Разложение родового порядка княжеского владения.

Порядок распределения княжений по старшинству в самом себе носил зародыши разложения. Прежде всего не установилось определенного представления о старшинстве. На первых порах выдвинулось представление о родовом старшинстве, как это видно из заявлений Вла­димира Мономаха. Но в дальнейшем это представление натолкнулось на такие жизненные явления, которые делали его абсурдным, лишали его того разумного бази­са, на котором оно покоилось. Оказалось, что племянни­ки могут быть старше летами, разумнее, опытнее своих  дядей, старшие родичи могут приходиться зятьями младшим и т. д., и т. д. Естественно, что должна была про­изойти коллизия между родовым, юридическим, и фак­тическим старшинством и замутиться само понятие стар­шинства. Далее, порядок распределения волостей по старшинству сопряжен был с передвижением князей из одной волости в другую при освободившейся вакансии: это передвижение не было затруднительным, когда кня­зей было сравнительно не много, но оно превращалось почти в постоянное состояние при размножении князей. Затем: при размножении князей и соответственно и ум­ножении их «наделок» становилось трудно определить не только старшинство князей, но и старшинство, отно­сительное достоинство и ценность самих волостей, тем более что по этой части происходили изменения. Переяславль, в первой половине XI века бывший третьим городом в Русской земле, сто лет спустя, разоренный половцами, стал одним из последних городов. Ростово-Суздальская волость, бывшая в первой половине XI века одной из последних волостей, стала во второй половине XII века первым княжеством в Русской земле и т. д. Распределение волостей по старшинству было известной комбинацией семейно-родового начала, требовавшего, чтобы каждый князь имел свою долю в Русской земле, и политического принципа, требовавшего, чтобы на более ответственных постах были более старшие, более опыт­ные князья. Соединение этих принципов вскоре поро­дило борьбу между ними. Князья стали добиваться из­вестных столов не по праву своего старшинства, а потому, что это были наделы их отцов и дедов. Среди князей очень рано пробудилось стремление разверстать Русскую землю так же, как разверстывались доли в частном вла­дении, т. е. на основании того, чем владели отцы и деды. Эта тенденция проступила очень явственно в по­становлении Любецкого съезда о том, чтобы каждый князь держал свою отчину. Но так как и этот принцип не получил перевеса, то в конце концов среди постоян­ных споров и усобиц за волости, выдвинулся чисто эгоистический принцип, в силу которого, как говорил  один князь, не место идет к голове, а голова идет к  месту. Князья стали добывать себе волости силой или  дипломатическими средствами, путем переговоров и соглашений с местными обществами. Последние очень рано стали предъявлять свои желания и требования, счита­ясь с личностями князей, а не с правом старшинства или отчины. Так, уже в 1113 году киевляне не пустили на великое княженье Олега Святославича, старейшего  из внуков Ярослава, остававшихся в живых, и посадили на Киевском столе Владимира Мономаха. Распределение волостей при таких условиях стало зависеть уже от  личных качеств князей, от их общих и частных договоров между собой, от их рядов с городскими вечами.  Понятное дело, что и власть великого князя над такими  независимыми и враждовавшими между собой родичами не могла быть значительной, не могла развиваться и  утверждаться в стране. Можно сказать, что в конце  XII века оставалась только тень этой власти, одна только идея, которой совершенно не соответствовала поли­тическая действительность.