К вопросу об ограничении права индивида на судебную защиту (практика Европейского суда по правам человека и Конституционного Суда РФ)

К ВОПРОСУ ОБ ОГРАНИЧЕНИИ ПРАВА ИНДИВИДА НА СУДЕБНУЮ ЗАЩИТУ (ПРАКТИКА ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА И КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ)

Ю. В. САМОВИЧ

Самович Юлия Владимировна - кандидат юридических наук, доцент Кемеровского государственного университета, исполняющая обязанности декана СФ "Правоведение".

Один из аспектов реализации права на судебную защиту связан с возможностью ограничения этого права со стороны государства. Для Российской Федерации речь идет о ч. 3 ст. 55 Конституции РФ: "Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства" <*> и ч. 1 ст. 56: "В условиях чрезвычайного положения для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя в соответствии с федеральным конституционным законом могут устанавливаться отдельные ограничения прав и свобод с указанием пределов и срока их действия" <**>. -------------------------------- <*> Конституция РФ. М., 1995. <**> Там же.

Необходимость выполнения норм международного права в этом аспекте связана не только с толкованием соответствующей статьи Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года, но и предполагает анализ прецедентной практики Европейского суда по правам человека. Оценивая практику Европейского суда по правам человека в этой связи, можно отметить следующее. Независимо от того, какие допустимые ограничения формулирует Конвенция, Суд при оценке их оправданности и правомерности учитывает: 1) было ли оспариваемое ограничение (вмешательство) предусмотрено законом; 2) преследовало ли оно одну из легитимных целей, указанных в Конвенции; 3) являлось ли оно "необходимым в демократическом обществе"; 4) было ли оно соразмерно преследуемой правомерной цели. В качестве целей, для достижения которых могут применяться необходимые ограничения, Европейская конвенция называет: интересы государственной безопасности; территориальной целостности; общественного порядка; общественного спокойствия; экономического благосостояния страны; предотвращения беспорядков и преступлений; охрана здоровья и нравственности; защита прав и свобод других лиц, частной жизни или репутации; соблюдение интересов детей и несовершеннолетних; обеспечение общего или публичного интереса; интересов правосудия, его авторитета и беспристрастности; а также уплаты налогов, других сборов или штрафов; предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально <*>. -------------------------------- <*> Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции РФ. Избранные права. М., 2002. С. 63.

В своих Комментариях к Конвенции Ф. Джекобс и Р. Уайт определили, что основной смысл и основание легитимного вмешательства в осуществление гарантированных Конвенцией прав заключается в приоритете интересов общества в целом над интересами отдельного индивида <*>. -------------------------------- <*> Jacobs F. G., White R. C.A. The European Convention on Human Rights. Oxford, 1996. P. 32.

Однако существует проблема нарушения принципа правовой определенности, который предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений. Состояние правовой определенности в государстве позволяет населению и иным субъектам правового общения быть уверенными в неизменности существующих прав и обязанностей, а также предполагать возможности их изменения при реализации. Иными словами, принцип правовой определенности предполагает возможность ограничения тех или иных гражданских прав и свобод на основании закона, причем исходя из практики Европейского суда по правам человека, речь идет не о формальном смысле этого выражения, а о его сути. Наличие правовой определенности в совокупности с правом на судебную защиту составляет одну из основ демократического государства. Кроме того, отсутствие правовой определенности сводит на нет декларирование права на судебную защиту, поскольку эффективная реализация данного права в этих условиях невозможна в принципе. Рассматривая дело греческих нефтеперерабатывающих заводов "Стрэн" и Стратиса Андриадиса против Греции, Суд столкнулся с нарушением принципа правовой определенности, выражавшемся в том, что согласно ст. 330 Гражданско-процессуального кодекса Румынии Генеральный прокурор мог требовать отмены окончательного и вступившего в законную силу судебного решения по делу, в котором он являлся стороной <*>. -------------------------------- <*> Европейский суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 54 - 68.

Кроме того, подобная практика нарушает само право на судебную защиту, которое предполагает не только возбуждение судебного разбирательства, но и право на исполнение судебного решения. В решении по делу Хорнби <*> Европейский суд отметил, что "право на доступ к правосудию стало бы иллюзорным, если бы правовая система позволяла окончательному, обязательному судебному решению оставаться недействующим, нанося тем самым ущерб одной из сторон". -------------------------------- <*> Там же. С. 428 - 439.

Таким образом, можно сделать вывод, что наличие в государстве действующего принципа правовой определенности является юридической основой для эффективной реализации права на судебную защиту. Взаимосвязь этих принципов обусловлена тем, что право на судебную защиту не может рассматриваться с точки зрения только права на рассмотрение дела в национальном или международном суде, оно включает в себя право на исполнение судебного решения властями государства. Примером ссылки на принцип правовой определенности может служить Постановление Конституционного Суда РФ от 16.05.2000 N 8-П по делу о проверке конституционности отдельных положений п. 4 ст. 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)": "В силу статьи 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда; принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения". Исключение названных объектов из конкурсной массы и передача их - в силу прямого предписания закона - муниципальным образованиям является допустимым ограничением права частной собственности должника, которое осуществляется в целях защиты прав и законных интересов других лиц (статья 55, часть 3 Конституции Российской Федерации). Осуществляемая в силу предписаний пункта 4 статьи 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" передача указанных в нем объектов муниципальным образованиям представляет собой, по буквальному смыслу нормы, один из случаев лишения должника - собственника его имущества. Анализ же сложившейся правоприменительной практики свидетельствует о том, что эти предписания понимаются конкурсными управляющими и арбитражными судами как исключающие и какую-либо возможность компенсации должнику уменьшения конкурсной массы в результате такой передачи. В этом смысле положения пункта 4 статьи 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" представляют собой чрезмерное, не пропорциональное конституционно значимым целям, а потому произвольное ограничение права собственности должника и, следовательно, конкурсного кредитора в конкурсном производстве и умаляют конституционное право частной собственности, т. е. противоречат статье 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации. В связи с этим законодателю надлежит, исходя из принципов правового государства, регламентировать условия перехода права собственности, в частности его утраты, на основе юридического равенства и справедливости в соответствии с Конституцией Российской Федерации" <*>. -------------------------------- <*> Собрание Законодательства РФ. 2000. N 21. Ст. 2258.

Правовая определенность в деятельности самого Европейского суда обеспечивается реализацией на практике принципа stare decisis. Прецедентное право Европейского суда по правам человека формально не является догмой. Суд вполне может отойти от своих ранее принятых решений, но только в том случае, если они являются "очевидно неразумными и неподходящими", а также для того, чтобы толкование Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод отражало происходящие социальные изменения в обществе, а ее применение соответствовало требованиям сегодняшнего дня <*>. -------------------------------- <*> Вильдхабер Л. Роль и значение прецедента в деятельности Европейского суда по правам человека // Право и политика. 2001. N 8.

Так, например, в своей практике Европейская комиссия по правам человека первоначально придерживалась доктрины "подразумеваемых и неотъемлемых ограничений" <*>. Такие ограничения не требуют оправдания целями, указанными в Конвенции, а непосредственно присущи самой ситуации, в которой осуществляется то или иное право. Комиссия рассматривала подразумеваемые ограничения как относящиеся к определенной категории лиц - военнослужащих, государственных служащих, содержащихся под стражей, душевнобольных и т. д. Используя указанную доктрину, Комиссия рассматривала жалобы на нарушение прав, регламентированных в ст. ст. 8, 9, 10 Конвенции. -------------------------------- <*> См.: Jacobs F. G., White R. C.A. Op. cit. P. 297; Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Европейское право в области прав человека. Практика и комментарии. М., 1997. С. 189 - 260.

В деле Kosiek v. Germany заявитель был уволен с должности на гражданской службе из-за высказанных им политических убеждений. Иными словами, речь шла о доступе к гражданской службе. В совместном совпадающем мнении судьи отметили следующее: "Причина, по которой договаривающиеся государства не захотели, чтобы право доступа к гражданской службе было закреплено в Конвенции или ее Протоколах (а следует подчеркнуть, что это было не случайное, а намеренное опущение) - в том, что крайне трудно вынести на рассмотрение международного суда проблему набора служащих и порядок их отбора и приема на работу, который по самому своему характеру существенно различается в государствах - членах Совета Европы в зависимости от национальных традиций и системы регулирования государственной службы" <*>. -------------------------------- <*> Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Указ. соч. С. 250.

В настоящее время доктрина подразумеваемых ограничений признается некорректной <*>, поскольку основная цель Конвенции - обеспечить равную защиту прав всех лиц, находящихся под юрисдикцией государств-участников. Кроме того, применение данной доктрины в принципе лишено смысла, так как специфику особого статуса отдельных категорий лиц уже учитывают ограничения, прямо предусмотренные Конвенцией. -------------------------------- <*> Jacobs F. G., White R. C.A. Op. cit. P. 299 - 300.

В решении по делу Голдер против Соединенного Королевства Европейский суд сформулировал новый вариант доктрины "подразумеваемых ограничений": в случае, когда Конвенция не дает четкого определения права и оно выводится из содержания ее положений (как право на доступ к правосудию), данное право является абсолютным, и молчаливо допускается возможность его ограничения, не затрагивающего его сущности <*>. -------------------------------- <*> Европейский суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 39 - 80.

Таким образом, разработанная Судом новая доктрина вполне соответствовала принципу верховенства права, поскольку установление ограничений во внутреннем праве государств нуждается в такой же обоснованности, как и использование конвенционных ограничений. Согласно статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, какие-либо ограничения прав и свобод граждан допустимы только на основе федерального закона и, следовательно, лишь в строгом соответствии с ним. В связи с этим возникает вопрос: что представляют собой ограничения прав, "предусмотренные законом"? Уместно привести здесь мнение Суда, высказанное в решении по делу "Санди таймс" против Соединенного Королевства: "п. 47. Суд отмечает, что слово "закон" в выражении "предусмотренными законом" охватывает не только статутное, но и неписаное право. Соответственно, здесь Суд не придает значения тому, что понятие неуважения к суду возникло в общем праве, а не в законодательстве. Намерениям авторов Конвенции явно противоречило бы утверждение о том, что ограничение, введенное согласно общему праву, не "предписано законом" на том только основании, что оно не отражено в законодательстве; это лишило бы государство - участника Конвенции, в котором преобладает общее право, защиты, предусмотренной п. 2 ст. 10, и ударило бы по самым основам правовой системы этого государства" <*>. -------------------------------- <*> Решение по делу "Санди таймс" против Соединенного Королевства. // Там же. С. 198 - 230.

Европейский суд вправе осуществлять контроль за отступлением государства от положений Конвенции. Рассматривая подобную ситуацию, Европейский суд отмечает следующее: "Непосредственно сталкиваясь с реалиями сложившейся ситуации, национальные власти находятся в лучшем положении, чем международный судья, для того, чтобы установить наличие такой опасности и определить характер и пределы отступления от обязательств по Конвенции, необходимые для ее преодоления... Однако Договаривающаяся Сторона не обладает неограниченной свободой усмотрения. Суд компетентен решать, были ли меры, предпринятые государством, строго необходимы в связи со сложившейся чрезвычайной ситуацией" <*>. -------------------------------- <*> См. решение по делу Lawless // European Human Rights Review. Series A. No. 3.

К указанной ситуации применимо и Постановление Пленума Верховного Суда РФ "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ". Так, п. 11 устанавливает следующее правило: "Выполнение постановлений, касающихся РФ, предполагает в случае необходимости обязательство со стороны государства принять меры частного характера, направленные на устранение нарушений прав человека, предусмотренных Конвенцией, и последствий этих нарушений для заявителя, а также меры общего характера, с тем, чтобы предупредить повторение подобных нарушений. Суд в пределах своей компетенции должен действовать таким образом, чтобы обеспечить выполнение обязательств государства, вытекающих из участия РФ в Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Если при судебном рассмотрении дела были выявлены обстоятельства, которые способствовали нарушению прав и свобод граждан, гарантированных Конвенцией, суд вправе вынести частное определение (или постановление), в котором обращается внимание соответствующих организаций и должностных лиц на обстоятельства и факты нарушения указанных прав и свобод, требующие принятия необходимых мер" <*>. -------------------------------- <*> Российская газета. 2 декабря 2003 года.

На сегодня один из самых актуальных вопросов уголовного процесса - правовые последствия отказа прокурора от поддержания обвинения. Он обсуждался многими авторами <*>, которые полагали, что отказ прокурора от обвинения и вынесение в связи с этим оправдательного приговора без учета мнения потерпевшего нарушает права последнего. -------------------------------- <*> Багаутдинов Ф., Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения // Российская юстиция. 2000. N 3; Петрова Н. Частный интерес в уголовном процессе защищен не в полной мере // Российская юстиция. 2001. N 6; Тетерина Т. Отказ прокурора от обвинения "преступает" права потерпевшего на доступ к правосудию // Российская юстиция. 2003. N 10.

С 1 июля 2002 г. вступил в силу УПК РФ, ч. 7 ст. 246 которого предусматривает, что если "в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п. п. 1, 2 ч. 1 ст. 24 и п. п. 1, 2 ч. 1 ст. 27 УПК". Иными словами, решение по делу принимается одной стороной судебного разбирательства. Таким образом, суд фактически ограничивается в своей компетенции по осуществлению правосудия позицией одного из представителей стороны обвинения. При прекращении уголовного дела или уголовного преследования в данном случае совершенно игнорируется вопрос о том, было ли совершено преступление в действительности и виновен ли подсудимый в его совершении. Мнение же потерпевшего по данному вопросу не учитывается ни государственным обвинителем, ни судом. Можно ли отнести рассматриваемую норму УПК РФ к закону, который ограничивает право индивида в соответствии с Конституцией? Государственный обвинитель и при поддержании обвинения, и при отказе от него оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению. Внутреннее же убеждение потерпевшего как участника стороны обвинения может не совпадать с убеждением прокурора. Однако, несмотря на это, в случае отказа прокурора от обвинения потерпевший лишен права изложить суду основания своего убеждения в том, что вина подсудимого в ходе судебного следствия доказана. Таким образом, потерпевший лишается и права на доступ к правосудию - вопреки ст. 52 Конституции РФ, которая гласит, что государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Потерпевший имеет конституционное право на доступ к правосудию, которое должно быть ему обеспечено путем внесения соответствующих изменений в УПК РФ, с тем, чтобы прекращение уголовного дела или уголовного преследования в случае отказа государственного обвинителя от обвинения осуществлялось лишь при наличии на это согласия потерпевшего. Думается, что такое согласие должно быть получено и от подсудимого. Тогда, действительно, при отсутствии спора уголовное дело или уголовное преследование должно быть прекращено. В противном случае суд должен, осуществляя правосудие, разрешить спор по существу. Данный вопрос был рассмотрен Конституционным Судом РФ в Постановлении от 08.12.2003 N 18-П "По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 УПК РФ в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан" <*>. -------------------------------- <*> Российская газета. 23.12.2003.

Суды общей юрисдикции в своих запросах и граждане в жалобах на нарушение своих конституционных прав просят признать противоречащим Конституции Российской Федерации ряд положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, которыми определяются последствия отказа от обвинения или изменения обвинения государственным обвинителем при производстве в суде первой инстанции и регламентируется содержание решений, принимаемых по уголовному делу судами первой, кассационной и надзорной инстанций при выявлении нарушений закона, допущенных в ходе предварительного следствия или дознания. Конституционный Суд отметил следующее: "По смыслу статей 46 - 52, 118, 120 и 123 Конституции Российской Федерации и корреспондирующих им статей 6 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод суд как орган правосудия призван обеспечивать в судебном разбирательстве соблюдение требований, необходимых для вынесения правосудного, т. е. законного, обоснованного и справедливого, решения по делу и принимать меры к устранению препятствующих этому обстоятельств, а значит, он должен быть наделен уголовно-процессуальным законом соответствующими полномочиями. В противном случае обеспечение в должном объеме права на судебную защиту было бы невозможным. Это в полной мере относится и к обеспечению права на судебную защиту потерпевшим от преступлений, которым согласно статье 52 Конституции Российской Федерации государство обеспечивает доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Потерпевший, являясь лицом, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред или вред деловой репутации (часть первая статьи 42 УПК Российской Федерации), имеет в уголовном судопроизводстве свои собственные интересы, для защиты которых он в качестве участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения (пункт 47 статьи 5 УПК Российской Федерации) наделен правами стороны в судебном процессе: в частности, он вправе заявлять о совершенном в отношении него преступлении, представлять доказательства, поддерживать обвинение, приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда, в том числе на постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, обжаловать приговор, определение и постановление суда. ...Использование предусмотренных уголовно-процессуальным законом оснований отказа от обвинения или изменения обвинения в сторону смягчения, как правило, предполагает необходимость предшествующего анализа всех собранных по делу доказательств и их правовой оценки. Это подтверждается, в частности, тем, что в иных ситуациях по таким основаниям, как отсутствие события преступления, отсутствие в деянии состава преступления и непричастность подсудимого к совершению преступления, суд постановляет оправдательный приговор (части вторая и восьмая статьи 302 УПК Российской Федерации). Следовательно, как сами по себе отказ государственного обвинителя от обвинения либо изменение им обвинения в сторону смягчения, так и принятие судом соответствующего решения могут иметь место лишь по завершении исследования значимых для такого рода решений материалов дела и заслушивания мнений по этому поводу участников судебного заседания со стороны обвинения и защиты. Непредоставление данным участникам процесса возможности изложить свое мнение лишало бы смысла или ограничивало бы обеспечивающие защиту их прав и законных интересов другие закрепленные в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации правомочия, такие, как право выступать в прениях, обжаловать вынесенное судом решение, в том числе о прекращении дела в результате отказа государственного обвинителя от обвинения, а также доказывать его незаконность, необоснованность и несправедливость в вышестоящем суде. Тем самым нарушались бы не только процессуальные права участников судопроизводства, но и их конституционные права, гарантированные статьями 21 (часть 1), 45, 46 (часть 1) и 52 Конституции Российской Федерации. Такое конституционное истолкование норм частей седьмой и восьмой статьи 246 и пункта 2 статьи 254 УПК Российской Федерации согласуется и с закрепленным в статье 17 (часть 3) Конституции Российской Федерации требованием, в соответствии с которым осуществление прав и свобод, в том числе в области уголовного судопроизводства, построенного на началах состязательности и равноправия сторон, не должно нарушать права и свободы других лиц, участников судопроизводства" <*>. -------------------------------- <*> Российская газета. 23.12.2003.

Особую роль в рассмотрении вопросов права на судебную защиту в Российской Федерации сыграло Постановление Конституционного Суда РФ от 28.05.1999 по делу о проверке конституционности части второй статьи 266 и пункта 3 статьи 267 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях <*>. -------------------------------- <*> Собрание Законодательства РФ. N 23. Ст. 2890.

В этом Постановлении Конституционный Суд прямо указал, что право на судебную защиту, регламентированное ст. 46 Конституции РФ, относится к основным правам, и ни одна из перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ целей не может оправдать ограничений этого права, являющегося гарантией всех других прав и свобод индивида. Оно не может быть ограничено ни при каких обстоятельствах, включая и чрезвычайное положение на территории государства. Данное право гарантирует охрану прав и законных интересов индивида как от произвола государственной власти, так и от ошибочных решений суда, предполагая возможность пересмотра дела вышестоящим судом, обеспеченную государством. Право на судебную защиту и возможность его ограничения связывается в РФ со ст. 55 (ч. 3), предполагающей ограничение прав и свобод Федеральным законом в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Однако возможность обращения в суд, регламентированную в Конституции РФ, следует рассматривать не как одно из прав человека и гражданина, перечисленное в ряду других прав и свобод, о которых и идет речь в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, а как гарантию реализации всех прав и свобод человека и гражданина. Данный вывод подтверждает и формулировка иных конституционных положений: - во-первых, права и свободы человека и гражданина обеспечиваются правосудием (ст. 18). Иными словами, речь идет о гарантии правомерного ограничения прав и свобод в соответствии с ч. 3 ст. 55 Конституции, которая предполагает возможность судебного оспаривания ограничений, не соответствующих требованиям закона; - во-вторых, каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод (ст. 46). Данная формулировка не предусматривает каких-либо ограничений, поскольку ограничению подвергаются далеко не все права и свободы, а значит, их судебная защита должна носить постоянный характер. Приведенные примеры из практики Европейского суда по правам человека и Конституционного Суда РФ свидетельствуют о единообразном подходе к данному вопросу, что позволяет говорить о возможности гармоничного использования основополагающих положений европейского права на территории Российской Федерации в целом.

Название документа