Так, капитализму присущ всеобщий закон капиталистического накопления, неумолимо углубляющий экономическую поляризацию общества. При капитализме производство развивается циклически — через кризисы. Капиталистическое производство закономерно переходит от домашинного — к машинному; от свободной конкуренции — к монополистическому империализму.
Закон феодальной ренты также обязан удовлетворять этому методологическому требованию: должен вести к пониманию характера развития, движения феодального производства.
Постоянное, хотя бы и прерывистое возрастание, какое свойственно капиталистической прибыли, феодальной ренте не свойственно. Феодальному производству присуща крайняя рутинность техники, а в экономических отношениях феодализма традиция, как отмечает Маркс, играла преобладающую роль: если, скажем, повелось требовать два дня в неделю барщинного труда для земельного собственника, то уже эти два дня барщинного труда прочно установились, являлись постоянной величиной, законно урегулированной обычным или писаным правом. В истории феодального производства бывали длительные периоды, характеризующиеся не расширенным, а простым воспроизводством, долгим застоем. Словом, феодальной ренте отнюдь не свойственно было постоянное возрастание. Это связано опять-таки с вопросом о цели феодального производства: с господствующим принципом паразитического потребления феодалами "имеющегося в наличии".
Однако, как было сказано в предыдущей главе, производительные силы в феодальную эпоху все же никак не стояли на месте. Хотя медленно, с застоями, они все же развивались. Из данного выше определения цели феодального производства, как и из основного экономического закона феодализма в целом, следует, что это развитие производительных сил не могло идти по преимуществу на повышение дохода непосредственных производителей, а должно было идти по преимуществу на повышение дохода феодалов, на увеличение феодальной ренты.
Правда, надо помнить, что источником роста производительных сил в феодальном обществе была, прежде всего, инициативность, заинтересованность в результатах труда самих непосредственных производителей. Они, конечно, повышали производительность своего труда не для того, чтобы повысить доход феодала, а для того, чтобы улучшить свое собственное материальное положение. Но временные успехи, которых добивались непосредственные производители, феодалы как господствующий класс рано или поздно в сложной экономической борьбе все-таки отнимали у них, обращали рост производительных сил к своей экономической выгоде. Среди непосредственных производителей обычно лишь та или иная небольшая прослойка оказывалась в материальном выигрыше, основная же масса оставалась по-прежнему нищей и в лучшем случае в этой борьбе завоевывала некоторые уступки, например в отношении увеличения личной свободы, словом, добивалась лишь несколько более благоприятных позиций для дальнейшей борьбы, ничего не получая в руки непосредственно. Таково было неумолимое действие основного экономического закона феодализма.
Развитие феодальной ренты осуществлялось преимущественно путем последовательной смены одной формы ренты качественно другой формой, отвечающей более высокому уровню производительности труда непосредственных производителей и более высокому уровню эксплуатации. Самые ранние формы, по известному саркастическому выражению Маркса, ограничивали эксплуатацию крестьян емкостью желудка феодала; рост производства и эксплуатации отражался преимущественно в росте числа этих потребляющих желудков: в разрастании дружины или свиты феодала, количества его паразитической челяди, — однако этот рост был все же ограничен рядом условий. Напротив, высшая форма феодальной ренты — денежная, открывает простор для "неутолимой жажды прибавочного труда", ибо на деньги феодал может приобрести самые разнообразные товары для удовлетворения неограниченно разнообразных потребностей.
Таким образом, закон феодальной ренты является не статическим законом, а законом экономического развития феодальной формации. Эксплуатация ширится и углубляется при историческом переходе от одной формы феодальной ренты к другой. Впрочем, возрастание ренты могло происходить и в рамках господства той или иной одной формы, особенно на ступени развития в феодальном обществе товарно-денежных отношений.
Итак, открытие Маркса состояло не только в установлении новой научной категории — феодальной земельной ренты как категории, объясняющей весь феодальный экономический строй, но и в установлении последовательных, закономерно вытекающих друг из друга форм феодальной ренты.
Маркс различает три главные формы феодальной ренты: отработочную ренту, ренту продуктами и денежную ренту. Они могут быть обозначены так же как барщина, натуральный оброк и денежный оброк.
Что касается отработочной ренты, наиболее простой и первоначальной формы ренты, то присвоение землевладельцем неоплаченного чужого труда существует здесь еще в своем очевидном, обязательном виде, так как труд непосредственного производителя на самого себя здесь еще отделен в пространстве и времени от его труда на земельного собственника, и этот труд непосредственно выступает в грубой форме принудительного труда на другого. Крестьянин производит при этой системе необходимый продукт в своем хозяйстве, на своем "наделе", а прибавочный продукт — в барском поместье, на барской запашке. Условием этой системы является лишь то, чтобы уровень производительности труда крестьянина, развития его рабочей силы, так же как и естественные свойства земли, давали ему возможность производить нечто сверх продукта, нужного для удовлетворения его собственных необходимых потребностей. Это единственное условие, указанное Марксом, объясняет, почему феодализм был возможен не только у тех народов, которые прошли через рабовладельческий строй, но и у тех народов, которые еще только выходили из первобытнообщинной формации.
Однако возможность еще не есть действительность. Эту возможность превращает в действительность, показывает Маркс, во-первых, отношение земельной собственности (монополия феодалов на землю) и, во-вторых, крепостническое принуждение. Благодаря этому и возникает отработочная рента — первая форма феодальной ренты, т.е. прибавочного труда, принудительно выполняемого для собственника земли.
Исторические памятники раннего средневековья на Западе, как и ранней поры феодализма в России, содержат неисчерпаемый материал для изучения конкретных проявлений отработочной ренты. Важно подчеркнуть, что сюда должны быть отнесены не только работы на господском поле и луге, не только работы по строительству замков, укреплений, дорог, но и не отделившиеся еще вполне от сельского хозяйства ремесленные работы, производившиеся теми же крестьянами (или частью из них) на господском дворе.
Вторая форма феодальной ренты — рента продуктами (натуральный оброк) — представляет существенное изменение первой, хотя экономическое существо остается тем же самым. Она соответствует более поздней стадии развития феодального общества; в Западной Европе мы наблюдаем ее на монастырских землях и землях крупных светских феодалов как характерное явление в X-XI вв. Она отличается от предыдущей формы тем, что прибавочный труд выполняется уже не в его натуральном виде, как особый труд на господина, а вместе с необходимым трудом в хозяйстве непосредственного производителя. Последний выполняет его под собственной ответственностью и располагая своим временем, а не под прямым надзором и плетью земельного собственника или его представителя. Следовательно, рента продуктами предполагает более высокий культурный и производственный уровень непосредственного производителя, более высокий уровень развития труда. При ренте продуктами крестьянин производит и необходимый и прибавочный продукт в своем хозяйстве, на своем "наделе", он уже не трудится на барской запашке, а должен отдавать помещику часть продукции своего хозяйства. По словам Маркса, "при этом отношении непосредственный производитель, применяя свой труд, более или менее располагает всем своим рабочим временем, хотя часть этого рабочего времени, первоначально почти вся избыточная часть его, по-прежнему даром принадлежит земельному собственнику, с той только разницей, что последний уже получает его непосредственно не в его собственной натуральной форме, а в натуральной форме того продукта, в котором это время реализуется".
Рента продуктами может рассматриваться как переходная, промежуточная форма между отработочной и денежной рентой. Одни черты общи у нее с денежной рентой в отличие от отработочной, другие, напротив, общи у нее с отработочной рентой в отличие от денежной.
Так, общим с денежной рентой у нее является то, что прибавочный продукт производится в хозяйстве крестьянина вместе, в нерасчлененном единстве, в общей валовой продукции с необходимым продуктом и только затем отделяется и присваивается феодалом-землевладельцем; труд производителя на самого себя и его труд на земельного собственника здесь уже не отделяются осязательно во времени и пространстве. Как мы видели, феодальное хозяйство состоит как бы из двух половин — хозяйства крестьян и хозяйства феодалов, иначе говоря, из обработки крестьянских наделов и барской земли (барской запашки). В разных исторических условиях центр тяжести производства феодальной ренты переносится то на одну половину, то на другую: при отработочной ренте — на барское хозяйство, при ренте продуктами и денежной ренте — на крестьянское хозяйство. В первом случае феодал присваивает себе непосредственно прибавочный труд, во втором и третьем — прибавочный продукт. В связи с этим следует отметить, что именно рента продуктами окончательно подготавливает экономическое обособление ремесла от сельского хозяйства при феодализме. Уже не только отдельные крестьяне специализируются на том или ином ремесле для нужд господского двора, как при отработочной ренте, но и целые крестьянские хозяйства могут приобретать специализированный уклон, внося ренту по преимуществу тем или иным особым продуктом (изделиями).
Другая черта, напротив, объединяет ренту продуктами с отработочной и отличает ее от денежной: это натуральный характер ренты. При ренте продуктами прибавочный продукт присваивается феодалом-землевладельцем в натуральном виде, т.е. в виде зерна, мяса, птицы, полотна и т.п., а не в виде выручки крестьянина от продажи этих продуктов. Обе ранние формы феодальной ренты, первая и вторая, носят натуральный характер, тогда как третья носит денежный характер.
Необходимо подчеркнуть, что речь идет о натуральном характере именно ренты, а не хозяйства непосредственных производителей. В самом деле, и в период господства денежной ренты условия хозяйствования в подавляющей части возмещаются и воспроизводятся прямо из валовой продукции крестьянского хозяйства без содействия рынка. В деньги превращается не весь крестьянский продукт, а лишь та его часть, которая составляет ренту (и в некоторой мере излишки над необходимейшими потребностями). Несомненно и то, что частицы, элементы денежной ренты можно наблюдать и в раннем средневековье в виде небольших второстепенных денежных платежей. Но они не играли сколько-нибудь существенной экономической роли. Во всяком случае период господства денежной ренты знаменует совершенно новый этап в истории феодального общества, противостоящий времени господства первых двух натуральных форм ренты.
Денежная рента не могла стать господствующей до тех пор, пока в феодальном обществе не началось широкое развитие городов — покупателей сельскохозяйственных продуктов. Исследователем аграрной истории средневековой Франции А. В. Конокотиным убедительно показано, что, хотя развитие городов во Франции началось в X-XI вв., однако еще и в XII-ХIII вв. в сумме крестьянских повинностей преобладала рента продуктами, и только в XIV в. денежная рента прочно завоевывает первое, господствующее место. Но нарастание удельного веса денежной ренты шло именно с X-XI вв., вместе с ростом средневековых городов.
Сначала спорадическое, затем принимающее все более всеобщий характер превращение ренты продуктами в денежную ренту предполагает, говорит Маркс, уже более значительное развитие торговли, городской промышленности, вообще товарного производства, а с ним и денежного обращения. Оно предполагает далее рыночную цену продуктов и то, что они продаются более или менее близко к своей стоимости, чего может и не быть при прежних формах.
Под денежной рентой, как показал Маркс, мы понимаем земельную ренту, возникшую путем простого изменения ("метаморфоза") формы ренты продуктами, так же как и последняя была в свою очередь лишь превращенной отработочной рентой. Основа, или, по выражению Маркса, база денежной ренты совершенно та же, что и ренты продуктами. Разница состоит лишь в том, что "вместо продукта непосредственному производителю приходится здесь уплачивать своему земельному собственнику (будет ли то государство или частное лицо) цену продукта". Следовательно, крестьянину недостаточно только произвести в своем хозяйстве избыток продукта над тем количеством, которое нужно для покрытия необходимых потребностей и для воспроизводства хозяйства. Он должен еще отвезти в город этот избыток, продать его, превратить его в денежную форму. Иными словами, часть его продукта должна быть произведена как товар, именно та часть, которая составляет прибавочный продукт.
Сама денежная рента в экономическом смысле представляет лишь изменение формы ("метаморфоз") ренты продуктами и не выражает каких-либо абсолютно новых производственных отношений. Как и при ренте продуктами, "непосредственный производитель по-прежнему является наследственным или вообще традиционным владельцем земли, который должен отдавать господину как собственнику этого существеннейшего условия его производства избыточный принудительный труд, т.е. неоплаченный, выполняемый без эквивалента труд в форме прибавочного продукта, превращенного в деньги".
Однако при всем сходстве с рентой продуктами денежная рента знаменует серьезное изменение феодальной экономики, а вместе с тем и всего феодального общества. Маркс отмечает, например, что господство денежной ренты сопровождается: 1) значительным укреплением личной собственности крестьянина на орудия и другие условия труда, отличные от земли; 2) превращением прежнего традиционного обычноправового отношения между зависимым крестьянином и земельным собственником в договорное отношение, определяемое законом, в чисто оброчное денежное отношение; 3) появлением неимущих поденщиков, нанимающихся за деньги к лучше обеспеченным крестьянам; 4) появлением цены земли (капитализированной ренты) и купли-продажи земли. Все эти и подобные им изменения мало-помалу создают условия для возможности возникновения и качественно новых производственных отношений в деревне — капиталистических отношений. Однако Маркс подчеркивает, что отнюдь не саморазвитие денежной ренты приводит к этому результату: формирование капиталистов в деревне, говорит он, "зависит от общего развития капиталистического производства вне пределов сельского хозяйства". Это положение чрезвычайно важно. Оно подчеркивает, что товарно-денежная форма феодальных производственных отношений отнюдь не перерастает автоматически в капиталистические производственные отношения.
Углубленную разработку этого аспекта теории феодально-денежной ренты мы находим у советского историка М. А. Барга, который убедительно показал, что денежная рента знаменует на определенном этапе не упадок или разложение, а прогресс феодального способа эксплуатации, открывая для него новый простор, новые возможности роста и развития, что эта форма ренты не только совместима с дальнейшим восходящим развитием феодальной формации, но на известный исторический срок делает возможной новую, более высокую фазу его развития. Именно по мере исчезновения в Западной Европе домениального хозяйства, т.е. в XIV-XV вв., складывается наиболее "чистая" или "классическая" организация феодального производства, связанная с расцветом мелкокрестьянского хозяйства и господством денежной ренты. По справедливым словам М. А. Барга, "прогресс феодального способа производства при денежной форме ренты заключается, прежде всего, в том, что с ней связано громадное расширение возможностей феодальной эксплуатации; рамки феодальной ренты раздвигаются настолько, что рента, получавшаяся непосредственно сеньором, представляется теперь лишь частью, постепенно оттесняемой на задний план другими ее составными частями (например, фискальным ограблением)".
Столь же справедливо и теоретически четко аргументировано М. А. Баргом заключение, что, по Марксу, разложение феодальной ренты начинается отнюдь не с появлением или преобладанием денежной формы этой ренты, а лишь с возникновением капиталистического уклада в производстве. До этого денежная рента играла для феодальных производственных отношений не разрушительную, а, напротив, созидательную роль.
Действительно, только так и можно понимать данный Марксом анализ денежной формы феодальной ренты.
В характеристике Марксом денежной ренты можно различить две стороны. С одной стороны, он говорит о "чистой форме" денежной ренты, о денежной ренте, "поскольку она является в чистом виде, т.е. как просто превращенная форма ренты продуктами". В этом качестве денежная рента еще полностью отвечает феодальным производственным отношениям и не содержит в себе чего-либо отрицающего феодализм. С другой стороны, она подготовляет благоприятные условия для проникновения в сельское хозяйство капиталистических отношений, если капитализм вообще зародился в данном обществе, первоначально в промышленности. В этих исторических условиях денежная рента выступает как форма разложения феодализма.
Итак, данный Марксом анализ логической и исторической преемственности трех форм феодальной ренты говорит о развитии, о восходящем движении, о возрастании феодальной ренты. Иначе и не может быть, ибо смена форм феодальной ренты отражает развитие производительных сил феодального общества, рост производительности крестьянского и ремесленного труда, а в условиях антагонистического общества этот рост производительности труда никак не мог пойти целиком или преимущественно на пользу самим трудящимся. Смена форм феодальной ренты отражает усиление эксплуатации и углубление классового антагонизма.
Оба антагонистических класса феодального общества были каждый по-своему заинтересованы в постепенном переходе от одной формы ренты к другой, но интересы их были при этом противоположны.
Маркс особо подчеркнул заинтересованность непосредственных производителей. Крестьянину каждая более высокая форма открывала возможность уделить больше времени своему хозяйству, открывала больший простор для его хозяйственной инициативы, делала его более заинтересованным в результатах своего труда.
Уже при отработочной ренте некоторая возможность такого рода открывалась: здесь от относительных размеров барщинного труда зависело, "в какой мере у непосредственного производителя окажется возможность улучшать свое положение, обогащаться, производить известный избыток сверх необходимых средств существования". Допустим, он обязан был два дня в неделю работать на барщине; это величина постоянная, но производительность остальных дней в неделю, которыми может располагать сам непосредственный производитель, есть величина переменная, которая необходимо развивается в процессе его опыта. Характерно, что в числе стимулов, поощряющих крестьянина к усиленному напряжению рабочей силы в земледелии и домашней деревенской промышленности, уже на этой ступени, когда рента носит еще натуральный характер, Маркс указывает "расширение рынка для его продукта". Избыток своего продукта, ускользающий от феодала, крестьянин стремится превратить в товар, чтобы на вырученные деньги удовлетворить какие-либо новые потребности.
Тем более при ренте продуктами прибавочный труд, достающийся феодалу, может и не исчерпывать всего избыточного труда крестьянской семьи. "Напротив, — говорит Маркс, — производителю дается здесь, по сравнению с отработочной рентой, больший простор для того чтобы найти время для избыточного труда, продукт которого принадлежит ему самому совершенно так же, как продукт его труда, удовлетворяющий его необходимейшие потребности". Следовательно, при ренте продуктами крестьянин стремится повысить производительность своего труда, хотя и немногие из крестьян практически выигрывают от этого.
Наконец, при денежной ренте еще более возрастает возможность извлечения крестьянином из своего хозяйства избытка дохода сверх всех феодальных платежей, и он в самом деле, ищет всяческих средств к этому, вплоть до эксплуатации своих более бедных соседей в качестве батраков.
Таким образом, при переходе от одной формы ренты к другой феодальные производственные отношения не только соответствовали характеру производительных сил, но и служили силой, определявшей развитие производительных сил: смена форм феодальной ренты, отражавшая состояние производительных сил, в свою очередь побуждала непосредственных производителей повышать производительность и интенсивность своего труда. Но господствующий феодальный класс обращал основную долю этих усилий в свою пользу. Феодалы тоже были заинтересованы в переходе от одной формы феодальной ренты к следующей, так как это открывало возможность увеличить объем получаемой ренты. Если при натуральных формах ренты феодал в общем брал крестьянского продукта не больше, чем потреблял в натуре сам со своей дворней и дружиной, то при денежной ренте, покупая товары на рынке, он все более и более расширял свои потребности. Переход от одной формы ренты к другой, будучи выражением роста производительных сил, совершался в процессе столкновения и борьбы этих противоположных стремлений крестьян и феодалов и неумолимо все более углублял противоположность их интересов. Если, с одной стороны, личная несвобода крестьянина ослабевала, то, с другой, — возрастала его экономическая зависимость от земельного собственника, возрастали налоги, задолженность, рыночные и судебные пошлины и т.д.
Следует подчеркнуть, что в чистом виде три формы феодальной ренты существуют лишь в экономической теории. В исторической действительности разные формы наблюдаются одновременно и совместно, только какая-либо одна из форм всегда оказывается господствующей, ведущей. Маркс неустанно подчеркивает это в 47-й главе III тома "Капитала". Так, например, в разделе о ренте продуктами он пишет, что в какой бы мере рента продуктами ни представляла господствующую и наиболее развитую форму земельной ренты, она все же постоянно в большей или меньшей мере сопровождается остатками предыдущей формы, т.е. ренты, которая должна доставляться непосредственно в виде труда, следовательно, барщинным трудом. И в свою очередь "обломки" ренты продуктами встречаются позже, при господстве денежной ренты. Одним из конкретно-исторических примеров, на который ссылается Маркс, служит слияние денежной ренты с остатками ее прежних форм во Франции перед революцией XVIII в. Однако, оговаривается Маркс, "мы не можем разбирать бесконечные различные комбинации, в которых различные формы ренты могут сочетаться, фальсифицироваться и сливаться". Действительно, это выходит за рамки экономической теории.
Тем не менее, об одной такой комбинации здесь необходимо сказать несколько слов. Хотя она и не рассмотрена в 47-й главе III тома "Капитала", Маркс в других главах уделяет ей немало внимания, так же как и Энгельс в своих работах. Дело идет о барщинно-крепостнической системе, которая развилась в поздние столетия феодальной эпохи в некоторых странах Восточной Европы: в России, Пруссии, Польше и т.д. Суть ее кратко охарактеризована В. И. Лениным в уже цитированном нами определении барщинно-крепостнической системы. На первый взгляд это просто регресс, возврат к господству первой формы ренты — к отработочной ренте (барщина). Однако в действительности это особая смешанная форма: с одной стороны, здесь налицо признаки первой формы (прибавочный продукт производится в хозяйстве феодала, применяется жесточайшее принуждение), с другой, — признаки третьей формы, так как продукт производится не для потребления в натуре, а для продажи, для рынка, но только связь с рынком осуществляется, не крестьянским хозяйством, а хозяйством феодала. Рынок крупный помещик-крепостник находил либо внутри страны, сбывая продукт крестьянского труда в городах, либо вне ее, сбывая этот продукт в те страны, где собственного производства сельскохозяйственных продуктов было недостаточно. Так или иначе, но эта форма ренты необходимо подразумевает уже совершившееся и далеко зашедшее отделение города от деревни — будь то внутри страны или в виде обособления промышленно развитых стран от преимущественно аграрных на международном рынке.
Конкретной иллюстрацией этой комбинированной формы может служить пример, который разобран Марксом в главе 8-й I тома "Капитала" ("Рабочий день"): пример валашского и молдавского барщинно-крепостнического хозяйства. С одной стороны, Маркс подчеркивает здесь те черты, которые свойственны первой форме феодальной ренты: "Необходимый труд, который выполняет, напр., валашский крестьянин для поддержания собственного существования, пространственно отделен от его прибавочного труда на боярина. Первый труд он выполняет на своем собственном поле, второй — в господском поместье. Обе части рабочего времени существуют поэтому самостоятельно, одна рядом с другой. В форме барщинного труда прибавочный труд точно отделен от необходимого труда". Маркс подчеркивает также, что здесь, как и обычно при отработочной ренте, из барщины возникало крепостное состояние. Но, с другой стороны, Маркс, характеризуя валашский и молдавский аграрный строй XVIII-XIX вв., отмечает такие признаки, которые отнюдь не свойственны самой ранней форме феодальной ренты, а, напротив, свойственны самой поздней форме. При ранней форме, при натуральной отработочной ренте, "прибавочный труд ограничивается более или менее узким кругом потребностей... из самого характера соответственного производства не вытекает безграничной потребности в прибавочном труде", напротив, в Валахии и Молдавии эксплуатация характеризуется "неутолимой жаждой прибавочного труда". Анализируя валашский "Органический регламент" 1831 г., Маркс устанавливает, что он был "положительным выражением неутолимой жажды прибавочного труда, которая узаконивается каждым параграфом". Маркс показывает необычайно высокую норму эксплуатации, царившую в Валахии и Молдавии, почти приближавшуюся к норме эксплуатации на капиталистической фабрике: "узаконенное" отношение барщинного труда к необходимому здесь составляло 66,6%, фактически же оно было еще значительно выше. Один "упоенный победой боярин" восклицал, что на деле барщина составляет 365 дней в году! Из всего этого видно, что комбинированная форма ренты, подобная валашской, отвечает не ранней, а поздней ступени развития производительности труда и нормы эксплуатации в феодальном обществе. По аналогии с валашско-молдавским примером, рассмотренным Марксом, возможен такой же анализ барщинно-крепостнической системы и в других странах Восточной Европы.
Впрочем, другие варианты той же комбинированной формы ренты могут наблюдаться и на более ранних ступенях феодальной истории, в менее развитых странах. Так, в Индии XV-XVIII вв. в некоторых областях храмы и другие крупные землевладельцы вели настоящее товарное крепостническое хозяйство путем эксплуатации трудящихся из касты "неприкасаемых", имевших собственные хижины, но получавших пропитание от господина за свой тяжелый труд в условиях полурабской зависимости.
Таковы главные формы феодальной земельной ренты и их историческое движение. Мы видели, что отработочная и продуктовая формы объединены общей чертой — натуральным характером повинностей, а денежная и рассмотренная выше комбинированная формы объединены противоположной общей чертой — превращением прибавочного продукта в деньги, т.е. продажей его на рынке. Другая общая черта объединяет отработочную ренту и комбинированную, а именно производство прибавочного продукта в хозяйстве феодала, тогда как продуктовая и денежная формы объединены противоположной чертой — производством прибавочного продукта в хозяйстве крестьянина. Мы видели, наконец, что политическая экономия вправе рассматривать отработочную и денежную формы как два наиболее далеких, полярных типа, в наиболее чистом виде выражающих логически и исторически исходный и заключительный пункты феодального развития; напротив, продуктовая и комбинированная формы являются переходными и смешанными.
Следует рассмотреть еще классификацию феодальной ренты на три вида: эпизодическую, фиксированную и прогрессивную.
Эпизодическая рента в общем, не типична для феодализма, она наблюдается преимущественно в раннее средневековье в виде "даров", "подношений", дани. Дань как экономическая категория представляет большие трудности для анализа. Когда она является регулярной, она подчас может быть сближена с налогом, с рентой в продуктовой или денежной форме. Но, пожалуй, та или иная степень нерегулярности, необеспеченности или эпизодичности входит в самое определение дани. Все дело в том, что генезис дани уходит в глубь общинно-родовых и общинно-племенных отношений. Дань, какой мы застаем ее в древней и средневековой истории, в сущности представляет собой утилизацию рабовладельцами и феодалами, рабовладельческим и феодальным государством этих глубоко архаичных видов экономической связи и зависимости. В феодальном обществе дань может служить выражением как эпизодического, так и фиксированного вида ренты.
Фиксированная рента — это подушное (поголовное) обложение, побор с хозяйства или с главы хозяйства, с зависимой территории или главы территории. Словом, размер фиксированной ренты не стоит в прямой зависимости от производительности труда или доходности хозяйства того, кто ее платит. Это делает ее выгодной для последнего в условиях повышения производительности и доходности, но и гибельной в условиях неблагоприятной конъюнктуры, природных бедствий, сокращения числа рабочих рук, падежа скота.
Прогрессивная рента, которую можно также назвать относительной, пропорциональной или функциональной, является фиксированной долей урожая или дохода. Она наблюдается при продуктовой и денежной ренте в виде "двадцатины", "десятины", "пятины", "половничества", издольщины. В сущности и всякая рента, зависящая от размера надела-держания, следовательно, от размера хозяйства, есть тоже прогрессивная рента. Она налицо и при отработочной ренте, на любой ступени феодализма. Прогрессивная рента в разные периоды выгодна то одной, то противоположной стороне, она, как наиболее гибкая, отвечает росту производительных сил в развивающемся феодальном обществе, но она же в наибольшей степени сталкивается с присущим ему традиционализмом, с силой обычая. В условиях зарождения капитализма именно издольщина является тем видом рентных отношений, которые более всего пригодны для наполнения старой феодальной формы новым капиталистическим содержанием.
Отработочная форма ренты таит в себе необходимость собственного отрицания: отделение в пространстве и во времени необходимого труда от прибавочного (барщинного) приводит к возникновению разницы в производительности труда крестьянина, так как он повышает производительность труда в своем личном хозяйстве. Неминуемо получаются два различных уровня производительности труда. Интерес феодала требует такой перестройки ренты, чтобы она отвечала уровню производительности труда, царящему в крестьянском личном хозяйстве, т.е. перехода к продуктовой ренте. Тогда возникает борьба: интерес крестьянина требует, чтобы рента была фиксирована, а интерес помещика, — чтобы она была прогрессивна. Однако прогрессивность ренты, пока она взимается натуральными продуктами, не очень-то легко осуществить. На первый взгляд несложно забрать на жнивье "десятый сноп", в хлеву — пятого поросенка и т.п. Но крестьянин начинает варьировать сельскохозяйственную продукцию, разводит не предусмотренные феодальным договором виды растений и скота, специализируется на изготовлении утвари и изделий. Теснимый сеньором, он находит способ получать доход и прямо в денежной форме — он сам нанимается на работу за харчи или за деньги, и как с неимущего с него нечего брать в форме продуктовой ренты. Так уклоняется от феодальной ренты обширный слой "журналье" во французской деревне, "коттеров" в английской, а землевладелец повышает обложение тех, к кому они нанимаются, т.е. более крупных крестьянских хозяйств и, естественно, должен переходить при этом к денежной ренте.
И с новой силой разгорается борьба — быть ей фиксированной или прогрессивной. Напомним, каким колоссальным выигрышем для крестьян была фиксированность денежной ренты в условиях "революции цен" XVI в., когда реальная стоимость уплачиваемой из года в год ренты стремительно падала.
При позднем возрождении отработочной ренты, иначе говоря, в условиях господства комбинированной формы ренты, при барщинно-крепостническом хозяйстве, снова появляется раздвоение уровня производительности труда. Правда, тут уже лишь части крестьян — "гроссбауерам", "кулакам" удается создать экономически сильные хозяйства. Зато возможность для крестьянина работать гораздо более интенсивно "на себя", чем в барском хозяйстве, выражается в сопутствующем этой системе отходничестве или отхожем промысле, т.е. в сочетании барщинной системы с оброчной. Оброк тут — это снова фиксированный вид ренты. Насколько он подчас был выгоден, можно судить по тому, что именно из этих отхожих оброчников в России выросло немалое число мелких промышленников, дельцов, а то и крупных капиталистов.