Общая характеристика гражданского судопроизводства по Уставу гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г.
В свете проводимой в Российской Федерации судебной реформы представляется интересным обратиться к истории, а именно к периоду второй половины ХIХ в., когда проходило реформирование российского судоустройства и судопроизводства. В связи с этим мы продолжаем публикацию материалов, посвященных российскому гражданскому судопроизводству 1832-1864 гг.*(1)
Неудовлетворительное состояние правосудия по гражданским делам, изменения в политической и экономической жизни России во второй половине ХIХ в. обусловили необходимость подготовки и проведения судебной реформы. Итогом реформирования стало принятие 20 ноября 1864 г. Судебных уставов. Выдающийся российский ученый Е.В. Васьковский отмечал: "Судебные уставы не ограничились попыткой улучшить прежний и разлагавшийся судебно-процессуальный строй, а создали совершенно новый, порвав всякую связь с прошлым. Они произвели своего рода геологический переворот, выдвинувший новую формацию, положивший начало новой эры в юридическом развитии России"*(2).
140-летию Судебных уставов, среди которых и Устав гражданского судопроизводства, посвящается данная статья.
Устав гражданского судопроизводства одновременно с Уставом уголовного судопроизводства, Учреждением судебных установлений и Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями был утвержден императором Александром II 20 ноября 1864 г.
В своем Указе Правительствующему Сенату Александр II констатировал, что проекты названных уставов "вполне соответствуют желанию Нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных Наших, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе Нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего"*(3).
Установление скорого, правого, милостивого и равного для всех суда было высшим стремлением и основной целью судебной реформы 1864 г.
Поводом к началу законодательных работ, результатом которых явились Судебные уставы от 20 ноября 1864 г., послужило дело об имении и долгах коллежского регистратора Ивана Баташова.
В резолюции по этому делу, в 1848 г., Император Николай I написал: "Изложение причин медленности непомерной, с которой производится сие, столь известное дело, ясно выставляет все неудобства и недостатки нашего судопроизводства. Эти немногие, но плодотворные слова сделались колыбелью судебной реформы в России. Ими вызван тот огромный труд, который только спустя многие годы должен был привести к желанной Императором Николаем и с тех пор неуклонно преследованной Августейшим Его Преемником цели: отвратить замеченные в нашем судопроизводстве недостатки и неудобства"*(4).
Перед началом законопроектных работ возник вопрос: следует ли составлять полный проект судопроизводства гражданского или ограничиться некоторыми частными исправлениями? Император Николай I повелел: "Не ограничиваясь отдельными исправлениями некоторых правил судопроизводства гражданского, составить полный проект нового устава".
Работы по реформированию гражданского процессуального законодательства начались в 40-х годах XIX в. и включали в себя несколько этапов.
Сначала во II отделении собственной Его императорского величества канцелярии были составлены подготовительные проекты новых уставов судопроизводства, которые Государственный совет после предварительного рассмотрения передал на рассмотрение практиков "по судебной части". Когда практические замечания поступили со всех концов России, для их изучения учредили особую комиссию. Результаты ее работы обсуждались в Государственном совете в 1862 г. и после утверждения были обнародованы для всеобщего сведения 29 сентября 1862 г. под названием "Основные положения преобразования судебной части"*(5).
Затем на основе утвержденных Основных положений составили подробные законопроекты. Для этого была образована новая особая комиссия, состоявшая из трех отделений.
Отделение гражданского судопроизводства возглавлял С.И. Зарудный*(6), членами комиссии стали Баршевский, Бычков, Вилинбахов, кн. Волконский, Гурин, Калачев, Квист, Книрим, Победоносцев, Репинский, Щечков и Шубин.
Любопытно, что представители юридической науки не принимали никакого участия в работе комиссии. В ее состав не вошел ни один из профессоров того времени.
Профессор Чебышев-Дмитриев по этому поводу писал: "Русские профессора-юристы едва ли способны в этом деле подать полновесный голос. Конечно, требования науки нам всем более или менее известны, но условия и требования русской жизни покрыты для нас таким же мраком неизвестности, как и действия наших судебных мест. О России мы знаем чрезвычайно мало, а те немногие факты, которые нам сообщает литература, требуют строгой проверки... В комиссии же, без сомнения, сосредоточены все нужные сведения, и она имеет недоступные для частных лиц средства как собирать потребные для себя материалы, так и проверять факты, сообщаемые русской литературой"*(7).
Итогом подготовки нового процессуального законодательства явилось рассмотрение составленных законопроектов в Государственном совете.
У Государственного совета имелись замечания на законопроекты от "лиц всех разрядов местного судебного ведомства, начиная от секретарей уездных судов и восходя до председателей судебных палат и губернских прокуроров и, сверх того, такие же замечания, внесенные непосредственно от обер-прокуроров, сенаторов, министра юстиции*(8) и прочих министров и главноуправляющих отдельными частями"*(9). После рассмотрения и подробного обсуждения законопроектов и замечаний сначала в департаментах Государственного совета, а затем в общем его собрании 20 ноября 1864 г. были утверждены Судебные уставы, среди которых - Устав гражданского судопроизводства (далее также - УГС).
Таким образом, в процессе реформирования гражданского судопроизводства сначала были обозначены самые существенные недостатки гражданского судопроизводства по Своду законов в редакции 1857 г.*(10), затем определены общие и главные начала преобразований гражданского судопроизводства. В соответствии с ними были составлены "Основные положения гражданского судопроизводства, удостоившиеся Высочайшего утверждения 29 сентября 1862 г."*(11), которые и легли в основу Устава гражданского судопроизводства.
К общим началам преобразований гражданского судопроизводства относились следующие: 1) главные роды тяжб и исков (например, судопроизводство вотчинное и в исках по долговым обязательствам) сливаются в общие правила судопроизводства, и таким образом вместо нескольких главных и общего устанавливаются два порядка судопроизводства: общий, или пространный, и простой, или сокращенный; 2) полицейская власть отделяется от судебной, и с этой целью учреждаются новые органы судебной власти - мировые суды; 3) гражданские дела подлежат рассмотрению только в двух судебных инстанциях; 4) сословные суды соединяются с общими; 5) вызов в суд через повестку стал главным, а публикация такого вызова допускается лишь в чрезвычайных случаях, когда вызов через повестку окажется совершенно невозможным; 6) сроки для всех судебных действий сокращаются; 7) устанавливаются правила об участии посторонних лиц в производящейся между двумя сторонами тяжбе; 8) вместо следственного процесса в гражданских тяжебных делах принят процесс состязательный; 9) введены правила сокращенного порядка, коему подчинены дела простые и малоценные; 10) внешняя форма о разделении искового прошения на пункты отменена, вместо нее установлены правила о внутреннем содержании прошений; 11) подача тяжущимися неограниченного числа бумаг воспрещена, число таких бумаг ограничено четырьмя, по две с каждой стороны; 12) правила о судебных издержках приведены в большую определительность; 13) приняты точные правила о постановлении заочных решений в случае неявки ответчика; 14) определен порядок подачи частных прошений и жалоб; 15) канцелярская тайна уничтожена, в гражданское судопроизводство введена гласность; 16) установлены правила о доказательствах, отменено право суда назначать присягу тяжущемуся в качестве судебного доказательства; 17) прокуроры освобождаются от наблюдения по делам других ведомств, кроме судебного, прокурорский надзор по судебному ведомству учрежден на новых основаниях; 18) установлены точные правила о постановлении вопросов при решении дел, судебным местам вменяется в обязанность мотивировать свои решения; 19) отменены штрафы за неправильно начатые иски и за неправильные апелляции; 20-23) переход дел в Государственный совет отменен, высший надзор за судебной частью возложен на кассационный суд; тем самым определен порядок отмены судебных решений и наложения ответственности за неправильные действия судей и председателей; 24) исполнение судебных решений возложено на особых, состоящих при суде, чиновников, названных судебными исполнительными приставами; 25) предложено образовать сословие присяжных поверенных*(12).
Вопрос о том, что следует признать главными началами гражданского судопроизводства, по-разному разрешался в замечаниях к проекту устава гражданского судопроизводства. В итоге к главным началам, определявшим всю систему судоустройства и гражданского судопроизводства, были отнесены: 1) отделение власти судебной от исполнительной; 2) введение в гражданские дела состязательного процесса; 3) гласность судопроизводства; 4) введение в гражданские дела словесной системы; 5) решение дел гражданских по существу только в двух инстанциях; 6) рассмотрение кассационным порядком окончательных решений судебных мест в случае явного нарушения или неправильного применения закона*(13).
Главные начала гражданского судопроизводства получили развитие в общих положениях (ст. 1-28) Устава гражданского судопроизводства.
Согласно ст. 1 УГС всякий спор о праве гражданском подлежит разрешению посредством судебных установлений.
Частные лица или общества, права которых, на законе основанные, будут нарушены распоряжением правительственных мест или лиц, могут предъявить суду иск о восстановлении нарушенных прав; но такой иск не останавливает распоряжения правительственного места или лица, доколе не последует о том решение суда (ст. 2 УГС).
В приведенных статьях выражено одно из главных начал гражданского судопроизводства - отделение власти судебной от власти исполнительной (административной).
Смешение властей судебной, исполнительной и законодательной было одним их существенных недостатков прежнего гражданского судопроизводства. Устранить его означало создать необходимые условия для скорого, правого, равного для всех суда.
В рассуждениях к ст. 2 УГС сказано: "Восстановление справедливости в случае спора предписанным в законах порядком есть первая и главная обязанность правительства; для сей цели и существуют судебные места, и для действий их должны быть установлены правила, обеспечивающие по возможности открытие истины.
Самостоятельность судебных мест в решении дел и ответственность за нарушение предписанных в законе правил и за всякую неправду суть необходимые условия правильного устройства судебных учреждений.
Всякое подчинение судебного места лицу или месту правительственному, ослабляя высокое значение суда, ограничивает право его применять законы беспристрастно, не смотря на лица и не внимая ничьим требованиям и предложениям"*(14).
В передовой статье "Московских ведомостей" от 16 апреля 1865 г. по вопросу об отделении судебной власти от иной, в первую очередь исполнительной, власти отмечалось: "В отправление суда имела право вмешиваться власть правительственная, если не прямо, то косвенно, и низшие органы суда были совсем подавлены надзором административной власти.
Высшая администрация не могла уничтожать судебные приговоры, но могла ревизовать делопроизводство, требовать отчетов судей, налагать взыскания на суд и судей.
Недобросовестным и ленивым судьям не было от этого помехи, но сколько бывало судей честных, горячих, деятельных, которым приходилось бросать свои должности только потому, что они чувствовали себя в зависимости от секретарей губернского правления или от правителя губернаторской канцелярии! Что может быть унизительнее для суда, и какого суда можно ожидать при такой зависимости?
Новый устав снимает с судьи это иго и предоставляет суду свой круг деятельности, в которой ни прямо, ни косвенно не может вмешиваться общая администрация"*(15).
Доказательством того, что суду с течением времени удалось освободиться от "ига" административной зависимости и стать самостоятельным и независимым, может свидетельствовать случай, описанный кн. В.П. Мещерским в своих воспоминаниях: ""И я такую нелепость подписал?" - будто бы сказал Александр II министру юстиции Замятину, когда последний доложил о "невозможности" уволить сенатора за либеральную речь в Петербургском земском собрании"*(16).
О том, что новый суд действительно стал "скорым, правым, милостивым и равным для всех", свидетельствовало и постоянно увеличивавшееся количество обращений в суд и соответственно рост числа дел, рассматриваемых в судах. Так, если в 1866 г. в окружные суды поступило 4750 гражданских дел (следует отметить, что в статистическом отчете Министерства юстиции была учтена только деятельность тех судов, которые приступили к работе в начале года. К таковым относились только суды двух столичных губерний. Большинство судебных учреждений начало функционировать с октября-ноября 1866 г.)*(17), то в 1867 г. в 24 окружных суда было предъявлено 16 522 исковых заявления*(18), в 1871 г. - 60 800, а в 1912 г. - 147 766*(19).
Свидетельством отделения власти судебной от власти исполнительной стало создание в России нового судебного учреждения под названием мировой суд.
Идея об учреждении мировых судей, как отмечалось в записке гр. Блудова, основывалась на двух важных обстоятельствах: уничтожении крепостного права и решительном отделении власти судебной от власти административной. "Доселе крестьяне помещичьи, составляющие почти половину крестьянского населения, не имели никаких дел гражданских, и не было повода учреждать гражданские суды для разбирательства споров по имуществам движимым незначительной цены, как сие установлено в отношении к маловажным проступкам, кои предоставлены ведению полиции". Но когда в одно время предполагается (записка датирована 1859 г.) не только освобождение от крепостной зависимости, но и устранение полиции от всякого вмешательства в дела судебные, то власть и деятельность становых приставов необходимо заменить судебным установлением, которое будет гораздо полезнее, ибо ему можно будет вверить и ведение маловажных гражданских дел. "Во всех хорошо устроенных государствах существуют такие судебные лица и места; они тем в особенности полезны, что споры в оных оканчиваются большей частью примирением или решаются всегда сокращенным порядком, всего чаще при первой явке сторон, на основании словесных между ними объяснений, без издержек"*(20).
Эти рассуждения дают общее представление об основных чертах мирового суда.
Не затрагивая вопросы организации такого суда, рассмотрим пределы ведомства мировых судей и особенности, которые отличали производство дел у мировых судей от производства дел в окружных судах.
В соответствии со ст. 1 Основных положений и ст. 29 УГС ведомству мирового судьи подлежали: 1) иски по личным обязательствам и договорам и о движимости ценой не свыше 500 руб.; 2) иски о вознаграждении за ущерб и убытки, когда их количество не превышает 500 руб. или же во время предъявления иска не может быть положительно известно; 3) иски о личных обидах и оскорблениях; 4) дела о восстановлении нарушенного владения, когда с нарушением не соединяется, основанного на формальном акте, спора о самом праве на владение.
Все дела, подсудные мировому судье, в целях ускорения рассмотрения гражданского дела рассматривались в единоличном порядке.
Ускорению судебного разбирательства у мирового судьи служили и другие правила, установленные УГС. Так, исковое заявление могло быть выражено как в письменной, так и в словесной форме (ст. 51 УГС). Согласно ст. 68 УГС разбирательство дел у мирового судьи происходило публично и на словах, т.е., в отличие от окружных судов, у мирового судьи оно было по преимуществу устным.
Стадия подготовки дела к судебному разбирательству отсутствовала. В УГС не предусматривалось никакого обмена сторон состязательными бумагами. Если истец основывал свои требования на письменных доказательствах, то они согласно ст. 57 УГС должны были представляться мировому судье до открытия судебного заседания, и притом столь заблаговременно, чтобы ответчик мог с ними ознакомиться. В случае, когда и истец, и ответчик лично являлись к мировому судье, последний вправе был немедленно приступить к рассмотрению их спора (ст. 60 УГС).
Ускорению рассмотрения гражданских дел мировым судьей способствовали и установленные в Уставе сокращенные сроки, например, для явки ответчика в суд (ст. 59 УГС).
Особенностью разбирательства дел у мирового судьи являлось также то, что мировой судья обязан был принимать меры для примирения сторон и только в случае неуспеха приступал к вынесению решения (ст. 70 УГС).
Согласно данным отчета Министерства юстиции за 1866 г., на рассмотрение мировых судей поступило 106 026 дел, из них разрешено было 75 110, из разрешенных прекращено миром 32 651 дело. Около половины всех разрешенных мировыми судьями дел было окончено примирением и в 1867 г.*(21)
В соответствии со ст. 72 УГС мировой судья, приступив к слушанию, предлагал истцу рассказать обстоятельства дела и объяснить свои требования, потом выслушивал объяснения ответчика, дозволяя и той, и другой стороне после этого дополнять свои показания и предлагая от себя нужные для объяснения дела вопросы. Когда мировой судья находил, что дело достаточно объяснено, он прекращал состязание сторон.
В статье 129 УГС было четко выражено правило свободной оценки доказательств судом (в отличие от дореформенного гражданского процесса, в основе которого лежала формальная теория доказательств). Согласно данной норме мировой судья, выслушав стороны, принимал во внимание все приведенные по делу обстоятельства и, определив по убеждению совести значение и силу доказательств, выносил решение, которое не должно было противоречить закону.
Кассационный суд указывал в своих определениях на то, что правильность убеждения судей по данному вопросу не подлежит кассационной проверке: оценка объяснений сторон, силы и значения доказательств, разрешение вопросов о доказательствах, о доказанности сторонами их заявлений и окончательный вывод о доказанности иска всецело зависят от усмотрения суда.
Если же решение было вынесено по совести, но противоречило закону, оно подлежало отмене*(22).
В целях облегчения для частных лиц доступа в мировые суды было установлено, что производство в них освобождается от гербового сбора и всяких пошлин, за исключением канцелярских сборов, взимавшихся в размере 10 коп. с листа (ст. 200, 200 (1) УГС).
Решение мирового судьи могло быть обжаловано в апелляционном порядке в мировой съезд. Исключение составляли решения по делам с ценой иска не свыше 30 руб. Эти решения являлись окончательными и апелляционному обжалованию не подлежали.
Интересно, что именно по вопросу апелляционного обжалования решения мирового судьи в комиссии по подготовке Устава гражданского судопроизводства возникло первое разногласие. Оно заключалось в том, где должны были рассматриваться апелляционные жалобы на решения мировых судей: в окружных судах или же в мировых съездах мировых судей.
В пользу рассмотрения жалоб в апелляционном суде - окружном суде приводились следующие доводы: в апелляционном суде дела обсуждаются большим числом судей, чем в суде первой степени; апелляционный суд должен состоять из лучших юристов, чем суд первой степени; в постановлении решения по апелляции на решения судов первой степени не должны принимать участия судьи, участвовавшие в постановлении рассматриваемого по апелляции решения.
Возражения против этих доводов сводились к тому, что мировой судья должен выносить решение по совести, а общий суд по закону, и потому смешение мирового разбирательства с общим будет представлять определенное неудобство*(23). В данном случае речь шла о том, что при вынесении решения мировой судья был вправе руководствоваться местными обычаями, когда это разрешено законом или когда вставали вопросы, положительно не разрешаемые законом (ст. 130 УГС).
В результате было установлено, что апелляционные жалобы на решения мирового судьи могут подаваться в Мировой съезд в месячный срок со дня объявления решения.
Министр юстиции Д.Н. Замятин в своем ежегодном отчете писал: "Простота мирового разбирательства, полная гласность и отсутствие обременительных формальностей вызвало всеобщее к мировому институту доверие"; "В особенности простой народ, найдя в мировом суде суд скорый и справедливый для мелких обыденных своих интересов, не перестает благословлять Верховного Законодателя за дарование России суда, столь близкого народу и вполне его потребностям. Доверие к мировым судьям доказывается в особенности тем, что со времени открытия действий мировых судебных установлений возбуждено громадное число таких гражданских исков, которые или по своей малоценности, или по неимению у сторон формальных доказательств в прежних судах вовсе не возникали".
Московская городская дума, исходя из того, что к мировым судьям будет поступать множество мелких дел, для которых до судебной реформы "не было ни суда, ни расправы", при делении Москвы на участки предполагала, что общее число исков сравнительно с прежним увеличится вдвое, что составит 16 000 дел в год. В действительности же в первое полугодие число дел в мировых учреждениях достигло 38 000, т.е. превысило число дел, возникавших в дореформенных учреждениях за соответствующие периоды, более чем в девять раз.
Все это свидетельствовало о том, что "назначением мирового института было внесение в сферу повседневных гражданских отношений первых элементов благоустроенного общежития - сознания гражданами своих прав и обязанностей. Если новый гласный суд называют школой гражданского воспитания, то мировые учреждения с тысячами камер, разбросанных по самым отдаленным захолустьям нашего обширного отечества, являлись первой и самой важной ступенью этой школы*(24).
Главными началами, определявшими гражданское судопроизводство, были начала состязательности, гласности, устности и непосредственности.
В рассуждениях об основных положениях Устава гражданского судопроизводства говорится, что почти все недостатки нашего гражданского судопроизводства зависели от применения к нему начал производства следственного, совершенно противного существу спорных дел, которые, касаясь исключительно интересов спорящих лиц, должны были не только начинаться, но и получать дальнейшее направление не иначе как по воле этих лиц*(25).
В следственном процессе, напротив, "не только направление дела совершенно зависит от судебного места, но и даже само его начало в судебном месте весьма часто зависит от усмотрения полиции, которая препровождает в суд те дела, которые в ней возникли, но, по ее мнению, подлежат судебному рассмотрению.
Неудобство применения следственного процесса к гражданским делам очевидно: непосредственное право судьи приводить события и доказательства, не указанные сторонами, требовать по делу сведения исключительно по своему усмотрению, без всякой о том просьбы сторон, наконец, несвоевременное влияние прокуроров и обер-прокуроров на разрешение дела и переноса его из одной инстанции в другую, - эти необходимые условия процесса следственного, с одной стороны, замедляли ход дела, с другой - открывали широкое поле произволу суда и совершенно не согласовывались с основной его задачей выслушать обе стороны и постановить свое решение.
Хотя многие полагают, что следственный процесс предоставляет судье все средства к открытию действительной истины, т.е. к удостоверению в действительности события, составляющего предмет суждения, но опыт доказывает, что, напротив, сами формы следственного процесса, устраняя судей от всякого непосредственного сношения со сторонами в публичном заседании суда и принуждая их основывать свои решения только на одних письменных объяснениях, препятствуют им развить свое убеждение о праве сторон до той степени достоверности, которая необходима для безошибочного решения дела, и что поэтому главная задача суда - обнаружение действительной истины - при следственном процессе не достигается"*(26).
Решив окончательно отказаться от следственных элементов в гражданском процессе и построить последний исключительно на начале состязательном, составители Устава гражданского судопроизводства, как отмечалось в юридической литературе того времени*(27), выразили свою точку зрения в следующих правилах: а) можно приступать к производству гражданских дел не иначе, как вследствие просьбы о том лиц, до коих те дела касаются, и разрешать их не иначе, как по выслушании объяснения противной стороны (ст. 4 УГС); б) при всех действиях судебных установлений по производству гражданских дел допускается представление сторонами словесных объяснений (ст. 13 УГС); в) суд основывает решение исключительно на доказательствах, представленных сторонами (ст. 367 УГС); г) суд не имеет права ни постановлять решений о таких предметах, о коих не предъявлено требования, ни присуждать более того, что требовалось сторонами, ни возбуждать вопроса о давности, если стороны на нее не ссылались (ст. 706 УГС)*(28); д) суд ни в коем случае не собирает сам доказательств или справок, а основывает решение исключительно на доказательствах, представленных сторонами (ст. 367 УГС).
Статья 367 Устава ввиду категоричных выражений, присутствующих в ней ("ни в коем случае", "исключительно"), вызывала у юристов того времени определенные опасения.
А.Л. Боровиковский писал, что статья 367 Устава понимается иногда судьями так: судья должен относиться безучастно к сторонам; одно ухо судьи подставляется словам истца, другое словам ответчика; говорите, что хотите, - мы после это все взвесим, и на чью сторону перетянут "весы правосудия", тот и выйдет победителем. К такой практике соблазняют, помимо соображений "старого права", и практические удобства: чтобы безучастно слушать "состязания" сторон, не нужно даже знать дело; достаточно лишь иметь терпеливый нрав. "Нет, судья, отличай нежелающего от неумеющего отстаивать право. К нежелающему будь равнодушен, а неумеющему помоги. Это святая обязанность судьи. Этого требует от судьи закон, тот самый закон, который проникнут принципом состязательности гражданского процесса. Не навязывай судебной защиты нежелающему - вот это состязательность; оставаться же безучастным к желающему, но неумеющему защищаться - это не "состязательность", а неправосудие. Правосудие должно склоняться в пользу того, кто прав, а не того, кто лучше говорит, кто смышленее и хитрее"*(29).
В подтверждение сказанного А.Л. Боровиковский приводит ряд примеров из судебной практики.
Так, истица жалуется на то, что ответчица, ее сестра, завладела имуществом, оставшимся после отца их, и просит присудить ей половину того имущества, заключающегося в усадьбе и шести десятинах земли.
В прошении, поданном в суд от имени неграмотной ответчицы, заявляется, что она признает иск правильным и готова отдать половину наследства. Явившись к слушанию дела, ответчица, как записано в протоколе заседания суда, просила "разделить между сестрами землю".
Окружной суд отказал истице в удовлетворении иска. Истица подала апелляционную жалобу, в которой просила решение отменить, а требование ее удовлетворить. Ответчица, в объяснении на апелляционную жалобу, просит утвердить решение суда, ссылаясь на давность своего владения спорным имуществом, а равно на то обстоятельство, что на ее попечении находятся дети умершей третьей сестры.
Обсудив дело, Судебная палата нашла, что ни упомянутое прошение, поданное в суд от неграмотной ответчицы, ни слова ее, записанные в протоколе суда, не могут быть сочтены сознательным признанием прав противной стороны. Соотнесение тех заявлений ответчицы с ее объяснением на апелляционную жалобу убедило Палату в том, что ответчица не понимала смысла упомянутого прошения и не отдавала себе ясного отчета о значении слов, сказанных ею суду. А.Л. Боровиковский так комментирует приведенный случай, обращаясь к судье: "Вот эта баба говорит слова, из которых, пожалуй, можно выудить "признание"; но в сущности она просто болтает, явно не понимая смысла своих слов. Не лови ее на бессознательном слове, а расспроси, растолкуй; если убедишься, что она действительно сознает свою неправду и действительно желает, чтобы дело было решено в пользу ее противника, - тогда спокойно так и решай: это - признание, это - состязательность. Если же, по совести, убедишься, что было не признание, а одна лишь бабья болтовня, и что когда "тяжущейся" объяснили нелепость ее слов, она пришла в ужас и от них отрекается, - закрой законы о признании: они отнюдь не желают, чтобы эта баба была изловлена на глупом слове и из-за этого лишилась хлеба насущного. Ты не исполнишь закон, а оскорбишь его"*(30).
Говоря о состязательном начале, необходимо отметить, что судопроизводству известны как состязательность в чистом виде, так и смешанная состязательность.
В соответствии с началом чистой состязательности спорящие стороны сами должны стремиться к тому, чтобы выяснить ту правду, за которую они спорят. Для этого они должны представить суду все имеющиеся у них данные, которые суд как беспристрастный посредник должен разобрать и оценить по своему убеждению, не вмешиваясь в автономию сторон и не дозволяя себе основывать свое решение на каких бы то ни было данных, не исходящих от сторон.
При смешанной состязательности обязанность по доказыванию лежит на сторонах, но допускается и активность суда в установлении фактических обстоятельств дела. Однако в этом случае суд действует не в качестве самостоятельного исследователя, а в роли помощника и советника сторон*(31).
В УГС была закреплена смешанная состязательность, что подтверждается рядом статей, согласно которым: - истец должен доказать свой иск. Ответчик, возражающий против требований истца, обязан со своей стороны доказать свои возражения (ст. 366); - суд ни в коем случае не собирает сам доказательства и справки, а основывает решения исключительно на доказательствах, представленных сторонами (ст. 367); - суд вправе требовать объяснений от стороны, выражающейся неясно и неопределенно (ст. 335); - суд вправе предлагать сторонам вопросы для полного разъяснения дела (ст. 361); - суд вправе назначать по своему усмотрению осмотр на месте или экспертизу (ст. 507, 515). - суд обязан облегчить сторонам собирание доказательств, для чего выдает им свидетельства на получение справок или документов из судебных и правительственных установлений (ст. 452-455).
В соответствии со ст. 368 "когда по выслушании сторон суд найдет, что по некоторым из приведенных ими обстоятельств, существенных для решения дела, не представлено доказательств, то объявляет об этом сторонам и назначает срок для разъяснения вышеуказанных обстоятельств".
В рассуждениях к этой статье говорится, что очень часто стороны не обращают должного внимания на существенные обстоятельства дела, от которых зависит его разрешение, а стараются доказать обстоятельства посторонние, вовсе не касающиеся спорного вопроса.
Нередко случается, что дело, пройдя все судебные инстанции, рассматривается уже в Правительствующем Сенате, а между тем оказывается, что его разрешить невозможно, потому что существенные обстоятельства остались неразъясненными. В таких ситуациях единственный исход заключается в возвращении дела в первую инстанцию.
Очевидно, что подобный порядок, влекущий за собой излишнюю трату денег и времени, весьма неудобен. Для устранения недоразумений в УГС была включена ст. 368. Содержащееся в ней правило, появление которого вызвано практикой, нельзя считать нарушением состязательного начала, так как суд не указывает сторонам на доказательства и не собирает сам доказательств, а только определяет обстоятельства, по которым должны быть представлены самими сторонами те материалы, которые у них имеются*(32).
Введение состязательного начала расценивалось многими как "капитальное приобретение гражданского судопроизводства"*(33).
В юридической литературе в то же время высказывались сомнения относительно того, что утверждение состязательного начала в том виде, в котором оно закреплено в Уставе гражданского судопроизводства, будет способствовать достижению действительной материальной истины в деле.
По словам Е.А. Нефедьева, мнение о том, что стороны лучше, чем кто-либо, будут выяснять обстоятельства дела, далеко не всегда оправдывается в жизни, и прежде всего потому, что для выяснения дела нужны познания в юриспруденции, так как для этого необходимо прежде всего уметь правильно и точно построить исковые требования или возражения. Без этого сторона не сможет выиграть дело, а суд - выяснить обстоятельства последнего. Столь же важно уметь подтвердить правильно построенные притязания или возражения соответствующими доказательствами, а также объяснить значение для дела представленных фактов. В ином случае соответствие решения действительной истине (материальной истине) будет делом случая: сторона, при всем стремлении выяснить дело, может не быть в состоянии этого сделать вследствие неумения вести процесс. Так, сторона может или неправильно построить притязание, или, построив верно, не подтвердить его достаточными доказательствами.
Итак, с одной стороны, решение вопроса о существовании права не может быть поставлено в полную зависимость от умения сторон вести дело, с другой - добывание фактов, подтверждающих право, не следует предоставлять исключительно суду: деятельность последнего в этом отношении должна до некоторой степени основываться на воле сторон. Таким образом, нет твердых оснований для того, чтобы определить, в каком соотношении желательно присутствие в процессе начал состязательного и официального. Гармоничное сочетание их может быть найдено только опытным путем. Вследствие этого для законодателя вопрос о строгом проведении состязательного начала есть вопрос законодательной политики.
Ввиду этого в одних странах была расширена свобода деятельности суда при выяснении обстоятельств дела, в других законодательно введено обязательное участие в делах опытных юристов. Последнее, по мнению Е.А. Нефедьева, наиболее правильно. А поскольку в российском судопроизводстве не установлено обязательное ведение дел через адвокатов, постольку и выяснение истины в деле является в значительной мере делом случая*(34).
А.Л. Боровиковский также отмечал, что применение ст. 368 УГС почти всегда достигает цели, если в деле участвуют адвокаты. Но в "делах мужичьих" это мудрое и справедливое правило, вообще весьма благодетельное, обращается в пустую формальность, только затягивающую производство дела*(35).
Анализируя изменения Устава относительно проявления принципа состязательности, А.Х Гольмстен обращал внимание на то, что эти изменения, "рассматриваемые с точки зрения теоретической, заключаются в ясной и категоричной формулировке положений, основанных на состязательном начале гражданского процесса, положений, лежащих, однако, в духе Свода"*(36).
Состязание сторон состоит в заявлениях сторон и опровержении одной стороной доводов и доказательств другой. Такое состязание может проводиться в письменной или устной форме.
Дореформенный гражданский процесс был построен на начале письменности. Словесные объяснения сторон совершенно не допускались, количество подаваемых сторонами состязательных бумаг не было ограничено. Сторонами подавалось иногда до 30 и более бумаг с каждой стороны. Каждая поданная в суд бумага передавалась противоположной стороне, которая, в свою очередь, вправе была дать ответ на полученную бумагу. В результате такого обмена состязательными бумагами рассмотрение дела затягивалось на многие годы, а то и десятилетия.
Письменный процесс, как правило, находится в неразрывной связи с канцелярской тайной и формальной теорией доказательств, что отмечалось составителями Уставов в качестве существенных недостатков судопроизводства.
Положительной чертой письменной формы состязания сторон в литературе называлось ее большее, по сравнению с формой словесной, удобство для сторон и суда.
Преимущество письменной формы для сторон выражается в том, что состязательные бумаги составляются ими заблаговременно, с учетом всех обстоятельств дела, приведением всех доводов в пользу своего требования, опровержением заявления противоположной стороны.
Для суда письменная форма также имела положительные стороны: в представляемых бумагах обычно больше точности и определенности, чем в устных объяснениях сторон. Опираясь на документы, суд мог изучить дело более спокойно и глубоко, чем слушая выступления сторон.
Последствием закрепления в процессуальном законодательстве письменного начала является тот факт, что юридическое значение для суда получают лишь те заявления сторон, которые изложены в письменной форме.
В случае неясности того или иного вопроса, освещенного в представленных суду бумагах, последний не вправе обратиться за разъяснением к сторонам.
Начало устности, в свою очередь, также имеет положительные и отрицательные стороны.
Так, словесное объяснение сторонами спорного дела позволяет суду путем постановки вопросов быстрее выяснить его сущность.
Устная форма процесса неразрывно связана с началом публичности, гласности процесса.
Началу устности соответствует и начало непосредственности судопроизводства, согласно которому суд получает сведения об обстоятельствах дела непосредственно от спорящих сторон.
Однако в устной форме состязания сторон существуют и отрицательные моменты. Во-первых, выступления сторон могут быть путаными, не всегда обдуманными, полно и ясно изложенными, во-вторых, суд может что-то неправильно понять либо не расслышать, не обратить должного внимания на какое-либо заявление или довод сторон или вовсе пропустить его.
Последствием закрепления устного начала в судопроизводстве является то, что юридическое значение для суда имеют лишь объяснения сторон, изложенные в устной форме.
В мотивах к Уставу гражданского судопроизводства было приведено мнение французского ученого Бросари о значении устной и письменной форм процесса. Он отмечал, что новейшие законодательства стремятся к тому, чтобы упростить суд, сделать его гласным и заменить письменный процесс словесным. Но высшее развитие устного процесса было только в древности, теперь оно стало бы отрицанием правосудия.
И действительно, в древности судопроизводство являлось словесным в полном смысле слова: споры решались на улицах и площадях, и не только дела гражданские или уголовные, касающиеся частных лиц, но и дела государственные. В эпоху высшего развития слова оно господствовало над толпою и решало судьбы народов.
Наступила другая эпоха, появилась письменность и поколебала силу слова, а потом взяла верх над ним и повернула правосудие в другую сторону. Из одной крайности правосудие переместилось в другую, что и послужило причиной возникновения бессознательной враждебности народных масс по отношению к письменности.
Наука, проливая свет на дело, ослабила эту неприязнь; и письмо, и слово расставила по местам и придала следующее значение письменной инструкции в гражданском состязательном процессе: в обыкновенном порядке, которым должны производиться дела по общему правилу, письменная инструкция обязательна как коренное основание судебной защиты и должна всегда предшествовать словесному состязанию; в сокращенном порядке, составляющем изъятие из общего правила, она не обязательна и назначается в таком только случае, когда словесное состязание укажет на необходимость письменной разработки дела*(37).
Е.В. Васьковский обращал внимание на существование пяти процессуальных систем, в которых действуют принципы устности и письменности как в чистом виде, так и в различных сочетаниях.
В Уставе гражданского судопроизводства получила закрепление система, придающая устной и письменной формам состязания сторон одинаковое значение*(38).
Начало устности было выражено в ст. 13 УГС, согласно которой при всех действиях судебных установлений по производству гражданских дел допускается представление сторонами словесных объяснений.
В соответствии со ст. 339 Устава решения суда основываются на документах и других письменных актах, представленных сторонами, а равно на доводах, изложенных при изустном состязании.
Чтобы избавиться от недостатка дореформенного гражданского процесса - возможности сторон подавать в суд неограниченное количество взаимных объяснений, Устав дополнили правилом, в соответствии с которым число подаваемых сторонами бумаг ограничивалось четырьмя - по две с каждой стороны (ст. 312). Среди них были названы: исковое прошение, ответ, возражение и опровержение, т.е. речь шла только о состязательных бумагах.
Под действие этого правила не подпадали "частные прошения вообще, прошения об отводах, о встречном иске, о дополнительных требованиях, об обеспечении иска и т.п. Число подобных бумаг, не принадлежащих к состязательным и необязательных в письменной инструкции дела, зависит от свойства дела, от условий, в коих находится спорный предмет, и вообще от случая, и потому не может быть ограничено законом".
При окончательном обсуждении Устава было определено, что подача четырех состязательных бумаг составляет право, а не обязанность сторон, и потому каждой стороне нельзя не дать возможность отказаться от представления возражения или опровержения, если она считает это излишним и находит для себя достаточным одно словесное объяснение на суде*(39).
Необходимо отметить, что в Уставе гражданского судопроизводства существовали нормы, в которых преимущество отдавалось, например, началу устности.
Производство у мировых судей осуществлялось полностью в устной форме. Исковая просьба могла подаваться мировому судье как в письменной, так и словесной форме.
В основу сокращенного производства также было положено устное начало.
Однако суд, убедившись при производстве дела в том, что оно по сложности своей не может быть разрешено словесным порядком, допускал представление сторонами по одному письменному объяснению (ст. 362 УГС).
В других случаях приоритет отдавался письменному началу.
Например, производство гражданских дел в кассационной инстанции имело письменный характер, так как в просьбе о кассации или о пересмотре решения должно было быть означено, что именно проситель почитает незаконным и подлежащим отмене и по каким основаниям (ст. 798 УГС).
При рассмотрении дела в Сенате лицо, подавшее соответствующую просьбу, могло давать словесные объяснения, но они не имели самостоятельного значения, поскольку только подтверждали правильность перечисленных в кассационной жалобе доводов. Приводить новые доводы в словесных объяснениях не разрешалось (ст. 798, 802-804 УГС).
За исключением указанных случаев в Уставе гражданского судопроизводства было проведено смешанное начало, т.е., как отмечалось, закрепление получили и начало устности, и начало письменности. Для суда были признаны обязательными объяснения сторон, изложенные как в письменной, так и в устной форме.
Смешанное начало, закрепленное в Уставе, послужило причиной беспокойства российской общественности*(40). В передовой статье "Московских ведомостей" от 15 апреля 1865 г. отмечалось: словесное делопроизводство - вот главная характерная черта новопроектированной формы суда, ее существеннейшее достоинство, обещающее обеспечить суд, чинимый судьями, а не канцеляриями, и, следовательно, освободить суд от его теперешнего приказного характера. Мы должны дорожить судом словесным. Будем ли мы довольны, если столь желаемый, столь нетерпеливо ожидаемый нами словесный суд на деле окажется таким же письменным судом, как теперешний, вызывающий столько горьких жалоб? А, к сожалению, это весьма возможно.
Решительно нет основания думать, что наше многописание само собою прекратится только потому, что будет введена новая форма. Всякая форма примет тот вид, какой захотят и сумеют придать ей исполнители, а наша новая форма очень податлива, и с письменностью может ужиться весьма удобно.
Наша новая форма предоставляет судьям полную возможность ввести и поддержать суд словесный, но только возможность, не более. Наряду с этой законной возможностью есть другая возможность, - положиться на бумагу и утвердить на письменной части производства всю силу судебного рассмотрения. По какой дороге пойдет судебное дело, как настроится основной тон его - это будет зависеть не только от желания, но и от умения тех людей, кому выпадет на долю почин новой деятельности*(41).
В неразрывной связи с началом устности гражданского процесса находится начало гласности.
Это начало было установлено в Уставе гражданского судопроизводства (УГС) в нескольких статьях, например, ст. 13, согласно которой при всех действиях судебных установлений по производству гражданских дел, за исключением случаев, положительно в законе указанных, допускается присутствие сторон и посторонних лиц, ст. 324, в соответствии с которой доклад дела и словесное состязание сторон происходит в открытом заседании суда, ст. 500 в силу которой проверка доказательств происходит в открытом заседании суда, и др.
В мотивах к ст. 13 Устава гражданского судопроизводства отмечалось: "С принятием правила о допущении личного присутствия тяжущихся при собрании и проверке доказательств признано полезным, в видах окончательного искоренения канцелярской тайны и незаконных стачек со свидетелями, дозволить присутствовать при исполнении сих действий и посторонним лицам.
Принятие сего правила имеет, между прочим, следующие полезные последствия: 1) ограничение пристрастия и произвола судьи, вследствие окончательного уничтожения в судах канцелярской тайны. Нельзя не согласиться с тем, что пристрастие судьи в особенности может быть опасно в тех случаях, когда он имеет возможность при секретном разъяснении дела скрыть самые обстоятельства оного и таким образом пристрастию дать вид законности; 2) побуждение судьи к основательному изучению тяжбы, подлежащей его изучению; 3) возможность посторонним лицам изучать практически ход дела и впоследствии быть полезными правительству*(42); 4) расширение власти, предоставляемой по уставу судебным местам, делает эту меру даже необходимой"*(43).
Под гласностью производства понимались: а) публичность процесса, б) гласность по отношению к сторонам*(44).
Публичность процесса выражалась в праве, предоставленном посторонним лицам (публике) присутствовать при рассмотрении дел в судах.
При подготовке проектов Судебных уставов по вопросу о гласности судопроизводства среди членов комиссии возникло разногласие. Зачинщиком спора стал гр. Панин. Тогда как все остальные считали, что гласное судопроизводство должно быть введено во всех судебных местах без изъятия, он один находил, что при том значении, которое имеет Правительствующий Сенат как высшее судебное правительственное учреждение в империи, было бы неудобно допустить там открытое судопроизводство, "в особенности, несколько неожиданно уточнил гр. Панин, по делам о преступлениях против верховной власти" (речь шла о гражданском судопроизводстве). По этому вопросу гр. Панина никто не поддержал и в общем собрании. Мнение его противников победило*(45).
Итак, публике открылся доступ в судебные учреждения.
Первые опыты гласного судопроизводства были не очень удачными.
Как отмечалось в "Московских ведомостях" по поводу присутствия публики на суде 21 августа, "много тут зависело от того, что помещение не было приспособлено для публичного суда, что ни для публики, ни даже для подсудимого не было назначено отдельного места. Подсудимый переходил туда и сюда, и нередко публика совсем окружала его. Вообще скоро по начатии суда публика перемешалась с лицами, действовавшими в суде. А когда это случилось, то трудно было восстановить порядок.
Надобно было бы совсем удалить публику из зала, но это едва ли было бы справедливо, так как намеренного нарушения порядка с ее стороны не было, а напротив была заметна внимательность к делу суда.
Итак, нет повода обвинять кого-либо в хаосе, бывшем на суде 21 августа. Но, тем не менее, хаос был, и желательно, чтобы подобная профанация публичного суда не повторялась более"*(46).
Реализация публичного начала судопроизводства выявила необходимость урегулировать порядок допуска публики в суд.
11 октября 1865 г. Государственный Совет в целях изменения и дополнения статей Свода законов, касающихся судопроизводства и делопроизводства в судебных местах, принял специальные Правила. Первый их раздел содержал правила по уголовному судопроизводству, второй - по гражданскому судопроизводству*(47).
В соответствии со ст. 95 Правил от 11 октября 1865 г. при докладе дела могут находиться и лица посторонние в том количестве, в каком позволяет помещение присутствия, за исключением случаев, указанных в Уставе гражданского судопроизводства.
На основании ст. 15 и 95 указанных Правил Министерством юстиции были приняты Правила о порядке допущения посторонних лиц к присутствию при докладе в судебных местах гражданских и уголовных дел*(48).
Циркуляром министра юстиции обер-прокурорам Правительствующего Сената было поручено определить число лиц, которое может быть допущено к присутствию при докладе дел*(49).
Устав гражданского судопроизводства допускал исключения из общего начала публичности. Так, разбирательство дела происходило на закрытом судебном заседании, т.е. без допуска публики, в следующих случаях: - когда публичный разбор дела мог быть предосудительным для религии, общественного порядка или нравственности (ст. 325 УГС); - если об этом просили обе стороны и суд счел эту просьбу заслуживающей внимания (ст. 326 УГС); - когда рассматривались дела о содержании внебрачных детей (ст. 3251 п. 1 УГС); - когда рассматривались дела о таких привилегиях на изобретения, которые не подлежат опубликованию, а должны сохраняться в тайне (ст. 3251 п. 2 УГС); - когда рассматривались дела о восстановлении совместного жительства супругов, о содержании мужем отдельно живущей жены (ст. 13455 УГС); - об узаконении детей (ст. 14605 УГС);
Во всех этих случаях решение объявлялось публично.
К производству дела при закрытых дверях должны были допускаться по три лица по желанию и избранию каждой стороны.
О допущении этих лиц не было сказано ни в одной конкретной статье УГС, но "Сенат справедливо решил на основании Устава гражданского судопроизводства и соображая содержание ст. 622 Устава уголовного судопроизводства, что если в уголовном судопроизводстве в подобных случаях допускаются такие свидетели, то тем более их следует допускать в гражданском суде"*(50).
Публичность судопроизводства выражалась также и в праве печатать и сами решения суда, и сведения обо всем происходящем на публичных судебных заседаниях.
В соответствии со ст. 62 Основных положений преобразования судебной части от 29 сентября 1862 г. "каждое окончательное решение, состоявшееся публично, может быть напечатано как самим судом, так и частными лицами и обсуждаемо сими последними в юридических журналах с сохранением к суду и его членам должного уважения. Преследование нарушений сего правила возлагается на обязанность прокуроров судебных мест, чем, впрочем, не отнимается у частных лиц право приносить куда следует жалобы на сделанное им оскорбление".
В статье "Публикование судебных решений", посвященной применению ст. 62 Основных положений преобразования судебной части от 29 сентября 1862 г., были высказаны следующие соображения: 1) право печатать и обсуждать окончательные судебные решения, предоставляемое частным лицам, должно быть ограничено юридическими изданиями (журналами, газетами, сборниками) и теми, которым будет разрешено открыть для этой же цели постоянный отдел хроники; 2) право печатать окончательные судебные решения без их критической оценки должно быть предоставлено всем учено-литературным периодическим изданиям; 3) право печатать и обсуждать окончательные судебные решения надо распространить на решения мировых судей и мировых съездов; 4) не допускать опубликования обстоятельств дела прежде его решения; 5) ответственность за статьи, оскорбительные для судов и их членов, но не подписанные автором, следует определять на основании общих постановлений о злоупотреблении печатным словом; 6) опубликование решений, состоявшихся при закрытых дверях, допускать не иначе, как каждый раз с особого на то разрешения*(51).
Практически все перечисленные предложения получили свое законодательное закрепление (см., напр., ст. 161, 165 Устава судебных установлений).
Гласность по отношению к сторонам процесса выражалось в том, что стороны получили право присутствовать при совершении судом всех процессуальных действий во время производства дела: - при допросе свидетелей (ст. 385 УГС); - при проверке доказательств (ст. 500 УГС); - совершении всех иных проверочных действий вне заседания (ст. 390, 414, 501 и др. УГС); - обозревать в канцелярии суда все делопроизводство по своим делам; - получать копии решения, всех объявлений и распоряжений суда (ст. 715 УГС).
Единственным исключением из начала гласности в отношении сторон являлось совещание судей в совещательной комнате, куда никто из посторонних не мог быть допущен (ст. 693 УГС).
По вопросу тайны совещания судей небезынтересной представляется позиция А.Л. Боровиковского, который писал: "Я бы счел желательной даже гласность совещания судей - чтобы дело обсуждалось ими тут же, в зале заседаний, в присутствии всех желающих слушать (разумеется, слушать молча). Говорят, тайна совещания ограждает свободу мнений судей. Да у судей вовсе нет и не должно быть такой "свободы" мнений, для проявления которой нужно удаляться в особую комнату"*(52).
Оценивая значение проведенного в Уставе гражданского судопроизводства начала публичности и гласности, необходимо отметить тот факт, что большинство современников считали это начало едва ли не "единственным обеспечением правильного суда, которого мы можем искать в России. Там, где нет образованного сословия судей, где правительственный контроль невозможен по самому свойству судебных учреждений, там остается одна надежда на контроль общественный... Общественное мнение, как бы оно ни было незрело и ничтожно, всегда представляет нравственную силу, которая должна поднять и уровень судей. В гласности судопроизводства мы полагаем главное значение настоящего преобразования"*(53).
Одно из основных начал гражданского судопроизводства было закреплено сначала в ст. 11 Основных положений гражданского судопроизводства, а затем в ст. 11 Устава гражданского судопроизводства, в соответствии с которыми гражданские дела подлежат разрешению по существу в двух только судебных инстанциях, и именно в окружном суде и судебной палате.
Вызвавшие принятие этого постулата причины состояли в том, что в дореформенный период существовало значительное число (от 6 до 13) судебных инстанций, через которые проходило каждое дело.
Закрепление в Уставе гражданского судопроизводства двух инстанций, рассматривающих дело по существу, "очевидно полезно: если установление одного ревизионного суда составляет необходимое условие всякого правильного судоустройства, принятое ныне почти во всех европейских державах, то допущение двух или трех ревизионных судов не только бесполезно, но, можно сказать, даже вредно.
Право стороны обжаловать решение суда должно иметь свои пределы.
Если же допустить существование второго ревизионного суда, то нет правильного основания возражать против третьего и т.д. Между тем само существование нескольких инстанций ревизионных судов имеет вообще последствием неполноту дела в нижестоящих судах: так как стороны, ожидая рассмотрения дела в судах вышестоящих инстанций, не только не заботятся о надлежащем его объяснении в суде первой степени и о пополнении его всеми доказательствами, но, напротив того, изыскивают все возможные средства, чтобы скрыть сначала от противоположной стороны и от самого суда некоторые из доказательств для того только, чтобы неожиданным их представлением в суде вышестоящей инстанции дать иной оборот делу, если первоначально представленные доказательства будут признаны недостаточными.
Поэтому признано необходимым одним решительным правилом уничтожить это зло, т.е. производство дела в шести судебных инстанциях, которое было непреодолимым препятствием к ускорению хода дел, и принять точкой исхода общее начало, освященное вековыми опытами многих и почти всех просвещенных государств, а именно: начало производства дел в двух судебных инстанциях"*(54).
Необходимо отметить, что существовала и третья судебная инстанция - Правительствующий Сенат, целью деятельности которой была проверка дел в кассационном порядке.
Строгое соблюдение указанного основного положения было обеспечено отделением судебной власти от власти исполнительной и законодательной, что исключало возможность какого-либо участия соответствующих органов власти в отправлении правосудия и полную отмену каких-либо жалоб на постановления Правительствующего Сената.
С положением о рассмотрении гражданского дела по существу только в двух судебных инстанциях тесно связано и другое важное положение, касающееся порядка обжалования судебных решений.
Составители Устава гражданского судопроизводства отмечали, что хотя решение суда и составляет конечную цель судопроизводства, но оно не должно считаться выражением непреложной истины: судья порой ошибается; ошибка его может стать следствием существенных затруднений, возникающих из спора сторон, неопределенности или недостаточности представленных сторонами доказательств, неправильного участия сторон в инструкции дела, ошибочного понимания закона, его неясности.
Наконец, нельзя умолчать и о злонамеренности, которая при правильном устройстве суда возможна только как исключение, но тем не менее не исключена, и потому должна быть предусмотрена. Отсюда вытекает необходимость существования права обжалования решения в целом или в частях для исправления его или уничтожения.
Способы обжалования весьма различны. К существенным основаниям правильного производства необходимо отнести следующие формы обжалования судебных решений: 1) апелляцию - для полной ревизии дела, вынесения нового решения или исправления прежнего (ст. 745-777 УГС); 2) кассацию - для уничтожения решения по случаю нарушения или неправильного применения закона (п. 1 ст. 792 УГС); 3) производство о пересмотре решения, или, правильнее, о восстановлении прав и сроков, в случае ошибки в определении обстоятельств дела или подлога, учиненного одной из сторон (п. 2 ст. 792 УГС); 4) производство по жалобам на неправильные действия или подлог, учиненный лицами, к судебному ведомству принадлежащими (ст. 1331-1336 УГС).
Условия, при которых должны совершаться эти обжалования решений, требуют учреждения двух степеней общего суда и, кроме того, одного верховного или кассационного суда для направления всех судебных мест к правильному и по возможности единообразному применению закона*(55).
В теории гражданского процессуального права в зависимости от основания классификации выделялись следующие способы обжалования: а) обыкновенные и особенные (чрезвычайные). Обыкновенные направлены на изменение решения как с фактической, так и с правовой стороны. Результатом такого обжалования является новое рассмотрение дела и, как следствие, полная или частичная отмена обжалованного решения и вынесение вместо отмененных частей нового решения. К такому обжалованию относились апелляция и отзыв на заочное решение. Чрезвычайные способы обжалования могли быть использованы лишь тогда, когда были исчерпаны возможности обратиться к обыкновенным способам (например, кассация); б) деволютивные и недеволютивные. При деволютивном способе обжалования жалоба приносится вышестоящему суду, который и рассматривает ее, а при недеволютивном - дело по жалобе не переносится в вышестоящий суд, а рассматривается в том же суде, который принял обжалованное решение. В Уставе гражданского судопроизводства был закреплен только один недеволютивный способ обжалования - отзыв на заочное решение; в) суспенсивные и несуспенсивные. Подача жалобы при обжаловании первого рода приостанавливает исполнение решения. Принесение жалобы во втором случае не останавливает исполнение решения. К несуспенсивным способам обжалования относятся все особенные (чрезвычайные) способы обжалования, так как. в этом случае жалоба подается на вступившее в законную силу решение суда, которое может приводиться в исполнение*(56).
Основным обыкновенным, деволютивным, суспенсивным способом обжалования по Уставу гражданского судопроизводства была апелляция. Сущность апелляционного обжалования заключалась в том, что вышестоящий суд проверял решение суда первой инстанции путем вторичного рассмотрения дела по существу.
Институт апелляции был известен и российскому дореформенному законодательству. Более того, дореформенный процесс не знал никакого другого способа исправления судебного решения, кроме пересмотра в порядке апелляции.
Следует отметить, что существовали также жалобы, приносимые на высочайшее имя, но и они представляли собой лишь особый вид апелляционного обжалования, поскольку поводами для отмены обжалованного решения были те же обстоятельства, которые служили основанием для пересмотра дела апелляционным судом.
Идея апелляции не была новой для гражданского судопроизводства, однако, составители Устава гражданского судопроизводства ввели в апелляционное производство целый ряд изменений и усовершенствований.
При составлении Основных положений гражданского судопроизводства обсуждались два вопроса.
Во-первых, следует ли ограничивать право апелляционного обжалования ценою иска (до Свода законов право апелляции было ограничено 25 руб. ассигнациями, в 1832 г. эта сумма увеличилась до 30 руб. серебром)?
Во-вторых, следует ли устанавливать общее правило, согласно которому окружные суды рассматривают все дела в качестве суда первой инстанции, а судебные палаты - только в апелляционном порядке? Решения, принятые судебными палатами, являются окончательными и не могут быть обжалованы в Правительствующий Сенат. Предлагалось принять за правило, что в зависимости от цены иска ряд дел рассматривается по первой инстанции окружными судами и в апелляционном порядке судебными палатами, а другие дела рассматриваются в качестве суда первой инстанции судебной палатой и в апелляционном порядке разрешаются окончательно Правительствующим Сенатом.
При обсуждении первого вопроса большинством членов комиссии было признано, что "безусловное право апелляции тяжущегося на решение суда первой степени составляет необходимое последствие несовершенства человеческого суда, что всякое его ограничение не только нецелесообразно, но и несправедливо", а "храм правосудия должен быть одинаково открыт и для богатого, и для бедного, и что все тяжущиеся должны без различия звания и состояния пользоваться судом одинаково справедливым и беспристрастным"*(57).
Следствием изложенного заключения было принятие ст. 743 УГС, согласно которой на всякое решение окружного суда по существу дела тяжущиеся имеют право принести апелляционную жалобу.
При рассмотрении второго вопроса было признано необходимым, чтобы все спорные дела, изъятые из ведомства мировых судей, начинались в судах окружных (ст. 202 УГС) и чтобы на все решения окружных судов допускалась апелляция в судебные палаты, которые должны решать дела окончательно (ст. 772 УГС).
В качестве мотивов отмечались различия в сущности, целях рассмотрения дел в суде первой инстанции и в суде апелляционной инстанции, необходимость распределения труда между судами, "достигаемого лишь установлением двух степеней суда, из коих суд первой степени будет исключительно занят первоначальным производством дел, а суд второй степени пересмотром решений по апелляции тяжущихся. В этом разделении труда заключается не одно удобство только для самих судебных мест, а, напротив, весьма важное и существенное облегчение для тяжущихся в собрании и представлении суду первой степени всех доказательств".
Изложенное правило должно было иметь и важные практические последствия, заключающиеся в уничтожении затруднений, связанных с определением цены иска, а также в том, что прошения о пересмотре и о кассации решений будут допускаемы только на решения палат; в связи с этим чрезвычайно облегчится деятельность кассационного суда, и надзор его за единообразным применением закона будет более действенным.
С другой стороны, отмечали составители Устава, гражданские дела уже вовсе не будут поступать в судебные департаменты Сената, которые должны будут быть преобразованы в кассационный суд. Такое решение вопроса послужит еще большему возвышению Сената, ибо если кроме него был бы учрежден еще верховный кассационный суд, то очевидно, что Сенат поступил бы в разряд низших судебных инстанций*(58).
Существенно изменен был в Уставе гражданского судопроизводства (по сравнению со Сводом законов) порядок возбуждения апелляционного производства.
По Своду законов 1857 г. "обряд" апелляционного переноса дела состоял в объявлении неудовольствия на решение, а затем в подаче апелляционной жалобы (ст. 503, 513 ч. 11 т. Х Свода законов).
После подписания неудовольствия на решение суда судебное место выдавало стороне апелляционное свидетельство (ст. 507 Свода законов), затем отсылало дело в соответствующую инстанцию вышестоящего суда, где дело хранилось нераспечатанным до подачи апелляционной жалобы или истечения срока на ее подачу (ст. 511 Свода законов).
Для объявления неудовольствия устанавливался недельный срок (ст. 505 Свода законов). Для подачи апелляционной жалобы - годовой, а если сторона находилась за границей, то срок на подачу апелляционной жалобы исчислялся двумя годами (ст. 513 Свода законов).
Если сторона желала приостановить исполнение решения, то сроки для подачи апелляции были более сжатыми и равнялись одному или четырем месяцам (ст. 515-517 Свода законов).
Признав такой порядок сложным и неудобным, составители Устава гражданского судопроизводства решили отменить объявление неудовольствия на решение суда и принять следующие правила: 1) апелляционная жалоба подается в тот же суд, на решение которого она приносится; 2) для подачи апелляционной жалобы устанавливается четырехмесячный срок со дня объявления решения, а при сокращенном порядке - месячный.
В виде общего правила было установлено, что до истечения срока на подачу апелляционной жалобы решение суда первой инстанции не подлежит исполнению (ст. 736, 892 УГС).
Вместе с тем Устав гражданского судопроизводства предусмотрел случай, когда решение могло быть исполнено и до истечения срока на апелляционное обжалование: если по особым обстоятельствам дела от замедления в исполнении решения может последовать значительный ущерб для тяжущегося, в пользу которого решение последовало, или само исполнение может оказаться невозможным (п. 4 ст. 737 УГС). В таком случае от стороны, просившей о предварительном исполнении решения, требовалось внести надлежащее обеспечение на случай изменения палатой решения (ст. 738 УГС).
В Уставе гражданского судопроизводства были сохранены прежние правила апелляционного производства, согласно которым в апелляционной жалобе запрещалось предъявлять требования, которые не были предъявлены в окружном суде (ст. 526 Свода законов - ст. 747 УГС), но допускалось представлять новые доказательства.
Относительно представления новых доказательств в Устав гражданского судопроизводства были внесены существенные изменения. Если по Своду Законов допускалось представление только новых письменных доказательств, то по Уставу гражданского судопроизводства никаких ограничений в представлении доказательств не было предусмотрено, вследствие чего палата могла исследовать любые доказательства, как уже представленные окружному суду, так и новые*(59).
Еще одним существенным отличием от дореформенного апелляционного производства было установление в Уставе гражданского производства обязанности для апелляционного суда решить дело окончательно, лишив его права возвращать дело в суд первой инстанции для нового рассмотрения и разрешения.
Данное правило не было полностью реализовано на практике, поскольку в тех случаях, когда в суде первой инстанции допускались существенные нарушения основных начал судопроизводства, при которых вынесенное решение нельзя было признать судебным, соблюдение указанного порядка вело бы к нарушению принципа рассмотрения гражданских дел в двух судебных инстанциях.
По этой причине Правительствующий Сенат вынужден был допускать отступления от этого правила, установив в ряде своих определений, что в подобных случаях вторая инстанция вправе ограничиться отменой решения и направить дело в первую инстанцию для нового рассмотрения*(60).
Е.А. Борисова,
кандидат юрид. наук,
доцент кафедры гражданского процесса
юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
М.В.Ломоносова
"Законодательство", N 2, 3, февраль, март, 2005 г.