К вопросу о презумпции недобросовестности ответчика по виндикационному иску

К ВОПРОСУ О ПРЕЗУМПЦИИ НЕДОБРОСОВЕСТНОСТИ ОТВЕТЧИКА ПО ВИНДИКАЦИОННОМУ ИСКУ

Д. В. МУРЗИН

Д. В. Мурзин, кандидат юридических наук.

1. Виндикационный иск по российскому законодательству - это иск об истребовании собственником своего имущества из чужого незаконного владения (ст. 301 ГК РФ). Отраслевая принадлежность виндикационного иска неоднозначна, бесспорно только то, что в нем очень сильна процессуальная составляющая. В связи с этим особое значение приобретают вопросы распределения бремени доказывания основания иска и возражений на иск, а также связанные с этим презумпции. Традиционной точкой зрения является та, согласно которой добросовестность как приобретателя, так и владельца презюмируется, а на истца возлагается бремя доказывания недобросовестности этих лиц <1>. Однако сама презумпция добросовестности является правовой категорией, вводимой не ради отвлеченной мечтательности, но "в интересах преемственности и правовой стабильности" <2>. Соответственно необходимо специальное указание закона на то, что добросовестность приобретателя (владельца) предполагается. -------------------------------- <1> См.: Скворцов О. Ю. Виндикационные иски в судебно-арбитражной практике. СПб., 1997. С. 25, 45 - 46. <2> Радбрух Г. Философия права. М.: Международные отношения, 2004. С. 89.

В современной российской правовой практике широко распространено убеждение, в соответствии с которым употребление в ГК РФ единообразного термина "добросовестность" позволяет говорить и о едином понятии "добросовестность", а значит, презумпция добросовестности приобретателя и владельца непосредственно вытекает из ст. 10 ГК РФ. Но правовые презумпции вещного права не идентичны бытовой презумпции добросовестности. В 1920-х гг. С. Н. Раевич относил добросовестность приобретателя к случаям, когда применяется "специальное значение" термина "добросовестность" в отличие от добросовестности объективной и субъективной <3>. В современной литературе А. А. Маковская разграничивает понятия добросовестности, данные в ст. 302 ГК РФ и в ст. 10 ГК РФ, и приходит к выводу, что термин "добросовестность" мог бы вообще не использоваться в ст. 302 ГК РФ; "его можно без всякого ущерба для смысла и содержания положений этой статьи исключить из ее текста" <4>. Вообще существование презумпции добросовестности в вещных отношениях совсем не является незыблемым постулатом - даже в учебной литературе подчас прослеживается сдержанность в этом вопросе. Так, М. Я. Кириллова в 1985 г. писала, что "в литературе и на практике СЛОЖИЛОСЬ МНЕНИЕ (выделено мной. - Д. В.), что действующее гражданско-правовое законодательство исходит из предположения (презумпции) добросовестности приобретателя" <5>. Считается, что в 1940-х гг. отечественная судебная практика военного времени установила презумпцию недобросовестности <6>. Чуть позже видный процессуалист К. С. Юдельсон мимоходом отмечал, что презумпция добросовестности приобретателя не действует, если имущество выбыло из обладания собственника помимо его воли <7>. -------------------------------- <3> См.: Раевич С. Н. Добросовестность и добрая совесть // Энциклопедия государства и права: В 3 т. Т. 1. М.: Изд-во Коммунистической Академии, 1925 - 1926. Стб. 964. <4> См.: Маковская А. А. Судебная защита прав добросовестного приобретателя // Недвижимость и инвестиции. Правовое регулирование. 2002. N 2/3 (цитируется по электронной версии журнала: www. dpr. ru/journal_9_14.php). <5> Советское гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 1 / Под ред. О. А. Красавчикова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 1985. С. 401 (автор главы - М. Я. Кириллова). <6> См.: Зимелева М. В. Война и право собственности // Советское право в период Великой Отечественной войны. Часть I. М.: Юридическое издательство Министерства юстиции СССР, 1948. С. 55; Юдельсон К. С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе // Избранное. М.: Статут, 2005. С. 584 - 586. <7> Юдельсон К. С. Указ. соч. С. 583.

Приходится признать следующее: 1) в российском материальном праве нет оснований для вывода, что презумпция добросовестности приобретателя есть презумпция сама собой разумеющаяся, общепризнанная и т. п., 2) не имеется достаточных оснований и для утверждений, будто презумпция добросовестности, установленная в ст. 10 ГК РФ, распространяется на добросовестного приобретателя и владельца, упоминаемых в ст. 302 - 303 ГК РФ. 2. В рамках виндикации отечественные цивилисты уделяют особое внимание не просто владельцу, но приобретателю имущества от неуправомоченного лица и соответственно вопросам добросовестности последнего. В советское время широко известным стало мнение В. А. Дозорцева, который писал о нормах ГК РСФСР о виндикационном иске: "Существует взгляд, в соответствии с которым действует презумпция добросовестности приобретателя вещи. Однако такая презумпция предполагает существование лица, на котором лежит бремя опровержения этой презумпции. Таким лицом может быть только истец, собственник вещи, который зачастую не располагает и не может располагать никакими данными о способе и условиях приобретения вещи ответчиком. Напротив, ответчик располагает необходимыми данными. Поэтому обстоятельствам рассматриваемого иска соответствует противоположная презумпция. Бремя доказывания своей добросовестности лежит на владельце, приобретателе вещи" <8>. Таким образом, В. А. Дозорцев прямо говорил о желательности введения презумпции недобросовестности ("презумпции, противоположной презумпции добросовестности") при рассмотрении виндикационных исков. Позиция, сформулированная в 1982 г. В. А. Дозорцевым, нашла подтверждение и в современной правоприменительной практике. В абз. 3 п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25.02.1998 N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" содержится следующее разъяснение: добросовестный приобретатель, претендующий в соответствии с условиями ст. 302 ГК РФ на отклонение виндикационного иска, "должен доказать, что он приобрел имущество возмездно и что он не знал и не мог знать о том, что имущество приобретено у лица, не имевшего права на его отчуждение". В литературе отмечается, что это положение совершенно бесспорно свидетельствует об установлении презумпции недобросовестности, а это, в свою очередь, выглядит противоречием закону <9>. Но встречаются и объяснения позиции ВАС РФ как последовательного проведения общего процессуального правила о распределении обязанности доказывания <10>. -------------------------------- <8> Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / Под ред. С. Н. Братуся, О. Н. Садикова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Юридическая литература, 1982. С. 192 (автор комментария к главе - В. А. Дозорцев). <9> См.: Ровный В. В. Добросовестность ответчика при виндикации // Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 22. Алматы: ЮРИСТ, 2005. С. 165; Воротилкин А. С. Проблемы субъективного права добросовестного приобретателя вещи // Арбитражные суды: теория и практика правоприменения. Екатеринбург: Институт частного права, 2006. С. 341 - 342; Кузнецова О. А. Презумпции в российском праве. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 194 - 195. <10> См.: Ломидзе О. Г. Правонаделение в гражданском праве России. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 135.

Действительно, правовые презумпции неразрывно связаны с процессуальным доказательственным правом (О. С. Иоффе, например, подчеркивал, что "процессуальное значение презумпций гораздо более велико, чем их материально-правовое значение") <11>. В свое время позиция В. А. Дозорцева о презумпции недобросовестности приобретателя поддержки не встретила, но эта идея никогда не подвергалась сколько-нибудь серьезной критике в цивилистической литературе. Причины отказа от дискуссии кроются как раз в обосновании В. А. Дозорцевым своей позиции требованиями процессуальной целесообразности, что специалистами в сфере гражданского права не расценивается как заслуживающий внимания довод <12>. В современной литературе против рассмотрения презумпции добросовестности приобретателя с процессуальных позиций высказывается В. В. Ровный. При этом он считает несостоятельными позиции как В. А. Дозорцева, так и Высшего Арбитражного Суда. В своих суждениях В. В. Ровный опирается на тезисы Б. Б. Черепахина, отграничившего в свое время презумпцию добросовестности от вопроса о бремени доказывания <13>. Однако Б. Б. Черепахин не только не подвергал сомнению процессуальную сущность презумпций в сфере материального права, но еще более подчеркивал эту сущность: фактически он в 1945 г. внедрял идеи состязательного процесса! -------------------------------- <11> См.: Иоффе О. С. Ответственность по советскому гражданскому праву // Иоффе О. С. Избранные труды: В 4 т. Т. I. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 351, 354. <12> См.: Скловский К. И. Собственность в гражданском праве: Учебно-практическое пособие. М.: Дело, 1999. С. 257; Лисаченко А. В. Приобретательная давность в российском гражданском праве. Томск, 2000. С. 59 - 60; Моргунов С. В. Добросовестность при виндикации имущества // Закон. 2005. N 5. С. 102. <13> См.: Ровный В. В. Указ. соч. С. 164 - 165.

Б. Б. Черепахин не утверждал, что приобретатель не может доказывать своей добросовестности - он только был против того, чтобы заставлять истца доказывать недобросовестность ответчика <14>. Современные ученые-процессуалисты также критикуют подход к презумпциям как к основанию для распределения обязанности по доказыванию: на самом деле презумпция не содержит ни прямого, ни косвенного указания на обязанность доказывания противоположного факта другой стороной (в нашем случае - недобросовестности ответчика). Верной признается концепция, согласно которой процессуальная функция презумпций в сфере материального права видится в освобождении стороны от доказывания презюмируемого факта, поскольку эта концепция напрямую связана с состязательной моделью правосудия <15>. -------------------------------- <14> См.: Черепахин Б. Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 182 - 185, 264. <15> См.: Сериков Ю. А. Процессуальные функции правовых презумпций в гражданском судопроизводстве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005. С. 13 - 15.

В. А. Дозорцев, считавший, что презумпция обязательно должна предполагать лицо, которое непременно обязано ее опровергнуть, напротив, мог прийти только к одному выводу: если презумпция добросовестности нецелесообразна, то нельзя просто попросить ответчика доказать свою добросовестность - надо устанавливать презумпцию недобросовестности. Такой подход не соответствует идее состязательности процесса. Но ведь ничего подобного нет в указаниях Высшего Арбитражного Суда! Если толковать п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8, то более вероятным будет предположение, что арбитражные суды вообще не считают, будто в действующем праве установлена презумпция добросовестности приобретателя. Ссылками на "прописные истины" и "общепринятое мнение" этот подход, конечно, не опровергнуть. 3. Итак, презумпция имеет прежде всего процессуальное значение. Ее материальная сторона проявляется в том, что именно гражданское право определяет процессуальный интерес, исходя из которого стороны вынуждены строить систему своих доказательств. Очень удачно это было показано М. В. Зимелевой: материально-правовая сторона вопросов о доказательствах, требующихся для удовлетворения виндикационного иска, и о распределении бремени доказывания "заключается в том, что истец должен в первую очередь доказать свое право собственности. Ссылка на то или иное основание является в то же время ссылкой на основание приобретения права собственности... Аналогичное значение имеет и признание доводов ответчика, отвергающего иск ссылками на то, что он сделался собственником спорной вещи на том или ином основании" <16>. Презумпция добросовестности приобретателя - это презумпция, носящая прежде всего утилитарный характер. Предположение добросовестности приобретателя принимается лишь постольку, поскольку это укладывается в логику доказывания в гражданском процессе. Очевидно, что если и можно говорить о правовой презумпции добросовестности приобретателя, то только благодаря этой логике. Разрешение вопроса о добросовестности приобретателя в виндикационном процессе является проблемой гражданского права, поскольку касается основания возникновения права собственности у приобретателя. -------------------------------- <16> Зимелева М. В. Указ. соч. С. 37 - 38.

Наиболее убедительной выглядит теория, согласно которой в основании владения добросовестного приобретателя лежит право собственности, возникающее в силу сложного юридического состава <17>. В новейшем законодательстве эта теория уже нашла отражение относительно недвижимости с учетом специфики возникновения права собственности в результате его государственной регистрации (ч. 2 п. 2 ст. 223 ГК РФ, введенная Федеральным законом от 30.12.2004 N 217-ФЗ). Доказывание ответчиком своей добросовестности в ряду прочих фактов - это не просто возражение истцу, но и аргумент в споре о праве собственности, касающийся первичного вопроса о праве собственности истца, который должен установить суд в виндикационном процессе. Ссылка на положения ст. 302 ГК РФ используется по инициативе ответчика, доказывающего свое право собственности, как один из способов опровержения доводов истца. Нормы ст. 302 ГК РФ являются не исключением из ст. 301 ГК РФ, а ее развитием. Только при таком подходе можно говорить, что требование к приобретателю привести доказательства своей добросовестности является банальным проявлением общего процессуального правила о распределении бремени доказывания. -------------------------------- <17> В частности, см. в современной литературе: Рахмилович В. А. О праве собственности на вещь, отчужденную неуправомоченным лицом добросовестному приобретателю (к вопросу о приобретении права от неуправомоченного лица) // Проблемы современного гражданского права: Сб. статей. М.: Городец, 2000. С. 132 - 134, 136 - 138; Тузов Д. О. К вопросу об основании приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Гражданское законодательство Республики Казахстан. Вып. 15. Алматы: Юрист, 2003. С. 112, 125, 131; Концепция развития гражданского законодательства о недвижимом имуществе / Под общ. ред. В. В. Витрянского, О. М. Козырь, А. А. Маковской. М.: Статут, 2004. С. 67; Гражданское право: Учебник: В 4 т. Т. II / Отв. ред. Е. А. Суханов. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 189 - 190 (автор главы - Е. А. Суханов); Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О. Н. Садиков. М.: Юристъ, 2001. С. 371 - 372, 566 - 567 (автор глав - Чубаров В. В.).

Очень удачной общей формулировкой презумпции добросовестности является норма ст. 2268 ГК Франции: "Добросовестность всегда предполагается, и тот, кто ссылается на недобросовестность, должен ее доказать". Очевидно, что истец при доказывании своего титула никоим образом не ссылается на недобросовестность приобретения вещи ответчиком (такая ссылка просто неуместна). Ответчик, конечно же, сам должен доказать, что собственник именно он, то есть подтвердить те элементы сложного юридического состава, которые делают его собственником. Однако в таком случае придется доказывать и факт возмездного приобретения, и добросовестность приобретения. Остается еще один элемент юридического состава - выбытие вещи у прежнего собственника по его воле. Но при этом совершенно естественным выглядит предложение освободить приобретателя от доказывания этого обстоятельства и, напротив, обязать истца доказывать тот факт, что виндицируемое имущество выбыло из его владения помимо его воли. Таким образом, мы видим именно то распределение доказывания, которое предлагается в п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8. Следовательно, есть все основания предположить, что требование к приобретателю доказать свою добросовестность является фактическим признанием судебной практикой такого основания возникновения у приобретателя права собственности как добросовестного возмездного приобретения вещи у неуправомоченного лица. 4. Установление презумпции недобросовестности возможно. При опровержении такой презумпции возникает только один вопрос: может ли приобретатель в действительности доказать свою добросовестность, то есть что он "не знал и не мог знать о том, что имущество приобретено у лица, не имевшего права на его отчуждение"? Надо признать, что самому доказать свое незнание невозможно. Это объясняется двумя причинами разной категоричности: во-первых, отрицательным характером факта, подлежащего доказыванию, и, во-вторых, квалификацией этого факта как психического состояния. 1) Казалось бы, приобретатель не может доказывать свое незнание о неуправомоченности отчуждателя, поскольку "общеизвестным" является постулат о том, что нельзя обязать кого-либо доказывать отрицательный факт. Для цивилистов этого оказывается достаточным, чтобы разрешить вопрос о наличии презумпции <18>. Но не случайно в процессуальном законодательстве нет положений о недопустимости или ограничении возложения на сторону обязанности по доказыванию отрицательных фактов. Напротив, "доказуемость отрицательных фактов общепризнана" <19>. Таким образом, понимание добросовестности как незнания, то есть отрицательного факта, не должно оставаться без внимания, однако само по себе такое понимание не может служить решающим аргументом в пользу установления презумпции добросовестности. -------------------------------- <18> См.: Черепахин Б. Б. Приобретение права собственности по давности владения // Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 165; Гражданское уложение. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения: В 2 т. Т. I / Под ред. И. М. Тютрюмова. СПб., 1910. С. 776. <19> См.: Юдельсон К. С. Указ. соч. С. 495 - 499.

2) Более серьезным аргументом является то, что не всегда презумпции устанавливаются потому, что отражают закономерность, установленную опытным путем. Бывает, презумпции основываются на "идее, что если их не допустить, тогда будет невозможно или очень трудно установить какие-то факты" <20>. Презумпция добросовестности является как раз иллюстрацией этой идеи. К категории добросовестности в вещном праве совсем не случайно приклеен ярлык субъективности: "Добросовестность и недобросовестность владельца должна быть... определяема по личному сознанию и внутреннему убеждению владельца" <21>. Прав был Ф. К. фон Савиньи, утверждавший, что "точное доказательство такого внутреннего факта, скрытого в совести владельца, не только трудно, но положительно невозможно... Ввиду сказанного господствующее (хотя и не единогласное) мнение юристов всегда клонилось к тому, что bona fides не должна быть доказываема, что она, напротив, предполагается" <22>. -------------------------------- <20> Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М.: NOTA BENE, 2000. С. 507. <21> Гражданское уложение. Проект. Т. I. С. 749. <22> Савиньи Ф. К. Обязательственное право. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 461 - 462.

Законодатель просто вынужден вводить презумпцию добросовестности в материальном праве, если он стоит на позиции невозложения на лицо доказывания своего психического состояния в процессуальном праве. Но это совсем не обязательно: российский законодатель презумпцию субъективной добросовестности приобретателя не установил, и такая позиция тоже имеет право на существование. Однако доказать свою убежденность в незнании факта приобретатель все равно не в состоянии. Что же тогда он может доказывать? Рассуждения надлежит строить, только ответив на вопрос: знал ли (мог ли знать, должен ли был знать) приобретатель или владелец об определенных фактах, свидетельствующих, насколько вправе он был довериться тому, что отчуждатель являлся собственником? Следовательно, речь идет об оценке ответчиком обстоятельств, при которых он приобрел имущество. 5. Когда ответчик решит воспользоваться ограничениями виндикации, установленными в пользу добросовестного приобретателя, он, естественно, должен будет доказать факт приобретения спорного имущества по сделке. Этого уже может быть достаточно суду для выводов о наличии как добросовестности, так и недобросовестности. В интересах самого ответчика привести доводы, подтверждающие именно его добросовестность. Теория доверия (не совестливости!) к внешнему выражению фактов предполагает приведение приобретателем аргументов в пользу того, почему можно было этим фактам довериться. Данные аргументы не относятся к числу экстраординарных, поскольку основываются на достаточно формальных признаках, создающих видимость права. Придание юридической силы видимости права, конечно, является исключением среди оснований для приобретения права собственности. Это, в свою очередь, предполагает специальный порядок подтверждения наличия условий для применения подобного исключения из общих правил. Таким образом, раскрытие факта приобретения спорного имущества неизбежно влечет и раскрытие обстоятельств приобретения. Ответчик доказывает, что он обоснованно доверился видимости права и тем самым "заслужил" приобретение им права собственности. Ответчик доказывает свой статус усредненного субъекта права, то есть то обстоятельство, что всякий доверился бы отчуждателю при сравнимых обстоятельствах. Тем самым субъективная добросовестность подтверждает свое генетическое родство с римским частным правом через фигуру bonus pater familias. Как определение вины в гражданском праве через эту фигуру позволяет ввести нестандартную презумпцию виновности должника в обязательствах, так и применение критериев bonus pater familias в вещных правоотношениях позволяет обойтись без отрицательных категорий. В данном случае ответчик доказывает только положительные факты, и исключительно в своих интересах. Надо признать, что возложение бремени подобного доказывания на ответчика полностью соответствует принципам гражданского судопроизводства. Кроме того, можно сделать предположение, что если "добросовестное" поведение является обязанностью, то обязанное лицо и должно привести позитивные факты и обстоятельства, позволяющие сделать вывод о его "добросовестности", т. е. фактически о надлежащем исполнении лежащей на нем обязанности. Но сопряжено ли возникновение права собственности приобретателя, доверившегося видимости права, с какими-либо обязанностями? Ответить на этот вопрос следует утвердительно. На данный момент расхожим является мнение о том, что добросовестность призвана удовлетворить потребности оборота в ущерб интересам собственника, поощрять легкость передаваемости прав и способствовать упрощенной защите этих прав. Но при этом необходимо учитывать и оборотную сторону добросовестности, порожденной торговым правом: "осторожность и крайнюю внимательность контрагента... осторожность и внимательность, о каковой закон может и не заботиться". В. А. Удинцев подчеркивал, что общее значение института приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя основано на справедливом желании "защитить того, кто действовал ДОБРОСОВЕСТНО И С СОБЛЮДЕНИЕМ ВСЕХ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЕЙ (выделено мной. - Д. М.), какие могут быть в таком деле потребованы от человека" <23>. Как конструкция, наделяющая правом, добросовестность всегда обременяется требованием повышенной осмотрительности. Таким образом, и с точки зрения наличия обязанностей приобретатель должен предоставить доказательства, извиняющие его ошибку в выборе субъекта права собственности. -------------------------------- <23> См.: Удинцев В. А. История обособления торгового права // Удинцев В. А. Избранные труды по торговому и гражданскому праву. М.: АО "Центр ЮрИнфоР". С. 215, 216, 245.

Следовательно, можно сделать следующие промежуточные выводы. Суд не вправе требовать от ответчика по виндикационному иску доказательств его добросовестности, поскольку это невозможно в принципе. В то же время установление презумпции недобросовестности не является чем-то несовместимым с гражданским правом. Даже если презумпция добросовестности в вещном праве и предполагается, то только при наличии сведений о фактических внешних обстоятельствах того юридического состава, элементом которого она является. Речь идет о возложении на приобретателя обязанности раскрыть свой титул, и подобное распределение бремени доказывания является необходимым в виндикационном процессе. 6. Модель, согласно которой от ответчика по виндикационному иску требуется не доказательство собственной добросовестности, но только раскрытие своего титула, имеет серьезное теоретическое обоснование. В свое время Л. И. Петражицкий объяснял, почему для применения полной ответственности владельца за недобросовестность достаточно потребовать от него раскрытия титула (т. е. указания на те обстоятельства, при которых, например, приобреталась вещь). Ученый утверждал, что при существующем понимании добросовестности по-настоящему недобросовестные владельцы как раз и рассчитывают на то, что их "знание" не будет доказано. Именно поэтому вопрос о предоставлении таких доказательств не стоит даже поднимать. "Знание" или "незнание" - это психическое состояние, но "психические состояния зависят от фактов", следовательно, факты и только факты - причина добросовестности <24>. Очень подробно аргументировал необходимость раскрытия титула Ф. К. фон Савиньи. Под раскрытием титула он как раз и понимал обязанность для ответчика по виндикационному иску ("иску о собственности") объявлять обстоятельства приобретения истребуемой вещи. Ф. К. фон Савиньи вполне резонно писал: "Из каких данных мы можем убедиться в существовании неосторожного, легкомысленного приобретения, от которого законодатель так заботливо предостерегает? Конечно, владелец не откроет его добровольно, а потому обязанность объявлять титул приобретения таких вещей, которых кража и т. п. удостоверена, всегда будет единственным путем к открытию порочных способов приобретения, а вместе с тем и преступлений". Нельзя не согласиться с мыслью, что "без такой обязанности даже сам вор, владеющий вещью, находил бы опору в простой ссылке на презумпцию добросовестности" <25>. -------------------------------- <24> См.: Петражицкий Л. И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права. М.: Статут, 2002. С. 309 - 310, 111. <25> См.: Савиньи Ф. К. Указ. соч. С. 470 - 471. В более полемичной форме: "Согласиться с мнением моих противников - значит покровительствовать краже" (там же. С. 477).

Отечественной правоприменительной практике связь добросовестности с раскрытием титула давно знакома. М. В. Зимелева писала, что "в довоенные годы приобретатель обычно считался добросовестным, если у него не было прямой информации о том, что его контрагент не является собственником вещи... Добросовестность приобретателя презюмировалась. Если ответчик по виндикационному иску ссылался на то, что находящаяся в его владении вещь была им приобретена у такого-то лица или при таких-то обстоятельствах, то ЭТА ССЫЛКА СЧИТАЛАСЬ ДОСТАТОЧНОЙ ДЛЯ ЕГО ЗАЩИТЫ" (выделено мной. - Д. М.) <26>. В современном зарубежном законодательстве значение раскрытия титула для признания добросовестности совершенно недвусмысленно закреплено в Гражданском кодексе Нидерландов. В п. 1 ст. 86 Книги 3 ГК Нидерландов устанавливается общее основание защиты добросовестного приобретателя. Однако следующая статья (ст. 87 Книги 3 ГК Нидерландов) гласит, что приобретатель, которого в течение трех лет после приобретения спрашивают о том, кто отчуждал ему имущество, обязан немедленно предоставить информацию об отчуждателе; если приобретатель не исполняет эту обязанность, он не может испрашивать защиты, предоставляемой добросовестному приобретателю. -------------------------------- <26> Зимелева М. В. Указ. соч. С. 53 - 54.

В современном российском законодательстве необходимость раскрытия приобретателем своего титула имеет не только процессуальные, но и материальные предпосылки. С материальной точки зрения в ч. 1 ст. 462 ГК РФ установлена обязанность покупателя (а по аналогии - всякого возмездного приобретателя) привлечь продавца к участию в деле, возбужденному по иску третьего лица об изъятии приобретенного имущества. Подлинный характер этой обязанности, конечно, можно понять только в связи с проблемами раскрытия титула в виндикационном процессе. Так, к последствиям неисполнения обязанности по привлечению отчуждателя к участию в деле, установленным в ч. 2 ст. 462 ГК РФ, следует добавить невозможность постановки приобретателем-ответчиком в виндикационном процессе вопроса о своей добросовестности. Почему раскрытие титула позволяет разрешить вопрос о добросовестности приобретателя? Определение того, является ли приобретатель добросовестным или нет, возлагается на суд <27>. Суд, обсуждая раскрытый приобретателем титул, вынесет решение о добросовестности или недобросовестности приобретения, а решение "прежде всего сообразуется с несомненно существующей связью юридического титула с bona fides. Титул не только служит оправданием bonae fidei, но и действительным основанием, по которому судья должен допускать ее как факт, пока не будет доказано противное" <28>. Соответственно раскрытие титула приводит только к тому, что у суда появляются основания для того, чтобы дать правильную квалификацию. Значит, роль презумпции добросовестности будет заключаться лишь в том, что сомнения суда должны будут толковаться в пользу ответчика. Но разве этого мало? -------------------------------- <27> См.: Гаджиев Г. А. О субъективном имущественном праве добросовестного владельца // Актуальные проблемы науки и практики коммерческого права. Вып. 5. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. 274. <28> Савиньи Ф. К. Указ. соч. С. 462.

7. Вопрос о презумпции добросовестности или недобросовестности ответчика по виндикационному иску, конечно, не может быть ограничен только рассмотрением статуса приобретателя по ст. 302 ГК РФ. В рамках виндикационного иска статус владельца определен в ст. 303 ГК РФ предельно узко: это ответчик, не сумевший опровергнуть исковые требования (то есть незаконный владелец) и потому присужденный к выдаче имущества истцу. Добросовестность или недобросовестность приобретателя влияет исключительно на расчеты с истцом, выигравшим дело. Незаконный владелец может быть добросовестным приобретателем, который тем не менее не приобрел права собственности на виндицируемое имущество. Такое добросовестное приобретение означает, что ответчик будет однозначно признан добросовестным владельцем на момент приобретения <29>. Следовательно, в интересах ответчика будет раскрыть свой титул, даже мнимый, независимо от того, каковы шансы на признание его законным владельцем. Недобросовестность приобретения влечет за собой бесповоротную квалификацию ответчика в качестве недобросовестного незаконного владельца. Но если, например, владелец похитил вещь или без соответствующей процедуры завладел бесхозяйным имуществом, титула в такой ситуации вообще нет. При этом раскрытие обстоятельств фактического овладения имуществом автоматически влечет квалификацию ответчика как незаконного недобросовестного владельца. Значит, в этом случае у ответчика нет стимула раскрывать свой титул. -------------------------------- <29> Добросовестное владение может превратиться в недобросовестное с момента, когда владелец узнал или должен был узнать о незаконности своего владения (ч. 1 ст. 303 ГК РФ). Однако связь добросовестного владения с добросовестным приобретением позволяет решить вопрос о том, какие сведения могут квалифицироваться как основание для прекращения состояния добросовестного владения. Очень удачной следует признать формулировку, содержащуюся в ст. 932 ГК Квебека: добросовестность владельца "прекращается с того момента, когда об отсутствии соответствующего права или о пороках в его владении или в его праве ему было объявлено в гражданско-процессуальном порядке".

В отечественной цивилистике традиционно устанавливалась прямая зависимость добросовестности владельца от приобретения как способа, которым имущество попало ему во владение, и от добросовестности такого приобретения. Так, Редакционная комиссия по составлению дореволюционного проекта Гражданского уложения поясняла: "Для добросовестности владельца требуется, прежде всего, не воспрещенный законом способ приобретения владения, а именно договор, наследование или другое правооснование, могущее внушить владельцу веру в правильность приобретения" <30>. Эта идея получила дальнейшее развитие в советский период. М. В. Зимелева писала о случаях, "когда право на истребование вещи собственником отступает перед правами ее добросовестного приобретателя, ИНАЧЕ ГОВОРЯ - ДОБРОСОВЕСТНОГО ВЛАДЕЛЬЦА" (выделено мной. - Д. М.) <31>. Совершенно четко высказывался по этому поводу Б. Б. Черепахин: "Добросовестным владельцем признается добросовестный приобретатель... ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫМ УСЛОВИЕМ ДОБРОСОВЕСТНОГО ВЛАДЕНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ДОБРОСОВЕСТНОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ ВЕЩИ" (выделено мной. - Д. М.) <32>. В. В. Ровный дает четкую характеристику вопросов, связанных с добросовестностью владения, как носящих "факультативно-сопутствующий характер" по отношению к вопросам добросовестного приобретения <33>. Следовательно, доказывание незаконным владельцем добросовестности своего приобретения является решающим фактором и в определении добросовестности его владения. -------------------------------- <30> Гражданское уложение. Проект. Т. I. С. 749. <31> Зимелева М. В. Указ. соч. С. 38. <32> Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском праве // Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 213 - 214. <33> См.: Ровный В. В. Указ. соч. С. 164.

Вывод напрашивается сам собой: нет необходимости требовать, чтобы истец доказал недобросовестность владения ответчика. Отказ ответчика раскрыть свой титул позволяет суду методом исключения с большой вероятностью сделать вывод об этом ответчике как о недобросовестном владельце. Возможно, в условиях состязательного процесса допустима более жесткая формулировка: отказ в раскрытии титула приравнивается к свидетельствованию о недобросовестности незаконного владельца. Каким еще путем, кроме приобретения, ответчик может стать незаконным владельцем? Это случаи, когда владелец откровенно похитил вещь или вступил во владение бесхозяйной вещью без соблюдения установленной законом процедуры (уведомление о находке и т. п.). В чем же тогда будет проявляться недобросовестность незаконного владения "в чистом виде", то есть за вычетом случаев, когда незаконный владелец является одновременно и приобретателем? Совершенно четко на этот вопрос ответила М. В. Зимелева: "В случаях, когда ответчик не является добросовестным приобретателем, достаточно одного факта его недобросовестности, то есть ЗНАНИЯ О ТОМ, ЧТО ВЕЩЬ ИМЕЕТ ЗАКОННОГО СОБСТВЕННИКА" (выделено мной. - Д. М.) <34>. И "зеркально" добросовестность владельца заключается в том, и только в том, что в отношении принадлежащего ему имущества он не знает о существовании права собственности третьего лица на это имущество. -------------------------------- <34> Зимелева М. В. Указ. соч. С. 52.

Понятно, что похититель знает о том, что вещь имеет законного собственника. Знает ли об этом владелец, завладевший бесхозяйным имуществом? Такой владелец игнорирует требования закона об условиях приобретения права собственности на бесхозяйное имущество: не заявляет в суд о признании брошенных вещей бесхозяйными, не заявляет о находке в милицию, словом, не совершает действий, которые от него требуются по ст. 225 - 233 ГК РФ. Лицо, незаконно завладевшее имуществом, знает о наличии у найденного имущества законного собственника (или должно об этом знать), поскольку каждый должен знать закон. Как представляется, именно в этом кроется разгадка появившегося только в действующем ГК РФ нового оттенка в определении добросовестности приобретателя (который "не знал и не мог знать") по сравнению с добросовестностью владельца (который "не знал и не должен был знать"). Российский законодатель смог смягчить условия, необходимые для признания добросовестным приобретателя, но оказался не в состоянии сделать такой поблажки для владельца, поскольку незнанием закона никто отговориться не может. 8. Итак, за вычетом случаев приобретения (которые придется обсуждать с точки зрения "субъективной доброй воли") остальные незаконные владельцы без каких-либо обсуждений автоматически попадают в число недобросовестных. Это положение способно поколебать существующую презумпцию добросовестности владения, еще более "общепризнанную", чем презумпция добросовестности приобретателя. Д. М. Генкин, однозначно отграничивая приобретение имущества по сделке от случаев незаконного завладения им, высказывал мнение, что "не может быть допущена презумпция добросовестности лица, незаконно завладевшего вещью" <35>. В. В. Ровный присоединяется в этом вопросе к Д. М. Генкину, но пишет уже о том, что следует исходить из презумпции недобросовестности владения. Также вслед за Д. М. Генкиным он подчеркивает, что доказывать свою добросовестность должны ответчики, не являющиеся приобретателями <36>. В итоге В. В. Ровный дает парадоксально изящную максиму: "Целям установления добросовестности приобретения служит презумпция добросовестности (приобретателя), целям установления добросовестности владения - презумпция недобросовестности (владельца)" <37>. -------------------------------- <35> Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1961. С. 202. <36> Ровный В. В. Указ. соч. С. 166. <37> Ровный В. В. Указ. соч. С. 187 - 188.

Вообще-то акцент на добросовестности приобретателя находится в русле традиций отечественной цивилистической мысли. Так, в проекте Гражданского уложения содержалась специальная норма о презумпции добросовестности приобретения (ст. 753 проекта), но при этом не было нормы о презумпции добросовестности владения. Такое акцентирование полностью соответствует положению, по которому добросовестность владельца на момент завладения должна определяться его приобретательской добросовестностью. Конечно, подобный подход не является единственно возможным или бесспорным. Иная система презумпций принята, например, в современном праве Нидерландов: "...добросовестность владельца презюмируется: отсутствие добросовестности должно быть доказано" (п. 3 ст. 118 Книги 3 ГК Нидерландов). Относительно презумпции добросовестности приобретателя подобного правила нет. Вместо этого в соответствии со ст. 119 Книги 3 ГК Нидерландов презюмируется, что владелец имущества является правообладателем. Таким образом, разница в раскладах декларируемых презумпций представляется исключительно терминологической: вопросы владения все равно сводятся к титулу и соответственно к способам приобретения права собственности. Наверное, следует признать, что противопоставление добросовестности приобретателя недобросовестности владельца (или наоборот) не имеет практического смысла. Как это часто бывает, затяжные "бои за право" преждевременно возносят участников этих боев в "райские кущи" отвлеченной теории. Очевидно, что обязанность раскрытия титула способствует тому, что проблема доказывания кем бы то ни было собственно добросовестности или недобросовестности оппонента отодвигается на второй план. Но если все же призрачная и несколько сентиментальная презумпция добросовестности приобретения (и тем самым - владения) будет признаваться современной юриспруденцией и впредь, то только благодаря обязанности ответчика по виндикационному иску раскрыть свой титул.

Название документа