К вопросу об определении основания наследования по закону

1. Содержание правового регулирования наследования по закону в отечественном правопорядке обычно оценивается по таким признакам, как основание и пределы наследования. В последнем признаке, определяющем круг лиц, призываемых к наследованию при отсутствии завещания, характерные черты наследования по закону проявляются наиболее наглядно.

Однако сам по себе названный признак не может дать ответа на вопрос о том, почему круг наследников сформирован так, а не иначе. Чтобы выяснить это, необходимо обратиться к исследованию юридического основания наследования по закону как правового мотива, оправдывающего посмертную передачу имущества собственника, не оставившего завещания, тем или иным родственникам наследодателя, другим лицам или государству. В такой постановке вопрос об основании наследования по закону в отечественной доктрине гражданского права до сих пор не был детально разработан.

2. Исторические корни наследования по закону уходят в далекое прошлое - во времена семейно-родовой организации общества, когда имущество, использовавшееся при жизни отдельным индивидом, не было еще объектом частной собственности и поглощалось после смерти владельца семьей, родом или общиной*(1). В римском праве этот порядок обеспечивался призванием к законному наследованию самого отдаленного родственника наследодателя без ограничения степени родства (см. 118 новеллу Юстиниана). Однако с развитием производства и укреплением государства родовые начала организации общества постепенно ослабевали, и основанный на началах индивидуализма общественный строй большинства стран Европы уже к началу XIX в. не мог служить оправданием родового наследственного преемства.

В этих условиях получила широкое распространение выдвинутая Г. Гроцием еще в XVII в. идея о наследовании по закону как "молчаливом завещании", в котором отражается предполагаемая воля наследодателя оставить свое имущество после смерти именно тем лицам, которые названы в законе. Данная идея была воспринята русской дореволюционной доктриной*(2). Действовавший без существенных изменений вплоть до 1918 г. феодально-родовой наследственный правопорядок обеспечивал призвание к наследованию по закону всех членов рода, "одно кровное родство представляющих"*(3).

3. В доктрине наследственного права послереволюционного периода теория "молчаливого завещания" также не встретила сколько-нибудь серьезных возражений. Такой подход определялся прежде всего тем, что круг законных наследников ограничивался третьей степенью родства в прямой нисходящей (дети, внуки, правнуки), прямой восходящей (в 1918-1923 гг. и с 1945 г. - родители, в 1918-1923 гг. и с 1964 г. - дед и бабка, с 2001 г. - прадед и прабабка) и в первой боковой (в 1918-1923 гг. и с 1945 г. - братья и сестры, с 2001 г. - племянники и племянницы) линиях и четвертой степенью - во второй боковой (с 2001 г. - дяди и тети, двоюродные братья и сестры) линии.

Пока наследственные права приобретали указанные родственники, в отсутствие которых наследовало государство, можно было вполне обоснованно считать, что наследодатель, не оставивший завещания, действительно желал передать им свое имущество. Кроме того, вплоть до 2001 г. отсутствовал какой-либо "зазор" между границей наследования, определяемой в соответствии с "молчаливым завещанием", и правами государства, получавшего выморочное имущество.

Возможность адекватного объяснения пределов наследования по закону представлениями о семейно-родственной близости во многом предопределила господство в литературе взглядов на "молчаливое завещание" как на основание законного наследования.

Тщательному анализу эта проблема не подвергалась, а высказанные в литературе мнения сводились к констатации исторически сложившегося в западно-европейском законодательстве наследования по закону как наследования без завещания, когда закон, восполняя недостающее волеизъявление наследодателя, исходил из его предполагаемой, вероятной воли и призывал к наследованию тех родственников, которых, по мнению законодателя, сам наследодатель в силу врожденного чувства привязанности, основанного на семейной близости, наделил бы наследством, если бы распорядился своим имуществом путем составления завещания*(4). В литературе всячески подчеркивалась волевая сторона наследования по закону, проявлявшаяся в том, что поскольку перечисленные в законе правила отвечали желанию наследодателя, соответствовали его предполагаемому намерению ("молчаливому завещанию"), то он выражал свою волю не путем совершения активных действий - составления завещания, а путем отказа от иного порядка распределения наследственного имущества.

В 1920-х годах едва ли не единственное возражение против "молчаливого завещания" как основания наследования по закону было высказано А.Г. Гойхбаргом, справедливо отмечавшим, что, восполняя предполагаемую волю наследодателя, закон вступал в противоречие с теми мотивами, которыми тот при этом руководствовался, в частности, в тех обстоятельствах, когда несоставление завещания было связано как раз с отсутствием чувства родственной и семейной привязанности, и что, наделяя этих родственников наследственными правами, закон защищал их от "злой воли и недоброжелательности к ним наследодателя"*(5).

Пытаясь уйти от подобного противоречия, Я.А. Канторович ссылался на идею немецкого юриста И. Гермеса о том, что применительно к наследованию по закону вопрос о воле наследодателя, не оставившего завещания, должен отпасть с тем, чтобы на первое место было поставлено не завещательное, а законное право наследования, основывающееся не на воле наследодателя, а на предусмотренных законом обстоятельствах, например, на кровном родстве и браке*(6).

Данная идея позволяла объяснить и господствующее положение государства среди законных наследников. В условиях, когда государственная собственность составляла основу экономической системы страны (ст. 4 Конституции СССР 1936 г.), естественной была заинтересованность государства во всемерном укреплении и приумножении этой собственности. Поэтому вполне объясним не только чрезвычайно узкий круг законных наследников, неявка которых в течение шести месяцев влекла выморочность наследства, но и передача государству имущества, приходившегося на долю наследников, лишенных права наследования или отказавшихся от наследства (в 1923-1945 гг.). Закон устанавливал такие правила посмертного преемства в имуществе лица, не оставившего завещания, которые отвечали сложившейся экономической системе страны, основанной, прежде всего, на отношениях собственности. Господствующее положение государства в этой системе определяло и его положение на наследственной лестнице как привилегированного наследника.

В 1960 - 1980-е годы было выдвинуто еще несколько концепций, в той или иной мере отрицавших волевой характер наследования по закону и указывавших на иные, кроме "молчаливого завещания", основания наследования.

Так, с точки зрения В.А. Рясенцева, устанавливая круг наследников по закону и очередность их призвания к наследованию, государство исходит из "наиболее типичных в нашей стране семейно-правовых связей", учитывая, какое распределение наследственного имущества в наибольшей степени выражает интересы семьи и сложившиеся в обществе взгляды*(7).

А.А. Рубанов связывал постановления о наследовании по закону с основанными на веских биосоциальных факторах интересами личности, проявляющимися, в частности, в сложившихся естественных связях лиц, получающих наследство, с наследодателем*(8).

П.С. Никитюк и Т.Д. Чепига полагали, что наследование по закону основывается на социальной заинтересованности государства в определенном распределении имущества наследодателя при отсутствии явно выраженной им воли на этот счет. Причем формирование интереса государства происходит на основе совокупности экономических (сохранение сложившейся структуры потребления общественных благ), семейных (естественная привязанность членов семьи друг к другу) и нравственных факторов, а также традиций, сложившихся в обществе*(9).

Интересна точка зрения О.С. Иоффе, согласно которой одним из проявлений "социального назначения" наследования является "укрепление экономического строя общества путем обеспечения преемственности имущественных отношений"*(10). Впоследствии этот тезис был развит А.А. Рубановым, видевшим "социальную роль" наследования по закону в установлении порядка, в соответствии с которым определяются лица, вступающие в имущественные отношения вместо умершего, и в обеспечении нормального течения экономических процессов*(11).

Таким образом, был выявлен основной правовой мотив, оправдывавший необходимость посмертной передачи определенным лицам или государству имущества лица, не оставившего завещания, - стабильность имущественных отношений, составляющих основу экономического строя общества. По нашему мнению, именно с этим мотивом, хотя и не являющимся специфическим только для регулирования наследственных отношений, следует связывать и основание наследования по закону.

Однако теоретический интерес к исследованию различных правовых механизмов, лежавших в основании законного наследования, к сожалению, не шел дальше констатации влияния на пределы законного наследования "социальных", "общественных" или "биосоциальных" интересов.

Установив, что правила наследования по закону строятся на началах сочетания, координации и охраны интересов конкретных лиц, семьи, государства и общества в целом, ученые не пошли дальше обозначения принципов, в которых выражалось это взаимодействие. Именно принципами "охраны интересов семьи" и "материального обеспечения нетрудоспособных", которые с середины 1960-х годов нередко объединялись в литературе под названием "семейно-обеспечительного принципа", определялся характер наследования в целом.

Указанные принципы не позволяли выявить правовой мотив, оправдывавший посмертное перераспределение имущества умершего собственника, не оставившего завещания, они лишь в той или иной степени предопределяли круг правопреемников такого собственника. В самом деле, разве не охватывалось принципом "материального обеспечения" призвание к наследованию наиболее близких членов семьи наследодателя? Ведь к наследованию они призывались именно в целях наделения определенными материальными ценностями. Безусловно, интересы "материального обеспечения" лежали не только в основе наследования нетрудоспособных иждивенцев, но и в основе призвания к наследованию наследников по завещанию, которые к семье наследодателя могли и не относиться. При этом ни один из названных принципов не объяснял, почему, например, государство получало наследство преимущественно перед племянниками и племянницами наследодателя и иждивенцами, нетрудоспособность которых наступала на следующий день после открытия наследства.

Выявив конкретные проявления "семейно-родственного" и "материально-обеспечительного" начал в наследовании по закону ближайших родственников, бoльшие льготы для наследников, проживавших с наследодателем одной семьей, ограничение свободы завещания в пользу близких наследодателю лиц, доктрина, однако, не связала эти особенности с основанием наследования по закону.

4. Несмотря на предпринятые П.С. Никитюком, А.А. Рубановым и Т.Д. Чепигой попытки поставить под сомнение идею о "молчаливом завещании" как основании наследования по закону, в литературе до настоящего времени преобладают ссылки на эту идею и основанный на ней волевой характер законного наследования*(12).

Однако "молчаливое завещание", строго говоря, уже не может рассматриваться в качестве основания наследования по закону. После введения в действие в 2002 г. части третьей ГК РФ, согласно которой законные наследственные права получили родственники наследодателя до пятой степени родства включительно (ст. 1141-1145), обоснование законного наследования семейной близостью и родственной привязанностью нельзя считать удовлетворительным, поскольку семейно-родственные отношения редко простираются за пределы второй-третьей степени родства.

Кроме того, с позиций "молчаливого завещания" невозможно объяснить наличие "зазора" между разумно понимаемым представлением наследодателя о членах своей семьи, которые вправе рассчитывать на получение по наследству части его имущества (круг которых ограничивается третьей степенью родства), и местом государства на наследственной лестнице, получающего выморочное имущество лишь в отсутствие родственников до пятой степени родства.

Не меньше оснований усомниться в обоснованности и целесообразности построения системы наследования по закону в зависимости от выражаемой в "молчаливом завещании" воли наследодателя дает и вся история развития отечественного наследственного законодательства после 1918 г. Лишив в 1923 г. братьев и сестер наследодателя законных наследственных прав, государство вернуло этих родственников в число законных наследников только спустя 22 года - в 1945 г., а наследственные права племянников и племянниц впервые после 1918 г. признало лишь в 2001 г. Хотя и племянники и племянницы и до 2001 г., а братья и сестры - и до 1945 г., безусловно, входили в узкий родственный круг, составлявший семью наследодателя, в пределах которого родственники в силу сложившихся в обществе представлений о справедливости были вправе рассчитывать на получение части имущества своего сородича. Об этом свидетельствовали и судебная практика (указанные родственники неоднократно заявляли о своих наследственных притязаниях), и доктрина (в литературе не раз подчеркивалась необходимость наделения их законными наследственными правами). Если бы основанием законного наследования было "молчаливое завещание", государство должно было бы и в 1923, и в 1945 г. признать наследственные права родственников первой боковой линии. Однако государство, руководствуясь своими экономическими интересами, проводило границу законного наследования и по прямой нисходящей линии, и по второй степени родства в первой боковой линии, ничуть не считаясь с господствовавшими представлениями о семейно-родственной близости.

Таким образом, и в современной системе наследования по закону, и в системе, действовавшей до 2002 г., "молчаливое завещание" не могло иметь значения основного правового мотива, оправдывавшего перераспределение имущества умершего собственника, не оставившего завещания.

5. Теоретической базой для решения вопроса об основании наследования по закону мы считаем идеи, выдвинутые в разное время И. Гермесом, О.С. Иоффе и А.А. Рубановым. Эти ученые обосновали не только допустимость регулирования наследственных отношений без учета воли наследодателя в случаях, когда при наличии достаточных способов для выражения воли относительно посмертной судьбы своего имущества соответствующее намерение не было наследодателем надлежащим образом выражено, но и необходимость установления преемственности в имущественных правах и обязанностях участников экономических отношений таким образом, который бы в наибольшей степени отвечал экономическому строю общества.

Правовая аргументация, отражающая применительно к наследственным отношениям основное содержание экономической системы современного российского общества, была высказана в литературе еще в период подготовки проекта части третьей ГК РФ. Как справедливо отмечал А.Л. Маковский, в условиях кардинального изменения экономического и социального строя общества сохранение присущих Гражданскому кодексу 1964 г. ограничений круга наследников по закону означало бы ""перекачку" имущества из частной собственности в государственную" или "процесс, прямо противоположный приватизации государственной собственности"*(13). В окончательном виде эта позиция была исчерпывающе определена Конституционным Судом РФ, указавшим на необходимость "такой регламентации права наследования, которая способствовала бы укреплению и наибольшему развитию частной собственности, исключала бы ее необоснованный переход к государству". Оценка приоритетного направления регламентации наследственных отношений была связана с изменившимися отношениями собственности, произошедшими "в связи с коренной перестройкой экономической системы Российской Федерации", когда государство объявило своей целью "создание рыночной экономики, основанной на приоритете частного предпринимательства и частной собственности" *(14).

Таким образом, под основанием наследования по закону следует понимать такую систему перераспределения имущества наследодателя, которая соответствует сложившейся в обществе экономической системе, основанной на отношениях собственности.

Основным признаком этой системы, наиболее наглядно проявляющимся в наследственных отношениях господствующего экономического строя, является граница выморочности, определяющая очередность получения государством выморочного имущества в отсутствие других наследников.

Причем в условиях господства государственной собственности как основы экономической системы страны и "общенародного достояния" государство вполне обоснованно занимало третье место в ряду законных наследников, получая наследственное имущество в отсутствие братьев, сестер, бабушек и дедушек наследодателя. Признание равноправия всех форм собственности (ст. 44 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., ч. 2 ст. 8 Конституции РФ, п. 4 ст. 212 ГК РФ) потребовало изменения границы выморочности имущества.

С изложенных позиций легко решается и проблема определения состава законных наследников за пределами узкого семейно-родственного круга наследодателя. Коль скоро государство, развивая конкуренцию, не заинтересовано в накоплении выморочного имущества и управлении им, оно устанавливает правоотношения таким образом, чтобы исключить выморочность, сохранив имущество в частной собственности. Мы не встречали в современной литературе критических оценок новых правил распределения наследства по очередям родственников наследодателя первых двух степеней. Значит, в этих пределах механизм исключения выморочности адекватно выражает господствующие в современном обществе представления об имущественной стороне семейных отношений (индивидуальное начало). Однако структура сложившихся в обществе семейно-родственных связей такова, что не позволяет избежать выморочности при наделении наследственными правами родственников только указанных степеней. Следовательно, для решения приоритетных социальных задач, к числу которых в сфере наследственных отношений относится всемерное сохранение имущества граждан в частной собственности, государство расширяет круг законных наследников за счет родственников третьей, четвертой и пятой степеней родства.

Мы не видим оснований для оспаривания подобного подхода, тем более что даже критики идеи о признании наследственных прав за так называемыми "смеющимися" наследниками не только не высказывают возражений против обоснованности расстановки родственников на выстроенной в ГК РФ наследственной лестнице в пределах четвертой, пятой и шестой очередей, но и не предлагают иных путей ограничения выморочности, а следовательно, и обеспечения соответствия условий наследственного преемства экономическому строю общества.

О.Ю. Шилохвост,

кандидат юрид. наук

"Законодательство", N 7, июль 2006 г.