О новых судебных подходах к защите неимущественных благ

(Эрделевский А. М.)

(Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2005)

Текст документа

Подготовлен для системы КонсультантПлюс

О НОВЫХ СУДЕБНЫХ ПОДХОДАХ К ЗАЩИТЕ НЕИМУЩЕСТВЕННЫХ БЛАГ

Материал подготовлен с использованием правовых актов

по состоянию на 1 апреля 2005 года

А. М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ

Эрделевский Александр, профессор МГЮА, доктор юридических наук.

15 марта 2005 г. было официально опубликовано Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" (далее - Постановление N 3). В связи с принятием этого Постановления признано утратившим силу Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 августа 1992 г. N 11 "О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц". Ряд сформулированных в Постановлении N 3 положений имеют важное значение для правоприменительной практики и заслуживают серьезного анализа.

Прежде всего следует обратить внимание, что в п. 1 Постановления N 3 Верховный Суд РФ обращает внимание судов на необходимость руководствоваться при разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации не только нормами российского законодательства (ст. 152 ГК), но и учитывать правовую позицию Европейского Суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения данной Конвенции и прежде всего ст. 10 Конвенции.

Весьма значимым представляется указание в п. 2 Постановления N 3 на то, что судебная защита чести, достоинства и деловой репутации лица, в отношении которого распространены не соответствующие действительности порочащие сведения, не исключается также в случае, когда невозможно установить лицо, распространившее такие сведения (например, при направлении анонимных писем в адрес граждан и организаций либо распространении сведений в сети Интернет лицом, которое невозможно идентифицировать). Со ссылкой на п. 6 ст. 152 ГК и подраздел IV ГПК Верховный Суд РФ указывает, что суд в таком случае вправе по заявлению заинтересованного лица признать распространенные в отношении его сведения не соответствующими действительности порочащими сведениями в порядке особого производства. К сожалению, Верховный Суд не уточнил, к какой именно категории дел следует относить рассмотрение такого заявления, поскольку от этого могут зависеть правила рассмотрения дела. Вряд ли можно с полной уверенностью предположить, что Верховный Суд РФ имел в виду рассмотрение упомянутого заявления в порядке установления фактов, имеющих юридическое значение (поскольку согласно п. 1 ст. 264 ГПК задачей суда по таким делам является установление наличия в действительности того факта, от которого зависит возникновение, изменение или прекращение прав граждан или организаций, а не признание отсутствия в действительности того факта, о котором идет речь в порочащем сообщении).

Представляется, что рассмотрение заявления на основании п. 6 ст. 152 ГК подпадает под категорию дел, отнесенных к рассмотрению в порядке особого производства федеральным законом. Поскольку п. 6 ст. 152 ГК не устанавливает процессуальных правил для рассмотрения заявления потерпевшего, а в главах 28 - 38 ГПК правила для рассмотрения такого заявления также не установлены, то из п. 1 ст. 263 ГПК приходится сделать вывод о том, что такое заявление должно быть рассмотрено по общим правилам искового производства, а это невозможно без установления личности ответчика. Таким образом, образуется своего рода замкнутый круг, поэтому Верховному Суду следует уточнить свою позицию и указать на конкретные нормы подраздела IV ГПК, в соответствии с которыми, по его мнению, должно рассматриваться подобное дело.

В п. 3 Постановления N 3 отмечается, что исходя из п. 5 ч. 1 ст. 33 АПК дела о защите деловой репутации в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности подведомственны арбитражным судам, а не судам общей юрисдикции. Однако если сторонами спора о защите деловой репутации будут юридические лица или индивидуальные предприниматели в иной сфере, не относящейся к предпринимательской и иной экономической деятельности, то такой спор подведомствен суду общей юрисдикции.

Важное значение для ускорения рассмотрения дел о защите чести и достоинства имеет указание в п. 5 Постановления N 3 о том, что хотя надлежащими ответчиками по искам о защите чести, достоинства и деловой репутации являются авторы не соответствующих действительности порочащих сведений, а также лица, распространившие эти сведения (а если оспариваемые сведения были распространены в средствах массовой информации, то надлежащими ответчиками являются автор и редакция соответствующего средства массовой информации), но если истец предъявляет требования к одному из надлежащих ответчиков, которыми совместно были распространены не соответствующие действительности порочащие сведения, суд вправе привлечь к участию в деле соответчика лишь при невозможности рассмотрения дела без его участия (ст. 40 ГПК). В ранее действовавшем Постановлении судам императивно предписывалось привлекать в качестве соответчиков всех лиц, участвовавших в распространении порочащих сведений.

В случае, когда сведения были распространены работником в связи с осуществлением профессиональной деятельности от имени организации, в которой он работает (например, в служебной характеристике), надлежащим ответчиком в соответствии со ст. 1068 ГК является юридическое лицо, работником которого распространены такие сведения. Поскольку рассмотрение данного дела может повлиять на права и обязанности работника, он может вступить в дело в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора на стороне ответчика, либо может быть привлечен к участию в деле по инициативе суда или по ходатайству лиц, участвующих в деле (ст. 43 ГПК).

Верховный Суд РФ конкретизировал понятие "распространение порочащих сведений", включив в него опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидению, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, распространение в сети Интернет, а также с использованием иных средств телекоммуникационной связи, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в той или иной, в том числе устной, форме хотя бы одному лицу. Сообщение таких сведений лицу, которого они касаются, не может признаваться их распространением, если лицом, сообщившим данные сведения, были приняты достаточные меры конфиденциальности, с тем чтобы они не стали известными третьим лицам.

Следует обратить внимание, что Верховный Суд РФ включил в число сведений, для обжалования и оспаривания которых предусмотрен иной установленный законами судебный порядок и которые в силу этого не могут быть опровергнуты в порядке ст. 152 ГК, сведения, изложенные в приказе об увольнении, поскольку такой приказ может быть оспорен только в порядке, предусмотренном Трудовым кодексом РФ.

Заслуживает внимания п. 8 Постановления N 3, где указывается, что судам необходимо отграничивать дела о защите чести, достоинства и деловой репутации от дел о защите других нематериальных благ, перечисленных в ст. 150 ГК, нарушенных в связи с распространением о гражданине сведений, неприкосновенность которых специально охраняется законодательством РФ и распространение которых может причинить моральный вред даже в случае, когда эти сведения соответствуют действительности и не порочат честь, достоинство и деловую репутацию истца. Это касается, например, случаев, когда имело место распространение без согласия истца или его законных представителей соответствующих действительности сведений о его частной жизни. В подобных случаях на ответчика может быть возложена обязанность компенсировать моральный вред, причиненный распространением такой информации, на основании ст. 150, 151 ГК, за исключением случаев, когда средством массовой информации была распространена информация о частной жизни истца в целях защиты общественных интересов.

В п. 9 Постановления N 3 правильно отмечается, что предметом опровержения не могут быть мнения, убеждения и оценочные суждения. Лицо, чьи интересы затронуты в связи с распространением мнения или убеждений в средствах массовой информации, имеет право на ответ в том же средстве массовой информации (п. 3 ст. 152 ГК, ст. 46 Закона РФ "О средствах массовой информации"). Если мнение было выражено в форме, унижающей честь, достоинство или деловую репутацию истца, на ответчика может быть возложена обязанность компенсации морального вреда, причиненного истцу оскорблением.

Важное значение для судебной практики имеет указание на то, что извинение как способ судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации ст. 152 ГК и другими нормами законодательства не предусмотрено, поэтому суд не вправе обязывать ответчиков по этой категории дел принести истцам извинения в той или иной форме (п. 18 Постановления N 3).

Недостаточно ясным представляется п. 14 Постановления N 3, где вполне справедливое суждение о том, что пропуск истцом без уважительных причин годичного срока для обращения в суд (ст. 45 Закона РФ "О средствах массовой информации") может служить самостоятельным основанием для отказа в удовлетворении иска о признании необоснованным отказа редакции средства массовой информации в опровержении распространенных им сведений и помещении ответа истца в том же средстве массовой информации, сопровождается указанием на то, что лицо, в отношении которого были распространены такие сведения, вправе обратиться в суд с иском к редакции средства массовой информации о защите чести, достоинства и деловой репутации без ограничения срока. Вероятно, Верховному Суду РФ здесь следовало уточнить, что у лица сохраняется право на иск не только в процессуальном, но и в материальном смысле, то есть право на удовлетворение предъявленного иска при наличии оснований, предусмотренных п. 1 или п. 3 ст. 152 ГК. Есть опасения, что в связи с отмеченной неясностью п. 14 суды станут в таких ситуациях отказывать не только в удовлетворении исков о признании отказа необоснованным, но и в удовлетворении требований о защите чести и достоинства, основанных на ст. 152 ГК.

Наиболее существенным недостатком Постановления N 3 представляется п. 15, где Верховный Суд РФ, в частности, указал, что правила, регулирующие компенсацию морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случаях распространения таких сведений в отношении юридического лица. Поскольку Верховный Суд РФ не счел нужным пояснить, что следует понимать под моральным вредом применительно к юридическому лицу (чьи-то нравственные или физические страдания, если судить по упоминанию о ч. 2 ст. 151 и п. 2 ст. 1101 ГК РФ, либо что-то еще), Постановление N 3 в этой части вряд ли заслуживает серьезного правового анализа, хотя в судебной практике на некоторый период возникнут значительные сложности.

Сохранить молчание по этому вопросу Верховному Суду РФ вряд ли удастся, и он, скорее всего, полностью или частично консолидируется с позицией Конституционного Суда РФ, выраженной им в Определении от 4 декабря 2003 года N 508-О (далее - Определение). Скорее всего Верховный Суд РФ заявит, что моральный вред применительно к юридическому лицу - это тот нематериальный вред (или его часть), о котором идет речь в Определении (ниже оно будет рассмотрено более подробно). Впрочем, будущее покажет. Справедливости ради следует заметить, что при явной необоснованности содержательной части п. 15 Постановления N 3 Верховный Суд РФ все же счел нужным указать, что подлежащая взысканию сумма компенсации морального вреда должна быть соразмерна причиненному вреду и не вести к ущемлению свободы массовой информации, хотя и не предложил судам никаких критериев для исполнения этого указания. Перейдем к Определению, которое имеет существенное значение для применения норм о защите деловой репутации юридических лиц.

В Определении Конституционный Суд РФ выразил мнение о том, что в случае умаления деловой репутации юридического лица оно вправе требовать прямо не предусмотренной законом компенсации неких, также не определенных законом "нематериальных убытков" ("нематериального вреда"). Это мнение КС РФ основывает на двух доводах.

Первый довод сводится к ссылке на положение ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, в соответствии с которым каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Очевидно, сознавая недостаточность этого довода, КС РФ ссылается также на ст. 41 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция), допускающую взыскание с государства, виновного в нарушении ее положений, справедливой компенсации потерпевшей стороне, в том числе юридическому лицу, как указывает КС РФ, "для обеспечения действенности права на справедливое судебное разбирательство". В качестве примера КС РФ приводит решение Европейского суда по правам человека, где был сделан вывод о возможности присуждения коммерческой компании компенсации за "нематериальные убытки", которые "могут включать виды требований, являющиеся в большей или меньшей степени "объективными" или "субъективными": репутацию компании, неопределенность в планировании решений, препятствия в управлении компанией (для которых не существует четкого метода подсчета) и, наконец, хотя и в меньшей степени, беспокойство и неудобства, причиненные членам руководства компании". При этом КС РФ упоминает о том, что в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ Конвенция является составной частью правовой системы РФ, очевидно, желая создать впечатление, что и сама ст. 41 Конвенции, и упомянутое решение Европейского суда в части взыскания справедливой компенсации также являются частью правовой системы РФ и в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ имеют преимущество в случае их конкуренции с внутренним правом РФ.

Обратим внимание на некоторые неточности, допущенные в рассматриваемой части Определения. Во-первых, ст. 41 Конвенции допускает взыскание компенсации вовсе не для обеспечения права потерпевшего на справедливое судебное разбирательство (это право обеспечивается и защищается ст. 6 Конвенции), а для более полного, чем это допускает, по мнению Европейского суда, внутреннее право государства-участника, устранения последствия нарушения Конвенции или протоколов к ней. Во-вторых, составной частью правовой системы РФ, способной конкурировать с внутренним правом РФ, являются не все положения Конвенции, а в силу ст. 1 Конвенции лишь те ее нормы, в которых зафиксированы права и свободы, обеспечивать которые обязались участники Конвенции. Они сосредоточены в разделе I Конвенции и в Протоколах к ней. Сама ст. 41 расположена в разделе II Конвенции, где определена компетенция, установлены правила создания и деятельности Европейского суда как международного судебного органа, что исключает возможность какой-либо конкуренции между ст. 41 Конвенции и внутренним правом РФ, в частности нормами российского гражданского законодательства.

Правило ст. 41 Конвенции рассчитано как раз на случай, если Европейский суд сочтет, что внутреннее право государства-участника недостаточно полно устраняет последствия нарушения Конвенции. Такое обстоятельство не является нарушением Конвенции, а лишь предоставляет Европейскому суду право взыскать в пользу потерпевшего компенсацию, позволяющую, исходя из имеющих силу лишь для самого Европейского суда его собственных представлений о справедливости, более полно устранить последствия нарушения.

Умаление деловой репутации юридического лица, неопределенность в планировании его дальнейшей деятельности, препятствия в управлении им, беспокойство и неудобства, причиненные членам его руководства, влекут или могут повлечь, в свою очередь, возникновение убытков материальных. Так, умаление деловой репутации может привести к отказу потенциальных заказчиков или клиентов от обращения к услугам компании, а неопределенность в планировании дальнейшей деятельности может заставить ее воздержаться от заключения новых договоров, что повлечет наступление убытков в виде упущенной выгоды. Препятствия в управлении компанией могут повлечь неисполнение существующих договорных обязательств, что также может повлечь убытки. Наконец, нахождение членов руководства компании в состоянии беспокойства может негативно сказаться на общем уровне руководства деятельностью компании и повлечь убытки. Определить точный размер вызванных подобными обстоятельствами убытков практически невозможно. Заметим, что взыскание компенсации в связи с причиненным руководителям компании беспокойством имеет целью не компенсацию причиненного им какого бы то ни было "неимущественного вреда" (они вообще не являются стороной в деле), а компенсацию причиненного самой компании имущественного вреда.

Законодательство всех европейских государств, в том числе России, предусматривает в качестве общего правила полное возмещение имущественных убытков. При этом для удовлетворения требования о возмещении убытков их размер, причинная связь с неправомерным действием, а также сам факт совершения должником (потерпевшим) неправомерного действия должны быть доказаны кредитором (причинителем вреда). В ситуациях, когда наступление имущественных убытков опосредуется через "нематериальные убытки", размер первых и их причинную связь с неправомерным действием во многих случаях практически невозможно доказать, в связи с чем наличие во внутреннем праве государства нормы о полном возмещении убытков в действительности не всегда способно обеспечить право потерпевшего на получение такого возмещения. Поэтому на случай, когда доказывание точного размера убытков затруднительно или практически невозможно, в законодательстве иногда устанавливается правило о взыскании компенсации как альтернативы требования о возмещении убытков. В этом случае для взыскания компенсации потерпевшему достаточно доказать лишь сам факт совершения в отношении его неправомерного действия, что существенно облегчает его положение. Примером такой нормы в российском законодательстве является п. 2 ст. 49 Закона РФ от 9 июля 1993 года "Об авторском праве и смежных правах". Очевидно, именно в этом, то есть в эффективном восстановлении в конечном счете нарушенного имущественного права, состояло присуждение Европейским судом справедливой компенсации в деле, упомянутом в Определении, где потерпевшему для присуждения компенсации было достаточно доказать факт нарушения Конвенции и наличие тех обстоятельств, которые Европейский суд назвал "нематериальными убытками".

Теперь относительно ссылки Конституционного Суда РФ на положение ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, в соответствии с которым "каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом". Прежде всего обращает на себя внимание неверное, как представляется, толкование Конституционным Судом РФ ч. 2 ст. 45 Конституции РФ. Дело в том, что в этой конституционной норме установлено правило о допустимых способах самозащиты гражданином своих прав и свобод, то есть оно применимо лишь к случаю, когда гражданин защищает свои права и свободы собственными действиями. В этом случае он действительно вправе применять любые способы самозащиты, не запрещенные законом. В российском гражданском законодательстве правило ч. 2 ст. 45 Конституции РФ конкретизировано в ст. 14 ГК РФ. Но понятие "защищать свои права" вовсе не тождественно понятию "обращаться за защитой своих прав", поэтому правило ч. 2 ст. 45 неприменимо к ситуации, когда гражданин (или юридическое лицо) обращается за защитой своих прав к суду или иному государственному органу (ч. 1 ст. 45, ч. 1 ст. 46 Конституции РФ) либо в межгосударственные органы (ч. 3 ст. 46 Конституции РФ). В последнем случае защита прав и свобод гражданина осуществляется государственным или межгосударственным органом, что предполагает формализацию и конкретизацию способов, которыми может осуществляться такая защита, примером чего является, в частности, Конвенция.

Статья 12 ГК РФ содержит весьма широкий перечень способов защиты гражданских прав, который не является закрытым, но иные, помимо перечисленных в ст. 12, способы защиты гражданских прав должны быть предусмотрены законом. Поэтому высказанное в Определении суждение о возможности применения судом способов защиты, не предусмотренных законом, прямо противоречит ст. 12 ГК РФ и способно внести хаос в применение гражданского законодательства с трудно прогнозируемыми последствиями. Впрочем, следуя логике Конституционного Суда РФ, можно заметить, что ст. 12 Кодекса, устанавливая использование лишь предусмотренных законом способов защиты гражданских прав тем самым по смыслу ст. 12, разработанной с использованием общепринятых приемов юридической техники, запрещает применение способов, законом не названных, в частности, компенсации некоего "нематериального вреда", также не определенного в законе. Заметим также, что применение анализируемого суждения в судебной практике оказалось бы нарушением ст. 10 Конвенции, согласно которой осуществление права на свободу распространения информации может быть сопряжено лишь с применением таких санкций, которые предусмотрены законом.

Как возмещение убытков, так и компенсация морального вреда представляют собой специальные разновидности более общего способа защиты гражданских прав, предусмотренного в ст. 12 ГК РФ, - восстановления положения, существовавшего до нарушения права. Взыскание любого возмещения (компенсации) в денежной форме производит положительные изменения в имущественной сфере потерпевшего. Такое возмещение оказывает положительное влияние на восстановление нарушенного психического благополучия гражданина (компенсация морального вреда) или служит источником для покрытия расходов и компенсации упущенной выгоды, связанных с умалением неимущественных благ гражданина или юридического лица, в том числе деловой репутации (возмещение убытков в виде реального ущерба или упущенной выгоды). Для компенсации некоего "нематериального вреда" как самостоятельного вида компенсации не остается никакого восстановительного назначения. Она неизбежно оказывается либо компенсацией морального вреда, либо возмещением имущественных убытков в виде расходов, необходимых для восстановления умаленного неимущественного блага, либо выгоды, упущенной в связи с умалением такого блага.

Название документа