О диссертациях по гражданскому праву

О ДИССЕРТАЦИЯХ ПО ГРАЖДАНСКОМУ ПРАВУ

Е. А. СУХАНОВ

Суханов Е. А., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права юридического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, главный редактор журнала "Вестник гражданского права".

В последние несколько лет цивилистику буквально захлестнул поток диссертаций: по самым скромным подсчетам, по специальности 12.00.03 ежемесячно появляется от 30 до 50 авторефератов, а ежегодное количество защит по ней давно перевалило за 500. Такое бурное развитие гражданско-правовой науки можно было бы только приветствовать, если бы не удручающе низкий уровень подавляющего большинства таких "исследований". Едва ли не правилом стало вынесение соискателями ученых степеней на защиту таких общих положений, которые без труда можно отыскать в любом приличном учебнике гражданского права, а иногда - и непосредственно в гражданском законе. Уже никого не волнует, что по одной и той же проблематике на протяжении года-двух защищается несколько диссертаций, в том числе и с дублирующими друг друга выводами. В стране неожиданно обнаружилось две-три "школы цивилистической мысли", от нескольких "лидеров" которых чуть ли не ежемесячно десятками исходят новоиспеченные "ученые", защищавшиеся в одних и тех же советах с одними и теми же оппонентами. Особенно тревожно, что этот процесс затронул докторские диссертации, авторы которых после успешной защиты начинают "воспроизводить" и соответствующих кандидатов наук. Экспертный совет ВАКа, где цивилистическими диссертациями фактически занимается не более трех-четырех экспертов, физически не в состоянии "переварить" этот вал. Очевидна насущная необходимость формирования общественного мнения профессионального сообщества, которое стало бы жестким заслоном на пути подобного развития. В противном случае расширенное воспроизводство такого рода диссертаций неизбежно и весьма скоро приведет к тому, что именно они станут определять "планку" научных исследований, а затем - уровень обучения и подготовки юристов. В связи с этим редколлегия журнала "Вестник гражданского права" считает целесообразным открытие постоянной специальной рубрики, посвященной оценке диссертационных работ по гражданскому праву и смежным с ним областям (специальность 12.00.03). При этом авторы данной рубрики вполне отдают себе отчет в том, какую бурю страстей способны вызвать их публикации. Однако дальнейшее бездействие в данном деле грозит такими последствиями для цивилистики, перед которыми, несомненно, должны отступить соображения личного комфорта. Для того чтобы читатель имел возможность объективной оценки представляемых в этой рубрике работ, в ней будут полностью воспроизводиться все положения, выносимые их авторами на защиту, а также сведения об организациях, где они выполнены и защищены, и оппонирующих специалистах. В этом номере публикуются такие данные о двух докторских диссертациях по гражданскому праву, взятые из их авторефератов, а также критические отзывы на них. Автор последних одновременно обязуется приложить все возможные усилия для продолжения рубрики, поскольку фактический материал для нее (в виде авторефератов диссертаций) в большом количестве поступает на его рабочий стол практически еженедельно и без каких-либо перерывов на каникулы, праздники, отпуска и т. п.

ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ КООПЕРАТИВОВ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ

М. М. КАПУРА

Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.03 - "Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право". Диссертация выполнена на кафедре гражданско-правовых дисциплин Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний. Научный консультант - доктор юридических наук, профессор Рыбаков Вячеслав Александрович. Официальные оппоненты: доктор юридических наук, профессор Богданов Евгений Владимирович; доктор юридических наук, профессор Дойников Игорь Валентинович; доктор юридических наук, профессор Черноморец Альберт Евгеньевич. Ведущая организация - Самарский государственный университет. Защита состоялась 20 апреля 2006 г. на заседании диссертационного совета Д 207.001.02 при Всероссийской государственной налоговой академии.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Правовая природа собственности кооперативов раскрывается исходя из методологического подхода, согласно которому собственность рассматривается как целостная категория. Последняя представляет собой единство закономерно существующих и взаимосвязанных частей (составляющих): типа, формы и вида собственности. 2. Тип собственности квалифицируется как высшее подразделение в систематике собственности, характеризующее уровень (степень) обобществления средств производства, а также тип присвоения. Их два: обобществленный (общественный) и индивидуальный (необобществленный). В первом случае присвоение вещей осуществляется обществом в целом или определенной группой лиц, в частности, коллективом членов кооператива; во втором случае - отдельным индивидуальным лицом. Собственность кооператива относится к обобществленному (общественному) типу собственности. 3. Типы собственности конкретизируются и проявляются в формах собственности, где уровень (степень) обобществления приобретает конкретную форму реальных отношений государственной, муниципальной, коллективной (корпоративной) или частной (личной) собственности. Форма собственности типична. В то же время тип собственности не может существовать без какой-либо формы собственности. Тип собственности предопределяет в формах собственности их правовую природу и характер присвоения, а стало быть, особенности механизма возникновения (приобретения), осуществления и прекращения права собственности. 4. Форма собственности выступает как среднее звено в систематике собственности, связывающее тип собственности с видом собственности. Формы собственности являются экономико-правовой категорией. С одной стороны, в соотношении с типом собственности формы собственности имеют экономический аспект, раскрывающий соответствующий уровень обобществления средств производства и характер присвоения. С другой стороны, формы собственности являются правовой категорией. Они закреплены конституционным и гражданским законодательствами. Формы права собственности ассоциируются с правом государственной собственности, муниципальной собственности, коллективной (корпоративной) собственности, относящиеся (так в тексте. - Е. С.) к обобществленному типу собственности. Форма права частной собственности относится к индивидуальному типу собственности. Собственность кооператива является коллективной (корпоративной) формой собственности и не может быть отнесена к частной (индивидуальной). В каждой форме собственности существует свой правовой климат, определяющий особенности возникновения, осуществления и прекращения права собственности, а также круг его объектов и их правовой режим. 5. Формы собственности подразделяются на виды, связанные с конкретными имущественно обособленными субъектами гражданского права. В соотношении с формами собственности следует различать разновидности государственной собственности: 1) собственность Российской Федерации; 2) собственность субъектов Российской Федерации. Видами муниципальной собственности является (так в тексте. - Е. С.) собственность различных муниципальных образований. Коллективная (корпоративной) собственность (так в тексте. - Е. С.) выступает в виде собственности: 1) кооперативов; 2) хозяйственных обществ и товариществ; 3) общественных организаций; 4) религиозных организаций. Видами собственности кооперативов являются собственность (так в тексте. - Е. С.) производственных и потребительских кооперативов. В свою очередь, указанные виды могут иметь разновидности, например, собственность сельскохозяйственных производственных и потребительских кооперативов, собственность потребительских обществ, собственность жилищных кооперативов и т. п. 6. Имущественная обособленность кооперативов осуществляется в рамках коллективной (корпоративной) формы права собственности, непосредственно влияющей на их правосубъектность, характер осуществления имущественных полномочий, основания возникновения и прекращения права собственности, определенную дифференциацию объектов права собственности кооперативов, включая их гражданско-правовой режим. 7. Коллективная (корпоративной) собственность кооператива (так в тексте. - Е. С.) - это собственность одного субъекта, коллектива равноправных членов-пайщиков кооператива. По своей природе кооператив - это коллектив, объединяющий лиц, занятых решением конкретной задачи в форме коллективной деятельности (так в тексте. - Е. С.) в рамках корпоративных отношений. Корпоративный характер коллективной формы собственности предопределяется корпоративными отношениями в кооперативах, построенными на принципе членства. 8. Удовлетворяя свой интерес коллективно, члены кооператива презюмируют, что интерес каждого из них и результат деятельности в целом могут не совпадать, поскольку коллективный интерес и результат коллективной деятельности образуются через сочетание (так в тексте. - Е. С.) интересов общества и индивида. Таким образом, частный интерес членов кооператива реализуется в соответствии с коллективным интересом и через коллективный интерес. Вот почему право собственности кооператива - это право коллектива членов-пайщиков кооператива непосредственно владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом в пределах достижения (так в тексте. - Е. С.) производственных, социально-культурных и иных целей, удовлетворения материальных и нематериальных потребностей его членов. 9. Разделение кооперативных организационно-правовых форм на коммерческие и некоммерческие является одной из неудачных новелл современного российского гражданского законодательства. Правовое положение потребительских и производственных кооперативов имеет общие признаки в организационной структуре, имущественной обособленности, правах участников-пайщиков в отношении имущества кооперативов и иных признаках (так в тексте. - Е. С.) юридического лица. Единственным существенным отличием потребительского кооператива от производственного выступает цели (так в тексте. - Е. С.) их деятельности, что с точки зрения общей теории гражданского права и учения о юридических лицах недостаточно для рассмотрения производственного и потребительского кооперативов в качестве двух самостоятельных организационно-правовых форм юридического лица. Вот почему целесообразно выделить в третью самостоятельную организационно-правовую форму КООПЕРАТИВНЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ ЛИЦА (выделено авт. - Е. С.). 10. Объектом права собственности кооперативов могут быть любые вещи, не изъятые из гражданского оборота. Особый правовой режим имеют создаваемые кооперативами фонды, являющиеся имущественными комплексами и обладающие всеми признаками данного объекта гражданских прав. В потребительских кооперативах все фонды должны признаваться неделимыми, поскольку аккумулируемое в них имущество не может быть распределено между пайщиками. 11. Коллективная (корпоративная) форма собственности кооперативов не отрицает возможности участия в создании кооперативов юридических лиц и публично-правовых образований, которые также могут иметь схожие с физическими лицами коллективные интересы (так в тексте. - Е. С.) либо предоставлять коллективные интересы физических лиц. В этой связи следует законодательно разрешить создание юридическими лицами, муниципальными образованиями, государственными образованиями (субъектами Российской Федерации) и Российской Федерацией как производственных, так и потребительских кооперативов. 12. Анализ особенностей волеизъявления органов управления в различных видах кооперативов позволяет сделать вывод, что коллективная (корпоративной) форма собственности (так в тексте. - Е. С.), посредством которой происходит присвоение имущества в целях удовлетворения коллективных интересов, предопределяет существенные отличия в правомочиях пользования и распоряжения имуществом кооператива. Данное обстоятельство предопределяет необходимость закрепления в законодательстве системы участия во всех кооперативах по формуле "один пай - один голос". 13. Установление различного правового режима наследования паев в производственных и потребительских кооперативах не имеет фактических оснований вследствие единства коллективной (корпоративной) формы собственности, на основе которой происходит присвоение имущества производственными и потребительскими кооперативами. Следует установить единый порядок наследования паев в данных видах кооператива. 14. В целях дальнейшего развития и поддержки кооперации, в равной степени пригодной для осуществления как предпринимательской, так и некоммерческой деятельности, следует упорядочить действующее законодательство о производственных и потребительских кооперативах путем принятия единого закона с рабочим названием "О кооперации", приведя его в соответствие с Гражданским кодексом Российской Федерации. 15. Вносятся предложения по совершенствованию правового регулирования отношений собственности кооперативов, а также изменения в ряде нормативно-правовых актов (так в тексте. - Е. С.) с целью повышения эффективности правового регулирования указанных отношений.

ОТЗЫВ об автореферате диссертации Капуры М. М. "Право собственности кооперативов: проблемы теории и практики", представленной на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.03 - "Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право"

Избранная автором тема исследования давно и достаточно успешно изучается в отечественной цивилистической науке. Вопреки утверждениям автора об отсутствии "системных исследований в этой области" (с. 4 автореферата) они тем не менее имеются (см., например, коллективную работу "Кооперативное право" / Под ред. А. А. Собчака, В. Ф. Яковлевой и Н. Д. Егорова. СПбГУ, 1992, которая, несмотря на свой формально-учебный характер, фактически является коллективной монографией), в том числе и подготовленные после вступления в силу нового Гражданского кодекса. Разумеется, работ, посвященных правовому статусу кооперативов, гораздо меньше, чем аналогичных работ, посвященных акционерным обществам, но это объясняется вполне очевидными причинами - реальная экономическая роль кооперативов (безусловно, имеющих свою "экономическую нишу") несопоставима с ролью хозяйственных обществ. Кстати, в автореферате отсутствуют какие-либо статистические и (или) иные данные, подтверждающие эту роль или необходимость ее усиления (например, в сфере сельскохозяйственного производства). Таким образом, даже при наличии известных недостатков и пробелов в законодательном регулировании этой сферы (всегда имеющихся в любой области гражданско-правового регулирования) можно признать недостаточной обоснованность актуальности темы, избранной автором для подготовки докторской диссертации. Главное, однако, заключается в оценке новизны, обоснованности и достоверности научных положений и выводов, выносимых автором на защиту и составляющих существо проведенного им исследования. С этой точки зрения автореферат производит удручающее впечатление, ибо действительно новым можно назвать лишь один вывод автора (положение N 11), хотя его обоснованность крайне сомнительна (см. далее). Так, выносимые автором на защиту первые четыре положения "методологического порядка" о понятии и соотношении типов, форм и видов собственности, во-первых, имеют не гражданско-правовой, а политэкономический характер, т. е. выходят за рамки специальности 12.00.03, а во-вторых, никак не могут считаться новыми: о понятии и соотношении типов, видов и форм собственности и права собственности еще в середине 80-х гг. прошлого века писал, например, проф. СПбГУ Н. Д. Егоров (в своей докторской диссертации, а также в своих главах тогдашнего учебника гражданского права, в ряде специальных статей и работ - см., например: Егоров Н. Д. Гражданско-правовое регулирование экономических отношений. ЛГУ, 1986. С. 54 - 57; была у него и специальная статья по этому вопросу). Попутно следует заметить, что эти положения можно обнаружить в большинстве учебных и других работ по политэкономии социализма 70 - 80-х гг. прошлого века, а также и в ряде гражданско-правовых работ, посвященных анализу права собственности <1>. О том, что формы собственности являются экономико-правовым понятием, поскольку закреплены в Конституции РФ и в ГК РФ, можно прочесть во многих учебниках гражданского права, в частности, в шести изданиях учебника гражданского права СПбГУ (6-е изд. Т. 1. М., 2002. С. 412, автор глав во всех изданиях - академик Ю. К. Толстой). Надо обладать большой научной смелостью, чтобы выносить эти давно известные положения на защиту в качестве новых и собственных (обоснованных автором диссертации). -------------------------------- <1> Автору небесполезно будет знать, что первоначальное авторство деления собственности на типы, виды и формы принадлежит И. В. Сталину (Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1953. С. 39 - 51), хотя эти идеи высказывались еще в начале 20-х гг., в частности, А. Г. Гойхбаргом, прямо заявившим при подготовке и принятии ГК 1922 г., что деление на формы и виды собственности неизвестно буржуазным кодексам, но будет теперь присуще советскому праву. Из этого можно видеть не только "генезис" этих идей, но и их принципиальную неприемлемость для современного правопорядка, где такое деление должно утратить по крайней мере гражданско-правовое значение.

Кстати, и вывод о том, что собственность кооперативов является коллективной, а не индивидуальной формой собственности, тоже можно прочесть в цитированной выше коллективной работе "Кооперативное право" на с. 88 (соответствующая глава написана Н. Д. Егоровым). Критика разделения кооперативов на производственные и потребительские и ее аргументация в виде сходства их правового положения (положение N 9) также не раз звучала в юридической печати (Т. Е. Абова и др.) и никак не может обладать какими-либо признаками новизны, тем более обоснованной автором работы. Даже и содержащийся в положении N 7 вывод о том, что кооператив - это коллектив и что он основан на корпоративных отношениях, построенных на началах членства, может представляться новым лишь автору реферата и, возможно, его научному консультанту. Это заблуждение быстро развеивается при ознакомлении с любым учебником гражданского права или комментарием к ГК. Более того, составляющий положение N 10 вывод автора о том, что объектом права собственности кооператива могут быть любые вещи, не изъятые из гражданского оборота, он сам без труда обнаружит как в п. 1 ст. 213 ГК и в ст. 9 Закона о производственных кооперативах, так и в любом комментарии к ГК и в любом учебнике гражданского права. Это же относится ко второму содержащемуся там же выводу автора о том, что создаваемые в кооперативах фонды имеют "особый правовой режим". Хотелось бы знать, какой именно вклад внес автор реферата в обоснование этих давно известных любому приличному студенту положений? Другое дело, что М. М. Капура предлагает ввести в научный оборот новую категорию - "правовой климат" (с. 9 автореферата, последний абзац положения N 4), который, по его мнению, "существует в каждой форме собственности" и даже определяет правовой режим объектов права собственности. К сожалению (а скорее - к счастью), автор далее не раскрывает это понятие и его соотношение с известными категориями (например, с тем же правовым режимом). В результате эта новелла, бесспорно принадлежащая автору рассматриваемой работы, не получает обоснования и развития. В автореферате имеются и другие новшества такого рода. Так, в положении N 5 "видами муниципальной собственности" объявлена "собственность различных муниципальных образований". При этом остается непонятным, идет ли речь о том, что собственность каждого муниципального образования представляет собой один из таких видов или, возможно, подвидов (тогда их будет несколько десятков тысяч, причем каждый со своим "правовым климатом"), либо эта собственность составляет единый "вид", но почему о ней говорится во множественном числе? Вывод о том, что "видами собственности кооперативов являются собственность производственных и потребительских кооперативов" (последний абзац положения N 5), с одной стороны, настолько очевиден, что смотрится, мягко говоря, несолидно для докторской диссертации, а с другой стороны, явно противоречит положению N 9 на с. 10, где деление кооперативов на производственные и потребительские подвергается автором критике. Если установленный для них "правовой климат" принципиально одинаков, то где же основания для выделения этих двух "видов кооперативной собственности"? И какой вид этой собственности формирует предлагаемая автором тут же "организационно-правовая форма кооперативные юридические лица"? Что касается собственно юридических (гражданско-правовых) выводов автора, вынесенных им на защиту, то и они вызывают не меньшее недоумение. Каким образом "коллектив членов-пайщиков" получает "право непосредственно владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом" (положение N 8 на с. 10)? В период проведения общих собраний? А как он реализует это право, например, при заключении и исполнении каких-либо сделок по приобретению или отчуждению имущества? И это при том, что такого субъекта, как "коллектив", не знает ни гражданское законодательство, ни законодательство о кооперативах. С позиций гражданского права (да и просто здравого смысла) "коллективу" вряд ли удастся "непосредственно" владеть и тем более распоряжаться чем-либо. Во всяком случае предваряющие данный вывод глубокомысленные рассуждения автора о том, что, "удовлетворяя свой интерес коллективно, члены кооператива резюмируют, что интерес каждого из них и результат деятельности в целом могут не совпадать", ни юридически, ни фактически ничего не объясняют и не доказывают. Почему автор считает, что "все фонды в потребительских кооперативах должны признаваться неделимыми, поскольку аккумулируемое в них имущество не может быть разделено между пайщиками" (последнее предложение в положении N 10 на с. 11)? Разве, например, член жилищного или гаражного кооператива, выходя из него (до момента полной уплаты паевого взноса, т. е. не став собственником соответствующего имущества), не вправе потребовать возврата соответствующей части пая (ср. ст. 125, п. 1 ст. 130 и ст. 132 ЖК)? Значит, по крайней мере паевой фонд потребительского кооператива делим? В положении N 12 автор утверждает, что "коллективная (корпоративная) форма собственности, посредством которой происходит присвоение имущества в целях удовлетворения коллективных интересов" (правда, ранее, в положении N 8, он связывает эту форму с "сочетанием интересов общества и индивида", т. е. коллективного и частного интереса, но на это противоречие, очевидно, не следует обращать внимание), "предопределяет необходимость закрепления в законодательстве системы участия во всех кооперативах по формуле "один пай - один голос". Во-первых, эту "систему участия" и ее объяснение можно увидеть даже в дореволюционных учебниках гражданского права, в связи с чем это опять-таки никак не может составлять научной заслуги автора. Во-вторых, следуя логике автора, "коллективной (корпоративной) формой собственности" является и собственность хозяйственных обществ и товариществ, где названная "система участия" не работает. Значит, объясняется она не самой по себе "коллективной формой собственности", а особенностью организации кооперативов, т. е., по существу, - сама через себя? Едва ли не единственным безусловно новым (наряду с выводом о существовании "правового климата") является вывод автора о необходимости разрешить создание производственных и потребительских кооперативов публично-правовым образованиям (РФ, ее субъектам и муниципальным образованиям) (положение N 11 на с. 11). Такое использование артельной (кооперативной) формы организации хозяйственной деятельности действительно еще никому не приходило в голову. Непонятно, правда, зачем России и Татарстану или, например, Владимирской области и московскому муниципальному образованию "Раменки" совместно создавать потребительский кооператив и каким образом они будут в нем удовлетворять свои коллективные и частные (а тем более - публичные) интересы? Будет ли в таком кооперативе хоть один гражданин, принимающий личное трудовое участие в его деятельности? Но в любом случае очевидно, что даже такого экстравагантного положения, вынесенного автором на защиту, явно недостаточно для квалификации представленной им работы в качестве докторской диссертации, отвечающей установленным требованиям. С учетом изложенного выше можно сделать вывод о том, что, судя по содержанию автореферата и положений, вынесенных автором на защиту, ему ни в коей мере не удалось обосновать и разрешить какую-либо важную научную задачу. Более того, можно констатировать, что указанные положения в основном представляют собой набор давно известных, иногда просто тривиальных (а во многом и устаревших) "истин", к выдвижению и обоснованию которых автор имеет лишь то отношение, что в очередной раз воспроизвел их в своей работе. Поэтому подавляющее большинство названных положений не обладают новизной, а два новых (о "правовом климате" и о кооперативах, созданных публично-правовыми образованиями) - необходимой научной обоснованностью и достоверностью. В связи с этим отсутствуют и какие-либо основания для присуждения М. М. Капуре ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.03. Нельзя при этом не обратить внимания на то, что это - уже не первая и, к сожалению, не последняя докторская диссертация подобного уровня, подготовленная в Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний и защищаемая в диссертационном совете Всероссийской государственной налоговой академии. При всем искреннем уважении к весьма важным публично-правовым функциям, выполняемым как Федеральной службой исполнения наказаний, так и налоговыми органами Министерства финансов, несколько странно видеть эти учреждения в роли едва ли не главной "кузницы кадров" наивысшей научной квалификации в области гражданского права. С этим можно было бы согласиться при условии обеспечения должного уровня предлагаемых к защите по специальности 12.00.03 докторских диссертаций. Однако этого пока не происходит, в связи с чем ВАКу, очевидно, целесообразно обратить свое внимание на данное обстоятельство.

17 апреля 2006 г.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОСТАВОВ, КВАЛИФИКАЦИИ И ПРАВОВЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ СДЕЛОК (КОМПЛЕКСНЫЙ АНАЛИЗ)

А. А. КИСЕЛЕВ

Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.03 - "Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право". Диссертация выполнена на кафедре гражданского права и процесса Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний. Официальные оппоненты: Доктор юридических наук, профессор Меркулов В. В.; Доктор юридических наук, профессор Хохлов В. А.; Доктор юридических наук, профессор Цыбуленко З. И. Ведущая организация - Российская академия государственной службы. Защита состоялась 25 мая 2006 г. на заседании диссертационного совета Д 207.001.02 при Всероссийской государственной налоговой академии.

Основные положения, вынесенные на защиту:

1. Недействительная сделка является юридическим фактом, поскольку данная сделка приводит к наступлению определенных юридических последствий (установленных законом для недействительных сделок). Понятие недействительности относится к юридическим последствиям сделки, на которые была направлена воля сторон сделки, а не к сделке - юридическому факту. Под недействительной сделкой следует понимать сделку, не влекущую за собой юридические последствия, на которые была направлена воля сторон. 2. Необходимо четко разграничивать на законодательном уровне недействительные и несостоявшиеся сделки. В качестве критерия разграничения сделок на недействительные и несостоявшиеся выступает их общая способность порождать гражданско-правовые последствия: если недействительная сделка может влечь за собой такие последствия (хотя бы и специальные, установленные законом для недействительных сделок), наступления которых ее субъекты не желают, то несостоявшаяся - нет. С практической точки зрения это означает, что рассматриваемые разновидности сделок должны подчиняться различному гражданско-правовому регулированию и к несостоявшимся сделкам не могут применяться положения о недействительности сделок. Данные отношения должны регулироваться нормами института неосновательного обогащения. 3. Указание в ст. 449 ГК РФ на нарушение правил торгов в качестве основания для признания сделки оспоримой не исключает возможности как признания торгов недействительными по другим основаниям (не связанным с соблюдением процедуры проведения торгов), так и отнесения сделок, заключаемых по результатам торгов, к ничтожным либо оспоримым в зависимости от конкретных оснований. Если сделка, заключенная по результатам торгов, признается недействительной по основаниям, которые возникли до проведения торгов (например, продажа на торгах имущества, изъятого из оборота), и эти основания свидетельствуют о ничтожности сделки, то такая сделка не может признаваться оспоримой только потому, что ее заключению предшествовали торги. Указанные сделки необходимо признавать ничтожными, поскольку выставление имущества на торги не должно изменять квалификацию сделки и превращать ее из ничтожной в оспоримую. 4. Нормы статьи 177 ГК РФ целесообразно применять к сделкам юридических лиц, от имени которых действовало лицо, не способное понимать значение своих действий или руководить ими. Юридические лица всегда заключают сделки посредством граждан, имеющих соответствующие полномочия на заключение сделок от имени юридического лица. Любой гражданин, в том числе и действующий от имени юридического лица, может оказаться в таком состоянии, в котором он не может понимать значение своих действий или руководить ими, поэтому неправильно было бы ограничительно толковать положения статьи 177 ГК РФ, применяя ее только к сделкам граждан, действующих от своего имени. Данную статью следует применять также к сделкам, совершенным гражданами, действующими от имени других (физических или юридических) лиц. 5. Статья 179 ГК РФ в части сделок, заключенных под влиянием злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, должна применяться также в отношении сделок, заключаемых органами юридических лиц. Орган юридического лица может вступить с представителем другой стороны в злонамеренное соглашение, приведшее к убыточной для юридического лица сделке. В подобных случаях нет оснований лишать юридических лиц такого средства защиты, как признание этих сделок недействительными на основании статьи 179 ГК РФ. В противном случае юридические лица будут поставлены в неравное положение с другими участниками гражданского оборота, что приведет к нарушению основополагающего принципа равенства участников гражданских правоотношений. 6. Для коммерческих организаций тяжелыми обстоятельствами при совершении сделок должны являться только обстоятельства непреодолимой силы. Иные обстоятельства не могут считаться тяжелыми для коммерческих организаций, поскольку в силу предпринимательского характера их деятельности они должны в полном объеме нести риск наступления этих обстоятельств. 7. Необходимо признавать сделки, совершенные юридическими лицами без лицензии, ничтожными и законодательно закрепить данное положение. Требование осуществлять лицензируемые виды деятельности только на основании лицензии установлено законом, и сделки, совершенные в нарушение этого требования, должны признаваться не оспоримыми, как это следует из ст. 173 ГК РФ, а ничтожными. 8. Имеет практическую значимость определение конкретного круга законов, составляющих "основы правопорядка" в соответствии со ст. 169 ГК РФ. Следует законодательно закрепить условия применения неправового понятия "нравственность". Несоответствие сделки нравственным критериям не всегда должно являться основанием для признания ее ничтожной и к тому же влекущей, помимо недействительности, переход имущества в доход Российской Федерации. Чтобы исключить возможность различного толкования указанной нормы, на законодательном уровне следует закрепить условия применения неправового понятия "нравственность". 9. Реституция является петиторным средством защиты, требующим судебного установления прав стороны недействительной сделки на истребуемое в ее пользу имущество. 10. Целесообразно применение к отношениям сторон недействительной сделки норм о защите права собственности, поскольку нормы о недействительности сделок не содержат полноценного механизма учета интересов сторон при осуществлении реституции. 11. Дано теоретическое обоснование оптимальности судебной практики, учитывающей момент добросовестности лица, приобретшего имущество от неуправомоченного отчуждателя, и не допускающей применения реституции там, где невозможна виндикация. 12. Иск собственника к третьему лицу, получившему вещь по недействительной сделке, следует квалифицировать как виндикационный на основании того, что истец требует возвратить имущество непосредственно ему как собственнику, а не приводить стороны недействительной сделки в первоначальное положение. 13. Необходимо законодательно предусмотреть возможность применения санкции ст. 169 ГК РФ к третьим лицам - тем, кто, не относясь к числу контрагентов недействительной сделки, оказывается в юридической связи с ними. 14. Предложения по изменению и дополнению гражданского законодательства, регулирующего отношения в области недействительности сделок.

ОТЗЫВ об автореферате диссертации Киселева А. А. на тему: "Теоретические и практические проблемы составов, квалификации и правовых последствий недействительных сделок (комплексный анализ)", представленной на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.03 - "Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право"

Проблемы правового режима сделок традиционно привлекают внимание отечественных ученых-правоведов, в целом достаточно тщательно исследовавших этот институт гражданского права. Ежегодно появляются десятки статей, диссертаций и монографических исследований данной проблематики (например, монографии Шестаковой Н. Д. "Недействительность сделок". СПб., 2001; Матвеева И. В. "Правовая природа недействительных сделок". М., 2002; Гутникова О. В. "Недействительные сделки в гражданском праве: Теория и практика оспаривания". М., 2003; Егорова Ю. П. "Правовой режим сделок как средств индивидуального регулирования". Новосибирск, 2004, которые почему-то даже не упоминаются в рецензируемой работе). Если добавить названные работы к тем, которые автор счел нужным упомянуть в своем автореферате, то становится ясным, что обоснование актуальности и новизны работы о недействительности сделок является непростой задачей. Во всяком случае, весьма неубедительно звучат слова А. А. Киселева о том, что "вопросам недействительности сделок не было уделено должного внимания" и "большинство из существующих работ значительно устарели, так как были опубликованы на основе ранее действовавшего гражданского законодательства" (с. 4 - 5 автореферата). Какие же новые научные положения доказал и обосновал соискатель? Прежде всего следует отметить, что из вынесенных на защиту 14 положений по крайней мере два (N 13 и 14) являются предложениями по совершенствованию законодательства, а большинство остальных (N 3, 4, 5, 7, 8, 10, 11) содержат рекомендации по практическому применению тех или иных норм права, а не научные положения. Что же касается нескольких имеющихся научных положений, то их обоснованность и новизна также вызывают большие сомнения. В первом положении автор утверждает, что недействительная сделка является юридическим фактом, поскольку приводит к наступлению определенных юридических последствий, установленных законом для недействительных сделок (с. 8). Но, во-первых, об этом прямо говорит сам закон (п. 1 ст. 167 ГК) и это можно прочесть в любом учебнике гражданского права и в комментарии к ГК. Во-вторых, очень сомнителен вывод автора о том, что недействительность относится не к сделке, а к ее последствиям, в связи с чем "под недействительной сделкой следует понимать сделку, не влекущую за собой юридические последствия, на которые была направлена воля сторон" (или, иначе говоря, влекущую совсем не тот результат, которого желали стороны сделки). Дело в том, что в цивилистике общепризнанно, что конститутивным признаком сделки как юридического факта является именно направленность воли ее субъектов на достижение соответствующих юридических последствий, и этот подход прямо закреплен в ст. 153 ГК. Если же небесспорный вывод автора о том, что "из природы юридического факта не следует, что он порождает именно те последствия, на которые направлена воля действующего лица" (с. 14 автореферата), распространить на сделку как волевой акт, то ее невозможно будет разграничить с юридическим поступком, как невозможным станет и объяснение права на "исцеление" сделки даже при несоответствии ее последствий воле сторон (например, п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172, п. 2 и 3 ст. 165 ГК). В целом же попытка автора провести различие между сделкой как юридическим фактом и сделкой как правоотношением, во-первых, никак не является новой, ибо в различных вариантах уже имела место в ряде работ других исследователей (в частности, М. И. Брагинского и В. В. Витрянского). Во-вторых, такой подход не решает проблемы квалификации недействительной сделки, ибо по сути представляет собой давно известную и критикуемую в науке процедуру "лингвистического переформулирования", т. е. устранения реального теоретического затруднения с помощью изменения соответствующей терминологии. Кстати, подобная методология оказывает автору медвежью услугу: несостоявшиеся сделки он признает специальной разновидностью сделок, подвергаемых особому гражданско-правовому регулированию (с. 9), тогда как в действительности незаключенные сделки являются юридически несуществующими, т. е. вообще не относятся к категории сделок. Второе положение (о необходимости различия недействительных и несостоявшихся, т. е. незаключенных сделок) (с. 8 - 9 автореферата) нельзя признать новым хотя бы потому, что впервые этот вывод был сделан еще Р. О. Халфиной в 1954 г. в книге "Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве" и с тех пор давно стал общепризнанным (о чем свидетельствуют многочисленные упоминания о нем в общей литературе по гражданскому праву - см., например: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный). 3-е изд. / Отв. ред. О. Н. Садиков. М., 2005. С. 472). Предлагаемое же автором законодательное закрепление этого различия, во-первых, выглядит крайне абстрактно (ибо он не указывает, как именно это следует сделать); во-вторых, не может быть отнесено к научным положениям; в-третьих, безосновательно по существу, ибо смешение недействительных и незаключенных сделок уже давно не составляет никакой проблемы для сколько-нибудь квалифицированных юристов. Других положений, содержащих чисто научные выводы, среди вынесенных автором на защиту положений не обнаруживается. Вряд ли к ним можно отнести положения, сводящиеся к рекомендациям по закреплению или (чаще) применению тех или иных норм. Так, в положении N 8 (с. 11) автор предлагает "законодательно закрепить условия применения неправового понятия "нравственность". Но, во-первых, это предложение также крайне абстрактно, ибо никаких конкретных условий автор не предлагает; во-вторых, он, видимо, не осознает, что это давно известное "каучуковое понятие" (подобно "публичному порядку", "доброй совести", "добрым нравам" и т. п.) само является критерием (масштабом оценки) правомерности определенного поведения субъектов гражданского права и применения соответствующих правовых норм. Непонятен, кстати, смысл содержащегося здесь же утверждения о том, что "имеет практическую ценность определение конкретного круга законов, составляющих основы правопорядка", - какое же научное положение при этом отстаивает автор? Это же относится и к положению N 11 (с. 11) о "теоретическом обосновании оптимальности судебной практики", применяющей известные со времен римского частного (или, по крайней мере, германского пандектного) права ограничения реституции (п. 1 ст. 302 ГК) и исключающей конкуренцию реституции и виндикации (что было сделано еще в известном Постановлении Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П). Что здесь нового и что "научно обосновал" автор этого положения - необходимость строгого и точного соблюдения действующего закона? При этом в предыдущем положении (N 10 на с. 11) автор настаивает на "целесообразности применения к отношениям сторон недействительной сделки норм о защите права собственности", т. е. допускает сочетание виндикации и реституции, что противоречит положению N 11. Где же истина? Напротив, вывод в положении N 3 (с. 9) о том, что нарушение правил торгов (т. е. их процедуры, установленной законом) не исключает их признания недействительными по другим основаниям, не связанным с соблюдением процедуры, а также и признания недействительными сделок, заключенных по результатам торгов, хотя и бесспорно правилен, но совершенно очевиден. Ведь он сводится к тому, что наличие одного из оснований признания сделки недействительной не исключает применения к ней в соответствующих ситуациях и других возможных оснований, и тем более - их применения к другим сделкам. Такой вывод, во-первых, тривиален; во-вторых, также никак не может считаться новым. Это же можно сказать и о положениях N 4 и N 5 (с. 9 - 10) о целесообразности применения к сделкам юридических лиц норм ст. 177 и 179 ГК, тем более что такие выводы довольно давно сделаны в учебной литературе (см.: Гражданское право. Том I. Общая часть. Учебник. 3-е изд. / Отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2004. С. 500, 505 (автор соответствующей главы - В. С. Ем), в предыдущем издании данного учебника 1998 г. см. об этом том 1, с. 372), а потому также не отличаются необходимой новизной. Оставшиеся без прямой критики немногочисленные положения, вынесенные на защиту, даже в своей совокупности также не могут свидетельствовать о наличии в работе обоснованного автором нового решения важной научной задачи. Изложенное свидетельствует о том, что представленные в автореферате А. А. Киселева положения, выдвинутые им на защиту, не отвечают требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям. Ни чего-либо принципиально нового, ни убедительно обоснованного автором они не содержат и поэтому едва ли могут представить сколько-нибудь серьезный научный интерес, будучи одной из многочисленных интерпретаций действующего законодательства и давно известных в цивилистике теоретических положений. С сожалением приходится также констатировать, что докторская диссертация А. А. Киселева последовательно продолжает порочную линию на неквалифицированную подготовку и защиту специалистов высшей квалификации по гражданскому праву в малоподходящих для этого непрофильных вузах - Академии права и управления Федеральной службы исполнения наказаний и Всероссийской государственной налоговой академии, на что вновь следует обратить внимание ВАКа.

22 мая 2006 г.

Название документа