Неточный закон

(Султанов А.) ("ЭЖ-Юрист", 2013, N 19) Текст документа

НЕТОЧНЫЙ ЗАКОН

А. СУЛТАНОВ

Айдар Султанов, юрист, г. Нижнекамск.

Главные требования к любому нормативно-правовому акту - правовая определенность, ясность и недвусмысленность. Рассмотрим с точки зрения соблюдения этих требований Федеральный закон от 25.07.2002 N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности".

Правовая определенность

В предыдущих статьях, опубликованных в "ЭЖ-Юристе", мы затронули тему должной правовой процедуры. Ее элементом является доктрина "ничтожность вследствие неопределенности" (void for vagueness). Согласно этой доктрине неопределенность нормативного акта, когда он изложен нечетким, недостаточно понятным языком, влечет его ничтожность как нарушающего требование о "надлежащей правовой процедуре" (due process clause). Отсутствие в законе ясно и недвусмысленно сформулированных требований, понятных простому гражданину, на основании которых можно было бы предвидеть последствия совершения или несовершения действий, означает отсутствие надлежащей правовой процедуры. В России чаще к подобной ситуации применяется термин "принцип правовой определенности". Принцип правовой определенности предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений. Хотя в Конституции РФ данный принцип напрямую не закреплен, КС РФ полагает его конституционно-правовым. Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями (Постановления КС РФ от 25.04.1995 N 3-П; от 15.07.1999 N 11-П; от 11.11.2003 N 16-П). Из конституционных принципов равенства и справедливости вытекает требование определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы, поскольку иное не может обеспечить ее единообразное применение, не исключает неограниченного усмотрения в правоприменительной практике и, следовательно, неизбежно ведет к произволу (Постановления КС РФ от 13.12.2001 N 16-П, от 17.06.2004 N 12-П, от 07.11.2012 N 24-П). Цель принципа правовой определенности - обеспечить участников соответствующих отношений возможностью точно спрогнозировать результат своих действий и в том числе дать надежду, что права данных лиц будут защищены, что при разрешении спора действия правоприменителя также будут прогнозируемы и предсказуемы и не будут меняться от случая к случаю, от региона к региону. Этот принцип призван гарантировать стабильность. Судебная система, стремящаяся выполнять стабилизирующую функцию, создавать уверенность в справедливости и надежности законов, объективности и предсказуемости правосудия, также работает на принцип правовой определенности, который, в свою очередь, является элементом принципа верховенства права. Требование правовой определенности образует один из основополагающих аспектов принципа верховенства права, является его необходимым следствием и условием его реализации. В Постановлении по делу от 13.06.1979 "Маркс против Бельгии" ЕСПЧ подчеркнул, что принцип правовой определенности "неотъемлемо присущ праву Конвенции" (п. 58). ЕСПЧ во многих своих постановлениях напоминал, что в соответствии с его сложившимися прецедентными нормами выражение "предусмотрены законом" требует, чтобы спорная мера имела основу в национальном законодательстве и чтобы закон был сформулирован с достаточной ясностью, позволяя гражданину предвидеть последствия, которые может повлечь определенное действие, и соответствующим образом регулировать свое поведение.

Понятность и предсказуемость

Наиболее сильный аргумент против широкого применения произвола властей при вмешательстве в свободу мысли, совести и религии был сформулирован в Постановлении ЕСПЧ от 26.10.2000 по делу "Хасан и Чауш против Болгарии" <1>. В данном деле ЕСПЧ отметил, что действия властей были неуместны, потому что они основывались на недопустимой и неясной законодательной основе. Требование того, чтобы действия властей были предусмотрены законом, означает, что "закон должен быть как понятным, так и предсказуемым, он должен быть сформулирован с достаточной степенью ясности... В рамках национального законодательства исполнение этих требований должно обеспечить средства правовой защиты от произвольного вмешательства органов государственной власти в права, охраняемые Конвенцией. Влияние на основные права, оставленное на усмотрение исполнительных органов власти, обладающих неограниченными полномочиями, будет противоречить закону - это один из основных принципов демократического общества, отраженных в Конвенции. Следовательно, закон должен достаточно четко разъяснять пределы такого усмотрения, предоставленного соответствующим органам власти, и порядок их использования". -------------------------------- <1> Подопригора Р. Свобода религии и убеждений и дискреционное санкционирование религиозной деятельности со стороны государства // Свобода религий и убеждений: основные принципы (философия, законодательство, защита свободы совести). М., 2010.

С момента принятия Федерального закона от 25.07.2002 N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" не стихают споры о возможности его применения и о том, что положения данного Закона настолько неопределенны, что могут быть причиной произвола. В книге "Стандарты Европейского суда по правам человека и российская правоприменительная практика. Сборник аналитических статей", подготовленной Центром содействия международной защиты, был сделан анализ Закона N 114-ФЗ через призму Конвенции и практики ЕСПЧ. В частности, отмечено следующее: "Федеральный закон "О противодействии экстремистской деятельности" использует понятия "вражда", "унижение достоинства", "пропаганда исключительности, превосходства или неполноценности", которые обладают полисемантичностью, что характерно для русского языка. Но в силу того, что определения указанных понятий в данном законе либо в других нормативных актах отсутствуют, появляется возможность различного их толкования. Это нарушает принцип правовой определенности, выработанный Европейским судом, который во многих своих решениях повторяет, что законы, устанавливающие ограничения свободы выражения мнения, должны быть четкими и ясными, чтобы разумный человек имел возможность предсказать последствия своего поведения и применения к нему закона. На нечеткость понятия "экстремистская деятельность" указывает и Комитет по правам человека ООН" <2>. -------------------------------- <2> Стандарты Европейского суда по правам человека и российская правоприменительная практика. Сборник аналитических статей / Под ред. М. Р. Воскобитовой. М., 2005.

Когда эксперт заменяет суд

Неопределенность содержащихся в Законе N 114-ФЗ понятий "экстремистская деятельность", "социальная группа" и "экстремистские материалы" позволяет правоприменителю произвольно их трактовать. Эта неясность приводит к тому, что почти все дела по данному типу дел разрешаются лишь на основе экспертиз. Ведущий эксперт АНО "Лаборатория прикладной лингвистики" А. Смирнов пишет, что "основная проблема с исследованием текстов на предмет экстремизма возникает благодаря нечеткости и ненаучности самого понятия "экстремизм" в понимании законодателя, правоприменителя и общества в целом. Экспертная практика показывает, что под понятие словесного экстремизма подпадает целый пучок совершенно неоднородных высказываний. Неоднородность имеется и в объектах вражды (от рас и национальностей до неопределенных групп людей, объединенных неопределенным же понятием "социальная группа"), и в авторах высказываний (от политических деятелей до анонимных посетителей блогов и форумов), и в общественной оценке криминальности этих деяний" <3>. -------------------------------- <3> Смирнов А. А. Заметки о лингвистической экспертизе 2 (экстремизм и утрата искренности) // www. textology. ru.

Ведущий эксперт делает вывод, который мы разделяем: "Непонимание у судебно-следственных работников вызывают отнюдь не материалы экспертизы, то есть не проверяемые на экстремизм высказывания. Объектом их непонимания является экстремистское законодательство, по которому они должны оценивать событие преступления и в том числе некоторые тексты. Иными словами, законодательные акты об экстремизме написаны настолько невнятно, что исполнительные органы, суд и следствие просто не способны их осознанно применить" <4>. -------------------------------- <4> Там же.

А. Смирнов отмечает, что неясность и противоречивость законодательства приводит к тому, что для квалификации деяния как экстремистского суду недостаточно здравого смысла и общего знания (освобождающего от доказывания) как в советские времена. А эксперты, которых суд привлекает как бы для разъяснения непонятного, не имеют права квалифицировать деяние, но тем не менее фактически делают это, поскольку кроме них больше некому. Профессор и эксперт Е. Галяшина также обращает внимание на недопустимость постановки для разрешения экспертом вопросов о наличии в тексте признаков состава правонарушения, в частности наличия или отсутствия в тексте публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности, признаков возбуждения социальной, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, признаков унижения национального достоинства человека, либо группы лиц, оскорбления, затрагивающего национальные или религиозные чувства, и т. п. В противном случае заключение эксперта может быть признано недопустимым доказательством, поскольку эксперт, отвечающий на правовые вопросы, выходит за пределы своей компетенции <5>. -------------------------------- <5> Галяшина Е. И. О проблемах судебной лингвистической экспертизы экстремистских материалов // www. rusexpert. ru.

Но только суд может устанавливать наличие или отсутствие правового состава правонарушения в виде осуществления экстремистской деятельности. Правовая оценка является частью отправления правосудия, и отправление правосудия не может быть узурпировано кем-либо и делегировано кому-либо. Правосудие в РФ отправляется только судом! В пункте 4 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2010 N 28, п. 23 Постановления Пленума ВС РФ от 28.06.2011 N 11 содержится официальное разъяснение, запрещающее постановку правовых вопросов перед экспертами. В частности, в нем указано: "При назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды". Запрет постановки перед экспертами правовых вопросов установлен не только в уголовном процессе. Этот запрет следует из того, что правосудие осуществляется только судом. О данном запрете в гражданском процессе было разъяснено в п. 13 Постановления Пленума ВС РФ от 24.06.2008 N 11: "Недопустима постановка перед экспертом (экспертами) вопросов правового характера, разрешение которых относится к компетенции суда". Уполномоченный по правам человека в РФ в своем докладе за 2011 год также отмечал, что роль экспертизы в делах об экстремизме неоправданно преувеличена, и указывал, что это чревато недопустимым распылением ответственности за принимаемые судебные решения. Дело в том, что суды привыкают принимать в качестве доказательств заключения экспертов, содержащие оценку фактических обстоятельств, в том числе констатацию наличия (отсутствия) признаков преступлений экстремистской направленности. В результате судья, несущий полную ответственность за судебное решение, перекладывает ее на плечи эксперта. А тот отвечает только за свои выводы, но никак не за судебное решение. По мнению Уполномоченного, на рассмотрение эксперта не могут выноситься вопросы правового характера, как то о наличии признаков экстремистской деятельности, а равно вопросы, предполагающие прогноз потенциально возможной реакции общества. Судам необходимо исходить из того, что в преступлениях экстремистской направленности призывы к осуществлению экстремистской деятельности, возбуждение ненависти или вражды, унижение достоинства совершаются не только публично либо с использованием СМИ, но и в явной, общедоступной форме. Если без специальных познаний установить наличие призыва к ненависти невозможно, то это важное обстоятельство необходимо, видимо, толковать в пользу подсудимого: ведь такой сложный, недоступный для массового восприятия призыв по логике вещей не может быть адресован неопределенному количеству лиц. Правовая определенность ограничения свободы мысли и слова предполагает, что каждый человек, действующий с достаточной степенью осведомленности и осмотрительности, должен иметь возможность предвидеть правовые последствия своих действий и слов. Г. Резник делает такой же вывод, как и Уполномоченный по правам человека в РФ и которого в своей работе цитирует А. Смирнов: "Обвинение по статьям, в которых само событие преступления можно установить только с помощью специальных познаний и никак иначе (то есть только специалист может сказать, совершил ли подсудимый преступление или нет, а сам подсудимый на момент деяния этого определить не мог принципиально), - юридический нонсенс".

Необходима точность в определении

Комитет ООН по правам человека в п. 20 Заключительных замечаний, изданных в соответствии со ст. 40 Международного пакта о гражданских и политических правах еще 6 ноября 2003 года, указывал: "Приветствуя усилия государства-участника, направленные на запрещение и преследование групп, распространяющих расистские и ксенофобные взгляды, Комитет тем не менее выражает озабоченность тем, что определение экстремистской деятельности в Федеральном законе от 25 июля 2002 года "О противодействии экстремистской деятельности" слишком расплывчатое и не защищает граждан и организации от риска его произвольного толкования. Государству-участнику рекомендуется пересмотреть указанный Закон с целью большей конкретизации понятия экстремистской деятельности, чтобы исключить любую возможность произвольного толкования, и уведомить заинтересованных лиц о том, за какие именно действия они будут подлежать уголовной ответственности (статьи 15 и 19 - 22)". Российские ученые также обращали внимание на несовершенство законодательства о противодействии экстремистской деятельности <6>. -------------------------------- <6> Кудрявцев В. Н. Свобода слова. М., 2006.

К сожалению, ситуация не улучшилась, и через несколько лет, 24 ноября 2009 года, Комитет по правам человека ООН в п. 25 Заключительных замечаний повторно обратил внимание российских властей на эту ситуацию: "Комитет подтверждает свою ранее сформулированную рекомендацию (CCPR/CO/79/RUS, пункт 20) о том, что государству-участнику следует пересмотреть Федеральный закон "О противодействии экстремистской деятельности" с тем, чтобы сделать определение экстремистской деятельности более точным и тем самым исключить любую возможность его произвольного применения".

Название документа