Позитивное обязательство: не проходите мимо!

(Никитин Г.)

("Бизнес-адвокат", 2002, N 22)

Текст документа

ПОЗИТИВНОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО: НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!

Г. НИКИТИН

Фундаментальные акты о правах человека принимались под очевидным впечатлением от ужасов второй мировой войны - тогда еще недавнего прошлого. В качестве главной опасности для прав человека, несомненно, воспринимались субъекты международного права, которых Декларация неслучайно увещевает не забывать о том, что в качестве последнего средства человек может прибегнуть и "к восстанию против тирании и угнетения". Очень многие правозащитники до сих пор полагают, что на права человека может посягать только государство - возможность попрания этих прав другим человеком либо не осознается, либо сбрасывается со счета.

Ураганный рост преступности не в последнюю очередь объясняется бездействием правоохранительных органов - не успев в полной мере преодолеть склонность к непосредственным нарушениям прав человека, государства все охотнее дополняют их попустительством нарушения этих прав со стороны преступного мира, который также не вполне разделяет "веру в достоинство и ценность человеческой личности". Помимо крайних случаев, когда правоохранительные органы материально заинтересованы не замечать преступных деяний, нельзя исключать и объективных причин бездействия - недостатка сил и средств, множества побочных обязанностей, а также опасения нарушить покой подозреваемых, которые обладают множеством прав. Ответственность за бездействие не слишком обременительна - так, нижегородский милиционер Фунтов, не принявший мер к защите семьи заявительницы Халболаевой, вследствие чего ее захваченный в заложники годовалый ребенок был по неосторожности убит группой захвата, осужден в сентябре к двум годам лишения свободы условно и в настоящее время обжалует свирепый приговор в вышестоящих инстанциях.

Между тем Европейская конвенция о правах человека и основных свобод открывает для потерпевших определенные возможности, и не только связанные с созданием механизма принуждения к их осуществлению. Текст Конвенции не позволяет сделать вывод, что обязанность Высоких Договаривающихся Сторон обеспечивать конвенционные права и свободы ограничивается воздержанием от их нарушений. Хотя Европейский Суд не рассматривает жалобы против частных лиц или против организаций, не имеющих публично - правового статуса, при определенных обстоятельствах на государство может возлагаться ответственность за непринятие эффективных мер для защиты прав заявителя от их нарушения, последовавшего в результате действий других лиц. Как указала Большая палата Европейского Суда по делу Илашку и других, "обязательство Договаривающейся Стороны - участника Конвенции соблюдать гарантированные Конвенцией права не ограничивается обязательством отказаться от нарушения указанных прав, но - самое главное - является позитивным обязательством, а именно обязательством принимать все необходимые меры для недопущения любых нарушений соответствующих прав на своей территории и обеспечения прекращения таких нарушений". Однако на практике этот знаменательный вывод учитывается далеко не всегда.

Не все спокойно в Лондоне

Фабула дела "Осман против Соединенного Королевства", рассмотренного Европейским Судом 28 октября 1998 г., способна поразить даже закаленное воображение российского гражданина, хорошо знакомого с повадками правоохранительных органов. На протяжении примерно года потерпевшие пытались добиться от прославленной лондонской полиции защиты от посягательств со стороны всего-навсего школьного учителя (не бандита и не наркобарона), который все это время проживал по своему домашнему адресу, но добились только того, что один из них был убит, а другой серьезно ранен.

В 1986 г. директор школы Хомертон-хаус, г-н Джон Принс, заметил привязанность к ученику школы Ахмету Осману со стороны одного из учителей Пола Пейджет-Льюиса, который провожал его из школы на автомобиле, фотографировал его и делал ему подарки. 9 марта 1987 г. Пейджет-Льюис дал письменные объяснения заместителю директора школы Перкинсу, который посоветовал ему обратиться к психиатру, а директор сообщил в полицию.

14 апреля 1987 г. Пейджет-Льюис принял имя Пол Ахмет Илдырым Осман (Илдырым по-турецки - "молниеносный". - Ред.). 1 мая 1987 г. г-н Принс написал об этом письмо в Управление образования Внутреннего Лондона и выразил мнение о необходимости его удаления из школы при первой возможности.

В мае Пейджет-Льюиса несколько раз осматривал психиатр Управления д-р Фергюсон, который после некоторых колебаний рекомендовал удалить учителя из школы. 18 июня 1987 г. Пейджет-Льюис был отстранен от работы в связи с расследованием его непрофессионального поведения. 7 августа 1987 г. Управление направило ему письмо с официальным выговором, однако отменило решение об отстранении его от должности. Позже он начал работать на вспомогательной должности в двух других местных школах.

Конец лета и начало осени 1987 г. ознаменовались рядом актов вандализма - ветровое стекло машины Али Османа было разбито, в ноябре 1987 г. дверной замок в доме Османов был залит клеем, ступеньки и машина были испачканы отходами жизнедеятельности собак. В ноябре 1987 г. констебль Адамс беседовал с Пейджет-Льюисом по поводу актов вандализма. В позднейшем заявлении в полицию Пейджет-Льюис утверждал, что говорил Адамсу о том, что ощущает способность совершить нечто "криминально-безумное". Власти ничего подобного не припоминали.

15 декабря 1987 г. Пейджет-Льюис высказал должностным лицам Управления образования, что "все это симфония и осталось взять последний аккорд". Он обвинял в своих неприятностях г-на Перкинса, говорил, что не устроит в школе "Хангерфорд" (место нашумевшего убийства 16 человек, где сам убийца застрелился), а придет к нему домой. 17 декабря 1987 г. сержант Бордмен попытался арестовать Пейджет-Льюиса, но он в это время находился на работе. В начале января 1988 г. имя Пейджет-Льюиса было внесено в полицейскую компьютерную систему в качестве разыскиваемого по подозрению в совершении ряда правонарушений. Тем не менее Пейджет-Льюис продолжал проживать по домашнему адресу и получал там почту. 17 января 1988 г. он украл дробовое ружье и сделал обрез, а 7 марта 1988 г. Пейджет-Льюис убил Али Османа и серьезно ранил Ахмета. После этого он поехал к дому г-на Перкинса, где ранил его и убил его сына. Утром следующего дня Пейджет-Льюис был арестован, причем заявил: "Почему вы не остановили меня до того, как я это сделал, я подавал вам все сигналы, какие только возможны". Он отрицал, что причинял вред имуществу Османов, но признал, что спустил шины автомобиля в виде шутки. 28 октября 1988 г. Пейджет-Льюис был приговорен к бессрочному принудительному лечению в психиатрической больнице.

В своей жалобе заявители утверждали, что неспособность принять адекватные и уместные меры для защиты жизни второго заявителя и его отца от реальной и известной угрозы, которую представлял собой Пейджет-Льюис, власти нарушили свою обязанность, вытекающую из ст. 2 Конвенции, которая устанавливает:

"Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание".

Правительство не оспаривало, что ст. 2 Конвенции может налагать на власти Договаривающейся Стороны обязанность принять превентивные меры для защиты одного лица от угрозы, исходящей от другого лица. Оно подчеркнуло, однако, что эта обязанность может возникнуть лишь при исключительных обстоятельствах, когда существует риск реальной, прямой и неминуемой угрозы жизни этого лица и когда власти приняли на себя ответственность за его безопасность. Кроме того, должно быть установлено, что их неспособность принять превентивные меры являлась серьезным упущением или сознательным пренебрежением обязанностью защиты жизни.

Европейский Суд, на рассмотрение которого было передано дело, отметил, что на национальном уровне независимое судебное установление фактов по данному делу не проводилось. Суд подчеркнул, что первое предложение п. 1 ст. 2 обязывает государства не только воздерживаться от намеренного и незаконного лишения жизни, но также предпринимать уместные меры для защиты лиц, находящихся под их юрисдикцией (см. решение по делу L. C.B. v. the United Kingdom от 9 июня 1998 г. ... параграф 36). Отсюда следует, что обязанность государства в этом отношении выходит за рамки основополагающего долга защищать жизнь путем принятия эффективных уголовно - правовых положений для сдерживания совершения преступлений против личности, подкрепленного механизмами принуждения для предупреждения, подавления и наказания нарушений этих положений. В то же время Суд указал, что, учитывая сложности поддержания порядка в современных обществах, непредсказуемость человеческого поведения, эту обязанность следует толковать таким образом, чтобы не возлагать нереального или непропорционального бремени на власти. Следует также иметь в виду, что полицейские меры должны учитывать другие гарантии, включая установленные ст. ст. 5 и 8 Конвенции.

При этом Суд не согласился с мнением правительства о том, что неправильная оценка угрозы жизни или непринятие превентивных мер должны быть сопряжены с грубым упущением или сознательным пренебрежением обязанностью защиты жизни (см. mutatis mutandis, McCann and Others... параграф 146). По мнению Суда, с учетом природы фундаментального права, гарантированного ст. 2, заявителю достаточно показать, что власти не сделали всего того, чего от них можно было разумно ожидать, для избежания реальной и неминуемой угрозы жизни, о которой они знали или должны были знать.

Суд признал, как и Комиссия, что об озабоченности школьной администрации по поводу поведения Пейджет-Льюиса было сообщено в полицию не позднее 4 мая 1987 г. Заявители предполагают, что на этой стадии полиция должна была встревожиться и расследовать причастность Пейджет-Льюиса к этим событиям. Суд со своей стороны не убежден, что бездействие полиции на этой стадии может оспариваться с точки зрения ст. 2. Хотя привязанность Пейджет-Льюиса к Ахмету Осману могла быть воспринята полицейскими как предосудительная с профессиональной точки зрения, не было никаких предположений о том, что жизнь ребенка подвергается опасности.

Суд также обратил внимание на то, что Пейджет-Льюис продолжал преподавать в школе до июня 1987 г. Доктор Фергюсон трижды осматривал его и не нашел душевнобольным. 7 августа 1987 г. ему было разрешено продолжать работу, хотя и не в школе Хомертон-хаус. Совершенно невероятно, что решение об отстранении его от работы было бы отменено, если бы было хоть малейшее опасение того, что он может представлять опасность для вверенных ему детей. Если профессиональный психиатр не усмотрел признаков душевного заболевания, едва ли можно было ожидать иной интерпретации его действий со стороны полиции.

Оценивая уровень осведомленности полиции, Суд также внимательно изучил акты вандализма, совершенные против имущества Османов. Он нашел, что, во-первых, ни один из этих инцидентов не может быть оценен как угрожающий жизни и, во-вторых, отсутствовали данные о причастности к ним Пейджет-Льюиса; иррациональность поведения Пейджет-Льюиса не выдавала его преступных приготовлений.

Суд также исследовал доводы заявителей о том, что Пейджет-Льюис сам трижды извещал полицию о своих преступных намерениях. Однако эти высказывания не давали оснований для предположений о том, что семья Османов была объектом этих угроз. Правительство оспаривает, что слова "устроить что-то вроде Хангерфорда" были сказаны в таком контексте, но, если даже понимать их в наиболее благоприятном для заявителей смысле, гораздо больше похоже на то, что они имели отношение к г-ну Перкинсу, которого Пейджет-Льюис в первую очередь винил в своем удалении из школы.

По мнению Суда, заявители не смогли указать решающую стадию в последовательности событий, приведшую к убийству, в отношении которой полицейские знали или должны были знать, что жизнь Османов подвергается угрозе. Заявители указывают на упущенные полицией возможности, например, поиска места пребывания Пейджет-Льюиса, но нельзя сказать, что эти меры привели бы к его задержанию. Полиция должна исполнять свои обязанности с учетом прав и свобод личности. При данных обстоятельствах ей нельзя поставить в вину уважение к презумпции невиновности с учетом того, что полиция в тот момент не имела достаточно серьезных подозрений для применения мер пресечения.

По этим причинам Суд пришел к выводу, что ст. 2 Конвенции не была нарушена.

Тот же вывод был сделан в связи с жалобой на нарушение ст. 8 Конвенции неспособностью полиции, во-первых, пресечь преследования со стороны Пейджет-Льюиса и, во-вторых, предотвратить ранение второго заявителя.

Суд напомнил, что не установлена осведомленность полиции о том, что Пейджет-Льюис представлял реальную и неотвратимую угрозу для жизни Ахмета Османа. По мнению Суда, этот вывод в равной мере свидетельствует о том, что ст. 8 не была нарушена в части защиты личной неприкосновенности второго заявителя.

Единственным утешением для заявителей стало установление нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции: они не имели возможности привлечь полицию к ответу за бездействие - в связи с отсутствием права на иск к полиции, которой в ее "войне с преступностью" не следует мешать постоянной угрозой ответственности. Суд не убедили доводы правительства о том, что иммунитет может предоставляться автоматически, без рассмотрения дела по существу. Как подчеркнули в особом мнении судьи де Мейер, Лопес Роха и Касадеваль, не имеет значения, могли ли заявители ссылаться на какое-либо материальное право в соответствии с национальным законодательством, если они ссылались на то, что были жертвами нарушения фундаментальных (а потому также и гражданских) прав, гарантированных Конвенцией (хотя бы национальное законодательство устанавливало обратное). Не имеет также значения, является ли иммунитет полиции абсолютным, если сам принцип такого иммунитета несовместим с верховенством права. Однако это не отменяет подхода Суда по поводу ст. 2 - если преступник не излагает своих угроз ясно и недвусмысленно (желательно в письменном виде), кого именно он собирается убить, Высокая Договаривающаяся Сторона может не чувствовать себя ответственной за лишение жизни.

Интересно отметить, что в отношении семьи г-на Перкинса, которому преступник заблаговременно, с ведома полиции, обещал устроить "Хангерфорд" на дому и 4 месяца спустя сдержал слово, убив его ни в чем не повинного сына, отрицать нарушение ст. 2 Конвенции с той же мотивировкой было бы гораздо сложнее - можно только пожалеть, что г-н Перкинс не оказался в числе заявителей. Странно также, что в одном случае Суд ссылается на показания сумасшедшего (когда тот отрицал причастность к мелкому правонарушению) и полностью игнорирует их в другом случае, когда Пейджет-Льюис выражает недоумение по поводу непонимания полицией его ясных и недвусмысленных угроз.

Менее снисходительным для государства-ответчика стало решение Европейского Суда по делу "Юлькю Экинджи против Турции", рассмотренному второй секцией 16 июля 2002 г.

Заявительница утверждала, что ее муж Юсуф Экинджи был убит с ведома турецких властей и что эффективное расследование убийства не проводилось. Она ссылалась почти на те же самые статьи, что и в деле Османа, - 2, 3, 6, 13 и 14. Благоприятную роль в ее деле, по-видимому, сыграл шум в турецкой прессе по поводу бурной деятельности правительства в связи с подавлением вылазок местных террористов.

Юсуф Экинджи принадлежал к известной турецкой семье курдского происхождения, был адвокатом в Анкаре. В период обучения он сотрудничал с Турецкой рабочей партией и в связи с этим был арестован в мае 1971 г, провел 6 месяцев в тюрьме, но, в конце концов, был оправдан. После этого он не принимал активного участия в политике.

25 февраля 1994 г. дорожные рабочие обнаружили тело Ю. Экинджи у дороги в пригороде Анкары. В тот же день гельбашский прокурор возбудил уголовное дело по факту смерти. После этого следствие хранило молчание в течение нескольких лет, пока в декабре 1996 г. в ежедневной газете "Радикал" не появилась статья, где кратко излагалась история борьбы турецких властей с Курдской рабочей партией и высказывалось утверждение о том, что последняя финансируется за счет торговли наркотиками и сбора средств в Европе; в статье были названы некоторые лица, причастные к ее финансированию, в т. ч. Бехчет Чантюрк и Юсуф Экинджи, которые, как отмечалось в статье, уже убиты.

В 1998 г. заявительница смогла побеседовать со свидетелем - лицом, работавшим на заправочной станции на дороге между местом работы Экинджи и его домом. По словам свидетеля, он видел, как полицейский патруль остановил красную "Тойоту" (такая же машина была у мужа заявительницы); полицейские вывели водителя из машины и обыскали. Примерно через пять минут полицейский сел в "Тойоту" и уехал вслед за патрульной машиной. Однако из опасений за свою жизнь свидетель отказался дать письменные показания. 3 июня 1998 г. Атилла Ч., менеджер заправочной станции, заявил, что служащие, работавшие на станции в день обнаружения тела Экинджи, больше не работают. Из заявления не ясно, был ли ему задан вопрос об именах этих служащих.

3 ноября 1996 г. в Сусурлуке произошло дорожно-транспортное происшествие с участием легковой машины, в которой находились член парламента и лицо, близкое к Тансу Чиллер, в то время являвшейся премьер-министром; бывший заместитель начальника стамбульской службы безопасности; известный правый экстремист, разыскиваемый Интерполом за торговлю наркотиками и турецкими властями за убийство 7 левых. Все, кроме депутата, погибли.

Факт нахождения этих лиц в одной машине, обнаружение у экстремиста лицензии на ношение оружия и удостоверения личности, подписанных министром внутренних дел, а также наличие в машине оружия с глушителем, денег и наркотиков настолько поразили общественное мнение, что 8 ноября 1996 г. министр подал в отставку, а инцидент подвергся расследованиям различного уровня, которые получили название сусурлукских докладов.

В докладах, в частности, говорилось о наличии специальных сил, которые уничтожали нежелательных элементов по спискам, о создании Тансу Чиллер организации из 700 работников МИТ, полицейских и членов организации "Серые волки". Эта организация была причастна к убийству многих людей, в т. ч. и Ю. Экинджи. В 3-м докладе, попавшем в прессу в 1998 г., были проанализированы убийства сторонников курдов и сделан вывод о наличии связи между антитеррористической деятельностью в регионе и тайной деятельностью в сфере наркоторговли.

Правительство не нашло данных о том, что муж заявительницы убит агентами государства. Оно даже пошутило, что, поскольку, по словам самой заявительницы, Ю. Экинджи не занимался политической деятельностью, можно сделать вывод, что все турецкое население курдского происхождения находится под угрозой убийства агентами государства. С учетом того, что многие лица курдского происхождения занимают высокое положение, правительство оценило утверждение заявительницы как явно необоснованное.

Суд отметил отсутствие данных о том, что мужу заявительницы кто-либо угрожал. Свидетели убийства отсутствовали. Свидетель, упоминаемый заявительницей, остался анонимным и не пожелал дать письменные показания. В то же время одним из клиентов убитого был Бехчет Чантюрк, который был убит месяцем раньше при сходных обстоятельствах. Сусурлукский доклад 1998 г. содержит данные о том, что агенты государства были причастны к убийству Бехчета Чантюрка, который был убит в связи с поддержкой Курдской рабочей партии за счет средств, полученных от наркоторговли, и что турецкие власти располагали списком из 100 бизнесменов (включая Чантюрка), поддерживавших партию. Однако Суд напомнил, что доказательства для целей Конвенции должны "исключать обоснованные сомнения" и такие доказательства должны вытекать из совокупности убедительных, ясных и согласующихся выводов или неопровергнутых предположений о факте (см. решение по делу Ireland v. the United Kingdom от 18 января 1978 г., параграф 161). С учетом имеющихся материалов Суд пришел к выводу об отсутствии достаточной доказательственной основы для утверждения о том, что Экинджи был убит агентами государства или при их попустительстве.

По поводу предполагаемых недостатков расследования Суд напомнил, что обязанность защищать право на жизнь, установленная ст. 2, соответствует всеобщей обязанности государств "обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные (в) Конвенции" и предполагает наличие некоторой формы официального расследования в случае убийства в результате применения силы. Эта обязанность не ограничена случаями, когда убийство совершено агентом государства. Сам факт, что власти были осведомлены об убийстве мужа заявительницы, влечет ipso facto обязанность в соответствии со ст. 2 Конвенции провести эффективное расследование обстоятельств, сопровождавших его смерть (см. Tanrikulu v. Turkey, ... параграфы 101 и 103). Характер и степень тщательности расследования, которые удовлетворяют минимальным требованиям к нему, зависят от обстоятельств конкретного дела. Они оцениваются на основе имеющих отношение к делу фактов и с учетом реалий следственной работы (см. Velikova v. Bulgaria... параграф 80).

По вопросу о том, было ли расследование, проведенное в настоящем деле, адекватным и эффективным, Суд отметил поразительное упущение, а именно, игнорирование связи между Юсуфом Экинджи и Бехчетом Чантюрком, который был убит месяцем раньше при сходных обстоятельствах. Даже когда впоследствии различные официальные доклады по Сусурлукскому делу предали гласности возможную связь между убитыми, расследование наличия этой связи и причастности агентов государства к смерти Экинджи не проводилось. Как указывает заявительница, расследование убийства сосредоточилось в основном на его семье и друзьях, а также профессиональной деятельности.

При этих обстоятельствах Суд не смог заключить, что расследование обстоятельств убийства мужа заявительницы было адекватным и эффективным. Таким образом, допущено нарушение процедурной обязанности государства обеспечить в соответствии со ст. 2 защиту права на жизнь. Турецкому судье Гельджюклю оставалось только подвергнуть решение в особом мнении сокрушительной критике, суть которой сводилась к тому, что следствие проверяло все версии, включая и связь с Чантюрком, но никому об этом не рассказывало.

Суд также установил нарушение ст. 13 Конвенции, напомнив, что она гарантирует доступность на национальном уровне средств принуждения к осуществлению конвенционных прав и свобод независимо от формы, которой может потребовать национальный правовой порядок. Значение ст. 13 в том, что она требует предоставления внутригосударственного средства разбора существа "доказательной жалобы" (arguable complaint) и оказания необходимой помощи, хотя государства-участники пользуются определенной долей усмотрения относительно способа исполнения своих конвенционных обязанностей в соответствии с данным положением. Пределы обязанности, вытекающей из ст. 13, зависят от характера жалобы заявителя. Однако требуемое статьей средство должно быть "эффективным" на практике, так же как и в законодательстве, особенно в том смысле, что его осуществление не должно неоправданно сдерживаться действиями или бездействием властей государства-ответчика. С учетом фундаментальной важности права на защиту жизни ст. 13 требует в дополнение к выплате, там, где это необходимо, соразмерной компенсации проведения тщательного и эффективного расследования, способного привести к установлению и наказанию виновных в лишении жизни и предусматривающего эффективный доступ заявителя к следствию (см. Avsar v. Turkey ... параграф 429).

Суд напомнил, что не установил с несомненностью причастность агентов государства к убийству мужа заявительницы. Однако, как было установлено в ранее рассмотренных делах, это не препятствует жалобе, основанной на ст. 2, считаться "доказательной" для целей ст. 13 (Tanrikulu v. Turkey параграф 118, Mahmut Kaya v. Turkey и Avsar v. Turkey ... параграф 430). Власти, таким образом, были обязаны провести эффективное расследование обстоятельств убийства мужа заявительницы. По причинам, изложенным выше, уголовное расследование не может рассматриваться как проведенное в соответствии с требованиями ст. 13, которые шире, чем обязанность расследования, вытекающая из ст. 2.

Радужные перспективы, открывшиеся в связи с июльским решением, несколько потускнели после того, как Европейский Суд 24 октября рассмотрел жалобу Мастроматтео против Италии. Сын заявителя был убит преступником за отказ предоставить автомашину для бегства после ограбления банка. Пикантность ситуации заключалась в том, что убийца (М. Р.) отбывал 15-летний срок за покушение на убийство, разбой и ряд других прегрешений. За 12 дней до убийства местный судья предоставил ему отпуск на 5 дней с условием, что он все это время будет сидеть дома. Тюремная администрация представила о поведении осужденного самый лестный отзыв, указав, что он твердо встал на путь исправления. О том, что М. Р. в тюрьму не вернулся, был поставлен в известность полицейский участок по месту его жительства.

Сообщник убийцы, Дж. М., в момент преступления также отбывал 6-летний срок за разбой и тоже отплатил властям черной неблагодарностью за перевод на облегченные условия содержания - ему разрешалось работать в Милане, а в тюрьму он возвращался только для ночлега. Его деятельность была также ограничена обязанностью не покидать место работы без уведомления, не тратить деньги без разрешения, пользоваться исключительно общественным транспортом, избегать чрезмерного употребления алкоголя и проводить выходные дни с семьей. Ограничения, более подходящие для подопечных детской комнаты милиции, не смогли удержать Дж. М. от соблазна (тем более, что власти даже не пытались проверять, как ему живется).

Другой сообщник убийцы в свою очередь получил отпуск из тюрьмы, где также сидел за разбой, но срок отпуска истек за полтора месяца до убийства, о чем полиция была извещена и объявила беглеца в розыск.

После убийства все соучастники преступления были задержаны и осуждены, а отцу убитого даже присудили небольшую компенсацию. Уладив это дело, власти были немало удивлены, когда отец предъявил требование о выплате компенсации по закону о жертвах терроризма и мафиозных организаций (компетентная комиссия признала, что в данном случае действовала преступная организация), а после отказа со стороны ряда министров и лично президента Италии (убийцы-отпускники не принадлежали к мафии и являлись малоорганизованными разбойниками) обратился с жалобой в Европейский Суд.

Суд учел, что ни за одним из преступников, выпущенных на волю, не было полицейского контроля, что сообщник М. Р. по ранее совершенному преступлению сбежал из отпуска, но то не помешало судье предоставить такой же отпуск М. Р., а также что скрывшихся преступников никто не искал. Однако правительство выдвинуло обычное возражение о том, что мерой защиты жизни является само по себе создание в Италии судебной системы, наличие которой заявитель не оспаривает, а воспрепятствования любому возможному насилию от государства требовать нельзя.

Правительство также воспело хвалу реинтеграции преступников в общество, дав понять, что с щепками, которые летят в ее процессе, приходится мириться. Преступников отпустили на волю в соответствии с местным законом, судья предварительно навел справки об их поведении, и никакие претензии тут неуместны. Конечно, не остался забытым довод о том, что угроза жизни конкретного сына заявителя была правительству совершенно неизвестной. Суд согласился с тем, что позитивное обязательство не подразумевает гарантии от любой возможности насилия с учетом непредсказуемости человеческой натуры. Задавшись вопросом, влечет ли сама по себе итальянская система гуманных мер, применяемых к осужденным, ответственность по ст. 2 Конвенции в связи с убийством прохожего преступником, находящимся в очередном отпуске, Суд дал на него отрицательный ответ - хотя одна из важнейших функций тюремного заключения состоит в защите общества, нельзя не учитывать желания властей способствовать перевоспитанию осужденных, пусть даже осужденных за насильственные преступления.

Суд признал, что итальянская система реабилитации обеспечивает достаточные защитные меры для общества, что подтверждается данными статистики. Но и ее воплощение в жизнь путем предоставления отпуска конкретным лицам тоже не вызывает сомнений. Действительно, если бы М. Р. и Дж. М. находились в день убийства в тюрьме, преступления не произошло бы. Однако этого недостаточно, чтобы признать ответственность государства за то, что не сделано все, чтобы предотвратить реальную и непосредственную угрозу жизни лица, о котором правительство знало или должно было знать (дана ссылка на решение по делу Османа). В данном случае существовала "угроза членам общества в целом, а не одному или нескольким лицам". У местных судей не было оснований полагать, что временное освобождение преступников создаст реальную и непосредственную угрозу для жизни, а тем более для жизни Мастроматтео. Не больше оснований было думать, что преступников (сообщников по предыдущему преступлению, из-за которого они оказались за решеткой) нельзя освобождать одновременно. Полиция, не обращавшая на жуликов никакого внимания, также вне подозрения, т. к. они были своевременно объявлены в розыск, а поручиться за его успешное проведение никто не может.

Также необоснованной счел Суд жалобу заявителя на отсутствие надлежащей компенсации за смерть сына. Заявитель признал, что не предъявлял требований к убийцам, т. к. сознавал отсутствие источников, на которые можно было бы обратить взыскание. Правительство также попеняло ему за то, что он не воспользовался своим правом предъявить иск к безразличным судьям, выпустившим убийц на охоту; несмотря на отказ президента, он мог также предъявить иск к государству.

Суд разъяснил, что позитивное обязательство государства заключается прежде всего в учреждении системы, в рамках которой преступник мог бы понести наказание. В данном случае заявитель не может пожаловаться на ее отсутствие - преступники схвачены и водворены за решетку (где, по-видимому, ожидают нового отпуска для скорейшей реинтеграции). Кроме того, заявитель получил компенсацию, пусть даже небольшую. Он мог также требовать компенсации от государства и от судей; хотя Суд признал, что для этого необходимо было бы доказать вину должностных лиц (итальянское законодательство, по-видимому, предоставляет потерпевшим те же скромные возможности, что и российское), все же нет оснований считать местный закон неэффективным. В заключение Суд повторил свое мнение о том, что реальную эффективность средства защиты можно оценить, только если оно использовано, чего в данном случае не было. В результате - полный разгром заявителя; только судья Бонелло выразил в своем особом мнении сожаление по поводу конформизма коллег, напомнив им, что цена допущенных в деле ошибок - человеческая жизнь.

Самый беглый анализ описанной практики свидетельствует не только о значении прессы и общественного мнения для работы конвенционных органов (дело Экинджи выгодно отличалось разве что большим общественным резонансом), но и о том, что Суд - робко и не без неизбежных противоречий - продвигается по пути расширения обязанностей государств, о которых те до сих пор не имели понятия, полагая, что пресечение преступлений - их добрая воля. С учетом того, что жалобы по делу Османа на нарушение ст. 8, а по делу Экинджи - на нарушение ст. 3 были отклонены только потому, что не были установлены необходимые факты, можно предположить, что государство обязано обеспечить и другие права, предусмотренные Конвенцией и Протоколами к ней, например, ст. 1 Протокола N 1, гарантирующей право на беспрепятственное пользование имуществом. Такой вывод подкрепляется и вышеупомянутым разъяснением сути позитивного обязательства, данным в решении по делу Илашку и других, - государства не должны допускать на своей территории нарушения любых конвенционных прав, что может оказаться неожиданным для Российской Федерации, где наблюдается противоположная тенденция: в трудные дни соперничества с союзным центром гражданам гарантировалось возмещение ущерба от преступлений, затем применение соответствующей нормы было приостановлено, а принятие Гражданского кодекса окончательно похоронило эту гарантию.

Как показало дело Мастроматтео, путь, намеченный Европейским Судом, не будет легким - мы еще не раз услышим глубокомысленные рассуждения о непредсказуемости человеческой природы и о том, что государство-ответчик не имело никакого понятия не только о готовящемся посягательстве на права заявителя, но и о самом его существовании, а следовательно, не несет никакой ответственности за происходящие на его территории бесчинства. В некоторых случаях представляет ценность даже теоретическая возможность взыскания компенсации за бездействие правоохранительных органов, которая напоминает правительствам о том, что такое поведение неправомерно. К сожалению, для Российской Федерации этого едва ли будет достаточно.

Название документа