Правовые позиции конституционного суда РФ о гарантиях права частной собственности при принудительном отчуждении имущества для государственных нужд

Принудительное отчуждение имущества у собственника на практике всегда вызывало множество вопросов, поэтому закрепление на законодательном уровне механизма принудительного выкупа акций у миноритарных акционеров вызвало острые дискуссии. В научной литературе и на практике достаточно активно обсуждался вопрос о несоответствии данных положений нормам международного права и Конституции РФ. Автор рассматривает правовые позиции Конституционного суда в отношении гарантий права частной собственности при принудительном отчуждении имущества.

1. В части 3 ст. 35 Конституции РФ предусмотрена конституционная гарантия права частной собственности, в соответствии с которой "принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения". Аналогичная норма содержится в ч. 3 ст. 14 Основного закона ФРГ.

В мае 2007 г., практически одновременно, Конституционный Суд РФ и Федеральный конституционный суд (ФКС) Германии применили указанные конституционные нормы при проверке конституционности ст. 84.8 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ "Об акционерных обществах" (с изм.) (далее - Закон РФ об акционерных обществах) и абз. 2 § 327а Акционерного закона Германии. Так же как и Конституционный Суд РФ, ФКС Германии 30 мая 2007 г. единогласно решил, что конституционная жалоба не принимается для разрешения по существу*(1). Конституционный Суд РФ, как и немецкий суд, не признал норму, касающуюся вытеснения миноритарных акционеров из акционерного общества по инициативе акционера, обладающего 95% и более акций (так называемое Squeeze-out), противоречащей ст. 35 Конституции РФ, но, в отличие от ФКС Германии, прибег к так называемому конституционно-правовому истолкованию проверяемой нормы.

Несмотря на общее сходство позиций, расхождения в высказанных судами аргументах значительны, и их анализ показывает различия в понимании конституционного принципа неприкосновенности собственности в Германии и России. Оспоренные нормы законов очень близки. Так же как и первое предложение абз. 1 §327а Акционерного закона Германии, по российскому закону акционер, владеющий 95 и более процентами акций открытого акционерного общества вправе выкупить у остальных акционеров общества их акции. Требование о выкупе направляется владельцам выкупаемых ценных бумаг через открытое общество. К такому требованию должна прилагаться копия отчета независимого оценщика о рыночной стоимости выкупаемых ценных бумаг.

Владелец выкупаемых ценных бумаг, не согласившийся с назначенной ценой, вправе обратиться в суд с иском о возмещении убытков, причиненных в связи с ненадлежащим определением цены выкупаемых ценных бумаг. Предъявление владельцем ценных бумаг указанного иска не является основанием для приостановления выкупа ценных бумаг или признания его недействительным.

ФКС Германии пришел к выводу о том, что первое предложение ч. 3 ст. 14 Основного закона ФРГ принципиально не исключает возможность передачи акций миноритарных акционеров (против их воли) основному акционеру. Но при этом норма абз. 1 § 327а Акционерного закона Германии, по мнению ФКС Германии, означает не экспроприацию собственности по смыслу ч. 3 ст. 14 Основного закона ФРГ, а определение содержания и границ собственности в соответствии со вторым предложением ч. 1 ст. 14 Основного закона ФРГ.

По мнению же российского Конституционного Суда, подобное перераспределение акционерной собственности следует квалифицировать как принудительное отчуждение собственности миноритарных акционеров для государственных нужд, т.е. в публично-правовых целях в смысле ч. 3 ст. 35 Конституции РФ.

На первый взгляд, такое вольное истолкование понятия "государственные нужды" российским судом может вызвать изумление, поскольку главным "бенефициаром" от принудительного перераспределения акций выступает основной акционер, а это - частное лицо, преследующее собственные интересы.

Конституционный Суд в постановлении от 24 февраля 2004 г. (также посвященном проблеме Squeeze-out) пришел к выводу о том, что перераспределение акций осуществляется не только в частных интересах основного акционера, но и для достижения "общего для акционерного общества блага", т.е. своего рода специфического публичного интереса.

Иными словами, институт принудительного выкупа акций в интересах преобладающего акционера содержит нормы, отвечающие интересам как преобладающего акционера, так и всего акционерного общества, которое стремится к снижению своих издержек, связанных с публичным статусом открытого акционерного общества.

Принудительный выкуп акций, согласно мнению Конституционного Суда РФ, в достаточной мере удовлетворяет требованиям "общего для акционерного общества блага", поскольку не только ведет к снижению совокупных издержек самого общества, но и повышает эффективность управления его делами. Таким образом, the squeeze-out right является соразмерным ограничением права собственности по сравнению с защищаемыми ценностями, так как это право удовлетворяет не только частный интерес преобладающего акционера, но одновременно и публичный, содержанием которого является эффективное управление компанией, достаточная ликвидность рынка ценных бумаг и, в конечном счете, рост конкурентоспособности российских корпораций.

Есть определенное сходство между правовыми позициями ФКС Германии и Европейской комиссии по правам человека (органа, существовавшего в недалеком прошлом для решения вопроса о допустимости рассмотрения жалоб Европейским судом по правам человека), которая дала оценку принудительному выкупу акций в деле Bramelid and Malmstrom V. Sweden (Appl. Nos. 8588/79). Институт принудительного выкупа акций Комиссия признала не противоречащим положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод*(2). Было отмечено, что "при принятии законодательства такого типа законодательная власть преследует общую цель формирования системы регулирования, благоприятной для тех интересов, которые она считает наиболее заслуживающими защиты, что, однако, никак не связано с понятием общественного "интереса" в его обычном понимании в сфере экспроприации"*(3). Иными словами, институт принудительного выкупа акции, как и в решении ФКС Германии, был выведен за пределы понятия "отчуждение права собственности в публичных целях". В итоге Европейская комиссия по правам человека признала право каждой страны - участницы Конвенции о защите прав человека и основных свобод устанавливать нормы, исходя только из потребностей правовой политики, без необходимости их оправдания требованиями публичных интересов*(4).

Коренное отличие аргументации, избранной Конституционным Судом РФ, состоит в признании возможным объективирования (присутствия) в частном интересе публичного интереса.

Конечно, такой подход размывает сложившиеся представления о расхождении публичных и частных интересов. Однако правовая действительность всегда богаче сложившихся классификаций и понятий, которыми так гордится классическое гражданское право. При этом проявляется существенное различие двух систем правового регулирования - гражданского (частного) права и конституционного (публичного) права. Гражданскому праву, построенному на жестких логических классификациях, очень трудно освоить что-то новое, не укладывающееся в привычные, давно сложившиеся схемы. Конституционное право оказывается более гибким, восприимчивым к новым, необычным явлениям в области права. Например, истолковывая конституционное понятие "государственные нужды", Конституционный Суд РФ допустил, что его разновидностью может быть понятие "общее для акционерного общества благо", т.е. предположил возможность существования сложносоставного частно-публичного интереса.

Аналогичным образом, проверяя конституционность ст. 167 ГК РФ, которая определяет общие положения о последствиях недействительности сделки, Конституционный Суд РФ, руководствуясь внутренней логикой, присущей конституционному праву, пришел к выводу о необходимости конституционно-правовой защиты добросовестного приобретателя незаконно отчужденного имущества*(5).

Эта юридическая проблема стара, как мир. Собственник с нарушением требований закона отчуждает принадлежащее ему имущество. Эта первая сделка является недействительной. Приобретатель по такой сделке реализует имущество другому приобретателю, а тот - последующему. Затем собственником или в интересах собственника предъявляется иск о признании сделки недействительной к последнему добросовестному приобретателю, причем иск обязательственно-правовой, а не виндикационный. ГК РФ не предусматривает, что добросовестное владение является имущественным правом, оно рассматривается как фактическое состояние. А Конституционный Суд РФ, толкуя ст. 35 Конституции РФ, пришел к выводу о том, что добросовестное владение конечного приобретателя - это не только фактическое состояние, но и имущественное право, подлежащее защите наряду с правом частной собственности.

То, что право добросовестного приобретателя было признано правом исходя из внутренней логики конституционного права, вовсе не является случайностью. Конституционное право, представляя собой прежде всего публичное право, наряду с признанием верховенства прав человека сориентировано на поиск разумного баланса между различными интересами. Конституционное право - это главный инструмент социализации частного лица, интегрирования индивидуума в сложное общество, предполагающий учет различных публичных интересов.

Конституционное право (в его истолковании, осуществленном Конституционным Судом РФ) выявило, что необходимо предоставить более эффективную правовую защиту законным интересам добросовестного приобретателя, несмотря на то что в результате наносится ущерб законным интересам собственника и умаляется право частной собственности. Защищая законные частные интересы добросовестного приобретателя, Конституционный Суд РФ защитил важный публичный интерес - а именно стабильность гражданского оборота, сложившихся правовых отношений, правовую определенность. В Европейском правопонимании эта категория близка тому, что называется юридической безопасностью (legal security). Во всяком случае, каждому юристу понятно, что сложившаяся система стабильных правоотношений - это социальная ценность. Первая сделка недействительна - но являются ли плоды отравленного дерева в равной степени отравленными? С точки зрения Конституционного Суда РФ, в определенных случаях плоды такого дерева можно вкусить.

Суд попытался предложить обычным судам для решения этой проблемы объективный критерий. Таким критерием является количество заключенных сделок, количество трансакций, имевших место до того, как имущество оказалось в руках добросовестного приобретателя. Если звеньев в этой цепочке достаточно много, то они образуют часть гражданского оборота, защищаемого конституционным правом в качестве публичной ценности. Выходит, что суд, защищая частный интерес добросовестного владельца, одновременно защищает публичный интерес. И опять мы имеем дело с нетипичным сложносоставным частно-публичным интересом!

С учетом того, что привычные, упрощенные представления о публичных и частных интересах могут подвергаться ревизии, проблема защиты частного интереса частного собственника также выглядит как сложносоставный интерес. Ведь очевидно, что в неприкосновенности частной собственности заинтересованы не только частные лица, но и общество, государство, поскольку это такая публично-правовая цель, которая в первую очередь способствует росту экономики.

2. Во втором предложении ч. 3 ст. 14 Основного закона ФРГ содержатся конституционные критерии, позволяющие определить размер возмещения при отчуждении собственности для общего блага: возмещение должно определяться публичной властью со справедливым учетом интересов общества и затронутых лиц. Во втором предложении ч. 3 ст. 35 Конституции РФ содержится иная гарантия - принудительное отчуждение имущества может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения.

Следовательно, отчуждение имущества у частного собственника без возмещения стоимости вообще недопустимо. Конституционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции РФ (ее ст. 35 (ч. 3), 46 (ч. 1) и 55 (ч. 2 и 3)) положений п. 4 ст. 104 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в той части, в какой они по смыслу, придаваемому им сложившейся правоприменительной практикой, позволяют передавать муниципальным образованиям жилищный фонд социального назначения, детские дошкольные учреждения, объекты коммунальной инфраструктуры, жизненно необходимые для региона без выплаты должникам-собственникам, находящимся в процедуре конкурсного производства, разумной, справедливой компенсации, обеспечивающей баланс между публичными и частными интересами*(6).

Вопрос о том, какой должна быть стоимость отчуждаемого для государственных нужд имущества частных собственников, приобретает принципиальное значение. Что означает "равноценное возмещение"? Надо ли оценивать экономическую ценность изымаемой вещи исходя из существующей ценности по рыночным ценам или же необходимо принимать во внимание ту экономическую ценность от эксплуатации вещи, которая в будущем может возрасти (т.е. с учетом будущей потенциально более высокой стоимости)?

При определении размера компенсации необходимо учитывать многие конституционные ценности. В частности, важны потребности всего общества в развитии транспорта, средств связи и т.д. Компенсация не должна достигать таких размеров, чтобы публично значимые инновации становились экономически невыгодными в силу высоких затрат на компенсацию за изъятие имущества. Развитие технического прогресса не может тормозиться в силу права частной собственности. Следует принимать во внимание также то обстоятельство, что источник выплаты компенсации частным собственникам - не абстрактные "закрома Родины", а налоговые поступления, которыми облагаются все другие собственники.

Примерно такими соображениями руководствовались, видимо, судьи Верховного суда США, вынося решение по иску Лукаша против Совета по береговой охране штата Южная Каролина (1992 г.). Лукаш купил права на два участка земли на побережье в то время, когда еще не был введен в действие закон штата Южная Каролина, запрещающий строительство зданий и сооружений на побережье. Затем, после вступления закона в силу, рыночная цена купленных участков земли упала. Лукаш, не оспаривая разумность цели, преследуемой законом, вместе с тем обратился с иском к штату, требуя выплатить ему компенсацию за снижение рыночной стоимости земельных участков. Верховный суд США подтвердил его право на компенсацию.

В Конституции РФ определен важнейший критерий возмещения при принудительном отчуждении имущества для государственных нужд - компенсация должна быть равноценной. Между тем Европейский суд по правам человека допускает возможность уменьшения размера возмещения, в результате которого оно уже не будет равноценным. В решении от 23 сентября 1982 г. по иску Спорронга и Лоннрота против Швеции (Sporrong and Lonnroth v. Sweden) Европейский суд по правам человека указал, что суды должны определять, "было ли соблюдено справедливое равновесие между требованиями интересов общества и необходимыми условиями защиты основных прав личности"*(7).

Сравнение этих двух различных способов определения размера возмещения при отчуждении имущества для публичных нужд позволяет сделать вывод о том, что предусмотренная в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ норма о возмещении построена на частно-правовых принципах неприкосновенности собственности и обеспечения восстановления нарушенных прав, в то время как правовая позиция Европейского суда по правам человека исходит из того, что отношения, возникающие при отчуждении имущества у частных собственников, представляют собой сферу прежде всего публичного права.

Итак, оценив текст ст. 35 Конституции РФ и сравнив его со ст. 14 Основного закона ФРГ и с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, можно утверждать: устанавливая критерий "равноценного", а не справедливого возмещения, российская Конституция содержит более обременительное для публичной власти условие лишения частной собственности.

Учитывая этот императив, содержащийся в Конституции РФ, Конституционный Суд РФ, в отличие от ФКС Германии, не ограничился принятием отказного определения, а посчитал нужным дать конституционно-правовое истолкование оспоренных норм ст. 84.8 Закона РФ об акционерных обществах и ст. 7 Федерального закона от 5 января 2006 г. N 7-ФЗ. Суд разъяснил, что закон предусматривает право лица, которое на 1 июля 2006 г. являлось владельцем более чем 95% общего количества обыкновенных акций и привилегированных акций открытого акционерного общества, в течение одного года со дня вступления в силу данной статьи потребовать выкупа принадлежащих иным лицам акций такого общества. При этом обладание более чем 95% акций возникает не посредством публичного предложения. Разница между положениями, предусмотренными ст. 84.8 Закона РФ об акционерных обществах и ст. 7 Федерального закона от 5 января 2006 г. N 7-ФЗ, состоит в том, каким путем были приобретены 95 и более процентов акций - через публичное предложение о покупке или иначе. В последнем случае необходимо выявить действительную рыночную стоимость выкупаемых акций другими способами, нежели через их открытый оборот на рынке ценных бумаг.

Конституционный Суд РФ обратил внимание на то, что при применении положений ст. 7 Федерального закона от 5 января 2006 г. N 7-ФЗ, согласно которым размер выкупной цены акций определяется независимым оценщиком, интересы владельцев этих акций ставятся в зависимость не только от объективных, но и от субъективных факторов. Фондовый рынок не получил достаточного развития, и это обстоятельство означает, что принудительно выкупаемые акции могут быть недооценены. Оценка стоимости принудительно выкупаемых акций, влекущая право полного корпоративного контроля, отличается от рыночной оценки акции, основанной на последовательном применении принципа свободы договора (т.е. оценки цены обращения на полностью неискаженном рынке). С одной стороны, утрата миноритарными акционерами корпоративного контроля уменьшает стоимость принудительно выкупаемых акций. С другой стороны, получение полного контроля над деятельностью общества со стороны акционера, имеющего право на выкуп, способствует повышению стоимости принудительно выкупаемых акций.

В этих условиях обычными методами оценки не всегда удается определить действительную стоимость акций и соответственно справедливо оценить выкупаемый пакет. Значение субъективных факторов при оценке стоимости акций возрастает, тогда как роль объективных показателей снижается.

Отметим, что преобладающий акционер в результате реализации права на принудительный выкуп получает выгоды от полного корпоративного контроля, и это также необходимо учитывать при установлении справедливой цены выкупаемых акций.

Неблагоприятные имущественные последствия, связанные с принудительным выкупом акций, не должны перелагаться на миноритарных акционеров как слабой стороны в возникающих правоотношениях. Исходя из существа этих правоотношений, законодатель не вправе ограничиваться формальным признанием юридического равенства контрагентов - он должен предоставить определенные преимущества экономически зависимой стороне. Именно такая правовая позиция содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 23 февраля 1999 г. N 4-П.

3. Толкование понятия "лишение имущества" в конституционном праве Российской Федерации отличается от его традиционной интерпретации в гражданском праве, в результате чего появилось соответствующее автономное правовое понятие конституционного права. Две гарантии, закрепленные в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ, входят в состав комплексного межотраслевого института неприкосновенности собственности, образуя его конституционно-правовую основу. Гражданско-правовой принцип неприкосновенности собственности (п. 1 ст. 1 ГК РФ) в определенном смысле обладает более широким нормативным содержанием, поскольку означает обеспечение возможности собственников использовать принадлежащее им имущество в своих интересах, не опасаясь его произвольного изъятия или запрета либо ограничений в использовании*(8). Действие гражданско-правового принципа неприкосновенности собственности исключает, в частности, возможность неосновательного присвоения чужого имущества (глава 60 ГК РФ).

В то же время автономность понятия "лишение имущества помимо воли собственника" в конституционном праве означает, что оно охватывает случаи, ситуации, не находящиеся в орбите гражданско-правового принципа неприкосновенности собственности. С точки зрения гражданского права лишение может иметь место в случаях физического воздействия на объект собственности, в то время как с точки зрения конституционного права лишение части собственности возможно и без физического воздействия. Таким образом, эти две системы правового регулирования - гражданское право и конституционное право - дополняют друг друга. Примером может служить случай устройства рядом с элитным домом кладбища, в результате чего стоимость квартир резко снижается. Закон может возложить на собственников объектов недвижимости, относящихся к памятникам старины, такие обязанности, связанные с сохранением и содержанием этих сооружений, что хозяева будут вынуждены произвести отчуждение такого имущества. Несоразмерное перенесение бремени несения расходов, необходимых для достижения какого-либо общего, публичного блага, на индивида-собственника приводит к лишению собственности в конституционно-правовом смысле.

В отличие от гражданско-правового принципа неприкосновенности собственности, который призван защищать субъектов вещных прав, с точки зрения конституционного права нет разумных оснований для отказа в распространении конституционных гарантий права частной собственности и на интеллектуальные права. Конституционный Суд РФ отказал в принятии к рассмотрению жалобы ЗАО "Эвалар" на нарушение его конституционных прав и свобод положениями п. 2 и 3 ст. 10 Закона РСФСР от 22 марта 1991 г. N 948-I "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках", а также подп. 4 п. 1 и абз. 4 п. 3 ст. 28 Закона РФ от 23 сентября 1992 г. N 3520-I "О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров". Согласно п. 2 и 3 ст. 10 Закона РСФСР "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" (в редакции от 9 октября 2002 г.) не допускается недобросовестная конкуренция, связанная с приобретением и использованием исключительных прав на средства индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или оказываемых услуг; решение антимонопольного органа, касающееся нарушения положений п. 2 данной статьи в части индивидуализации продукции, выполняемых работ или оказываемых услуг, направляется в федеральный орган исполнительной власти в области патентов и товарных знаков для решения вопроса о досрочном прекращении действия регистрации объекта исключительных прав или о признании регистрации этого объекта недействительной в порядке, установленном законодательством о товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров.

Несмотря на то что Конституционным Судом РФ было принято отказное решение по жалобе ЗАО "Эвалар", можно предложить и иное решение данной проблемы.

Права на товарный знак по смыслу п. 2 ст. 132 ГК РФ входят в состав имущества организации. Следовательно, лишить этих прав их обладателя может только суд (ч. 3 ст. 35 Конституции РФ). Палата по патентным спорам не является судебным органом, значит, полномочиями для лишения права на это имущество она обладать не может.

В соответствии с ч. 1 ст. 35 Конституции РФ право частной собственности охраняется законом. В силу ч. 1 ст. 44 Конституции РФ интеллектуальная собственность охраняется законом. Конституция РФ возлагает на федерального законодателя обязанность посредством принятия законов равным образом обеспечить охрану и частной, и интеллектуальной собственности. Право на товарный знак является имущественным правом, и в конституционно-правовом смысле товарный знак представляет собой такое имущество, которого никто не может быть лишен иначе, как по решению суда (ч. 3 ст. 35 Конституции РФ).

С нашей точки зрения, жалоба акционерного общества "Эвалар" помогла обнаружить, что законодательство об интеллектуальной собственности в Германии воплощает в себе конституционно-правовую идею о предварительном судебном контроле, в то время как в Российской Федерации используется модель последующего и недостаточно эффективного судебного контроля.

Российское Патентное ведомство аннулирует регистрацию товарного знака без заслушивания обладателя товарного знака, руководствуясь лишь решением антимонопольного органа. В немецком же праве аннулирование регистрации товарного знака невозможно без предварительного заслушивания владельца товарного знака. Германская процедура аннулирования товарного знака в большей степени, чем российская, соответствует конституционным положениям своей страны. По Закону о товарных знаках ФРГ заявление об аннулировании регистрации товарного знака может быть подано в Немецкое патентное ведомство или в обычный суд. Но в любом случае при аннулировании товарного знака возникает состязательный судебный процесс. Ходатайство об аннулировании регистрации товарного знака может быть подано в соответствии с § 50, 54 Закона о товарных знаках ФРГ, если, в частности, товарный знак должен оставаться свободным для использования всем обществом или если субъект при подаче заявления на регистрацию действовал недобросовестно.

Если владелец товарного знака высказывал свое возражение против аннулирования, то немецкое патентное ведомство, не являющееся судебным органом, не производит аннулирование, а разъясняет истцу, что его заявление в форме иска подлежит передаче в обычный суд. То есть решение о лишении интеллектуальной собственности принимается не органом исполнительной власти, как в России, а судом.

4. В части 3 ст. 35 Конституции РФ содержатся упомянутые ранее конституционные гарантии неприкосновенности права частной собственности - судебная и стоимостная. Судебная гарантия состоит в том, что никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Стоимостная гарантия предполагает, что принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного равноценного возмещения.

Применительно к судебной гарантии неприкосновенности права частной собственности Конституционный Суд РФ ввел в оборот понятия предварительного и последующего судебного контроля.

В постановлении от 17 декабря 1996 г. N 20-П "По делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 года "О федеральных органах налоговой полиции" (абзацы седьмой пункта 3, третий и четвертый пункта 4 мотивировочной части)"*(9) относительно взыскания недоимок, штрафов и пеней органами налоговой полиции Конституционный Суд РФ обратил внимание на различие в механизмах защиты права собственности применительно к юридическим лицам (последующий судебный контроль) и к физическим лицам (предварительный судебный контроль).

В постановлении от 20 мая 1997 г. N 8-П "По делу о проверке конституционности пунктов 4 и 6 статьи 242 и статьи 280 Таможенного кодекса РФ в связи с запросом Новгородского областного суда"*(10) Конституционный Суд РФ, определяя параметры судебной гарантии права частной собственности, как и в постановлении от 17 декабря 1996 г., использовал понятие "последующий судебный контроль". В основе постановления лежит идея о том, что концепция права частной собственности, включая ее конституционные гарантии, должна выводиться из самой Конституции РФ, а не только из норм гражданского законодательства, статус которого ниже. Границы юридических гарантий права частной собственности не могут определяться только на базе частно-правового регулирования. Следовательно, используемые в Конституции понятия "имущество", "лишение имущества" могут быть шире по объему, нежели гражданско-правовые понятия "имущество" и "утрата права собственности". На основе этой методологической посылки Конституционный Суд РФ обосновал ряд правовых позиций.

Прежде всего он уточнил сферу действия судебной гарантии права собственности, которая применяется как в частно-правовой, так и в публично-правовой сфере, т.е. в отношениях между органами государства, с одной стороны, и юридическими и физическими лицами - с другой.

Публичная заинтересованность в обеспечении экономической безопасности обусловливает необходимость в рамках публично-правовых отношений задействовать специфические механизмы судебной защиты. И если в частно-правовой сфере судебная гарантия права частной собственности предполагает наличие только предварительного судебного контроля (т.е. одно частное лицо может лишить имущества другое лицо только по суду), то в сфере публично-правовых отношений возможен как предварительный, так и последующий судебный контроль.

Что касается отношений, возникающих между таможенными органами и лицами, нарушающими таможенное законодательство, что влечет конфискацию (т.е. санкцию за нарушение таможенных правил) определенного имущества, то Конституционный Суд РФ признал достаточным лишь последующий судебный контроль. По мнению Суда, вынесение таможенными органами постановления о конфискации имущества при наличии гарантии последующего судебного контроля за законностью конфискации не противоречит требованиям ст. 35 Конституции РФ. Однако из постановления Конституционного Суда РФ не следует, что в публично-правовой сфере во всех случаях достаточен лишь последующий судебный контроль.

Для разрешения возникшего конституционно-правового спора Конституционный Суд РФ истолковал конституционное понятие "лишение имущества" и установил, что "судебная гарантия" применяется при наличии следующих предпосылок:

1) данное имущество является частной собственностью;

2) оно должно быть "своим", т.е. принадлежать лицу на законном основании;

3) такое имущество не могут составлять вещи, которые по закону изъяты из оборота;

4) субъектом упомянутой конституционной гарантии является только собственник, но не любое иное лицо, в чьем владении, распоряжении или пользовании оказалось это имущество, хотя бы и на законном основании;

5) лишение собственника принадлежащего ему имущества производится принудительно, т. е. вопреки его воле и согласию;

6) лишение имущества означает переход права собственности на него к другому собственнику (государству, муниципальному образованию, юридическому или физическому лицу);

7) не признается лишением имущества его предварительное изъятие (арест) в качестве превентивной меры в целях обеспечения заявленного требования о передаче этого имущества в собственность другого лица (в том числе государства, муниципального образования).

О возможности законодателя использовать последующий либо предварительный судебный контроль при лишении имущества Конституционный Суд РФ высказывался в семнадцати своих решениях*(11), что позволяет сформулировать определенные общие выводы.

Во-первых, Конституционный Суд РФ признал, что сферой применения судебной гарантии, закрепленной в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ, являются не только эпизодические административно-правовые отношения, возникающие при лишении собственника его имущества, но и систематически возобновляемые налоговые отношения.

Во-вторых, данная гарантия не распространяется на случаи лишения имущества, которое не является "своим", в силу того что владение этим имуществом запрещено или противоправно по каким-либо причинам (определение Конституционного Суда РФ от 3 декабря 1998 г. N 201-О).

В-третьих, судебный контроль за лишением имущества собственника может реализовываться законодателем в двух формах:

а) как последующий судебный контроль;

б) как предварительный судебный контроль.

При этом выбор одной из этих форм не является абсолютной дискрецией законодателя, поскольку должен предопределяться природой возникающих правоотношений. В определении Конституционного Суда РФ от 10 марта 2005 г. N 97-О "По жалобе гражданина Головкина А.И. на нарушение его конституционных прав положениями пункта 3 части второй статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, части 12 статьи 27.10 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях и постановления Правительства Российской Федерации "Об утверждении Положения о направлении на переработку или уничтожение изъятых из незаконного оборота либо конфискованных этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции" (п. 3 мотивировочной части и п. 1 резолютивной части)*(12) сформулирован очень важный общий вывод: если возникают публично-правовые отношения, приводящие к изменению юридической судьбы вещи, т.е. имеет место не временное изъятие имущества, а меняется титул собственника, то допустим только предварительный судебный контроль.

Природа правоотношений, возникающих при лишении собственника его имущества, во многом зависит от того, что является их объектом. В литературе отмечается, что объекты права собственности становятся все более неосязаемыми. К ним, помимо привычных вещей, начинают относить акции и облигации, банковские вклады, страховые полисы, товарные знаки, патенты и даже деловую репутацию*(13).

Как вытекает из Конституции РФ, в случаях принудительного изъятия имущества у собственника - независимо от оснований такого изъятия - должен осуществляться эффективный судебный контроль как гарантия принципа неприкосновенности собственности. В соответствии со ст. 35 (ч. 3) Конституции РФ никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Термин "лишен" подразумевает принудительный характер прекращения права частной собственности и предполагает наличие спора, что в обязательном порядке требует судебного контроля, который может быть либо предварительным, либо последующим. По смыслу второго предложения ч. 3 ст. 35 Конституции РФ принудительное отчуждение имущества по общему правилу может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения (постановление Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г.).

Известный французский конституциалист Франсуа Люшер, используя яркую метафору, характеризовал право собственности как особое субъективное право: "Даже лишенное ряда своих свойств, оно остается самим собой, и только если ему пронзить сердце, оно погибнет"*(14). Последнее возможно лишь в случае экспроприации или при чрезмерном ограничении основного содержания права частной собственности. Конституционное право, наряду с гражданским правом, призвано защитить права частных собственников от публичной власти, когда она пытается "опустошить" нормативное содержание права частной собственности.

Г.А. Гаджиев,

судья Конституционного Суда РФ

"Законодательство", N 1, январь 2008 г.