Концепция евразийства в России: миф или реальность?

КОНЦЕПЦИЯ ЕВРАЗИЙСТВА В РОССИИ: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ? <*>

О. А. КУРИЛКИНА

Курилкина Ольга Александровна, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин ФГБОУ ВПО "ТГПИ имени А. П. Чехова", кандидат юридических наук, доцент.

В работе исследуются процессы становления и развития концепции евразийства в России. Автор рассматривает ключевые понятия евразийской философии на разных этапах отечественной истории.

Ключевые слова: евразийство, Евразия, суперэтнос, самоутверждение, федерализм, федерация, традиционализм, державность, соборность.

In the work processes of formation and development of the concept of an evraziystvo in Russia are investigated. The author considers key concepts of the Euroasian philosophy at different stages of national history.

Key words: evraziystvo, Eurasia, super ethnos, self-affirmation, federalism, federation, traditsionalizm, derzhavnost, national unity.

В науке последнего времени наблюдается интерес к такому направлению, как "история идей". В связи с чем научная общественность все чаще обращает свое внимание на идею об уникальном пути развития России как многонационального государства, расположенного на стыке Европы и Азии, или, другими словами, на евразийскую идею. Термин "Евразия" предложил немецкий географ А. Гумбольдт, который обозначил им всю территорию Старого Света - Европу и Азию. В русский язык этот термин ввел географ В. Н. Ламанский. В России движение евразийцев возникло в 20-е гг. XX в. Основателями евразийства были Н. С. Трубецкой, Н. Н. Алексеев, В. Н. Ильин. Евразийская доктрина представляет огромный интерес, т. к. обобщила многие ключевые понятия философии политики и права. Например, была предложена следующая концепция: Россия - особая цивилизация, обоснованием для которой были пространственный и этнокультурный критерии. Последователи этого мировоззрения пытались выработать политическую идеологию России, основанную на традициях, особенностях географического положения и исторического развития. Основополагающими моментами для них являлись православная традиция и негативное влияние европейской цивилизации на Россию [1]. Тем не менее есть ученые, называющие евразийство "псевдопатриотической доктриной". На основании их мнения А. Г. Дугин как один из основателей неоевразийства повторяет, что "фальшь в том, что Россия почерпнула имперостроительную стратегию от татар". На основании этой же "фальшивой" схемы оказывается, что Россия будто бы всегда была "многонациональной", и только евразийцы это обстоятельство оценили положительно. Русский народ А. Г. Дугин и его единомышленники рассматривают как сырье для изготовления евразийского проекта, объявленного "великой целью". А. Дугин на месте принципов политической нации и государственного суверенитета видит некий "евразийский федерализм" со свободой всяческих этнокультурных автономий и местной многоукладности при централизме непонятно какого типа, имеется в виду не Россия, а некий Евроазиатский союз - аналог СССР. Именно СССР будто бы сохранил "архаическое национальное содержание и преемственность геополитическому призванию России". В действительности же мнение Дугина ограничено рамками биполярного мышления, в котором антизападничество в любом случае оправдывается. Запад объявляется как "худшее из зол", ему противопоставляется марксистский режим, представление о "цивилизационном плане", в который включается Россия, далеко от русских национальных интересов, приносимых в жертву евразийской утопии [2]. В ответ на это А. Г. Дугин пишет: "Никогда в истории нашей страны мы не имели моноэтического государства. Уже на самом раннем этапе русский народ формировался через сочетание славянских и финно-угорских племен. Затем в сложный этнокультурный ансамбль Руси влился мощнейший чингисхановский, татарский импульс. Русские не являются этнической и расовой общностью, имеющей монополию на государственность. Мы существуем как целое благодаря участию в нашем государственном строительстве многих народов, в том числе и мощного тюркского фактора" [3]. Все исторические периоды сближения России с Западом рассматривались евразийцами как аномалия, и, наоборот, всякое обращение к Востоку, к Азии виделось им и как шаг духовного и политико-правового самоутверждения. Так, "осевым временем" Руси, центральным парадигматическим моментом ее истории, когда идеальное и реальное как бы наложились друг на друга, является, например, для Н. С. Трубецкого двухсотлетний период Московской Руси. Евразийская идея стала вариантом наднациональной межкультурной идеологии. Иллюзорность фундамента созданной конструкции можно продемонстрировать на примере фундаментального утверждения Н. С. Трубецкого: "Национальным субстратом того государства, которое теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и, в качестве таковой, обладающая своим национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию Евразией, ее национализм - евразийством" [4]. Очевидно, что, восприняв у славянофилов идею соборности, евразийцы трансформировали ее в миф о "духовном родстве" русского народа с его финскими, монгольскими, тюркскими соседями. Сообразно этим установкам, русская революция рассматривалась как отстранение от традиционных для Европы путей развития и обращение к более органичным для Евразии формам государственного устройства. Киевская Русь, к которой традиционно возводят истоки российской государственности, по мнению Н. С. Трубецкого, цивилизационно, культурно и геополитически на самом деле колыбелью Руси не была; это не более чем одна из составляющих грядущего Русского Царства. Киевская Русь была лишь разновидностью восточноевропейского княжества, централизация которого сильно преувеличена впоследствии, а интегрирующей идеи и вовсе не существовало. Подлинно русское, евразийское государство возникло тогда, когда московские князья взяли на себя "татарскую геополитическую миссию". Московский византизм становится доминирующей государственной идеологией уже после краха Византии и в органичном сочетании с государственным строем, полностью заимствованным у монголов. Это и есть Московская Русь, евразийская государственность, континентальная, строго отличная от романо-германского мира, радикально противопоставленная ему [5]. Двести лет Московской Руси - это двести лет, собственно, Руси идеальной, архетипической, строго соответствующей своей культурно-исторической, политической, метафизической и религиозной миссии. Конец "идеальной Руси" совпадает с концом "Святой Руси", с расколом. Раскол - это точка разрыва светской России со Священной Русью [6]. С приходом Петра I начинается то, что в евразийской теории принято называть "романо-германским игом". Вместо византизма (именно Византия, по мнению А. Тойнби, является для России "материнской" цивилизацией) наступает англиканство. Вообще, романовский (точнее, имперский) период рассматривался евразийцами как сущностное отрицание московского этапа, сопровождавшееся известным внешним пародированием. Если Россия так и не стала восточным продолжением Европы, несмотря на все романо-германские политико-правовые проекты, то только из-за народной стихии ("устной политико-правовой традиции"), которая осторожно и упорно противостояла европеизации. Петербургский период (империя "петербургского стиля" - Н. Н. Алексеев) был для России катастрофическим. Анализ евразийцами большевистской революции - особый и своеобразный. С одной стороны, суть большевизма, по их мнению, в подъеме народного духа. Они утверждали подлинно национальный характер революции как смутное, неосознанное, слепое, но отчаянное и радикальное стремление русских вернуться к временам, предшествующим "романо-германскому игу". С возвращением столицы в Москву евразийцы были полностью согласны с большевиками и считали это знаковым событием в отечественной истории. С другой стороны, евразийцы были традиционалистами, ориентированными на национальную систему культурных ценностей, политико-правоинституциональное пространство. В этом плане марксистская терминология большевиков была им чужда: западнический элемент в большевизме как следствие петербургской государственности - это негативная сторона, препятствующая перерождению большевистского движения в полноценную русскую, евразийскую социально-экономическую и политико-правовую реальность. Суть евразийской теории отразилась, естественно, и на предлагаемом ими проекте государственного (национально-территориального) устройства России, ориентирами которого являются традиционализм, смешанный с патриотизмом, державностью, соборностью (стремлением к идеалам соборной демократии), особое географическое положение страны и ее геополитическая специфика. С начала возникновения русской истории контакты славянских племен со степняками были постоянными и интенсивными, но особое значение евразийцы придавали монгольским завоеваниям. Именно монголо-татарский период превратил раздробленные восточнославянские княжества в основу крупнейшей мировой империи. Поэтому в территориальной правовой политике евразийцы обращаются к концепции суперэтноса (Л. Н. Гумилев). Таким образом, евразийство является открытым для различных этносов и культур, вовлеченных в общий процесс континентального державо-строительства. Россия - многонациональное государство, представляющее собой единство своеобразных этноединиц [7], причем для которых необходимо определить собственное своеобразие, отличая его от своеобразия другой единицы. Исходя из того что для евразийцев Московская Русь - это идеальный период истории России, можно сказать, что самодержавие - это еще один признак евразийской теории. В современной российской государственности этот признак обнаруживается в виде политико-правовой доктрины сильной централизованной государственной власти, представленной в едином лице и распространяющейся на всю территорию государства. В то же время стоит согласиться с уже давно высказывающимся в отечественной науке мнением [8], что недостаточно рассматривать вопрос о становлении России как евразийского государства только под углом философско-политических трактатов идеологов раннего евразийства П. Савицкого, Н. Трубецкого, Л. Карсавина, Г. Вернадского, Н. Алексеева. Евразийство сегодня - это скорее не "доминанта российского суперэтноса", а механизм преобразования многонациональной России и, если угодно, как идеология, способствующая усилению ее геополитической роли на стыке интересов Запада и Востока, Объединенной Европы и вырвавшейся на мировую геополитическую и экономическую арену Азии. В контексте вышесказанного закономерен вопрос о месте России на геополитической карте XXI столетия [9]. Н. Ганц и Дж. Ропер в своем докладе "К новому партнерству" отмечают: "Даже успешно трансформированная Россия будет стоять в стороне от Европы. С учетом своих размеров и разнообразия демократическая Россия, как и Индия, Мексика, Турция, Япония, выработает свой собственный вариант демократии, отличающийся от того, который преобладает в Западной Европе. Ей не следует ожидать допуска в Европейское сообщество. Она будет действовать как третья сила в рамках СБСЕ и как второй центр влияния в Европе - не обязательно враждебный ЕС и ЗЕС, но как ярко выраженный субъект со своими позициями по вопросам торговли, окружающей среды, отношений со странами Восточной Азии и Ближнего Востока..." [10]. Схожей точкой зрения может служить высказывание: "Если XX век - атлантическая эра, в которой христианская культура господствовала над всем миром, то XXI век - это тихоокеанская эра, в которой будет господствовать азиатская культура, вероятнее всего, конфуцианская. Если XX век характеризовался вооруженными конфликтами, то XXI век, по прогнозу С. Харингтона, будет характеризоваться конфликтами между культурами. Очевидно, это может быть конфликт между западной (европейской) и азиатской культурами" [11]. Таким образом, дискуссия о евразийстве в России продолжается до сих пор. Существующие точки зрения настаивают на том, что Россия должна пойти по особому пути, чтобы избежать западного влияния. Тем не менее неопределенность конституционных принципов российского федерализма, отсутствие четких ориентиров развития политико-правового устройства России затрудняет развитие евразийских начал в обществе.

Литература

1. Дугин А. Г. Философия политики. М.: Арктогея, 2004. С. 476 - 477. 2. Кольев А. Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М.: Логос, 2005. С. 314 - 315. 3. Независимая газета. 2001. 5 июня. 4. Евразийская хроника. Вып. IX. 1927. С. 28. 5. Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М.: Аграф, 2000. С. 10 - 11. 6. Там же. С. 12. 7. Дугин А. Г. Философия политики. М.: Арктогея, 2004. С. 490. 8. Россия в пути. Новая Федерация и Западная Европа. Сравнительное исследование по проблемам федерализма и регионализма в Российской Федерации и странах Западной Европы. Казань: Фэн, 1998. 9. Указ. соч. С. 29. 10. Towards a New Partnership. Us-European Relations in the Post Cold War Era / Edited by N. Gantz, J. Ropert. Paris, 1993. P. 23. 11. Гю Сон Бе. Евразийство и Северо-Восточная Азия: стратегический анализ // Власть. 4/10. С. 55.

Название документа