Содействие духовенства возвеличению Московского государя.

 Осмыслить свое новое положение великому князю Московскому много помогло и тогдашнее обще­ство, в особенности духовная интеллигенция. Надо ска­зать, что эта интеллигенция давно, с самых первых вре­мен христианства, пропагандировала у нас на Руси идею богоустановленного и боговенчанного царя, обладающе­го полнотой власти, ответственного только перед Богом и призванного охранять православное христианство. Но до поры до времени эта пропаганда не вела ни к каким практическим последствиям. Богоустановленным и боговенчанным царем, главой православного христианства оставался Византийский император. Наряду с ним был еще царь поганский, хан Золотой орды. Русские князья долгое время не подходили к тому высокому идеалу, который пропагандировала церковная литература. Во-первых, их было много, и большинство их были мелкие владетели. Свою власть они получали не от Бога, по праву простого рождения, а от людей — от городских веч, от содействия дружины или по распоряжению хана. Они не были и полновластными, независимыми госуда­рями: в церковных делах были подчинены Византийс­кому императору, как главе православного христиан­ства, а в мирских татарскому хану. Во внутреннем управлении они долгое время были ограничены обще­ством, вечами и дружиной.

Но в XV веке эти условия постепенно исчезают. Па­дает Константинополь, и прекращается Греческая импе­рия. Падает власть хана Золотой орды на Руси. Москов­ский князь объединяет в своих руках всю Великую Русь, подчиняет себе всех других князей и становится госуда­рем всей Руси. Считаясь со всеми этими совершившими­ся фактами, духовенство возобновляет свою пропаганду идеи Русского царя, и на этот раз пропаганда сопровож­дается уже известными практическими результатами. Духовенство в своих писаниях и речах начинает вели­чать великих князей московских царями. Так, автор сказания об осьмом Флорентийском соборе, на котором установлена была уния, говоря о твердости великого князя Василия Васильевича в православии, величает его «боговенчанным царем всея Руси». Митрополит Иона в послании к псковичам, писанном в 1461 году, также именует его «великим господарем, царём русским, бла­городным и благочестивым великим князем». Ростовс­кий архиепископ Вассиан в послании к Ивану III на Угру величает его «великим русских земель христианс­ким царем».

Для нового титула находится и историко-юридическое оправдание. Титул царя носили греческие императо­ры. Но после падения Константинополя главой право­славного христианства стал Московский государь, а Москва как бы новым Константинополем, или третьим Римом. Поэтому Московскому государю подобает и ти­туловаться царем. Эту мысль неясно выразил уже митрополит Зосима в новой пасхалии, составленной в 1492 году на восьмую тысячу лет от сотворения мира. Упомянув о создании царем Константином града во имя свое, «еже есть Царьград и наречеся Новый Рим», Зоси­ма замечает, что ныне прославил Бог «в православии просиявшего благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Константина новому граду Констан-тиню — Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя». Вполне ясно эта идея преемственнос­ти царской власти в Москве от Византии проводится в посланиях псковского инока Филофея к великому кня­зю Василию Ивановичу, дьяку Мисюрю Мунехину и царю Ивану Васильевичу. Филофей пишет, что два Рима пали, старый — от Апполинарьевой ереси, новый — по­тому, что греки предали православную веру латынству; третий Рим — Москва стоит, а четвертому не бывать. Московский великий князь поэтому — «бразд о держа­тель святых Божиих престол» вселенской церкви, пресветлейший и великостольнейший государь, во всей под­небесной христианам царь, «яко же Ной в ковчезе спасенный от потопа, правя и окормляя Христову цер­ковь и утверждая православную веру».

Не довольствуясь этим, мысль современных книж­ников изыскивает и другие оправдания для царского титула князей московских. В казне московских князей со времен Калиты хранилось княжеское облачение: шап­ка, бармы и крест, принадлежавшие, по преданию, Вла­димиру Мономаху. И вот создается особое сказание, что эти вещи Владимир Мономах получил от деда Констан­тина Мономаха и был тем царским венцом венчан в Киеве... «и оттоле боговенчанный царь нарицашеся в Российском царствии». Весьма вероятно, что это из­мышление московского книжника уцепилось за слова митрополита Никифора, который писал про Мономаха: «его Бог издалеча проразуме и предповеле, его же из утробы освяти и помазав, от царские и княжеские крови смесив». Как бы то ни было, но по сказанию выходило, что московские князья от предков своих цари. Этого мало: московские книжники скоро доказали, что и са­мый корень московских князей вышел из царского рода. Создалось сказание, что обладатель вселенной Август Кесарь, умирая, поделил всю землю между братьями и сродниками, причем область по Висле выделил брату своему Прусу, отчего она и стала называться Пруссией,  От этого Пруса был в четырнадцатом колене и прародитель Московских государей — Рюрик. Московские книжники в данном случае, по-видимому, использовали книжную легенду, ходившую в польской и западно-русской  письменности, о выходе литовцев из Италии и о родстве первых литовских князей с императорской римской ди­настией. Эту легенду московские книжники переделали в пользу своих государей. Благодаря всем этим усилиям «царство» московских великих князей получило и ре­лигиозную санкцию, и историко-юридическое оправда­ние. Пропагандируемые ими идеи падали теперь на восприимчивую почву, входили в сознание и переходи­ли в дело. Московский великий князь стал именовать себя теперь царем, стал венчать своих преемников на царство.

Сообразно с новоосмысленным значением своим ве­ликий князь Московский старался устроить и весь оби­ход своей жизни. Цесарский посол Сигизмунд Гербер-штейн, приезжавший в Москву при Василии III, поразился чинностью и церемонностью московского двора, пышно­стью и великолепием московской придворной обстанов­ки. А ему ли, приехавшему от императора Священной Римской империи, было удивляться?! Значит, Московский великий князь действительно обставил себя истин­но по-царски, стал показывать себя настоящим царем, преемником византийских императоров. Недаром он усвоил себе и герб их — двухглавого орла,