Предисловие

В последние годы в общественных науках сложилась парадоксальная ситуация: на фоне информационного бума все больше и больше ощущается нехватка полезной, конструктивной, созидательной, социально здоровой информации, оплодотворяющей нетрадиционные, но обладающие перспективой мысли, идеи, исследования, творческие новации.

Не обошла стороной эта беда и правоведение. По многим позициям, несмотря на отдельные успехи, юридическая наука, и прежде всего уголовно-правовая, увы, как и в далекие достопамятные времена, скатилась к добросовестному (а нередко и услужливому) глоссаторству, а проще говоря, к комментированию сформулированных (не всегда плодотворных) кем-то и когда-то идей, изданных (не всегда удачных) законов, принятых (нередко противоречащих друг другу) решений правоприменительных органов. Одним словом, юридическая практика нередко приземляется, а юридическая наука зачастую приспосабливается, охотно обслуживая государственную политику, в том числе и уголовно-правовую, не обращая внимания на ее социальную эффективность.

На этом фоне отрадным следует признать появление хотя и скромных по числу, но оригинальных по содержанию и фундаментальных по масштабности научных работ. При этом впечатляет не только творческий размах и глубина исследований монографического уровня, но и богатая география научных центров, из которых происходят подобные подлинно научные труды.

К подобного рода работам я со всей ответственностью отношу настоящее издание, посвященное концептуальным методологическим проблемам одного из самых сложных, дискуссионных и в то же время основополагающих институтов уголовного права – объекту преступлений. То, что изложено в этой работе, есть результат многолетних и упорных размышлений автора, не убоявшегося предложить читателю не только непривычные, нетрадиционные, но и порой кажущиеся неприемлемыми решения, взгляды и суждения. Как в свое время заметил Н. Бор, идея должна казаться абсурдной, чтобы быть истинной.

Читая работу Г. П. Новоселова, невольно ловишь себя на мысли, что, к сожалению, добротных исследований по фундаментальным проблемам теории уголовного права среди вышедших в свет работ единицы. В этой связи лейтмотив монографии как бы воплощается в авторский призыв активизировать глубокие научные разработки основополагающих положений теории уголовного права, результаты которых некогда были гордостью отечественной правоведческой школы.

Кроме того, заслуга Г. П. Новоселова, по моему глубокому убеждению, заключается и в том, что он взял на себя огромный труд – критически проанализировать практически все известные научные труды российских юристов, в той или иной степени касающиеся методологических аспектов целого ряда институтов уголовного права, прежде всего, естественно, объекта преступления. Хочется особо отметить, что критика Г. П. Новоселова столь же тактична и спокойна, сколь и конструктивна.

И, наконец, в неторопливой, но логически выверенной манере автор подводит читателя к собственным выводам, которые не могут не привлечь своей новизной, неординарностью и, что на мой взгляд главное, своей плодотворной научной перспективой. Обусловлено это тем, что научные построения, которые развивает Г. П. Новоселов, как бы разрывают тесные рамки теории уголовного права и смело вторгаются в сферу общеправовой теории.

Теория уголовного права многим должна быть обязана Г. П. Новоселову лишь только за тот перечень вопросов, которые он обозначил в качестве основного объекта своих научных интересов и, как мне думается, на которые нашел достаточно взвешенные в теоретическом плане и практически обоснованные ответы: какова в процессе совершения посягательства роль общественных отношений и тех, кому причиняется или создается угроза причинения вреда; должны ли сообразовываться представления об объекте с понятием преступления, либо, наоборот, понятие преступления должно основываться на такого рода представлениях; сколько – один или несколько – объектов должно выделяться в отдельном преступлении; как соотносится объект преступления с предметом преступления, с одной стороны, и объектом уголовно-правовой охраны – с другой, и т. д.

Полагая, что избранная Г. П. Новоселовым методологическая основа, с помощью которой он производил кропотливое научное исследование таких категорий уголовного права, как объект преступления, преступление, предмет преступления, общественные отношения, уголовные правоотношения, объект уголовно-правовой охраны, уголовно-правовое регулирование и др., верна, считаю целесообразным обратить внимание читателя на важные авторские новации.

Полемизируя со своими многочисленными оппонентами по существу деления объектов преступления по так называемой вертикали, Г. П. Новоселов утверждает, что подобно тому, как само преступление всегда предстает явлением (но не понятием) конкретным и не может быть "родовым" или "общим", его объект также всегда конкретен и не существует в виде "родового" или "общего" объекта посягательства, а следовательно, в реальной действительности в посягательстве нет никакого иного объекта, кроме именуемого сторонниками классификации объектов преступления по вертикали непосредственным.

Г. П. Новоселов, как и многие другие современные правоведы (можно даже говорить о сформировавшейся в отечественной юридической литературе тенденции), подвергает сомнению тезис о том, что объектом преступления всегда выступают общественные отношения.

Не только объектом каждого преступления, резонно предполагает автор, но и каждым из объектов многообъектного преступления выступают люди – индивиды или их малые или большие группы (объединения). И в этом плане так называемых беспоследственных преступлений не существует в принципе, по определению, речь в данном случае идет о тех из них, которые не причинили реального вреда, хотя при определенных условиях могли его причинить. Данное положение следует признать обоснованным, так как в любом случае причиняется или создается угроза причинения вреда не чему-то (благам, нормам права, отношениям, интересам и т. п.), а кому-то, и, следовательно, как объект преступления нужно рассматривать не что-то, а кого-то. И потому никакого иного вреда, кроме вреда людям, преступление причинить не может.

Преступление, по мнению Г. П. Новоселова, есть не отношения между кем-то, а отношение кого-либо к кому-либо. В этой связи преступное деяние предстает перед нами как родовая, а его виновность, общественная опасность и запрещенность под угрозой наказания как видовая характеристика преступления. Определение преступления как некоторого рода отношения лица к людям делает невозможным понимание объекта посягательства в качестве общественного отношения.

Гносеологическая оценка Г. П. Новоселовым объекта преступления ценна тем, что она позволила автору сделать обоснованное заключение, что, выступая в преступлении в качестве сторон криминального отношения, объект и субъект посягательства должны рассматриваться вне совершаемого лицом деяния (действия или бездействия), но никак не вне криминального отношения, именуемого преступлением.

Сущность общественной опасности преступления автор видит во вредоносности деяния. Не менее важную мысль он высказывает и о взаимосвязи общественной опасности и противоправности. По его мнению, в качестве исходной, отправной должна признаваться взаимосвязь противоправности не с общественной опасностью, а с тем, что именуют признаком предусмотренности деяния в законе, ибо это, по справедливому замечанию Г. П. Новоселова, не одно и то же. Следовательно, нельзя объединять в рамках одного и того же понятия противоправности два взаимоисключающих определения преступления: как деяния, противоречащего нормам права (или, как ранее говорилось, правопорядку в целом), и как деяния, соответствующего уголовному закону. Наказуемость преступления, по мнению Г. П. Новоселова, предстает перед нами как характеристика правовых последствий, но никак не правовой природы преступления.

Свое нетрадиционное видение проявляет автор и при исследовании соотношения понятий состава преступления и основания уголовной ответственности. Отождествляя их, уголовно-правовая наука, замечает Г. П. Новоселов, практически отводила и отводит факту наличия в деянии всех признаков состава преступления роль основания для оценки совершенного деяния в качестве преступления, но никак не роль самого основания уголовной ответственности.

Нельзя не согласиться с категорическим утверждением Г. П. Новоселова о том, что ни о каком едином понимании предмета уголовного права не может идти речи без переосмысления общей теории правоотношений, большинство положений которой применительно к характеристике предмета уголовно-правового регулирования должно быть подвергнуто критическому осмыслению.

Увязывая момент возникновения уголовно-правовых отношений с моментом вступления в силу обвинительного приговора (что, на мой взгляд, не вполне бесспорно), Г. П. Новоселов полагает, что одной из их сторон выступает не подозреваемый или обвиняемый, а лицо, признанное виновным в совершении преступления; другой – не сам по себе суд, а тот, от имени кого он выступает и выносит свое решение по рассматриваемому уголовному делу.

Сущностный момент уголовных правоотношений, по Г. П. Новоселову, состоит в том, что их предметом является отношение не между кем-то, а кого-то к кому-то: общества к лицу, признанному в установленном порядке виновным в совершении преступления.

Будучи убежденным, что отношение общества к лицу, совершившему преступление, может быть выражено исключительно в ущемлении его правового статуса, Г. П. Новоселов заключает, что именно правовой статус и есть предмет правового воздействия, обусловливающий необходимость жесткой нормативной регламентации действий сторон, характера связей между ними, а также пределов, средств и целей воздействия общества на виновного.

Признавая одним из методов регулирования установление запрета на совершение общественно опасных деяний, Г. П. Новоселов, однако, не признает этот запрет уголовно-правовым. Его утверждение о том, что предметом уголовно-правового регулирования служат только отношения, возникающие вследствие совершения общественно опасного деяния, есть одновременно и отрицание уголовно-правовой природы запрета на совершение таких деяний. Уголовно-наказуемый запрет есть, таким образом, разновидность социальных запретов типа "не убий", "не укради" и т. д.

В отличие от устоявшегося мнения, что Общая и Особенная части Уголовного кодекса обладают неразрывной и органической связью, Г. П. Новоселов замечает, и не без основания, что они представляют собой разные совокупности статей.

Рассуждая о механизме уголовно-правового регулирования, исследователь отмечает, что предмет уголовно-правовой охраны нужно рассматривать лишь в связи с предметом уголовно-правового регулирования, но никак не в его рамках. В силу этого объектом уголовно-правовой охраны, по Г. П. Новоселову, является именно предмет, но никак не объект преступления.

Не все выводы Г. П. Новоселова, возможно, будут однозначно восприняты уголовно-правовой наукой, но то, что они обладают удивительной притягательностью, – бесспорно. Та критика, которой могут подвергнуться многие его тезисы, будет, на мой взгляд, важным доказательством того, что работа Г. П. Новоселова затронула именно те вопросы, решение которых является настоятельнейшей потребностью науки уголовного права. А что может быть более ценным для любого автора истинно научного труда ?

Надеюсь, что выход в свет монографии Г. П. Новоселова станет серьезной победой научного новаторства, так трудно пробивающего себе дорогу в науке.

И. Я. Козаченко,

Заслуженный деятель науки РФ,

доктор юридических наук,

профессор