказательствами до начала рассмотрения дела в суде, а также возможность выразить свое мнение об их наличии, содержании и подлинности в надлежащей форме и в надлежащее время, при необходимости, заблаговременно в письменном виде. При всем том Суд, отметив непоследовательность заявителя, представившего при изложении фактов две версии нарушения своего права, признал жалобу неприемлемой вне зависимости от того, какая версия является верной, поскольку судебное решение не содержало каких-либо ссылок на указанный документ, не было прямо на нем основано. С учетом этого был сделан вывод, что характер и важность доказательства нельзя относить к таковым, чтобы предполагаемое непредставление его заявителю сделало судебное разбирательство в целом несправедливым <9>. -------------------------------- <9> См.: Европейский суд по правам человека и Российская Федерация: постановления и решения, вынесенные до 1 марта 2004 г. М., 2005. С. 164 - 167.

Очевидно, что значение приведенного решения выходит далеко за рамки констатации факта о неприемлемости жалобы конкретного заявителя. Основная его ценность состоит именно в том, что применительно к использованию судебных доказательств в конкретном деле оно содержит толкование Европейского суда по правам человека содержания права на состязательное разбирательство как одной из необходимых составляющих права на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в пункте 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Если исходить только из текста статьи 46 Конвенции и Федерального закона от 30 марта 1998 года о ее ратификации, то формально не являются обязательными для органов государственной власти Российской Федерации, в том числе и судов, и решения Европейского суда по правам человека, принятые по делам с участием других государств. В то же время они содержат аргументы и выводы Суда по вопросам толкования и применения конвенционных положений применительно к фактическим ситуациям, которые могут возникнуть и по российским делам. При этом в своей практике сам Суд придерживается собственных правовых позиций вне зависимости от субъектного состава разрешаемых дел. Не случайно почти во всех решениях против Российской Федерации в обоснование своих выводов он ссылается на прецеденты, сформулированные при разрешении дел с участием других государств <10>. -------------------------------- <10> См., например: пункты 51, 54, 56, 60 - 62 мотивировочной части Постановления от 29 января 2004 года по делу Кормачева против Российской Федерации // Европейский суд по правам человека и Российская Федерация: Постановления и решения, вынесенные до 1 марта 2004 г. М., 2005. С. 39 - 48.

Из приведенных аргументов следует очевидный вывод, что применение в нашей стране Конвенции и Протоколов к ней вопреки правовым позициям Европейского суда по правам человека независимо от национальной принадлежности участников конкретного дела и вида правового акта, в которых они сформулированы, приводило бы к искажению действительного смысла конвенционных норм и к нарушению защищаемых данными актами прав и свобод человека и гражданина. Любая жалоба на Российскую Федерацию в связи с этим неизбежно влекла бы ответственность государства. Соответственно, такие решения как формулирующие правила общего характера для разрешения типичных ситуаций также обязательны для российских судов. Именно так следует понимать разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, которое содержится в пункте 10 Постановления от 10 октября 2003 года N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации". Согласно ему применение судами Конвенции о защите прав и основных свобод должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого ее нарушения. Очевидно, что в данном случае имеется в виду практика Суда по всем делам вне зависимости от страны - участницы конкретного спора. С учетом этого необходимо трактовать и пункт 11 названного Постановления, в котором со ссылкой на пункт 1 статьи 46 Конвенции обосновывается обязательность только окончательных постановлений Европейского суда. В связи с этим нельзя не сослаться на практику Конституционного Суда РФ, который при оценке роли практики Европейского суда по правам человека в правовой системе страны часто употребляет термин "решение" в его широком значении безотносительно к государственной принадлежности участников производства. Например, в пункте 2.1 мотивировочной части упоминавшегося ранее Постановления от 5 февраля 2007 года N 2-П Конституционный Суд указал, что, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, решения Европейского суда по правам человека - в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами - при применении соответствующих норм. При этом в обоснование своих выводов он сослался на решения Европейского суда, принятые не только с участием Российской Федерации, но и с участием других государств. При характеристике правовой природы решений Европейского суда по правам человека распространенным является мнение об их прецедентном значении. Однако при этом существуют расхождения относительно того, следует ли рассматривать решения Суда в качестве формально-юридического источника российского права или они таковыми не являются <11>. Не вдаваясь в детали этой дискуссии, которая с повтором, по существу, одних и тех же аргументов ведется в современной юридической литературе на протяжении многих лет, как уже указывалось, будем исходить из того, что решения Европейского суда по правам человека реально выступают в роли формально-юридического источника права, включая его процессуальные отрасли. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Статья Е. А. Ершовой, В. В. Ершова "Прецеденты толкования Европейского суда по правам человека" включена в информационный банк согласно публикации - Антология научной мысли: К 10-летию Российской академии правосудия: Сборник статей / Отв. ред. В. В. Ершов, Н. А. Тузов. Статут, 2008. ------------------------------------------------------------------ <11> См., например: Канашевский В. А. Прецедентная практика Европейского суда по правам человека как регулятор общественных отношений в Российской Федерации // Журнал российского права. 2003. N 4. С. 122 - 126; Самостоятельность и независимость судебной власти Российской Федерации / Под ред. В. В. Ершова. М., 2006. С. 147 - 171; Зверев Д. В. Новые источники гражданского процессуального права в свете Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Европейская интеграция и развитие цивилистического процесса в России. М., 2006. С. 22; Марченко М. Н. Юридическая природа и характер решений Европейского суда по правам человека // Государство и право. 2006. N 2. С. 11 - 19; Ершов В. В. Прецеденты толкования Европейского суда по правам человека // Российское правосудие. 2007. N 1. С. 22 - 33.

Решения Суда, которые содержат общеобязательный образец для российских судов при разрешении аналогичных дел, вырабатываются в процедуре применения и толкования Конвенции и Протоколов к ней, однако в результате толкования конвенционных норм, без чего невозможно их применение, очень часто создаются новые правила поведения общего характера, рассчитанные на применение во всех сходных ситуациях. Они неразрывно связаны с Конвенцией, поскольку пронизаны ее духом и принципами, действуют с ней в единстве, вместе с тем приобретают значение относительно самостоятельного регулятора общественных отношений, имеющего нормативный характер. В этом нет ничего необычного, примерно в таком же соотношении в российской правовой системе находится Конституция РФ и нормы иного корреспондирующего ей законодательства, что не лишает соответствующие отраслевые законодательные акты статуса самостоятельного источника права. Решения Европейского суда по правам человека включаются в российскую систему права, причем происходит это в соответствии с волей законодателя, признавшего в акте о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод обязательность юрисдикции Суда по делам с участием Российской Федерации. Однако решения Европейского суда содержат не только результат разрешения конкретного спора против России или другого государства, но и прецеденты нормативного толкования конвенционных положений применительно к определенной фактической ситуации. Такие прецеденты, выступающие в роли образца при разрешении сходных ситуаций, и становятся обязательными при выполнении положений данного международного договора всеми его участниками <12>. -------------------------------- <12> См.: Бондарь Н. С. Конвенционная юрисдикция Европейского суда по правам человека в соотношении с компетенцией Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. 2006. N 6. С. 115 - 116.

Правотворческая функция Европейского суда наглядно проявляется при сопоставлении отдельных конвенционных норм и выработанных на их основе прецедентов. Например, согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностей или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Одна же из интерпретаций этого права сформулирована в прецеденте Европейского суда следующим образом: право на суд, частным аспектом которого является право на доступ, не является абсолютным и может быть подвергнута молчаливо допускаемым ограничениям, особенно в отношении условий приемлемости жалобы, так как по самой своей природе оно требует регулирования со стороны государства, которое пользуется в этом отношении определенной свободой усмотрения; тем не менее право на доступ к правосудию не может быть ограничено таким образом или до такой степени, что сама его сущность оказывается затронутой; наконец, эти ограничения будут соответствовать пункту 1 статьи 6 при условии, что они имеют законную цель и что существует разумная соразмерность между используемыми средствами и поставленной целью <13>. -------------------------------- <13> См.: Де Сальвиа М. Указ. соч. С. 286.

Сравнение приведенных положений показывает, что прецедент Суда в данном случае в целях выработки эффективных гарантий защиты конвенционного права на справедливое судебное разбирательство явно выходит за пределы понимания толкования правовой нормы лишь как уяснения права для себя и разъяснения его для других. В действительности его результатом стала выработка правил, определяющих порядок осуществления правосудия, которые не были сформулированы непосредственно в пункте 1 статьи 6 Конвенции. К этому следует добавить, что предпосылки к выработке новых норм обусловлены не только стремлением обеспечить защиту не теоретических и призрачных прав, а прав конкретных и действительных, но также и тем, что в своей практике Суд последовательно исходит из понимания Конвенции как документа, подлежащего толкованию в свете сегодняшних дней, в связи с чем ее положения не должны толковаться только в соответствии с намерениями их авторов <14>. Такое эволютивное толкование приводит к пересмотру Европейским судом по правам человека и собственных прецедентов. -------------------------------- <14> См.: Там же. С. 34, 40 - 47.

При характеристике роли Европейского суда по правам человека в правовой системе страны в судебной практике и теории наряду с термином "прецедент" употребляется и термин "правовая позиция". В частности, о правовой позиции Европейского суда по правам человека говорится в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 года N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации". По сути, оба эти термина в данном случае выражают одно и то же правовое явление, а именно сформулированное Судом при разрешении конкретного дела на основе толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод универсальное положение, выступающее в роли общеобязательного для стран - участниц этого международного договора образца (правила общего характера) при разрешении аналогичных дел. В силу своей универсальности оно оказывается применимым для разрешения группы однородных дел <15>. Применительно к российской правовой системе это обязательное для всех субъектов в Российской Федерации правоположение, в котором содержится толкование Судом положений Конвенции и Протоколов к ней применительно к конкретным фактам осуществления прав и свобод, гарантированных в соответствии с данным международным договором. Соответственно, правовые позиции Европейского суда подлежат применению российскими судами при разрешении всех аналогичных дел. При этом решение Европейского суда соотносится с прецедентом и правовой позицией как форма и содержание. Соответственно, прецедентное значение имеет не решение Суда как таковое, а выраженная в нем правовая позиция. -------------------------------- <15> См.: Гаджиев Г. А. Правовые позиции Конституционного Суда РФ как новый источник российского гражданского права // Закон. 2006. N 11. С. 24.

Основные правовые позиции Суда, касающиеся порядка осуществления правосудия по имущественным спорам, в обобщающем виде приведены в информационном письме Высшего Арбитражного Суда РФ от 20 декабря 1999 года N С1-7/СМП-1341 "Об основных положениях, применяемых Европейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие" <16>. -------------------------------- <16> Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2000. N 2.

В частности, применительно к праву доступа к суду Европейский суд по правам человека последовательно проводит позиции, согласно которым имущественным правам частных лиц должна быть обеспечена судебная защита, отказ в правосудии запрещен, рассмотрению спора не должны препятствовать чрезмерные правовые и практические преграды (т. е. усложненные или формализованные процедуры принятия и рассмотрения исковых заявлений, недоступность адвокатской помощи, отсутствие упрощенных процедур для рассмотрения несложных дел, а также дел о правах, требующих оперативной (быстрой) защиты). Относительно права на рассмотрение любого имущественного спора независимым судом сформулированы позиции, согласно которым судом признается орган государственного правосудия, созданный на основании закона и компетентный рассматривать данную категорию имущественных споров, в равной степени независимый от как от законодательной и исполнительной власти, так и от сторон, участвующих в споре, способный профессионально оценивать юридические факты и толковать нормативные акты. Для обеспечения реализации права на разрешение спора беспристрастным судом выработаны позиции, согласно которым судьи должны внушать доверие участникам процесса и всему обществу, их непредвзятость должна быть видимой, явной, исключать какие-либо сомнения в их беспристрастности. Применительно к праву на справедливое судебное разбирательство любого имущественного спора сформулирована позиция, согласно которой оно признается справедливым при условии обеспечения равного процессуального положения сторон, участвующих в споре. Относительно обеспечения возможности быть выслушанным судом выработаны позиции, согласно которым суд обязан подробно уведомлять лиц, защищающих свои частные права, на понятном им языке о времени и месте судебного заседания, предоставить возможность защищать свои права лично или через своих представителей, а также получать помощь переводчиков, свободно представлять доказательства, подтверждающие их права. Применительно к праву на открытое разбирательство спора сформулированы позиции, согласно которым вопросы фактических обстоятельств дела должны рассматриваться в присутствии спорящих сторон и других заинтересованных в исходе спора лиц, представители общественности и средств массовой информации не допускаются в судебное заседание лишь с мотивировкой такого запрета моральными обоснованиями и нормами, защищающими государственную тайну, независимо от этого обстоятельства соблюдение публичности обязательно при объявлении мотивированного решения. Значение решений Европейского суда по правам человека для российского правосудия не ограничивается тем, что они выступают в роли формально-юридического источника права. Признание Российской Федерацией его юрисдикции обязательной дает основания рассматривать практику этого Суда и как один из содержательных источников российского права, указывающих на основные направления его реформирования. Она позволяет привлечь внимание к несовершенным нормам отечественного законодательства, не соответствующим стандартам Конвенции о защите прав человека и основных свобод, побуждает к принятию мер по устранению недостатков в российской правовой системе.

Название документа