Возникновение нации с необходимостью предполагает появление «национальной идеи». Но когда нация формируется по признаку принадлежности к социоисторическому организму, национализма в привычном понимании этого слова не возникает. Национальная идея в таком случае не предполагает противопоставления людей по признаку этнической принадлежности. Это отнюдь не означает отсутствие вообще какого бы то ни было противопоставления групп людей в пределах социоисторического организма. Но это — противопоставление не одного этноса другому, а людей, отстаивающих интересы своего отечества, людям, которые выступают в разрез с этими интересами, т.е. подразделение населения социоисторического организма на патриотов и анти патриотов.
В эпоху складывания централизованных государств в Западной Европы в качестве антинациональной силы выступали те представители класса феодалов, которые противились этому процессу, независимо от их этнической принадлежности. В годы Великой Французской революции нацию составили все те жители этой страны, которые боролись за ее революционное преобразование, опять-таки независимо от своей этнической принадлежности. В их числе были и этнические французы, и эльзас-лотарингцы, и корсиканцы и т.п. Объединяла их принадлежность к непривилегированному, «третьему» сословию.
Еще в январе 1789 г. Эмманюэль Жозеф Сийес (1748 — 1836) в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» прямо заявлял: «...Третье сословие обнимает все, что относится к нации; и все, что не заключается в третьем сословии, не может считаться частью нации». В ходе революции в качестве врагов нации выступила значительная часть дворян, которые в большинстве своем были этническими французами. Логика борьбы привела к тому, что многие из них покинули Францию и вступили в ряды иноземных армий, боровшихся против их бывшего отечества.
Почти все они субъективно продолжали считать себя патриотами. Ведь они, как это им представлялось, сражались не против Франции вообще, а лишь против новой, революционной Франции. Они вели борьбу за Францию, но только не новую, а старую, дореволюционную, которая продолжала оставаться для них отечеством. Но вопреки их субъективным представлениям, к этому времени существовала только одна Франция — новая. Никакой другой не было. И поэтому, хотели они этого или не хотели, они стали предателями, оказались вне отечества и вне нации. То же самое произошло с и теми этническими русскими, которые в союзе с иностранными интервентами сражались в годы Гражданской войны 1918—1922 гг. в России против советской власти. Белоэмигранты оказались за пределами отечества и вне русской нации.
Но главное не в том, что после революции другого отечества, кроме нового, не существовало. Ведь в предреволюционное время тоже существовало одно отечество, причем со старыми порядками. И революционеры боролись против этих порядков. С чисто формальной точки зрения получалось, что они боролись против своего отечества. И, как хорошо известно, сторонники старого режима нередко обвиняли революционеров в анти патриотизме, в измене отечеству и т.п. грехах. Но это были фальшивые обвинения.
Суть дела в том, что интересы социоисторического организма, т.е. отечества, требовали изменения общественного строя. И поэтому те люди, которые боролись за коренное преобразование социора, служили интересам отечества, были патриотами. Революционеры всегда патриоты, истинные патриоты. К революционной борьбе их побуждают не просто интересы тех или иных классов, а патриотизм.
«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? — писал В.И. Ленин, — Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всех работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты... И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим, во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии...».
Среди революционеров могут быть представители господствующего класса, заинтересованного в сохранение существующего строя. Это люди, которые поставили интересы своего отечества выше интересов своего класса. Они изменили своему классу во имя служения отечеству. Прекрасный пример — декабристы. Что же касается врагов революции, контрреволюционеров, то они всегда, независимо от своих субъективных намерений, переживаний, — враги отечества, предатели нации.
Национальная идея при том варианте развития, который имел место в Западной Европе, была идеей патриотической. Она выражала реальные интересы того или иной социоисторического организма и была явлением прогрессивным. Существование объективных интересов социоисторического организмов, которые представляют собой одновременно интересы, если не всего его населения, то значительной его части, есть несомненные факт, по крайней мере, для истории нового времени. Этот факт, к сожалению, нередко игнорировался многими марксистами, делавшими упор на классовые интересы.
Но это отнюдь не значит, что патриотическая, или социорнонациональная (соционациональная) идея всегда была явлением только позитивными. Нередко она использовалась для прикрытия своекорыстных интересов правящих классов или даже просто тех или иных клик. В случаях несправедливых войны, особенно колониальных, патриотическая идея были маскировкой и оправданием всевозможных преступлений и иных мерзостей. Об этом лучше всех сказал в свое время великий американский писатель Марк Твен (наст. имя и фам. — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, 1835 — 1910) в замечательных памфлетах, среди которых особо выделяются «О патриотизме» (1900; 1923) и «В защиту генерала Фанстона» (1902).
В самое последнее время среди наших публицистов, именующих себя демократами, но в действительности выражающих интересы российской компрадорской буржуазии, стало необычайно модным приводить изречение английского писателя Сэмюэля Джонсона (1709—1784): «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Но вопреки их трактовке С. Джонсон осуждает не патриотизм сам по себе, а использование лозунга патриотизма для прикрытия грязных делишек.
Когда нация строится по признаку не социорной, а этнической принадлежности, «национальная идея» всегда предполагает политическое, а нередко и правовое противопоставление людей, образующих разные этносы. Не буду долго задерживаться на национализме господствующего этноса, одновременно образующего и нацию. Это явление всегда отрицательное и только отрицательное. Национальная идея в таком случае служить оправданием и обоснование привилегированного положения данной группы людей, ее нрава на притеснение и дискриминацию всех других этнических групп.
В национализме дискриминируемого этноса выражается его стремление покончить с своим приниженным положением. В этом смысле в нем есть демократическое, позитивное содержание. И если бы данная идеология этим бы исчерпывалась, если бы лозунгом такого движения было полное равенство всех людей, независимо от их этнической принадлежности, то собственно нельзя было бы назвать ее национальной, тем более националистической.
Но так, обычно, никогда не бывает. В национализме притесняемой этнической общности почти всего присутствует его противопоставление всем остальным этносам, прежде всего господствующему. И когда программой движения является требование территориальной автономии, тем более независимости, то почти всегда явно или неявно подразумевается, что власть в автономной области, тем более в независимом государстве, должна принадлежать, прежде всего, или даже исключительно представителям I данной нации. Иначе говоря, данная программа предусматривает предоставление привилегий данной нации и явную или неявную дискриминацию людей, принадлежащих к иным этносам и прежде всего к господствующей нации. В таком случае идеологию движения обычно характеризуют не как национальную, а как националистическую.
Националистической может быть и чаще всего бывает и идеология настоящего национально-освободительного движения. В случае же квазинационального движения идеи этнократии, исключительности прав и привилегированного положения данного этноса являются центральными. национализм нередко при этом перерастает в этнорасизм.
Ярким примером может быть положение, сложившееся в Латвии и Эстонии. Русское и вообще русскоязычное население в большинстве своем лишено гражданства этих стран, а тем самым и многих политических и гражданских прав. Фактически в этих республиках сложился режим апартеида, во многом сходный с тем, что еще недавно существовал в Южно-Африканской республике. Отличие в основном лишь в том, что в ЮАР деление на привилегированную и дискриминируемую группы населения проводилось по расовому признаку, а в Латвии и Эстонии — если неформально, то по существу по признаку этнической принадлежности.
И в Латвии, и в Эстонии в самое последние время приняты законы, еще более ухудшающие положение русского и вообще русскоязычного населения. «Владение эстонским языком, — сообщают из Таллинна, — основное условие не только для получения гражданства, но после принятия 9 февраля поправок к соответствующему закону оно стало основным и для получения работы. Сектор возможностей для тех, кто знает эстонский язык, широк, для тех, кто его не знает или знает плохо, катастрофически сужается, формируя принципиально разные общественные слои в рамках одного государства. Граждане и не граждане, эстонцы и не эстонцы — за этими понятиями скрываются своеобразные миры, существующие в Эстонии сепаратно, в несравнимо разных материальных, духовных и правовых ипостасях».
Совершенно закономерно, что правящая элита этих государств, проводя политику апартеида, всемерно поощряет пропаганду национализма и этнорасизма, не только терпимо, но в высшей степени благосклонно относится к фашистским военным преступникам (солдатам и офицерам национальных частей СС), всячески оправдывает совершенные ими и служащими полиции, созданной немецкими оккупантами из местных жителей, чудовищные преступления. Дело дошло до того, что в Латвии 18 марта — день первого боя созданного по личному приказу Адольфа Гитлера латышского легиона «Ваффен СС» — был официально объявлен государственным праздником. В 1998 г. была переиздана антисемитская книга «Страшный суд», опубликованная латышскими фашистами в 1942 г. с предисловием Генриха Гиммлера. Не захотела отставать от Латвии и Эстония. 19 мая 1999 г. в Таллине были торжественно перезахоронены останки бывшего командира 20-й дивизии СС Альфонса Ребане.
В нашей «демократической» прессе различного рода националистические партии и группировки, существующие в странах СНГ и Прибалтики, нередко именуют национально-демократическими. Чаще всего как демократические характеризуются также такие, например, объединения, как Народный Рух Украины и Белорусский народный фронт (БНФ). В действительности же этнонационализм и демократия несовместимы, что можно видеть на примере деятельности названных политических образований.
Основной их лозунг — пропаганда вражды к России и всему русскому, насильственное вытеснение русского языка и принуждение населения этих стран к пользованию одним лишь языком, в первом случае украинским, во втором — белорусским. БНФ не повезло. Его политика наткнулась на упорное сопротивления населения Белоруссии и прежде всего самих белорусов и провалилась. На референдуме 14 мая 1995 г. за придание русскому языку статуса государственного высказалось 83% его участников. Программа же Руха вопреки воле большинства населения Украины настойчиво проводится в жизнь властями республики, ее правительством и президентом, хотя последний и был избран лишь постольку, поскольку обещал придать русскому языку статус государственного.