Б. Гражданское право

     Юристы прошлого столетия любили говорить о неприкосновенности собственности, о "неограниченном характере права собственности", о недопустимости государственного вмешательства в дела собственности. Нынешние буржуазные авторы рассуждают иначе. Они широко пользуются такими понятиями, как "ограничение собственности", "суровое сжатие права собственности", "социализация собственности", "использование права собственности в общественных целях и под контролем государства".

     Действительно, многое из того, что относится к праву капиталистической собственности, претерпело в течение последнего полустолетия существенные перемены.

     Законодательство прошлого века отняло у собственника земли право на недра. Законодательство новейшего времени пошло еще дальше. Оно лишило землевладельца права на пользование водной энергией, а затем и пространство.

     Отметим в этой связи французское законодательство. Рядом законов, изданных с 1919 по 1938 годы, пользование водной энергией было обусловлено правительственным разрешением, концессией. Она дается на срок (от 30 до 75 лет) и при условии, что с истечением срока возведенные концессионером сооружения перейдут без возмещения в собственность государства (с 1946 года электропредприятия национализированы).

     Законами 1924 и 1935 годов было установлено право беспрепятственного безвозмездного пролета над любым земельным участков; собственнику последнего воспрещалось возводить сооружения, могущие угрожать безопасности воздушного сообщения; он должен был бесплатно терпеть шум, производимый моторами. Тем же целям служил германский закон 1922 года и др.

     Значительно упростился порядок изъятия земельной собственности для нужд железнодорожного и всякого промышленного строительства вообще, а тем более для военных баз, аэродромов, ракетных площадок и пр.

     В Англии и Соединенных Штатах отчуждения земельной собственности совершаются по преимуществу специальными актами (парламента, конгресса), издающимися по мере необходимости каждый раз для данного случая.

     Вызванные успехами промышленного развития, ограничения частной поземельной собственности были исторически неизбежными. Способствуя развитию промышленности и транспорта, указанные выше меры служили интересам всего общества (поэтому и говорят об их "социальном" характере). Но еще больше они служили интересам крупных монополий и банков, ибо только им было под силу возводить водные электрические станции, строить аэродромы, сооружать металлургические комплексы и т. п.

     Вместе с тем следует подчеркнуть, что ограничения права частной поземельной (или иной) собственности не подрывают, как это может показаться, принцип и доктрину частной собственности как таковой.

     Изъятия и ограничения распространились, под влиянием обстоятельств, и на движимые имущества. Уже во время первой мировой войны правительства воюющих стран оказались вынужденными произвести массовые реквизиции промышленного оборудования и сырья, коснувшиеся главным образом мелких и средних предпринимателей.

     Вместе с тем их лишили электрической энергии, рабочей силы (мобилизованной на фронт), кредитов. Было сделано все для того, чтобы заставить их присоединиться к крупным предприятиям, работавшим на войну, или прекратить существование. Империалистические правительства воспользовались ситуацией в интересах дальнейшей концентрации капитала.

     Вторая мировая война возродила эту практику. Правительственные меры служили в данном случае дополнением стихийно Действующих процессов, приводящих к зависимости мелкой и средней собственности от крупной. Но и крупные предприятия должны были принять правительственный контроль, а еще больше законодательное регламентирование в сфере, которую принято называть "частной инициативой". Интересы отдельных монополий потребовали согласования с интересами всех остальных. Возникает так называемое государственное регулирование экономики, тем более необходимое с ростом числа военного производства, а еще больше с наступлением кризисных явлений в производстве и продаже товаров, в денежной и кредитных сферах и т. д.

     Важные изменения были внесены в буржуазное гражданское право национализацией промышленности, возникновением огромной массы принадлежащего государству имущества.

     Отдельные предприятия вроде железных дорог принадлежали государству с давних пор. Но такого положения, при котором государственный сектор экономики производит 20 и более процентов промышленной продукции, не существовало никогда ранее.

     Государственная собственность на промышленные предприятия продолжает еще по традиции принадлежать к "частному праву", и во многих отношениях она, как и частное капиталистическое предприятие, подчинена стихийным рыночным отношениям.

     В отличие от так называемых публичных имуществ в строгом смысле слова (морские берега, судоходные и сплавные реки и пр.), которые по "своей природе" считаются изъятыми из оборота (не отчуждаемы, не подлежат действию давности и т.д.), французское законодательство признает, что государственные промышленные предприятия отчуждаемы, подлежат действию давности и даже обращению на них взысканий (см. Ж. Морандьер. "Гражданское право Франции". М., 1960, т. 2, стр. 80). Правило отчуждаемости промышленных предприятий заключает в себе потенциальную возможность денационализации.

     В действительности же правовое положение национализированных предприятий близко к положению "публичных" имуществ: государство единолично распоряжается ими (назначение администрации, определение тех или иных сторон хозяйственной и финансовой деятельности и т. д.). Во Франции, например, государство нередко выступает в качестве единственного акционера этих предприятий.

     Не следует ли признать, пишет Морандьер, что государственные предприятия, занятые в сфере обслуживания (например, электрические), принадлежат к числу: публичных имуществ?

     В целом ряде стран получили распространение так называемые смешанные компании, или, употребляя французскую терминологию, "товарищества смешанной экономии". Государство выступает в этих компаниях в качестве одного из акционеров Я соответственно участвует в назначении членов правления, распределении дивидендов и др.

     Частный капитал охотно принимает такой союз. Результатом его являются первоочередное получение государственных заказов, налоговые и другие льготы, преимущественный выход на мировой рынок и пр.

     Среди больших капиталистических держав Соединенные Штаты - единственные, отвергающие принцип государственной собственности на промышленные предприятия.

     Тотчас по окончании войны правительство США продало (за бесценок) частным фирмам те заводы, которые были выстроены в военных целях.

     Но и здесь государственная собственность, включая многие предприятия атомной промышленности и т.п., стала реальным фактом.

     2. Что касается организации и деятельности акционерных обществ (основной формы существования монополий), законодательство новейшего времени проникнуто двумя главными стремлениями. Оно поощряет привлечение мелкого буржуа и квалифицированного рабочего в число акционеров. Но оно же создает все новые препятствия для участия мелких акционеров в деятельности компании.

     В Соединенных Штатах широко проведено деление акций по их фактическому значению. Одни предоставляется приобретать всем, кто имеет накопления, другие принадлежат действительным хозяевам компании, ибо только такие акции дают право голоса при выборе правления и, следовательно, фактическую власть. Это различение, как представляется, устраивает и тех и этих акционеров. Первых - уже одним тем, что их дивиденд гарантирован независимо от результатов деятельности предприятия за истекший год.

     Тем же целям служил германский закон 1937 года, разрешивший выпускать два вида акций: одни - дающие привилегию "многоголосности", и другие - не дающие права голоса.

     Закон разрешал существование таких акционерных компаний, куда мелким пайщикам был "вход запрещен". Те же цели преследовал французский закон 1925 г., разрешивший "товарищества с ограниченной ответственностью". Сюда не допускались никакие новые участники, если на то не было согласия "старых". Круг последних был, естественно, невелик.

     Специфически новой формой капиталистического объединения становятся так называемые патентные картели. Целью этих объединений является скупка патентов на новые изобретения. Участники объединения обязываются друг перед другом, что никакое изобретение или открытие, могущее поднять производительность труда или способствовать появлению нового вида товаров, не будет использовано без общего согласия членов картеля.

     Одни изобретения направляются в сейф, другие внедряются в производство. Все зависит от экономической конъюнктуры, от того, насколько выгодно применение открытия или изобретения в интересах получения высокой прибыли и проч. Многие патентные картели носят международный характер. В результате картельного соглашения с американскими и германскими химическими компаниями концерн американского миллиардера Дюпона получил возможность выпускать по монопольным ценам пластмассы. Предназначенные для зубных протезов, они стоили 45 долларов за фунт, а для промышленных цепей - 85 центов, то есть намного дешевле. Зубные техники, естественно, пользовались дешевой массой, пока Дюпон не стал примешивать к ним ядовитые примеси (единственно для того, чтобы санитарная инспекция запретила их применение).

     В новых условиях, созданных научно-технической революцией, резко возросло внимание государства и к патентам и к так называемым патентным пулам. Английский закон 1949 года разрешает государству воспользоваться изобретением и даже, если находит нужным, продать его другой стране. То же и в ФРГ: "патент не действует, если правительство считает необходимым использовать изобретение в интересах обороны".

     3. Существенные перемены претерпевает другой кардинальный принцип "старого" буржуазного права - принцип "свободы договора".

     Уже одно только появление крупных капиталистических организаций, монополизировавших рынок и установивших определенные твердые цены на товары, явилось сильным ударом как по тому, что обычно называют "свободной конкуренцией", так и по тому, что признается правом "свободного установления договорных связей".

     Покупатели товаров были поставлены перед очевидным выбором: покупать по ценам, которые диктуются монополией, или вообще не покупать.

     Имеются, однако, такие сферы экономики, где произвол особенно нетерпим: транспорт, электроснабжение, газоснабжение и т. п.

     В конце концов выявилось, что своекорыстные интересы одних монополий приходят в резкое столкновение с интересами других: железнодорожное строительство приводит к искусственному взвинчиванию цен на металл, в свою очередь железнодорожные компании не упускают случая вознаградить себя при перевозках угля, руды и проч.

     Неизбежным следствием явилось государственное вмешательство, государственное регулирование, распространяющееся j на все сферы экономической жизни.

     В Соединенных Штатах, например, первый закон, установивший государственный контроль над деятельностью железнодорожных компаний, был принят еще вj 1887 году. В 1906 году конгресс должен был вновь возвратиться к обсуждению вопроса о злоупотреблениях на железных дорогах. Комиссия по внештатной торговле получила право устанавливать обязательные для дорог тарифы и контролировать их применение. В недавнее время конгресс США ликвидировал знаменитую Телеграфно-телефонную компанию, монополизировавшую почти всю данную отрасль жизнедеятельности. Компании было предложено разделиться на 5 самостоятельных компаний. Цены на телеграфные и телефонные услуги подешевели почти наполовину. Кончилась монополия, началась конкуренция - борьба за клиента!

     Предупреждая государственное вмешательство, монополии изобрели так называемые формуляры, стандартную форму договоров, заключавшую в себе все основные условия, сформулированные таким образом, как будто они установлены законом.

     Контрагенту оставалось "присоединиться", то есть принимать договоры без обсуждения. Оттого, по терминологии французского права, они называются "договорами присоединения"; по терминологии германского права - "продиктованными".

     Конечно, для того чтобы иметь возможность "продиктовать" условия договора другой стороне, нужно иметь достаточный экономический вес. Недаром говорят, что "формуляры - это договоры, при помощи которых одна сторона в силу своей экономической мощи творит закон для другой и навязывает ей условия, которые та не в силах обсуждать".

     Этот порядок приобрел особое значение для всех предприятий, занятых в сфере обслуживания (там, где они не национализированы), транспортных организаций, для банков, совершающих кредитные операции и принимающих вклады, для страховых компаний и пр.

     Широкое распространение формуляры приобрели в торговле, когда стала практиковаться продажа в кредит.

     Буржуазные экономические отношения стимулируют развитие торговли в кредит, поскольку этим путем удается время от времени рассасывать излишние товарные массы, грозящие кризисом перепроизводства.

     Помимо того, продажа в кредит - очень выгодная форма торговой сделки. В то время как процент, взимаемый при промышленном кредите, колеблется обыкновенно между цифрами 6 и 8, потребитель, покупающий в кредит, обязан платить от 18 до 40% годовых. К концу 1966 г. долг американцев, живущих в кредит, составил громадную сумму - 491 млрд. долларов. Схожая ситуация сохранилась и в последующие годы.

     О государственном регулировании экономической жизни в годы войны, в период мирового экономического кризиса мы уже говорили. В том или ином виде регулирование экономики не прекратилось и в мирное время. Дело доходит до попыток планирования экономического развития в масштабе страны.

     Соединенные Штаты Америки, чуть ли не первыми вступившие на путь государственного регулирования экономики (см. "Новый курс" Ф. Рузвельта), были первой буржуазной страной, прямо и открыто от него отказавшейся. Однако действительные, наличные отношения оказались гораздо более "авторитарными", чем некоторые старые и почитаемые доктрины.

     В начале 60-х годов Соединенные Штаты "стали поворачиваться лицом" к так называемой новой экономике, под которой стали понимать не что иное, как экономику, руководимую правительством. Имелось в виду предотвратить болезненные спады и кризисы, ставшие столь обычным и частым явлением в послевоенные годы (четыре кризиса с 1949 по 1960 годы). Предполагалось более или менее широко использовать, в этих целях налоговую и валютную политику, политику расходов и трат, производимых из государственного бюджета (главным образом в целях стимулирования военной промышленности), предоставление кредитов и т.п.

     Насколько можно судить, к итогам государственного регулирования экономики в США может быть причислена способность правительства искусственно и на недолгое время стимулировать деловую активность. Но в целом, как признают и некоторые американские экономисты, стоявшие перед США проблемы не были разрешены: "новая экономика" оказалась не в состоянии предотвращать падение производства, рост цен, дефицит федерального бюджета, неустойчивое положение доллара на мировом рынке и т. д.

     Но, как неоднократно случалось, именно государственное вмешательство в кризисные ситуации было по большей части достаточно эффективным. Недаром же избиратели требуют от кандидата в президенты в первую очередь "разумной экономической политики".

     4. В разное время в разных странах были приняты так называемые антитрестовские законы, явившиеся определенной уступкой избирателям.

     В Соединенных Штатах это закон Шермана 1890 года, объявивший незаконными всякие такие договоры, которые имеют своей целые объединение в форме треста или любой другой компании для "ограничения промысла или торговли между штатами". В 1914 году закон Шермана был дополнен законом Кпейтона, запретившим установление монопольных цен на товары.

     Время от времени в США затевались с пропагандистской целью судебные расследования на основе закона Шермана. Дела эти намеренно затягивались на многое годы и в худшем случае оканчивались смехотворно малыми штрафами.

     Верховный суд нередко проявлял себя противником антитрестовских законов. Вспомним его решение по поводу "нового курса".

     В Японии в антитрестовский закон 1947 г. была внесена поправка (1953 г.). Она позволила правительству поощрять создание так называемых антикризисных картелей и картелей периода j рационализации. А в 1955 году закон "О чрезвычайных мерах по рационализации в угольной промышленности" предоставил капиталистам возможность "предпринимать совместные действия ТО, ограничению производства и установлению цен на уголь".

     Нет сомнения в том, что законы, в той или иной мере ограничивающие картельные соглашения, направленные на установление монопольных цен, не нравятся ни тем, кто их предлагает, ни тем, кто их принимает. Но избежать "антитрестовского законодательства" уже невозможно. О том свидетельствуют английские законы 1964-1965 годов, закон 1957 года, принятый в ФРГ, французский закон 1953 года, признающий незаконными все те соглашения, которые направлены на ограничение конкуренции, и т. п.

     Бесконечное количество лазеек, сознательно введенных в законы, позволяет с легкостью обходить их. Законы есть, но так же точно остаются и конкуренция, и монопольные цены на товары, и картельные соглашения о ценах на товары.

     В Англии антитрестовское законодательство нашло воплощение в четырех актах, последовательно изменявших условия и формы правительственного вмешательства в дела монополий. Первым из них был акт 1948 г., названный "О монополиях и ограничительной практике", последними - акты 1964 г. "О ценах за перепредажу" и 1965 г. "О монополиях и слияниях". Согласно этим актам, исследование по вопросу о запрещенной практике доверяется особой комиссии, а решение - специализированному суду по ограничительной практике. В нескольких десятках случаев суд был вынужден обязывать компании к расторжению незаконных договоров, направленных на установление монопольных цен, однако монополии довольно скоро научились обходить поставленные им преграды.

     5. До первой мировой войны считалось чем-то "священным", что договоры, законно заключенные, являются обязательными для сторон, если только они сами не пересмотрят их условия. Никакие обстоятельства, за исключением самых крайних и чрезвычайных, не могли быть основанием для изменения договоров, помимо или против согласия хотя бы одной из сторон.

     Резкие изменения экономической конъюнктуры, свойственные нашему времени, поколебали (хотя и не уничтожили) старое правило.

     Начало пересмотра приходится на годы первой мировой войны.

     В 1916 году газовая компания французского города Бордо потребовала увеличения тарифов за пользование газом, ссылаясь на разорительность старых: война привела к резкому увеличению цен на исходные материалы и рабочую силу.

     Суд отказал компании: договоры должны соблюдаться. Дело было перенесено в Государственный совет, и последний, опираясь на теорию непредвиденных обстоятельств, решил спор в пользу компании.

     Сразу же после войны аналогичные обстоятельства заставили призадуматься английских судей. Одна крупная строительная фирма потребовала изменения контрактов, заключенных до войны, ссылаясь на разорительность прежних условий.

     Удовлетворив после долгих проволочек иск компании, английские судьи создали новый прецедент: при изменении экономических условий, настолько резком, что ни один разумный человек не мог бы это предвидеть, судьям дозволяется отступать от принципа "неизменности" договора.

     Положение германских судов было облегчено ст. 242 ГТУ с ее "каучуковой" формулировкой насчет "доброй совести", требуемой при исполнении договора.

     На этом основании германские судьи много раз освобождали от обязанностей исполнения по договору.

     Из сказанного не вытекает, что принципа обязательности исполнения уже не существует. Воспитанные на римском праве или давней традиции, судьи не единожды оказывали сопротивление даже таким предписаниям насчет расторжимости обязательств, которые исходили от законодателя. И конечно, существует немало оговорок насчет того, что следует считать "экономической невозможностью" исполнения, а что последствием допустимого риска.

     Тем не менее следует признать, что учение о непредвиденных обстоятельствах завоевывает себе все большее место в практике буржуазных судов. А вместе с ним приходит такое расширение судейского усмотрения, какое нередко превращается в произвол. Окончательное решение стало принадлежать не закону, а судебной практике, которая сама подвержена резким изменениям.

     6. Некоторые важные изменения произошли в семейном праве капиталистических стран. Общим итогом явилось улучшение правового положения женщины в семье, обществе, на производстве.

     Движение за женское равноправие является нераздельным элементом общей борьбы за демократию, за социальный прогресс. Как и в XIX веке, так и в настоящее время степень свободы, предоставленной женщине, является показателем степени свободы, которой добилось общество в целом.

     Важным экономическим стимулом для расширения правоспособности женщины служил (и служит) тот интерес, который заключается в женском труде, в возможно более широком привлечении женщин на фабрику, завод, контору и во все другие учреждения в сфере промышленности, торговли, управлении, обучении и т. д. и т.п.

     Французский законодатель одним из первых (в 1907 г.) разрешил женщине-работнице свободное, независимо от мужа, распоряжение заработком.

     В 1938 году французский закон признал за замужней женщиной право обращения в суд в случаях, когда она считает неподходящим избранное мужем местожительство; в свою очередь, мужу предоставлено право обращения в суд, когда он полагает, что "интересы семьи" требуют, чтобы жена оставила профессиональную деятельность (раньше он мог просто-напросто запретить жене работать). В обоих указанных случаях окончательное решение принадлежит суду. Наконец, законом 1965 год<"^ жене предоставлено право заниматься профессиональной деятельностью независимо от воли мужа.

     В английском праве правовое положение незамужней женщины издавна мало чем отличалось от правового положения мужчины. Шагом вперед было произведенное в 1935 году уравнение прав замужней и незамужней женщины. Но разница в оплате мужского и женского труда хотя и поколеблена, но не изжита в Англии, и трудно сказать, когда это положение будет изменено.

     В 1944 году в палате общин прошло предложение о признании права женщин-преподавателей на равную оплату с мужчинами. "Эта поправка была принята палатой большинством голосов вопреки желанию правительства. Несколько дней спустя Черчилль в порядке постановки вопроса о доверии обратился к палате с просьбой пересмотреть свое решение и получил неизбежное автоматическое большинство голосов консерваторов, выступивший против указанной поправки" .

     В Соединенных Штатах, где семейные правоотношения регулируются законодательством штатов, положение женщины неодинаково. Фактическое преобладание мужчины остается не повсеместным, и в большинстве штатов от мужа зависит выбор местожительства, распоряжение имуществом, нажитым в браке и проч. Тем не менее женское "освободительное движение" добивалось крупных успехов. Равные права для мужчин и женщин нашли свое первое выражение в акте конгресса 1963 года: закон обязывал работодателей к равной оплате мужского и женского труда. Закон 1964 года дает женщине-работнице равную защиту ее прав сравнительно с той, которой пользуются мужчины. Раздел VII акта содержит строгий запрет на дискриминацию женщин по цвету кожи, религии, расы и пр. При всем том, как это признается и Верховным судом США, преимущество мужчин при замещении государственных должностей как было, так и остается, хотя уже немалое число женщин нашли себе занятие на государственной службе, в том числе и в качестве члена Верховного суда США.

     Заслуживает быть отмеченным послевоенное (1947 г.) законодательство Японии. После того как конституция 1946 г. провозгласила формальное равенство мужчины и женщины, действие старых, феодальных по своему происхождению, брачно-семейных законов вошло в противоречие с конституцией. Новый закон, означавший изменение соответствующих разделов Гражданского кодекса Японии, запретил браки, заключающиеся по соглашению семей без согласия самих брачащихся, ослабил власть отца в семье, уравнял детей в наследственном праве и пр.

     Повсеместной тенденцией семейного права капиталистических государств сделалось облегчение условий развода. В Англии, где развод был уже давно не новостью, признано (в 1923 году), что прелюбодеяние мужа дает такое же основание для развода, как и прелюбодеяние жены. Закон 1965 года систематизировал основания к разводу, признав за таковые: супружескую неверность, жестокое обращение, неизлечимую болезнь и др.

     Установлено (за исключением особых случаев), что заявление о разводе не может быть сделано ранее, чем по истечении трех лет со дня заключения брака. Любовник жены привлекается в качестве соответчика и может быть приговорен к уплате "убытков".

     Наряду с тем английское право, отбросив многовековую традицию, разрешило узаконение внебрачных детей последующим браком родителей (закон 1926 года). Они наследуют в имуществе семьи наряду с законнорожденными (но не получают титула). Несколькими годами раньше узаконение внебрачных детей последующим браком родителей было признано, а затем даже облегчено во Франции (законы 1915 и 1924 годов).

     Вопрос о внебрачных детях, их имущественных, а во многих случаях и политических правах далеко не снят с повестки дня. Сошлемся в этой связи на пример, который подал Высший суд штата Луизиана (США), признавший (декабрь 1967 г.), что незаконнорожденные не имеют права на имущество их умершей матери. Это решение было опротестовано перед Верховным судом США двумя религиозными организациями, заявившими, что речь идет о дискриминации, подобно дискриминации по расовым или религиозным мотивам.

     В наследственном праве основные изменения свелись к следующему:

     а) вводится единообразный порядок наследования как для недвижимостей, так и для движимых имуществ (в Англии было покончено с правом первородства при наследовании недвижимостей и с преобладанием лиц мужского пола в наследовании);

     б) улучшается положение пережившего супруга; в) внебрачные дети в том или ином виде допускаются к наследованию.

     7. Особого упоминания заслуживает семейное право гитлеровской Германии. Помешанные на своем пресловутом расово-зоологическом "превосходстве", по холодному расчету отдавая на уничтожение целые народы, гитлеровцы не могли не озаботиться "защитой немецкой крови". Соответственно с этим закон 1935 г. предписал применение смертной казни или каторги для всякого, принадлежащего к неарийской расе, особенно еврея, осмелившегося заключить брак с лицом "германской расы". В той же степям карались и внебрачные отношения между "арийцами" и "неарийцами".

     Определение "расовой чистоты" оказалось на практике невозможным. Не выдержали испытания проверкой и все те признаки, которые фашистские теоретики признавали свойственными "высшей расе".

     Но никакие затруднения не существовали для тех, кто встал на путь истребления народов. Принятая в конце концов формула закона гласила: "Брак не должен быть заключен, если от него следует ожидать потомства, представляющего опасность для чистоты немецкой крови". Таким образом, решение вопроса отдавалось на усмотрение фашистских чиновников.

     В это трудно поверить, но в штате Теннесси (США) был уволен 24-летний учитель Г. Скоупс, осмелившийся изложить ученикам учение о происхождении человека от обезьяны. Дело дошло до законодательного собрания штата. Законодатели разделились на две партии. Те, что стояли за сохранение закона о запрещении эволюционной теории, не остановились перед тем, чтобы привести в собрание живую обезьяну, надеясь, что один ее вид поможет доказать бесплодность теории Дарвина. Они размахивали Библией, доказывая истинность заключенной в ней версии сотворения человека из глины. И это в 60-х годахХХ века!

     Большинством голосов (58 против 27) старый закон был наконец отменен. Для XX века это несомненный успех.