Споры из внешнеторгового договора займа

(Розенберг М. Г.)

("ЭЖ-Юрист", 2005, N 43)

Текст документа

СПОРЫ ИЗ ВНЕШНЕТОРГОВОГО ДОГОВОРА ЗАЙМА

М. Г. РОЗЕНБЕРГ

Михаил Григорьевич Розенберг, член Президиума и арбитр МКАС при ТПП РФ, доктор юридических наук, профессор.

Дело N 43/2004. Решение МКАС ОТ 23.05.2005.

В силу коллизионной нормы российского законодательства (ст. 1216 ГК РФ) при уступке требования отношения между первоначальным и новым кредитором определяются избранным ими правом. В то же время правом, подлежащим применению к требованию, являющемуся предметом уступки, определяются: допустимость уступки требования; отношения между новым кредитором и должником; условия, при которых это требование может быть предъявлено к должнику новым кредитором; вопрос о надлежащем исполнении обязательства должником.

В соответствии с правовой позицией, сложившейся в российской доктрине и практике государственных судов, договор уступки права требования, регулируемый положениями Общей части ГК РФ (глава 24), может считаться заключенным и порождающим правовые последствия только в случае согласования цедентом и цессионарием конкретного индивидуализированного права требования (или совокупности прав требования), являющегося предметом уступки. С учетом этого не признано заключенным соглашение об уступке гипотетических будущих (не определенных на момент его заключения) прав требований цедента к заранее не известным должникам в целях обеспечения им исполнения будущих (не определенных на момент заключения соглашения об уступке) обязательств перед цессионарием.

Констатировано, что российским законодательством на основании его специальных предписаний (глава 43 ГК РФ) прямо допускается уступка будущих требований только в отношении договора финансирования под уступку денежного требования.

Поскольку признано, что не имела места уступка права требования истцом третьему лицу, отвергнуты утверждения ответчика об отсутствии у истца права на иск. На основании арбитражной оговорки договора сторон и предписаний Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" состав арбитража пришел к выводу, что в компетенцию МКАС входит разрешение спора между истцом и ответчиком.

Особая мера правоохранительных органов страны ответчика, непосредственно запретившая проведение ответчиком расчетов с истцом, квалифицирована в качестве такого чрезвычайного и непредотвратимого при данных условиях обстоятельства, с которым российское гражданское законодательство (п. 3 ст. 401 ГК РФ) связывает освобождение должника от гражданско-правовой ответственности за просрочку исполнения обязательства по возврату суммы займа. Соответственно не удовлетворены требования истца о взыскании договорного штрафа за просрочку платежа и убытков (упущенной выгоды), определенных путем исчисления процентов за пользование денежными средствами исходя из ставки LIBOR. С учетом того, что на момент рассмотрения спора прекратила действие указанная особая мера правоохранительных органов страны ответчика с ответчика в пользу истца взыскана сумма основного долга (сумма предоставленного истцом займа).

Иск был предъявлен фирмой с Британских Виргинских Островов (истец) к организации Республики Беларусь (ответчик) в связи с непогашением в установленный заключенным сторонами 30 июля 2003 г. договором беспроцентного займа срок суммы задолженности. Требования истца включили: погашение суммы долга; уплату договорного штрафа за просрочку платежа; возмещение убытков, определенных путем исчисления процентов годовых за пользование чужими денежными средствами исходя из ставки LIBOR, а также расходов по арбитражному сбору.

Ответчик первоначально представил отзыв на исковое заявление, в котором, признав компетенцию МКАС на рассмотрение данного спора, просил в иске отказать в связи с тем, что неисполнение им обязательства вызвано обстоятельствами, находящимися вне его контроля (запрет правоохранительных органов Республики Беларусь производить расчеты с рядом иностранных фирм, в том числе и с истцом). В дальнейшем ответчик обратился с заявлением о неподсудности данного спора МКАС при ТПП РФ, поскольку истцом были заключены со швейцарским банком (далее - Банк) Соглашения об уступке прав, в силу которых истец лишился права на иск. В обоснование своей позиции ответчик представил заключение швейцарского адвоката, основанное на положениях швейцарского права и практике его применения (отношения сторон по Соглашениям об уступке прав подлежали регулированию швейцарским правом). В заседании арбитражного суда представитель ответчика утверждал, что арбитражная оговорка договора займа недействительна и не могла быть в него включена, поскольку в Соглашениях об уступке уже содержались положения о юрисдикции швейцарских судов, поэтому все споры цедента с третьими лицами подлежат рассмотрению швейцарскими судами с исключением альтернативной подсудности.

Истец оспаривал утверждения ответчика об отсутствии у него права на иск, заявив, что Соглашение об уступке прав, на которое ссылается ответчик, не охватывает требования истца по данному иску. Это Соглашение заключено в 2002 году, то есть до заключения договора займа, на основании которого предъявлен настоящий иск, и Банк не представлял истцу кредита по данному договору займа. Истец возбудил ходатайство о привлечении в процесс в качестве третьего лица или свидетеля представителя Банка.

В связи с возражением ответчика не было удовлетворено ходатайство истца о привлечении Банка в процесс в качестве третьего лица, но представитель Банка был заслушан в качестве свидетеля.

На момент рассмотрения спора в МКАС, по признанию ответчика, утратил силу запрет правоохранительных органов Республики Беларусь производить расчеты с истцом. Не совпадали точки зрения сторон о юридическом значении этого запрета. По мнению истца, подобный запрет не освобождает ответчика от ответственности за неисполнение в срок обязательства по договору займа.

Вынесенное составом арбитража решение содержало следующие основные моменты.

1

По вопросу о компетенции МКАС на рассмотрение настоящего спора состав арбитража установил, что между истцом и ответчиком был заключен Договор займа N 24-03/НЗ от 30 июля 2003 г. Согласно п. 5.2 Договора займа "в случае если стороны не придут к соглашению путем переговоров, то дело подлежит передаче на рассмотрение в Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ (г. Москва) в соответствии с российским законодательством. Решение Арбитражного суда является окончательным и обязательным для исполнения обеими Сторонами".

Арбитры также констатировали, что спор между сторонами касается договорных отношений, возникших при осуществлении международных экономических связей; коммерческие предприятия истца и ответчика находятся за границей, поэтому данный спор подпадает тем самым под категории споров, которые в соответствии с Законом Российской Федерации от 7 июля 1993 г. N 5338-1 "О международном коммерческом арбитраже" (далее - Закон 1993 г.) и Регламентом МКАС могут быть рассмотрены МКАС.

В соответствии с п. 2 ст. 16 указанного Закона заявление об отсутствии у третейского суда компетенции может быть сделано не позднее представления возражений по иску. Ответчик участвовал в образовании состава арбитража, а в письме от 12 мая 2004 г. засвидетельствовал факт наличия и действительности арбитражной оговорки, содержащейся в п. 5.2 Договора займа, и выразил свое согласие на рассмотрение в МКАС спора, возникшего между сторонами.

27 сентября 2004 г. в МКАС поступило заявление ответчика от 20 сентября 2004 г. о неподсудности спора МКАС, в котором ответчик просил прекратить производство по делу в связи с неподсудностью спора МКАС. В качестве обоснования своей позиции ответчик ссылался на то, что в ходе участия в рассмотрении в Международном арбитражном суде при Белорусской торгово-промышленной палате споров по искам ответчика к истцу о взыскании суммы задолженности за поставленный товар и штрафных санкций за просрочку оплаты поставленного товара был установлен факт заключения между истцом и Банком Соглашений об уступке от 31 июля 2002 г. и от 19 ноября 2002 г. По условиям указанных Соглашений об уступке истец уступает Банку "все свои настоящие или будущие, условные и/или возможные требования и права в качестве обеспечения выплаты всех настоящих и/или будущих сумм, независимо от наступления срока их уплаты" (преамбула Соглашений об уступке). По мнению ответчика, в силу заключения Соглашений об уступке произошла перемена лиц в обязательстве из Договора займа, а потому истец является ненадлежащим кредитором, что влечет неподсудность МКАС спора между истцом и ответчиком.

Таким образом, состав арбитража определил, что возражения ответчика по компетенции МКАС на рассмотрение настоящего спора связаны исключительно с вопросом о том, состоялась ли уступка прав требования по Договору займа от истца к Банку. Данный вопрос будет подробно исследован составом арбитража после определения права, применимого к допустимости уступки прав требования, а также к отношениям по Договору займа в целом.

2

Состав арбитража констатировал, что в соответствии со ст. 28 Закона 1993 г. и п. 1 § 13 своего Регламента МКАС разрешает споры на основе применимых норм материального права, определенного соглашением сторон, а при отсутствии такого соглашения - руководствуясь правом, определенным арбитражем в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми. Руководствуясь общепризнанным принципом автономии воли сторон (Lex voluntatis), нашедшим отражение и в российском законодательстве (ст. 1210 ГК РФ), стороны выбрали в качестве применимого право Российской Федерации, о чем свидетельствуют положения п. 5.2 Договора займа.

При обращении к вопросу о том, предъявлен ли иск надлежащим истцом, состав арбитража посчитал возможным исходить из коллизионных норм, предусмотренных в разделе VI части третьей ГК РФ. Согласно п. 2 ст. 1216 ГК РФ допустимость уступки требования, отношения между новым кредитором и должником, условия, при которых это требование может быть предъявлено к должнику новым кредитором, а также вопрос о надлежащем исполнении обязательства должником определяются по праву, подлежащему применению к требованию, являющемуся предметом уступки.

Поскольку правом, подлежащим применению к требованиям из Договора займа, является российское право, состав арбитража сделал вывод о том, что российское право (а именно - ГК РФ) является применимым для целей решения вопроса о допустимости уступки требования по Договору займа.

3

3.1. Исследовав положения Соглашений об уступке, состав арбитража констатировал, что в них не определены права требования, которые являются предметом уступки, а именно: не индивидуализированы предмет и стороны обязательств, права требования по которым уступаются истцом Банку, отсутствует указание на обязательства истца перед Банком, исполнение которых обеспечивается за счет уступки прав требования. Кроме того, на дату заключения Соглашений об уступке Договор займа еще не был заключен, следовательно, обязательства по нему еще не возникли. В связи с этим применительно к обязательствам из Договора займа предмет Соглашений об уступке следует охарактеризовать как уступку истцом Банку гипотетических будущих (не определенных на момент заключения Соглашений об уступке) прав требования истца к заранее не известным должникам для целей обеспечения исполнения истцом будущих (не определенных на момент заключения Соглашений об уступке) обязательств перед Банком.

В подтверждение допустимости заключения подобного рода Соглашений об уступке ответчик ссылается на имеющийся в материалах дела Юридический комментарий доктора права Готтро от 13 августа 2004 г., который сделан на основе швейцарского права, определенного в качестве применимого в Соглашениях об уступке. В выводе А. данного Юридического комментария указано, что "швейцарское право разрешает неопределенную уступку (неоформленную) долговых обязательств, то есть такого долга, который не существовал на момент заключения договора на уступку (договор на основе этого долга еще не был заключен на этот момент), при условии, что будущий долг будет поддаваться определению относительно личности должника по уступленному требованию, его юридического аспекта, а также его суммы на момент совершения этой уступки".

Вместе с тем состав арбитража отметил, что зафиксированный в Соглашениях об уступке выбор применимого швейцарского права распространяет свое действие исключительно на обязательственные отношения между истцом (цедентом) и Банком (цессионарием), возникающие по поводу уступки прав требования. Что же касается допустимости уступки прав требования, а также отношений между цессионарием и должником, то, как это было обосновано ранее, данные вопросы в настоящем деле должны решаться по российскому праву. В связи с этим состав арбитража не может основываться на выводах о допустимости уступки прав требования, сделанных в Юридическом комментарии доктора права Готтро от 13 августа 2004 г.

3.2. Обращаясь к положениям российского права о допустимости уступки гипотетических будущих неопределенных прав требования к заранее не известным должникам, состав арбитража отмечает, что на основании норм российского законодательства уступка будущих требований прямо допускается только в отношении договора финансирования под уступку денежного требования (ст. 826 ГК РФ). Однако в данном случае требование, на уступке которого строит свои возражения ответчик, не подпадает под критерии, предусмотренные российским законодательством. Во-первых, в силу п. 1 ст. 824 ГК РФ по договору финансирования под уступку денежного требования могут быть уступлены только денежные требования клиента (кредитора) к третьему лицу (должнику), вытекающие из предоставления клиентом товаров, выполнения им работ или оказания услуг третьему лицу.

Обязательство по возврату займа не относится ни к одной из перечисленных разновидностей гражданско-правовых обязательств. Во-вторых, в соответствии с п. 1 ст. 826 ГК РФ "предметом уступки, под которую предоставляется финансирование, может быть как денежное требование, срок платежа по которому уже наступил (существующее требование), так и право на получение денежных средств, которое возникнет в будущем (будущее требование). Денежное требование, являющееся предметом уступки, должно быть определено в договоре клиента с финансовым агентом таким образом, который позволяет идентифицировать существующее требование в момент заключения договора, а будущее требование - не позднее, чем в момент его возникновения". Из анализа приведенной нормы следует, что договор финансирования под уступку будущего денежного требования должен содержать условия, позволяющие идентифицировать денежное требование не позднее чем в момент его возникновения. Заключенные между истцом и Банком Соглашения об уступке не содержат подобного рода идентифицирующих условий, поскольку они предусматривают уступку истцом Банку всех гипотетических будущих требований на любые суммы в отношении неопределенного круга потенциальных должников истца. Из изложенного следует, что уступка прав требования из Договора займа может регулироваться только положениями Общей части (главы 24) ГК РФ, но не положениями главы 43 ГК РФ о договоре финансирования под уступку денежного требования.

Согласно положениям общей части российского обязательственного права (п. 1 ст. 382 ГК РФ) право (требование), принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть передано им другому лицу по сделке (уступка требования). Сложившийся в правоприменительной практике Российской Федерации подход к сделке по уступке права требования на основании норм ГК РФ свидетельствует о том, что условием действительности признается указание в ней предмета договора и определение конкретного требования, передающегося новому кредитору (см. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 декабря 1998 г. N 1676/98 // Вестник ВАС РФ. 1999. N 3. С. 48). В другом Постановлении этого же судебного органа (от 9 октября 2001 г. N 4215/00 // Вестник ВАС РФ. 2002. N 1. С. 53) содержится вывод, согласно которому уступка требования, возникшего в рамках длящегося договорного обязательства, возможна, в частности, при условии, что это требование возникло до его уступки. Этот подход соответствует устойчивому мнению, которого придерживается российская юридическая доктрина, исходящая в основном из того, что предметом общегражданской уступки не могут быть гипотетические будущие не поддающиеся индивидуализации права требования к заранее неизвестным должникам. В подтверждение сформировавшейся в российской доктрине правовой позиции по данному вопросу можно привести следующие работы:

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Издательство "Статут", 2001 (издание 3-е, стереотипное).

Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право: Общие положения. М., 1997. С. 377 - 378; Белов В. А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2000. С. 253; Почуйкин В. В. Уступка права требования: Основные проблемы применения в современном гражданском праве России. М., 2005. С. 146 - 148.

О. Н. Садиков исходит из того, что в ГК РФ допустимость распоряжения будущими правами обычно специально оговаривается (Практика рассмотрения споров при уступке права требования // Комментарий судебно-арбитражной практики. Вып. 9. М., 2002. С. 28).

Такой же постулат приводится и Л. А. Новоселовой (Новоселова Л. А. Сделки уступки права требования. Факторинг. М., 2003. С. 167). Вместе с тем, ссылаясь на существующее регулирование отдельных институтов в российском праве, а также на две международные конвенции, в которых Российская Федерация не участвует, ею высказываются соображения о том, что такой подход в сфере торгового оборота утратил свое значение. По мнению состава арбитража, эти соображения при применении общих положений российского гражданского законодательства не могут быть приняты во внимание, поскольку специальное регулирование имеет определенный предмет, и в силу Конституции РФ подлежат применению лишь те международные договоры, участником которых является Российская Федерация.

Таким образом, в соответствии со сложившейся в российской доктрине и практике государственных судов правовой позицией договор уступки права требования, регулируемый положениями Общей части ГК РФ (глава 24), может считаться заключенным и порождающим правовые последствия только в случае согласования цедентом и цессионарием конкретного индивидуализированного права требования (или их совокупности), являющегося предметом договора уступки.

С учетом вышеизложенного состав арбитража приходит к выводу о том, что сам по себе факт наличия между истцом и Банком подписанных Соглашений об уступке не мог повлечь впоследствии (в момент заключения Договора займа или возникновения обязательства ответчика по возврату займа) автоматического перехода к Банку прав требования по заключенному между истцом и ответчиком Договору займа.

Состав арбитража отмечает также, что по настоящему делу ответчик не получал уведомления ни от истца, ни от Банка о том, что состоялась уступка права требования по Договору займа. Им был сделан вывод о состоявшейся, по его мнению, уступке права требования на основании заявления Банка о вступлении в качестве третьего лица в процессы, ведущиеся в МАС при БТПП и не имеющие отношения к данному делу, а также представленных Банком текстов Соглашений об уступке. При таких обстоятельствах в силу п. 3 ст. 382 ГК РФ ответчик, даже если бы действительно состоялась уступка права требования, вправе был исполнить обязательство первоначальному кредитору, и риск вызванных этим неблагоприятных последствий нес бы Банк, а не ответчик.

3.3. В ходе заседания 23 марта 2005 г. представители истца пояснили, что между истцом и Банком был подписан только один кредитный договор (Соглашение о финансировании), который имеет отношение только к одному из заключенных между истцом и ответчиком договоров займа. Условиями Соглашения о финансировании четко определена сумма кредита и прямо установлена цель использования кредитных средств - финансировать покупку ответчиком определенного количества указанного товара, поставленного конкретным поставщиком согласно инвойсу от 5 августа 2003 г., в определенной сумме в дол. США (Соглашение N 412 от 4 апреля 2003 г. по целевому Договору займа между истцом и ответчиком N 26-03/НЗ от 4 августа 2003 г.). В подтверждение указанных обстоятельств истец в заседании 23 марта 2005 г. также представил копию заявления Банка от 19 января 2005 г., в котором Банк подтвердил, что первоначально предоставленный Банком истцу кредит составлял именно указанную сумму в дол. США и никакие другие кредиты или финансовые услуги Банком истцу не предоставлялись. Основываясь на указанных фактах, истец пояснил, что Банк предоставил целевой кредит только в рамках заключенного между истцом и ответчиком Договора займа N 26-03/НЗ от 4 августа 2003 г., который не имеет отношения к настоящему спору и является предметом арбитражного разбирательства по другому рассматриваемому МКАС делу.

В ходе заседания 23 марта 2005 г. заслушанная составом арбитража свидетель (представитель Банка) подтвердила, что на момент заключения Соглашений об уступке кредитования истца Банком еще не производилось. По утверждению свидетеля, кредитные ресурсы были предоставлены Банком истцу на основании заявки истца от 7 августа 2003 г., причем фактически денежные средства были выделены двумя траншами 8 и 12 августа 2003 г., а фиксация этих платежей была произведена в Соглашении о финансировании. Таким образом, по мнению свидетеля, до предоставления истцу кредитных ресурсов в августе 2003 г. положения Соглашений об уступке носили рамочный характер и получили реальное содержание только после заключения между истцом и Банком Соглашения о финансировании. Свидетель подтвердила, что предоставленный по Соглашению о финансировании кредит имел целевое назначение и выделялся для предоставления истцом ответчику займа в рамках договора займа N 26-03/НЗ от 4 августа 2003 г.

Представитель ответчика не смог представить каких-либо документов, подтверждающих, что кредитование истца Банком не было ограничено только Соглашением о финансировании и указанной в нем суммой кредита. В подтверждение своей позиции о неподсудности спора МКАС вследствие состоявшейся уступки прав требования по Договору займа от истца к Банку представитель ответчика сослался на письмо Банка ответчику от 15 февраля 2005 г., в котором Банк предлагает ответчику не производить исполнения по договорным обязательствам перед истцом без получения соответствующего письменного одобрения Банка.

Не предрешая вопросов о сложившихся между истцом и Банком правоотношениях, исключительно для целей настоящего арбитражного разбирательства состав арбитража пришел к следующим выводам. Соглашение о финансировании, заключенное между истцом и Банком при выделении истцу целевого кредита на определенную сумму, предусматривает уступку истцом Банку прав требования истца к ответчику по договору займа N 26-03/НЗ от 4 августа 2004 г., не являющемуся предметом настоящего арбитражного разбирательства. В связи с этим заключенные ранее между истцом и Банком Соглашения об уступке вступили в силу в сентябре 2003 г. только в отношении прав требования истца к ответчику по упомянутому Договору займа N 26-03/НЗ от 4 августа 2003 г. Данный вывод основывается на том, что только в Соглашении о финансировании истец и Банк индивидуализировали конкретные права требования, которые стали предметом уступки. Данному выводу не противоречат положения направленного ответчику письма Банка от 15 февраля 2005 г., поскольку в этом письме размер требований Банка также ограничен указанной суммой.

С учетом вышеизложенного, основываясь на п. 2 ст. 19 Закона 1993 г. и § 34 Регламента МКАС, состав арбитража приходит к выводу, что представленные сторонами доказательства свидетельствуют о том, что уступка прав требования по Договору займа от истца к Банку в отношении настоящего дела не имела место, и, следовательно, утверждения ответчика о ненадлежащем истце не находят подтверждения. В связи с этим состав арбитража на основании ст. 7 и 16 Закона 1993 г., а также § 1 Регламента МКАС считает компетенцию МКАС на рассмотрение настоящего спора установленной, а ходатайство ответчика о прекращении производства по делу в связи с его неподсудностью МКАС - подлежащим отклонению.

4

Обратившись к существу заявленных исковых требований, состав арбитража констатировал, что в ответе на исковое заявление от 28 мая 2004 г. ответчик подтвердил факт предоставления истцом займа в полном объеме 6 августа 2003 г. путем перечисления денежных средств на счет поставщика товара для ответчика. Ответчик также согласился с тем, что по условиям Договора займа возврат займа должен был быть произведен ответчиком не позднее 3 ноября 2003 г. Таким образом, между сторонами отсутствует спор относительно факта предоставления ответчику займа, размера суммы займа, а также установленного срока возврата займа.

В обоснование своей позиции о неправомерности исковых требований истца ответчик сослался на то, что 9 сентября 2003 г. (то есть до предусмотренного условиями Договора займа срока возврата займа) следователем правоохранительных органов Республики Беларусь, рассмотревшим материалы уголовного дела, на основании уголовно-процессуального законодательства Республики Беларусь было вынесено Постановление о приостановлении расчетов ответчика с целым рядом компаний, в том числе с истцом. Ответчик отметил, что в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством Республики Беларусь постановления следователя, вынесенные по находящимся в его производстве уголовным делам, обязательны к исполнению всеми предприятиями, учреждениями, организациями, объединениями, должностными лицами и гражданами, а их неисполнение влечет привлечение виновных лиц к уголовной ответственности. В подтверждение факта вынесения Постановления следователя от 9 сентября 2003 г. о приостановлении расчетов ответчик представил заключение Белорусской торгово-промышленной палаты от 18 сентября 2003 г. о наступлении затруднений при исполнении договоров займа, в котором констатируется отсутствие возможности для ответчика исполнить свои обязательства по ряду договоров займа, в том числе по являющемуся предметом настоящего арбитражного разбирательства Договору займа. Ответчик также представил доказательства того, что он уведомлял истца как о вынесении Постановления следователя от 9 сентября 2003 г., так и о содержании заключения Белорусской торгово-промышленной палаты от 18 сентября 2003 г. Таким образом, с точки зрения ответчика, надлежащему исполнению обязательств по Договору займа (возврату займа в установленный срок) препятствовали обстоятельства непреодолимой силы (форс-мажорные обстоятельства).

В заседании 23 марта 2005 г. представители истца не согласились с позицией ответчика, приводя следующие аргументы:

- в соответствии с п. 3 ст. 401 ГК РФ факт наступления обстоятельств непреодолимой силы, делающий невозможным надлежащее исполнение обязательства, освобождает должника от гражданско-правовой ответственности, но не от надлежащего исполнения самого обязательства;

- в Договоре займа вообще отсутствуют условия о форс-мажоре и другие условия об освобождении должника от ответственности, следовательно, положения п. 3 ст. 401 ГК РФ не применимы в данном деле, поскольку соответствующая норма закона сформулирована как диспозитивная;

- согласно уголовно-процессуальному законодательству Республики Беларусь арест может быть наложен только на имущество подозреваемого или обвиняемого, следовательно, Постановление следователя от 9 сентября 2003 г. являлось незаконным с даты его принятия и ответчик не предпринял всех необходимых действий по обжалованию этого незаконного Постановления следователя;

- в соответствии с практикой, сложившейся в российских государственных арбитражных судах, арест имущества должника не расценивался в качестве обстоятельства непреодолимой силы, влекущего освобождение должника от ответственности;

- согласно представленному истцом разъяснению Торгово-промышленной палаты РФ от 13 октября 2004 г. по сложившейся практике возбуждение уголовного дела в отношении физического лица, занимающего руководящую должность в организации, не является обстоятельством непреодолимой силы, освобождающим организацию от гражданско-правовой ответственности.

Кроме того, представители сторон в заседании 23 марта 2005 г. подтвердили, что 8 февраля 2005 г. был вынесен приговор по уголовному делу, в рамках которого ранее было вынесено Постановление следователя о приостановлении расчетов, а в соответствии с нормами уголовно-процессуального законодательства Республики Беларусь вынесение приговора влечет автоматическую отмену всех принятых органами следствия обеспечительных мер. Таким образом, на сегодняшний момент отсутствуют обстоятельства, препятствующие надлежащему исполнению ответчиком своего обязательства по возврату займа.

Оценив изложенные обеими сторонами доводы, состав арбитража пришел к следующим выводам. Представленные ответчиком доказательства подтверждают факт вынесения Постановления следователя от 9 сентября 2003 г. о приостановлении расчетов ответчика с истцом. В результате принятия данной меры ответчик был лишен возможности на законных основаниях исполнить обязательство по возврату займа.

В рассмотренных российскими государствами арбитражными судами делах, на которые ссылается истец, суды оценивали влияние на исполнение обязательств обеспечительных мер общего характера, таких, как арест имущества должника, которые непосредственно не делали невозможным надлежащее исполнение спорного обязательства. В связи с этим высказанные в этих делах правовые позиции судов не могут быть предметом рассмотрения составом арбитража в настоящем арбитражном разбирательстве.

Аналогичным образом представленное истцом разъяснение ТПП РФ от 13 октября 2004 г. не имеет отношения к настоящему делу, поскольку невозможность исполнения обязательства ответчиком была вызвана не только возбуждением уголовного дела в отношении руководителей организации ответчика, но прежде всего особой мерой следственного органа, непосредственно запретившей проведение ответчиком расчетов с истцом.

В связи с этим состав арбитража приходит к выводу, что принятие следователем правоохранительных органов Республики Беларусь Постановления от 9 сентября 2003 г. о приостановлении расчетов ответчика с истцом в период его действия следует квалифицировать в качестве такого чрезвычайного и непредотвратимого при данных условиях обстоятельства, с которым российское гражданское законодательство (п. 3 ст. 401 ГК РФ) связывает освобождение должника от гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства.

Состав арбитража не может согласиться с доводом истца о том, что отсутствие в Договоре займа условий о применении форс-мажора должно повлечь неприменение указанной нормы п. 3 ст. 401 ГК РФ. Данная норма действительно сформулирована в ГК РФ как диспозитивная, из чего следует, что если сторонами не были согласованы в договоре какие-либо специальные условия, то указанные положения диспозитивной нормы применяются к отношениям сторон в полном объеме.

Наконец, состав арбитража отмечает, что ответчиком предпринимались действия по обжалованию Постановления следователя от 9 сентября 2003 г. В результате этих действий ответчика Постановлением от 5 апреля 2004 г. Постановление следователя от 9 сентября 2003 г. было отменено в части, касающейся приостановления расчетов с пятью другими иностранными компаниями. Вместе с тем запрет на расчеты с истцом был оставлен без изменения. Состав арбитража отмечает, что обращение истца в правоохранительные органы Республики Беларусь (письмо от 9 октября 2003 г. N 02-1009, имеющееся в деле) также не увенчалось успехом. Более того, получив 11 октября 2004 г. возражения ответчика по иску со ссылкой на Постановление следователя от 9 сентября 2003 г., истец только в заседании МКАС 23 марта 2005 г. заявил о незаконности этого Постановления.

Вместе с тем состав арбитража считает обоснованным довод истца о том, что в соответствии с п. 3 ст. 401 ГК РФ факт наступления обстоятельств непреодолимой силы, делающий невозможным надлежащее исполнение обязательства, не освобождает должника от надлежащего исполнения самого обязательства. Кроме того, состав арбитража констатирует, что на момент вынесения настоящего решения прекратили действие постановления следователя, запрещавшие проведение расчетов ответчика с истцом, следовательно, в настоящее время отсутствуют какие-либо обстоятельства, препятствующие исполнению ответчиком своего обязательства по возврату займа истцу.

Исходя из вышеизложенного, в соответствии с п. 1 ст. 810 ГК РФ состав арбитража приходит к выводу о том, что требование истца о взыскании с ответчика основного долга (суммы займа) является обоснованным и подлежит удовлетворению.

5

Истцом также заявлено требование о взыскании с ответчика убытков, определенных путем исчисления процентов за пользование денежными средствами исходя из ставки LIBOR (1,42 процента годовых), а также установленной в п. 3.1 Договора займа пени за несвоевременный возврат суммы займа в размере 0,1 процента за каждый день от суммы просроченного платежа. Расчет обоих исковых требований произведен истцом за период с 4 ноября 2003 г. (даты начала просрочки возврата займа) по 10 марта 2004 г. (дату подачи искового заявления).

Ответчик возражал против удовлетворения заявленных исковых требований, ссылаясь на то, что просрочка возврата займа вызвана наступлением обстоятельств непреодолимой силы (форс-мажорных обстоятельств), следовательно, ответчик должен быть освобожден от ответственности за неисполнение обязательства по возврату займа.

Арбитры отмечают, что для оценки заявленных исковых требований важное значение имеет то обстоятельство, что в заседании 23 марта 2005 г. представители истца пояснили, что они требуют взыскания не процентов годовых за пользование чужими денежными средствами (ст. 809 и 395 ГК РФ), а убытков (ст. 15 и 393 ГК РФ), при расчете которых использован размер процентной ставки LIBOR, поскольку данная процентная ставка отражает минимальный размер дохода, который истец смог бы получить при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право на получение суммы займа не было нарушено ответчиком (в частности, при своевременном возврате займа истец мог бы использовать соответствующую денежную суммы для открытия депозита в любом банке, по которому были бы начислены проценты в размере не меньшем, чем процентная ставка LIBOR). По мнению истца, он может претендовать на взыскание с ответчика как суммы убытков, так и неустойки, поскольку из анализа условий ст. 3 Договора займа следует, что предусмотренная Договором займа неустойка носит штрафной, а не зачетный характер.

Исходя из данных представителями истца пояснений, состав арбитража квалифицирует заявленные исковые требования как требование о взыскании договорной неустойки за просрочку возврата займа (ст. 330 и 811 ГК РФ) и требование о взыскании убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства (ст. 15 и 393 ГК РФ). В соответствии с действующим российским гражданским законодательством оба заявленных требования являются мерами гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства.

С учетом приведенной правовой квалификации требований истца, а также принимая во внимание сделанные выше выводы о действии в период с 9 сентября 2003 г. по 8 февраля 2005 г. чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств, препятствовавших исполнению обязательства ответчика по возврату истцу суммы займа, состав арбитража, основываясь на п. 3 ст. 401 ГК РФ, считает, что требование истца о взыскании убытков за период с 4 ноября 2003 г. по 10 марта 2004 г., а также требование истца о взыскании пеней за период с 4 ноября 2003 г. по 10 марта 2004 г. не могут быть признаны подлежащими удовлетворению. Состав арбитража особо отмечает, что им не рассматривались требования о взыскании каких-либо штрафных санкций или убытков за период после 10 марта 2004 г., поскольку таковые истцом не заявлялись и не оплачивались арбитражным сбором.

6

Согласно п. 2 § 6 Положения об арбитражных расходах и сборах (приложение к Регламенту МКАС) ответчик обязан возместить истцу расходы по уплате арбитражного сбора пропорционально сумме удовлетворенных исковых требований.

7

Ответчик просит взыскать с истца дополнительные расходы, понесенные им в связи с уплатой аванса, внесенного ответчиком на оплату расходов по участию в арбитражном разбирательстве назначенного ответчиком арбитра, имеющего постоянное место пребывания вне места проведения заседаний МКАС. В соответствии с п. 5 § 7 Положения об арбитражных расходах и сборах распределение дополнительных расходов МКАС между сторонами осуществляется в соответствии с § 6 Положения об арбитражных расходах и сборах. Учитывая, что внесенный ответчиком аванс покрывал расходы по участию назначенного ответчиком арбитра в 10 делах, а также что общая сумма удовлетворенных исковых требований по всем делам составляет 65,73 процента от общей суммы всех заявленных исковых требований, истец обязан возместить ответчику пропорциональную сумму дополнительных расходов ответчика по всем десяти делам в размере 34,27 процента от суммы уплаченного ответчиком аванса.

Подготовила

О. Щукина, эксперт "СП"

Название документа