Презумпции против коррупции

ПРЕЗУМПЦИИ ПРОТИВ КОРРУПЦИИ

А. АЛЕКСЕЕВ

Алексеев А., доктор юридических наук, профессор, Академия Генеральной прокуратуры РФ.

Проблема коррупции, борьбы с нею настолько сложна, что принимаемые в этой сфере решения нередко требуют не только узкоспециального (отраслевого) обоснования, но и обращения к фундаментальным правовым (и даже не только правовым) ценностям. К их числу, безусловно, относится категория правовых презумпций. Презумпция в переводе с латыни буквально означает "предположение, основанное на вероятности" <1>. -------------------------------- <1> См., напр.: Дмитриев Ю. А., Шапкин М. А. Правоохранительные органы. М., 2005. С. 78.

Юридически более содержательно понимание презумпции как предположения, косвенно или прямо закрепленного в правовой норме, в соответствии с которым определенный порядок вещей признается нормальным, пока не доказано обратное <2>. -------------------------------- <2> Кибальник А. Г. О системном характере презумпции вменяемости // Системность в уголовном праве. Материалы II Российского конгресса уголовного права. М., 2007. С. 178.

Из всех правовых презумпций наиболее известная, детально регламентированная в законодательстве, широко обсуждаемая и применяемая - презумпция невиновности обвиняемого (подозреваемого). В то же время другие правовые презумпции, в том числе презумпции виновности, остаются в тени и применительно к антикоррупционной проблематике обычно не рассматриваются. А необходимость в этом есть, прежде всего, в связи с понятием незаконного обогащения, которое закреплено в ст. 20 Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции от 31 октября 2003 г. В этом международно-правовом документе, ратифицированном Российской Федерацией, оно определяется как "значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать". Де-факто типичный пример такого рода ситуаций, многократно тиражируемых на бескрайних просторах России (около каждого крупного города есть своя Рублевка), выглядит так: чиновник (действующий или ушедший в отставку) столь преуспел в рекомендованном ему отцами реформ обмене власти на собственность, что при ежемесячной зарплате в 2 - 3 тыс. долларов США (а в недалеком прошлом и того меньше), не имея никаких других легальных источников дохода, проживает в принадлежащем ему или его близким особняке стоимостью в миллион и более долларов, возведенном на участке земли, где одна сотка оценивается в десятки, а то и в сотни тысяч у. е. Ездят он и его домочадцы на дорогущих иномарках, включая "Бентли" и "Роллс-ройсы", при желании "благородное семейство" может иметь в собственности яхту, летательный аппарат, коротать досужее время в Куршавеле или Ницце, повергая там в изумление экономных местных жителей безумными тратами, и т. д., и т. п. И пока такой "порядок вещей" считается юридически нормальным. Хотя по всем божеским законам должно быть иначе. Но для этого потребуются серьезные изменения законов человеческих (юридических). Общая направленность таких изменений в разумном ограничении в интересах общества "суверенитета" и прав, а если называть вещи своими именами, - непомерного корыстолюбия и своеволия облеченных доверием общества лиц, развившиеся "хватательные" инстинкты которых стали подлинным национальным бедствием. Цена вопроса с учетом численности и статуса тех, кому обсуждаемые далее законодательные новации могут создать определенные неудобства и лишения, такова, что нетрудно предвидеть, какое бешеное сопротивление эти новации встретят еще на стадии разработки, а особенно - в процессе применения. Несомненно, в ход пойдет самая беспардонная социальная демагогия с участием депутатов и других VIP-персон; будут задействованы ангажированные СМИ; наняты самые бойкие журналисты и иные властители дум радикально-либерального толка; в делах, которым суждено обойти все судебные инстанции, включая Конституционный Суд РФ и Европейский суд по правам человека, поучаствуют самые именитые адвокаты. Вот почему законодательные решения по обсуждаемому вопросу требуют самой тщательной, воистину филигранной проработки и предварительно обстоятельного обсуждения. Наши суждения по этому вопросу отнюдь не претендуют на бесспорность и еще меньше на то, чтобы считаться целостным, законченным вариантом его решения. Они, скорее, лишь приглашение к дискуссии по острой, весьма злободневной теме. Прежде всего, необходимо отметить, что рекомендация Конвенции ООН о возможности признания незаконного обогащения (в том виде, в котором оно сформулировано в ее ст. 20) преступлением не может быть принята, как противоречащая Конституции РФ. Криминализация в национальном законодательстве незаконного обогащения означала бы возложение на обвиняемого (подозреваемого) в преступлении бремени доказывания, что в силу ч. 2 ст. 49 Конституции РФ недопустимо <3>. -------------------------------- <3> К слову, в ФЗ от 8 марта 2006 г. "О ратификации Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции" оговорки на сей счет не сделано. И это, на наш взгляд, не случайно: в целом позиция российских законодателей по проблеме борьбы с коррупцией не отличается четкостью, целеустремленностью и последовательностью. Характерно, что США отказались от подписания Конвенции, в том числе со ссылкой на неприемлемость, как противоречащего Конституции США положения об обязанности чиновника доказывать правомерность чрезмерного обогащения. См.: Лукашук И. И. Международно-правовые формы борьбы с коррупцией // Коррупция: политические, экономические, организационные и правовые проблемы: Сборник материалов Международной научно-практической конференции. М., 2001. С. 89.

Следует также учесть, что в соответствии с КоАП РФ (ст. 1.5) презумпция невиновности распространяется и на административно-правовые отношения, в частности, лицо, привлекаемое к административной ответственности, не обязано доказывать свою невиновность. Означает ли это, что институту незаконного обогащения (в том виде, в каком он изложен в ст. 20 Конвенции ООН) закрыт путь в российское законодательство? Нет, не означает. На наш взгляд, незаконное обогащение в формулировке Конвенции ООН может и должно рассматриваться в качестве отдельного (обособленного) вида правонарушения <4>. Скорее всего, поскольку речь идет о регулировании имущественных отношений, - гражданского. Точнее сказать, преимущественно гражданского, как напрямую связанного с центральным институтом гражданского права - правом собственности. Связь незаконного обогащения и права собственности представляет собой своего рода отрицательную кооперацию. Незаконное обогащение - это оспариваемая и в конце концов признаваемая нелегитимной собственность. При признании обогащения незаконным право субъекта на присвоение предметов материального мира, владение, пользование и распоряжение имуществом в установленном законом порядке должно быть аннулировано. -------------------------------- <4> Некоторые авторы предлагают ввести в уголовное законодательство Российской Федерации норму о коррупционном обогащении, понятие которого в их трактовке в основном совпадает с определением незаконного обогащения, данным в ст. 20 Конвенции ООН (Кузнецова Н. Мнение ученых о реформе УК (или qui prodest?) // Уголовное право. 2004. N 1. С. 27; Борков В. Проблемы криминализации коррупционного обогащения в России // Уголовное право. 2007. N 2. С. 31).

Констатируя преимущественно гражданско-правовую природу незаконного обогащения, необходимо вместе с тем отметить наличие у него признаков междисциплинарного (межотраслевого) юридического института (что делает его и в данном отношении весьма похожим на институт собственности). Это, к примеру, проявляется в том, что некоторые нормы, касающиеся незаконного обогащения (особенно в части мер ответственности за него), могут и должны быть вкраплены в иные, помимо гражданского, отрасли права (законодательства): трудовое, налоговое, финансовое, о государственной службе и т. д. В частности, к лицу, виновному в незаконном обогащении, могли бы применяться такие меры, как увольнение от должности, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, штраф (не в виде неустойки или пени). Сложный междисциплинарный характер института незаконного обогащения проявляется также в том, что он, при его узаконении в качестве самостоятельного вида правонарушений, будет представлять собой своего рода симбиоз вещного (право собственности, его нарушение) и обязательственного (обязательства, их неисполнение) права. При этом, как уже отмечалось в литературе в связи с проблемами противодействия коррупции, в известный гражданскому праву институт обязательств вследствие неосновательного обогащения (гл. 60 ГК РФ) должны быть внесены определенные корректировки. В частности, "целесообразно законодательно расширить содержание понятия необоснованного обогащения, закрепить в качестве потерпевшей стороны (применительно к п. 1 ст. 1102 "Обязанность возвратить неосновательное обогащение" ГК РФ. - А. А.) неопределенный круг лиц или общество в целом" <5>. -------------------------------- <5> Скобликов П. А. Действенный механизм изъятия незаконных доходов как способ борьбы с коррупцией и организованной преступностью // Коррупция: политические, экономические, организационные и правовые проблемы. С. 393. Заметим, что в действующей редакции ст. 1102 ГК РФ в качестве потерпевшего фигурирует лишь индивидуально-определенное (физическое или юридическое) лицо.

Гражданскому праву и процессу известны презумпции вины: презумпция вины причинителя вреда (ст. 1064 ГК), презумпция вины должника, нарушившего обязательства (ст. 401 ГК). В соответствии с этими презумпциями на причинителя вреда, на должника, нарушившего обязательство, возлагается бремя доказывания своей невиновности <6>. -------------------------------- <6> См.: Гражданское процессуальное право: Учебник / Под ред. М. С. Шакарян. М., 2004. С. 174.

На наш взгляд, близко к названным презумпциям по своей юридической природе могла бы стать (разумеется, в случае специального закрепления в гражданском и гражданско-процессуальном законодательстве) и презумпция, которую можно условно назвать презумпцией незаконного (незаконности) обогащения, трактуемого в том смысле, который придан ему в ст. 20 Конвенции ООН. В результате предлагаемой интерпретации норм действующего законодательства и предложений de leqa ferenda могла бы быть сформирована необходимая и достаточная (прежде всего, в смысле полноты и прочности) правовая база для изъятия в доход государства в порядке гражданского судопроизводства средств, законность получения которых не имеет подтверждения. Это привело бы к разумно дозированному усилению публичного начала в гражданском праве, которое, вопреки достаточно распространенным представлениям, отнюдь не сводимо к частному праву (не является синонимом последнего). Предлагая имплементировать норму ст. 20 Конвенции ООН в российское законодательство в части определения незаконного обогащения (без восприятия положения о его криминализации), мы отдаем себе отчет, что в этой норме фигурируют оценочные понятия, создающие, как известно, определенные трудности в правоприменении. Это значительное увеличение активов, разумный образ обоснования их превышения над законными доходами. Но не следует преувеличивать такие трудности. Применительно к понятию "значительное" избежать их несложно путем использования уже имеющегося опыта его интерпретации в ценовых исчислениях, накопленного при конструировании действующих правовых норм. Кстати, отдельно следовало бы обсудить вопрос об установлении ответственности не за всякое незаконное обогащение, а лишь за такое, которое совершено в крупном и особо крупном размерах, нижние пороги которых следует определить в законе. При этом порядок цифр должен быть иным (более высоким), чем тот, который используется, например, в уголовном праве для определения в стоимостном выражении понятий "значительный ущерб", "крупный размер", "особо крупный размер" (примечания к ст. ст. 158, 169 УК и др.). Что касается критерия разумности, то к нему пора привыкать как российским законодателям, так и правоприменителям. Если мы по-прежнему будем увлекаться самой изощренной юридической казуистикой, порой доводя ее до полного абсурда, как произошло, скажем, в случае узаконения в УПК РФ образцов бланков процессуальных документов, то придется признать, что нам с европейской правовой системой не по пути. Например, в решениях и других материалах Европейского суда по правам человека довольно часто (и, на наш взгляд, вполне обоснованно) используется критерий разумности (разумное обоснование, разумные сроки, разумное вмешательство, разумные действия при осуществлении дискреционных полномочий и т. п.) <7>. -------------------------------- <7> Европейский суд по правам человека. Избранные решения в двух томах. Т. 1 / Председатель редколлегии В. А. Туманов. М., 2000. С. 8, 11, 112, 205, 206 и др.

Предлагаемые меры, касающиеся правовой оценки и реагирования на незаконное обогащение, должны, разумеется, осуществляться в строгом правовом порядке, обеспечивающем законность и обоснованность всех решений и действий властей, исключающем ущемление законных интересов личности. Эти меры ни в малейшей степени не могут напоминать борьбу с нетрудовыми доходами, имевшую место в недалеком прошлом, а тем более - действия по пресловутому лозунгу "грабь награбленное". В законе должны быть четко определены специальные субъекты данного правонарушения - публичные должностные лица. И только они, а не все, как говорилось прежде, живущие не по средствам. Разрешение дел о незаконном обогащении следует отнести к прерогативе суда общей юрисдикции, действующего в порядке гражданского судопроизводства с соблюдением всех процессуальных гарантий за некоторыми исключениями, которые исчерпывающим образом должны быть оговорены в законе (например, касающимися положений о бремени доказывания). Возможно, установить, что такие дела (в силу их сложности и большой общественной значимости) передаются на рассмотрение по существу (по первой инстанции) в суды субъектов РФ. Как вариант, за этими судами оставить рассмотрение дел о незаконном обогащении в особо крупном размере, а рассмотрение дел о незаконном обогащении в крупном размере производить в районных судах. Оговорить в законе, что применение судом мер взыскания за незаконное обогащение, одноименных с соответствующими видами уголовного наказания, не влечет судимости. Проведение проверки по фактам незаконного обогащения возложить на прокурора, предусмотрев его обязательное участие в рассмотрении дела судом. Поводами для начала проверок определить: заявления о незаконном обогащении, сообщения об этом правонарушении, полученные из других источников, включая результаты оперативно-розыскной, прокурорско-надзорной и иной правоохранительной деятельности, публикации в средствах массовой информации. Для заявлений и сообщений установить процедурные правила, близкие к действующим в уголовном процессе. В частности, оговорить, что заявление, автор которого неизвестен (анонимное либо подписанное вымышленной фамилией), не может быть поводом для производства проверки. Основанием для начала проверки считать наличие фактических данных, достаточных для вероятного вывода о факте рассматриваемого правонарушения (совершении деяния, содержащего признаки незаконного обогащения). Возможно, следует обсудить и решить в законодательном порядке вопрос об обязательности получения по делам этой категории заключения независимых экспертов (профессиональных оценщиков, специалистов в области финансов, бухгалтерского учета, строительства и др.). В целом предлагаемые меры, касающиеся как материально-правовых, так и процессуальных аспектов проблемы, не противоречили бы фундаментальным правовым принципам и установлениям, включая соответствующие положения Основного Закона. Нелишне заметить, что эти меры, взятые в комплексе, определенным образом корреспондируют с предусмотренной в ч. 2 ст. 15 Конституции РФ обязанностью соблюдать Конституцию РФ и законы, которая возлагается, среди прочих субъектов, на всех должностных лиц и граждан. Что касается презумпции невиновности лиц, обвиняемых (подозреваемых) в совершении преступлений, то она не имеет совершенно никакого отношения к ситуациям правовой оценки и реагирования в порядке гражданского судопроизводства на незаконное обогащение, понимаемое изложенным выше образом. Мы сознательно заостряем внимание на этом вопросе, поскольку довольно часто и активно, даже назойливо эта презумпция толкуется расширительно, с распространением на сферы правоотношений, где она заведомо не действует. Статья 49 Конституции РФ, посвященная презумпции невиновности (правда, без употребления данного термина), со всей определенностью связывает этот принцип правосудия лишь со сферой реализации норм уголовного права и, соответственно, с уголовно-процессуальными отношениями. В ней говорится об обвиняемом (уголовно-процессуальный термин) в совершении преступления (уголовно-правовой термин), а не о правонарушении, правонарушителе, лице, привлеченном к юридической ответственности, и т. п. Положения российского Основного Закона в полной мере соответствуют нормам международно-правовых актов и основополагающих политико-правовых документов, начиная с Декларации прав человека и гражданина, принятой в XVIII в. в ходе Великой французской революции, где впервые была сформулирована в качестве крупного достижения человеческой цивилизации рассматриваемая презумпция. Во Всемирной декларации прав человека 1948 г. провозглашено, что именно "обвиняемый в совершении преступления имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком...". Декларация прав и свобод человека и гражданина, принятая на заре современной российской государственности (1991 г.), гласит: "Каждый обвиняемый в уголовном преступлении считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке... обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность...". Именно в Уголовно-процессуальном кодексе конституционные положения, составляющие суть презумпции невиновности обвиняемого (подозреваемого), получили свое развитие и конкретизацию (ст. 14). Казалось бы, все предельно ясно и понятно. Тем не менее тень на плетень наводится и в ясный день. И надо сказать, что наступление на публичные (общественные) интересы под флагом гипертрофированных прав индивидов, осуществляемое с использованием расширительного толкования презумпции невиновности обвиняемого (подозреваемого), идет довольно активно и весьма широким фронтом. Происходит это по-разному и на различных уровнях. Так, в теории права предпринимаются попытки сформулировать применительно ко всем отраслям права презумпцию невиновности гражданина, т. е. любого лица, привлекаемого к юридической ответственности любого вида (не только уголовной) <8>. Но где сформулирована такая презумпция? В Конституции РФ ее нет. То, что есть по этому вопросу в Конституции, в актах, на которых она базируется, как уже отмечалось, однозначно относится к сфере реализации норм уголовного права и уголовно-процессуальным отношениям. Нет ничего подобного и ни в одной из отраслей права (кроме административного), да и формулирование в отдельных отраслях права положений, обязательных для всей правовой системы, было бы недопустимым юридическим нонсенсом. -------------------------------- <8> См., напр.: Общая теория права. Курс лекций / Под общей ред. В. К. Бабаева. Нижний Новгород, 1993. С. 471.

Так что, поскольку речь идет о правовой презумпции (а не о предположениях, например, формулируемых сплетничающими старушками), надо сделать вывод о принадлежности презумпции невиновности гражданина, привлеченного к ответственности, действующей якобы во всех отраслях права, к юридическим химерам, плодам фантазии некоторых авторов (по-диссидентски зациклившихся на проблеме прав человека). Приведем другой пример неадекватной трактовки в юридической литературе презумпции невиновности - уже в непосредственной связи с антикоррупционной проблематикой. Так, В. Абдрашитов, в целом обоснованно возражая против криминализации незаконного обогащения, утверждает, что презумпция невиновности действует независимо от того, "что совершено: убийство, взятка, хулиганство, прогул или акт террора" <9>. В приведенном перечне прогул оказался по какому-то недоразумению: по современному уголовному праву он не считается преступлением и презумпция невиновности обвиняемого (подозреваемого) к конструированию на основе норм трудового права юридической ответственности за прогул не имеет никакого отношения. Включение прогула в ряд уголовно наказуемых деяний можно было бы считать досадной оговоркой, если бы не высказанное автором в той же статье положение общего характера, вообще выводящее понятие презумпции невиновности за рамки судопроизводства и в целом права. "Принцип презумпции невиновности (ст. 49 Конституции РФ), - утверждает В. Абдрашитов, - является одним из основополагающих для демократического устройства, а не только для современного судопроизводства" <10>. -------------------------------- <9> Абдрашитов В. М. Применять ли презумпцию невиновности в борьбе с коррупцией и терроризмом // Российский криминологический взгляд. 2007. N 4. С. 119. <10> Там же. С. 118.

Конечно, презумпция как таковая (как предположение, основанное на вероятности) имеет право на существование вне рамок юриспруденции в целом и судопроизводства в частности. Могут быть презумпции морального свойства либо связанные с действием корпоративных, религиозных и иных социальных норм. Возможны презумпции, основанные просто на здравом смысле, законах логики. Но все это совершенно иная материя (тема для обсуждения). Правовые презумпции принадлежат праву, действуют внутри правовой системы, конкретная презумпция невиновности обвиняемого (подозреваемого) "обслуживает" уголовное судопроизводство и только его. Настораживает и то, что неадекватное (расширительное) понятие презумпции невиновности обвиняемого (подозреваемого) активно внедряется в умы будущих правоведов - нынешних студентов юридических вузов. Происходит это не только на лекциях, занятиях других видов, проводимых преподавателями, имеющими оспариваемые воззрения, но и в других формах. Вот красноречивый пример. В печатном органе Московской государственной юридической академии "Наша газета" (2006, N 8(50), сентябрь), основными читателями которой являются тысячи студентов этого уважаемого учебного заведения, опубликована заметка, в которой идет речь о злоключениях покупателей автомашин иностранного производства, не прошедших надлежащего таможенного оформления и контроля. О преступлениях либо конкретных административных правонарушениях, их расследовании, доказывании, об ответственности за них, судебном рассмотрении уголовных дел ничего определенно не говорится (правда, упоминается криминальное прошлое автомобилей, но слово "криминальное" взято в кавычки). И тем не менее заголовок заметки гласит: "Презумпцию невиновности никто не отменял - об этом напомнил Конституционный Суд РФ". Еще один пример, уже совсем курьезного свойства. Оказывается, существует коллегия адвокатов под названием "Презумпция" <11>. Похоже, что учредители этого адвокатского образования, выбирая ему "имя", исходили как раз из "безразмерной" трактовки (предельно расширительного толкования) столь милой адвокатским сердцам презумпции невиновности, скорее всего, подзабыв о других правовых презумпциях противоположного характера (ведь было бы нелепым в данном случае подразумевать под этим словом предположение вообще, безотносительно к юридической проблематике). -------------------------------- <11> Комсомольская правда. 2007. 24 ноября.

Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о презумпции невиновности в административном праве и процессе. Административное право СССР и РСФСР не знало презумпции невиновности. Впервые эта презумпция предусмотрена в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях 2001 г., который вступил в действие с 1 июля 2002 г. Статья 1.5 действующего КоАП в основном воспроизводит текст ст. 49 Конституции РФ, но с некоторыми отличиями. В трактовку презумпции невиновности в административном праве добавлен принцип вины (ч. 1 ст. 1.5 КоАП); вместо обвиняемого в совершении преступления говорится о лице, привлекаемом к административной ответственности, и лице, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении (ч. ч. 2 - 4 ст. 1.5); в число субъектов, которые уполномочены признавать (устанавливать) вину (опровергая презумпцию невиновности), включен не только суд (как в ч. 1 ст. 49 Конституции РФ), но и другие органы, должностные лица, рассматривающие дело. Как видим, сфера действия презумпции невиновности в КоАП, в сравнении с Конституцией РФ, значительно расширена. В количественном отношении (цифровом выражении) это выглядит так: если, по смыслу Конституции РФ, презумпция невиновности ежегодно может применяться по делам примерно о 4-х миллионах регистрируемых преступлений, то в соответствии с КоАП она распространяется и на более чем 80 млн. административных правонарушений. Сказать, что законодатель, принимая КоАП, грубо нарушил Основной Закон, по-видимому, нельзя. Но то, что он при этом вышел за рамки, обозначенные ст. 49 Конституции РФ (реализация норм уголовного права и, соответственно, уголовное судопроизводство), несомненно. И это не может не вызывать вопросы, четкие ответы на которые должен дать, на наш взгляд, Конституционный Суд РФ. Мы воздержимся от этого, ограничившись постановкой проблемы. Отметим лишь, что налицо своего рода девальвация важнейшего правового института. Если Конституция устанавливает, что последнюю точку в применении этого института ставит "Его Величество" Суд (и только суд), то теперь это стало доступно, например, сержантам милиции и ветеринарным инспекторам (см. гл. 23 КоАП) <12>. И вообще трудно себе представить, как может неукоснительно, скрупулезно (во всех деталях и с самого начала административных производств) исполняться презумпция невиновности в ситуациях пресечения и иного правового реагирования на такие деяния, как непристегивание пассажира автомобиля ремнем безопасности или разговор водителя за рулем по мобильному телефону. -------------------------------- <12> Вопрос о возможности обжалования решений сержантов милиции и ветеринарных инспекторов должен решаться в другой плоскости.

Что касается расширительной трактовки презумпции невиновности обвиняемого в целом (не только в плане нестыковки административного законодательства с нормами Конституции, но и в иных рассмотренных аспектах), то, по нашему мнению, весьма желательно официальное толкование ст. 49 Конституционным Судом РФ, ограничивающее, по ее точному смыслу, применение предусмотренной в ней правовой презумпции сферой действия уголовного закона, сферой уголовного судопроизводства. К этому обязывает то, что в данном случае ложные идеи (от добросовестных заблуждений до сознательных, нередко отнюдь не бескорыстных искажений истины) приобрели уже значение материальной силы. В частности, они затрудняют законодательное решение некоторых давно назревших и перезревших (как в сфере противодействия коррупции) вопросов.

Название документа