Прецеденты на защите прав человека (рецензия на монографию М. В. Кучина "Прецедентное право Европейского суда по правам человека")

ПРЕЦЕДЕНТЫ НА ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА <*>

И. З. ФАРХУТДИНОВ

Фархутдинов Инсур Забирович - кандидат юридических наук, заместитель главного редактора журнала "Право и политика".

Теоретические исследования прецедентного права Европейского суда по правам человека и систематизация его источников имеет исключительно важное значение. Дело в том, что в процессе реализации международного правосудия судебные органы вынуждены создавать новые нормы в целях устранения имеющихся правовых проблем, с одной стороны, и конкретизации международно-правовых норм, содержащихся в иных источниках, - с другой. Этот вывод ставит целый ряд дополнительных вопросов. Каков круг участников, в отношении которых действуют эти нормы? Какова их юридическая сила? В каком соотношении международный судебный прецедент находится с другими источниками права? Вопрос о характере влияния решений международных судов на развитие международного права вызывает споры среди юристов-международников с момента появления первых международных судебных органов. Острая дискуссия по этому поводу продолжается уже не одно десятилетие. Актуальной данная проблема остается и сегодня. Наблюдающийся в последние годы рост числа международных судебных органов, растущий поток обращений к судебной процедуре как к средству урегулирования международных споров свидетельствует о повышении ее авторитета, что в свою очередь ставит вопрос о необходимости детального научного анализа всех аспектов этой проблемы с учетом особенностей, присущих конкретному судебному органу. Задачу данного исследования ученый из г. Екатеринбурга, кандидат юридических наук, доцент, декан международно-правового факультета Уральской государственной юридической академии М. В. Кучин связывает с анализом теоретических источников, международно-правовых документов, практики Европейского суда по правам человека и иных судебных органов, с исследованием вопросов юридической природы прецедентного права Европейского суда по правам человека, его практического применения в правовой системе Российской Федерации, с проведением анализа прецедентного права в российском законодательстве. Некоторые поставленные в монографии вопросы исследуются впервые. Так, в частности, осуществляется постатейное исследование Конвенции "О защите прав человека и основных свобод" от 4 ноября 1950 года с сопоставлением статей Конвенции и российского законодательства, производится анализ огромного числа решений по каждой конкретной статье Конвенции. Большинство вопросов, поднятых и проанализированных в монографии, освещается автором с позиции сегодняшнего дня, с учетом поднятых в последнее время международно-правовых документов. Такой подход автора к исследованию актуальных вопросов прецедентного права Европейского суда по правам человека повышает практическое значение и актуальность монографии, изданной по решению Ученого совета УрГЮА. Книга состоит из введения, трех глав и приложения (Конвенция о защите прав человека и основных свобод (извлечение), Протокол N 1, Протокол N 4, Протокол N 7). Рецензентами данной книги выступили доктор юридических наук, профессор М. С. Саликов и доктор юридических наук, профессор Т. Н. Бирюков. В главе первой М. В. Кучин на основе фактического и нормативного материала рассматривает нормотворческую деятельность современных международных судебных учреждений, в частности, анализирует нормотворческую деятельность, а также судебную практику Международного суда ООН, Суда ЕС, Экономического суда СНГ. Анализ деятельности Европейского суда по правам человека позволил автору сделать вывод о том, что "само постановление Европейского суда по правам человека, принятое относительно конкретной ситуации в определенной стране, не может быть обязательным для другого государства. Однако норма, созданная судом в результате конкретизации Конвенции, не может носить индивидуально-определенный характер, так как конвенционные положения не могут интерпретироваться судом по-разному применительно к каждому государству" (с. 40), а также приводит сравнение международного судебного прецедента с подзаконным актом во внутригосударственном праве. В главе второй "Соотношение прецедентного права Европейского суда по правам человека и российского законодательства" автором рассмотрена постатейно Конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также соответствие российского законодательства требованиям статей Конвенции. Впервые по данной проблеме появляется систематизированный материал, где проведен глубокий анализ статей Конвенции с ознакомлением читателей с наиболее яркими и интересными решениями Европейского суда по правам человека. Особенно ярко освещен параграф 15 второй главы "Защита собственности", где автор анализирует порядка двадцати решений Европейского суда по правам человека. Для более точного уяснения сущности создаваемых международными судебными органами норм автор четко отграничивает их от иных норм международного права. Противники признания международного судебного прецедента в качестве источника права нередко искажают его юридическую природу. Не отрицая самого факта закрепления судом в своих решениях новых правовых положений, они считают их либо обычно-правовыми нормами, либо связывают с доктриной. Смысл большинства высказываний по этой проблеме в отечественной литературе сводится, по мнению Михаила Викторовича, к тому, что любые нормы недоговорного характера, содержащиеся в судебных решениях, имеют обычно-правовую природу. С этим, утверждает он, нельзя согласиться прежде всего потому, что такой подход не соответствует сложившемуся в международном праве понятию обычая. Наиболее авторитетным источником, определяющим международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы, является ст. 38 Статута Международного суда ООН. Это положение позволяет выявить основной признак международного обычая, отличающий его от иных источников международного права. Обычай создается практикой государств и существует в виде нормы, основой и доказательством существования которой служит та же практика. Данный подход подтверждается и Международным судом ООН. Действия, составляющие практику, ведущую к образованию обычного права, по мнению суда, должны быть таковыми или осуществляться таким образом, чтобы быть доказательством убеждения, что практика стала обязательной в связи с существованием нормы права, требующей этого. Необходимость такого убеждения, то есть наличие субъективного элемента, подразумевается самим понятием opinio juris sive necessitatis. Соответствующие государства должны, следовательно, чувствовать, что они выполняют правовую обязанность. Частота или даже обычный характер действий недостаточны сами по себе. Влияние суда на процесс становления обычая заключается в том, пишет он далее, что, применяя обычай при разрешении спора, суд лишь авторитетно подтверждает факт его существования. При этом судебное решение не выступает в качестве источника обычно-правовой нормы. Суд не может сформировать обычай в силу особенностей его юридической природы. Данное правило поведения складывается непосредственно в процессе взаимоотношений государств и признается ими в качестве юридически обязательного. Представляется также, что суд не вправе выступать и в качестве первооткрывателя нормы, созданной не самим судом, а иными субъектами права. Напротив, в основе международного судебного прецедента лежит прежде всего не практика государств, а коллективное решение судей: поэтому в отношении судебных решений, содержащих положения, конкретизирующие ту или иную норму международного права либо восполняющие пробелы в праве, нельзя лишь применить определение обычая, данное в ст. 38 Статута. Своей остротой отличается второй раздел данной главы "Запрещение пыток". Конституция Российской Федерации в ст. 21 устанавливает: "Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому унижающему достоинство обращению или наказанию". Данное конституционное положение в отличие от ст. 3 Конвенции не содержит понятия "бесчеловечного" обращения и наказания. Два других термина - "пытки" и "унижающее достоинство обращение и наказание" - законодателем используются. Так, например, в соответствии с ч. 2 ст. 5 Закона о милиции "милиции запрещается прибегать к пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению". Статья 9 УПК РФ закрепляет требование, согласно которому в ходе уголовного судопроизводства запрещаются осуществление действий и принятие решений, унижающих честь участника уголовного судопроизводства, а также обращение, унижающее его человеческое достоинство либо создающее опасность для его жизни и здоровья. Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому обращению. Данное требование нашло отражение в ст. 1.6 КоАП РФ, в соответствии с которой при применении мер административного принуждения не допускаются решения и действия (бездействие), унижающие человеческое достоинство. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, согласно ч. 2 ст. 7 УК РФ, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Указание о гарантиях защиты осужденных от пыток, насилия и другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения включены в Уголовно-исполнительный кодекс РФ (ст. 3). Нарушением ст. 3 Европейской конвенции М. В. Кучин признает и сами условия содержания заключенных в России. В докладе о применении пыток на территории Нижегородской области констатируется: "Положение заключенных по-прежнему характеризуется унизительным бесправием, отсутствием гарантий прав человека". Условия содержания в следственных изоляторах (СИЗО), по мнению специального докладчика комиссии ООН по правам человека Найджела С. Родли, "являются жестокими, бесчеловечными и унижающими достоинство; они сами по себе являются пытками". В деле Калашникова против Российской Федерации Европейским судом по правам человека были признаны нарушением ст. 3 Конвенции условия содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе. К таким условиям относится переполнение камеры. В этой связи суд обратил внимание на то, что Европейский комитет по предотвращению пыток и бесчеловечного и негуманного обращения принял площадь в 7 кв. м на заключенного как примерный, желательный стандарт для обустройства камер для заключенных. Вместе с тем в соответствии со ст. 99 Уголовно-исполнительный Кодекса РФ норма жилой площади в расчете на одного осужденного к лишению свободы в исправительных колониях не может быть менее двух квадратных метров, в тюрьмах - двух с половиной квадратных метров, в колониях, предназначенных для отбывания наказания осужденными женщинами, - трех квадратных метров, в воспитательных колониях - трех с половиной квадратных метров, в лечебно-исправительных учреждениях - трех квадратных метров, в лечебно-профилактических учреждениях уголовно-исправительной системы - пяти квадратных метров. Высокой оценки заслуживает анализ проблемы имплементации прецедентного права Европейского суда по правам человека в правовой системе Российской Федерации. М. В. Кучин справедливо отмечает, что "сегодня проблема имплементации прецедентного права Европейского суда по правам человека перестала быть для России вопросом чисто теоретическим. В настоящее время вопрос стоит не столько о необходимости имплементации, сколько о выработке путей и механизмов имплементации. Это касается прежде всего официального признания судебного прецедента в качестве источника права, определение его места в иерархии источников, порядка действия и применения". Автор предлагает решить эту проблему путем принятия федерального закона "О нормативных актах Российской Федерации". Нельзя не согласиться с автором, когда он отмечает существование в российской правовой системе пробела, связанного с отсутствием механизма применения прецедентного права для регулирования внутригосударственных отношений. Вопрос о необходимости имплементации прецедентного права Европейского суда по правам человека остро встал перед Российской Федерацией с момента вступления ее в Совет Европы. Однако отечественная юридическая наука неоднозначно отреагировала на появление такого "нового" явления в российской правовой системе, как прецедентное право Европейского суда. Ряд ученых и практиков остается приверженцами "традиционного" подхода к данному вопросу, отрицая возможность признания решений международных судебных органов в качестве источников права. Однако наряду с названной точкой зрения сегодня активно продвигается как учеными, так и практиками и иная идея. Причем следует отметить, что число сторонников признания прецедентов Европейского суда по правам человека в качестве источников права неуклонно растет. "Решения суда, имеющие значение прецедента, - отмечает В. А. Карташкин, - оказывают значительное влияние на формирование и развитие доктрины европейского права. Ими в повседневной практике руководствуются судебные органы государств-участников. Члены Совета Европы постоянно корректируют свое законодательство и административную практику под влиянием решений Суда... Решения Суда, имеющие значение прецедента, являются обязательными для государств - участников Конвенции". По мнению В. А. Туманова, "давний доктринальный спор о том, является ли судебная практика источником права в отношении судебной практики Европейского суда по правам человека, решается однозначно позитивно, ее правотворческая роль не отрицается". Это связано прежде всего с тем, что данный факт находит официальное подтверждение как в самих постановлениях суда, так и в иных международных документах. Официальная позиция центральных органов государственной власти России по данной проблеме также не отличается, считает автор рецензируемой книги, своей однозначностью. Во-первых, в силу неприемлемости термина "прецедентное право" для обозначения норм, действующих в российской правовой системе, государственные органы обычно использовали в своих документах достаточно расплывчатый по значению термин "стандарты Совета Европы", который включал в себя и прецедентное право. Впервые в российском законодательстве о прецедентном праве упомянуто в Положении об Уполномоченном Российской Федерации при Европейском суде по правам человека, утвержденном Указом Президента РФ N 310 от 29.03.1998. Данным Положением в качестве одной из основных функций Уполномоченного закрепляется изучение правовых последствий решений Европейской комиссии по правам человека и суда для государств - членов Совета Европы и подготовка с учетом прецедентного права Совета Европы рекомендаций по совершенствованию законодательства Российской Федерации и правоприменительной практики. Однако признание самого факта существования прецедентного права и его значимости для Европейского суда по правам человека и в целом для Совета Европы сопровождается отрицанием его действия на территории Российской Федерации. Позиция властей по данному вопросу проявилась, по мнению М. В. Кучина, в частности, в официальном отзыве Правительства РФ на проект федерального закона N 66294-3 "О порядке опубликования в Российской Федерации решений Европейского суда по правам человека", в котором Правительство РФ признало нецелесообразным на данном этапе рассмотрения вопроса о законодательном урегулировании порядка опубликования решений и постановлений Европейского суда по правам человека, заявив о том, что решения суда не являются нормативными правовыми актами. Данный подход ему представляется ошибочным. Согласно ст. 46 Конвенции о защите прав человека и основных свобод государства - участники Конвенции приняли на себя обязательство исполнить окончательные постановления Европейского суда по правам человека по делам, в которых они являются сторонами. При этом п. 2 данной статьи предусматривает установление механизма осуществления надзора за исполнением постановлений суда со стороны Комитета министров Совета Европы. В соответствии со сложившейся практикой установление судом факта нарушения Конвенции налагает на государство два вида обязательств. Таким образом, сегодня проблема имплементации прецедентного права Европейского суда по правам человека перестала быть для России вопросом чисто теоретическим. В настоящее время вопрос стоит не столько в необходимости имплементации, сколько в выработке путей и механизмов имплементации. Очевидно, избрание курса на развитие правовой культуры в общеевропейском контексте требует пересмотра отдельных постулатов, укоренившихся в отечественной правовой доктрине. Это касается прежде всего официального признания судебного прецедента в качестве источника права, определения его места в иерархии источников, порядка действия и применения. Данная проблема могла бы быть решена, считает автор, путем принятия федерального закона "О нормативных актах Российской Федерации", о необходимости которого неоднократно поднимался вопрос в прессе. Другим важным шагом, требующим своего незамедлительного решения, является внедрение в образовательный процесс юридических вузов дисциплины "Прецедентное право Европейского суда по правам человека". Также необходима организация специальных курсов, прежде всего для судей всех уровней, по изучению прецедентного права. Этот аспект нашел отражение в рекомендации о применении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров, принятой на Всероссийском совещании, в которой говорится: "Требуется ориентация судов общей юрисдикции и арбитражных судов на применение постановлений Европейского суда". Данный вопрос теснейшим образом связан с иной проблемой - доступностью текстов окончательных постановлений суда на русском языке. Опубликование только постановлений, вынесенных в отношении Российской Федерации, не решает поставленной проблемы, так как в этом случае не будет достигнута главная цель - возможность ознакомления с прецедентным правом и дальнейшее его применение на практике. Для этих целей должны быть изданы официальные сборники всех принятых и принимаемых постановлений суда. Проблема перевода постановлений суда поднимает еще один важный вопрос, требующий законодательного урегулирования. Речь идет о придании переводу статуса официального. Такой статус может быть придан, по мнению М. В. Кучина, путем установления порядка опубликования постановлений Европейского суда Указом Президента РФ. Автору хотелось бы выразить ряд пожеланий. Во-первых, хотелось бы видеть более четкие выводы после каждой главы монографии, тем более что в работе нет заключения, где можно было бы ознакомиться с выводами автора по проблеме в целом. Во-вторых, интересно было бы видеть анализ более поздних решений Европейского суда по правам человека. Их анализ привносит нечто новое и, несомненно, был бы интересен для читателей. В целом же книга М. В. Кучина, несмотря на эти и некоторые другие носящие дискуссионный характер замечания, привлекает внимание основательностью исследуемых в ней проблем, нацеленностью выводов и положений на практическое применение и, несомненно, будет встречена специалистами в данной области права с большим интересом. При обобщенной оценке монографии следует отметить, что М. В. Кучин убедительно доказал, что прецедентное право Европейского суда по правам человека оказывает непосредственное влияние не только на деятельность судов в Российской Федерации, но также и на нормотворческую деятельность российских органов законодательной власти. Проанализированный в монографии международно-правовой массив, регулирующий современные правовые отношения в области прецедентного права, делает монографию подающего большие надежды уральского ученого юриста-международника Михаила Викторовича Кучина значимой в разработке международно-правовых актов в сфере защиты прав человека.

Название документа