Теоретические и практические аспекты проблемы квалификации природы права требования исполнившего свое обязательство поручителя

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ КВАЛИФИКАЦИИ ПРИРОДЫ ПРАВА ТРЕБОВАНИЯ ИСПОЛНИВШЕГО СВОЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО ПОРУЧИТЕЛЯ

Е. А. ПЕРЕПЕЛКИНА

В рамках законодательного регулирования последствий "реализации" поручительства основополагающее место занимают права исполнившего свои обязательства поручителя. Такой подход законодателя более чем оправдан, поскольку в результате понесенной за должника ответственности поручитель становится лицом, понесшим потери в связи с нарушением чуждого ему обязательства. В такой ситуации первостепенной задачей законодателя является разработка правового механизма, который сможет восстановить имущественное положение поручителя и защитит его права и интересы наиболее эффективным способом. Среди положений Гражданского кодекса РФ (далее - ГК, Кодекс), регламентирующих поручительство, правам поручителя, исполнившего свое обязательство, традиционно отводится отдельная статья - в действующей редакции ГК это ст. 365, которая предусматривает, что к поручителю после исполнения обязательства переходят права кредитора по обеспечиваемому обязательству и права кредитора как залогодержателя в том объеме, в котором поручитель удовлетворил требование кредитора. Кроме того, законодатель предоставляет поручителю право требовать от должника возмещения убытков, понесенных поручителем в связи с осуществлением исполнения в пользу кредитора, в том числе право требовать от должника уплаты в свой адрес процентов на сумму, выплаченную поручителем кредитору. Как известно, в теории довольно давно разгорелись жаркие споры по поводу природы права требования поручителя к должнику. Дискуссии на эту тему подогреваются непоследовательностью и неаккуратностью законотворцев при употреблении терминов "регресс", "переход прав", законодательной неразработанностью общей концепции суброгации за рамками института страхования. Также свою лепту в продолжающиеся споры по поводу природы права требования, возникающего у исполнившего свои обязательства поручителя, неизбежно вносит и правоприменительная практика, которая зачастую то указывает на наличие у поручителя регрессного права требования, то соглашается с тем, что к поручителю перешли права кредитора по обеспеченному обязательству. В современной цивилистике сформировались две (пожалуй, диаметрально противоположные) точки зрения на существо и характер права требования поручителя. Для простоты ссылок можем предложить следующие названия подходам к разрешению рассматриваемого нами вопроса: регрессный и суброгационный подход. Регрессный подход. Исторически первой в отечественной цивилистике была высказана точка зрения, сторонники которой считают, что правоотношение между исполнившим свое обязательство поручителем и должником представляет собой новое обязательственное отношение, возникшее после осуществления исполнения со стороны поручителя, так называемое регрессное обязательство. Под регрессным обязательством в отечественной цивилистике традиционно (благодаря К. С. Юдельсону, И. Б. Новицкому, О. С. Иоффе <*>) понимается обязательство, в силу которого кредитор (регредиент) вправе требовать от должника (регрессанта) компенсации исполненного кредитором в пользу третьего лица (кредитора должника), так как это исполнение со стороны регредиента было обусловлено действием или бездействием должника. -------------------------------- <*> Юдельсон К. С. Регрессное обязательство в основных институтах советского гражданского права // Ученые записки Свердловского юридического института. Том первый. Свердловск, 1945. С. 73; Новицкий И. Б. Регрессные обязательства между социалистическими хозяйственными организациями. М.: Госиздат, 1952. С. 4 - 13; Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1977. С. 75.

Традиционно <*> выделяют следующие основополагающие черты регрессного обязательства: 1) правоотношение регресса производно от другого обязательственного правоотношения (между регрессантом и кредитором); 2) для возникновения права регресса необходимо вызванное ненадлежащим поведением регрессанта осуществление исполнения обязательства регредиентом в пользу кредитора регрессанта. Таким образом, регрессное обязательство направлено на "восстановление справедливости": посредством регрессного обязательства бремя перекладывается на виновного должника, чье действие (бездействие) было причиной исполнения со стороны третьего лица (регредиента). Соответственно, наделяя регредиента правом регресса к должнику, законодатель защищает имущественные интересы регредиента, являющего третьим лицом по отношению к исполненному обязательству, которое регредиент не обязывался исполнять за свой счет. -------------------------------- <*> Новицкий И. Б. Там же. С. 4 - 13; Смирнов В. Т. К понятию о регрессных обязательствах // Правоведение. 1960. N 1. С. 64; Юдельсон К. С. Там же. С. 70 - 155.

Очевидно, что выделенные в науке гражданского права основополагающие черты регрессного обязательства присущи в той или иной степени правоотношению, возникающему между поручителем и должником. Недаром, исследуя проблемы права регресса как такового, довольно часто цивилисты в качестве одного из примеров права регресса неизменно называют право требования поручителя к должнику. Неудивительно, что на такой плодотворной почве регрессный подход нашел довольно много сторонников среди исследователей проблем поручительства. Высказывания в пользу регрессного характера права требования поручителя можно найти в трудах многих ведущих цивилистов, таких, как А. Шерстобитов, М. И. Брагинский, В. А. Белов, А. В. Латынцев, В. Т. Смирнов, С. В. Тетерин, В. В. Кресс и другие <*>. -------------------------------- ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (под ред. О. Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации - КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 1997. ------------------------------------------------------------------ <*> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Под редакцией О. Н. Садикова. М.: Информцентр, 1997. С. 617; Белов В. А. Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики. М.: ЮрИнформ, 1998. С. 63; Латынцев А. В. Обеспечение исполнения договорных обязательств. М.: Лекс-книга, С. 238; Шерстобитов А. Регрессные обязательства между социалистическими организациями в арбитражной практике // Хозяйство и право. 1987. N 12. С. 74; Смирнов В. Т. К понятию о регрессных обязательствах // Правоведение. 1960. N 1. С. 64; Тетерин С. В. Юридический состав, влекущий суброгацию // Теоретические аспекты современного российского права: Сборник научных трудов. Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2003. С. 111; Кресс В. В. Обязательство по возврату банковского кредита и поручительство как способ его обеспечения. Диссертация к. ю.н. Томск, 1999. С. 190.

Суброгационный подход. Иная точка зрения на природу права требования поручителя о возмещении со стороны должника укрепилась в отечественной цивилистике позднее, но в настоящее время завоевывает все больше сторонников. Ее приверженцы исходят из того, что на стороне поручителя не появляется абсолютно новое право требования. Сторонники суброгационного подхода считают, что поручитель приобретает права требования в отношении должника в результате сингулярного правопреемства. По их мнению, в данном случае между поручителем и должником не возникает принципиально новое правоотношение, а имеет место частный случай перехода прав кредитора к третьему лицу на основании закона. Именно такой подход к природе и характеру прав поручителя закреплен в действующем законодательстве, что на самом деле является традиционным, поскольку и Свод законов Российской империи, и отечественные Гражданские кодексы советского периода определяли правовое положение поручителя через конструкцию перехода к поручителю прав кредитора. Таким образом, законодатель прибегает к появившейся еще в римском праве и унаследованной европейской цивилистикой конструкции так называемой суброгации (отсюда и предложенное нами название рассматриваемому подходу). Наиболее детально понятие суброгации было разработано французскими цивилистами (Е. Годэме, который использовал более точный и узкий термин "платеж с суброгацией", Р. Саватье, который также именовал суброгацию "исполнением обязательств со вступлением в права кредитора" <*>). Итак, суброгация представляет собой случай замены кредитора в гражданском правоотношении, происходящий на основании платежа, произведенного третьим лицом первоначальному кредитору в погашение либо издержек, связанных с содержанием кредитором чужого имущества (вещная суброгация), либо долга по обязательству (личная суброгация). Исходя из приведенного описания, очевидно, что в случае с поручительством речь идет о личной суброгации. -------------------------------- <*> Годэме Е. Общая теория обязательств. Перевод с французского. М.: Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948. С. 471 - 478; Саватье Р. Теория обязательств. Юридический и экономический очерк: Перевод с французского. М.: Прогресс, 1972. С. 381 - 383.

К сожалению, термин "суброгация" не нашел достойного места в отечественном законодательстве. ГК оперирует понятием "суброгация" лишь в отношении перехода к страховщику прав страхователя на возмещение ущерба. Таким образом, термин суброгация в российском гражданском праве стеснен рамками института страхования, и ему не созданы условия для развития в пределах общей части обязательственного права. Такая ограниченность в использовании самого понятия "суброгация" отчасти добавляет масла в огонь неутихающих разногласий по поводу природы прав поручителя. Тем не менее отсутствие законодательного закрепления концепции суброгации в широком смысле на основании разработок французских цивилистов отнюдь не означает, что некоторые правоотношения, регулируемые современным гражданским законодательством, не могут по существу представлять собой яркие примеры суброгации. Анализируя подход законодателя к порядку приобретения и объему прав, которые получает поручитель, исполнивший обязательство, очевидно, что законодатель основывается на концепции личной суброгации, когда устанавливает, что поручитель приобретает права требования к должнику вместе с дополнительными, обеспечительными правами кредитора как залогодержателя и правами требования кредитора, возникшими из иного обеспечения. Не замечая этого, приверженцы регрессного подхода строят свою концепцию на том, что исполнение поручителем лежащей на нем обязанности прекращает основное обязательство, следовательно, у кредитора не существует больше никаких прав к должнику, которые он мог бы передать поручителю. Тем не менее, делая такой небезосновательный вывод (о чем мы будем говорить подробнее далее), приверженцы регрессного подхода не могут дать последовательное и логичное объяснение многим существенным чертам приобретаемых поручителем прав в отношении должника. Нередко они начинают прибегать к различным искусственным ухищрениям, изобретая конструкции, которые не предусмотрены законодательством и не существуют на практике. Так, В. А. Белов в своей работе 1998 г. "Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики" предлагает следующее решение проблемы: поручитель приобретает регрессное право требования к должнику в результате прекращения самого поручительства. При этом основное обязательство не прекращается, оно как бы новируется в обязательство регрессное: "назвав договор договором поручительства и сославшись на него в основном договоре, стороны тем самым согласились, что основное обязательство может прекратиться по причине возникновения обязательства регрессного" <*>. Любопытная точка зрения, но вряд ли обоснованная: как известно, новация - это замена первоначального обязательства новым обязательством между теми же лицами. В данном же случае имеет место замена обязательства между кредитором и должником обязательством между должником и поручителем. Кроме того, как известно, на практике далеко не всегда стороны в договоре, оформляющем основное обязательство, ссылаются на поручительство и предусматривают какие-либо положения касательно последствия реализации поручительства. Несостоятельность предложенной концепции признал и сам автор, когда в 2000 г. в своей статье "Суброгация" прямо признал, что в случае исполнения поручителем своего обязательства перед кредитором имеет место суброгация, а отнюдь не регресс <**>. Тем самым один из ведущих современных исследователей проблем поручительства признал, что в содержание права регресса никак не вписываются некоторые существенные элементы правовой связи поручитель-должник, о чем будет подробнее сказано в дальнейшем. -------------------------------- <*> Белов В. А. Поручительство. Опыт теоретической конструкции и обобщения арбитражной практики. М.: ЮрИнформ, 1998. С. 200. <**> Белов В. А. Суброгация // Очерки по торговому праву. Сборник научных трудов. Ярославль: Изд-во Ярославского ун-та, 2000. Вып. 7. С. 91 - 101.

Так, например, утверждая, что основное обязательство прекращается надлежащим исполнением со стороны поручителя, приверженцы регрессного подхода неизбежно попадают в тупиковую ситуацию: прекращение основного обязательства влечет за собой прекращение акцессорного правоотношения. Таким образом, поручителю не могут перейти права кредитора в отношении обеспечения после прекращения самого обеспечиваемого обязательства. Однако, как прямо и вполне однозначно устанавливает ГК, поручитель приобретает права по обеспечению, предоставленному кредитору в отношении обязательства должника, в связи с неисполнением (ненадлежащим исполнением) которого поручитель был вынужден компенсировать кредитору соответствующие потери. Очевидно, что в данной ситуации нет и намека на то, что в случае с поручителем, исполнившим свое обязательство, речь идет о не предусмотренном законодательством исключении из основополагающего принципа о следовании акцессорного обязательства судьбе основного. Таким образом, налицо неустранимое противоречие регрессного подхода: с одной стороны, право исполнившего поручителя - это абсолютно новое право, а с другой стороны, это новое право обеспечено старым обеспечением, первоначально установленным в отношении уже прекратившегося обязательства. Одна из крайне малочисленных попыток объяснить обозначенное противоречие была предпринята не так давно В. В. Крессом <*>. Автор концепции считает, что в обеспечение регрессного права требования поручителю необходимо предоставлять право законного залога в отношении имущества, первоначально заложенного должником в пользу кредитора. Необходимо признать, что рассуждения В. В. Кресса по поводу законного залога вполне логичны и последовательны: действительно, законодатель признает возможность возникновения залога на основании закона при наступлении обозначенных в нем обстоятельств, если в законе предусмотрено, какое имущество и для обеспечения какого обязательства необходимо считать находящимся в залоге (п. 3 ст. 334 ГК). Однако вряд ли представляется даже теоретически возможным применить предложенную логику в отношении всех остальных акцессорных обязательств, созданных в отношении основного, обеспеченного поручителем. Кроме того, законодатель не дает нам оснований сделать вывод, что право требования поручителя к должнику обеспечивается залогом, поручительством и иными способами обеспечения, основанием возникновения которых является исключительно воля законодателя. Интересно, что в отношении иных акцессорных обязательств, таких как, например, второе поручительство, В. В. Кресс подвергает критике и сомнению теоретическую обоснованность приобретения поручителем соответствующих акцессорных прав требования ко второму поручителю (в нашем примере). Создается впечатление, что, не найдя достойной теоретической базы, автор пытается решить проблему "кардинально" - сослаться на необоснованность приобретения поручителем прав требования в отношении любого обеспечения, за исключением залога. Возможно, по поводу обоснованности предоставления поручителю таких широких возможностей и можно рассуждать абстрактно, однако нельзя при этом игнорировать волю законодателя, который прямо указывает на наличие у поручителя прав в отношении обеспечения, первоначально созданного в пользу кредитора. -------------------------------- <*> Кресс В. В. Там же. С. 196 - 197.

Кроме того, следует заметить, что сторонники регрессного подхода в своих исследованиях игнорируют то обстоятельство, что законодатель довольно последовательно проводит свое отношение к возникающему у поручителя праву требования к должнику как к праву, доставшемуся "по наследству" от кредитора. Так, ГК прямо называет осуществление исполнения со стороны поручителя среди случаев перехода прав кредитора третьему лицу на основании закона (что закреплено в ст. 387 ГК). Кроме того, говоря о переходе прав кредитора к поручителю в рамках общих положений о перемене лиц в обязательстве (гл. 24 части первой ГК), законодатель еще раз отграничивает права поручителя от прав регрессных, прямо устанавливая, что правила о переходе прав кредитора, закрепленные гл. 24 "Перемена лиц в обязательстве", не применяются к регрессным требованиям. Тем самым законодатель в очередной раз проводит четкую границу между существом регрессных правоотношений и природой возникающих у исполнившего свои обязательства поручителя прав по отношению к должнику. Такая последовательность в трактовке характера прав поручителя закреплена в российском гражданском праве впервые. Законодательство советского периода хотя и оперировало понятием "переход прав" и "становление на место кредитора" в отношении правового положения поручителя, но, к сожалению, не шло дальше и, следовательно, к трактовке рассматриваемого вопроса подходило довольно поверхностно. Кодексы советского периода не упоминали переход к поручителю прав кредитора в рамках теории правопреемства. Такая недоработанность концепции в прошлом наряду с уже отмеченным последовательным употреблением термина "регресс" и отсутствием широкого использованием понятия "суброгация" и позволяла существовать противоречивым взглядам на проблему прав исполнившего свои обязательства поручителя. Единственный недостаток закрепленных в гл. 24 прямых указаний на переход к поручителю прав кредитора заключается в недоработанности формулировки ст. 387 ГК, которая дословно гласит, что "права кредитора по обязательствам переходят к другому лицу... вследствие исполнения обязательства должника его поручителем". Таким образом, складывается впечатление, что о переходе прав кредитора к поручителю может идти речь, только когда поручитель исполнит в натуре то, что обязался исполнить в пользу кредитора должник. Как известно, существо и содержание обязательства поручителя не совпадает с существом и содержанием обеспечиваемого им обязательства. Складывается впечатление, что разработчики ст. 387 ГК просто забыли об указанном выше обстоятельстве. Хотелось бы, чтобы при принятии очередных изменений в ГК формулировка ст. 387 была подкорректирована, например, следующим образом: "права кредитора по обязательствам переходят к другому лицу... вследствие исполнения поручителем своего обязательства перед кредитором должника". Понятно, что у законодателя хватает забот, помимо корректировки неудачных формулировок действующего Кодекса. В сложившейся ситуации остается уповать на расширительное толкование нормы ст. 387 ГК (с учетом положений ст. 365 ГК). Итак, как мы успели убедиться, взгляд законодателя на рассматриваемые правовые связи между поручителем, должником и кредитором стал более глубоким и продуманным, в связи с чем теперь еще ярче и яснее высвечивается природа прав, которыми наделяется поручитель по отношению к должнику (и возможно, при наличии соответствующего обеспечения обязательств должника перед кредитором - к третьим лицам). Конечно, можно продолжать рассуждать на тему, что было бы, если бы право требования поручителя носило регрессный характер; пытаться доказать, что право регресса способно защитить поручителя лучше, чем действующие правила о суброгации. На наш взгляд, учитывая обозначенные выше закрепленные в законе нормы права, почти абсурдно и совершенно безосновательно пытаться доказать, что действующее гражданское законодательство наделяет поручителя регрессным правом требования к должнику. Несмотря на это, регрессный подход все еще находит сторонников. В первую очередь объяснение права поручителя с помощью концепции регресса на данном этапе развития отечественного законодательства и цивилистики в целом объясняется тем, что при исполнении поручителем лежащей на нем обязанности право требования кредитора считается удовлетворенным, а следовательно, прекратившимся. Соответственно вряд ли можно вести речь о переходе прекратившихся прав кредитора к поручителю. Таким образом, неизбежно возникает соблазн примкнуть к сторонникам регрессного подхода. Безусловно, строго говоря, исполнение, осуществляемое поручителем, не совпадает с надлежащим исполнением основного обязательства должником. Особенно это очевидно, когда речь не идет об обеспечении поручительством денежных обязательств: например, при обеспечении поручительством обязательств поставщика по договору поставки или подрядчика по договору подряда. Соответственно при реализации своего права требования к поручителю кредитор получает лишь денежное возмещение, но отнюдь не то, что мог бы получить при надлежащем исполнении должником основного обязательства. Тем не менее практически поручитель осуществляет то, что должен был осуществить должник. Так, в случае неисполнения обеспеченного обязательства должник вправе своими средствами компенсировать кредитору потери, понеся ответственность, в результате чего основное обязательство прекратится. Кроме того, сторонники регрессного подхода отмечают, что если бы поручитель являлся цессионарием в отношении прав кредитора, то он бы приобретал право требования к должнику в том виде, в котором оно существовало у кредитора. Например, если бы должником выступал не исполнивший свои обязательства по договору поставки поставщик, поручитель наделялся бы правом требовать от такого поставщика осуществить поставку в его пользу. Как известно, поручитель требует от должника возмещения уплаченного кредитору, но никак не исполнения основного обязательства в натуре. Приведенные выше рассуждения идут вразрез с концепцией вступления поручителя в права кредитора. Обозначенное противоречие может показаться непреодолимым, если считать, что суброгация ничем не отличается от перемены лица в обязательстве на стороне кредитора. Однако, если рассматривать характер правовых связей, содержание и объем прав и обязанностей кредитора, должника и поручителя, станет очевидно, что налицо определенные существенные отличия суброгации от уступки права требования, осуществляемой на основании общих положений ГК о перемене лиц в обязательстве, а именно: Как мы уже выяснили, по своему характеру и содержанию обязательство поручителя не совпадает с обязательством должника, что, в частности, не может не сказаться на характере и содержании прав поручителя, возникающих после исполнения. Таким образом, между поручителем и должником продолжает существовать основное обязательство, но с изменившимися характером и объемом требований кредитора, которым теперь уже становится поручитель. Поскольку сам поручитель несет перед кредитором ответственность, а не исполняет основное обязательство за должника в натуре, содержанием требования поручителя к должнику будет право требования возмещения убытков, основанное на обеспеченном поручителем обязательстве. Получается, что характер и содержание права требования поручителя к должнику соответствует характеру и содержанию права требования кредитора к поручителю. Таким образом, поручитель приобретает вытекающее из основного обязательства право требовать возмещения от должника по объему, совпадающее с размером возмещения, уплаченного поручителем кредитору. Именно поэтому законодатель говорит, что к поручителю переходят права кредитора в объеме, в котором поручитель удовлетворил требование кредитора. Изменение характера и содержания права требования, которое переходит от кредитора к поручителю, не учитывается сторонниками регрессной точки зрения. Признание возможности перехода прав кредитора к поручителю вызывает их недоумение: поручитель не заинтересован в получении со стороны должника реального исполнения обеспеченного обязательства <*>. Представляется, что такие, по сути, небезосновательные рассуждения носят довольно односторонний характер: почему-то не учитывается то обстоятельство, что кредитор обладает правом не только требовать исполнения обязательства в натуре, но и вправе взыскать убытки в случае ненадлежащего исполнения со стороны должника. -------------------------------- <*> Кресс В. В. Там же. С. 192.

Справедливости ради стоит отметить, что приведенные нами рассуждения о переходе к поручителю прав требования кредитора с измененным характером и содержанием не так-то просто обосновать с юридической точки зрения. С позиций законов рыночной экономики ситуация довольно легко объяснима: для не исполнившего основное обязательство должника такое обязательство не должно прекращаться в связи с несением поручителем за него ответственности. Удовлетворение поручителем требований кредитора не значит, что денежное требование к должнику теперь прекратилось. Обязательство для должника прекратится только тогда, когда он осуществит исполнение (понесет ответственность) в связи со взятым на себя обязательством. Таким образом, вполне объяснимо, что право требования кредитора не исчезает, а передается в руки поручителя. Однако, рассматривая поставленный вопрос исключительно с юридической точки зрения, вряд ли можно предложить логически стройное, обоснованное и бесспорное объяснение рассматриваемому феномену. Конечно, строго говоря, исполнение поручителем взятого на себя обязательства не совпадает с надлежащим исполнением обязательства должником, как это понимает законодатель. Однако, исходя из этого, не представляется возможным обосновать позицию о том, что в связи с этим несение поручителем ответственности за должника не вписывается в рамки прекращения обязательства путем исполнения. В противном случае пришлось бы согласиться, что даже при возмещении поручителем кредитору полностью всех понесенных убытков и затрат в связи с неисполнением должником обеспеченного обязательства за кредитором все еще сохраняется право требования к должнику. Очевидно, что такая логика привела бы к выводу о возможности двойного исполнения, а следовательно, к возможности неосновательного обогащения на стороне кредитора, что противоречит основополагающим принципам гражданско-правового регулирования. Следует заметить, что если попробовать проанализировать реализацию поручительства и его последствия с точки зрения кредитора, то можно прийти к небезосновательному выводу, что для кредитора в данном случае ситуация на практике довольно близка осуществлению уступки своего права требования третьему лицу по договору. В результате цессии кредитор лишается права требования к должнику, за которое ему третье лицо уплачивает согласованную сторонами договора уступки цену. Принципиальное отличие цессии от реализации поручительства заключается в том, что договор уступки между кредитором и поручителем не заключается и цена не согласовывается - она всегда соответствует объему передаваемых кредитором прав требования в отношении должника. Однако результат достигается, по существу, идентичный: кредитор выбывает из правоотношения, а на его место встает чуждое обязательству лицо - поручитель. Как уже отмечалось, именно отсутствие стройного и подробного объяснения феномена сохранения права требования при удовлетворении поручителем кредитора в теории отечественного гражданского права, а также молчание законодателя по данному вопросу является тем слабым звеном в концепции суброгации, которое подвергается постоянным атакам сторонников регрессного подхода. Цивилисты, придерживающиеся суброгационного подхода, по-разному подходят к объяснению рассматриваемого феномена, и на настоящий момент, к сожалению, единой концепции пока не выработано. Разработчики концепции суброгации, французские цивилисты во главе с Р. Саватье, отмечали, что в основании техники суброгации лежит юридическая фикция: как только совершен платеж, право требования к должнику "умирает" на стороне кредитора и тут же "возрождается" у поручителя. При этом сохраняется тот же должник, тот же объем права требования, то же обеспечение <*>. Соглашаясь с приведенным объяснением, можно обнаружить, что переход прав при суброгации вписывается в разработанную английским правом справедливости концепцию уступки права требования путем новации, где у первоначального кредитора передаваемое право прекращается, и в тот же самый момент такое же право (того же содержания и объема) возникает у нового кредитора. -------------------------------- <*> Саватье Р. Там же. С. 381 - 382.

В отечественной цивилистике вряд ли найдется подробное исследование природы рассматриваемого феномена. Среди немногочисленных попыток разрешить проблему продолжения существования основного обязательства после осуществления исполнения со стороны поручителя следует отметить предложенное В. А. Мусиным объяснение: при суброгации в распоряжении кредитора сосредоточиваются два права, направленных на исполнение одного и того же долга, - одно по отношению к должнику, другое по отношению к будущему суброганту (т. е. поручителю в нашем случае). При осуществлении права требования к суброганту право требования к должнику продолжает существовать, вот оно-то и передается поручителю <*>. Точка зрения, безусловно, заслуживает внимания. Однако законодатель не разделяет рассмотренную позицию: в случае с банковской гарантией в соответствии с действующим ГК гарант, исполнивший свое обязательство, приобретает право регресса. Таким образом, не всегда, когда в распоряжении кредитора сосредотачивается два права требования, речь идет о суброгации. Если бы законодатель придерживался позиции, высказанной Мусиным В. А., соответствующими положениями ГК было бы предусмотрено, что к гаранту (так же, как и поручителю) переходит право требования кредитора по обеспеченному банковской гарантией обязательству на основании закона. -------------------------------- <*> Мусин В. А. Суброгация в советском праве // Советское государство и право. 1976. N 7. С. 129 - 130.

Вслед за О. Ломидзе <*>, основываясь на теории правопреемства и учитывая при этом правила прекращения обязательств, приходится констатировать, что в рамках действующего гражданско-правового регулирования суброгация представляет собой исключение из общего правила о прекращении обязательства исполнением. В этой связи при разработке действующего ГК во избежание сомнений и неправильного толкования природы прав поручителя, исполнившего свое обязательство, необходимо было бы прямо установить, что в результате реализации поручительства обеспеченное обязательство не прекращается, а продолжает существовать в измененном виде. К сожалению, ни в гл. 26 "Прекращение обязательств", ни в гл. 23 "Обеспечение исполнения обязательств" действующего ГК прямо не предусмотрено обозначенное исключение из общего правила. -------------------------------- <*> Ломидзе О. Суброгация в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2001. N 10. С. 20.

Важно, что судьи, принимая решения по конкретным делам, в подавляющем большинстве случаев верно трактуют природу возникающего у поручителя права требования, прямо указывая на то, что в связи с исполнением поручителем своего обязательства к нему переходит право кредитора на основании закона <*>. Однако с сожалением приходится констатировать, что все еще встречаются судебные решения (однако довольно редко), в которых суды на основании содержания положений ГК о правах поручителя, исполнившего свое обязательство, все-таки делают вывод о том, что поручителю в данном случае предоставляется право регресса <**>. -------------------------------- <*> Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 12 октября 2004 г. N А56-31805/03; Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 17 августа 2004 г. N КГ-А40/7058-04; Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 30 октября 2002 г. N КГ-А40/7273-02; Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 17 января 2005 г. N Ф08-6165/2004; Постановление Высшего Арбитражного Суда РФ от 17 августа 2004 г. N 5106/04 // СПС. <**> Постановление Федерального арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 20 апреля 1998 г. N А58-1600/97-Ф02-337/98-С2 // СПС.

Важно отметить, что иногда суды именуют право требования поручителя, исполнившего свое обязательство, правом регрессным, только ради того, чтобы решить процессуальные задачи. В судебной практике укрепилась тенденция отрицания возможности осуществления процессуального правопреемства на стороне кредитора в результате исполнения поручителем возложенного на него обязательства. Так, например, Федеральный арбитражный суд Уральского округа своим Постановлением от 15 декабря 2003 г. N Ф09-3675/03-ГК <*> признал невозможным заменить кредитора-истца на поручителя, исполнившего свое обязательство, в порядке правопреемства по соответствующему делу, мотивировав это тем, что исполнение поручителем обеспеченного обязательства прекращает обязательства должника перед кредитором, соответственно, поскольку существовавшее между должником и кредитором правоотношение прекращается, невозможна замена стороны в таком правоотношении. Таким образом, практика процессуального оформления требования поручителя способна существенно влиять на решение вопроса идентификации гражданско-правовой природы права поручителя. -------------------------------- <*> Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 15 декабря 2003 г. N Ф09-3675/03-ГК // СПС.

Вряд ли мы можем на достойном профессиональном уровне давать советы по разрешению непростых вопросов, возникающих в сфере процессуального права. Вполне возможно, что в случае с переходом прав кредитора к поручителю говорить о полном процессуальном правопреемстве можно лишь с оговоркой по поводу того, что характер прав поручителя не идентичен характеру прав кредитора. Исходя из этого, возможно, целесообразно говорить о необходимости предъявления поручителем отдельного, нового иска. Однако это не значит, что такой подход может быть обоснован неправильными гражданско-правовыми предпосылками о регрессной природе прав поручителя. Соответственно в ситуациях, аналогичных рассмотренной Федеральным арбитражным судом Уральского округа (как описано выше), следовало бы ссылаться не на возникновение у поручителя абсолютно нового, чуждого кредитору права требования, а на право требования, основанное на сохранившемся основном обязательстве, но с характером, который не совпадает с характером права требования кредитора. Таким образом, нам удалось бы избежать дальнейшей путаницы в вопросе природы прав поручителя. В завершение настоящего исследования стоит уделить внимание ст. 366 ГК. И вот почему: в данном случае, пожалуй, законодатель допустил досадное недоразумение, установив, что, если должник не уведомит поручителя об исполнении обеспеченного обязательства, поручитель, в свою очередь исполнивший требование кредитора, наделяется правом: 1) взыскать с кредитора неосновательно полученное или 2) предъявить регрессное требование к должнику. На наш взгляд, не существует каких-либо объективных причин, почему в данном случае к поручителю не должны переходить права кредитора в порядке, установленном ст. 365 ГК. Непонятно, почему поручитель, исполнивший свое обязательство в пользу кредитора, требования которого уже были удовлетворены должником, должен наделяться новым правом требования к должнику. Итак, очевидно, что признание за поручителем права регрессного требования имеет под собой некие основания до сих пор. Однако детальный анализ существа возникающих у поручителя прав вряд ли позволит прийти к выводу о регрессном характере прав поручителя. Надеюсь, настоящая статья позволяет и читателю согласиться с приведенной аргументацией и сделанными на их основании выводами. Хотелось бы еще раз отметить, что нельзя закрывать глаза на неразработанность концепции суброгации в рамках поручительства. Посему целью настоящего исследования было в первую очередь сделать шаг вперед в разработке суброгационного подхода и понимания перехода прав кредитора к поручителю, его отличия от смены кредитора при сингулярном правопреемстве. Закончить настоящую статью хотелось бы просьбой к коллегам-цивилистам не обходить своим вниманием затронутых нами проблем.

Название документа