О части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации

О ЧАСТИ ЧЕТВЕРТОЙ ГРАЖДАНСКОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

В. И. ЕРЕМЕНКО

Еременко В. И., доктор юридических наук, начальник отдела права Евразийского патентного ведомства.

Эпопея с принятием отдельного раздела Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ), длившаяся более десяти лет, наконец-то завершилась. 18 декабря принята часть четвертая ГК РФ, содержащая единственный раздел VII ("Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации"), которая в соответствии с Федеральным законом от 18 декабря 2006 г. N 231-ФЗ "О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации" будет введена в действие с 1 января 2008 г. <1>. -------------------------------- <1> СЗ РФ. 2006. N 52. Ст. 5496, 5497.

В истории российского нормотворчества найдется не много случаев столь долгого, дискуссионного и противоречивого рассмотрения многочисленных законопроектов, как в сфере кодификации законодательства об интеллектуальной собственности. За это время в большинстве государств СНГ задачи кодификации законодательства об интеллектуальной собственности были решены, с той или иной степенью полноты и детализации, в принципе на основе раздела V ("Интеллектуальная собственность") модели Рекомендательного законодательного акта для СНГ, принятого на седьмом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств - участников СНГ 17 февраля 1996 г.

I

Концепция кодификации норм об интеллектуальной собственности в значительной степени основана на историческом опыте развития гражданского законодательства в нашей стране. Как известно, в советский период действовали Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г., в которых содержались разделы об авторском праве, праве на изобретение, рационализаторское предложение, промышленный образец, а также о праве на открытие. Вместе с тем наряду с указанными кодификационными актами были приняты подзаконные акты в их развитие, например Положение 1973 г. об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях. Уже на излете советского периода были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., включающие нормы об авторском праве, праве на изобретения и другие объекты интеллектуальной собственности. В целях детализации упомянутых выше норм были разработаны специальные законы в сфере интеллектуальной собственности, в том числе Закон СССР "Об изобретениях в СССР", который вступил в действие с 1 июля 1991 г. Следовательно, в нашей стране всегда признавалась многоуровневая система кодификации норм об интеллектуальной собственности, когда наряду с кодификационным актом существовали специальные законы, призванные его детализировать, а также подзаконные нормативные акты. Как известно, российский законодатель с подачи разработчиков законопроекта отошел от апробированной временем многоуровневой системы кодификации и реализовал так называемую полную, или исчерпывающую, схему кодификации законодательства об интеллектуальной собственности, объединяющую в части четвертой ГК РФ все нормы об интеллектуальной собственности и одновременно исключающую самостоятельное существование всех специальных законов в сфере интеллектуальной собственности, кроме Федерального закона от 20 июля 2004 г. N 98-ФЗ "О коммерческой тайне", который в результате его изменения во многом потерял свою содержательную часть. В свое время один из главных разработчиков законопроекта В. А. Дозорцев аргументированно критиковал сторонников полной (исчерпывающей) схемы кодификации, указывая, что неправильно выстраивать один раздел ГК РФ по одной схеме, в то время как систематизация остальных разделов базируется на других принципах, что привело бы только к разрушению единства гражданского права <2>. К сожалению, законопроект В. А. Дозорцева, предусматривающий наряду с общими положениями принципиальные положения по отдельным видам исключительных прав с сохранением специальных законов для целей детализации упомянутых выше положений, не был принят по ряду субъективных и объективных причин. -------------------------------- <2> Дозорцев В. А. Интеллектуальные права. Понятие. Система. Задачи кодификации. Сборник статей // Исслед. центр частного права. М.: Статут, 2005. С. 362.

Победила точка зрения сторонников полной (исчерпывающей) кодификации норм об интеллектуальной собственности, в результате чего часть четвертая ГК РФ представляет собой симбиоз норм гражданского, административного, трудового права - настоящий раздувшийся "флюс" объемом более 300 статей. Включение в ГК РФ большого количества норм административного права - это начало дезорганизации всей цивилистической системы в целом. По сути, кодификация подменена инкорпорацией, когда сравнительно небольшое количество общих положений дополнено механическим переносом специальных законов в сфере интеллектуальной собственности. По-видимому, разработчики законопроекта подобным способом пытались разрешить проблему дублирования норм в ГК РФ и в специальных законах. Если указанная тенденция в нормотворчестве возобладает и затронет другие институты гражданского права, то ГК РФ рискует превратиться в свод законов, что больше присуще англосаксонскому праву, чем континентальному. Какие уроки можно извлечь из международной практики правового регулирования отношений в сфере интеллектуальной собственности? Обратимся сначала к опыту наших соседей по СНГ, гражданские кодексы которых содержат самостоятельные разделы или главы, посвященные интеллектуальной собственности. Гражданские кодексы ряда государств (Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Узбекистана) в той или иной степени ориентированы на раздел V модели Рекомендательного законодательного акта для СНГ. Гражданский кодекс Украины построен по иному принципу: после книги третьей ("Право собственности и другие вещные права") следует книга четвертая ("Право интеллектуальной собственности"), содержащая 12 кратких глав (83 статьи) по различным объектам интеллектуальной собственности, включая научные открытия и рационализаторские предложения. Гражданский кодекс Туркменистана содержит часть четвертую, в которой закреплены только нормы авторского права и смежных прав, заменяющие собой специальный закон в указанной сфере. В раздел V ("Интеллектуальная собственность") Гражданского кодекса Таджикистана включены только общие положения об интеллектуальной собственности (13 статей). Общим для законодательств всех вышеуказанных государств является то, что наряду с нормами об интеллектуальной собственности в гражданских кодексах существуют специальные законы в указанной сфере (кроме законодательства Туркменистана, где нет специального закона об авторском праве и смежных правах). В гражданских кодексах стран дальнего зарубежья развернутые нормы об интеллектуальной собственности встречаются довольно редко. Можно отметить Гражданский кодекс Нидерландов от 31 мая 1843 г. в редакции 1995 г., содержащий нормы о наименованиях мест происхождения товаров, географических указаниях и об охране нераскрытой информации. Более детальное регулирование отношений в сфере интеллектуальной собственности предусмотрено в Гражданском кодексе Италии от 13 марта 1942 г. в редакции 2000 г.: 32 статьи, посвященные общим вопросам фирменных наименований, товарных знаков, авторского права, изобретений, полезных моделей и промышленных образцов. В этих государствах наряду с общими нормами по интеллектуальной собственности в гражданских кодексах приняты специальные законы в указанной сфере правового регулирования. Следует особо отметить, что определяющей тенденцией в мире в области систематизации норм об интеллектуальной собственности является инкорпорация норм об интеллектуальной собственности, т. е. сосредоточение таких норм в единых нормативных правовых актах, преимущественно в кодексах об интеллектуальной (промышленной) собственности, либо в иных комплексных нормативных правовых актах. Среди наиболее известных нормативных правовых актов указанного типа можно назвать следующие: Кодекс промышленной собственности Португалии 1940 г.; Кодекс промышленной собственности Бразилии 1971 г.; Кодекс интеллектуальной собственности Шри-Ланки 1979 г.; Кодекс интеллектуальной собственности Франции 1992 г.; Кодекс интеллектуальной собственности Филиппин 1997 г. (при этом в этой стране действует Гражданский кодекс 1949 г., девять статей которого посвящены правовой охране товарных знаков, наименований мест происхождения товаров, географических указаний, а также нераскрытой информации); Декрет-Закон Кубы N 68 1983 г. "Об изобретениях, научных открытиях, промышленных образцах, товарных знаках и наименованиях мест происхождения товаров" (кроме указанных в названии объектов под действие Декрета-Закона подпадают фирменные наименования, вывески, торговые девизы, указания происхождения). В отдельных случаях комплексные нормативные правовые акты принимаются в рамках международных договоров. Так, Соглашение о создании Африканской организации интеллектуальной собственности 1977 г. имеет десять приложений, относящихся к различным объектам интеллектуальной собственности, которые непосредственно действуют в 15 государствах - участниках указанного Соглашения, замещая собой национальные законодательства в сфере интеллектуальной собственности. Столь пространное обращение к международному опыту в сфере кодификации норм об интеллектуальной собственности призвано выявить тот непреложный факт, что Россия в этой сфере, впрочем, как и во многих других, выбрала уникальный путь. В результате был принят законопроект, полностью ущербный с юридико-технической точки зрения, загромоздивший Гражданский кодекс многочисленными нормами административного и трудового права, поразивший весь мир инкорпорацией всех специальных законов в сфере интеллектуальной собственности в Гражданский кодекс. Для ответа на вопрос, какие патентно-правовые теории <3> лежат в основе части четвертой ГК РФ, необходим, прежде всего, анализ ст. 1225 и ст. 1226, а также обновленных ст. 128 и ст. 129 ГК РФ. -------------------------------- <3> О содержании патентно-правовых теорий подробнее см.: Еременко В. И. Об интеллектуальной собственности в Гражданском кодексе Российской Федерации // Законодательство и экономика. 2002. N 5. С. 11 - 24.

В пункте 1 ст. 1225 указано, что результатами интеллектуальной деятельности и приравненными к ним средствами индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, которым предоставляется охрана (ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ (выделено мной. - В. Е.)), являются: 1) произведения науки, литературы и искусства; 2) программы для электронных вычислительных машин; 3) базы данных; 4) исполнения; 5) фонограммы; 6) сообщение в эфир или по кабелю радио - или телепередач (вещание организаций эфирного или кабельного вещания); 7) изобретения; 8) полезные модели; 9) промышленные образцы; 10) селекционные достижения; 11) топологии интегральных микросхем; 12) секреты производства (ноу-хау); 13) фирменные наименования; 14) товарные знаки и знаки обслуживания; 15) наименования мест происхождения товаров; 16) коммерческие обозначения. Прежде всего обращает на себя внимание неудачная формулировка абзаца первого ст. 1225, допускающая его толкование как отождествление результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации с интеллектуальной собственностью, что противоречит ст. 2 (VIII) Конвенции от 14 июля 1967 г., учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (далее - Конвенция, учреждающая ВОИС), в которой указано, что интеллектуальная собственность включает права, относящиеся к ряду объектов, перечень которых, в отличие от российского перечня объектов, является открытым. Понятно, что перед разработчиками законопроекта стояла трудная задача увязать конституционное требование (ч. 1 ст. 44) о том, что интеллектуальная собственность охраняется законом, с концепцией исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, имеющей определяющее значение для части четвертой ГК РФ. Для этой цели разработчики включили в ст. 1225 п. 2, дословно повторяющий упомянутое выше положение Конституции РФ, что в принципе выглядит как ненужное дублирование. Следовательно, проприетарная теория (теория интеллектуальной (промышленной) собственности) лишь формально обозначена в части четвертой ГК РФ как реверанс в отношении конституционных требований. Кроме того, как уже указывалось, в ст. 1225 установлен закрытый перечень результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, что не согласуется с упомянутым выше положением Конвенции, учреждающей ВОИС. Примечательно, что все предшествующие законопроекты, не предусматривающие полной (исчерпывающей) кодификации норм об интеллектуальной собственности, имели примерные перечни объектов интеллектуальной собственности. По всей видимости, разработчики, установив закрытый перечень результатов интеллектуальной деятельности и отменив практически все специальные законы в указанной сфере, рассчитывают не допустить правовой регламентации новых объектов вне пределов части четвертой ГК РФ. В статье 1226 "Интеллектуальные права" предписано, что на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации признаются интеллектуальные права, которые включают исключительное право, являющееся имущественным правом, а в случаях, предусмотренных ГК РФ, также личные неимущественные права и иные права (право следования, право доступа и др.). Введение новой категории "интеллектуальные права" означает появление родового понятия, в которое в качестве видовых входят понятия "исключительное право", "личное неимущественное право", "иное право", что в определенной степени снимает остроту дискуссии относительно того, входит ли личное неимущественное право, учитывая большую степень его исключительности, в состав исключительного права. Между тем термин "интеллектуальные права" не является новым, его ввел в обиход еще в 1879 г. бельгийский юрист Э. Пикар. Правда, согласно теории Э. Пикара интеллектуальные права считались правами sui generis, находящимися вне классической триады вещных, обязательств и личных прав. Указанный термин нигде в мире не прижился, но в отечественном законодательстве он нашел неожиданное применение. Этот термин не используется в международных договорах России, отсутствует в законодательстве зарубежных стран и даже не обсуждается в правовой литературе. Вполне очевидно, что к средствам индивидуализации нельзя применять термин "интеллектуальные права", поскольку эти средства только приравниваются к результатам интеллектуальной деятельности, но не являются таковыми. Фактор творчества при разработке товарных знаков, знаков обслуживания и других средств индивидуализации минимален, в пределах, например, выбора такого обозначения, которое способно отличать товары (услуги) одного лица от однородных товаров (услуг) другого лица. Неудивительно, что термин "интеллектуальные права" не упоминается в главе 76 "Права на средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий", хотя согласно ст. 1226 он в равной мере должен относиться и средствам индивидуализации. Отсутствует этот термин и в главах 74 "Право на топологии интегральных микросхем", 75 "Право на секрет производства (ноу-хау)" и др. В иных случаях введение нового понятия привело к терминологической чехарде, когда интеллектуальные права объявляются авторскими правами (ст. 1255), либо смежными правами (ст. 1303), либо патентными правами (ст. 1345). Таким образом, в теоретическом плане часть четвертая ГК РФ основана на эклектически собранных отрывках из различных патентно-правовых теорий, что объективно отражает состояние научной мысли в нашей стране в сфере интеллектуальной собственности. В связи с принятием части четвертой ГК РФ внесены изменения в ст. 128 и дополнения в ст. 129 ГК РФ. ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. В соответствии с Федеральным законом от 18.12.2006 N 231-ФЗ с 1 января 2008 года статья 128 будет изложена в новой редакции. ------------------------------------------------------------------ В статье 128 ГК РФ среди объектов гражданских прав указаны, в частности, "охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность)". Иными словами, воспроизведена в принципе формулировка п. 1 ст. 1225 ГК РФ, но в которой охраняемые объекты (результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации) уже прямо отождествляются с правами на них (интеллектуальной собственностью). Кроме того, из текста указанной статьи исключены следующие слова: "в том числе исключительные права на них". Спору нет, старая редакция ст. 128 ГК РФ не была безупречной, поскольку допускала толкование, согласно которому исключительные права являлись частью результатов интеллектуальной деятельности. Вместе с тем непризнание исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации в качестве объекта гражданских прав теоретически неверно, поскольку допускает возможность безобъектных правоотношений. Разработчики законопроекта пытались исправить указанное упущение путем дополнения ст. 129 ГК РФ пунктом 4, согласно которому результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации не могут отчуждаться или иными способами переходить от одного лица к другому, однако права на такие результаты и средства могут отчуждаться или иными способами переходить от одного лица к другому. Думается, что разработчики законопроекта не достигли поставленной цели, так как ими нарушен сам принцип оборотоспособности объектов гражданских прав. Разработчики законопроекта не учли особенности самих объектов интеллектуальной собственности. Вполне очевидно, что правовая охрана представляется результатом интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации (например, в ст. 1(2) Парижской конвенции по охране промышленной собственности речь идет об объектах охраны промышленной собственности: изобретениях, полезных моделях и т. д.), в то время как в гражданском обороте могут находиться только права на эти результаты и средства, поскольку невозможна передача самих нематериальных (идеальных) объектов. Поэтому в целях избежания эффекта безобъектных правоотношений необходимо двойное указание: результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации, исключительные права на такие результаты и средства. Объем журнальной статьи не позволяет дать подробный анализ обширного текста, составляющего часть четвертую ГК РФ. Поэтому представляется целесообразным сосредоточить усилия на выявлении основных достижений, равно как и недостатков положений раздела VII, посвященного интеллектуальной собственности.

II

Основное достоинство кодификационного акта для пользователей - это объединение законодательства об интеллектуальной собственности в одном нормативном правовом акте. Читателю удобно обратиться к одному изданию и найти в нем все интересующие его положения. Вместе с тем нельзя забывать о цене, которую пришлось заплатить за такое удобство - в рамки ГК РФ втиснуто огромное количество норм административного и трудового права, что исказило цивилистическую сущность последнего и в целом бросило тень на Россию как цивилизованное государство в сфере нормотворчества. Полная (исчерпывающая) кодификация норм об интеллектуальной собственности объективно затрудняет ведомственное влияние (зачастую негативное в отношении интересов пользователей) на законодательство об интеллектуальной собственности, особенно в части, связанной с регистрацией объектов интеллектуальной собственности (например, Роспатента). Сосредоточение всех норм об интеллектуальной собственности в части четвертой ГК РФ позволило решить некоторые задачи кодификационного характера, в частности устранить дублирование одних и тех же положений в специальных законах, чем достигается экономия законодательного материала, а также сложная задача распределения законодательного материала между ГК РФ и специальными законами, согласовать между собой отдельные правовые нормы, устранив многие неоправданные расхождения в регулировании сходных отношений, закрепить принцип интеграции норм об интеллектуальной собственности с общими нормами гражданского права путем отсылки в соответствующих случаях к таким нормам (например, ст. ст. 307 - 419; 420 - 453), унифицировать (не всегда, правда, удачно) используемую в сфере интеллектуальной собственности терминологию. Наряду с упомянутыми выше общими положительными аспектами, можно выделить ряд частных достоинств кодификации норм об интеллектуальной собственности, позволивших усовершенствовать их содержание. В российское законодательство введены новые правовые институты в сфере интеллектуальной собственности: право изготовителя базы данных (ст. ст. 1333 - 1336) и право публикатора на произведение науки, литературы или искусства (ст. ст. 1337 - 1344). Указанные права, отнесенные российским законодателем к смежным правам, заимствованы из международной практики, в частности директив ЕС. Изготовителю базы данных, создание которой требует существенных финансовых, материальных, организационных или иных затрат, принадлежит исключительное право извлекать из базы данных материалы и осуществлять их последующее использование в любой форме и любым способом. Указанное право направлено на защиту инвестиций, вложенных изготовителем при создании базы данных. Вместе с тем следует отметить, что предусмотренное Директивой ЕС N 96/9 ЕС от 11 марта 1996 г. о правовой охране базы данных право изготовителя на содержание базы данных считается специальным правом (sui generis). Согласно ст. 1337 публикатором признается гражданин, который правомерно обнародовал или организовал обнародование произведения науки, литературы или искусства, ранее не обнародованного и перешедшего в общественное достояние либо находящегося в общественном достоянии в силу того, что оно не охраняется авторским правом. Право публикатора, призванное поощрять поиски в архивах, также навеяно европейским правом - Директивой ЕС N 93/98 ЕС от 29 декабря 1993 г. о гармонизации сроков охраны авторского права и некоторых смежных прав. В статье 1229 ГК РФ более полно по сравнению с специальными законами определено исключительное право на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации: право использовать такой результат либо такое средство по своему усмотрению и право распоряжаться исключительным правом на такой результат или такое средство <4>. Как и прежде, правообладатель может по своему усмотрению разрешать либо запрещать другим лицам использование результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации. -------------------------------- <4> Исключительное право пользования и распоряжения было закреплено только в Законе РФ от 23 сентября 1992 г. N 3520-1 "О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров" (далее - Закон о товарных знаках), и то до его изменения в 2002 г., когда из ст. 4 этого Закона было ошибочно исключено правомочие распоряжения.

Прежде исключительное право характеризовалось только правомочием использовать результат интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации, а также правомочием запрета (или разрешения) третьим лицам использовать охраняемый объект. Путем толкования со ссылкой на особенности права интеллектуальной собственности указывалось, что правомочие распоряжения входило составной частью в более общее понятие "использование". Наконец-то введен давно ожидаемый институт залога исключительного права на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации, хотя и в достаточно фрагментарной форме. В ст. 1232 предписывается обязательность государственной регистрации договора залога исключительного права, а в ст. 1233 установлено, что залогодатель вправе в течение срока действия договора о залоге использовать результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации и распоряжаться исключительным правом на такой результат или такое средство без согласия залогодержателя, если договором не предусмотрено иное. Вместе с тем следует отметить непоследовательность разработчиков законопроекта, которые в отдельных главах части четвертой ГК РФ предусмотрели императивную норму о государственной регистрации договора залога только в отношении исключительного права на зарегистрированную топологию интегральной микросхемы (п. 7 ст. 1452). Кроме того, следует особо указать, что в законодательствах государств с развитым правопорядком вопросы залога объектов интеллектуальной собственности отражены намного подробнее, включая, например, залог права на подачу заявки на патент на изобретение. Разработчики законопроекта упустили, на мой взгляд, многие важные особенности института залога исключительного права, в том числе существенные условия договора залога, последствия наложения ареста на заложенное исключительное право, условия и порядок отчуждения заложенного исключительного права, последствия снятия ареста, регистрацию и публикацию факта прекращения залога исключительного права. С достаточной детализацией и полнотой определены способы распоряжения исключительным правом на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации (ст. ст. 1233 - 1241), основными из которых являются договор об отчуждении исключительного права и лицензионный договор, правовое регулирование которых в целом можно признать удовлетворительным <5>. Вместе с тем представляется неоправданным замена термина "уступка", устоявшегося в правоприменительной практике и правовой литературе, на термин "отчуждение", которым принято обозначать цель уступки исключительного права на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации. Так, в ГК РФ широко используется термин "уступка права", например в ст. 355 "Уступка прав по договору залога". Подобные примеры можно продолжить: ст. ст. 250, 336, 993 ГК РФ. -------------------------------- <5> Следует отметить благотворное влияние правовой литературы на разработчиков законопроекта по этому вопросу - см., например: Евдокимова В. Н. Передача технологии: правовое регулирование и правоприменительная практика в Российской Федерации. М.: ИНИЦ Роспатента, 2001. С. 52 - 54, 68, 69, 76, 77, 84 - 86, 133, 134.

Норма п. 3 ст. 1250 "Защита интеллектуальных прав" о том, что отсутствие вины нарушителя не освобождает его от обязанности прекратить нарушение интеллектуальных прав, а также не исключает применение в отношении нарушителя мер, направленных на защиту таких прав, в принципе соответствует положениям законодательств государств с развитым правопорядком. Однако следует признать, что норма п. 1 ст. 1250 этой статьи ограничивает способы защиты интеллектуальных прав способами, предусмотренными настоящим Кодексом, а это входит в противоречие с нормой ст. 12 ГК РФ о том, что защита гражданских прав осуществляется также иными способами, предусмотренными законом. В сфере авторского права восстановлено право на неприкосновенность произведения (ст. ст. 1255, 1266, 1267), которое по своему содержанию более объемно по сравнению с ранее действовавшим правом на защиту репутации автора. В большей мере защищают имущественные интересы автора нормы о том, что автор-работник, не являющийся правообладателем, имеет право на получение от работодателя вознаграждения за создание и использование служебного произведения независимо от того, сам работодатель будет использовать служебное произведение или это право перейдет к другому лицу (ст. ст. 1295 - 1298). Аналогичное регулирование предусмотрено и в отношении к правам на исполнение, созданное исполнителем в порядке выполнения служебного задания (ст. 1320). Как следует из вышеизложенного, несколько нарушен по сравнению с ранее действовавшим регулированием баланс интересов между работодателем и автором (исполнителем), не являющимся правообладателем. Однако положительным является тот факт, что упомянутые нормы унифицированы с другими нормами, которые действовали ранее и действуют в настоящее время, относительно других сфер творчества (служебные изобретения, полезная модель, промышленный образец, служебное селекционное достижение, служебная топология). Укрепляют положение автора и исполнителя нормы о том, что на принадлежащее автору и исполнителю исключительное право не допускается обращение взыскания (соответственно ст. 1284 и ст. 1319). Однако указанное послабление означает неудобство в другом: автор и исполнитель не могут заложить свое исключительное право, поскольку возможность залога существует в том случае, если допустимо, кроме отчуждения исключительного права, обращение взыскания на него. Особые условия издательского лицензионного договора благоприятны для автора, поскольку закрепленное в ст. 1287 правило возлагает на издателя обязанность начать использование произведения не позднее срока, установленного в договоре. При этом неисполнение этой обязанности влечет за собой возможность одностороннего отказа от договора по инициативе автора без возмещения издателю причиненных таким отказом убытков, а также возможность взыскать с издателя предусмотренное договором вознаграждение в полном объеме. Интересам автора отвечает также норма об ограниченной ответственности автора по авторским договорам: ответственность автора по договору об отчуждении исключительного права на произведение и по лицензионному договору ограничена суммой реального ущерба, причиненного другой стороне, если договором не предусмотрен меньший размер ответственности автора (п. 1 ст. 1290). Впервые введен порядок внесения в произведение наследниками или иными правопреемниками автора изменений, сокращений или дополнений при условии, что этим не искажается замысел автора и не нарушается целостность восприятия произведения и это не противоречит воле автора (п. 1 ст. 1266), а также порядок обнародования произведения, не обнародованного при жизни автора (п. 3 ст. 1268). Усилены меры защиты исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации. Впервые в гражданское законодательство включена норма (ст. 1253) о возможности принятия судом решения о ликвидации юридического лица по требованию прокурора, если юридическое лицо неоднократно или грубо нарушает исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации. В отношении гражданина, допускающего подобные нарушения, судом в установленном законом порядке может быть принято решение о прекращении его деятельности в качестве индивидуального предпринимателя. Однако следует выразить обеспокоенность по поводу неопределенности критериев ликвидации юридического лица и прекращения деятельности индивидуального предпринимателя, в частности таких, как неоднократность нарушения исключительного права и грубость такого нарушения, а также чрезмерности и неадекватности самой этой меры, которая не присуща гражданскому праву государств с развитым правопорядком. Не вызывает сомнения, что указанная норма может быть использована в коррупционной схеме для целей недобросовестной конкурентной борьбы на рынке. Думается, эта норма принесет больше вреда, чем пользы. Некоторые нововведения направлены на устранение отдельных пробелов в правовом регулировании, которые были выявлены правоприменительной практикой. Так, впервые в отечественном законодательстве установлено право автора на получение патента на изобретение, полезную модель или промышленный образец и возможность перехода или передачи этого права другому лицу (правопреемнику), в том числе в порядке универсального правопреемства или по договору, включая трудовой договор. В соответствии с п. 4 ст. 1398 патент на изобретение, полезную модель или промышленный образец, признанный недействительным полностью или частично, аннулируется со дня подачи заявки на патент. Эта известная еще по Патентному закону РФ норма дополнена положением о том, что лицензионные договоры, заключенные на основе патента, сохраняют действие в той мере, в какой они были исполнены к моменту вынесения решения о недействительности патента. Вполне очевидно, что указанная норма будет способствовать стабильности и правовой определенности во взаимоотношениях сторон лицензионного договора.

III

Следует с сожалением признать, что недостатков, с учетом замечаний, высказанных ранее, часть четвертая ГК РФ содержит намного больше, чем достоинств. Такие недостатки можно условно разделить на просчеты и упущения, допущенные самими разработчиками законопроекта, и недостатки специальных законов, благополучно "перекочевавшие" в часть четвертую ГК РФ вследствие некритического подхода к ним авторов проекта. Создателям законопроекта не удалось решить проблему общих положений относительно прав на результаты интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. Во-первых, в главе 69 присутствуют положения, которые не имеют общего характера, они присущи отдельным главам части четвертой ГК РФ. Например, ст. ст. 1242 - 1244 относятся к организациям, осуществляющим коллективное управление авторскими и смежными правами, а в ст. 1245 предусмотрено вознаграждение за свободное воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях. Естественное объединение двух глав (70 "Авторское право" и 71 "Права, смежные с авторскими") дало бы возможность выделить для нее общие положения, куда бы вошли упомянутые выше и некоторые другие статьи. Во-вторых, разработчики законопроекта не сочли нужным унифицировать в рамках главы 69 положения, относящиеся к служебным результатам интеллектуальной деятельности, которые в принципе урегулированы единообразно в отдельных главах части четвертой ГК РФ. Сказанное в полной мере можно отнести также к положениям о праве на результаты интеллектуальной деятельности, созданные при выполнении работ по государственному или муниципальному контракту. Не унифицированы и грешат противоречиями нормы, относящиеся к государственной регистрации результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. Так, общая норма, закрепленная в ст. 1232, предписывает, что порядок и условия государственной регистрации указанных результатов и средств устанавливаются Правительством РФ. Однако в ст. 1490 указано, что порядок государственной регистрации договоров о распоряжении исключительным правом на товарный знак устанавливается федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим нормативно-правовое регулирование в сфере интеллектуальной собственности (в настоящее время - Министерство образования и науки РФ), т. е. в этой статье в нарушение положений ст. 1232 понижен уровень правового регулирования. Кроме того, искажено само содержание государственной регистрации результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, раскрытое в ст. 1232: согласно этой статье государственная регистрация таких результатов и средств включает в себя отчуждение исключительного права по договору, залог этого права, предоставление права использования по договору (т. е. лицензионный договор), переход исключительного права без договора (т. е. наследование, реорганизация юридического лица, обращение взыскания на имущество правообладателя). Однако в ст. 1369 указано, что подлежат государственной регистрации в федеральном органе исполнительной власти по интеллектуальной собственности (т. е. в Роспатенте) договор об отчуждении патента, лицензионный договор, а также другие договоры, посредством которых осуществляется распоряжение исключительным правом на изобретение, полезную модель или промышленный образец. Норма аналогичного содержания закреплена в ст. 1490 относительно государственной регистрации договоров о распоряжении исключительным правом на товарный знак. С одной стороны, в указанных нормах не предусмотрен переход исключительных прав без договора, что непосредственно предписано общей нормой ст. 1232. С другой стороны, в указанных нормах сделана ссылка на другие договоры в сфере распоряжения исключительными правами, неоправданно расширяющая государственное вмешательство в лице Роспатента в гражданский оборот, что неизбежно приведет к его замедлению со всеми вытекающими из этого факта негативными последствиями. Вполне очевидно, что ссылка на другие договоры открывает возможность распространения императивной нормы о регистрации на договоры комиссии, агентирования, доверительного управления, относящиеся к результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации. Не вызывает сомнения, что все эти заложенные в ГК РФ противоречия создают атмосферу правовой неопределенности, способствуют административному произволу, повышают уровень коррупции в чиновничьем аппарате. Вопреки ожиданиям не произошло либерализации правового регулирования договорных отношений в сфере распоряжения исключительными правами на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, усилено администрирование в указанной сфере без достаточных на то оснований. Отсутствует единообразие в части четвертой ГК РФ и по вопросу о наследовании исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. Общие нормы о наследовании таких результатов и средств имеются в ст. 1232 и ст. 1241. Однако в отдельных главах части четвертой ГК РФ право наследования исключительных прав продублировано только в отношении объектов авторского права и ряда смежных прав (ст. ст. 1283, 1318 и ст. 1327), в отношении права на получение патента на изобретение, полезную модель или промышленный образец (ст. 1357), права на получение селекционного достижения (ст. 1420), исключительного права на коммерческое обозначение (ст. 1539). В перечне охраняемых результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации (п. 1 ст. 1225) заложено логическое противоречие, так как выделение программ для ЭВМ в качестве самостоятельного результата интеллектуальной деятельности противоречит ст. 4 Договора Всемирной организации интеллектуальной собственности (далее - ВОИС) 1996 г., согласно которой компьютерные программы охраняются как литературные произведения в соответствии со ст. 2 Бернской конвенции по охране литературных и художественных произведений (далее - Бернская конвенция). Сказанное в принципе относится и к базам данных, которые также относятся к объектам авторских прав в качестве составных произведений. Примечательно, что об этом прямо указано в ст. 1259 и ст. 1260 части четвертой ГК РФ. В пункте 3 ст. 1229 сделана попытка правового регулирования совместного обладания исключительными правами на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации, которую нельзя признать удовлетворительной. По сути, положения о совместном обладании исключительными правами не содержат императивных норм, так как они снабжены ссылками либо на Кодекс, либо на соглашения между правообладателями. Особенно нелепо выглядит положение о том, что распоряжение исключительным правом на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации осуществляется правообладателями совместно, если Кодексом не предусмотрено иное. Здесь вообще не просматривается никакого регулирования, поскольку в разделе VII Кодекса по этому вопросу ничего не предусмотрено, а нормы главы 16 ГК РФ ("Общая собственность") относятся к имуществу. За пределами правового регулирования совместного обладания исключительными правами остались важные вопросы сугубо цивилистического толка, ради чего, собственно, и должна была осуществляться кодификация норм об интеллектуальной собственности. Так, установив в ст. 1357 право на получение патента на изобретение, полезную модель или промышленный образец и переход или передачу этого права другому лицу, российский законодатель не предусмотрел совместного обладания этим правом, которое широко известно законодательствам государств с развитым правопорядком. Кроме того, в § 2 "Патентные права" отсутствуют какие-либо положения о совместном обладании исключительными правами на изобретение, полезную модель или промышленный образец. Примерное содержание упомянутых выше положений могло бы быть следующим: каждый из правообладателей может использовать изобретение, полезную модель или промышленный образец (далее - объект) или предоставить неисключительную лицензию на использование объекта, выплачивая компенсацию другим правообладателям, которые сами не используют объект или не предоставили лицензию на его использование, размер которой устанавливается судом, если правообладатели не достигли соглашения по этому вопросу; исключительная лицензия на использование объекта может быть предоставлена лишь с согласия всех правообладателей или по решению суда, если правообладатели не достигли соглашения по этому вопросу; каждый из правообладателей может заключить договор об отчуждении исключительного права на объект, уведомив других правообладателей, которые имеют преимущественное право на его приобретение; каждый из правообладателей может предъявить иск о нарушении исключительного права на объект, уведомив об этом других правообладателей, которые могут принять участие в споре, связанном с защитой патентных прав. В статье 1254 предусмотрены особенности защиты прав лицензиата в случае, если нарушение третьими лицами исключительного права на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации, на использование которых выдана исключительная лицензия, затрагивает права этого лицензиата. Из вышеизложенного следует, что указанной защиты лишены другие лицензиаты, например обладатели неисключительной лицензии, что не соответствует мировой практике. Для сохранения баланса интересов правообладателей и всех лицензиатов в законодательствах государств с развитым правопорядком, например в патентных законодательствах, предусмотрена следующая правовая конструкция: любой лицензиат может предъявить иск о нарушении патента, если патентообладатель после обращения к нему лицензиата с ходатайством о предъявлении иска в месячный срок не предъявит соответствующее требование к нарушителю патента; при этом патентообладатель может принять участие в судебном разбирательстве по делу о нарушении патента, возбужденному лицензиатом; любой лицензиат может принять участие с целью получения причитающегося ему возмещения убытков в судебном разбирательстве по делу о нарушении патента, возбужденному патентообладателем. Можно отметить некоторые упущения и недостатки, связанные с правовым регулированием лицензионных договоров. Так, не установлены перечни условий, ограничивающие конкуренцию, которые не должны включаться в лицензионные договоры на использование результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, что не отвечает положениям раздела 8 "Осуществление контроля за антиконкурентной практикой в договорных лицензиях" части II Соглашения по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (далее - Соглашение ТРИПС). Упущение тем более досадное, что разработчики законопроекта могли учесть положения ст. 1033 ГК РФ, в которой регламентированы ограничения прав сторон по договору коммерческой концессии (перечень допустимых ограничений прав сторон и перечень ограничительных условий, которые являются ничтожными). В этой части в гражданском законодательстве образовался пробел, поскольку в антимонопольном законодательстве также отсутствуют упомянутые положения, включая новый Федеральный закон от 26 июля 2006 г. N 135-ФЗ "О защите конкуренции" <6>. -------------------------------- <6> СЗ РФ. 2006. N 31 (ч. I). Ст. 3434.

К видам лицензионных договоров согласно пп. 1 и 2 п. 1 ст. 1236 ГК РФ, относятся соответственно договор простой (неисключительной) лицензии и договор исключительной лицензии. Кроме того, в соответствии с п. 3 этой статьи в одном лицензионном договоре в отношении различных способов использования результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации могут содержаться условия, предусмотренные для лицензионных договоров разных видов, т. е. для договоров простой (неисключительной) лицензии и договоров исключительной лицензии. Сомнительность указанной нормы вполне очевидна, поскольку в правоприменительной практике она может привести только к правовой неопределенности и нестабильности, особенно в той части, где требуется регистрация таких договоров. Положение п. 3 ст. 1228 о том, что исключительное право на результат интеллектуальной деятельности первоначально возникает у его автора, является сугубо декларативным, поскольку не согласуется с положениями о служебных результатах интеллектуальной деятельности, закрепленными в отдельных главах части четвертой ГК РФ. Так, согласно ст. 1295 "Служебное произведение" исключительное право на служебное произведение принадлежит работодателю, если трудовым или иным договором между работодателем и автором не предусмотрено иное. Формулировка о принадлежности исключительного права на служебное изобретение работодателю (если иное не предусмотрено в договоре) исключает иное толкование, согласно которому якобы первоначально возникшее у автора исключительное право затем переходит к работодателю. Аналогичным образом сформулированы другие нормы о принадлежности исключительного права на служебные результаты интеллектуальной деятельности: п. 3 ст. 1370 "Служебное изобретение, служебная полезная модель, служебный промышленный образец", п. 3 ст. 1430 "Служебное селекционное достижение", п. 3 ст. 1461 "Служебная топология", п. 1 ст. 1470 "Служебный секрет производства". Можно также отметить отсутствие единообразия в формулировках норм о служебных результатах интеллектуальной деятельности. Так, в соответствии с п. 1 ст. 1295 авторские права на произведение науки, литературы или искусства, созданное в пределах установленных для работника (автора) трудовых обязанностей (служебное произведение), принадлежат автору. В аналогичных нормах, касающихся других служебных результатов интеллектуальной деятельности, дополнительно указано конкретное задание работодателя. Другие замечания относительно положений, закрепленных в отдельных главах части четвертой ГК РФ, можно свести к следующему. В главе об авторском праве вызывают возражение нормы, предусматривающие право авторства на проект официального документа, символа или знака (ст. 1254). Представляется, что не было достаточных оснований для изменения сложившейся в нашей стране традиции по указанному вопросу. В статьях 1273 - 1279, где идет речь об ограничениях авторских прав, нет указаний, что эти ограничения не должны наносить неоправданный ущерб нормальному использованию произведений, а также ущемлять необоснованным образом законные интересы автора или иного правообладателя, что непосредственно вытекает из требований ст. 10 Договора ВОИС по авторскому праву <7>. -------------------------------- <7> Упомянутое указание содержится только в ст. 1280, посвященной свободному воспроизведению программ для ЭВМ и баз данных.

Положение п. 1 ст. 1336 о том, что иностранным гражданам или иностранным юридическим лицам, являющимся изготовителями баз данных, предоставляется исключительное право на территории Российской Федерации при условии, что законодательством соответствующего иностранного государства предоставляется на его территории охрана исключительного права изготовителя базы, принадлежащего гражданину России или российскому юридическому лицу (т. е. на основе принципа взаимности), противоречит принципу национального режима, провозглашенному в Соглашении ТРИПС. Согласно п. 1 ст. 1358 патентообладателю принадлежит исключительное право использования изобретения, полезной модели или промышленного образца в соответствии со ст. 1229 настоящего Кодекса любым не противоречащим закону способом, в том числе способами, предусмотренными п. п. 2 и 3 этой статьи. В п. 2 ст. 1358 указано, что использованием изобретения, полезной модели или промышленного образца считается, в частности далее следует, примерный перечень видов использования, который в то же время представляет собой примерный перечень нарушающих патент (контрафактных) действий, о чем свидетельствуют выделенные выше вводные слова. В связи с вышеизложенным следует указать на принципиальную ошибку разработчиков законопроекта, допущенную ими вследствие механического перенесения в часть четвертую ГК РФ соответствующих положений Патентного закона РФ, поскольку такой подход противоречит мировой патентной практике. В патентных законодательствах зарубежных стран перечни нарушающих патент (контрафактных) действий установлены как исчерпывающие (закрытые). Нетрадиционный подход к установлению перечня контрафактных действий в российском гражданском законодательстве чреват серьезными осложнениями, особенно в сфере уголовной ответственности. Как известно, согласно ст. 147 УК РФ "Нарушение изобретательских и патентных прав" незаконное использование изобретения, полезной модели или промышленного образца влечет за собой, помимо других, более мягких наказаний (штраф, обязательные работы, арест), лишение свободы на срок до двух лет, а по квалифицированным признакам - на срок до пяти лет. Выходит, что ГК РФ открывает возможность привлечения к уголовной ответственности за деяния, которые непосредственно не указаны в законе, что грубо нарушает принципы возложения уголовной ответственности. Негативное воздействие Патентного закона РФ ощущается и в определении понятия изобретения, сформулированного в п. 1 ст. 1350: в качестве изобретения охраняется техническое решение в любой области, относящееся к продукту (в частности, устройству, веществу, штамму микроорганизма, культуре клеток растений или животных) или способу (процессу осуществления действий над материальным объектом с помощью материальных средств). Введение легального понятия изобретения является шагом назад в современном нормотворчестве, особенно в свете постоянно появляющихся новых объектов изобретения, которые, как правило, трудно охватить этим понятием. На основании вышесказанного можно сделать вывод, что в целом п. 1 ст. 1350 не соответствует п. 1 ст. 27 Соглашения ТРИПС, согласно которому патенты выдаются на любые изобретения независимо от того, являются они продуктом или способом во всех областях техники, при условии, что они обладают новизной, содержат изобретательский уровень и являются промышленно применимыми. В статье 1362 закреплено правовое регулирование так называемого принудительного лицензирования. Положения о предоставлении принудительной простой (неисключительной) лицензии на изобретение, полезную модель или промышленный образец во многом согласованы с требованиями ст. 31 Соглашения ТРИПС. Вместе с тем в ст. 1362 отсутствует положение о том, что принудительная лицензия может быть уступлена другому лицу только совместно с предприятием, на котором использовался соответствующий объект. В статье 29 Соглашения ТРИПС установлено: члены ВТО требуют от заявителя, испрашивающего патент, достаточно ясного и полного раскрытия изобретения, чтобы оно могло быть осуществлено специалистом в данной области. Российское законодательство не в полной мере соответствует указанному выше требованию Соглашения ТРИПС. Так, в п. 2 ст. 1375 указано, что заявка на изобретение должна содержать, помимо прочего, описание изобретения, раскрывающего его с полнотой, достаточной для осуществления. Как следует из вышеизложенного, в российской норме нет указания на возможность осуществления изобретения специалистом в данной области, что дает простор для ведомственного усмотрения при проведении экспертизы. Признание определенной категории прав исключительными (право на секрет производства (ноу-хау), право на наименование места происхождения товара) представляется ошибочным. Несмотря на тот факт, что указанные права предоставляются соответственно на результат интеллектуальной деятельности и на средство индивидуализации, сущность самих объектов не дает основания определять соответствующие права в качестве исключительных. Так, согласно п. 2 ст. 1466 лицо, ставшее добросовестно и независимо от других обладателей секрета производства обладателем сведений, составляющих содержание охраняемого секрета производства, приобретает самостоятельное исключительное право на этот секрет производства. Именно самостоятельность нескольких исключительных прав на один и тот же секрет производства приводит к деперсонализации права на секрет производства, вследствие чего теряется, а точнее, изначально отсутствует эффект исключительности этого права, т. е. монополии правообладателя. Как известно, признак персонализации (принадлежности исключительного права конкретному лицу или взаимозависимым лицам) - это один из важных признаков исключительного права. Собственно, благодаря этому признаку исключительное право получило свое название. Нематериальная природа секрета производства, а также тот факт, что в гражданском обороте секрет производства зачастую сопутствует исключительному праву, как правило, исключительному праву на изобретение, способствует размыванию границ между исключительным правом и правом на секрет производства. Однако между указанными правами существуют принципиальные различия. Так, если исключительное право основано на легальной монополии, то в основе права на секрет производства лежит фактическая монополия. Различны функции исключительного права и права на секрет производства. Сведения об исключительных правах, как правило, публикуются и со временем становятся достоянием общества в обмен на предоставление государством правообладателю временной монополии, тогда как право на секрет производства, действующее до тех пор, пока сохраняется конфиденциальность сведений, составляющее его содержание, направлено исключительно на обеспечение имущественных интересов его обладателя. Отличаются также механизмы защиты указанных прав. Если обладатель секрета производства должен представить доказательства принадлежности ему этого права, то правомочия обладателя исключительного права, например на изобретение, при наличии находящегося в действии патента, очевидны и не нуждаются в доказывании. Признание исключительного права на использование наименования места происхождения товара (ст. 1519) не соответствует как законодательствам государств с развитым правопорядком, так и международному праву (ст. 5 Лиссабонского соглашения об охране наименований мест происхождения товаров и их международной регистрации). Коллективный характер этого якобы исключительного права со всей очевидностью проявляется в п. 2 ст. 1518: исключительное право использования наименования места происхождения товара в отношении того же наименования может быть предоставлено любому лицу, которое в границах того же географического объекта производит товар, обладающий теми же особыми свойствами. Кроме того, какое же это исключительное право, если распоряжение этим правом, в том числе путем отчуждения или предоставления другому лицу права использования этого наименования, не допускается (п. 4 ст. 1519)? Традиционно слабыми в российском законодательстве об интеллектуальной собственности являются нормы цивилистического содержания, в частности в сфере осуществления исключительных прав. Примером этому может служить ст. 1488, в которой идет речь о договоре об отчуждении исключительного права на товарный знак. В указанной статье отсутствует норма ст. 21 Соглашения ТРИПС о том, что обладатель зарегистрированного товарного знака имеет право уступить товарный знак вместе с передачей предприятия, которому принадлежит товарный знак, или без такой передачи. Особое внимание следует уделить правовому регулированию фирменных наименований и коммерческих обозначений, предусмотренному § 1 и § 4 главы 76. Вопрос о правовой охране фирменных наименований и коммерческих обозначений - один из самых сложных и запутанных как в правовой литературе, так и в законодательстве большинства стран мира <8>. Положение осложняется также отсутствием международных договоров, посвященных специально фирменным наименованиям и коммерческим обозначениям; имеются лишь отдельные положения об этих объектах в Парижской конвенции и в Конвенции, учреждающей ВОИС. -------------------------------- <8> Подробнее см.: Еременко В. И. О правовой охране фирменных наименований в России // Законодательство и экономика. 2006. N 5. С. 18 - 28.

В таких условиях разработчики законопроекта проявили чудеса изобретательности. Для индивидуализации юридического лица, являющегося коммерческой организацией, они определили фирменное наименование, исключительное право на которое, связанное с включением его в Единый государственный реестр юридических лиц, возникает со дня государственной регистрации юридического лица и распоряжение которым не допускается. Формально соблюдена норма ст. 8 Парижской конвенции, согласно которой фирменное наименование (nom commercial, trade name) охраняется во всех странах Союза без обязательной подачи заявки или регистрации, хотя и без указания на возможность такой охраны вследствие факта первого использования. По существу, разработчики законопроекта подменили понятие "фирменное наименование" понятием "коммерческое обозначение" (commercial name), известное из перечня объектов интеллектуальной собственности ст. 2 (VIII) Конвенции, учреждающей ВОИС. Указанный объект имеет вспомогательный характер по отношению к фирменному наименованию. Он известен во многих странах под различными названиями, например вывеска (Испания, Италия, Португалия, Франция), вымышленное или неофициальное наименование (США), вторичный символ (Финляндия, Швеция). Основная особенность подобных обозначений в том, что они, как правило, не подлежат регистрации, территориальная сфера их действия ограничена местом нахождения торгового предприятия (т. е. они имеют локальный характер), охрана их осуществляется либо общими нормами гражданского права, либо нормами о пресечении недобросовестной конкуренции. В целом разработчики законопроекта реализовали схему, согласно которой фирменное наименование замещает наименование юридического лица, которое индивидуализирует юридическое лицо в совокупности его прав и обязанностей как самостоятельный субъект права (вне сферы рыночного оборота), коммерческое обозначение замещает фирменное наименование, которое должно индивидуализировать предприятие юридического лица (в сфере рыночного оборота). Таким образом, можно сделать вывод, что разработчики законопроекта не учли зарубежный опыт правового регулирования таких объектов, а также ими были проигнорированы нормы международного права в этой области. Параграф 4 главы 76 состоит из четырех статей, которых явно недостаточно для правовой регламентации нового для российского законодательства средства индивидуализации - коммерческого обозначения. Так, несмотря на декларацию об исключительном праве на коммерческое обозначение, заявленное в ст. 1539, текст этой статьи, равно как и других статей этого параграфа, не дает ответа, когда возникает исключительное право на коммерческое обозначение, какой юридический факт лежит в его основе. Имеется только упоминание, что исключительное право на коммерческое обозначение прекращается, если правообладатель не использует его непрерывно в течение года. В связи с вышеизложенным считаю необоснованным распространение на коммерческие обозначения равных условий правовой охраны (в режиме исключительных прав), применяемых к другим средствам индивидуализации (товарным знакам, знакам обслуживания, фирменным наименованиям). В целом же правовая охрана фирменных наименований и коммерческих обозначений в том виде, как она представлена в § 1 и § 4 главы 76, представляется неадекватной нашим правовым реалиям. Сам по себе факт введения в часть четвертую ГК РФ достаточно спорного и противоречивого объекта - коммерческого обозначения - это поспешный и необдуманный шаг, который может привести к полной дезорганизации правовой охраны всех средств индивидуализации, к ухудшению положения потребителей. И наконец, несколько слов о главе 77, в которой изложены правила использования результатов интеллектуальной деятельности в составе единой технологии, которая включает в себя в том или ином сочетании изобретения, полезные модели, промышленные образцы, программы для ЭВМ или другие результаты интеллектуальной деятельности, в том числе те из них, которые не подлежат правовой охране, включая технические данные, другую информацию. Не вдаваясь в анализ указанных правил, отмечу только, что в целом нормы указанной главы выглядят инородным телом в рамках части четвертой ГК РФ, выпадают из ее контекста. Представляется вполне очевидным, что нормы главы 77 должны стать предметом отдельного закона о передаче технологии.

IV

Завершая статью, приходится делать неутешительный вывод: разработчики законопроекта не достигли поставленных целей. Несмотря на формальное объединение всех результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации в рамках одного кодификационного акта, цельность и достаточность их правового регулирования не достигнута. Невзирая на авторитетные предостережения своих же коллег, создатели законопроекта избрали самый радикальный способ кодификации норм об интеллектуальной собственности - механическое объединение в одном кодификационном акте почти всех специальных законов с переносом практически всех их недостатков и изъянов. Авторы законопроекта игнорировали, зачастую осознанно, а иногда и по незнанию, зарубежную практику в сфере кодификации норм об интеллектуальной собственности. В результате в рамках Гражданского кодекса получен уникальный, не имеющий аналогов в мире, комплекс норм об интеллектуальной собственности, включающий в себя как нормы гражданского права, так и многочисленные нормы административного и трудового права. В сфере кодификации норм об интеллектуальной собственности избран, как это часто бывало в истории нашей страны, особый путь, итог которого можно образно сравнить с русской матрешкой: в Гражданский кодекс включена часть четвертая, представляющая собой, по сути, кодекс интеллектуальной собственности. Что касается содержания части четвертой ГК РФ, то здесь, как показал анализ, также итог неутешителен, поскольку баланс положительных и негативных аспектов кодификации явно в пользу последних. Создается впечатление, что разработчики законопроекта взялись за непосильную для себя работу, и хотя они избрали самый легкий путь исчерпывающей (полной) кодификации законодательства об интеллектуальной собственности, избежав при этом в определенной степени отрицательного эффекта дублирования норм Кодекса и специальных законов, конечный результат их усилий нельзя признать положительным. По многим вопросам часть четвертая ГК РФ изобилует противоречиями, особенно между положениями главы 69 "Общие положения" и положениями, относящимися к отдельным результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации. Зачастую такие противоречия допускают различное толкование, способствующее усилению государственного вмешательства в сферу гражданского оборота результатами интеллектуальной деятельности и средствами индивидуализации, правовой неопределенности и коррупционному давлению на правообладателей. Почему же получен столь плачевный результат, хотя над законопроектом более 10 лет трудились специалисты Исследовательского центра частного права при Президенте РФ? На мой взгляд, причиной всему пресловутый человеческий фактор, о котором так метко сказал в свое время один из главных разработчиков законопроекта В. А. Дозорцев, когда характеризовал сторонников исчерпывающей (полной) кодификации законодательства об интеллектуальной собственности: "Недаром подобные предложения исходят от цивилистов, специально не занимавшихся проблемами интеллектуальных прав, соображения которых при разработке проектов могут быть полезны для оценки представленного материала, для его компоновки, отработки формулировок, редактирования текста" <9>. -------------------------------- <9> Дозорцев В. А. Указ. соч. С. 362.

Кроме того, существуют и объективные причины, негативно влияющие на кодификацию законодательства об интеллектуальной собственности. В основном это неоднородность самих результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, что существенно затрудняет составление для таких результатов и средств общих положений и неизбежно приводит к дублированию положений, относящихся к таким результатам и средствам. Именно по этой причине в большинстве государств мира отказались от идеи кодификации законодательства об интеллектуальной собственности в рамках гражданских кодексов. В государствах с развитой традицией кодификации в различных отраслях законодательства пошли по пути принятия самостоятельных кодексов интеллектуальной собственности или иных комплексных нормативных актов. К сожалению, опыт таких государств остался невостребованным в России, что и привело к самому неожиданному и ущербному варианту кодификации законодательства об интеллектуальной собственности. Небезынтересно также ознакомиться с перечнем лиц, которые были непосредственно причастны к процедуре принятия законопроекта. Согласно распоряжению Президента РФ от 18 июля 2006 г. N 325-рп официальными представителями Президента РФ при рассмотрении палатами Федерального Собрания РФ проектов части четвертой ГК РФ и Федерального закона "О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации" были назначены первый заместитель Председателя Правительства РФ Д. А. Медведев, советник Президента РФ В. Ф. Яковлев и первый заместитель центра частного права А. Л. Маковский. В заключение представляется целесообразным еще раз подтвердить сделанный ранее вывод, что для России наилучшим вариантом кодификации норм об интеллектуальной собственности в создавшейся ситуации было бы принятие, по примеру ряда зарубежных государств, кодекса интеллектуальной собственности с соответствующей корректировкой некоторых норм Гражданского кодекса РФ <10>. -------------------------------- <10> Подробнее см.: Еременко В. И. Кодекс интеллектуальной собственности Российской Федерации или часть четвертая Гражданского кодекса Российской Федерации // Адвокат. 2006. N 7. С. 25 - 31.

Название документа