Источники и содержание принципа языка уголовного судопроизводства

(Кузнецов О. Ю.) ("Современное право", 2006, NN 7, 8) Текст документа

ИСТОЧНИКИ И СОДЕРЖАНИЕ ПРИНЦИПА ЯЗЫКА УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

/"Современное право", 2006, N 7/

О. Ю. КУЗНЕЦОВ

О. Ю. Кузнецов, кандидат исторических наук, Московский пограничный институт ФСБ России.

Принцип языка уголовного судопроизводства, представляя собой совокупность наиболее общих, основополагающих норм Уголовно-процессуального кодекса РФ, одновременно является самостоятельным институтом соответствующей отрасли процессуального права. Регламентируя группу однотипных по своему содержанию правоотношений, он имеет в своей основе некие общеправовые нормы, действие которых интерполируется на сферу соответствующего регулирования. Следовательно, акты, содержащие данные нормы, будут являться для рассматриваемого принципа источниками, а их суммарное отображение в юридических конструкциях - содержанием. Можно говорить о том, что нормативное содержание источников и содержание принципа языка уголовного судопроизводства представляют неразрывное единство, которое влияет на правила применения норм данного принципа в практике правоохранительной деятельности. Поэтому представляется важным изучить влияние норм источников на содержание данного принципа как юридической основы составной части следственной и судебной деятельности. По сравнению с советским периодом в настоящее время круг источников принципа языка судопроизводства существенно расширился, на что, к сожалению, не обратили внимания правоведы последнего десятилетия <*>. Установление верховенства и прямого действия норм Конституции РФ, включение в правовую систему России норм международного права, появление новых источников права в виде федеральных конституционных законов - все это существенно изменило организационно-нормативные начала рассматриваемого принципа, не только в несколько раз увеличив их число, но и в значительной степени откорректировав соотношение и юридическую силу содержащихся в них норм права. -------------------------------- <*> См., например: Щерба С. П., Марков А. Я., Стеснова Т. И. Участие переводчика на предварительном следствии и дознании. М., 1993; Кузьмина С. С. Национальный язык судопроизводства. Правовое положение переводчика в уголовном процессе: Конспект лекции. СПб.: ИПК прокурорско-следственных работников Генеральной прокуратуры РФ, 1996. Следует отметить, что данные работы написаны до ратификации Российской Федерацией многих актов международного гуманитарного права.

Важнейшим источником принципа языка уголовного судопроизводства является непосредственно сам УПК РФ. Он представляет собой законодательный акт, специально предназначенный для урегулирования порядка уголовного судопроизводства, поэтому в данной сфере обладает приоритетом по отношению к другим федеральным законам и тем более иным нормативным правовым актам (см. Постановление Конституционного Суда РФ от 27.03.1996 N 8-П). Такое понимание юридической природы УПК РФ объясняется, на наш взгляд, тем, что правовая система России разделена на сферы материального и процессуального права, каждая из которых имеет особенности в вопросах применения своих законоположений, восходящих по происхождению и содержанию к Конституции РФ. Содержание принципа языка уголовного судопроизводства определено в ст. 18 УПК РФ. Данный принцип представляет собой триединую систему юридических императивов, определяющих порядок организации и обеспечения процессуальных действий с точки зрения их лингвистического сопровождения и документационного закрепления, а также предписывающих действия, реализующие права и полномочия участников процесса. Основные компоненты этой системы следующие: - законодательная фиксация языка судопроизводства, в качестве которого может использоваться только русский язык - государственный язык Российской Федерации или государственный язык республики в составе России (с соответствующими ограничениями: только в пределах этой республики и только в федеральных судах общей юрисдикции или у мировых судей); при этом использование каких-либо иных региональных языков или диалектов не допускается; - право участника уголовного процесса, не владеющего языком судопроизводства, использовать во всех процессуальных действиях свой родной язык или иной язык, которым он свободно владеет, а также пользоваться услугами переводчика без каких-либо ограничений или противодействия со стороны должностных лиц, осуществляющих дознание, следствие и правосудие; - обязанность должностных лиц, осуществляющих следственное и судебное производство по делу, разъяснять участнику процесса, не владеющему языком судопроизводства, весь объем его процессуальных прав и гарантий, проистекающих из его особого статуса, обеспечивать их реализацию при проведении процессуальных действий, а также обязанность вручать такому участнику процесса все подлежащие этому действию следственные и судебные документы в переводе на его родной язык или язык, которым он свободно владеет. Приоритет законоположений УПК РФ над нормами федеральных законов, регламентирующих уголовно-процессуальные правоотношения, не исключает верховенства положений Конституции РФ в данной сфере правового регулирования. Обладая высшей юридической силой и прямым действием на всей территории России, конституционные нормы непосредственно воздействуют на всю совокупность указанных отношений, определяя их характер и содержание. Это означает обязанность всех должностных лиц правоохранительных органов применять их непосредственно во всех случаях, и даже тогда, когда соответствующие этим нормам правила прописаны в УПК РФ. Такая обязанность подтверждена в Постановлениях Пленума Верховного Суда РФ от 24.12.1993 N 13 "О некоторых вопросах, связанных с применением статей 23 и 25 Конституции Российской Федерации" и от 31.10.1995 N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия". Конституция РФ создает юридическую базу соблюдения и обеспечения одного из общепризнанных естественных прав человека - права на национально-языковую самобытность и этнолингвистическую самоидентификацию, реализовывать и защищать которое в уголовном процессе призван принцип языка судопроизводства (так, в п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 31.10.1995 N 8 указано, что в силу ч. 2 ст. 26 Конституции РФ суд по ходатайству участвующих в деле лиц обязан обеспечить им право делать заявления, давать объяснения и показания, заявлять ходатайства и выступать в суде на родном языке). Таким образом, именно конституционная природа существования принципа языка уголовного судопроизводства позволяет ему определять и формировать императивное содержание правоотношений в сфере уголовного процесса. Важная отличительная черта принципа языка уголовного судопроизводства заключается в том, что этот принцип, имея конституционную природу происхождения и содержания и представляя собой, по сути, результат переноса норм конституционного (государственного) права России в процессуальную сферу, сам выступает в качестве источника целого ряда норм УПК РФ. Например, обязанность должностных лиц правоохранительных органов разъяснять и обеспечивать возможность участникам процесса, не владеющим языком, на котором осуществляется производство по делу, пользоваться своим родным языком вызывает необходимость при проведении допроса выяснить, на каком языке субъект процессуальных правоотношений желает давать показания. Вместе с тем право участника процесса, не владеющего в полной мере языком судопроизводства, бесплатно пользоваться помощью переводчика предопределяет назначение последнего к участию в разбирательстве по делу, обеспечение возможности его отвода, а при отсутствии оснований для такового - его участия в следственных и судебных действиях. Участие переводчика в следственных и судебных действиях предусматривает разъяснение ему прав и обязанностей в соответствии с частями 3 - 5 ст. 59 и ст. 161 УПК РФ, а также ответственности, предусмотренной статьями 307 и 310 УК РФ. Кроме того, для использования услуг переводчика необходимо документально закрепить результаты его деятельности. Результатом действия нормы ч. 3 ст. 18 УПК РФ об обязательности вручения процессуальных документов в переводе на родной язык субъекта процесса, если тот изъявил желание общаться на нем в рамках производства по делу с его участием, является, на наш взгляд, требование ч. 6 ст. 220 УПК РФ о переводе текста обвинительного заключения, а также текста приговора в соответствии с ч. 2 ст. 310 УПК РФ. Таким образом, базисный характер норм принципа языка уголовного судопроизводства позволяет говорить о том, что именно эти нормы в своей совокупности в структуре уголовно-процессуального закона наделены императивным содержанием, тогда как все проистекающие из их содержания прочие нормы обладают лишь диспозитивностью, т. е. применяются исключительно вследствие действия принципа языка уголовного судопроизводства и только если это требуется по обстоятельствам конкретного уголовного дела. Еще одна существенная особенность принципа языка уголовного судопроизводства (в сравнении с аналогичными принципами иных российских отраслевых процессуальных законов) состоит в том, что его действие направлено исключительно на индивидуальных (персонифицированных) участников разбирательства по делу, а не на стороны процесса, как, например, в гражданском судопроизводстве. На наш взгляд, это объясняется тем, что незнание языка, на котором осуществляется производство по делу, может быть присуще исключительно субъектам правоотношений, т. е. лицам, для которых оно является имманентной чертой личности, а не процессуального статуса, и поэтому подлежит преодолению в объеме задач, стоящих перед уголовным судопроизводством, с использованием практических механизмов, определенных непосредственно законом. Следовательно, появление у участника уголовного процесса дополнительных процессуальных гарантий, обеспечивающих его право пользоваться своим родным языком во всех процедурах правосудия, является следствием воздействия на сферу применения уголовно-процессуального закона отдельных норм гуманитарного права, имеющих конституционную природу. Вместе с тем право пользоваться своим родным языком предоставляется не всем без исключения участникам уголовного судопроизводства: существуют изъятия для целого ряда субъектов, которые обязаны в силу своего процессуального или профессионального статуса владеть официальным языком разбирательства по делу (следователи, прокурорские и судебные работники и иные должностные лица органов дознания и предварительного следствия). Таким образом, действие принципа языка уголовного судопроизводства распространяется на тех участников процесса, независимо от их статуса в рамках разбирательства по конкретному делу, которые профессионально не вовлечены в его процедуры как должностные лица органов охраны правопорядка. Указанные выше нормы российского уголовно-процессуального законодательства, определяющие содержание принципа языка уголовного судопроизводства, полностью соответствуют нормам международного права, которые в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ в случае ратификации Россией в форме международного договора становятся составной частью правовой системы России и обладают прямым действием на ее территории и приоритетом по отношению к национальным юридическим нормам. Международные правовые нормы оформляются в виде международного договора, под которым согласно Венской конвенции о праве международных договоров (1969) и Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями (1986) подразумевается регулируемое международным правом соглашение, заключенное государствами или иными субъектами международного права в письменной форме, независимо от того, где содержится такое соглашение (в одном, двух или нескольких связанных между собой документах), а также независимо от его (их) конкретного наименования <*>. В соответствии с п. "а" ст. 2 Федерального закона от 15.07.1995 N 101-ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" под международным договором Российской Федерации понимается международное соглашение, заключенное Россией с иностранным государством (или государствами) либо с международной организацией в письменной форме и регулируемое международным правом, независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования (конвенция, соглашение и т. п.). Этот Закон предусматривает три вида международно-правовых актов: 1) международные договоры, заключаемые от имени Российской Федерации; 2) межправительственные соглашения, заключаемые от имени Правительства РФ; 3) межведомственные договоры, заключаемые от имени федеральных органов исполнительной власти. Международные договоры становятся частью правовой системы России с момента их ратификации в форме федерального закона или с даты официального присоединения, межправительственные соглашения и межведомственные договоры - с момента подписания или даты вступления в силу, определенной в тексте соглашения. Международные договоры России, принятые в форме федерального закона, имеют большую юридическую силу, чем национальные законодательные акты, а межправительственные соглашения и межведомственные договоры, принятые в иной форме, обладают правовым приоритетом по отношению к нормативно-распорядительным актам Российской Федерации (п. 8 Постановления Пленума ВС РФ от 10.10.2003 N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации"). -------------------------------- <*> См.: Талалаев А. Н. Право международных договоров: общие вопросы. М., 1980. С. 66 - 68; Он же. Право международных договоров: действие и применение договоров. М., 1985. С. 38 - 39.

В международном гуманитарном праве отдельные аспекты принципа языка судопроизводства применительно к уголовному процессу получили свое закрепление в Международном пакте о гражданских и политических правах (International Covenant on Civil and Political Rights), принятом резолюцией 2200 A (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 г., в Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств Совета Европы (Framework Convention for the Protection of National Minorities) от 1 февраля 1995 г., а также в Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms), принятой Советом Европы на Римском конгрессе 4 ноября 1950 г. (с посл. изменениями и дополнениями на 1 января 1990 г., внесенными на основании факультативных Протоколов N 2, 3, 5, 8, 11). Кроме того, они нашли свое отображение в Своде принципов защиты всех лиц, подвергшихся задержанию или заключению в какой бы то ни было форме (Body of Principles for the Protection of All Persons under Any Form of Detention or Imprisonment), утвержденном резолюцией 43/173 (XLIV) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1988 г., в Европейской хартии о региональных языках и языках меньшинств (European Charter for Regional or Minority Languages), принятой Советом Европы 5 ноября 1992 г., и Программе действий Всемирной конференции против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости (Program of Actions of World Conference Against Racism, Racial Discrimination, Xenophobia and Related Intolerance), прошедшей под эгидой ООН в августе - сентябре 2001 года в г. Дурбан (Южная Африка). Среди источников права в этом вопросе следует назвать также Конвенцию СНГ о правах и основных свободах человека, принятую Советом глав государств СНГ 26 мая 1995 г., Конвенцию СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. и Рекомендацию Комитета министров Совета Европы от 14 мая 1981 г. N R (81) 7 относительно путей облегчения доступа к правосудию <*>. Однако все указанные акты международного права являются источниками отечественного уголовно-процессуального закона (и его принципа языка судопроизводства) лишь постольку, поскольку они в совокупности устанавливают и закрепляют минимальные стандарты прав человека в сфере уголовного правосудия и общеобязательные действия государства в лице уполномоченных органов по обеспечению этих стандартов, а поэтому национальное законодательство страны не требует корреляции своего содержания, если по объему закрепленных в нем гарантий оно превосходит содержание международных договоров <**>. -------------------------------- <*> Среди перечисленных международных правовых актов Российская Федерация не ратифицировала только Европейскую хартию о региональных языках и языках меньшинств, мотивировав отказ тем, что сможет контролировать ее исполнение со стороны иными странами, так как в Комитет экспертов - высший орган по контролю - могут входить только представители стран - участниц Европейского Союза (см.: Азаров А. Я., Ройтер В., Хюфнер К. Защита прав человека: Международные и российские механизмы. М., 2000. С. 165, 381 - 382). <**> См.: Волженкина В. М. Нормы международного права в российском уголовном процессе. СПб., 2001. С. 76 - 77.

Так, ч. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах закрепляет право каждого обвиняемого быть в срочном порядке и подробно уведомленным на языке, который он понимает, о характере и основании предъявленного ему обвинения, а также пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке. Эти нормы повторяются в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая также содержит положение о том, что каждому арестованному сообщаются незамедлительно на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявленное ему обвинение. В Своде принципов защиты всех лиц, подвергшихся задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, определяется, что лицо, которое недостаточно хорошо понимает язык, используемый властями, ответственными за его арест, задержание или заключение, или не говорит на этом языке, имеет право на получение как можно скорее на языке, который он понимает, всеобъемлющей и подробной информации о причинах ареста или задержания, постановлении о применении к нему меры пресечения, предъявляемых обвинениях, а также о процессуальных правах и способах их реализации. Аналогичные механизмы закреплены в Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, которая гарантирует право любого лица, относящегося к национальному меньшинству, получать в кратчайший срок на языке, который оно понимает, информацию о причинах его ареста, характере и причинах любого выдвинутого против него обвинения, а также вести защиту на этом языке, получая для этого при необходимости бесплатную помощь переводчика. На то же указывает Программа действий Всемирной конференции ООН против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости, которая обязывает государства обеспечить гуманное и справедливое обращение с мигрантами, независимо от их иммиграционного статуса, задерживаемыми государственными органами, и получение ими эффективной правовой защиты и в случае необходимости помощи компетентного устного переводчика, согласно соответствующим нормам международного права и стандартам в области прав человека, особенно во время допросов. О безвозмездности для любого участника уголовного процесса услуг переводчика гласит Рекомендация N R (81) 7 Комитета министров Совета Европы: когда одна из сторон процесса не обладает достаточным знанием языка, на котором ведется судопроизводство, государство должно обратить особое внимание на проблему устного и письменного перевода и обеспечить, чтобы неимущие и малоимущие лица не находились в неблагоприятном положении с точки зрения доступа к суду или участия в судебном процессе в силу их неспособности понимать используемый в суде язык или говорить на нем. Наиболее полно стандарты обеспечения прав представителей национальных и языковых меньшинств в случае возбуждения против них судебного разбирательства нашли свое воплощение в Европейской хартии о региональных языках и языках меньшинств Совета Европы, согласно которой государства, присоединившиеся к ней, обязуются "обеспечивать, чтобы суды по просьбе одной из сторон осуществляли судопроизводство на региональном языке и языке меньшинства; и/или гарантировать обвиняемому право пользоваться своим региональным языком или языком меньшинства; и/или обеспечивать, чтобы запросы и свидетельские показания, письменные или устные, не рассматривались как неприемлемые только потому, что они изложены на региональном языке или языке меньшинства; и/или составлять по просьбе документы, связанные с судопроизводством, на соответствующем региональном языке или языке меньшинства, если необходимо, с использованием переводчиков и переводов, не влекущих дополнительных расходов для соответствующих лиц". Отдельные положения международного права нашли свое закрепление в нормах законодательства СНГ. В частности, Конвенция СНГ о правах и основных свободах человека указывает, что общепризнанным минимальным стандартом в области гуманитарного права является возможность обвиняемого в совершении преступления пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке. Однако при возникновении отношений между судами стран СНГ в силу ст. 17 Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам процессуальные документы и дела, рассматриваемые совместно, подлежат переводу на русский язык. Но несмотря на то, что в рамках СНГ русский язык является языком межгосударственных отношений, вопросы языка уголовного судопроизводства в национальном законодательстве стран СНГ регламентируются в соответствии с нормами международного права. Указанные выше нормы УПК РФ, международных договоров Российской Федерации и иных нормативных актов, входящих в правовую систему страны, позволяют говорить о параллельном возникновении и существовании совокупности факультативных гуманитарных прав субъектов процессуальных отношений, не владеющих языком судопроизводства, в сфере применения УПК РФ, и обязанностей должностных лиц правоохранительных органов, осуществляющих досудебное и судебное производство по уголовному делу, направленных на обеспечение этих прав. Следует акцентировать внимание на том, что эти субъективные права обладают корреспондирующим характером по отношению к взаимосвязанным с ними обязанностям, являясь, по сути, источником их возникновения или, как вариант, их реализации в практике применения отечественного уголовно-процессуального закона.

/"Современное право", 2006, N 8/

Особыми процессуальными правами участника разбирательства по уголовному делу, не владеющего языком судопроизводства, проистекающими из его статуса, которые получили закрепление в нормах международного и отечественного законодательства, следует признать следующие: 1) право немедленного уведомления на понятном ему языке о причинах задержания или ареста; 2) право быть в срочном порядке и подробно уведомленным в письменном виде на языке, которым он владеет, о характере и основании предъявленного ему обвинения; 3) право ознакомления с постановлением о применении к нему меры пресечения; 4) право получения информации о своих процессуальных правах и способах их реализации: возможности делать заявления, давать объяснения и показания, заявлять ходатайства, приносить жалобы, знакомиться с материалами уголовного дела, выступать в суде на родном языке или языке, которым он свободно владеет; 5) право вести защиту на родном языке; 6) право пользоваться бесплатной помощью переводчика; 7) право получения всех процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению, в переводе на родной язык участника уголовного процесса или на язык, которым он свободно владеет. В качестве основных обязанностей должностных лиц, осуществляющих следственные и судебные действия в отношении участника уголовного процесса, не владеющего языком судопроизводства, международные и российские юридические акты называют следующие действия властей, ответственных за задержание или арест: - немедленное уведомление такого лица о причинах задержания или ареста на его родном языке или языке, которым оно свободно владеет; - предъявление обвинения в письменном виде в переводе на язык, который для подозреваемого является родным или которым он свободно владеет; - осуществление перевода всех процессуальных документов по делу, подлежащих обязательному вручению, на язык, которым свободно владеет лицо, подвергаемое уголовному преследованию; - разъяснение и обеспечение такому лицу возможности делать заявления, давать объяснения и показания, заявлять ходатайства, приносить жалобы, знакомиться с материалами уголовного дела, выступать в суде на родном языке или языке, которым оно свободно владеет; - привлечение к участию в деле переводчика в случае, если участник уголовного процесса свободно не владеет языком, на котором осуществляется следственное производство или судебное слушание по делу; - обеспечение возможности такому лицу пользоваться услугами переводчика бесплатно; - разъяснение и обеспечение такому лицу его права отвода переводчика; - применение особых правил документирования процессуальных действий в отношении такого лица, а также особого порядка составления протоколов следственных действии, проводимых с участием переводчика; - отнесение всех издержек, связанных с участием в деле переводчика, на счет государственного (федерального) бюджета. Таким образом, большинство прав участников процесса, не владеющих языком судопроизводства, совпадают с обязанностями должностных лиц, осуществляющих следственные и судебные действия, по их обеспечению в процессуальном производстве. То есть можно еще раз констатировать внутреннее диалектическое единство всех компонентов рассматриваемого нами принципа языка судопроизводства. Еще одной группой источников международного правового характера в вопросах применения принципа языка уголовного судопроизводства являются решения Европейского суда по правам человека (далее - Европейский суд), направленные на принуждение государств, ратифицировавших Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, соблюдать ее нормы на своей территории, в том числе и при осуществлении правосудия. Особенность юридического статуса этих актов заключается в том, что они направлены не только на восстановление нарушенных прав граждан, пострадавших от неправомерных действий властей по месту своего постоянного проживания, но и на признание не соответствующими нормам европейского континентального законодательства в области прав человека содержания тех правовых актов отдельных стран Старого Света, применение которых повлекло за собой нарушение общепризнанных стандартов в области гуманитарного права. Следовательно, предметом юрисдикции Европейского суда являются не только неправомерные действия властей, нарушающие права человека как конкретного субъекта правоотношений, но и сами нормы национального законодательства, на основании которых подобные нарушения были допущены. Фактически нет оснований говорить о влиянии или воздействии решений Европейского суда на государство в целом, а не на деятельность его органов судебной или исполнительной власти, дискриминирующих (нарушающих или ограничивающих) общепризнанные стандарты в области гуманитарного права. Нас интересуют только те решения Европейского суда, которые были приняты для обеспечения факультативных гуманитарных прав участников уголовного судопроизводства, не владеющих языком, на котором оно осуществляется. Среди них следует назвать решения по делам "Людике, Белкасем и Коч против Германии", "Брозичек против Италии", "Камасинский против Австрии", "Кассани против Великобритании". Все они были направлены на преодоление последствий нарушения фундаментальных прав человека в сфере применения языка судопроизводства, которые были допущены вследствие несовершенства национального законодательства стран, в отношении которых правозащитными институтами Совета Европы были вынесены судебные решения. Решение по делу "Людике, Белкасем и Коч против Германии" закрепляет целый ряд процессуальных гарантий в отношении лиц, не владеющих языком судопроизводства. Во-первых, стороне защиты должно быть обеспечено право иметь письменные и устные переводы всех документов и материалов дела, которые необходимы для понимания содержания процесса, с тем чтобы рассчитывать на справедливое судебное разбирательство. Иными словами, объем помощи переводчика в рамках разбирательства по конкретному делу должен соответствовать потребностям стороны защиты, а не обеспечивать исключительно интерес стороны обвинения. Во-вторых, суд признал существенным нарушением европейских гуманитарных стандартов в области прав человека компенсацию расходов на оплату труда переводчика за счет обвиняемых даже после их осуждения и в порядке возмещения процессуальных издержек, что противоречит норме Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которой каждому, кто не может понимать язык, используемый в суде, или говорить на нем, должно быть обеспечено право получать свободную помощь переводчика без последующего взыскания стоимости услуг. Иными словами, право указанного лица на получение безвозмездной помощи переводчика является универсальным, независимо от обстоятельств дела или процессуального статуса этого субъекта, а поэтому все расходы по обеспечению участия переводчика в процессе судопроизводства должно нести государство, осуществляющее правосудие. Решение Европейского суда по делу "Брозичек против Италии", обязывая власти Италии неукоснительно соблюдать требования Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, устанавливает правило, по которому материалы предварительного следствия должны быть переведены на родной язык участника процесса, независимо от того, имеет ли он достаточные познания в государственном языке, чтобы понять содержание выдвинутых против него обвинений. Иными словами, обеспечение перевода установленных законом процессуальных документов является обязанностью государственных органов, обеспечивающих следствие и правосудие, в силу одного субъективного желания участника уголовного процесса, для которого язык судопроизводства, на котором осуществляется производство по делу с его участием, не является родным, независимо от того, владеет ли он свободно языком производства по делу или нет. Следовательно, под источником такой обязанности следует понимать не субъективные качества личности, а императивное предписание закона, действие которого в идеале объективно свободно от всякого личностно ориентированного влияния. Под иным углом зрения трактуется вопрос обеспечения вербального перевода в производстве по делу "Камасинский против Австрии". В решении по этому делу указано, что помощь переводчика должна быть предусмотрена с целью предоставить защищающемуся возможность знать содержание возбужденного против него дела и самостоятельно защищаться, чтобы он мог представить суду свою версию событий или обстоятельств дела. Таким образом, можно утверждать, что обвиняемый на избранном им языке должен быть ознакомлен со всеми материалами досудебного производства, чтобы осознанно участвовать на судебном заседании. Говоря о степени ознакомления стороны защиты посредством перевода процессуальных документов, Европейский суд полагает, что перевод должен обеспечивать возможность самостоятельной защиты субъектом своих прав без учета оказываемой квалифицированной юридической помощи со стороны адвоката. Следовательно, перевод должен быть аутентичным, т. е. объективным, полным и адекватным содержанию материалов уголовного дела. На первый взгляд решение Европейского суда по делу "Кассани против Великобритании" диссонирует на фоне приведенных выше решений. В резолютивной части его указано, что подтверждение потребности заявителя в содействии переводчика - вопрос судебного определения. Но таковым оно является вне контекста разбиравшегося в Европейском суде иска, предметом которого было произвольное назначение к участию в процессе переводчика органом предварительного расследования, не отраженное в материалах уголовного дела. Таким образом, мы можем говорить о том, что в европейских стандартах в области прав человека в привлечении к участию в разбирательстве по делу переводчика-синхрониста усматривается самостоятельное процессуальное действие, которое должно не только найти свое отражение в его материалах, но и быть проведено с обязательным соблюдением всех формальных процедур, предусмотренных национальным законодательством. Подводя итог рассмотрению содержания актов Европейского суда и их влияния на применение норм УПК РФ в контексте проблематики нашего исследования, можно сформулировать европейскую модель реализации принципа языка судопроизводства, которая включает в себя следующие юридические компоненты. Право участия в судебном процессе на родном языке является индивидуальным, а его реализация на практике уголовного судопроизводства - следствие субъективного желания или реальной потребности участника разбирательства по делу, который не владеет или не желает пользоваться языком, посредством которого осуществляется производство по возбужденному в отношении него делу. Базовая гарантия участия субъекта уголовно-процессуальных отношений в разбирательстве по делу на своем родном языке - это назначение к участию в процедурах следственного и судебного производства переводчика-синхрониста, осуществляющего устный перевод содержания процессуальных действий. Участие переводчика в уголовном судопроизводстве является составной частью процессуальных правоотношений в рамках конкретного дела, поэтому его назначение должно быть оформлено с соблюдением всех формальных процедур, предусмотренных нормами национального законодательства. Несмотря на постоянное пристальное внимание международного сообщества к соблюдению прав человека в нашей стране, Европейский суд в отношении России никогда не выносил решение по фактам нарушений прав субъектов судопроизводства на национально-языковую самобытность и самоидентификацию при следственном или судебном разбирательстве. Это объясняется тем, что совокупность юридических норм, образующих отечественный принцип языка уголовного судопроизводства, как минимум по трем параметрам превосходит по своему содержанию аналогичные всеобщие и европейские стандарты в области прав человека. Во-первых, в России действие указанного принципа распространяется практически на всех участников уголовного процесса, не владеющих языком, на котором осуществляется следственное и судебное производство по делу с их участием (за исключением должностных лиц правоохранительных органов, для которых знание государственного языка Российской Федерации, одновременно выступающего в качестве языка судопроизводства на ее территории, является обязательным и составляет одну из характеристик их профессиональной пригодности), чего нельзя сказать о европейском континентальном законодательстве, гарантирующем право общения на родном языке при осуществлении процессуальных процедур только для лица, противоправные деяния которого являются объектом уголовного преследования (т. е. для подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного). Во-вторых, согласно нормам международного права стандартным минимумом процессуальных гарантий лицу, не владеющему языком уголовного судопроизводства, является предоставление ему бесплатной помощи переводчика, осуществляющего перевод содержания следственных и судебных действий и документов, причем объем письменных переводов нормативно не определен, тогда как УПК РФ содержит исчерпывающий перечень следственных и судебных документов, требующих перевода. В-третьих, УПК РФ устанавливает типовые стандартные формы процессуальных документов, которые в обязательном порядке должны вручаться участнику разбирательства по делу, не владеющему языком судопроизводства, тогда как нормами международного гуманитарного права это не предусмотрено, в результате чего в России правила и порядок осуществления устных и письменных переводов диктуются законом, а, например, в Европе обусловливаются потребностями производства по конкретному уголовному делу, исходя из его содержания и субъективных характеристик лица, подвергаемого уголовной репрессии. Следовательно, отечественный уголовно-процессуальный закон в вопросе определения и применения норм, образующих в своей совокупности принцип языка уголовного судопроизводства, более формализован по сравнению с аналогичными стандартами в области защиты прав человека, что позволяет сократить или даже исключить влияние фактора субъективной заинтересованности стороны обвинения при реализации его положений на практике, когда перевод как средство внутрипроцессуальной коммуникации используется только в интересах этой стороны, а не в целях удовлетворения потребностей и решения задач уголовного судопроизводства. Несмотря на различия между нормами УПК РФ и международными стандартами в сфере защиты прав человека при определении объема гарантий, предоставляемых субъекту разбирательства по делу совокупностью норм принципа языка уголовного судопроизводства, они имеют общий механизм реализации этих гарантий: назначение к участию в следственном и судебном производстве переводчика как процессуально обособленного лица, призванного организовывать и обеспечивать межличностную внутрипроцессуальную коммуникацию между участниками (но никак не сторонами) разбирательства по конкретному уголовному делу. Однако далее императивной констатации обязательности участия переводчика в судопроизводстве в случае, если один из его субъектов не владеет языком, на котором оно осуществляется, или не желает пользоваться им, к сожалению, речь не идет. Ни УПК РФ, ни международные акты в сфере гуманитарного права не содержат никаких качественных характеристик профессионального статуса переводчика, на основании которых он мог бы приобрести соответствующие процессуальные права и обязанности (единственное требование, на которое косвенно указывают решения Европейского суда, - участие в судебном заседании переводчика-синхрониста, обеспечивающего вербальную коммуникацию в рамках судебного заседания). Подобная позиция, видимо, может быть объяснена тем, что сотрудники правоохранительных органов, осуществляющих дознание, следствие и правосудие, должны ориентироваться на нормативные акты, регламентирующие вопросы профессиональной компетентности переводчика, лежащие вне плоскости уголовно-процессуального законодательства и международно-правовых стандартов в области прав человека. К числу известных нам источников профессиональной правосубъектности переводчика (независимо от характера правоотношений, в рамках которых она возникает) следует отнести "Рекомендацию Найроби" (Рекомендацию ЮНЕСКО о юридической охране прав переводчиков и переводов и практических средствах по улучшению положения переводчиков (Recommendation on the legal protection of Translators and Translations and the practical means to improve the Status of Translators), принятую 22 ноября 1976 г. на XIX Генеральной конференции ЮНЕСКО в г. Найроби (Кения)). Этот документ, одобренный Россией, интересен нам потому, что содержит многие качественные характеристики правового статуса переводчика-профессионала как субъекта имущественных, административных и иных правоотношений, напрямую не связанных с судопроизводством (в том числе с уголовным), которые могут оказать существенное влияние на реализацию положений принципа языка судопроизводства в практике правоохранительной деятельности. Являясь источником профессионального, но не процессуального статуса переводчика в уголовном судопроизводстве, "Рекомендация Найроби" не оказывает влияния на содержание рассматриваемого нами принципа, но опосредованно влияет на один из механизмов его реализации. Существенное значение в определении роли и степени участия переводчика в процедурах уголовного судопроизводства имеют документы Международной федерации переводчиков (International Federation of Translators, FIT), являющейся ассоциированным членом ЮНЕСКО. Эти документы обладают международной юрисдикцией. Среди них в первую очередь следует назвать Хартию переводчиков (Translator's Charter), одобренную 30 сентября 1963 г. Конгрессом FIT в г. Дубровник (Югославия), а также Кодекс поведения судебных переводчиков (Code of Conduct for Court Interpreters) и Практикум по судебному переводу (Best Practice in Court Interpreting), одобренные 24 августа 1999 г. Конгрессом FIT в г. Монце (Бельгия). Несмотря на то, что указанные документы не имеют нормативного характера, они оказывают или могут оказать существенное влияние на деятельность переводчиков при осуществлении ими своих профессиональных функций в рамках уголовного процесса, поскольку содержат правила корпоративной этики, несоблюдение которых автоматически влечет за собой исключение из профессионального сообщества, потерю социального статуса и даже источников дохода. Именно поэтому переводчики в своей деятельности (особенно те из них, кто имеет аккредитацию в национальном отделении FIT в России) будут ориентироваться на предписания документов FIT и стремиться руководствоваться ее корпоративными правилами, нежели учитывать пожелания участников процесса по конкретному уголовному делу (особенно со стороны обвинения). Следовательно, необходимость знания практическими сотрудниками правоохранительных органов этих документов по мере дальнейшей интеграции нашей страны в международное сообщество будет только возрастать. Корпоративные документы Международной федерации переводчиков, как и "Рекомендация Найроби", никак не влияют на содержание принципа языка уголовного судопроизводства, но при определенных обстоятельствах (например, при осуществлении международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства) способны существенно корректировать применение норм данного принципа. Объективно не имея возможности влиять на содержание норм процессуального законодательства в целях лоббирования интересов своих членов, Международная федерация переводчиков через нормы корпоративной этики пытается унифицировать порядок исполнения предписаний закона, чтобы посредством введения единых правил профессиональной деятельности в рамках обеспечения коммуникативных потребностей судопроизводства выработать единые для всех членов федерации эталоны поведения, минимизировать число случаев проявления конкуренции, установить общие начала оплаты переводческого труда, повысить ответственность исполнителей судебных поручений по переводу материалов и документов разбирательства по уголовным делам за результаты их деятельности. Иными словами, посредством указанных выше документов FIT пытается унифицировать квалификационные требования к переводчикам, специализирующимся на осуществлении судебных переводов, понимая под таковыми переводы всего комплекса процессуальных действий и документов независимо от обстоятельств и содержания конкретного дела. Несмотря на ненормативный характер актов FIT, их практическую значимость сложно переоценить: если существующие законоположения определяют, что необходимо делать при реализации принципа языка уголовного судопроизводства в практике процессуальной деятельности, то локальные акты FIT указывают на то, как и посредством каких действий нужно исполнять предписания закона. Поэтому представляется обоснованным вывод о том, что документы FIT, не являясь источниками права де-юре, все-таки могут рассматриваться в таком качестве по результатам их де-факто воздействия на организацию процессуальной деятельности (хотя с позиции теории права этот вывод неоднозначен). Резюмируя, попытаемся сформулировать качественные характеристики принципа языка уголовного судопроизводства, источниками которого являются нормы отечественного уголовно-процессуального законодательства, международного гуманитарного права (включая решения Европейского суда, имеющие нормативное значение), позволяющие раскрыть его как самостоятельный институт отрасли уголовного процесса. Во-первых, языком уголовного судопроизводства может быть государственный язык Российской Федерации или язык одного из ее субъектов, имеющий конституционный статус (только в границах соответствующего субъекта). Именно поэтому никакие иные региональные языки или языки этнических меньшинств, не имеющие такого статуса и в силу этого не указанные в законе, не могут использоваться при организации и проведении судопроизводства по уголовным делам на территории нашей страны. Во-вторых, какой-либо иной язык, помимо государственного, может быть использован в качестве языка внутрипроцессуального общения (но никак не языка судопроизводства) по инициативе одного из субъектов разбирательства по делу, если он не владеет языком, на котором осуществляется разбирательство по делу, или по каким-либо причинам не желает использовать его для участия в следственных и судебных действиях. Право пользоваться родным или любым иным языком, которым субъект уголовно-процессуальных отношений свободно владеет, является неотчуждаемым субъективным правом личности, которое может оказать влияние на содержание производства по конкретному делу только в том случае, если соответствующий его участник пожелает реализовать данное право. Именно поэтому, на наш взгляд, в уголовном процессе обеспечивается не само право, которое охраняется и обеспечивается нормами в первую очередь конституционного закона, а субъективное желание это право реализовать. В-третьих, реализация субъективного права пользоваться своим родным языком в рамках уголовного процесса для конкретного лица по закону ограничивается объемом участия этого лица в следственном и судебном производстве в соответствии с его статусом и степенью участия. Иными словами, переводу подлежат не все процессуальные документы, а лишь те, которые вручаются ему лично, а также содержание тех процессуальных действий, которые осуществляются при его непосредственном участии. Неправомерное расширение или ограничение сферы применения норм принципа языка судопроизводства следует рассматривать как нарушение уголовно-процессуального закона, ведущее к дискриминации. В любом случае право пользоваться родным языком в уголовном судопроизводстве является факультативным, а поэтому должно обеспечиваться за счет юридических инструментов уголовного процесса. В-четвертых, реализация субъектом уголовно-процессуальных отношений права пользоваться родным или любым иным языком, отличным от языка судопроизводства, влечет за собой исполнение должностными лицами органов дознания, следствия и суда целого комплекса предусмотренных системой законодательства действий по обеспечению осуществления этого права. Выполнение этих действий является императивной обязанностью всех сотрудников правоохранительных органов, вовлеченных в производство по уголовному делу, неисполнение которой неизбежно приведет к утрате законности следственного и судебного разбирательства. Поэтому, обеспечивая процессуальные гарантии лица, не владеющего языком судопроизводства, должностные лица органов охраны правопорядка посредством реализации предписаний рассматриваемого нами принципа уголовного процесса обеспечивают законность и справедливость правосудия. В-пятых, несмотря на то, что процессуальные гарантии права пользоваться родным языком в рамках производства по уголовному делу, закрепленные в законодательстве России, по объему превосходят аналогичные международные стандарты в сфере защиты прав человека, их явно недостаточно, чтобы обеспечить действенную помощь переводчика тому субъекту разбирательства по уголовному делу, который не знает языка, на котором оно ведется. Сегодня формы и способы практической реализации норм принципа языка уголовного судопроизводства фактически оставлены на усмотрение органов дознания, следствия и суда, а также самих переводчиков, поскольку не получили своего нормативного регулирования из-за отсутствия руководящих документов, определяющих деятельность именно переводчика в производстве процессуальных действий. И последнее: как показывает анализ норм УПК РФ и международных стандартов в области прав человека при осуществлении правосудия, отечественный принцип языка уголовного судопроизводства представляет собой логически и композиционно завершенную совокупность норм, гарантирующих и обеспечивающих субъективное право пользоваться родным языком, отличным от языка судопроизводства, при разбирательстве по делу. Поэтому можно предполагать, что дальнейшее совершенствование российского законодательства в этой сфере будет происходить не за счет создания каких-либо новых нормативных конструкций, а за счет новелл, регламентирующих порядок применения уже существующих норм данного принципа. Более того, Россия при существующем политическом режиме и далее будет ориентироваться на стандарты европейской демократии, перенимая у Старого Света культуру исполнения законов.

Название документа