Возврат срочных банковских вкладов (часть третья)

ВОЗВРАТ СРОЧНЫХ БАНКОВСКИХ ВКЛАДОВ (ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ) <*>

А. МУХАМЕТ-ИРЕКЛЕ

Мухамет-Ирекле Артур - кандидат юридических наук.

Продолжая освещение темы статьи <*>, скажем, что ссылки на постановления Конституционного Суда Российской Федерации имеют в судебном разбирательстве важное значение в качестве аргументов как нормы материального права. В соответствии с требованиями ст. 11 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации о нормативных правовых актах, применяемых судом при разрешении гражданских дел, суд обязан разрешать гражданские дела на основании Конституции Российской Федерации. -------------------------------- <*> См.: Право и политика. 2006. NN 1, 2.

Одновременно с этим указанные выше Постановления Конституционного Суда Российской Федерации важны и в другом аспекте ст. 11 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации - о нормативных правовых актах, применяемых судом при разрешении гражданских дел - в случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд разрешает дело исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права). Аналогия права содержится в правовых позициях уже отмеченных Постановлений Конституционного Суда Российской Федерации: от 23 февраля 1999 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 г. "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О. Ю. Веселяшкиной, А. Ю. Веселяшкина и Н. П. Лазаренко"; от 16 мая 1996 г. N 12-П "По делу о проверке конституционности пункта "г" статьи 18 Закона Российской Федерации "О гражданстве Российской Федерации" в связи с жалобой А. Б. Смирнова" и т. п. Аналогия права дает ответ на якобы спорное утверждение, что пункт 2 ст. 57 Основ гражданского законодательства "допускал на момент заключения истцом и коммерческим Сбербанком договора возможность включения по согласованию с клиентом в договоры банковского вклада условия о праве коммерческого банка на изменение условий договора относительно процентной ставки по вкладу". Как продолжается далее в Определении Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04, "это условие на основании ст. 422 Гражданского кодекса Российской Федерации сохраняет свою силу после установления законодателем иных правил, обязательных для сторон". В свете аналогии права, выявленной в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 23 февраля 1999 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 г. "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О. Ю. Веселяшкиной, А. Ю. Веселяшкина и Н. П. Лазаренко" о признании не соответствующим статьям 34 и 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации положения части 2 ст. 29 Федерального закона "О банках и банковской деятельности" (как закрепленной в правовой системе страны после 12 июня 1990 г., так после 12 декабря 1993 г.) видна незаконность первой части цитаты из Определения Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04. В 1993 - 1994 гг. пункт 2 ст. 57 Основ гражданского законодательства не мог допускать возможности коммерческому Сбербанку для включения по согласованию с клиентом в договоры банковского вклада условия о праве банка на одностороннее изменение условий договора относительно процентной ставки по вкладу без предусмотренных в Законе оснований. Еще более однозначно сказано в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации в схожем деле - от 3 июля 2001 г. N 10-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений подпункта 3 пункта 2 статьи 13 Федерального закона "О реструктуризации кредитных организаций" и пунктов 1 и 2 статьи 26 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций" в связи с жалобами ряда граждан", что "в соответствии с Конституцией, гражданин посредством договора банковского вклада осуществляет экономическую деятельность, которая находится под защитой Конституции Российской Федерации. Вместе с тем конституционная свобода договора, провозглашаемая и в числе основных начал гражданского законодательства (пункт 1 ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации), и лежащее в ее основе юридическое равенство сторон не исключают предоставление определенных гарантий экономически слабой стороне, каковой в договоре банковского вклада обычно является гражданин-вкладчик, с тем чтобы реально обеспечивалось соблюдение принципа равенства сторон в договоре, в соответствии со статьями 19 и 34 Конституции Российской Федерации... в соответствии с Федеральным законом "О реструктуризации кредитных организаций", Агентство по реструктуризации кредитных организаций представляет собой самостоятельную хозяйствующую организацию и в качестве таковой участвует в гражданском обороте. В отличие от Центрального банка Российской Федерации - органа банковского регулирования и надзора за деятельностью кредитных организаций (ст. 56 Федерального закона "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)") Агентство не отнесено к органам государственной власти, а потому не может быть признано надлежащим субъектом продления моратория. Исходя из того, что финансовое, кредитное регулирование относится к ведению Российской Федерации (пункт "ж" ст. 71 Конституции Российской Федерации)", - мораторий (т. е. публично-правовое вмешательство в частноправовые отношения, когда приостанавливается исполнение должником денежных обязательств, должно основываться на общеправовом принципе соизмеримости и пропорциональности вводимых ограничений, с тем чтобы исключалось произвольное ухудшение условий договора для гражданина-вкладчика), "должен устанавливаться федеральными органами государственной власти в соответствии с их конституционно-правовым статусом". Отсюда легко дезавуировать отмеченную выше цитату из Определения Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04. Потому что, в соответствии со ст. 422 Гражданского кодекса Российской Федерации, договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам, установленным законом (императивным нормам), действующим в момент его заключения. 9. Сказанное о правовой основе рассматриваемого спора наделенным судейской властью инстанциям вряд ли будет интересно. Поэтому смотрим на дело с точки зрения тех, кому это интересно: как же гражданам защитить свои имущественные права в условиях отмеченной непоследовательности высокой судебной инстанции? В этой связи важно, что нарушение имущественных прав граждан произошло одновременно с нарушением их права на справедливое судебное разбирательство при осуществлении правосудия. Данные права защищаются в соответствии со ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. о защите собственности, в соответствии со ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции от 20 марта 1952 г. Несмотря на то, что банковский вклад является денежным обязательством, он находится под защитой ст. 35 Конституции Российской Федерации. В своей другой правовой позиции Конституционный Суд Российской Федерации - в Постановлении от 16 мая 2000 г. N 8-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 4 статьи 1104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в связи с жалобой компании "TIMBER HOLDINGS INTERNATIONAL LIMITED" отмечает, что понятием "имущество" в его конституционно-правовом смысле охватываются в частности права требования; что это корреспондирует толкованию этого понятия Европейским судом по правам человека, которое лежит в основе применения им ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В правовой позиции, закрепленной в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации, от 6 июня 2000 г. N 9-П "По делу о проверке конституционности положения абзаца третьего пункта 2 статьи 77 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) в связи с жалобой открытого акционерного общества "Тверская прядильная фабрика" сказано, что "по смыслу названных в ч. 2 ст. 35 положений Конституции Российской Федерации, термином "имущество" охватываются в том числе имущественные права, если эти имущественные права принадлежат лицу на законных основаниях... Ограничения имущественных прав, а также свободы договора в гражданско-правовом обороте должны отвечать требованиям справедливости, быть соразмерны конституционно значимым целям защиты соответствующих прав и законных интересов и основываться на законе; свобода гражданско-правовых договоров в ее конституционно-правовом смысле предполагает соблюдение принципов равенства и согласования воли сторон. Если контрагент как одна из сторон оказывается в неравноправном положении по сравнению с другой стороной, то тем самым чрезмерно ограничивается основанное на положениях части 1 ст. 8, частей 1 и 2 ст. 19, части 1 ст. 34 и части 2 ст. 35 Конституции Российской Федерации юридическое равенство сторон в гражданско-правовом договоре как одного из общих начал гражданского законодательства, а в конечном счете - и ограничение конституционных прав и свобод, прежде всего свободы экономической деятельности. Оно может быть признано допустимым лишь в том случае, если не нарушает требований Конституции Российской Федерации, в том числе установленных частью 3 ст. 55... Недопустимо вводить произвольный критерий, не отвечающий принципам соразмерности и справедливости, которые должны соблюдаться при ограничении свободы договоров и прав владения, пользования и распоряжения имуществом, что в итоге предполагает необходимость обеспечения справедливого баланса между общественными интересами и правами частных лиц в договорных отношениях". Относительно описанных действий коммерческого банка трудно принять благопристойную точку зрения, что своеобразная забота Президиума Верховного Суда Российской Федерации о пресловутом единстве судебной практики обусловлена поисками баланса публичного и частного интереса. В Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 3 июля 2001 г. N 10-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений подпункта 3 пункта 2 статьи 13 Федерального закона "О реструктуризации кредитных организаций" и пунктов 1 и 2 статьи 26 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций" в связи с жалобами ряда граждан" отмечается, что "гражданин-вкладчик, размещая принадлежащие ему денежные средства во вкладах, несет определенный риск. Эти действия, осуществляемые гражданином в личных интересах, имеют и публичное значение, поскольку сбережения населения являются устойчивым источником ресурсной базы, необходимой для инвестиций и долгосрочного кредитования. Также, что из Конституции Российской Федерации, гарантирующей охрану прав граждан, закрепленных в том числе ее ст. 35 (часть 1), вытекает обязанность государства обеспечить и охрану прав конкретного собственника, каковым является гражданин-вкладчик". Когда коммерческий банк не исполняет условий договора с вкладчиками; а также, будучи поставленным в привилегированное положение, не выполняет требований нормативных правовых актов по погашению внутреннего долга Российской Федерации и делит сверхприбыли порядка 40 млрд. рублей между акционерами, невозможно законным образом обосновать непоследовательность верховной надзорной инстанции со ссылкой на необходимость защиты публичных интересов. Кстати говоря, в примере другой аналогии закона и права, в письме Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1999 г. N С1-7/СМП-1341 "Об основных положениях, применяемых Европейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие" рассмотрены критерии критики решений национальных органов правосудия в Европейском суде по правам человека относительно рассмотрения имущественных споров согласно требованиям ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции. На основании надзорного Определения Президиума Верховного суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04 и далее тиражируется в стране судейское беззаконие, когда ответчиком является коммерческий Сбербанк. Например, из текста Определения Верховного Суда Российской Федерации от 3 февраля 2005 г. N 11-В04-33 по аналогичному гражданскому делу, представленному в СПС "КонсультантПлюс", видно, что дословно цитируется текст Определения Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04 (право банка самостоятельно изменять процентные ставки по целевым вкладам на детей закреплено в Инструкции от 30 июня 1992 г. N 1-Р "О порядке совершения учреждениями Сберегательного банка Российской Федерации операций по вкладам населения", что ст. 395 Гражданского кодекса РСФСР, статьи 29 и 39 Закона РСФСР "О банках и банковской деятельности в РСФСР" наделяли банк правом самостоятельно определять условия, на которых они осуществляют операции по приему вкладов от населения). В соответствии со ст. 377 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации надзорная жалоба на определение судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда Республики Татарстан должна быть подана в его Президиум. Однако на основании надзорной жалобы президента коммерческого Сбербанка Казьмина А. И., поданной с нарушением подсудности в Верховный Суд Российской Федерации, дело истребуется судьей Верховного Суда Российской Федерации - нарушена ст. 380 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации. При этом дело не рассматривается по существу Верховным Судом Российской Федерации, а Определением от 3 февраля 2005 г. N 11-В04-33 направляется вместе с надзорной жалобой президента Сбербанка по месту подсудности - в Президиум Верховного суда Республики Татарстан. Обязательства коммерческого банка выплатить сумму, обусловленную договорами срочного вклада (или же договором целевого вклада на детей), заключенными в 1993 - 1994 гг., возникли во многих случаях уже после ввода в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации с 1 января 1995 г. В соответствии со ст. 5 Федерального закона от 30 ноября 1994 г. N 52-ФЗ "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", по гражданским правоотношениям, возникшим до введения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после введения ее в действие. В соответствии с частью 3 ст. 401 Гражданского кодекса Российской Федерации, лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы, то есть чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств. К таким обстоятельствам не относится, в частности, отсутствие у должника необходимых денежных средств. В ст. 12 Гражданского кодекса Российской Федерации о способах защиты гражданских прав закреплено, что защита гражданских прав осуществляется путем в т. ч. признания права; применения последствий недействительности ничтожной сделки; присуждения к исполнению обязанности в натуре; возмещения убытков; взыскания неустойки; компенсации морального вреда. Как видно из описанных обстоятельств, ставших основанием подачи иска П. о понуждении коммерческого банка к исполнению обязательства по договору срочного вклада, коммерческий банк своими противоправными действиями, когда отказался от исполнения договорных обязательств, осуществил не что иное, как одностороннюю сделку (ст. 154 Гражданского кодекса Российской Федерации). Его незаконные действия по изменению в одностороннем порядке своих гражданских обязанностей по договору с истцом нарушили имущественные права последнего. Однако истец подачей в суд искового заявления, как говорится, требует признать недействительность указанной односторонней и противоречащей Закону сделки с момента ее совершения, в соответствии со статьями 166 и 168 Гражданского кодекса Российской Федерации. Таким образом, в распоряжении суда в качестве законных остаются только аргументы истца, что имеет место незаконное одностороннее нарушение коммерческим банком договорных обязательств; что истец руководствуется нормами о применении последствий недействительности ничтожной односторонней сделки с момента ее совершения; что в соответствии с частями 1 и 2 ст. 393 Гражданского кодекса Российской Федерации должник обязан возместить кредитору убытки, причиненные неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства. Понятное дело, что истец П. в целях соблюдения своих имущественных интересов воспользовался процессуальной возможностью подачи неимущественного иска. Однако рано или поздно встанет вопрос о взыскании вреда. Скажем, что в соответствии со ст. 15 Гражданского кодекса Российской Федерации в составе убытков истца, вызванных нарушением обязательств коммерческим банком, находятся также неполученные доходы (упущенная выгода). Лицо, право которого нарушено, вправе требовать возмещения упущенной выгоды в размере не меньшем, чем доходы коммерческого банка. Их нетрудно подсчитать. Это, с одной стороны, доход коммерческого Сбербанка, который не платил проценты за дополнительные кредитные ресурсы согласно ставке рефинансирования Центрального Банка России. С другой - это его доход за представление этих дополнительных кредитов, но уже по своей ставке. Например, при ставке рефинансирования в стране с 15 января 2004 г. в размере 14% годовых, коммерческий Сбербанк давал кредиты уже под 19% годовых. В итоге, на тот момент доход коммерческого Сбербанка составлял все 19% (сэкономленные 14% + маржа 5%). Также то, что согласно ст. 856 Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности банка за невыполнение указаний о выдаче со счета, коммерческий банк обязан уплатить на эту сумму проценты в порядке и в размере, предусмотренных ст. 395 Гражданского кодекса Российской Федерации за пользование чужими денежными средствами. В соответствии с частью 4 ст. 837 Гражданского кодекса Российской Федерации по истечении срока договора срочного банковского вклада до возврата срочного вклада вкладчик имеет право на проценты на условиях вклада до востребования. В соответствии со ст. 208 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации суд индексирует присужденные денежные суммы. Не следует также забывать, что виновное нарушение прав граждан-вкладчиков как потребителей влечет за собой необходимость компенсации им морального вреда. Однако более следует обратить внимание на такой процессуальный момент, важный в рамках гражданского судопроизводства. Одновременное, наряду с применением иерархии нормативных правовых актов, применение непосредственно конституционных норм в качестве норм материального права вполне понятно. Это сильный аргумент, чтобы лишить юридической силы акты, которые были использованы коммерческим банком для своих возражений на многочисленные иски граждан. Но то, что хорошо в смысле весомости норм материального права, не всегда хорошо с точки зрения норм процессуального права. Не следует выходить за рамки разумного. Не надо заставлять суд заниматься признанием недействующими актов, которые были использованы коммерческим банком, по причине их неконституционности. Потому что суд, в соответствии с Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации", не сможет обойтись без обращения с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации. Это не всегда желательно, в т. ч. и потому, что затянет восстановление нарушенных имущественных прав истцов. Предлагается следующее: в соответствии с пунктами 3 - 4а Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2003 г. "О судебном решении", суду следует подтвердить решение исследованными доказательствами. Значит, надо дать оценку актов, приведенных коммерческим банком в своих возражениях - пункту 1.6 Инструкции коммерческого Сбербанка от 30 июня 1992 г. N 1-р "О порядке совершения учреждениями Сберегательного Банка Российской Федерации операций по вкладам населения"; упомянутых Президиумом Верховного Суда Российской Федерации ст. 395 Гражданского кодекса РСФСР 1964 г.; части 2 ст. 57 Основ гражданского законодательства 1991 г., в сравнении их с нормами нормативных актов высшего уровня. Это - Декларация от 12 июня 1990 г. N 22-1 "О государственном суверенитете РСФСР", Постановление Верховного Совета Российской Федерации от 14 июля 1992 г. N 3301-1 "О регулировании гражданских правоотношений в период проведения экономической реформы", а также использованные в качестве "аналогии права" правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации. В соответствии с пунктами 6 - 7 его Постановления от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации" "суд вправе самостоятельно решать, какой закон подлежит применению. Он руководствуется частью 2 ст. 120 Конституции Российской Федерации, а также частью 2 ст. 11 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, что если нормативный правовой акт не соответствует нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, то им применяются нормы акта, имеющего наибольшую юридическую силу". При этом истцам следует начать обоснование доказательств со сказанного о буквальном толковании условий договора срочного вклада с учетом воли вкладчиков сохранить свои сбережения после его рекламы коммерческим банком. 10. Отдельной большой проблемой, нарушающей права простых граждан, стала проблема судейской дискреции, т. е. судебного усмотрения - применять или не применять закон. Однако в разных инстанциях способы понуждения суда исполнять закон должным образом, понятное дело, разные. Для высшей инстанции - один способ. Для суда первой инстанции - иной. Так, с одной стороны, Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 12 марта 2001 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности ряда положений Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", касающихся возможности обжалования определений, выносимых Арбитражным судом по делам о банкротстве, иных его положений, статьи 49 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций", а также статей 106, 160, 179 и 191 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Арбитражного суда Челябинской области, жалобами граждан и юридических лиц" однозначно говорит, что "Конституционный Суд Российской Федерации, раскрывая конституционное содержание права на судебную защиту, сформулировал правовую позицию, согласно которой оно предполагает и конкретные гарантии, которые позволяли бы реализовать его в полном объеме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости (Постановление от 16 марта 1998 г. по делу о проверке конституционности ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР); отсутствие же возможности пересмотреть ошибочный судебный акт умаляет и ограничивает право каждого на судебную защиту (Постановление от 3 февраля 1998 г. по делу о проверке конституционности статей 180, 181, пункта 3 части 1 ст. 187 и ст. 192 АПК Российской Федерации). Изложенная правовая позиция, как имеющая общий характер, Постановлением от 28 мая 1999 г. по делу о проверке конституционности части 2 ст. 266 и пункта 3 части 1 ст. 267 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях, была распространена на все виды судопроизводства". Весь смысл приведенной аналогии в том, что норма, закрепленная в части 1 ст. 376 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, по которой судебные Постановления самого Президиума Верховного Суда Российской Федерации не могут быть обжалованы, в соответствии со списком исчерпывающих оснований пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам (ст. 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации), как неконституционная, не может являться преградой для пересмотра Определения Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 14 июля 2004 г. N 8пв04, содержащего судебную ошибку (как незаконного и необоснованного). Напомним, что согласно части 2 ст. 192 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации от 5 мая 1995 г. N 70-ФЗ основаниями для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебного акта являлись: существенные для дела обстоятельства, которые не были и не могли быть известны заявителю; установленные вступившим в законную силу приговором суда заведомо ложные показания свидетеля, заведомо ложное заключение эксперта, заведомо неправильный перевод, подложность документов либо вещественных доказательств, повлекшие за собой принятие незаконного или необоснованного судебного акта; установленные вступившим в законную силу приговором суда преступные действия лиц, участвующих в деле, либо их представителей или преступные деяния судей, совершенные при рассмотрении данного дела; отмена судебного акта арбитражного суда, решения, приговора суда либо постановления другого органа, послужившего основанием к принятию данного решения. Имевшие место заявления с просьбой о пересмотре постановлений надзорной инстанции именно по вновь открывшимся обстоятельствам вследствие допущенной судебной ошибки, которая не была или не могла быть выявлена ранее, отклонялись Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации со ссылкой и на статьи 180 и 181 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации как вообще не позволяющие обжаловать постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации не только в порядке надзора, но и в случаях, которые относятся к особой стадии арбитражного судопроизводства - пересмотру дел по вновь открывшимся обстоятельствам. Следовательно, статьи 180 и 181 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, что вступившие в законную силу решения и постановления всех арбитражных судов в Российской Федерации могут быть пересмотрены в порядке надзора по протестам должностных лиц, указанных в ст. 181, за исключением постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, неправомерно использовались в качестве основания к отказу в пересмотре постановлений надзорной инстанции, когда такие постановления приняты в результате судебной ошибки. В связи с чем Конституционный Суд Российской Федерации признал не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее ст. 46 (часть 1), часть 2 ст. 192 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации постольку, поскольку она служила основанием для отказа в пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в тех случаях, когда судебный акт принят в результате судебной ошибки, которая не была или не могла быть выявлена ранее. С другой стороны, в судах первой инстанции предпочитают смотреть на практику высших судов - и порочный круг замкнулся. В Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 25 января 2001 г. N 1-П "По делу о проверке конституционности положения пункта 2 статьи 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И. В. Богданова, А. Б. Зернова, С. И. Кальянова и Н. В. Труханова" констатируется широкая практика разнобойного толкования судами одной и той же нормы права, что ставит в большую зависимость результаты осуществления правосудия от судейской дискреции. Например, автору, несмотря на свои теоретические обоснования, часто не удавалось добиться вынесения правосудных решений в судах первой инстанции. В районных и городских судах считается, что проще дело спихнуть на усмотрение кассационной инстанции. Многократные же требования в кассационных жалобах о вынесении частных определений в адрес судов первой инстанции по фактам вынесения и незаконных, и необоснованных решений, всегда оставались без рассмотрения. При этом в кассационных жалобах особо указывалось на самостоятельный характер этих требований: во-первых, для последующего применения юридических последствий, предусмотренных указанным Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 25 января 2001 г. N 1-П. Во-вторых, автор всегда ссылался на требования, закрепленные, к примеру: в пункте 3 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 1999 г. N 79 "О ходе выполнения Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 августа 1993 г. N 7 "О сроках рассмотрения уголовных и гражданских дел судами Российской Федерации", что необходимо принимать меры воздействия вплоть до прекращения полномочий судей, допускающих факты волокиты, ущемляющие законные права граждан на судебную защиту. Также, на пункт 31 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 14 апреля 1988 г. N 3 "О применении норм ГПК РСФСР при рассмотрении дел в суде первой инстанции" (в ред. Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 декабря 1992 г. N 19, от 21 декабря 1993 г. N 11, от 26 декабря 1995 г. N 9, от 25 октября 1996 г. N 10, от 10 октября 2001 г. N 11), что судам, рассматривающим дела в кассационном и надзорном порядке, необходимо усилить внимание к соблюдению норм процессуального законодательства при разбирательстве гражданских дел в судах первой инстанции и реагировать на допущенные нарушения путем вынесения частных определений. Притом что, к примеру, в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 25 января 2005 г. N 42-О "По жалобам граждан Астахова П. А., Замошкина С. Д., Карцевой В. К. и Костанова Ю. А. на нарушение конституционных прав и свобод положениями статей 7 и 123, части третьей статьи 124, статей 125, 388 и 408 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" категорически говорится, что Конституция Российской Федерации гарантирует каждому право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы и органы местного самоуправления (ст. 33), защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ст. 45, часть 2), в том числе путем обжалования в суд решений и действий (бездействия) органов государственной власти и должностных лиц. Указанные права (ст. 21, часть 1) предполагают право гражданина получить на обращение адекватный ответ. Проблема в том, что "применение права" как самая действенная из всех форм его реализации остается за самими судами, т. е. вне самих российских граждан. Отсюда предлагается следующее: в соответствии с частью 1 ст. 305 Уголовного кодекса Российской Федерации вынесение судьей заведомо неправосудного решения или иного судебного акта - наказывается. В правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, содержащейся в Постановлении от 2 февраля 1996 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности пункта 5 части второй статьи 371, части третьей статьи 374 и пункта 4 части второй статьи 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан К. М. Кульнева, В. С. Лалуева, Ю. В. Лукашова и И. П. Серебренникова" говорится, что неправосудность вынесенных по делу решений явилась результатом либо игнорирования собранных доказательств, нашедших отражение в материалах дела, либо их ошибочной оценки, либо неправильного применения закона. Думается, что до момента возбуждения уголовного дела так называемая гласность имела бы позитивное действие и имела бы свое процессуальное значение. Ведь озвученная и должным юридическим образом квалифицированная неправосудность со стороны ученых юристов в юридических журналах, в соответствии со ст. 140 (пункт 3 части 1) и 144 (часть 2) Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, является поводом для возбуждения уголовного дела. Напомним, что, в соответствии со ст. 2 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. N 2124-1 "О средствах массовой информации", любой научный юридический журнал является средством массовой информации. К сожалению, дальше можно не продолжать: в соответствии с пунктом 5 части 1 ст. 448 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации решение о возбуждении уголовного дела в отношении федеральных и мировых судей принимается Генеральным прокурором Российской Федерации на основании заключения коллегии, состоящей из трех судей Верховного суда республики, краевого или областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области и суда автономного округа, военного суда соответствующего уровня, о наличии в действиях судьи признаков преступления и с согласия соответствующей квалификационной коллегии судей. Последняя руководствуется прежде всего интересами защиты прав и законных интересов судей. Именно так сказано в статьях 3 и 4 Федерального закона от 14 марта 2002 г. N 30-ФЗ "Об органах судейского сообщества в Российской Федерации": органы судейского сообщества, в т. ч. квалификационные коллегии судей субъектов Российской Федерации, формируются и действуют для выражения интересов судей как носителей судебной власти; их деятельность регулируется актами (регламентами, положениями), принимаемыми этими органами; их основными задачами являются: защита прав и законных интересов судей. Вероятнее всего, что простым гражданам не удастся привлечь к уголовной ответственности судей. Значит ли это, что конституционная правосубъектность российских граждан в процедурах гражданского и уголовного судопроизводств останется, как и ранее, нереализованной? При этом в существующем законодательстве есть потенциальная возможность самим гражданам прорвать "заколдованный" круг безответственности круговой поруки. Следует подчеркнуть, что, как и всякий радикальный способ, он чреват осложнениями при неквалифицированном применении. Однако, как отмечал профессор А. Ф. Черданцев, И. В. Гете писал: "...лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой" <*>. Так каким же таким законным способом заинтересованный гражданин сможет доказать вину, т. е. юридическую ответственность судьи, постановившего неправосудное решение? Ответ автора, видимо, понятен - в результате применения научных методов: юридической фикции и "исключенного третьего". -------------------------------- <*> См.: Черданцев А. Ф. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 1999. С. 111.

Нарушение конституционных частных (имущественных) прав граждан может быть осуществлено судом только в незаконной процедуре путем вынесения необоснованного и незаконного решения, материальные следы чего безусловно остаются в материалах дела. После безуспешных попыток привлечь судью к уголовной ответственности по ст. 305 Уголовного кодекса Российской Федерации будет логичным явиться с повинной в органы прокуратуры, к чьей подследственности, в соответствии с частями 2 и 6 ст. 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, относится преступление, предусмотренное частью 1 ст. 306 Уголовного кодекса Российской Федерации - с добровольным заявлением о заведомо ложном доносе. Весь смысл применяемой здесь юридической фикции состоит в том, что гражданин своим оправдательным приговором, т. е. доказательством своей невиновности, основанной на материалах дела, изъятого в результате неотложных следственных действий для обеспечения сохранности всех доказательств, сам обеспечивает доказательство виновности судьи. Здесь, конечно же, решающую роль играет фактор непричастности и объективности уже иных прокурора и районного суда, к чьей подследственности и подсудности сам себя относит гражданин, пользуясь "правом на выбор места совершения" преступления, предусмотренного ст. 305 Уголовного кодекса Российской Федерации, через реализацию конституционного права свободы передвижений и выбора места жительства. Подчеркнем, что такая самодостаточность гражданина обеспечена, кроме указанных статей, частью 2 ст. 31 и ст. 32 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Представляется, что добросовестные и квалифицированные прокурор и иной федеральный судья, которых "назначил" себе сам гражданин, убедившись на материалах дела, заранее уже зная о смысле примененной гражданином юридической фикции, памятуя о содержании части 1 ст. 299 Уголовного кодекса Российской Федерации (привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности - наказывается), не возьмут на себя, подчеркнем - опосредованно, бремя ответственности за грехи иных недобросовестных служителей российской Фемиды, тем более, что они их и не знают. Конечно же, последователям автора прежде всего надо самим подумать. Ведь как сообщается в СМИ, число оправдательных приговоров в стране составляет 0,46% от общего числа; почти треть осуждена без вины; что само принятие Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 11 мая 2005 г. N 5-П "По делу о проверке конституционности статьи 405 Уголовного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами Курганского областного суда, жалобами уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, ПТК "Содействие", ООО "Карелия" и ряда граждан" было направлено на разрешение пересмотров, в т. ч. и оправдательных, приговоров в порядке надзора и по представлению прокурора. Однако, как сказано в тексте постановления, в течение года могут пересматриваться только приговоры, в которых имели место существенные (фундаментальные) нарушения закона и дан критерий, предусмотренный пунктом 2 ст. 2 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод (в редакции Протокола N 11). Словом, основные аргументы автором статьи приведены - дело за самими истцами в защите своих нарушенных имущественных прав. Дело не столь безнадежное. Ведь теория права дает немало возможностей практической защиты прав граждан-вкладчиков в рамках судопроизводства...

(Продолжение следует)

Название документа