О фиктивном банкротстве

О ФИКТИВНОМ БАНКРОТСТВЕ

И. МИХАЛЕВ

Игорь Михалев, помощник директора Федеральной службы судебных приставов главного судебного пристава РФ, ответственный секретарь Научно-консультативного совета при Федеральной службе судебных приставов, кандидат юридических наук.

Избранный отечественным законодателем путь формирования института несостоятельности воспринял один из основных элементов выработанного мировой практикой традиционного понимания уголовно-правового банкротства - его обусловленность законодательством о несостоятельности. Гражданско-правовая модель поведения, основанная на законодательстве о несостоятельности, предопределяет основные свойства общественных отношений, составляющих объект криминального банкротства. В первоначальном варианте ст. 197 УК РФ (в редакции Федерального закона от 13.06.1996 N 63-ФЗ) основу конструкции фиктивного банкротства составляли положения, содержавшиеся в преамбуле Закона РФ от 19.11.1992 N 3929-1 "О несостоятельности (банкротстве) предприятий" (далее - Закон о несостоятельности 1992 г.). При этом под фиктивным банкротством понималось заведомо ложное объявление предприятием о своей несостоятельности с целью введения в заблуждение кредиторов для получения отсрочки и (или) рассрочки причитающихся кредиторам платежей или скидок с долгов. Характерно, что положения названного Закона воспроизводились в УК РФ без существенных изменений. Определяющим признаком объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ, являлось деяние, выражающееся в ложном объявлении о несостоятельности. Обусловленность содержания рассматриваемой уголовно-правовой нормы положениями законодательства о несостоятельности предполагала, что объективную сторону рассматриваемого деяния составляло только такое объявление о несостоятельности, которое было осуществлено в порядке, предусмотренном соответствующим законодательством. На момент принятия УК РФ официальное объявление о несостоятельности признавалось одной из составляющих внесудебной процедуры добровольной ликвидации должника. Согласно ст. 51 Закона о несостоятельности 1992 г. решения о добровольной ликвидации предприятия-должника и об официальном объявлении о несостоятельности принимались руководителем предприятия-должника совместно с кредиторами на основе анализа экономического состояния предприятия. Это правило позднее было подтверждено и в п. 2 ст. 65 Гражданского кодекса Российской Федерации. Обязательность участия кредиторов в процессе подготовки и принятия решения об объявлении несостоятельности означала, что такое деяние следовало рассматривать в качестве их совместного акта. Действия должника по объявлению несостоятельности без участия кредиторов не могли признаваться совершенными в установленном порядке. Соответственно, при таких условиях они не содержали признаков преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ. Выделение законодателем из существовавшего порядка объявления о несостоятельности только действия должника представлялось недостаточно обоснованным. Являясь одним из элементов его механизма, отдельно взятое действие должника не могло обладать большей общественной опасностью, чем, например, действия кредитора. Только сочетание действий названных субъектов позволяли достичь правовых последствий объявления о несостоятельности. Федеральный закон от 08.01.1998 N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о несостоятельности 1998 г.) многое изменил в регулировании отношений, связанных с несостоятельностью должника. Существенное значение имели изменения в формулировке понятия фиктивного банкротства. В соответствии со ст. 10 Закона о несостоятельности 1998 г. фиктивным банкротством признавалось заявление должника, поданное в арбитражный суд, при наличии у должника возможности удовлетворить требования кредиторов в полном объеме. То есть фиктивное банкротство не связывалось с добровольным объявлением должника о своей несостоятельности, и в этом усматривалось принципиальное противоречие уголовно-правовой формулировке фиктивного банкротства, сохранившей "объявление" в качестве ключевого признака объективной стороны. При этом в Законе о несостоятельности 1998 г. был сохранен институт внесудебного добровольного объявления должника о несостоятельности (глава XI). Сложившееся положение позволяло говорить о существовании двух не совпадающих по смыслу легальных определениях понятия "фиктивное банкротство". Каждое из действий, положенных в основу указанных трактовок, являлось самостоятельным: 1) объявление о несостоятельности - элемент внесудебной процедуры; 2) подача заявления - элемент судебной процедуры. Таким образом, речь шла о двух независимых действиях с различными условиями и порядком их совершения, а главное - влекущими различные юридические последствия. Формально юридическое разграничение в законодательстве о несостоятельности понятий "объявление о несостоятельности" и "подача заявления в арбитражный суд" делало недопустимым смешение этих понятий. Поэтому обращение должника в арбитражный суд с заявлением при наличии у него возможности удовлетворить требования кредиторов в полном объеме (т. е. фиктивное банкротство в смысле ст. 10 Закона о несостоятельности 1998 г.) не могло быть квалифицировано как уголовно наказуемое фиктивное банкротство. Поскольку ключевым и определяющим признаком преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ, признавалось именно объявление о несостоятельности, более логичным было бы попытаться уяснить смысл рассматриваемого деяния через призму юридической конструкции добровольного объявления о банкротстве должника, предусмотренного законодательством о несостоятельности. Основание, условия и порядок добровольного объявления о банкротстве должника устанавливались в главе XI Закона о несостоятельности 1998 г. При наличии признаков банкротства руководитель должника был вправе объявить о банкротстве должника и его ликвидации. Такое объявление могло быть сделано на основании решения собственника имущества должника - унитарного предприятия или органа, уполномоченного в соответствии с учредительными документами должника на принятие решения о ликвидации. При этом руководитель должника мог объявить о добровольном банкротстве должника и его ликвидации только при условии получения письменного согласия всех кредиторов должника. Отсутствие письменного согласия хотя бы одного из кредиторов означало, что добровольного объявления о банкротстве должника не состоялось. В этом случае действия лица, хотя и направленные на добровольное объявление о банкротстве должника, таковыми не становились в силу отсутствия всех необходимых элементов и, соответственно, не могли быть признаны достаточными для квалификации по ст. 197 УК РФ. Анализ диспозиции ст. 197 УК РФ показывает, что речь идет о таком "объявлении о несостоятельности", которое в дальнейшем позволило бы должнику получить отсрочку (рассрочку) причитающихся платежей, скидку с долгов или возможность не уплачивать долг вообще. Если следовать логике законодателя, именно в возможности получения указанных льгот (обманным путем) и должна была заключаться общественная опасность фиктивного банкротства. Подобный подход можно было бы признать оправданным, если бы установленный порядок объявления о несостоятельности действительно предусматривал названные преимущества. Но установленный Законом 1998 г. порядок добровольного объявления о несостоятельности не предполагал предоставление должнику ни отсрочки, ни рассрочки причитающихся кредиторам платежей, ни скидки с долгов, ни тем более освобождения его от обязанности уплатить долг. В соответствии со ст. 23 этого же Закона такие льготы могли быть предоставлены должнику только мировым соглашением, которое по смыслу действовавшего Закона признавалось процедурой банкротства, осуществляемой только в судебном порядке. Невозможность использования процедуры добровольного объявления о банкротстве должника для получения каких-либо благ (в том числе отсрочки (рассрочки) причитающихся платежей, скидки с долгов или освобождения от обязанности по уплате долга) априори исключала общественную опасность этого действия и, следовательно, ставила под сомнение обоснованность его криминализации. В 2002 г. был принят очередной закон о несостоятельности - Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о несостоятельности 2002 г.). В нем понятие "фиктивное банкротство" было сохранено, но содержание его несколько изменено. Из смысла п. 3 ст. 10 Закона 2002 г. следует, что под фиктивным банкротством понимается не только подача должником заявления в арбитражный суд при наличии у должника возможности удовлетворить требования кредиторов в полном объеме, но и непринятие должником мер по оспариванию необоснованных требований заявителя. Между тем данное изменение определения понятия "фиктивное банкротство" в законодательстве о несостоятельности ничуть не приблизило его к сути фиктивного банкротства, ответственность за которое предусматривалась уголовным законом. Подчеркнем, что ответственность за действия, признаваемые законодательством о несостоятельности фиктивным банкротством, устанавливалась исключительно гражданско-правовая (возмещение кредиторам убытков, причиненных возбуждением дела о банкротстве или необоснованным признанием требований кредиторов). Таким образом, сохранилось положение, при котором существовали две различные легальные трактовки понятия "фиктивное банкротство". Закон 2002 г. не сохранил процедуру добровольного объявления должника о несостоятельности. Вместе с тем в п. 2 ст. 65 ГК РФ еще некоторое время сохранялось положение, допускавшее возможность объявления должником о своей несостоятельности и о добровольной ликвидации. На практике это противоречие не вызвало сколько-нибудь серьезных затруднений и проблем. Согласно п. 3 ст. 65 ГК РФ основания признания (объявления) несостоятельности и порядок ликвидации юридического лица устанавливаются законом о несостоятельности, т. е. в этой части нормы закона о несостоятельности, являясь специальными по отношению к нормам ГК РФ, обладают приоритетом. Поэтому в самом общем виде указанное противоречие можно было охарактеризовать следующим образом: в ГК РФ декларировалась возможность добровольного объявления должником о своей несостоятельности, но при этом Законом о несостоятельности не предоставлялось должнику ни права на добровольную ликвидацию, ни реального механизма ликвидации в результате объявления о несостоятельности. Следовательно, сохранялось положение, при котором была исключена возможность использования должником процедуры добровольного объявления о несостоятельности для получения отсрочки (рассрочки) причитающихся платежей или скидки с долгов и т. п. Федеральным законом от 03.01.2006 N 6-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и Бюджетный кодекс Российской Федерации" <1> п. 2 ст. 65 ГК РФ был признан утратившим силу. С этого момента институт добровольного объявления о несостоятельности должника в отечественном законодательстве полностью прекратил свое существование (даже в декларативном виде). Законодателем был избран принципиально новый подход к решению вопроса о "вступлении" должника в несостоятельность и предусмотрен исключительно судебный порядок признания должника несостоятельным. Таким образом, с момента указанных нововведений юридическая конструкция ст. 197 УК РФ, использующая в качестве основного элемента (признака) объявление о несостоятельности, утратила смысл. Потребность пересмотра данной нормы стала еще более очевидной. -------------------------------- <1> СЗ РФ. 2006. N 2. Ст. 171.

Федеральным законом от 19.12.2005 N 161-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях" <2> внесены изменения в статьи УК РФ о преступлениях, сопряженных с банкротством. В прессе поспешили констатировать, что новый Закон уточнил "...состав правонарушений... в соответствии с терминологией, установленной Законом о банкротстве" <3>. Теперь в соответствии со ст. 197 УК РФ уголовно наказуемым признается такое фиктивное банкротство, которое представляет собой "заведомо ложное публичное объявление руководителем или учредителем (участником) юридического лица о несостоятельности данного юридического лица, а равно индивидуальным предпринимателем о своей несостоятельности, если это деяние причинило крупный ущерб". -------------------------------- <2> СЗ РФ. 2005. N 52 (ч. 1). Ст. 5574. <3> Проскурякова Ю. Банкроты получили срок. За незаконное воспрепятствование деятельности арбитражного управляющего введена уголовная ответственность // Российская бизнес-газета. 2005. 29 ноября. N 43. С. 3.

Некоторые изменения рассматриваемой нормы заслуживают положительной оценки. Так, устранены некоторые неточности в описании субъекта преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ. Таковыми теперь признаны индивидуальный предприниматель, руководитель юридического лица и учредитель (участник) юридического лица. Напомним, что ранее серьезные трудности в толковании вызывала прежняя редакция термина "собственник коммерческой организации", заимствованного из Закона о несостоятельности 1992 г. Это привносило в УК РФ неопределенность и противоречивость, основанные на неверном представлении о гражданско-правовом режиме имущества организации. Согласно ст. 213 ГК РФ, субъектом права собственности на имущество предприятия (имущественный комплекс) могло быть признано только само юридическое лицо (организация) <4>. Поэтому содержавшиеся в УК РФ признаки субъекта фиктивного банкротства, выраженные в указанном термине, исключали возможность существования субъекта преступления. Заметим, что ни в Законе о несостоятельности 1998 г., ни в Законе о несостоятельности 2002 г. указанная формулировка уже не употреблялась. Начиная с Закона о несостоятельности 1998 г., в отношении государственных и муниципальных предприятий законодателем стал применяться более точный, соответствующий юридической природе таких отношений термин "собственник имущества должника - унитарного предприятия". Кроме того, согласно Законам 1998 г. и 2002 г., несостоятельными могли быть признаны не только коммерческие, но и некоммерческие организации. Следовательно, признание субъектами преступлений руководителей только коммерческих организаций уже не отвечало действовавшим правилам. -------------------------------- <4> Исключение составляют государственные, муниципальные предприятия и учреждения, финансируемые собственником.

Это, пожалуй, все положительные стороны внесенных изменений. В остальном же вопросов не стало меньше. Например, не совсем понятно, чем руководствовался законодатель, сохранив в новой редакции ст. 197 УК РФ "объявление о несостоятельности" в качестве определяющего признака объективной стороны фиктивного банкротства. На момент принятия Федерального закона от 19.12.2005 N 161-ФЗ уже было очевидно, что законодательство о несостоятельности не допускает никакого объявления о нем, а несостоятельным должник может быть только признан (и только судом). Добавление в описание деяния признака публичности (объявление) наводит на мысль о том, что разработчики рассматриваемых изменений руководствовались правилами, существовавшими в период действия Закона о несостоятельности 1998 г. Именно этим Законом (ст. 182) на должника возлагалась обязанность добровольно объявлять о несостоятельности публично. Руководитель должника обязан был опубликовать соответствующее объявление в "Вестнике Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации" и официальном издании государственного органа по делам о банкротстве и финансовому оздоровлению с указанием срока для заявления требований кредиторов и возражений кредиторов против ликвидации должника. Несоблюдение данного требования означало, что добровольное объявление могло быть признано несостоявшимся. В Законе о несостоятельности 2002 г. сохранено правило, согласно которому должнику предоставляется право на обращение в арбитражный суд с заявлением о признании его несостоятельным (аналогичное правило содержалось в Законе 1998 г.). Наличие такого права у должника породило мнение о допустимости квалификации по признакам ст. 197 УК РФ не только собственно объявления должника о несостоятельности, но и обращения руководителя должника в суд с заявлением о признании должника несостоятельным. Так, Б. В. Волженкин считает, что объявление о несостоятельности "...может быть реализовано в заявлении о возбуждении производства по делу о несостоятельности (банкротстве), поданном в арбитражный суд..." <5>. По мнению О. Кузнецовой, Закон 1998 г. допускал "...две формы объявления о несостоятельности: добровольное объявление себя банкротом или подача в арбитражный суд заявления о признании банкротом" <6>. Представляется, что такой подход не согласуется ни с положениями Закона 1998 г., ни с правилами действующего Закона. -------------------------------- <5> Волженкин Б. В. Преступления в сфере экономической деятельности (экономические преступления). СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 293. <6> Кузнецова О. Эффективно или фиктивно? // ЭЖ-Юрист. 2004. N 5. С. 3.

Следует согласиться с утверждением П. С. Яни о том, что "...юридический термин употребляется в УК РФ в том значении, что и в законодательстве, устанавливающем защищаемые нормами уголовного права отношения (в банковской, налоговой, таможенной сферах), только в том случае, если УК РФ не определяет тот или иной термин по-своему" <7>. Подчеркнем, что уголовный закон ни прежде, воспроизводя в диспозиции ст. 197 УК РФ норму Закона 1992 г., ни в новой редакции данной статьи не предлагал своей трактовки понятия "объявление о несостоятельности". В то же время в законодательстве о несостоятельности не только содержалось определение такого понятия, но и достаточно подробно расписывались порядок и условия осуществления этой внесудебной процедуры. В отличие от добровольного объявления о несостоятельности должника обращение должника с заявлением в суд предполагает возбуждение производства в арбитражном суде, но сам по себе данный факт еще не означает, что должник непременно будет признан банкротом. В случае установления фиктивного банкротства арбитражный суд обязан вынести решение об отказе в признании должника несостоятельным. -------------------------------- <7> Яни П. С. Проблемы уголовной ответственности за экономические преступления // Законность. 2001. N 1. С. 6.

Как справедливо отмечает О. Кузнецова, "...фиктивное банкротство, как и любое другое фиктивное состояние, по форме должно соответствовать закону" <8>. Другими словами, субъектом уголовной ответственности пусть только для видимости, но все же должна быть соблюдена формальная сторона процедуры добровольного объявления должника о несостоятельности. Именно эти формальности и позволяли провести грань между добровольным объявлением должника о несостоятельности (признаком объективной стороны фиктивного банкротства) и обращением должника в суд с заявлением (действием, не указанным в диспозиции ст. 197 УК РФ). Совершенно очевидно, что с момента внесения в законодательство о несостоятельности изменений, упразднивших институт добровольного объявления должника о несостоятельности, перестала существовать и соответствующая форма. Следовательно, исключена всякая возможность соблюдения или использования несуществующей формы (хотя бы и для видимости). Это значит, что под серьезное сомнение ставится сама возможность выполнения каким-либо лицом объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 197 УК РФ. А если указанное действие не может быть совершено априори, то возникает вопрос: нужна ли рассматриваемая статья уголовного закона? -------------------------------- <8> Кузнецова О. Указ. соч. С. 3.

Необходимо отметить и еще один немаловажный аспект. Если допустить, что объявление о несостоятельности, используемое уголовным законом при описании объективной стороны преступления, тождественно обращению должника в арбитражный суд с заявлением о признании его несостоятельным при наличии возможности удовлетворить требования кредиторов (т. е. фиктивному банкротству, сформулированному в законодательстве о несостоятельности), то придется признать преюдициальное значение решения арбитражного суда об отказе в признании должника банкротом в связи с установленным фактом фиктивности (ст. 51 Закона о несостоятельности 1998 г. и ст. 55 Закона о несостоятельности 2002 г.) для квалификации действий лица по ст. 197 УК РФ. При этом решение арбитражного суда об отказе в признании должника банкротом является основанием для прекращения действия всех ограничений, предусмотренных законодательством о несостоятельности и являющихся последствиями принятия заявления о признании должника банкротом (ст. 52 Закона о несостоятельности 1998 г. и ст. 56 Закона о несостоятельности 2002 г.). А если нет и не может быть указанных последствий, в расчете на которые, собственно, и подавалось заявление, то может ли быть причинен этим деянием ущерб, предусмотренный ст. 197 УК РФ? В заключение отметим, что основной дефект рассматриваемой уголовно-правовой нормы был заложен еще в первоначальной ее редакции в результате неудачного заимствования из Закона о несостоятельности 1992 г. Неверное представление о фиктивности в преступлениях, связанных с несостоятельностью, возникло из-за отсутствия у разработчиков указанного Закона четкого представления о сути банкротских правонарушений. В результате в УК РФ появилась "нерабочая" норма. Ведь не случайно, например, И. В. Шишко и Г. Н. Хлупина, анализируя данный состав преступления, пришли к выводу, что "...само объявление не может причинить крупный ущерб, поэтому деяние является сложным и охватывает все действия виновного, в результате которых этот ущерб причиняется (заключение договора об отказе от требования части долга, перенесении даты уплаты долга и т. д.)" <9>. Очевидно, что данное толкование не соответствует буквальному смыслу закона и является расширительным. Но именно очевидность того факта, что само по себе "объявление" не может причинить вреда, вынудило авторов искусственным образом "дополнить" объективную сторону действиями, которые не были указаны в диспозиции рассматриваемой статьи. -------------------------------- <9> Горелик А. С., Шишко И. В., Хлупина Г. Н. Преступления в сфере экономической деятельности и против интересов службы в коммерческих и иных организациях. Красноярск, 1998. С. 139.

Напомним, что в традиционном понимании института банкротства термин "фиктивность" означает только характеристику способов завуалированного сокрытия активов должника. И. Я. Фойницкий, анализируя состав злостного банкротства, подчеркивал, что сокрытие имущества в его актив может проявиться как "в фиктивном отчуждении их, вполне или частью, путем вымышленного перевода их на имя третьих лиц", так и "во вступлении в фиктивный по имуществу договор" <10>. -------------------------------- <10> Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная: Посягательства личные и имущественные. СПб., 1907. С. 401.

Такую же роль фиктивность играет в характеристике банкротства в зарубежном законодательстве. Так, в прежней редакции Швейцарского УК (ст. 163) <11> одно из проявлений злостного банкротства формулировалось как фиктивное уменьшение активов. В действующей редакции УК Швейцарии в ст. 163 признаки этого деяния сформулированы несколько иначе: "...для видимости уменьшает свое имущество" <12>, а параграф 283 УК ФРГ указывает в качестве разновидности банкротства признание фиктивных прав <13>. -------------------------------- <11> Швейцарский Уголовный кодекс 1937 г. М., 1947. С. 49. <12> Уголовный кодекс Швейцарии. М., 2000. С. 59. <13> Уголовный кодекс ФРГ / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, Ф. М. Решетникова. М., 1996. С. 160.

На основании изложенного автор настоящей статьи приходит к выводу, что фиктивность применительно к банкротству следует воспринимать лишь как характеристику особенностей одного из способов сокрытия имущества и (или) имущественных прав, но не как признак, определяющий преступность объявления о несостоятельности. Без сокрытия имущества, составляющего суть традиционного понимания банкротства, фиктивность не может представлять общественной опасности.

Название документа