Проблемы прямого применения в Российской Федерации "права Совета Европы"

ПРОБЛЕМЫ ПРЯМОГО ПРИМЕНЕНИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ "ПРАВА СОВЕТА ЕВРОПЫ"

В. Н. МЯСНЯНКИН

Мяснянкин Владимир Николаевич - адвокат Адвокатской палаты Курской области, член Российской ассоциации международного права (г. Курск).

"Правом Совета Европы" условно называют документы, вырабатываемые в рамках Совета Европы - международной организации, в уставных документах которой в качестве целей наряду с содействием более тесному "европейскому сплочению" и укреплению мира провозглашены: - правовое обеспечение прав и свобод человека; - содействие осознанию и развитию европейской культурной самобытности; - поиск совместных решений социальных проблем (национальные меньшинства, ксенофобия, нетерпимость, защита окружающей среды, биоэтика, СПИД, наркомания и т. п.); - развитие политического партнерства с новыми демократическими странами Европы; - помощь странам Центральной и Восточной Европы в проведении политических, законодательных и конституционных реформ и т. п. Сегодня Совет Европы - одна из наиболее авторитетных и представительных организаций, объединяющий в своем составе 40 европейских государств - больше, чем любая другая европейская международная организация. Обязательства Российской Федерации перед Советом Европы возникли еще до вступления нашей страны в эту организацию. Дело в том, что согласно Венской декларации глав государств и правительств стран - членов Совета Европы от 9 декабря 1993 года для вступления в Совет необходимо, чтобы заинтересованное государство "привело свои учреждения и правовую систему в соответствие с основными принципами демократии, верховенства права и уважения прав человека. Народные представители должны избираться посредством свободных и справедливых выборов на основе всеобщего голосования. Гарантированная свобода слова и особенно средств массовой информации, защита национальных меньшинств и соблюдение принципов международного права должны оставаться решающими критериями для оценки любой заявки на полноправное членство". Необходимое условие приема в Совет Европы - обязательство государства-претендента в короткий срок подписать Европейскую конвенцию о правах человека и признать в полном объеме предусматриваемый ею контрольный механизм <*>. -------------------------------- <*> Право Совета Европы и Россия. Сборник документов и материалов. М., 1996. С. 286 - 287.

После подачи Россией заявки на вступление в Совет Европы Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла Заключение N 193 (1996) от 25 января 1996 года. В Заключении были перечислены основные обязательства, соблюдение которых являлось критерием готовности Российской Федерации стать полноправным членом этой организации и в дальнейшем продолжать членство <*>. -------------------------------- <*> См.: О выполнении Россией обязательств, принятых при вступлении в Совет Европы. Специальный доклад уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. М., 2002.

Некоторые обязательства носили политико-правовой характер и имели конкретные адреса, конструктивную направленность и определялись конкретной ситуацией (вывод 14 армии из Молдавии, привлечение к судебной ответственности лиц, признанных виновными в нарушении прав человека в Чечне; передача из МВД в компетенцию Министерства юстиции Российской Федерации права управления пенитенциарными учреждениями и надзора за исполнением наказаний и другие). В то же время большинство рекомендаций носило юридический характер и относилось к конкретным мерам по приведению российского законодательства и правоприменительной практики в соответствие с европейскими нормами. Таковы, например, принятие новых Уголовного, Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного кодексов, соответствующих стандартам Совета Европы; новых законов о роли и деятельности прокуратуры и бюро уполномоченного по правам человека, о свободе собраний и свободе вероисповедания; реальное обеспечение конституционного права граждан России на свободу передвижения и выбор места жительства; улучшение условий содержания заключенных, особенно в следственных изоляторах; принять закон об "альтернативной службе"; подписать Конвенцию о правах человека, Европейскую конвенцию о запрещении пыток, Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств, Европейскую хартию местного самоуправления и Хартию региональных языков и языков меньшинств; подписать и ратифицировать другие конвенции Совета Европы, в частности, касающиеся выдачи преступников, взаимной помощи в уголовно-правовой сфере, "отмывания" денег, конфискации доходов от преступной деятельности. Положения Заключения N 193 в целом носят рекомендательный характер. Однако само Заключение является, по сути, приложением к имеющей юридическую силу Резолюции Комитета министров Совета Европы 96/2 от 8 февраля 1996 года с предложением России вступить в члены организации. Кроме того, еще в феврале 1995 года в специальном послании Совету Европы, подписанном Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным, Председателем Правительства В. С. Черномырдиным и руководившими в то время палатами Федерального Собрания В. Ф. Шумейко и И. П. Рыбкиным, содержалось обещание совершенствовать законодательство России и привести его в соответствие с европейскими стандартами. В приложении к посланию под названием "Пояснения к составлению и планам совершенствования правового порядка в России" был представлен анализ и планы совершенствования российского законодательства и правоприменительной практики. Основная идея послания и приложения к нему состояли в том, что Россия брала на себя недвусмысленное обещание выполнить рекомендации, которые будут сформулированы Советом Европы. С юридической точки зрения это был односторонний акт государства, добровольно принявшего на себя международные обязательства, и сохранял такой характер до 28 февраля 1996 года, то есть до момента принятия России в члены Совета Европы. Значительную часть требований Совета Европы Россия должна была выполнить в течение года после вступления в эту организацию. В частности, необходимо было ратифицировать Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод и протоколы к ней (NN 1, 2, 4, 7, 9, 10 и 11), а также ряд других европейских конвенций; провести реформу прокуратуры; принять закон об уполномоченном по правам человека; внести изменения в законы о национальных меньшинствах, об основных политических свободах, о свободе вероисповедания; улучшить условия содержания заключенных в тюрьмах и перевести пенитенциарные учреждения в компетенцию Министерства юстиции Российской Федерации; ввести со дня вступления в Совет Европы мораторий на исполнение смертных приговоров и в течение трех лет отменить смертную казнь, ратифицировав Протокол N 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод; отменить все запреты на свободное передвижение и выбор места жительства; признать в законодательном порядке право граждан на индивидуальное обращение в контрольные органы Совета Европы и обязательную юрисдикцию Европейского суда по правам человека. Некоторые требования были выполнены Россией незамедлительно; исполнение других растянулось во времени. Тем не менее уже почти десять лет Россия является членом Совета Европы, что делает необходимым применять в нашей стране те нормы, которые разрабатываются в рамках этой важной международной организации. "Право Совета Европы", создающее непосредственные обязательства для государств-членов, состоит из двух частей: - конвенций и протоколов к ним, разрабатываемых в рамках данной организации; - решений Европейского суда по правам человека. Что касается выполнения обязательств, взятых Россией в силу принятия конвенций Совета Европы, то это выполнение ничем не отличается от исполнения обязательств по другим договорам. Дело в том, что широко распространенное выражение "конвенция, принятая международной организацией" означает, что та или иная конвенция разрабатывалась с использованием механизма соответствующей международной организации. Обязательства по ним признаются государствами так же, как по любым другим договорам; применение норм таких конвенций в российской правовой системе не имеет отличий от применения норм других международных договоров <*>. -------------------------------- <*> См.: Малинин С. А. О правотворческой деятельности межгосударственных организаций // СЕМП. 1971.

Положения большинства конвенций Совета Европы уже трансформированы Россией в ее национальное право. Соответствующая работа законодательных и иных государственных органов продолжается. Особую область применения "права Совета Европы" составляют решения Европейского суда по правам человека. Дело в том, что этот вид деятельности не может быть одномоментным и никогда не может считаться завершенным. Мало того, решения Европейского суда по правам человека вообще занимают особое место среди положений международного права, применяемых в Российской Федерации, по двум причинам: - решения Суда по делам, затрагивающим Российскую Федерацию, обязательны для исполнения в Российской Федерации; - решения Суда имеют прецедентное значение, то есть при аналогичных обстоятельствах нельзя принять иное решение, чем решение, которое уже принято Европейским судом по такому же или аналогичному случаю. Поэтому остановимся подробнее на проблемах применения в Российской Федерации решений Европейского суда по правам человека. Европейский суд по правам человека создан в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод 1950 года. Конвенция принята в рамках Совета Европы, и ее часто называют Европейской конвенцией о правах человека. Уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде по правам человека П. А. Лаптев считает, что 5 мая 1998 года - дата вступления в силу Европейской конвенции для России - для нашей правовой системы является датой переломного, по-своему революционного момента. "Российская Федерация вошла в европейское "правовое пространство" (применительно к праву Совета Европы) и должна стремиться к тому, чтобы глубоко осваивать для себя это пространство и учиться жить юридически неизолированно от Европы" <*>. -------------------------------- <*> Лаптев П. А. Значение Конвенции о защите прав человека и основных свобод для правовой системы России // Актуальные проблемы международного гражданского процесса. Санкт-Петербург, 2003. С. 12.

Основу европейского правового пространства в том, что касается стандартов Совета Европы, составляет Конвенция о защите прав и основных свобод человека. При ратификации Конвенции <*> Российская Федерация сделала следующее заявление: "Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления в действие этих актов в отношении Российской Федерации" (то есть после 5 мая 1988 года). -------------------------------- <*> Федеральный закон о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод N 54-ФЗ от 30 марта 1998 г.

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 5 от 10 октября 2003 года прямо сказано о том, что применение судами Европейской конвенции по правам человека "должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод". Таким образом, только юрисдикция Суда ограничена событиями, связанными с Россией, и временными рамками ее присоединения к Конвенции. Толкование, даваемое Судом положениям Конвенции, не ограничено ни тем, ни другим, и российские суды обязаны опираться в своей деятельности на весь массив юриспруденции Суда. Для России, как и для других европейских стран, положения Конвенции по правам человека существуют не сами по себе, а лишь в том виде, в каком их понимает и применяет Европейский суд по правам человека. Свод нормоустанавливающих решений, создаваемых Судом, образует прецедентное право или прецедентную практику Европейского суда. Некоторые статьи Конвенции предусматривают слово "каждый" для обозначения бенефициара. Например, в п. 1 статьи 6 сказано: "Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона". Из этого, считает П. А. Лаптев, следует, что помимо физического лица в правоотношение может вступить и юридическое лицо. А это значит, что решение любого арбитражного суда России при определенных обстоятельствах может быть предметом того или иного разбирательства в Европейском суде по правам человека так же, как и решение, принятое судом общей юрисдикции в Российской Федерации <*>. -------------------------------- <*> Лаптев П. А. Цит. соч. С. 17.

Европейский суд по правам человека не отменяет и не изменяет предшествующие национальные судебные решения, не является так называемой четвертой инстанцией в судебном рассмотрении уголовного, гражданского или арбитражного дела, а принимает решения о соответствии или несоответствии действий того или иного государства по данному делу положениям Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Выполнение постановлений, касающихся Российской Федерации, предполагает в случае необходимости обязательство со стороны государства принять меры частного характера, направленные на устранение нарушений прав человека, предусмотренных Конвенцией, и последствий этих нарушений для заявителя, а также меры общего характера с тем, чтобы предупредить повторение подобных нарушений. Пленум Верховного Суда в своем Постановлении от 10 октября 2003 года напоминает: "Суды в пределах своей компетенции обязаны действовать таким образом, чтобы обеспечить выполнение обязательств государства, вытекающих из участия Российской Федерации в Конвенции о защите прав человека и основных свобод". Однако пока остаются некоторые затруднения в применении права Совета Европы. Так, остается открытым вопрос о соотношении прецедента Европейского суда с положениями статьи 15 (часть 3) Конституции России, согласно которой любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения. При этом вопрос об официальном периодическом опубликовании решений Европейского суда по правам человека в Российской Федерации также остается пока открытым. Уже есть примеры использования решений Европейского суда по правам человека Конституционным судом Российской Федерации. Конституционный суд Российской Федерации применяет прецедентное право Европейского суда по правам человека, причем делает отсылки на постановления Европейского суда по делам против других стран. При этом П. А. Лаптев отмечает, что юридическая техника отсылок в постановлениях Конституционного Суда РФ соответствует юридической технике отсылок в решениях Европейского суда, что, несомненно, является одним из позитивных признаков нашей интеграции в правовое пространство Европы <*>. -------------------------------- <*> Там же. С. 22.

Приведем некоторые примеры. Первый пример - это Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. N 11-П по жалобе гражданина В. И. Маслова. 2 октября 1997 г. в рамках расследования по уголовному делу, возбужденному по признакам преступления, предусмотренного статьей 163 УК РФ, следственными органами при ГУВД г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области, был произведен обыск по месту жительства гражданина В. И. Маслова, после чего он был принудительно доставлен в региональное управление по борьбе с организованной преступностью, где удерживался более 16 часов. За это время в отношении него был проведен ряд других следственных действий - опознание, допрос в качестве свидетеля, очная ставка. В ответ на ходатайство В. И. Маслова об обеспечении помощи адвоката (защитника) следователь разъяснил ему, что в соответствии с частью 1 статьи 47 УПК РСФСР такая помощь предоставляется только обвиняемому - с момента предъявления обвинения и подозреваемому - с момента объявления ему протокола задержания или постановления о применении к нему меры пресечения в виде заключения под стражу, а поскольку В. И. Маслов по своему процессуальному положению являлся свидетелем, его просьба не могла быть удовлетворена. Протокол же о задержании в качестве подозреваемого был объявлен В. И. Маслову после того, как он уже длительное время находился фактически в положении задержанного и в отношении него были проведены опознание, допрос в качестве свидетеля и очная ставка. После предъявления В. И. Маслову обвинения его адвокат-защитник заявил ходатайство об ознакомлении с протоколами следственных действий, проведенных с участием В. И. Маслова до признания его подозреваемым, в чем ему было отказано, так же как и в производстве выписок из материалов, предоставленных для ознакомления, на том основании, что, по мнению следователя, в силу части 2 статьи 51 УПК РСФСР эти права защитник может реализовать лишь после окончания следствия. Действия следователя неоднократно обжаловались В. И. Масловым и его защитником в прокуратуру и суд, которые, однако, не усмотрели в них каких-либо нарушений права В. И. Маслова пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента задержания. Только после рассмотрения судом кассационной инстанции их требования в части, касающейся применения части 2 статьи 51 УПК РСФСР, были удовлетворены: признан незаконным отказ защитнику в предоставлении для ознакомления протоколов следственных действий, проведенных с участием его подзащитного, и в производстве выписок из процессуальных документов. В. И. Маслов, полагая, что его конституционным правам в уголовном процессе причинен невосполнимый ущерб, поскольку они своевременно не были реализованы на важной для защиты стадии уголовного процесса, обратился в Конституционный Суд России с просьбой проверить конституционность примененных в его деле положений УПК РСФСР как противоречащих ст. ст. 45 (ч. 2), 48 (ч. ч. 1 и 2) и 55 (ч. 3) Конституции России. Таким образом, предметом рассмотрения по делу Маслова являлись положения ч. 1 ст. 47 УПК РСФСР, которые допускают защитника к участию в деле с момента объявления лицу, подозреваемому в совершении преступления, протокола задержания либо постановления о применении до предъявления обвинения меры пресечения в виде заключения под стражу, а также положения ч. 2 ст. 51 УПК РСФСР, которые толкуются правоприменительной практикой как не предоставляющие защитнику до окончания расследования по делу права знакомиться с протоколами следственных действий, произведенных с участием его подзащитного, до того, как он был признан подозреваемым, и документами, которые предъявлялись либо должны предъявляться подозреваемому и обвиняемому и исключающими право выписывать необходимые сведения из материалов, с которыми защитник был ознакомлен. При рассмотрении дела Маслова Конституционный Суд России не сделал ссылку на решение Европейского суда по какому-либо делу против Российской Федерации по правоотношению, возникшему после 5 мая 1998 г., так как таких дел просто нет. Конституционный Суд сослался на прецеденты Европейского суда по делам против других стран, решения по которым принимались задолго до 5 мая 1998 г. В Постановлении Конституционного Суда говорилось: "Доступ к адвокату как неотъемлемая гарантия права на защиту в случае уголовного обвинения предусмотрен статьей 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, а также статьями 5 и 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которым каждому арестованному или задержанному сообщаются незамедлительно причины ареста и предъявляемое обвинение и обеспечивается право на безотлагательное решение судом вопроса о законности задержания и справедливое публичное разбирательство дела при предоставлении возможности защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника. Рассматривая право обвиняемого на получение помощи адвоката как распространяющееся на досудебные стадии производства (решение от 24 мая 1991 года по делу Quaranta <1>, решение от 24 ноября 1993 года по делу Imbriosa <2>), Европейский суд по правам человека сформулировал ряд положений, согласно которым отказ задержанному в доступе к адвокату в течение первых часов допросов полицией в ситуации, когда праву на защиту мог быть нанесен невосполнимый ущерб, является - каким бы ни было основание такого отказа - несовместимым с правами обвиняемого, предусмотренными статьей 6 (пункт 3 с) Конвенции о защите прав человека и основных свобод (решение от 8 февраля 1996 года по делу Murray <3>). При этом под обвинением в смысле статьи 6 Конвенции Европейский суд по правам человека понимает не только официальное уведомление об обвинении, но и иные меры, связанные с подозрением в совершении преступления, которые влекут серьезные последствия или существенным образом сказываются на положении подозреваемого (см., например, решение от 27 февраля 1980 года по делу Deweer <4>, решение от 15 июля 1982 года по делу Eckle <5>, решение от 10 декабря 1982 года по делу Foti <6>), т. е. считает необходимым исходить из содержательного, а не формального понимания обвинения". -------------------------------- <1> Series A, No. 205, para 36. <2> Series A, No. 275, para 36. <3> Series A, No. 294, para 66. <4> Series A, No. 35, paras 44, 46. <5> Series A, No. 51, para 73. <6> Series A, No. 56, para 52.

Второй пример - это Постановление Конституционного Суда России от 16 мая 2000 года N 8-П по жалобе компании "Timbers Holdings International Limited". Статья 104 Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)", определяя правовой режим имущества должника, которое не включается в конкурсную массу, устанавливает, в частности, что жилищный фонд социального использования, детские дошкольные учреждения и объекты коммунальной инфраструктуры, жизненно необходимые для региона, подлежат передаче в предусмотренном п. п. 1 - 3 данной статьи порядке соответствующему муниципальному образованию (п. 4) по фактическому состоянию без каких-либо дополнительных условий (п. 5). Арбитражный суд Вологодской области признал общество с ограниченной ответственностью "Судский ЛДК-А" несостоятельным (банкротом) и в целях обеспечения требований кредиторов открыл конкурсное производство. Формируя конкурсную массу, конкурсный управляющий не включил в нее котельную, входившую в принадлежащий должнику производственный комплекс, признав, что она относится к числу объектов, жизненно необходимых для поселка Суда Череповецкого района Вологодской области, поскольку является для него единственным источником теплоснабжения, и потому в силу ст. 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" должна быть передана соответствующему муниципальному образованию. Решение конкурсного управляющего было оспорено основным кредитором ООО "Судский ЛДК-А" компанией "Timbers Holdings International Limited" в Арбитражном суде Вологодской области, который отказал в удовлетворении требований истца о признании недействительной передачи котельной либо выплате ее стоимости, обосновав свой отказ ссылкой на ст. 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)". В своей жалобе в Конституционный Суд компания "Timbers Holdings International Limited" утверждала, что исключение того или иного имущества должника из конкурсной массы и передача его муниципальному образованию отражается в конечном счете на полноте удовлетворения требований кредитора, лишая его части причитающихся ему денежных средств. Такое изъятие, по мнению заявителя, означает, по существу, не что иное, как принудительное - в силу закона - отчуждение частной собственности без предварительного и равноценного возмещения, что противоречит требованиям ст. 35 (часть 3) Конституции России. Конституционный Суд России применил такую же процедуру, как и по делу Маслова, сославшись на прецеденты Европейского суда в отношении других стран, состоявшиеся до 5 мая 1998 года. В своем Постановлении Конституционный Суд указал следующее: "Положения пункта 4 статьи 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" представляют собой чрезмерное, не пропорциональное конституционно значимым целям, а потому произвольное ограничение права собственности должника и, следовательно, конкурсного кредитора, в конкурсном производстве, и умаляют конституционное право частной собственности, т. е. противоречат статье 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации. В связи с этим законодателю надлежит, исходя из принципов правового государства, регламентировать условия перехода права собственности, в частности, его утраты, на основе юридического равенства и справедливости, в соответствии с Конституцией Российской Федерации. Данные требования распространяются и на предоставление компенсации должнику - собственнику имущества в процедуре конкурсного производства, - такая компенсация должна быть соразмерной с точки зрения обеспечения справедливого баланса между публичными и частными интересами. Аналогичную правовую позицию сформулировал Европейский суд по правам человека, который исходит из того, что компенсация за вмешательство в осуществление права собственности вытекает из статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающей, в частности, что "никто не может быть лишен своего имущества, кроме как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права". Согласно этой правовой позиции Европейского суда по правам человека лишение собственности без предоставления разумной компенсации с учетом ее стоимости, как правило, представляет собой несоразмерное вмешательство, которое не может считаться оправданным. Вместе с тем ст. 1 Протокола N 1 не рассматривается им как предоставляющая право на получение полной компенсации, поскольку при определенных фактических обстоятельствах учет публичных интересов, связанных с необходимостью обеспечения большей социальной справедливости, может обусловливать выплату возмещения ниже рыночной стоимости (решение от 23 сентября 1982 года по делу Sporrong and Lonnroth <*>, решение от 21 февраля 1986 года по делу James and others <**>, решение от 8 июля 1986 года по делу Lithgow and others <***>). -------------------------------- <*> Series A No. 52, para 69. <**> Series A No. 98, paras 50, 54. <***> Series A No. 102, paras 109, 122.

В связи с тем, что российские суды должны воспринимать правовые позиции, занимаемые Европейским судом по правам человека, встает вопрос о том, насколько обязательно для них толкование, даваемое Европейским судом нормам международного права. При рассмотрении дела Tatiana Slivenko e. a. v. Latvia Суд столкнулся со спором между сторонами относительно того, обладает ли он необходимыми полномочиями толковать двусторонние договоры и конвенции на предмет их соответствия Европейской конвенции и принятия во внимание при рассмотрении индивидуальной жалобы. В этом деле речь шла о Договоре между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода от 30 апреля 1994 года. В своем решении по вопросу о приемлемости жалобы Суд определил: "В первую очередь следует отметить, что в соответствии со статьей 19 Конвенции функцией Суда является обеспечение соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции и Протоколам к ней. По условиям пункта 1 статьи 32 юрисдикция Суда распространяется на все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в том числе и через частные жалобы, поданные в соответствии со статьей 34 Конвенции. В соответствии с установившейся практикой полномочия Суда по интерпретации не ограничены самими текстами Конвенции и Протоколов, но также включают в себя право толковать оговорки и иные односторонние заявления, сделанные Высокими Договаривающимися Сторонами в отношении Конвенции и Протоколов к ней (см. среди других примеров в контексте требований о применении оговорки в соответствии со статьей 57 Конвенции дело Ecius v. Lithuania <*>. Относительно отступления от соблюдения обязательств в соответствии со ст. 15 Конвенции трактует и Постановление Суда по делу Sakik and others v. Turkey от 26 ноября 1997 года <**>. -------------------------------- <*> N 34578/97, §§ 77 - 87, ECHR 2000-IX. <**> Reports 1997-VH, §§ 34 - 39.

Поскольку Латвия при ратификации Конвенции не воспользовалась возможностью сделать официальную оговорку в отношении Договора от 30 апреля 1994 года, Суд пришел к выводу о том, что он "полномочен рассмотреть все вопросы, которые могут возникнуть в свете Конвенции и Протоколов к ней как следствие применения положений указанного Договора в отношении обстоятельств дела заявителя" <*>. По мнению судьи Л. Кафлиша, Суд в полном соответствии с положениями статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года <**> вправе прибегать к телеологическому (целевому) толкованию Конвенции и ее Протоколов, а также международных договоров при оценке их совместимости <***>. -------------------------------- <*> N 48321/99 Dec. of 23 January 2002, § 57. <**> "...2. Для целей толкования договора контекст охватывает, кроме текста, включая преамбулу и приложения: a) любое соглашение, относящееся к договору, которое было достигнуто между всеми участниками в связи с заключением договора; b) любой документ, составленный одним или несколькими участниками в связи с заключением договора и принятый другими участниками в качестве документа, относящегося к договору". <***> Caflish L. The Protection of Human Rights in Europe and the General Rules of International Law. L., 2002. P. 2.

А. И. Ковлер, судья Европейского суда по правам человека, избранный от Российской Федерации, считает, что в приведенном Решении Суда Суд не сделал заявку на некое абсолютное право толкования международных договоров, он лишь зафиксировал свое право давать такое толкование применительно к индивидуальной жалобе <*>. -------------------------------- <*> Ковлер А. И. Проблемы международного права в решениях Европейского суда по правам человека (международная правосубъектность индивида и иммунитет государства) // РЕМП 2003. С. 300.

Надо сказать, что в деликатном вопросе о конфликте международных обязательств государства-ответчика и положений Европейской конвенции Суд проявил склонность признавать при рассмотрении индивидуальных жалоб приоритет норм Конвенции, как это имело место в Постановлении по делу Matthews v. the United Kingdom <*>, где в жесткой дилемме, признавать ли право государства следовать ограничительным нормам международного договора (в конкретном деле - лишение жителей Гибралтара права участвовать в выборах в Европарламент) или нормам Европейской конвенции, не делающей исключений (в конкретном деле - положений статьи 3 Протокола N 1 - право на свободные выборы органов законодательной власти), Суд отдал предпочтение нормам Конвенции. -------------------------------- <*> Matthews v. the United Kingdom, No. 24833/94. Judgment (G. C.) of 18 February 1999, Reports 1999-1.

В практике Европейского суда по правам человека вставал вопрос о соотношении норм jus cogens с другими нормами международного права. Большое значение в этом отношении имеет дело Al-Adsani v. the United Kingdom <*>. В этом деле речь шла о жалобе британско-кувейтского гражданина, подвергшегося пыткам в Кувейте, на отказ британских судов рассмотреть вопрос о гражданской ответственности государства Кувейт с целью побудить его возместить нанесенный заявителю ущерб. Британский суд отказался принять этот гражданский иск к рассмотрению в силу наличия у Кувейта суверенного иммунитета. Поэтому перед Европейским судом по правам человека стояла проблема соотношения основного принципа международного права, а именно принципа суверенного равенства государств, и императивной нормы jus cogens, к каковым была отнесена норма о запрещении пыток. -------------------------------- <*> Al-Adsani v. the United Kingdom, No. 35763/97, Judgment (G. C.) of 21 November 2001, § 66.

Европейский суд, подтвердив первоочередную важность запрещения пыток, не счел себя вправе определить, что в международном праве уже признано, что государства не могут претендовать на иммунитет от гражданского иска по справедливой компенсации за акты пыток, которые могли иметь место за пределами государства суда. При голосовании судьи разделились почти поровну: из 17 девять проголосовало "за", восемь - "против". Большинство судей при голосовании исходило из нежелательности непредсказуемых практических последствий "радикального" решения, предлагавшего признать без каких-либо оговорок приоритет норм jus cogens над принципом суверенного иммунитета. Один из судей обосновал свою позицию так: "Даже если на первый взгляд может показаться очень прогрессивным предоставить абсолютный приоритет запрещению пыток, более глубокий анализ приводит к выводу о том, что такая позиция грозила бы обернуться "пирровой победой". Международное сотрудничество, включая сотрудничество в области искоренения отвратительного применения пыток, предполагает все же сохранение некоторых элементов общих рамок выстраивания международных отношений. Принципы, заложенные в основу иммунитета государств, участвуют в регулировании этих отношений, и, на мой взгляд, мы в большей мере способствуем международному сотрудничеству, сохраняя эти рамки такими, какие они есть, нежели что-то меняя в них". Мнение тех, кто голосовал против, изложено в их "Особом мнении", где, в частности, говорится: "Признавая, что принцип запрещения пыток является принципом jus cogens, большинство признает, что этот принцип иерархически выше любого другого принципа международного права, общего или отраслевого, обычного или договорного, за исключением, разумеется, других норм jus cogens. Норма jus cogens обладает в действительности таким основным свойством, что как источник права в международном правовом порядке оно, если смотреть по вертикали, выше любого другого правила, не обладающего таким свойством. В случае конфликта между нормами jus cogens и другими нормами международного права применяются первые". Еще более радикальную позицию выразил в Особом мнении судья Л. Лукаидес, высказавший убеждение в том, что перед лицом императивной нормы международного права не должен даже подниматься вопрос об иммунитете государства и уже тем более делаться разница между уголовной и гражданской процедурами. Подобные же коллизии, хотя и в менее острой форме, возникли также в ходе рассмотрения дела McElhinney v. Ireland <*>. В этом деле имел место отказ британских и ирландских судов рассмотреть вопрос об иске заявителя, члена ирландской гвардии, к британским властям, в частности, к министерству обороны, за действия британского военнослужащего при их стычке на ирландско-британском пропускном пункте. -------------------------------- <*> McElhinney v. Ireland, No. 31253/96. Judgment (G. C.) of 21 November 2001.

При решении дела Суд исходил, помимо всего прочего, из положений Базельской конвенции 1972 г. об иммунитете государств, из материалов Комиссии международного права об ответственности государств, чтобы прийти к выводу, аналогичному тому, который был сделан в деле Al-Adsani. Один из судей отметил в своем Особом мнении, что общий иммунитет, применяемый местным судом для того, чтобы заблокировать судебное решение по гражданскому делу, является непропорциональным ущемлением доступа к правосудию. Наконец, в деле Fogarty v. the United Kingdom <*> об отказе британских судов рассмотреть гражданский иск заявительницы, ирландской гражданки, к посольству США в Лондоне по поводу ее увольнения, дискриминации по признаку пола и сексуальных домогательств со стороны сотрудников посольства, Суд ввел в оборот рассматриваемых норм положения британского закона 1978 г. об иммунитете государств и их представительств на территории Великобритании. С учетом этого обстоятельства и прецедента в деле Pellegrin v. France (увольнение госслужащих не входит в компетенцию Суда) Суд пришел к выводу, что Великобритания, предоставляя иммунитет дипломатическим миссиям и их агентам, не отошла от принятых в настоящее время норм международного права. -------------------------------- <*> Fogarty v. the United Kingdom, No. 37112/97, Judgment (G. C.) of 21 November 2001.

Таким образом, российскими государственными органами проведена большая работа по имплементации норм "права Совета Европы" в российское законодательство. Принятие значительного числа новых законодательных актов, внесение поправок в существующие нормативные акты способствуют наиболее полному исполнению нашей страной обязательств перед этой международной организацией. Значительно сложнее пока обстоит дело с прямых применением норм "права Совета Европы" российскими судами. Наибольшее число случаев такого применения отмечается в практике высших российских судов, особенно Конституционного Суда и Верховного Суда. Рядовые судьи пока не очень охотно прибегают к этому источнику норм. Отмечаются особенности применения "права Совета Европы" каждым из высших судов. Конституционный Суд Российской Федерации применяет прецедентное право Европейского суда по правам человека для решения конкретных дел, однако применяет его для аргументации своей позиции. Конституционный Суд нередко делает отсылки на постановления Европейского суда по делам против других стран. При этом юридическая техника отсылок в постановлениях Конституционного Суда РФ соответствует юридической технике отсылок в решениях Европейского суда, что, несомненно, является одним из позитивных признаков нашей интеграции в правовое пространство Европы. Верховный Суд Российской Федерации опирается на решения Европейского суда по правам человека в двух целях: для разъяснения нижестоящим судам методов применения этих решений, а также для пересмотра решений, принятых нижестоящими судами. В связи с тем, что российские суды должны воспринимать правовые позиции, занимаемые Европейским судом по правам человека, встает вопрос о том, насколько обязательно для них толкование, даваемое Европейским судом нормам международного права. Суд, как правило, не претендует на некое абсолютное право толкования международных договоров, он лишь фиксирует свое право давать такое толкование применительно к индивидуальной жалобе.

Название документа