ГЛАВА IV. ДОГОВОР-ПРАВООТНОШЕНИЕ

1. ДОГОВОРА СИСТЕМЕ ВЕЩНЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ

Гражданские правоотношения принято делить по различным признакам. При этом, как правило, на основе двучленной формулы. Из всех видов образованных таким образом пар «вещное – обязательственное» имеет особое значение. Это связано с тем, что в отличие, например, от такого, как «имущественное – неимущественное» или «абсолютное – относительное», рассматриваемое деление позволяет в одно и то же время индивидуализировать вещные и обязательственные правоотношения, вещные и обязательственные права, а равно вещные и обязательственные нормы, составляющие в совокупности одноименные институты.

Деление на «вещное» и «обязательственное», которое берет начало в римском праве, сохранило значение прежде всего в законодательстве континентальных стран. И если в кодексах, построенных по институционной системе (пример – Французский гражданский кодекс), это деление проявляется не столь явственно, то в кодексах, использовавших пандектнуго модель (от Германского гражданского уложения и до кодексов Российской Федерации), оно имеет основополагающее значение. Речь идет о том, что один из центральных разделов гражданских кодексов Российской Федерации составляло «Обязательственное право» с его обширным правом договорным.

Вместе с тем ГК 1922 г. имел и весьма емкий раздел «Вещное право», который объединил право собственности, право залога и право застройки.

В Кодексе 1964г. по ряду причин, скорее идеологических, чем юри-дико-технических, вещное право было сведено к праву собственности. Но уже в действующем Кодексе вещное право оказалось восстановленным. При этом соответствующий раздел (раздел II ГК) в состав незамкнутого перечня вещных прав включал право собственности, а с ним и права пожизненного наследуемого владения или постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, сервитута, хозяйственного ведения и оперативного управления имуществом. Соответствующая статья ГК (ст. 216) сделала этот перечень незамкнутым, открытым.

Обязательственное право в новом ГК составляет содержание уже двух разделов ГК, один из которых посвящен общим положениям обязательственного права, а другой – отдельным видам обязательств.

Вместе с тем деление на «вещное» и «обязательственное» приходится проводить применительно и к другим институтам ГК. В частности, оно должно найти отражение в будущей третьей части Кодекса. Имеются в виду один из самых древних институтов – «наследственное право» и один из самых новых – «интеллектуальная собственность» («исключительные права»),

Смысл любой классификации состоит в конечном счете в том, что соответствующее понятие относят к определенной группе. При этом учитывается, что оно обладает родовыми признаками этой группы и одновременно то, что в нем отсутствуют родовые признаки, присущие другим группам.

Однако так обстоит только в принципе. На практике приходится часто сталкиваться с тем, что определенное понятие в одно и то же время обладает набором свойств (признаков), присущих разным группам. А в результате наряду с основными, давшими название всему делению группами появляется еще одна, смешанная.

Для сферы гражданского права наиболее убедительно это было показано в литературе применительно к абсолютным и относительным правоотношениям (правам)'. Примером смешанной группы при таком делении может служить доверительное управление. Имеется в виду, что отношения между доверительным управляющим и его контрагентом-учредителем управления носят относительный характер. Однако благодаря тому, что доверительный управляющий осуществляет по отношению к переданному имуществу правомочия собственника (ст. 1020 ГК), соответствующее правоотношение приобретает черты абсолютного.

Учитывая возможность существования смешанных правоотношений, О.С. Иоффе полагал, что деление на абсолютные и относительные право-

' См.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.: Юриз-дат, 1940. С. 23 и ел. ; Иоффе О.С. Советское гражданское право, 1958- С. 75 и ел. ;

Райхер В.К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. Вып. I. 1928. Д.М. Генкин, выступавший за деление прав на абсолютные и относительные, поскольку это имеет «весьма существенное познавательное значение» (Генкин Д.М. Право собственности в СССР. М.: Госюриздат, 196!. С- 46), вместе с тем сопровождал указанные им различия обоих видов прав оговоркой «как правило» (см., например, там же. С. 43). А обычно выдвигаемый в качестве основного признак абсолютных правоотношений, ~ любой и каждый обязан воздержаться от нарушения моего права, оценивал как искусственную конструкцию. При этом он ссылался на то, что «едва ли гражданин, не искушенный в премудростях тонких цивилистических концепций, поймет, что он состоит в правовом отношении с неизвестным ему лицом, обязывающем его воздерживаться от нарушения неизвестной ему сферы отношений собственности неизвестного ему лица» (там же. С. 37-38).

отношения «носит в высшей степени условный характер» . И все же, несмотря на резко негативное отношение к указанному делению, О.С. Иоффе признавал его практическое значение, поскольку закон формулирует различные правила для абсолютных и относительных правоотношений, вследствие чего «такая классификация имеет под собой определенные разумные основания»2.

Сходная ситуация характеризует и деление правоотношений на вещные и обязательственные. В самом общем виде различие между ними усматривают в том, что вещные права имеют своим предметом вещь, носят абсолютный характер, будучи связаны с вещью, следуют за ней и, наконец, предполагают активность носителя права и одновременно пассивность тех, кто ему противостоит. Для обязательственных правоотношений характерно то, что их предметом служит действие определенного лица (должника), они являются относительными, следуют за должником и предполагают активность этого последнего, противостоящего управомоченному лицу-кредитору.

Часть складывающихся в гражданском обороте правовых связей действительно отвечает перечисленным признакам либо вещных, либо обязательственных правоотношений. И все же едва ли не большинство гражданских правоотношений является смешанными – «вещно-обязательственными».

Существование таких правоотношений подтвердил в работе, написанной на основе уже действующего Кодекса, Ю.К. Толстой. Автор вначале выделяет признаки, индивидуализирующие вещное право. Имеется в виду «бессрочный характер, объектом является вещь; требования, вытекающие из вещных прав, подлежат преимущественному удовлетворению по сравнению с вытекающими из обязательственных прав; вещному праву присуще право следования, вещные права пользуются абсолютной защитой». Вслед за этим, прослеживая один за другим проявления каждого из этих признаков, Ю.К. Толстой убедительно доказывает, что могут существовать вещные правоотношения, лишенные каких-либо из указанных им признаков, как, и напротив, обязательственные, которым такие вещные признаки присущи3.

См.: Иоффе О.С. Советское гражданское право. 1958. С. 75.

2 См. там же. С. 75-76.

3 См.: Гражданское право. СПб., 1996. С. 286.

Такой же позиции еще ранее придерживался О.С. Иоффе Отвергая в принципе деление прав на вещные и обязательственные со ссылкой главным образом на то, что ко времени издания его работы Кодекс фактически свел все вещное право к одному лишь праву собственности, О.С. Иоффе указал на следующее: «Мы не будем касаться вопроса о том, в какой мере подобная классификация гражданских прав оправдана теоретически, в какой степени приведенные признаки действительно позволяют отграничить друг от друга права вещные и обязательственные» (Иоффе О.С. Советское гражданское право. 1958. С. 76).

На первый взгляд может показаться, что наличие смешанных правоотношений вступает в противоречие с существующим разделением вещного и обязательственного права в ГК. Однако, как признавал М.М. Агарков главным образом на примере, связанном с парой «вещные – обязательственные» и другой парой – «абсолютные – относительные» правоотношения, соответствующее смешение касается исключительно правоотношений и не затрагивает существующего разграничения самих норм'.

Проследить смешение вещного с обязательственным можно уже на примере основного обязательственного правоотношения – договорного.

Общепризнано, что обязательство, в том числе порожденное договором, направлено на переход вещи от одного лица к другому. При этом указанный переход осуществляется в результате исполнения одним из контрагентов – должником – лежащей на нем обязанности. Так происходит в договоре купли-продажи, когда продавец во исполнение лежащей на нем обязанности передает имущество в собственность контрагенту-покупателю. Аналогичная обязанность может лежать и на обеих сторонах. Это имеет место, например, при договоре мены. Из данного договора вытекает обязанность каждой из сторон передать имущество контрагенту в собственность и корреспондирующее ей право – требовать предоставления эквивалента переданного имущества. Подобная конструкция целиком отвечает Бирлинговской концепции двух родов объектов правоотношений. В данном случае объектом первого рода служат действия обязанного лица, а роль объекта второго рода играет вещь, которая в результате такого действия должна быть передана (изготовлена и передана)2.

Однако не все договоры укладываются в указанную схему и далеко не всегда передача на основе договора вещи представляет собой исполнение обязательства должником. Определенное распространение получили договоры, которые самим фактом своего создания порождают у контрагента вещное право, прежде всего право собственности. В соответствующих случаях передача вещи происходит на стадии возникновения договора, а не его исполнения. Имеются в виду так называемые вещные договоры, объектом которых служат не действия обязанного лица, а непосредственно соответствующие вещи, как это вообще свойственно правоотношениям вещным3.

' См.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 31.

2 О концепции объектов первого и второго рода (объекты первого рода – человеческие действия, а второго – вещи, на которые должны быть направлены указанные действия), в частности, см.: Иоффе О.С. Правоотношения по советскому гражданскому праву. Л.: Изд-во ЛГУ, 1949. С. 76 и ел.; а также: Агарков М.М. Указ. соч. С. 22.

3 В советской литературе о вещных договорах, т. е. о договорах, порождающих право на вещь не в результате действий обязанных лиц. как это имеет место, например,

Вещный договор по своему характеру имеет некоторое сходство с реальными договорами. Именно таким договорам присуще отсутствие разрыва во времени между заключением договора и возникновением порожденного им вещного права. Таким образом, действия стороны, которые выражаются в передаче вещи контрагенту, являются разновидностью актов (действий), с которыми связано самое возникновение обязательства, а не его исполнение. Речь идет, таким образом, о невозможности ситуации, при которой вещь еще не передана, а договор уже заключен.

Рожденное из вещного договора право, в отличие от прав, возникающих из обязательственных договоров, имеет своим непосредственным предметом вещь. И как таковое это право является с самого начала не относительным, а абсолютным. Несомненный интерес представляют соображения, высказанные по поводу сущности такого рода договоров Г.Ф. Шершеневичем: «В громадном большинстве случаев договор направлен к установлению обязательственного отношения, так что договор и обязательство чаще всего находятся в связи как причина и следствие. Однако область договора выходит за пределы обязательственных отношений, как в свою очередь и обязательства могут иметь в своем основании не договор, а другой юридический факт, правонарушение, неосновательное обогащение. Договор лежит в основании брака, которым создаются права личной власти, в основании передачи вещи, которой создается вещное право (вещный договор), – такой договор обязательственного отношения не создает»'.

С изложенных позиций вызывает интерес продолжавшаяся на протяжении многих лет дискуссия о природе договора дарения. Так, в свое время К.П. Победоносцев усматривал смысл дарения в перенесении права собственности одним лицом на другое в момент достижения согласия сторонами2. Его оппонентом выступал Г.Ф. Шершеневич3, утверждавший, что дарение не всегда совпадает с моментом соглашения и тогда между дарителем и одаряемым устанавливается обязательственное отношение. Совершенно очевидно, что такого рода возражения были им направлены на превращение дарения из реального в консенсуальный договор. Таким образом, оказывается, что и Г.Ф. Шершеневич, и все другие авторы, разделявшие его взгляды, считали, что в договоре дарения момент перехода права собственности не всегда совпадает с моментом достижения соглашения и тогда ме-

при подряде, купле-продаже и т.п., непосредственно упоминалось крайне редко (одно из таких упоминаний содержалось в учебнике «Советское гражданское право», Т. 1. М.:Юрид.лит., 1965. С. 439 (автор -Кабалкин А.Ю.)). ' Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Т. II, С. 72.

2 См.: Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т. II. СПб., С. 365.

3 См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. II. С. 127.

жду дарителем и одаряемым устанавливаются обязательственные правоотношения. Но это-то как раз и присуще консенсуальному договору дарения в отличие от реального, который имел в виду К.П, Победоносцев.

В послереволюционный период вопрос о природе договора дарения обсуждался применительно к Гражданским кодексам 1922 г. и 1964 г. В первом из них указанный договор определен как «договор о безвозмездной уступке имущества». Обращая внимание на его особенности, К.А. Граве ограничился указанием на то, что этот договор является безвозмездным и односторонним. Вопрос о реальном или консенсуальном характере договора им не поднимался'.

Интересны в этой связи взгляды О.С. Иоффе применительно к тому же Кодексу 1922 г. Он обратил внимание на то, что если бы дарение было признано реальной сделкой, то речь пошла бы о весьма своеобразном договоре, который вообще не порождает никаких обязательственных правоотношений для его контрагентов. В самом деле передача вещи означала бы совершение сделки и потому никаких обязанностей для дарителя возникнуть не могло бы, а одаряемый также не является обязанным лицом «в виду одностороннего договора дарения»2.

Как впоследствии доказывалось автором, подобный тупик образовался в связи с тем, что не была использована конструкция вещного договора. Все дело, в том, что вещный договор в принципе не предполагает какого-либо обязательственного правоотношения. Его функция ограничивается тем, что речь идет именно о договоре-сделке. И как таковой он не укладывается в рамки, обычные для классификации договоров. Это относится, в частности, к делению договоров-правоотношений (и только их!) на односторонние и двусторонние. Характеристика односторонности и двусторон-

ности сделки (договора-сделки) имеет, как хорошо известно, совсем иное значение.

Кодекс 1922 г. фактически воспринял позицию Свода законов гражданских, который, подобно Французскому ГК (см. титул II книги III), вынес дарение за рамки договоров и рассматривал его как одно из оснований «приобретения и укрепления прав на имущество в особенности» (глава I раздела 1 книги 3 тома Х части I).

Ситуация изменилась в ГК 1964 г. Имеется в виду его ст. 256, которая предусмотрела, что по такому договору одна сторона передает другой безвозмездно имущество в собственность. Заключение договора дарения тем самым связывалось с моментом передачи вещи.

Анализируя этот вариант дарения, О.С. Иоффе воспроизвел прежде всего собственную, относящуюся к периоду действия ГК 22 аргументацию

' См.: Отдельные виды обязательств. М.: Госюриздат, 1954. С. 126. 2 См.: Иоффе О. С. Советское гражданское право. 1961. С. 126.

против признания этого договора консенсуальным. Автор отметил одновременно и те трудности, с которыми пришлось бы столкнуться при отнесении дарения к числу реальных договоров. И именно тогда им был приведен ряд убедительных аргументов в пользу вывода о том, что дарение является вещным договором'.

Спорным нам кажется лишь то, что О.С. Иоффе, как и К.А. Граве, считал необходимым при конструкции вещного договора отнести дарение к числу односторонних договоров. В подтверждение этого вывода приводился такой аргумент. Одаряемый становится собственником имущества, не принимая на себя каких-либо обязанностей перед дарителем, который, в свою очередь уступая право собственности одаряемому, не приобретая каких-либо прав2. Однако приведенное положение позволяет, думается, лишь сделать вывод о том, что у дарителя при описанной модели дарения вообще не возникает никаких прав по отношению к одаряемому. Но остается выяснить, какие именно обязанности дарителя корреспондируют тому праву одаряемого, наличие которого позволило указанным авторам считать договор односторонним. Совершенно очевидно, что если речь идет «об обязанности передать дар», то тогда исключается полностью возможность использовать конструкцию вещного договора. Дарение превращается в обычный консенсуальный договор. Однако это заведомо не укладывалось в рамки, установленные Кодексом 1964 г. Таким образом, от конструкции одностороннего договора дарения приходится отказаться применительно к дарению по модели ГК 64.

Правовое регулирование дарения в действующем Гражданском кодексе РФ отличается существенными особенностями. Статья 572 (п. 1) ГК называет дарением договор, по которому «одна сторона (даритель) безвозмездно передает другой стороне (одаряемому) вещь в собственность». Указанная конструкция, в частности, обладает той особенностью, что отмена дарения невозможна (ст. 578 ГК). Налицо, следовательно, обычный вещный договор.

В то же самое время та же ст. 572 ГК называет дарением и такой договор, в котором одна сторона (даритель) безвозмездно обязуется передать другой стороне (одаряемому) имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу либо освобождает или обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом. В этом втором варианте, при котором дарение носит консенсуальный характер, есть все основания рассматривать указанный договор как сделку (юридический факт) и как определенное обязательственное правоотношение. Важно подчеркнуть, что только при консенсуальном варианте дарение может счи-

' См.: Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 396. 2 См. там же. С. 395.

•гаться обычным односторонним договором'. В подтверждение этого есть смысл обратиться к гл. 32 Кодекса «Дарение». Все статьи этой главы, действительно посвященные содержанию договора (правам и обязанностям его сторон), относятся именно к консенсуальному договору дарения. Общими для консенсуального и вещного договора являются лишь статьи, в которых идет речь о возможности и порядке заключения договора, а также о случаях возврата дара. Общий для всех видов дарения признак выражен и в абз. 2 п. 1 ст. 572 ГК, который рассматривает дарение, предусматривающее встречную передачу вещи или права либо встречное обязательство, как мнимую или притворную сделку.

Существующие вещные договоры не укладываются, в отличие от реальных, в рамки обязательственных правоотношений и соответственно могут рассматриваться как один из случаев проникновения вещных элементов в обязательственное правоотношение.

Вещный договор отличается не только от консенсуальных, но, в конечном счете, и от реальных договоров. Имеется в виду, что реальные договоры относятся к категории обязательственных. Это означает, что такие договоры хотя и возникают с передачей вещи, но вместе с тем порождают обычное обязательственное правоотношение с наличием у сторон взаимных прав и обязанностей. Примером могут служить договоры ренты в различных их вариантах, а также договор перевозки.

Отмеченная тенденция к смешению вещных и обязательственных элементов не исчерпывается выделением вещных договоров. Это стало особенно ясным в период разработки проекта Гражданского Уложения в России. Одну из наиболее широких дискуссий вызвали две статьи проекта, в которых были выражены применительно к обязательствам черты, присущие вещно-правовым способам защиты. Речь идет о ст. 133 и 134 Проекта2. Первая из них предусматривала, что «веритель в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом передачу определенного имущества, вправе просить суд об отобрании имущества от должника и передаче ему, верителю». Вторая, которая подобно первой имела дело с конструкцией, обладавшей элементами вещно-правового характера, указы-

' Еще одна особенность консенсуального договора дарения состоит в том, что ст. 577 ГК допускает при указанных в ней обстоятельствах отказ дарителя от исполнения договора. В частности, выделена ситуация, при которой после заключения договора имущественное или семейное положение или состояние здоровья дарителя изменились настолько, что исполнение договора в новых условиях приведет к существенному снижению уровня его жизни.

2 Нумерация приведена применительно к проекту, внесенному в Государственную думу 14 октября 1913 г. В редакции 1899, 1903 и 1905 гг. это были соответственно статьи 120,98 и 1658, атакже 121,99 и 1659.

вала на то, что, «в случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом совершение действия, для которого не требуется личного участия должника, веритель вправе с разрешения суда совершить действие за счет должника. Разрешения суда не требуется, когда совершение верителем за счет должника действия представляется не терпящим отлагательства».

Одним из наиболее активных противников включения соответствующих норм был Н.И. Трепицын. Он утверждал, что тем самым составители проекта «вступили по этому вопросу на совершенно ложный путь (допустив в обязательствах принудительную передачу вещей. " Авт.)»1. Авторы проекта были обвинены в том, что они «совершенно неправильно приписывают обязательствам такую силу, которая принадлежит только правам

вещным»2.

Сходные сомнения, но уже адресованные не авторам проекта Гражданского уложения, а Сенату, высказывал Г.Ф. Шершеневич. Смысл их сводился к следующему: «Так как активный субъект имеет право на действие пассивного субъекта, а не на его личность или волю, то он не может вынуждать исполнения при помощи собственных сил или при содействии правительственных органов»3. Соответственно в качестве особенности обязательственного права, в отличие от права вещного, было указано на то, что кредитор «имеет только право требовать от должника исполнения, с угрозой взыскать со всего его имущества ценность неосуществленного интереса»4. Тем самым, в отличие от приведенных статей проекта, Г.Ф. Шершеневич также отвергал возможность обращения взыскания на имущество должника без его личного участия.

Противоположную позицию, направленную на поддержку Проекта, занимал И.А. Покровский. По поводу приведенных взглядов он писал: «С этим мнением согласиться невозможно. Требования кредитора о передаче ему in natura купленной вещи, раз она находится в руках должника, или о передаче ему сданной квартиры, раз она еще никем не занята, опирается, конечно, не на его вещное право, которого у него нет, а на его обязательственное право, в силу которого должник обязан к такой передаче»5.

Таким образом, прямой вывод из приведенного положения И.А. Покровского сводится к следующему: субъективное – обязательственное по своей природе – право способно к защите его с помощью средств, сходных

' Трепицын И.Н. Гражданское право губерний Царства Польского и русское. Варшава, 1917. С. 6-7. Там же.

3 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 441.

4 Там же.

5 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. С. 233.

с теми, которые применяются к такому же субъективному, но иному, по своей природе вещному праву.

ГК пошел в соответствующем вопросе по пути проекта Гражданского уложения России. Имеется, в частности, в виду, что в гл. 25 «Ответственность за нарушение обязательств» содержатся две статьи: «Исполнение обязательства за счет должника» (ст. 397 ГК) и «Последствия неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь» (ст. 398 ГК). По своему содержанию они совпадают с теми, которые на этот счет содержались в приведенных положениях проекта Гражданского уложения России.

В рассмотренных выше случаях речь шла о возможности использовать вещные элементы в обязательственном правоотношении.

В современном гражданском праве в гораздо большем объеме, чем ранее, выражается одновременно прямо противоположная тенденция: в вещ-но-правовых конструкциях проявляют себя обязательственно-правовые элементы'. Это находит подтверждение, в частности, в основном вещно-правовом институте – праве собственности. Имеется в виду, что признание объектом соответствующего правоотношения «вещи» становится в ряде случаев слишком узким. Речь идет о том. что хотя в принципе вещным правоотношениям присущи такие особенности, в частности, как следование права за вещью, а равно возможность использования таких средств защиты, как виндикационные и негаторные требования, эти же правоотношения могут включать в себя определенные права на действия второй стороны в них.

В Риме указанное обстоятельство выразилось прежде всего в расширенном представлении о понятии «вещь», которое охватывало, помимо собственно «вещи», также и права. Это, среди прочего, породило представление о делении вещей на res corporales (вещи телесные) и res incorporales (вещи бестелесные)2.

Подтверждением того, что объектом права собственности или иного вещного права в ряде случаев служит обязательственное по своей природе право и тем самым создается конструкция «права на право«. можно найти в ряде статей нового Гражданского кодекса. В частности, речь идет о таком

' М.М. Агарков обращает внимание на то, что в древнейшем римском праве «обязательство тесно примыкало к вещному праву и представляло собой в потенции вещ-но-правовую зависимость личности должника и его имущества в целом» (Агар-ков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 172). Там же (с. 26 и ел.) обращается внимание на присущее современному праву сближение вещных и обязательственных прав.

2 К числу последних относились все права, кроме права собственности. Как указывал К.А. Митюков, «собственность, как самое полное право на вещь, отождествляемое со своим предметом, и сама получает вид материального предмета. Отсюда обычай говорить: «Это моя вещь, я приобретаю вещь, я имею вещь и т.п.» (Митюков К^. Указ. соч. С. 85).

общепризнанном объекте права собственности (вещного права), каким является имущественный комплекс-предприятие. Он включает, наряду с земельными участками, зданиями, сооружениями, оборудованием, инвентарем сырьем, продукцией, те же «права требования, долги, а также права на обозначения, индивидуализирующие предприятие, его продукцию, работы и услуги (фирменное наименование, товарные знаки, знаки обслуживания) и другие исключительные права» (ст. 132 ГК). При этом именно в данном своем качестве предприятие выступает как объект договора продажи (п. 1 ст. 559 ГК)'.

Следует отметить, что еще Гражданский кодекс 1922г., определяя объекты права собственности, использовал термин «имущество», и только в некоторых статьях главы, посвященной праву собственности, специально говорилось о праве на вещь (ст. 66, 67 и некоторые другие). Употребление термина «имущество» позволило признать объектом соответствующего права допущенные к обращению ценные бумаги, в том числе и на предъявителя (см. примечание к ст. 60 ГК), распространить реквизицию и конфискацию собственности не только на вещи, но и на права и прежде всего на права требования, адресованные банку. При этом еще до принятия ГК 22 «красногвардейская атака на капитал», выразившаяся в национализации и муниципализации частной собственности и переходе соответствующего имущества в собственность государства, безусловно охватывала наряду с вещами и права. Последнее имело особое значение для национализации банков, под которой подразумевался переход в собственность государства, наряду с золотом, серебром, алмазами и бриллиантами, также и вкладов, акций и других обязательственного характера требований.

Интерес представляли и нормы Кодекса 1922 г., посвященные отдельным видам договоров. Так, в главе о договоре купли-продажи, целью которого был определен переход собственности, предметом договора называлось всякое имущество, не изъятое из гражданского оборота (ст. 181 ГК). При этом в отдельных статьях соответствующей главы специально подчеркивалось их распространение на вещь или даже только на индивидуально определенную вещь (ст. 191). Однако наряду с этим допускалась продажа в рамках одноименной главы «договорного требования или другого права» (ст. 202). Следовательно, как можно было сделать вывод из статьи, покупатель соответствующего права становился его собственником.

Интерес в этом смысле представлял и договор займа. Этот договор, обслуживающий основную массу отношений банка с клиентами, предусматривал переход денег или определенной родовыми признаками вещи в

См. об этом, в частности: Суханов Е.А. Лекции о праве собственности. М.: Юрид. лит., 1991. С. 135. Там же используется явно стоящая на рубеже обязательственного и вещного права конструкция «вещного права арендатора-землевладельца)).

собственность. Однако одновременно допускалось оформление заемным обязательством отношений из купли-продажи, найма имущества или другого основания. К таким отношениям, в которых заимодавец – кредитор, а заемщик – должник, в силу ст. 209 ГК применялись нормы о займе. Это давало возможность признать собственником заемщика и тогда, когда взаймы передавалась вещь, и тогда, когда предметом займа служило требование (например, при выдаче ссуды банком путем зачисления денег на счет заемщика).

Есть все основания полагать, что и в литературе периода действия первого Кодекса РСФСР, если не прямо, то по крайней мере косвенно, считалось допустимым отнесение к объектам собственности обязательственных прав. Это связано было. отчасти, уже с тем, что в ст. 10 Конституции СССР 1936 г. к числу объектов личной собственности граждан были отнесены наряду с трудовыми доходами, жилыми домами и подсобным домашним хозяйством, предметами домашнего хозяйства и обихода, предметами личного потребления и удобства, также и «трудовые сбережения». Под последними, естественно, подразумевались главным образом деньги на счете в банке (в сберегательной кассе), а равно государственные облигации1. Таким образом, речь шла об обычных обязательственных правах.

Обязательственные права входили и в состав объектов государственной собственности. Речь шла прежде всего о денежной части оборотных средств. При этом, как отмечал Д.М. Генкин: «Денежные средства хозорга-на распадаются на эксплуатационные, предназначенные для оперативной деятельности, и средства капитального строительства. Эксплуатационные средства находятся на расчетном счете хозоргана в Государственном банке. Денежные средства, предназначенные для капитального строительства, находятся на особом счете в соответствующем специальном банке»2.

О сложности ситуации, с которой приходилось сталкиваться при определении правовой природы соответствующих объектов, можно было судить по известным положениям, высказанным А.В. Бенедиктовым: «Понятие собственных оборотных средств в смысле постановления СТО от 23.07.1931 г. не следует смешивать с понятием оборотных средств в их вещественной (натуральной) форме, как совокупности имеющихся у хозорга-

Интересно отметить, что именно такое понятие «сбережений» присуще и современному праву. Имеется в виду Закон от 24 февраля 1995 г. «О восстановлении и защите сбережений граждан Российской Федерации» (Собрание законодательства российской Федерации. 1995. № 20. Ст. 1765). В нем «сбережениями граждан» названы вклады в Сберегательный банк (сберегательные кассы) либо в организации государственного хранения, а равно государственные ценные бумаги СССР и РСФСР. . 2 Советское гражданское право. Т. 1. М-: Госюриздат, 1950. С. 299.

на запасов сырья, топлива, материалов, полуфабрикатов, продукции, денежных средств и т.п. Правда, по отношению к денежным средствам, находящимся на расчетном счете хозоргана в банке, – в отличие от денежных средств, находящихся в тот или иной момент в кассе хозоргана, – понятие оборотных средств в их вещественной форме может быть применено лишь в самом широком или переносном смысле, поскольку с юридической точки зрения хозорган имеет лишь обязательственно-правовое требование к банку, но не вещное право на денежные знаки в натуре. Тем не менее денежные средства хозоргана в банке представляют собой определенную статью его актива, которой он вправе распорядиться и на которую может быть обращено взыскание его кредиторами. Из какого бы источника ни поступили те или иные денежные средства на расчетный счет хозоргана в банке, – за счет ассигнований из бюджета на пополнение собственных оборотных средств или в качестве заемных средств с особого счета, отражающего задолженность хозоргана банку по срочным кредитам (ср. ст. 7 постановления СТО от 23.07.1931), или в уплату за отпущенные хозорганом товары и т.д., – с момента их зачисления на расчетный счет хозоргана они являются его оборотными средствами в их вещественной форме, в указанном нами широком смысле этого понятия»'.

Кодекс 64 расширил случаи включения обязательственных элементов в состав определенных объектов собственности. В подтверждение можно сослаться на две включенные в него статьи, посвященные различным видам и формам права собственности. Так, вслед за ст. 10 Конституции РФ 1936 г. ст. 105 ГК64 отнесла к числу объектов личной собственности граждан «трудовые сбережения». При этом не вызывало никакого сомнения то, что речь шла именно о вкладах граждан в сберегательную кассу2. В еще большей степени обязательственные элементы выделялись в составе объектов собственности профсоюзных и иных общественных организаций. Речь идет о том, что в силу ст. 103 ГК 64 (имеется в виду ее первоначальный вариант) назывались в составе объектов собственности «культурно-просветительные фонды», которые, естественно, состояли практически исключительно из соответствующих целевых сумм на счетах в банке. Можно указать также на

' Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. М.; Л.; Изд-во АН СССР, 1948, С. 478.

2 См., например: Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. М., 1982. С. 141. По поводу природы соответствующего объекта Комментарий к ГК (автор -Л. О. Ерошен-ко) отмечал: «Трудовые сбережения могут выступать в различном виде: денежных средств, ценных бумаг и т.д. Если денежные суммы внесены в кредитные учреждения, то гражданин приобретает обязательственное правомочие и может получить вклад по первому требованию, полностью или частично, лично или через представителя».

ТО, что в капитальном труде А.В. Бенедиктова, предшествовавшем этому Кодексу, в числе отдельных объектов права государственной собственности были указаны «амортизационные фонды», «фонд директора предприятия», «хранящиеся в банках средства на счете капитального строительства», «средства, предназначенные на эксплуатационные цели» и т.п. При этом единственным способом разграничения такого рода средств служили различные по назначению банковские счета'. Соответственно предметом права собственности служили не деньги, а адресованные банку требования.

Во многих случаях применительно к объектам вещных прав используется термин «имущество» в значении, которое охватывает «вещи» и «права» (см., в частности, ст. 128 ГК). Поэтому весьма актуальным является замечание Р. Саватье: «По мере того, как в юридической технике начали появляться абстрактные имущества, первоначальный смысл «право собственности» был в действительности расширен. Этим словом хотят продол? жать обозначать совокупность наиболее полную и наиболее абсолютную всех прав, которые можно иметь в отношении вновь возникших бестелесных имуществ... Мы вынуждены говорить о праве собственности для того, чтобы указать на полноту прав... »2

Вопрос о соотношении вещного и обязательственного права был недавно поднят в литературе в связи с оценкой ст. 48 действующего Кодекса. Речь идет о той ее части, в которой отмечается: «Юридическим лицом признается организация, которая имеет в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательствам этим имуществом...».

По мнению В.А. Рахмиловича, в приведенной норме не учитывается существование юридических лиц (инвестиционных институтов и т.п.), которые вообще «не имеют имущества на правах собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления. Все их имущество может состоять в средствах на счетах в банках, а помещение и оборудование они арендуют»3. Тот же автор в другой работе приходит к аналогичному выводу; «Некоторые формулировки ст. 48 ГК «Понятие юридического лица» следует признать не вполне удачными. Обращаясь к первому и основному признаку этого понятия – имущественному обособлению, п. 1 ст. 48 прямо перечисляет те правовые формы ~ три вещных права, в которых выражается это обособление, и устанавливает, что юридическое лицо отвечает по своим обязательствам именно этим имуществом; о других допустимых

См.: Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. С. 376 и

ел.

2 Саватье Р. Теория обязательств. М„ 1972. С. 90-91.

3 Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. М.: Юринформ-центр, 1995, С. 79.

правовых формах имущественного обособления статья умалчивает. Все это по меньшей мере неточно. Имущество юридического лица далеко не исчерпывается вещными объектами и вещными правами, и не это имущество служит главным объектом его ответственности. Обычно им являются денежные средства на банковских счетах, т.е. принадлежащие юридическому лицу обязательственные права. Именно этим имуществом юридическое лицо как правило, и отвечает. Оно вообще может не иметь ни одного из вещных прав, перечисленных в п. 1 ст. 48, и это не может служить основанием для непризнания его юридическим лицом и отказа в регистрации в качестве такового, хотя текст п. 1 дает для этого определенные основания. Имущество юридического лица может состоять в деньгах на счетах, в правах так называемой интеллектуальной собственности и т.п., а оборудование (инвентарь) и помещение оно может арендовать. Права, перечисленные в п. 1 ст. 48, не должны рассматриваться как необходимые и исключительные формы имущественного обособления юридического лица. Наличие этих прав – достаточный, но не необходимый признак. Он может отсутствовать при наличии иных признаков, иных правовых форм имущественного обособления»'.

С приведенными взглядами трудно согласиться. Полагаем, что В,А. Рах-милович прошел мимо отмеченной выше тенденции к смешению в единых правоотношениях обязательственного права с правом вещным. В частности, в данном случае не учитывается, что независимо от характера прав лица на переданное ему имущество, в том числе и в целях образования нового юридического лица, идет речь о носителе права собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления. А значит, тот, кто получил такое имущество, становится его собственником (носителем иного вещного права).

И, соответственно, если ст. 48 ГК говорит об обособленном имуществе и обращении взыскания на него, то она в равной мере имеет в виду и вещи, и права (в том числе обязательственные, включая «права на деньги, хранящиеся на банковском счете»), не делая в указанном смысле различия между теми и другими. Следовательно, когда ст. 35 Конституции РФ провозглашает; «право частной собственности охраняется законом» и «никто

' Рахмилович В.А. О достоинствах и недостатках Гражданского кодекса Российской Федерации // Государство и право. 1996- № 4, С. 79. Справедливости ради следует отметить, что подобное «отступление от правил» автор мог бы с полным основанием обнаружить и в п. 3 ст, 213 ГК, в котором отмечается, что соответствующие образования «являются собственниками имущества, переданного им в качестве вкладов (взносов) их учредителями (участниками, членами)» (см. также п. ! ст. 66 ГК). Между тем в состав вкладов могут входить не только вещи, но и арендные права в качестве вклада (см., например, п. 2 ст. 615 ГК).

не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда» -имеется в виду, что в необходимых случаях объектом защиты являются не, только вещные, но в такой же мере и обязательственные права, включая права лица, «обладающего частной собственностью» на находящиеся на счете в банке денежные средства.

Интерес в указанном смысле представляет Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности п. 2 и 3 ч. 1 статьи 11 Закона РФ от 24 июля 1993 г. «О федеральных органах налоговой полиции»'. Этим Постановлением положения указанного Закона, которые предоставляют федеральным органам налоговой полиции право производить взыскание с юридических лиц суммы штрафов, а также всей суммы сокрытого или заниженного дохода в бесспорном порядке, без их согласования, признаны соответствующими, а в отношении граждан – противоречащими Конституции РФ, и в частности ее ст, 35. При этом не делается никаких различий между обращением взыскания на принадлежащие налогоплательщикам вещи и на права, в том числе на хранящиеся на счете в банке средства. И то и другое рассматривается в Постановлении с равным основанием как частная собственность в том смысле, в каком это имеет в виду ст. 35 Конституции РФ.

Приведенный вывод может быть сделан и на основе отдельных статей ГК. Помимо тех, о которых шла речь выше, можно сослаться и на другие. Так, когда в гл, 15 ГК («Прекращение права собственности») идет речь об основаниях «конфискации», то «безвозмездное изъятие у собственника имущества по решению суда» (ст. 243 ГК) охватывает в равной мере и вещи; и обязательственные права по поводу вещей (в том числе все те же права на средства, находящиеся в банке). Коммерческие и некоммерческие организации, помимо государственных и муниципальных предприятий, а также учреждений, финансируемых собственниками, признаются собственниками имущества, переданного им в виде вкладов (п. 3 ст. 213 ГК). При этом в силу п. 6 ст. 66 ГК вкладом в имущество хозяйственного товарищества и общества могут быть деньги, ценные бумаги, другие веши или имущественные права либо иные права, имеющие денежную оценку. Вряд ли можно сомневаться в том, что вклады осуществляются главным образом именно перечислением денег со счета учредителя (участника) на счет созданного юридического лица, А такой переход осуществляется путем не передачи денег «из рук в руки», а передачей прав на получение суммы, находящейся на счете участника в банке или ином кредитном учреждении. В этом случае платежное поручение или иной способ расчетов как раз и служит одним из технических средств, с помощью которых осуществляется внесение вклада.

' См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 1. Ст. 197.

Характеризуя казну – не распределенную между государственными предприятиями и учреждениями часть имущества, составляющего государственную собственность, ГК (п. 4 ст. 214) выделяет средства соответствующего бюджета. Но все такие средства ~ это не деньги, а только права на

деньги.

Можно, наконец, использовать пример и из смежной области. Так,

ст. 34 Семейного кодекса РФ, перечисляя имущество, составляющее «совместную собственность супругов», среди прочего указывает на паи, вклады доли в капитале, внесенные в кредитные учреждения или в иные коммерческие организации, независимо от того, на имя кого или кем из супругов внесены денежные средства. Это же относится и ко всем остальным правам обязательственного характера (например, возникшим из любого

иного долга)'.

Еще один пример – договор займа и кредитный договор. Применительно к договору займа ст. 807 ГК прямо говорит о переходе предмета договора, который она называет, правда, вещами, в собственность заемщика. В определении кредитного договора отсутствует указание на передачу в собственность. Но это последнее обстоятельство и для этого договора не вызывает сомнений. Весьма категорично высказался по этому поводу О.Н. Садиков. «По кредитному договору как разновидности договора займа денежные средства передаются заемщику как раз в собственность, без чего заемщик будет лишен правового основания их последующего использования. Это вытекает из текста закона и отмечается во всех учебниках и комментариях к Гражданскому кодексу»2. Между тем не вызывает сомнений и другое обстоятельство – то, что кредиты выдаются не путем передачи денег «из рук в руки», но зачислением со счета на счет, т.е. передачей соответствующих прав.

Весьма интересные соображения высказала по поводу природы соответствующих прав Л.Г. Ефимова. Она, в частности, показывает, как законодательство постепенно восприняло идею «объектом права собственности являются не только вещи, но и права»3. И если автор доказывает свой вывод решением вопроса о праве на предприятия в ст. 10 Закона «О собствен-

' Комментируя ст. 36 этого Кодекса, М.Г. Масевич без каких-либо колебаний отнесла к общей собственности супругов вклад в Сбербанке, который принадлежит одному супругу, если на него вносились дополнительные средства, составляющие общую собственность супругов (Семейный кодекс Российской Федерации: Комментарий / Под ред. И.М, Кузнецовой. М.: БЕК, 1996. С. 105).

Садиков О.Н. Нецелевое использование предоставленного кредита и его правовые последствия: Комментарий судебно-арбитражной практики. Вып.З. М.: Юрид. лит., 1996. С. 212. 3 ЕфимоваЛ.Г. Банковское право. М.: БЕК, 1994. С. 181.

ности в РСФСР», то с полным основанием для этого может быть использована и ст. 132 принятого уже после работы Л.Г. Ефимовой Кодекса, которая, как уже отмечалось, прямо включила в понятие предприятия наряду с вещами «права требования, долги, а также права на обозначения, индивидуализирующие предприятие, его продукцию, работы и услуги (фирменное наименование, товарные знаки, знаки обслуживания), и другие исключительные права...» При этом Л.Г. Ефимова была вынуждена расширить понятие права собственности за счет включения в это число понятия «право на право», поскольку только при этом условии можно было объяснить природу отношений клиента с банком.

Признание «права объектом права» имеет свои корни в римском праве. Имеется в виду, что наряду с вещами объектом права собственности признавалось iura in re aliena. При этом к числу таких «прав на чужую вещь» относились «права на пользование чужой вещью» (сервитута) и «права на распоряжение чужой вещью» (залог и то, что И.А. Покровский называл «залогоподобным правом»),

Применительно к французскому праву отмечается «расчленение права собственности», в результате которого были признаны относящимися к праву собственности «права на вещь, которая принадлежит на праве собственности другому лицу»'. Имелись в виду те же сервитуты, а с ними узуфрукт2.

Положительный ответ на вопрос о самом существовании «права на право» давал применительно к германскому праву Л. Эннекцерус3.

Отмеченное обстоятельство – право собственности имеет объектом не только вещи, но и права – получило широкое признание. В качестве примера можно сослаться, помимо О.С. Иоффе, чьи положения на этот счет уже приводились выше, на другие работы, представляющие собой как дореволюционную литературу (И.А. Покровский4), так и современную (М.М. Агарков1 и Ю.К. Толстой2).

1 Покровский И.А. История римского права. Петроград, 1918. С. 245-249 и 257-261.

2 См.: Жюллио де да Морандьер Л. Гражданское право Франции. М.: Ин. лит., 1958. С.58-59.

3 См.: Эннекцерус Л. Курс Германского гражданского права, Т. 1. Полутом 1. М.:

Ин. лит., 1949. С. 258-259. По праву США собственность «исключительное право владеть, пользоваться и распоряжаться вещами или правами, имеющими экономическую ценность» (ЛаскГ. Гражданское право США. М., 1961. С. 461.).

4 И.А. Покровский в результате исследования тенденций в развитии обязательственных правоотношений пришел к выводу о падении значения личного в указанных отношениях и замене его «имущественным». В этой связи он приводил слова Зома:

«Долговое право есть часть имущественного». Хотя сам И.А. Покровский и выступал против, по его мнению, крайностей в развитии имущественных начал в обязательстве (в это число он включал появление ценных бумаг на предъявителя с их

Существующее на практике переплетение в одних и тех же конструкциях вещно-правовых и обязательственно-правовых элементов можно проиллюстрировать и на некоторых других примерах. Один из них – залог. Независимо от того, какую позицию они занимают в вопросе о природе соответствующего права, признавая его вещным либо обязательственным, и те и Другие авторы усматривают наличие в регулировании залога вещно-правоаых и обязательственных элементов. Не случайно, создавая в принципе одну и ту же конструкцию залога как особого способа обеспечения обязательств, построенного на одноименном договоре, гражданские кодексы в нашей стране колебались при определении его места в своей структуре. Так, ГК 22 включил залог в раздел «Вещное право», а ГК 64 и новый Гражданский кодекс – «Обязательственное право»3.

крайним «отвлечением» от личного элемента), это не мешало ему утверждать, что «в деловом обороте все более и более начинают смотреть на обязательство лишь как на некоторую имущественную статью (выделено нами. – Авт.): требование составляет часть в имуществе кредитора, долг – некоторый минус в имуществе должника; в целом обязательство представляется некоторой особой формой отношения между кредитором и имуществом этого последнего. Личность должника исчезает за его имуществом и если еще сохраняет значение, то почти лишь как центр, вокруг которого стягивается подлежащее ответственности имущество» (Ло-кровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 231).

' Так, М.М. Агарков указывал: «Действия, которые во всех этих случаях обязан совершить должник, определяются так или иначе направленностью на вещь (передача вещи, предоставление вещи в пользование и т. д.). Но в качестве объекта в обязательственных правоотношениях могут фигурировать также и объекты других абсолютных прав» (Агарков UM. Указ. соч. С. 29).

2 По мнению Ю.К. Толстого: «Вещи могут быть объектом не только вещных, но и обязательственных прав. В то же время объекты вещных прав далеко не всегда сводятся к вещи» (Гражданское право. Т. I. СПб., 1996. С. 286).

3 Двойственность в оценке правовой природы залога приняла любопытную форму:

к какому бы решению ни присоединился законодатель, в литературе оно весьма убедительно оспаривалось. Так, в период действия ГК 1992 г., в котором, как отмечалось, залог был помещен в раздел «Вещное право», О.С. Иоффе, имея в виду его смешанный характер, сделал акцент на обязательственно-правовой природе залога. Соответственно обращалось внимание на то, что «во-первых, залог устанавливается в целях обеспечения какого-либо обязательства (например, заимодавец, предоставляя заем, может потребовать, чтобы он был обеспечен залогом имущества). Во-вторых, самое обязательство по предоставлению залога также возникает на основе договора (такой договор заключается между лицом, предоставляющим залог, залогодателем, и лицом, его принимающим, залогодержателем)» {Иоффе О.С. Советское гражданское право. 1958. С. 76). И напротив, в книге В.М. Будилова (Залоговое право России и ФРГ. СПб., 1993. С. 20 и ел.) с учетом того, что действовавший в то время Кодекс (1964г.) поместил залог в раздел «Обязательственное право», автор выделял именно вещно-правовые элементы залога,

Соединение вещных и обязательственных элементов явилось необходимой базой использования конструкции ценных бумаг, при которой, с одной стороны, речь идет о праве собственности на соответствующий объект (вексель, акция, облигация и др.) как на вещь, а с другой – об обязательственном, рожденном главным образом из договора праве, принадлежность которого лицу подтверждается ценной бумагой. Наиболее полно подобное смешение проявляет себя применительно к ценным бумагам на предъявителя с присущей им некоторой неопределенностью фигуры носителя права.

Гражданский кодекс 1994 г. впервые уделил ценным бумагам специальную главу в подразделе 3 «Объекты гражданских прав». Кроме того, нормы о ценных бумагах содержатся в статьях, посвященных вещам, При этом п. 2 ст. 130 ГК относит без всяких оговорок ценные бумаги к движимым вещам, а п. 2 ст. 302 ГК хотя и исключает возможность виндицирова-ния ценных бумаг, и то лишь ценных бумаг на предъявителя, но делает это «в одной строке» с деньгами. Можно указать также на то, что, подобно другим вещам ценные бумаги могут быть и предметом договора хранения (п. 1 ст. 921 ГК). И в то же время предметом договора о залоге признается не ценная бумага, а удостоверенное ею право (п. 4 ст. 338 ГК). Движение ценной бумаги происходит в формах, предусмотренных для движения выраженных в ней прав (ст. 146 ГК). Наконец, в рамки представления о ценной бумаге вместились «бездокументарные ценные бумаги», о которых идет речь, в частности, в ст. 149 ГК.

Таким образом, отказ от конструкции «смешанных правоотношений» вообще, применительно, в частности, к вещным и обязательственным, а равно, связанное с этим исключение из числа возможных объектов собственности прав на действия, и в том числе связанные с ними права на деньги, находящиеся на счете, вынудили бы законодателя прийти к необходи-

Обе концепции залога были весьма широко представлены в русской дореволюционной литературе. Так, среди других авторов – сторонников залога как вещного права может быть упомянут Г.Ф. Шершеневич (Учебник русского гражданского права. С. 384 и ел.), а как обязательственного – Д.И, Мейер (Русское гражданское право. СПб., 1897. С. 432 и ел.), В.М. Хвостов (Система римского гражданского права. М.: Спарк, 1996. С. 334 и ел.).

Напротив С.И. Вильнянский выступал против отнесения ГК 22 залога к вещному праву, ссылаясь на то, что вещно-правовои элемент залога – следование за вещью -присущ и некоторым другим правоотношениям " например, аренде (Вильнянский С.И. Лекции по советскому гражданскому праву. Ч. 1. Харьков, 1958. С. 382).

Интересна в этом смысле и позиция Ю. Барона. Последовательный сторонник отнесения залога к вещному праву, он вместе с тем допускал приобретение залогодателем права на вещь заложенную при условии, если «в момент установления залога залогодатель уже имел обязательственное право требование вещи» (Барон Ю. Система римского гражданского права. Вып. 2. СПб., 1908. С. 138).

мости внести существенные изменения в регулирование различных по характеру отношений и одновременно существенно сузили гарантии, предоставляемые собственнику как таковому и его кредиторам.

Несомненно, должны быть учтены последствия предлагаемого ограничения круга объектов собственности для области международного частного права. Речь идет о пределах действия иммунитета собственности государства. При всей сложности этого вопроса как будто бы не вызывало сомнений то обстоятельство, что иммунитет собственности государства должен в одинаковой степени распространяться на принадлежащие ему не только вещи, но и права (авуары).

Примером может служить неоднократно упоминавшееся в литературе дело «Лена Голдфилдс Лимитэд». При рассмотрении иска, заявленного советскому государству, Верховный суд штата Нью-Йорк, ссылаясь именно на «иммунитет собственности государства», отверг возможность обращения взыскания по долгам советского государства именно на его денежные средства, хранящиеся на счете в «Чейз Манхеттен Бэнк»'.

В конечном счете остается признать, что определение места договора в тех или иных правоотношениях невозможно без учета условности деления правоотношений на вещные и обязательственные.

2. ДОГОВОРНЫЕ УСЛОВИЯ

Договорные условия представляют собой способ фиксации взаимных прав и обязанностей. По этой причине, когда говорят о содержании договора в его качестве правоотношения, имеют в виду права и обязанности контрагентов. В отличие от этого содержание договора-сделки составляют договорные условия. Их фиксационная роль позволила в течение определенного времени широко использовать в законодательстве и литературе в качестве синонима условий договора его пункты.

Договорные условия принято объединять в определенные группы. Наиболее широкое распространение получили три группы условий: существенные, обычные и случайные. Из них сам законодатель использует и соответственно раскрывает смысл только названных первыми, т.е. существенных, условий. Именно о них шла, в частности, речь в общих и специ*-альных, посвященных отдельным видам договоров статьях Гражданских кодексов 1922, 1964 и 1994 rr.

Признак, который объединяет существенные условия в одну группу, не вызывает особых споров. Речь идет об условиях, формирующих договоры в целом и их отдельные типы (виды) в частности. Исходя из этого существенными, по общему признанию, являются условия, необходимые и дос-

См.: Богуславский ММ. Международное частное право. М., 1989. С. 150.

таточные для того, чтобы договор считался заключенным и тем самым способным породить права и обязанности у его сторон.

f В отличие от «существенных» выделение условий «обычных» и «слу-| чайных» проводится только в литературе. Исключительно доктринальный | характер этого последнего деления явился одной из причин отсутствия '; единства в представлении о том, в чем состоят классификационные признаки обычных и соответственно случайных условий и какие именно последствия из этого вытекают.

Обобщая практику того, что принято было именовать «буржуазной юриспруденцией», С.К. Май подчеркивал, что к условиям обычным (он использовал для их обозначения термин «обыкновенные») относятся те, которые вытекают из диапозитивных норм закона и обычаев. Такие нормы могут и не найти никакого выражения в самом договоре и, несмотря на это, должны применяться к порождаемым им отношениям. В отличие от них случайными признаются договорные условия, которые, не будучи основными, необходимыми для всех вообще сделок (договоров) определенного типа, содержат согласованные сторонами положения, которые иногда не совпадают с диспозитивными нормами закона или обычаями'.

Сходные позиции являлись и являются господствующими и в нашей науке. Об этом можно судить уже по тому, что трехчленное деление договорных условий нашло отражение в большинстве изданных в разное время учебников2. И лишь изредка в них можно обнаружить отступления от этой генерал из о ванной идеи.

В литературе при освещении различных вопросов, связанных с содержанием договоров, как правило, воспроизводятся представления о существенных условиях, которые непосредственно вытекают из ст. 432 ГК. По указанной причине особых расхождений по этому вопросу не наблюдается.

Иное дело условия, которые не относятся к существенным, т.е. обычные и случайные. Наибольший интерес представляют по этим вопросам точки зрения, отраженные в работах О.С. Иоффе и И.Б. Новицкого, которые в целом близки одна другой.

Так, О.С. Иоффе приходил к выводу, что обычными являются условия, наличие или отсутствие которых на факт заключения договора никако-

См.: Май С.К. Указ. работа. С. 72 и ел.

2 Такие взгляды, высказали М.О. Бару (Советское гражданское право. Киев, 1977. С, 403), И.Б. Новицкий (Советское гражданское право. М.: Госюриздат, 1950. С. 370-371), Х.И.Шварц (Советское гражданское право. М.: Госюриздат, 1965. С, 45), А.Ю. Кабалкин (Совегское гражданское право. Т, I. М.: Юрид. лит., 1965. С. 449 и ел.), З.Г. Крылова (Советское право. М,: Юрид, лит., 1978, С, 146), С.И. Вильянянский (Лекции по советскому гражданскому праву, Харьков: Изд-во ХГУ, 1958. С. 316 и ел,), С.Н. Ландкоф (Основи цившьного права. «Рад. школа», 1948. С. 177) и др.

го влияния не оказывает. «Более того, практически нет необходимости включать обычные условия в договор, так как они сформулированы в законе или иных нормативных актах и, поскольку контрагенты согласились заключить данный договор, они тем самым признаются выразившими согласие подчиниться тем условиям, которые по закону распространяются на договорные отношения соответствующего вида или на все договоры вообще». Наконец, как случайные должны рассматриваться условия, которые тоже «не имеют значения для заключения договора. Но если обычные условия предусматриваются законом и потому вступают в действие в силу одного только факта заключения договора, то случайные условия могут возникнуть и приобрести юридическое действие только в том случае, что они будут включены в самый договор»'.

Из приведенных там же примеров видно, что смысл обычных условий усматривался О,С. Иоффе в их совпадении с диспозицией диспозитивной нормы, в то время как случайные представляют собой варианты, которые, совпадая по пределам своего действия с одной из диспозитивных норм, вместе с тем содержат отличный от ее диспозиции вариант,

И.Б, Новицкий выделил, кроме существенных, прежде всего такие пункты, которые обыкновенно встречаются в определенных договорах, вследствие чего эти пункты предусматриваются диспозитивными нормами (обычные пункты договора). Следовательно, если даже стороны совсем не предусмотрели подобного рода вопроса, предполагается, что они имели в виду обычный способ его решения, который выражен в диспозитивной норме. Если стороны желают придать своему договору в этой части иное содержание, им предоставляется возможность включить в договор соответствующее указание, и тогда диспозитивная норма не получит применения. Тем самым речь идет об обычных условиях. Наряду с ними выделены также' «случайные пункты, т.е. такие, которые не являются ни необходимыми, ни обычными частями договора и входят в его содержание лишь тогда, когда того пожелают стороны (например, условия в техническом смысле слова)»2.

Таким образом, приведенные взгляды в вопросе об обычных условиях (пунктах) совпадают: оба автора относят к их числу условия, которые закреплены в диспозитивной норме. Что же касается условий случайных, один из авторов включает в это число только те, которые отступают от диспозитивных норм (О.С. Иоффе), а другой (И.Б. Новицкий) – любые, кроме существенных и обычных.

Применительно к взглядам О.С. Иоффе, связывающего и обычные, и случайные условия договора с тем, как решается вопрос в соответствую* Щей правовой норме (в согласии с ней или в отличие от нее), остается не-

Иоффе О.С. Советское гражданское право. Т. I. С. 387-388. Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 148.

ясным, к какой именно группе следует отнести условие, по поводу которого самим законодательством решается вопрос в виде не императивной, а только диспозитивной или факультативной нормы. Поскольку с точки зрения О.С. Иоффе группы обычных и случайных условий в равной степени являются замкнутыми, следует отнести согласованные условия, не предусмотренные действующими нормами, к существенным. Такой вывод соответствует ст. 432 ГК, которая оставляет нишу для подобных условий, устанавливая, что, среди прочих, существенными являются любые условия, относительно которых по требованию одной из сторон достигнуто согласие. И это, как постараемся показать, является наиболее отвечающим природе договора решением.

; Что же касается позиции И.Б. Новицкого, то она. полагаем, расходится с той же ст. 432 ГК. Имеется в виду, что если случайные условия появляются всегда, когда «стороны этого пожелают», остается открытым вопрос о том, чем же такое условие отличается от существенного? Речь идет о том, что как раз последнее и создается «по заявлению одной из сторон, в силу которого должно быть достигнуто согласие». Соответствующая норма -ст. 432 ГК, таким образом, без каких-либо ограничений называет существенным условие, созданное по воле, следовательно, «по желанию» одной из сторон.

Об устойчивости оспариваемой точки зрения можно судить по тому, что и в последнем по времени его издания учебнике гражданского права автор соответствующей главы (Н.Д. Егоров), высказав ряд весьма интересных, хотя и не бесспорных, на наш взгляд, соображений относительно классификации договорных условий, использует все те же исходные положения для разграничения указанных трех групп; существенных, обычных и случайных условий.

Не возражая против признания договорными только условий, служащих результатом соглашения, Н.Д. Егоров вместе с тем полагает, что соответствующие условия охватывают и положения, закрепленные в императивных нормах. Он опирается при этом на то, что включение императивных норм в состав договорных условий также основано на соглашении сторон. Имеется в виду, что, «если стороны достигли соглашения заключить данный договор, то тем самым они согласились и с теми условиями, которые содержатся в законодательстве об этом договоре»'.

Указанный вывод представляется спорным. Любое соглашение предполагает определенный выбор из различных вариантов. Между тем императивные нормы такой выбор исключают, поскольку договорное условие, которое расходится с императивной нормой, заведомо объявляется недействительным. Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что, к

1 Гражданское право, Т. I. С. 433.

какому бы результату в соглашении между собой стороны ни пришли и что бы ни было ими включено в договор, все равно будет действовать положение закрепленное в императивной норме. К этому можно добавить и то, что договорное условие – составная часть договора, а значит, тем самым и составная часть соглашения. Однако всем, что присуще роду, обладает и каждый его вид. И тогда трудно объяснить, как может быть элементом соглашения то, по поводу чего заведомо соглашаться не только не нужно, но и бесцельно, поскольку согласие на условиях, противоречащих императивной норме, представляет собой действие противоправное со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Одна из особенностей позиции 0-С. Иоффе, И.Б. Новицкого, Н.Д. Егорова и всех других, кто выступает за трехчленное деление условий договора, проявляется при определении сущности обычных условий. Эта особенность получила выражение, в частности, в споре О.С. Иоффе с В.И. Коф-маном' и P.O. Халфиной2. Применительно к первому оппоненту спор касался вопроса о том, следует ли императивные нормы включать в число обычных условий? В противовес взглядам В.И. Кофмана, полагавшего, что положения императивных норм являются не обычными, а существенными условиями договора, О.С. Иоффе указывал на то, что «существенные условия характеризуются ...такой особенностью, как обязательность их согласования сторонами и непосредственное выражение в самом договоре, который в противном случае не считается заключенным. Если же по своей объективной природе условие относится к числу обычных, то, хотя бы оно закреплялось императивной нормой, подобное требование не предъявляется»г.

В своих возражениях P.O. Халфиной, которая вообще исключи-'а императивные нормы из числа договорных условий, О.С. Иоффе оорашал внимание на то, что «суть обычных условий в том и состоит, что стороны их не согласовывают, а принимают правила самого закона. И если даже они были лишены возможности видоизменить условия, императивно закрепленные законом, самый факт заключения договора свидетельствует о том, что они согласились подчинить его также и этим условиям»4.

Однако возражения О.С. Иоффе в том и в другом случае кажутся все же спорными.

Полагаем, что, принимая решение о заключении договора, стороны имеют в виду по общему правилу не конкретную императивную норму, а подчинение своего договора действующему в стране правовому порядку.

См.; Советское гражданское право. Т. I. M.: Высшая школа, 1968. С. 425-420. См.; Советское гражданское право. Т. I. M.: Юрид. лит., 1969. С. 459-460. Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 31.

Там же.

При этом сам этот порядок во всех случаях является абсолютно обязательным для сторон.

Кроме того, если обычное или существенное условие договора представляет собой согласование воли сторон, то в отношении безусловно обязательной, императивной нормы это будет означать: речь идет не о том, согласились ли стороны с действием соответствующей нормы, а о другом:

они заключили договор, согласовав его условия. Подчинения правовому порядку они не согласовали, а только принимали необходимость его во внимание при определении отдельных условий договора и заключении договора в целом.

Что же касается идеи, в силу которой норма должна быть признана договорным условием, поскольку она становится правилом, лишь если стороны заключили договор, то такое «если» характерно для действия едва ли не любой нормы, поскольку оно заложено в самой ее природе- Например, Таможенные правила начинают действовать только при условии, если лицо или груз пересекают границы страны, а правила дорожного движения -если лицо сидит за рулем автомашины.

Наконец, следует учесть и то, что сами статьи в разное время принятых Гражданских кодексов, посвященные существенным условиям (в частности, ст. 432 ГК), упоминая о законе, имеют в виду только одно его значение: законом определяется круг существенных условий (не сами условия!).

Те, кто считают императивные нормы частью договора, оказываются, как представляется, в затруднительном положении, когда приходится определить, какие именно императивные нормы следует считать договорными условиями. Не случайно поэтому взгляды О,С. Иоффе и Н.Д. Егорова и этом вопросе не совпадают. Так, в отличие от Н.Д. Егорова, который, как видно из приведенной выше цитаты, включает в число договорных условий положения императивных норм, относящиеся только к «данному договору», О.С. Иоффе считает, что в подобных случаях соглашение сторон означает «согласие подчиниться условиям, которые по закону распространяются на договорные отношения соответствующего вида или на все договоры вообще (выделено нами. -Авт.)»1.

Но если считать императивные нормы договорными условиями, то, очевидно, не должно быть никакой разницы между нормами, которые регулируют данный вид (тип) договоров, договоры и обязательства вообще, и едиными для всего гражданского оборота положениями (т.е. всеми теми нормами, необходимость в применении которых возникает при заключении договора, при его исполнении, а также при решении вопроса об ответственности сторон за его нарушение), С этой точки зрения позиция

1 Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 31.

О.С. Иоффе кажется предпочтительнее, хотя, как уже отмечалось, в более общем плане с ней также согласиться трудно.

В результате остается, на наш взгляд, присоединиться к P.O. Халфиной в том что императивные нормы находятся за рамками договорных условий.

Соотношение договора-сделки с диспозитивными нормами обладает рядом особенностей, которые в конечном счете предопределены самим характером этого вида норм.

Сопоставляя диспозитивные нормы с императивными, есть основания прийти к выводу, что первые по самой своей сущности представляют собой лишь условный вариант вторых. Имеется в виду, что любая диспозитивная норма превращается в императивную исключительно в силу того факта, что стороны не выразили согласия на отступление от нее, предусмотрев в договоре какой-либо другой вариант. Таким образом, и императивная и диспозитивная нормы (последняя в силу отсутствия «иного» в договоре) сами по себе автоматически становятся правилами поведения контрагентов. С момента заключения договора диспозитивная норма, если иное не предусмотрено в ней, является таким же абсолютным, не знающим исключений регулятором поведения сторон, как и норма императивная.

Поскольку диспозитивная норма не отличается от нормы императивной до той поры, пока стороны не включат в договор иное, в указанной ситуации диспозитивная норма, подобно норме императивной, также должна считаться находящейся за пределами договора.

Особая ситуация складывается, если стороны, воспользовавшись возможностью, предоставленной им диспозитивным характером нормы, отступили от нее в конкретном договоре. В последнем случае речь действительно идет о договорном условии.

Однако, на наш взгляд, принципиальное значение имеет то, что оснований для формирования самостоятельной группы в составе таких условий, отличных по содержанию от диспозиции диспозитивной нормы, не существует. Решающее значение для такого вывода имеет сама техника заключения договора. Всякий раз, когда сторона хочет иметь в нем отличную от приведенной в диспозитивной норме редакцию соответствующего положения, ей следует включить ее в свою собственную оферту (прямую или встречную). Такая редакция станет договорным условием только тогда, когда вторая сторона с этим согласится.

Тем самым указанная ситуация превращается в простую разновид^ ность более общей: сторона выдвигает условие, по которому должно быть достигнуто соглашение. Однако ст. 432 ГК, как подчеркнуто в ней, все такие условия относит к числу существенных. Значит, то, что предлагают считать случайными условиями, т.е. условиями, содержащими вариант, отличный от диспозитивной нормы либо основанный на нормах факульта-

тивных, либо, наконец, сконструированный самими сторонами вне связи с какими-либо конкретными нормами, – все такие условия обладают признаками существенных.

'; Таким образом, оснований для выделения как обычных, так и случайных, на наст взгляд, не остается.

Н.Д. Егоров полагает, что «в отличие от существенных, отсутствие случайного условия лишь в том случае влечет за собой признание данного договора незаключенным, если заинтересованная сторона докажет, что она требовала согласования данного условия. В противном случае договор считается заключенным без случайного условия^'. Но все дело, как представляется, в том, что в приведенном самим автором примере – условия о доставке товаров именно воздушным транспортом при отсутствии на этот счет диспозитивной нормы, соответствующий пункт может появиться в договоре только одним путем: сторона проявит инициативу в его формулировании и будет настаивать на принятии такого пункта, а другая – с этим согласится. Но это как раз и является необходимым и достаточным признаком условия, которое ГК именует существенным. Конечный вывод состоит, таким образом, в том, что никаких других условий, кроме существенных, в договоре не может быть. Все дело лишь в том, что одни условия становятся существенными в силу обязательной для сторон императивной нормы, требующей их согласования, другие – в силу того, что сторона воспользовалась предоставленной диспозитивной нормой возможностью, третьи – в ;илу самого характера соответствующей договорной модели, а четвертые -благодаря признанной одной из сторон необходимости включения их в договор. Последний вариант охватывает в равной мере отличные от диспозитивной нормы положения, содержащие отсылку к факультативной норме и сконструированные сторонами.

В литературе иногда выделяются и другие виды договорных условий. К такого рода отступлениям от традиции, например, можно отнести взгляды Б.И. Пугинского. Он назвал наряду с «существенными» «предписываемые» условия, необходимость включения которых в текст договоров предусматривается законодательством, «инициативные» (те, которые не упоминаются в законодательстве, и их включение в соглашение определяется усмотрением сторон) и «отсылочные» (которые предусматривают, что по соответствующему вопросу стороны руководствуются названными ими нормативными актами)2.

Нетрудно заметить, что в действительности и «предписываемые» и «инициативные» условия, о которых идет речь, с полным основанием можно отнести к существенным условиям. Имеется в виду, что, как и эти по-

' Гражданское право. Т. 1. 1996. С. 434. 2 См.: Гражданское право. Т. 2. М.: БЕК, 1993. С. 5&-51.

следние, «предписываемые условия» предсказаны законодательством, а к «инициативным» придется отнести условия, которые вносятся в договор без указания в законодательстве – только по инициативе сторон. Что же касается «отсылочных» условий, то они сами по себе регулятивного значения не имеют, а их внесение в договор означает, что регулятором поведения сторон стала не сама по себе отсылка, а ее адресат (см. об этом ниже).

Наконец, следует учесть, что указанные четыре вида условий выделены при отсутствии основного требования к классификации – единства критерия, Это обстоятельство и предопределило результат ~ отнесение одних и тех же условий к разным их видам.

В.И. Кофман, излагая ту же проблему, выделял условия «существенные» (их согласование необходимо для признания договора заключенным), «императивные» (сформированные для данного договора императивной нормой закона и вследствие этого подлежащие обязательному включению в договор, при этом независимо от воли сторон), «обычные» (те, которые установлены диапозитивными нормами), «предписываемые» (условия, которые должны согласовываться сторонами в соответствии с содержащимися в законе основаниями, но, однако, не должны ставить вывод о совершении договора в зависимость от того, включено ли в него указанное предписание), «случайные» (те, которые представляют собой соглашения по вопросам, вообще не урегулированным правовыми нормами либо согласованным в отступление от общих правил, содержащихся в диспозитивных нормах) и, наконец, «обычные» (устанавливаемые диспозитивными нормами, которые регулируют данный вид отношений). В описываемом варианте также, полагаем, отсутствует единый критерий классификации: в одних случаях эту роль выполняет «обязательность» и «достаточность», в других -характер норм, предусматривающих соответствующее условие, а в-третьих (применительно к «предписываемым условиям») вообще остается неясным, в чем, собственно, состоит их значение. Имея в виду, что, с одной стороны, включение таких условий признается обязательным и их ненадлежащее использование должно рассматриваться как нарушение закона, а с другой -в то же самое время объявляется, что при отступлении от них договор все же будет признан заключенным и все содержащиеся в нем условия действительными. В результате предлагается считать обязательным такое требование, нарушение которого заведомо никаких последствий при его нарушении не повлечет.

Правовая регламентация вопросов, связанных с составом и даже самим понятием существенных условий, в Гражданских кодексах Российской Федерации не вполне совпадала. Так, в ГК 22 ст. i30 предусматривала:

«Существенными во всяком случае признаются предмет договора, цена,

срок, а также все те пункты, относительно коих, по предварительному заявлению одной из сторон, должно быть достигнуто соглашение»-

Гражданский кодекс 1964 г. (ст. 160) назвал существенными условия (они именовались в нем, как и в ГК22, «пунктами»), которые признаны такими по закону или необходимы для договоров данного вида, а также все те пункты, относительно которых по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто соглашение. Приведенная норма была оставлена без изменений в Основах гражданского законодательства 1991 г.

Позиция ГК 22, выделявшего особо три признанных безусловно существенными условия – предмет, цену и срок, вызывала в свое время серьезные сомнения в литературе. Так, И.Б. Новицкий писал: «Этот перечень существенных в силу закона пунктов договора не имеет такого значения, что все эти пункты (предмет, цена и срок) непременно должны быть в каждом

договоре»1.

О.С. Иоффе еще ранее высказал аналогичное сомнение относительно

того, что цена и срок, указанные в ст. 130 ГК в качестве существенных условий, действительно являются таковыми во всех договорах2.

Отмеченное обстоятельство было учтено при создании ГК64. Статья 160 этого Кодекса, как видно из приведенного выше ее содержания, не выделяла особо никаких существенных условий конкретно, ограничиваясь указанием признаков, при наличии которых условие становилось существенным. В частности, в ней не были упомянуты ни предмет, ни определенная цена, ни определенный срок. Что касается условия о сроке, то вопрос о признании его для всех случаев существенным уже тогда отпал. Объяснялось это самой природой данного условия. Правило, в силу которого при отсутствии существенного условия договор признается незаключенным, предполагает, что соответствующее условие не может быть изменено ни императивной, ни диспозитивной нормой законодательства, ни путем толкования самого договора. Из этого, в частности, следует от противного, что, если диспозитивная норма закона перекрывает все возможные варианты решения соответствующего вопроса, его согласование сторонами не должно рассматриваться как непременное требование для признания договора заключенным. Именно так произошло с условием о сроке в ГК 1964 г. В нем содержится статья, весьма симптоматично названная «неопределенность срока исполнения обязательства», которая устанавливала, каким должно быть признано условие о сроке, если сами стороны не согласовали иное (ст. 172 ГК64 г.).

' Новицкий Н.Б„ ЛунцЛ.А. Указ. соч. С. 143. 2 См.: Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций: Общая часть. Право

собственности. Общее учение об обязательствах. Л., 1949. С. 387.

Новый ГК пошел далее по тому же пути. Прежде всего он изменил по существу норму, посвященную условию о сроке. Согласно п, 2 ст. 314 ГК, в случаях, когда обязательство не предусматривает срока его исполнения и не содержит условий, позволяющих определить этот срок, оно должно быть исполнено в разумный срок после возникновения обязательства.

Аналогичным образом, но уже впервые новый ГК поступил с условием о цене. Пункт 3 ст. 424 установил, что в случаях, когда в возмездием договоре цена не предусмотрена и не может быть определена исходя из условий договора, исполнение договора должно быть оплачено по цене, которая при сравнимых обстоятельствах обычно взимается за аналогичные товары, работы или услуги. Тем самым не должно считаться существенным, с точки зрения нового ГК, условие не только о сроке, но и о цене, поскольку и в данном случае есть запасной выход, охватывающий для соответствующего условия все возможные варианты (имеется в виду приведенная норма Кодекса).

Наряду с чисто субъективным критерием (существенными признаются все те условия, относительно которых по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто согласие) ст. 432 ГК использует четыре признака, каждый из которых достаточен для того, чтобы считать соответствующее условие существенным.

Один из них определен в самой этой статье: как уже отмечалось, для любого договора существенным является условие о его предмете. Другой признак – существенным признается условие, которое названо таковым в законе или в иных правовых актах. Третий – условие, которое необходимо для договоров данного вида, а четвертый рассматривает как существенные все необходимые для данного договора условия. Таким образом, например, указание на круг существенных (обязательных) условий в какой-либо главе второй части Кодекса или в специальных правовых актах, посвященных соответствующему типу (виду) договоров, является возможным, но не обязательным.

Выделение среди существенных условий, которые необходимы для данного вида (типа) договоров, приобретает особое значение, когда речь идет о непоименованных договорах, т.е. таких, которые заведомо отличаются отсутствием для них специального законодательного регулирования, а значит, и установления перечня отражающих специфику этого типа (вида) договоров обязательных условий.

Приведенные положения позволяют сделать вывод, что применительно к договорным моделям, не предусмотренным ГК или другими правовыми актами, существенными должны признаваться только предмет', уело-

Следует отметить, что С.Н. Ландкоф еще в период действия первого из Кодексов признавал предмет единственным по-настоящему существенным условием догово-

вия, являющиеся необходимыми для данного договора, а также те, относительно которых по требованию одной и сторон должно быть достигнуто соглашение. И только для выделенных в Кодексе (другом правовом акте) договоров действует в полном объеме его статья 432 с ее четырьмя группами существенных условий. Таким образом, различие состоит в том, что для не предусмотренных в ГК или другом правовом акте договоров не действу-iCT правило о признании существенными для них условий, расцениваемых ^'соответствующим образом законом или иными правовыми актами'.

P.O. Халфина и О.А. Красавчиков были в числе тех авторов, которые высказали весьма оригинальные, хотя и не бесспорные взгляды по вопросам, связанным с представлением о способах выделения существенных условий и их значении.

• Так, по мнению P.O. Халфиной, «закон дает обязательный, но не исчерпывающий, а примерный перечень условий, относительно которых должно быть достигнуто соглашение сторон»2. Между тем точно так жеу как и ГК 22, который имела в виду P.O. Халфина, ныне действующий Кодекс в соответствующей статье содержит, помимо отсылок к воле сторон;

четко обозначенный перечень прямо названных им условий или условий, которые могут быть определены из природы самой модели определенного, договорного типа (вида). Таким образом, есть основания рассматривать соответствующие статьи всех трех кодексов как обязательный для сторон минимум и вместе с тем возможный максимум. Следовательно, не совсем-верным является и указание на то, что «установление круга существенных условий каждого конкретного договора зависит от воли сторон»3. Приведенное указание нуждается в уточнении, особенно после вступления в силу нового ГК, хотя бы потому, что в нем содержатся для многих конкретных договорных типов (видов) достаточно широкий круг абсолютно обязательных условий, которые необходимо согласовать. И все это наряду с обязательным набором условий, содержащихся в самой ст. 432 ГК.

3. Приве-

Обязательность отдельных договорных условий может служить, в частности, гарантией защиты интересов слабой стороны. В качестве примера можно указать на п. 2 ст. 587 ГК, который называет в числе существенных условия договора о передаче под выплату ренты денежной суммы или ино^

ров. При этом он ссылался на то, что из трех названных в ст. 130 ГК «существенными условий – о предмете, цене и сроке, по крайней мере, два – цена и срок могут и отсутствовать в договоре» {Ландкоф С.Н. Основи цив1льного права. С. 177). ' При окончательном редактировании части первой действующего Гражданского кодекса вкралась неточность в часть вторую пункта i ст. 432: написано «или необходимые», а следует читать «или необходимы».

2 Халфина P.O. Указ. соч. ст. 202.

3 Там же.;

го движимого имущества, необходимость для плательщика ренты предоставить обеспечение исполнения его обязательства или застраховать в пользу получателя ренты риск ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение перед ним обязательства.

Гарантии интересов кредиторов и общества также находят отражение во многих статьях нового ГК (примером могут служить нормы, определяющие отдельные условия учредительных договоров – п. 2 ст. 52, п. 2 ст. 70, п. 2 ст. 83, п. 2 ст. 89, п. 2 ст. 122).

Во всех случаях, если только речь не идет о необходимости защитить интересы одной из сторон договора либо общества в целом, включение того или иного условия в состав существенных направлено на то. чтобы создать гарантии определенности взаимоотношений сторон, в чем непосредственно заинтересован гражданский оборот.

О.А. Красавчиков, деля все возможные условия договора на существенные и несущественные, относил к числу первых «те договорные условия, которые имеют юридическое значение, т.е. влияют на формирование и существо правоотношения, возникающего из соответствующего договора»'. В этот круг он, в частности, включал условия относительно участников правоотношения, его предмета и цены последнего, времени и способах исполнения договорного обязательства.

Представляется, что указанным автором признаком в действительности обладают любые условия, включенные в договор. Тем самым с его же позиции не остается места для одновременного выделения условий «несущественных». Кроме того, вряд ли можно считать договорным «условие относительно участников», ибо в принципе невозможно соглашение сторон о том, кто именно из них будет участником. Круг участников должен быть определен до начала согласования условий, и в само соглашение он, очевидно не входит. Состав участников безусловно должен быть предусмотрен в договоре, но это не означает, что в данном случае речь идет о договорном условии, подобно тому, как не могут считаться им такие реквизиты логово-' ра, как место или время его подписания.

Особый интерес в этом смысле представляет позиция Венской конвенции о международной купле-продаже товаров и, в частности, ее ст. 19. Указанная статья, посвященная акцепту, содержит три весьма важных положения. Прежде всего в ней указано на то, что ответ на оферту, который имеет целью служить акцептом, но содержит дополнения, ограничения или иные изменения, должен признаваться отклонением оферты и представлять собой встречную оферту. Затем соответствующее положение конкретизируется: «Однако ответ на оферту, который имеет целью служить акцептом, но содержит дополнительные или отличные условия, не меняющие суще-

Советское гражданское право. Т, I, 1968. С. 19.

ственно условия оферты, является акцептом, если только оферент без неоправданной задержки не возразит против этих расхождений или не направит уведомления об этом. Если он этого не сделает, то условиями договора будут являться условия оферты с изменениями, содержащимися в акцепте». Наконец, статью завершает весьма важное указание на то, что «дополнительные или отличные условия в отношении, среди прочих, цены, платежа, качества и количества товара, места и срока поставки, объема ответственности одной из сторон перед другой или разрешения споров считаются существенно изменяющими условия оферты»'.

Смысл приведенной статьи состоит, очевидно, в признании существенным любого предложенного адресатом оферты условия. Что же касается выделения «существенных дополнений, ограничений или отличных условий», это связано лишь с тем, какое значение будет придаваться молчанию оферента. Имеется в виду, очевидно, что для несущественных дополнений и расхождений в направленном оференту сообщении оно означает согласие со встречной офертой, а для несущественных молчание – несогласие. При' этом круг «дополнительных или отличных условий», о которых идет речь, строго ограничен.

Интерес представляет собой одно из рассмотренных ВТАК дел, которое описано в Комментарии к Венской конвенции. Организация требовала от иностранной фирмы возмещения убытков, связанных с непринятием фирмой товара по договору, который, полагал истец, был между ними заключен. Арбитраж отказал в иске, признав, что между сторонами договор в действительности не состоялся. При этом подчеркивалось, что истец направил ответчику оферту, которая содержала все существенные условия договора. В ответ на нее фирма подтверждала согласие на оферту, но указала на два дополнительных пункта. Между тем истец никак не реагировал на письмо ответчика. Автор комментария (М.Г. Розенберг) привел соответствующее дело в подтверждение понимания ст. 19 Венской конвенции2.

В ГК и других правовых актах нет подобного разграничения. Однако основной признак сохраняет свое значение: условие, которое указано в оферте или в ответе на нее и представляет встречную оферту, признается существенным.

По этой причине, в частности, когда в соответствии со ст. 455 ГК при заключении договора в обязательном порядке адресат оферты составляет протокол разногласий, то договор считается заключенным только при условии, если от оферента в соответствии с этой статьей в 30-дневный срок

' Аналогичное положение о дополнительных условиях, «не меняющих существенно оферты», включено и в Принципы международных коммерческих договоров (ст. 2. П )-•' См.: Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров;

Комментарий. С. 62.

поступило извещение о согласии. А это означает, что все записанные в протоколе разногласия представляют собой условие существенное.

На наш взгляд, невозможно устанавливать цель выделения существенных условий за пределами общепризнанного – того, что они являются необходимыми и достаточными для достижения соглашения, и в зависимости от цели определять значимость соответствующих условий. Этот упрек можно было адресовать, например, Ф.И. Гавзе, который полагал обязательным относить к существенным условиям все, что конкретизирует предмет договора, другие пункты, которые важны для установления природы договора например цену по договорам возмездным, указание на безвозмездность для безвозмездных договоров и все остальные пункты, без согласия по которым должник не может приступить к исполнению обязательств'. Все то, о чем писал автор, должно быть адресовано исключительно тем, кто создает нормы, но не тем, кто их применяет. Для этих последних указанное выделение отдельных условий по признаку их значимости роли не играет.

Согласование существенных условий означает, что договор заключен. Отсюда от противного следует, что при отсутствии согласия хотя бы по одному из таких условий указанная цель не будет достигнута. В связи с отмеченным возникает необходимость определить, что представляет собой «незаключенный договор» и в каком соотношении он находится с конструкцией «недействительный договор». Или, что по сути дела одно и то же, каково соотношение «несостоявшейся сделки» со сделкой «недействительной»?

Указанный вопрос подвергся рассмотрению в основном в работах В.П. Шахматова и Н.В. Рабинович. Выводы, к которым пришел каждый из авторов, оказались прямо противоположными. Так, Н.В. Рабинович положила в основу указанного разграничения последствия тех и других сделок (договоров), имея в виду, что при несостоявшейся сделке ими служат обязательства из неосновательного обогащения, а при недействительной – те специальные последствия, которые установлены законом применительно к признанию сделок (договоров) недействительными по тому или иному основанию, указанному в ГК2. При этом к «несостоявшимся» отнесены сделки (договоры), совершенные при отсутствии указанного в законе фактического состава (1), при неопределенности воли (2), при отсутствии в соглашении существенного условия (3) и при воздействии на волю участников, когда он полностью лишен воли (4).

В.П, Шахматов, подвергнув критике взгляды Н.В. Рабинович, пришел к выводу, что деление на «незаключенные» и «недействительные» сделки (договоры) не имеет практического значения, поскольку последствия ис"

См.: Гавзе Ф.И. Указ. соч. С. 116, 2 См.: Рабинович Н.В. Указ. соч. С. 21.

полнения «незаконных сделок» все равно определяются по правилам, установленным для недействительных сделок. При этом автор ссылался на действовавшую в то время ст. 48 ГК 64, которая предусматривала, что сделки, не соответствующие закону, недействительны и в подобных случаях наступает, если иное не предусмотрено в законе, двусторонняя реституция'.

Если иметь в виду «несостоявшиеся сделки (договоры)», то оценка, которую дала им Н.В. Рабинович, представляется единственно правильной. Во-первых, для оспаривания юридического действия подобного договора нет необходимости прибегать к правилам о недействительности сделок. Если стороны не согласовали какого-либо из числа существенных условий договора, это будет означать, что отсутствует соответствующий юридический факт (договор-сделка), а значит, не возникают последствия этого факта (договор-правоотношение). Во-вторых, отождествление «несостоявшихся» договоров с недействительными представляется весьма спорным и по существу. Так. несостоявшийся договор («незаключенный договор») – это всегда «ничто», а недействительный – может быть «нечто», имея в виду те специальные последствия, которые указаны в законе на этот счет.

Воспользовавшись для незаключенных договоров конструкцией неосновательного обогащения можно удовлетворить интересы сторон и не прибегая к правилам о недействительности сделок. Имеется в виду не сам вопрос о том, заключен ли договор, а то, что с этим связано, т.е. применение соответствующих последствий.

Различия в выводах, которые следуют из этих двух взглядов, можно проиллюстрировать на таком примере: договор по своему содержанию противоречит закону (например, правилам о валютных операциях); однако при заключении договора не было согласовано условие о его предмете. С позиций Н.В. Рабинович никаких санкций не наступает. В то же время, с точки зрения В.П. Шахматова, должно последовать взыскание в доход государства всего, что получено или должно быть получено по несостоявшейся сделке.

Интерес представляет ст. 339 ГК. В ее п. 1 предусмотрен перечень условий, которые должны быть указаны в договоре о залоге (предмет залога, его оценка, существо, размер и срок исполнения обязательства, обеспечиваемого залогом). В то же время в п. 2 и 3 той же статьи содержится указание на необходимость соответственно соблюдать правила о форме и регистрации договора. Кроме того, п. 4 ст. 399 ГК посвящен недействительности соответствующих договоров. В нем специально обозначено, что указанное последствие наступает только при нарушении требований о форме и регистрации договора. Следовательно, нарушение правила об обязательном

См.: Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия. С.90-92.

составе условий договора его недействительность влечь не может. Именно такое понимание сущности соответствующей статьи выражено применительно к одному из типов договоров в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8. В нем подчеркнуто, что «если сторонами не достигнуто соглашения хотя бы по одному из названных (имеется в виду названных в п. 1 ст. 339 ГК. – Авт.) условий либо соответствующие условия в договоре отсутствуют договор о залоге не может считаться заключенным (выделено нами. -

Авт.)^.

В специальных нормах ГК об отдельных видах договоров чаще всего

отсутствие существенного условия прямо оценивается как признание договора незаключенным. Имеются в виду п. 3 ст. 607 ГК («Объект аренды»), п. 2 ст. 465 («Количество товара»), ст. 554 ГК («Определение предмета в договоре продажи недвижимости») и др.

В литературе нет устойчивой точки зрения по этому вопросу. Достаточно указать на то. что в одной и той же книге («Общее учение об обязательстве») в разделе, написанном одним и тем же автором (И.Б. Новицким), отсутствие существенного условия рассматривается в одном случае как «недействительность договора», а в другом – как «несостоявшийся договор»2.

Различие в понятиях «незаключенные» и «недействительные» договоры можно проследить на примере формы договора применительно к ситуациям, когда она устанавливается в силу специального соглашения сторон. Представляет интерес сопоставление позиций Принципов международных коммерческих договоров и ГК.

В ст. 2.13 Принципов специально предусмотрен случай, когда одна из сторон потребовала соблюсти особую форму договора. Эта ситуация влечет за собой такие же последствия, как и любое другое заявленное в ходе заключения договора требование одной из сторон: при отсутствии по соответствующему вопросу соглашения между сторонами, а равно в случае, если достигнутое соглашение не будет соблюдено, договор считается незаключенным.

Аналогичной статьи в ГК нет. Однако требования стороны о форме договора, более жесткие, чем установленные законом, вполне укладываются в рамки тех, которые в соответствии со ст. 432 ГК по заявлению стороны должны быть согласованы под страхом признания договора незаключенным. Такой вывод соответствует ст. 434 ГК, которая четко разграничивает два возможных случая: при одпом форма сделки не отвечает требованиям закона, а при втором – требованиям, определенным соглашением сторон.

' См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1990. № 9. С, 15. 2 Новицкий И.Б.. Луни Л.А. Указ. соч. С. 148 и 149.

При этом в обоих случаях, как вытекает из приведенной статьи, договор считается заключенным только после придания ему соответствующей формы, Иначе говоря, при несоблюдении формы независимо от того, предусмотрена ли она законом или самими сторонами, договор признается незаключенным.

В то же самое время иным будет решение, если обратиться к статьям главы «Сделки». В частности, в них предусмотрено, что нотариальное удостоверение сделок возможно как в случаях, указанных в законе, так и в тех случаях, когда это предусмотрено соглашением, хотя бы по закону для сделок данного вида эта форма не требовалась (ст. 163 ГК). И, как следует из п. 1 ст. 165 ГК, всегда, когда не соблюдена нотариальная форма (не имеет значения, установлена ли обязательность такой формы законом или соглашением), сделка признается недействительной, более того – ничтожной. Аналогичная ситуация имеет место в случаях, когда в законе или договоре предусмотрена и обязательность простой письменной формы сделки, и недействительность сделки как последствие нарушения этого требования (п. 2 ст. !62 ГК),

Таким образом, создается определенная коллизия норм о последствиях' ситуации, при которой сделка вопреки требованиям закона или соглашению сторон не была удостоверена у нотариуса (или требующая непременно простой письменной формы была совершена устно). Соответствующая коллизия имеет прежде всего то значение, что, если сделку при указанных обстоятельствах признают недействительной, ее последствия будут определяться в соответствии со ст. 167 ГК, а при признании сделки незаключенной – по нормам гл. 60 ГК. При этом в силу ст. 1103 ГК к случаям воз-. врата исполненного по недействительной сделке нормы главы о неоснова-':

тельном обогащении могут применяться только субсидиарно'.

Еще более значимым является вопрос о возможности применения к сделкам, нарушающим предусмотренную сторонами форму, п. 2 ст. 165 ГК, который позволяет при определенных условиях «исцелять» сделки, совершенные с нарушением формы2. Последовательно придерживаясь принципа– неисполнение требований о форме, определенной соглашением сторон,

В этом проявляется, в частности, одна из основных особенностей обязательств из, неосновательного обогащения по новому ГК – их универсальный характер (см. об этом: Маковский А.Л. Обязательства из неосновательного обогащения // Гражданский кодекс Российской Федерации, часть вторая. Текст. Комментарий. Алфавитно-предметный указатель. М., 1996. С. 597 и ел.).

В силу п. 2 ст, 165 ГК, если одна из сторон полностью или частично исполнила сделку, которая требует нотариального удостоверения, а другая сторона уклоняется от этого, суд вправе по требованию того из контрагентов, который исполнил сделку, признать ее действительной. В указанном случае нотариальное удостоверение сделки не требуется,

означает незаключение сделки, на поставленный вопрос следует дать отрицательный ответ. Тем самым п. 1 ст. 165 ГК должен применяться, очевидно только в случаях, когда нарушено требование о форме, которое содержится в законе или ином правовом акте. Речь идет, таким образом, об одном из вариантов ограничительного применения нормы.

Для условий, прямо названных в ГК, иных законах и других правовых актах существенными, отпадают какие бы то ни было сомнения в необходимости их согласования, имея в виду, что без этого договор не может считаться заключенным. Примером могут служить п. 1 ст, 489 ГК («Оплата товара в рассрочку»), п. 2 ст. 429 ГК («Предварительный договор»), п. 2 ст. 587 ГК («Обеспечение выплаты ренты»), п. 1 ст. 558 ГК («Особенности продажи жилых помещений»), п. 1 ст. 654 («Размер арендной платы»).

Из других актов с аналогичной редакцией соответствующей статьи можно указать на Временное положение о депозитарных операциях банков в Российской Федерации, которое содержит перечень, состоящий из восьми условий, прямо названных существенными'.

В некоторых случаях термин «существенные условия» указан в назва^ нии статьи, и, если считать, что название это тоже часть включенных в статью норм2, есть основания признать соответствующие условия существенными, Примером могут служить п. 1 ст, 1016 ГК («Существенные условия договора доверительного управления имуществом») и ст. 942 ГК («Существенные условия договора страхования»).

Ряд норм ГК, иных законов и других правовых актов ограничивается указанием на необходимость включать в тот или иной договор определенный круг условий. Это относится, в частности, к условиям учредительных договоров при создании юридических лиц, построенных на началах членства (п. 2 ст. 52 ГК), специально применительно к учредительным договорам полного товарищества (п. 2 ст. 70 ГК), товарищества на вере (п. 2 ст- 83 ГК), к условиям договора пожизненного содержания с иждивением (п, 2 ст. 602 ГК) или государственного контракта на выполнение работ (п. 1 ст. 766 ГК). В подобных случаях отсутствие соответствующего условия в договоре не всегда влечет за собой признание его незаключенным, если только оно не должно считаться необходимым для данного конкретного договора или одна из сторон настаивает на его принятии. При возникнове-

См.: Банковский бюллетень. 1995. № 2,

2 ГК не содержит нормы, аналогичной включенной в ст. 1-109 Единообразного торгового кодекса США: «Заголовки статей являются частью настоящего Закона». При отсутствии такого указания в ГК в случае, если будет обнаружено определенное расхождение между названием и содержанием соответствующей статьи, очевидно, приоритет должен быть отдан самой статье по отношению к ее названию. Однако в приведенном в тексте случае коллизия, о которой идет речь, отсутствует.

,-Тнии спора относительно значения такого условия, которое входит в перечень подлежащих согласованию, но не названных прямо существенными условий, оценку дает суд. При этом он исходит из презумпции: соответствующие условия являются существенными.

Наконец, есть и еще один вариант, при котором определенные условия прямо не называются существенными, но зато в самой норме вслед за обязательностью включения ее в договор воспроизводятся общие положения о последствиях недостижения согласия между сторонами по таким условиям. Так, установлена необходимость конкретизировать объекты в договоре аренды с тем, что в противном случае это условие признается несогласованным, а соответствующий договор не считается заключенным (п., 3 ст. 607 ГК). Точно так же договор о продаже товаров в кредит с условием о просрочке платежа признается заключенным, если в нем наряду с другими существенными условиями купли-продажи указаны цена товара, порядок, сроки и размеры платежей (п. 1 ст. 489 ГК), а договор продажи недвижимости не будет признаваться заключенным при отсутствии данных, которые позволяют определенно установить расположение недвижимости, в том числе на соответствующем земельном участке либо в составе другого недвижимого имущества (ст. 554 ГК). Во всех таких случаях отнесение соответствующих условий к числу существенных не вызывает сомнений.

Включенное в п. 1 ст. 432 ГК указание на то, что к существенным относятся такие условия, которые необходимы для договоров данного вида, адресовано не только сторонам, но и самому законодателю. Речь идет о том, что в целях внесения определенности во взаимоотношения сторон ГК, другие законы, иные правовые акты при определении перечня обязательных для сторон условий учитывают специфику соответствующего типа (вида) договоров.

Так, в число обязательных к согласованию и тем самым существенных условий в договоре о купле-продаже товаров в рассрочку включены, наряду с другими, цена товара, порядок, сроки и размер платежей (п. 1 ст. 489 ГК), государственного контракта на выполнение подрядных работ для государственных нужд – объем и стоимость подлежащей выполнению работы, сроки ее начала и окончания, размер и порядок финансирования и оплаты работ, способы обеспечения исполнения обязательств (п. 1 ст. 766 ГК). Условия, содержащие указание имущества или иной имущественный интерес, который составляет объект страхования, страхового случая, размера страховой суммы, сроков действия, – все они обязательны и соответственно являются существенными применительно к договору имущественного страхования, а указание застрахованного лица, страхового случая, размера страховой суммы и срока действия договора является существенным для договора личного страхования (ст. 942 ГК).

Всякий раз, когда стороны заключают договор, они определяют, во-пеовых о чем им предстоит договариваться и, во-вторых, какими должны быть условия договора. Однако формулирование условий договора одновременно подчиняется действию принятых законодателем норм. При этом пределы такой подчиненности зависят от характера и от содержания нормы.

Прямое воздействие на договор оказывают лишь императивные нормы. Такое воздействие происходит независимо от воли сторон. Более того, как уже неоднократно отмечалось, согласованная воля сторон, которая расходится с императивной нормой, порочна, а значит, при коллизии договорного условия с такой нормой абсолютным приоритетом обладает последняя. Иное дело диспозитивная норма. Поскольку она носит «запасной характер», включение в договор отличного от нее условия требует согласования воли сторон. Отказ от диспозитивной нормы может принимать только одну форму: зафиксированные в законе или ином правовом акте в виде диспозитивной нормы правила заменяются другими, включенными в договор. Имеется в виду, что, если та или иная норма является диспозитивной, стороны по общему правилу вправе вообще исключить действие соответствующего положения, кроме случаев, когда это последнее по своему характеру относится к числу существенных. Кроме того, норма не действует и тогда, когда она привязана к какому-либо условию договора, которое может в нем и отсутствовать. Такая норма, которая тем самым является факультативной, содержится в п. 2 ст. 471 ГК – об установлении гарантии качества товара в договоре купли-продажи.

Гражданско-правовой договор возникает по поводу передачи вещей, выполнения работ или оказания услуг. При любом из этих трех вариантов суть договора можно, по общему правилу, свести к определению четырех параметров, каждый из которых отвечает соответственно на один из следующих вопросов: что, сколько, когда и каким образом?

Условие о предмете – единственное абсолютным образом отнесенное в ГК к существенным договорное условие, призванное дать ответ на первых два вопроса.

В широком смысле слова предмет охватывает весь набор показателей того, по поводу чего заключен договор. Сюда входят данные о предмете, как таковом, включая количество, качество и цену передаваемых товаров, выполняемых работ и оказываемых услуг.

Однако применительно к составу существенных условий понятие предмета договора значительно сужается. Так, когда ГК 22 отнес к числу существенных условий договора «предмет, цену и срок», тем самым цена вместе со сроком оказалась за пределами предмета. В действующем ГК особо выделены условие о цене в ст. 424, помещенной в подраздел 2 «Общие положения о договоре», а также условие о качестве, но лишь примени-

тельно к отдельным видам договоров (имеются в виду соответствующие статьи глав о купле-продаже, подряде, финансовой аренде, товарном кредите и др.).

Необходимость включать в договор условие о количестве обосновывается весьма элементарным соображением: без этого условия договор становится «ни о чем». Может показаться, что именно такая ситуация складывается в договоре на энергоснабжение, поскольку в силу п. 3 ст. 541 ГК при выступлении в роли потребителя энергии, передаваемой через присоединенную сеть (абонента), гражданина, поскольку он вправе использовать энергию в количестве, которое для него необходимо. К тому же, как позволяет сделать вывод соответствующая норма, сам гражданин определяет количество потребной ему энергии.

Однако, в действительности, и в указанном договоре тоже присутствует условие о количестве. Все дело лишь в том, что оно определяется фактически используемым объемом. Здесь может быть проведена аналогия с обязательствами до востребования, при которых срок в обязательстве присутствует, но он будет конкретизирован впоследствии с тем, что право его определения заведомо принадлежит одной из сторон – кредитору. В договоре на энергоснабжение применительно к количеству в этой роли выступает потребитель – такой же кредитор в обязательстве подавать энергию.

Как уже отмечалось, в самом элементарном виде предмет выражается в формуле «чего и сколько». Однако в ряде случаев законодатель признает это недостаточным, дополняя приведенную двучленную формулу и другими данными. Например, в ст. 467 ГК говорится об ассортименте товаров, а в ст. 479 ГК – об их комплектности (в том и другом случае имеется в виду договор купли-продажи).

В договоре дарения указание конкретного предмета имеет двойное значение. Прежде всего, из п. 2 ст. 572 ГК вытекает, что оно является существенным условием и без него договор дарения должен считаться незаключенным. Вместе с тем договор, в который вместо указания соответствующего предмета включено обещание подарить все свое имущество или его часть, признается ничтожным, поскольку такое условие включать запрещено в силу той же ст, 572 ГК. Помимо прочего появление соответствующей статьи объясняется тем, что в противном случае предмет договора и сам договор становятся неопределенными.

Наиболее скупым образом условие о предмете выражено применительно к купле-продаже в п. 3 ст. 455 ГК: наименование и количество товара. В некоторых случаях для предмета договора используется описательная формула. Так, в п. 3 ст. 607 ГК предусмотрена необходимость включать в договор аренды данные, позволяющие определенно установить подлежащее передаче имущество. Возможны случаи, когда для индивидуализации

предмета используется такой показатель, как его стоимость (с№ п. 3 ст. 919 ГК – для договоров, заключаемых с ломбардом).

В договоре бытового заказа предмет обязательства заказчика представлять свой материал конкретизируется точным наименованием, описанием и ценой материала (ст. 734 ГК); при продаже предприятия предусматриваются его состав и стоимость, определяемые на основе инвентаризации

(п. I ст. 561 ГК).

Что же касается самого характера предмета договора, то в этой роли могут быть названы «имущество» (п. 1 ст. 583 ГК), «вещь и имущественное право» (п. 1 ст. 572 ГК), «товары» (п. 1 ст.525 ГК), «недвижимое имущество» (п. 1 ст. 549 ГК), «энергия» (п. 1 ст. 539 ГК), «непременно вещь» (ст. 606 ГК), «непотребляемая вещь» (ст. 666 ГК), «услуга» (п. 1 ст. 779 ГК), «техническая документация» (ст. 758 ГК) и «деньги или другие вещи, определенными родовыми признаками» (п. 1 ст. 807 ГК).

Уже отмечалось, что в отличие от наименования и количества условие о качестве не является само по себе существенным ни как таковое, ни как часть условия о предмете договора. В данном случае имеется в виду, что в силу ст. 309 ГК обязательство должно исполняться надлежащим образом в соответствии с его условиями и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований – в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями. Последние, и именно применительно к одному из основных элементов надлежащего исполнения – качеству, в ряде случаев конкретизируются применительно к отдельным видам договоров. Например, п. 2 ст. 469 ГК предусматривает, что при отсутствии в договоре купли-продажи условия о качестве подлежит поставке товар, пригодный для целей, для которых товар такого рода обычно используется. Однако независимо от наличия соответствующей конкретизации сама ст. 309 ГК содержит тот «запасной» вариант, который позволяет не считать условие о качестве существенным для данного договора. Специальное решение содержится в нормах, посвященных некоторым видам (типам) договоров. Так, применительно к подряду установлено, что качество работы должно отвечать условиям договора;

однако при отсутствии или неполноте условий договора качество должно соответствовать требованиям, которые обычно предъявляются к работам соответствующего рода (п. 1 ст. 721 ГК).

ГК в ряде случаев содержит по вопросу о качестве прямые отсылки к обязательным для сторон требованиям, установленным в нормативном порядке. Такие указания в общем виде содержатся, например, в п. 4 ст. 469 ГК («Качество товара») или в п. 1 ст. 542 ГК («Качество энергии»),

Под установленными в нормативном порядке требованиями подразумеваются международные и национальные стандарты и другие норматив-

ные акты, которые предусмотрены Законом о стандартизации* и другими, изданными в его развитие актами.

Ссылка на нормативные акты о качестве содержится, в частности, в п. 2 ст. 721 ГК: в случаях, когда законом, иными правовыми актами или в установленном ими порядке предусмотрены обязательные требования к работе, которая выполняется по договору подряда, подрядчик, который действовал как предприниматель, должен выполнять работу, соблюдая эти обязательные требования; при этом сторонам разрешено отступать от соответствующих требований только в лучшую сторону. Аналогичная норма включена в п. 4 ст. 469 ГК, посвященный качеству товара в договоре купли-продажи.

Если стороны по требованию одной из них согласовали повышенные по сравнению с обязательными для них требования к качеству – налицо обычное существенное договорное условие. В остальных случаях нормативного регулирования требований к качеству речь идет об императивных нормах, обязательных для сторон независимо от того, будет ли на этот счет достигнуто согласие или нет. Соответственно указанное правило, как уже отмечалось ранее, находится за пределами договора.

Срок – одно из основных договорных условий. Им определяются временные рамки существования самого договора и в этих пределах моменты (периоды), в которые должно состояться исполнение обязательств контрагентами. Срок имеет значение и для однократных действий (например, поставки одной партии товаров), и для действий многократных (ежемесячные поставки). Последний вариант играет особую роль при организации взаимоотношений различных органов транспорта для предоставления в течение достаточно длительного периода взаимных услуг, а равно при длящихся поставках. Характерны в этом смысле указания, содержащиеся в Законе «О государственном регулировании в области добычи и использования угля, об особенностях социальной защиты работников угольной промышленности»2: в целях обеспечения стабильности функционирования организаций по добыче (переработке) угля предусмотрено, что потребите-ли угля заключают с такого рода организациями долгосрочные договоры поставки угля и (или) продукции его переработки. При этом особо установлена необходимость соблюдения в этих случаях требований Гражданского кодекса.

Глава 11 ГК, посвященная срокам в гражданском праве, различает сроки, определенные календарной датой, во-первых, и истечением периода времени, во-вторых. К последним отнесены периоды, исчисляемые годами,

Имеется в виду Закон Российской Федерации от 10 июня 1993 г. «О стандартизации» (см.: Ведомости Российской Федерации. 1993. № 23. Ст. 917). 2 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 26. Ст. 3033.

месяцами, неделями, днями или часами. Правда, специальные нормы этой главы посвящены только срокам, выраженным в годах, месяцах, неделях, днях. Порядок исчисления сроков в часах в ней не выделен, хотя в ряде случаев такой вопрос возникает1. Однако принцип, лежащий в основе порядка исчисления других периодических сроков, позволяет сделать вывод, что срок, выражаемый в часах, истекает в последнюю минуту часа.

В силу п. 1 ст. 425 ГК договор вступает в действие и становится обязательным для сторон в виде общего правила с момента его заключения. Соответственно, например, для консенсуального договора купли-продажи им будет момент, в который достигнуто в надлежащей форме соглашение по всем существенным условиям продавца с покупателем, а для реального договора займа – момент передачи на основе достигнутого соглашения денег или другой, определяемой родовыми признаками вещи.

Однако п. 2 ст. 425 ГК допускает установление сторонами иного, – того, что условия договора будут применяться к отношениям, которые сложились до заключения договора. Примером может служить реальный договор страхования. Включенная в п. 1 ст. 957 ГК норма, в силу которой этот договор вступает в действие с момента уплаты страховой премии или первого ее взноса, носит диапозитивный характер. Соответственно допускается возможность установления в договоре иного: его действие начинается ранее того, что в этом договоре составляет «передачу вещи». Это означает, что страхование может распространяться-эда страховые случаи, которые произошли и ранее заключения договора.

Специальные правила могут касаться и момента начала действия договора. Так, например, в договоре энергоснабжения, в котором потребитель -гражданин, признание договора заключенным и тем самым вступившим в действие увязывается с моментом первого фактического подключения абонента в установленном порядке к присоединенной сети (ст. 540 ГК).

Наряду с моментом начала действия договора специальные правовые последствия влечет прекращение его действия. В самом общем виде оно вызывает прекращение прав и обязанностей сторон. Это означает, что с указанного момента могут возникнуть только новые права и обязанности между сторонами: поставщик, принявший на себя обязательство поставлять в течение определенного периода товары, с прекращением договора может и должен прекратить поставку. Точно так же комиссионер, агент или поверенный прекращают оказание услуг соответственно комитенту, доверите-•лю, принципалу. Однако во всех таких случаях прекращение действия до-

Так, например, ст. 28 Закона «О защите прав потребителей» (Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 3. Ст. 140) предусматривает возможность взыскания неустойки на случай просрочки выполнения работ с исчислением ее в

часах.

говора само по себе не затрагивает действительности других, ранее возникших прав и обязанностей сторон. У таких прав и обязанностей своя собственная судьба. Имеется в виду, что договор может быть прекращен, но ранее возникшее обязательство продолжает существовать: покупатель обязан оплатить поставленные в период действия договора товары, а комитент, доверитель и принципал – ранее предоставленные им услуги. Точно так же, если, например, срок действия договора аренды закончился 1 января 1998 г., арендатор утрачивает право на пользование соответствующим имуществом с этого дня. Однако, если он не внес арендную плату за определенный период 1997 г., обязанность оплатить основную сумму этого долга вместе с неустойкой (пеней) сохраняется в полном объеме и после 1 января 1998 г.

Таким образом, ранее возникшее обязательство существует до тех пор, пока оно не будет надлежащим образом исполнено или не наступят другие обстоятельства, которые в силу ст. 409-419 ГК служат основанием прекращения обязательств. По этой причине, когда п. 4 ст. 425 ГК устанавливает ~ окончание срока действия договора не освобождает стороны от ответственности за нарушение обязательства, в основе приведенного положения лежит признание того, что обязательство продолжает действовать, а потому действуют и условия об ответственности за его нарушение. Сохраняют свое действие и способы обеспечения соответствующего обязательства:

неустойка, залог, поручительство и др. Таким образом, прекращение действия договора обращено только в будущее. Это, однако, нисколько не умаляет значимости точного определения соответствующего момента.

Указанному вопросу – моменту прекращения обязательства – посвящен п. 3 ст. 425 ГК. Прежде всего в нем выделен случай, когда договор содержит специальное условие о сроке его действия или в самом договоре (в законе) предусмотрено, что истечение срока договора влечет за собой прекращение обязательства сторон.

Соответствующая норма должна применяться ограничительно. Она имеет в виду случаи, когда речь идет главным образом о длящихся отношениях. Так, например, стороны заключили договор на ежемесячную поставку товара в течение 1998 г. и при этом предусмотрели, что с окончанием этого года обязательства сторон прекращаются. В силу принципа реаль-•ного исполнения обязательств допущенная в одном месяце недопоставка должна восполняться в очередном месяце. Так, до 1 января 1998 г. обязательство поставлять товары прекращается на будущее время, а значит, недопоставки 1998 г. на 1999 г. не переносятся. Тем самым от восполнения в натуре таких недопоставок поставщик освобождается.

Другая ситуация складывается, если в договоре (законе) нет указаний, о которых шла речь, т.е. не определен срок действия договора вообще либо

если он и определен, но все же не предусмотрено, что с его истечением обязательство сторон прекращается. Тогда руководствуются иным правилом: договор признается действующим до определенного в нем момента окончания исполнения обязательств сторонами. Следовательно, если, например, срок исполнения обязательства поставки оборудования – 25 апреля 1998 г. то в соответствующих ситуациях при его нарушении обязанность восполнить недопоставленное вообще не возникает.

Имел место случай, когда был заключен договор на переработку древесины со сроком действия с 1 января 1995 г. по 31 декабря 1995 г. Под воздействием заказчика, использовавшего свое монопольное положение, подрядчик был вынужден в феврале 1996 г. заключить соглашение в форме протокола сторон, которым стоимость услуг, оказанных в 1995 г., в несколько раз увеличили. Между тем в течение этого года расчеты производились по ранее согласованным ценам. Учитывая отмеченное обстоятельство, Арбитражный суд указал на то, что до 31 декабря 1995 г. заказчик полностью рассчитался с подрядчиком и к моменту составления соглашения договорные обязательства в силу их исполнения прекратились. По этой причине было признано, что дополнительное соглашение, относящееся к уже не действовавшему основному обязательству, правовой силы не имеет.

Допускаются обязательства без точного указания в договоре срока их действия. Так происходит с договором хранения, в котором этот срок не указан и не может быть определен исходя из условий договора (п. 2 ст. 889 ГК). Другой пример – договор аренды, заключаемый на неопределенный срок (п. 2 ст. 610 ГК). В подобных случаях обе стороны или по крайней мере одну из них закон наделяет правом расторгнуть договор. При этом сам же закон предусматривает порядок осуществления этого права. Так, например, бессрочный договор аренды может быть расторгнут любой из сторон в любое время с предупреждением за один месяц, а при аренде недвижимого имущества или при бессрочном договоре простого товарищества – за три месяца.

При бессрочном договоре хранения право его расторгнуть предоставлено только одной стороне – поклажедателю, при этом с предупреждением в разумный срок. Придавая большое значение самой свободе сторон расторгнуть в любое время договор с неопределенными сроками действия, ст. 1051 ГК, имея в виду договор простого товарищества, специально предусмотрела запрет заключать соглашения, которые ограничивали бы право стороны на отказ от бессрочного договора.

Свобода сторон в определении срока действия договора ограничивается в ряде случаев законом. Обычно это связано с особенностями соответствующей договорной модели. Имеются в виду случаи, когда она рассчитана на отношения, носящие вторичный характер. По этой причине, например,

установлено, что договор поднайма не может превышать срока договора найма жилого помещения (п. 4 ст. 685 ГК), а срок договора коммерческой субконцессии не может быть более длительным по сравнению с договором коммерческой концессии, на основе которого он заключен (п. 1 ст. 1029).

Гражданский кодекс применительно к отдельным договорам предусматривает необходимость включения в них условия о сроке его действия. При этом иногда срок действия договора прямо именуется существенным условием. Примером могут служить договоры личного и имущественного страхования (п. 1 и 2 ст. 942 ГК), а также договор доверительного управления имуществом (п. 1 ст. 1016 ГК). Однако и в остальных случаях условие о сроке может быть признано существенным, если такой вывод можно сделать из редакции соответствующей нормы или характера договора.

Из всех разновидностей срока, которые имеют значение для договоров, наиболее подробно урегулирован вопрос о сроке исполнения обязательств контрагентами. Ему посвящена ст. 314 ГК. Она исходит из того, что указание срока исполнения в договоре является общим правилом. При этом не имеет значения, было ли такое условие «определенным» или «определимым».

Соответственно установлено, что, если обязательство предусматривает («определенное условие») или позволяет определить («определимое условие») день его исполнения или период времени, в течение которого оно должно быть исполнено, обязательство подлежит исполнению в этот день или соответственно в любой момент в пределах соответствующего периода. Таким образом, если срок подачи судна под погрузку – март, из этого вытекает, что просрочка исполнения начнет исчисляться только с 1 апреля.

Высказанные соображения относительно природы условия о сроке отнюдь не исключают того, что, не являясь по общему правилу существенным, оно может приобрести такое значение не только в случаях, при кото-' рых одна из сторон требует его согласования, но и тогда, когда, как было показано, на этот счет есть прямое указание в главе ГК, ином законе или,-другом правовом акте, посвященном данному виду договоров1.

Подобно тому как это сделано в отношении сроков действия договора, законодатель применительно к некоторым договорам указывает способы определения срока исполнения либо содержит запасной на этот счет вари-

' Указом Президента Российской Федерации от 20 декабря 1994 г. «Об обеспечении правопорядка при осуществлении платежей по обязательствам за поставку товаров (выполнение работ или оказание услуг)» (см.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 32. Ст. 3690) установлена обязательность определения в договоре, который предусматривает поставку товаров (выполнение работ или оказание услуг), сроков исполнения обязательств по расчетам за поставленные по до";

говору товары (работы, услуги).

ант. Так, например, при отсутствии в предварительном договоре срока заключения основного договора, т.е. срока исполнения основного обязательства сторонами, соответствующий срок признается равным одному году с момента заключения предварительного договора (п. 4 ст. 429 ГК). Если в договоре, предусматривающем поставку отдельными партиями, отсутствуют условия о сроках поставки, она должна производиться равномерными партиями помесячно (п. 1 ст. 508 ГК). При отсутствии срока в договоре найма жилого помещения он считается заключенным на пять лет (п. 1 ст. 683 ГК). Плата за жилое помещение должна вноситься ежемесячно в порядке, установленном Жилищным кодексом РФ (п. 3 ст. 682 ГК)1. Если в договоре постоянной ренты отсутствует срок выплаты денег, то им служит окончание календарного квартала, а при пожизненной ренте – окончание каждого календарного месяца (см. соответственно ст. 591 и 598 ГК).

Новый Кодекс, следуя в этом вопросе за ГК22 (ст. 111) и ГК 64 (ст. 172), содержит, как уже отмечалось, общее правило о порядке восполнения отсутствующего условия о сроке. Речь идет о ст. 314 ГК. Содержащееся в ней правило вступает в действие только при условии, что иное не вытекает из закона, иных правовых актов, условий обязательства, обычаев делового оборота или существа обязательства. Законодатель явно стремился таким образом ограничить действие соответствующей специальной нормы.

Примером может служить глава о договоре подряда. Из содержащейся в ней ст. 708 ГК следует, что ст. 314 ГК, которая допускает «исцеление» договоров, в которых отсутствует условие о сроке, на договор подряда не распространяется. Для подряда срок ~ существенное условие, и, если сторонам не удалось достичь соглашения по этому условию, договор признается незаключенным. Приведенное требование касается только двух сроков этого договора – начального и конечного. Сторонам предоставляется возможность включать в договор также и промежуточные сроки (сроки завершения отдельных этапов работ), но, если соглашения по этому вопросу не достигнуто и ни одна из сторон на включении этого условия в договор не настаивала, договор будет считаться заключенным, но уже без промежуточного срока. Таким образом, и на промежуточные сроки в этом договоре ст. 314 ГК не распространяется.

Суть ст. 314 ГК состоит, как уже отмечалось, в том, что договор при отсутствии определенного или определимого срока должен быть исполнен в разумный срок после его возникновения. Если же обязательство не будет выполнено в установленный таким образом срок, а также при обязательстве до востребования исполнение должно последовать в семидневный срок.

В соответствии со ст. 57 Жилищного кодекса в обязанность нанимателя входит внесение квартирной платы ежемесячно не позднее десятого числа следующего за прожитым месяца.

Этот так называемый льготный срок начинает исчисляться со дня окончания разумного срока (при обязательстве до востребования.- с момента предъявления кредитором соответствующего требования).

Примером применения ст. 331 ГК может служить дело о взыскании товариществом с ограниченной ответственностью с коммерческого банка определенной суммы в виде процентов за пользование чужими средствами. Ответчик в своих возражениях ссылался на то, что оплата в действительности была произведена своевременно. В ходе рассмотрения дела установлено, что в соответствии с договором расчеты за выполненные работы следовало производить ежемесячно в трехдневный срок со дня подписания заказчиком акта о приемке произведенных работ. Однако в действительности акты оформлялись без указания даты их составления и подписания. При сложившихся обстоятельствах суд счел возможным руководствоваться п. 2 ст. 314 ГК и соответственно применил правило о необходимости исполнения в разумный срок'.

В отдельных статьях ГК содержатся прямые отсылки к ст. 314 ГК. Они означают необходимость применения правил, указанных в этой статье,. о разумном и о льготном сроках. Имеется в виду, например, п. 1 ст. 457 ГК, который устанавливает, что при отсутствии в договоре купли-продажи срока исполнения продавцом обязанности передать товар и невозможности определить его из договора применению подлежит ст. 314 ГК. Аналогичная отсылка включена в п. 1 ст. 488 ГК («Оплата товара, проданного в кредит»),

Однако возможен и другой вариант, когда соответствующая норма вместо ссылки на ст. 314 ГК ограничивается указанием на применение правила о разумном сроке. Например, из п. 2 ст. 668 ГК следует, что при отсутствии в договоре финансовой аренды срока передачи имущества арендатору такая передача должна состояться в разумный срок.

В связи с этим возникает вопрос о семидневном льготном сроке. На наш взгляд, названные в ГК соответствующие нормы, которые вместо отсылки к ст. 314 включили правило о разумном сроке, могут считаться оправданными только в случае, если можно усмотреть в них волю законодателя к тому, чтобы не распространять правило о семидневном льготном сроке на соответствующие случаи. Иначе такая дифференциация – в одних случаях отсылка к ст. 311 ГК, означающая необходимость и соответственно возможность отсрочки исполнения с учетом льготного срока, а в других -упоминание только о разумном сроке, – становилась бы необъяснимой.

При определении соотношения между указанными двумя сроками -разумном и льготном – необходимо учитывать принципиальное их разли-

' См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. !99б. №4. С. 40-41.

чие. Разумный срок по общему правилу установлен в интересах кредитора, а льготный – должника. Это означает, что подсчет просрочки исполнения ведется только по истечении льготного срока, но исполнить обязательство должник вправе в любой день этого срока, при этом кредитор обязан принять исполнение, переданное в течение указанного срока, под страхом впасть в просрочку.

Срок исполнения служит ограничителем во времени: только с его истечением у кредитора возникает право требовать исполнения, а у должника -обязанность исполнить обязательство. Таким образом, со сроком исполнения связано «созревание» соответствующих прав и обязанностей. Следует иметь в виду, что наряду с обязательством должника совершить определенное действие существует соответствующее ему обязательство кредитора принять исполненное, которое тоже связано со сроком исполнения. Отмеченное обстоятельство должно учитываться применительно к вопросу о досрочном исполнении должником своего обязательства.

По общему правилу соблюдение определенного срока соответствует интересам обоих контрагентов. Имеется в виду, что должник может быть не заинтересован в досрочном исполнении договора по той причине, что он лишен возможности выполнить обязательство. Так бывает, например, если подлежащих поставке товаров и услуг, а равно необходимых для выполнения работ и оказания услуг материалов и оборудования у него еще нет.

Однако возможны случаи, когда в силу различных обстоятельств у должника появляется интерес к тому, чтобы ранее срока совершить соответствующее действие, даже и не всегда в расчете на досрочное получение встречного удовлетворения. И если кредитор согласен принять досрочно исполненное, то достигнутое сторонами таким образом соглашение означает изменение договорного условия о сроке. Следовательно, исполнение обязательства ранее указанного первоначально в договоре срока, признается надлежащим, а нарушение согласованного заново условия делает исполнение ненадлежащим.

Иное дело, если кредитор не заинтересован в досрочном принятии исполненного. Например, банк. который брал ссуду под проценты, при досрочном исполнении утратит этот источник доходов. Если речь идет о поставках товаров, выполнении работ и оказании услуг, их досрочное выполнение может вызвать различного рода трудности у кредитора (например, в связи с необходимостью хранить досрочно поставленное до появления потребности в нем). Неблагоприятные для кредитора последствия досрочного исполнения проявляются, главным образом, в предпринимательских отношениях. В этой связи посвященная досрочному исполнению ст. 315 ГК содержит два разных решения в зависимости от субъектного состава сторон в

договоре. Общее правило строится на презумпции', в силу которой досрочное исполнение не задевает интересов кредитора. В этой связи установлено, что если иное не предусмотрено законом, другими правовыми актами, условиями обязательства либо не вытекает из его существа, досрочное исполнение допустимо. Такое исполнение признается надлежащим, и кредитор обязан его принять под страхом наступления установленных для просрочки кредитора последствий. Приведенные ограничения сферы применения указанной нормы позволяют учесть особенности конкретных случаев, Так, например, и при отсутствии специального указания на этот счет в договоре не может быть досрочно без согласия контрагента исполнен договор с актером относительно организации в определенный день публично объявленного концерта.

Однако, если обязательство связано с предпринимательской сферой деятельности сторон (соответствующая редакция указанной нормы позволяет признать, что речь идет о случае, когда по крайней мере для одной из сторон -для кредитора – и для обязательства, о котором идет речь, исполнение составляет часть его предпринимательской деятельности), установлено правило, опирающееся на противоположную презумпцию: кредитор заинтересован в исполнении только в срок, и этот его интерес подлежит защите. Соответственно предусмотрено, что в подобных случаях исполнение обязательства должно быть произведено именно в предусмотренный договором срок.

Вместе с тем в специальных нормах иногда проводится и иная дифференциация. Речь идет, в частности, о п. 2 ст. 810 ГК, который применительно к займу содержит разное решение в зависимости от характера договора. Если заем является процентным, досрочное исполнение возможно только с согласия кредитора, ибо исполнение ранее срока лишает последнего соответствующих процентов. В то же время досрочное исполнение бессрочного договора займа согласия не требует. Указанная норма, как и всякое другое специальное правило, вытесняет применительно к соответствующим отношениям действие общего правила – ст. 315 ГК.

Досрочное исполнение в ряде случаев связано с изменениями в положении должника, которые происходят после заключения договора. В этих случаях законодатель предоставляет иногда кредитору право требовать досрочного исполнения. Такое право возникает у кредиторов, когда реорганизуется юридическое лицо – должник (п. 2 ст. 60 ГК). Точно так же могут требовать досрочного исполнения кредиторы при продаже предприятия-должника (п. 2 ст. 562 ГК) или при передаче его в аренду (п. 2 ст. 657 ГК).

] Смысл этой и всех других такого рода презумпций состоит, среди прочего, в том, что они определяют мотивы законодателя и, следовательно, могут помочь толкованию нормы, имеющей целью уяснение ее подлинного смысла.

Интересы кредитора защищаются подобным образом и в отношениях по поводу залога. Имеется в виду, что залогодержатель может в определенных случаях требовать досрочного исполнения обеспеченного залогом обязательства. Шесть оснований для возникновения соответствующего права у кредитора названы в ст. 351 FK1. Наконец, право требовать досрочного исполнения предусмотрено применительно к займу: в случаях, когда в договоре предполагается возврат денег по частям, а должник нарушает промежуточный срок возврата, кредитор вправе потребовать от должника исполнения обязательства целиком (п. 2 ст. 811 ГК). Можно указать также на аналогичное право кредитора общества с ограниченной ответственностью или акционерного общества при уменьшении ими уставного капитала (п. 5 ст. 90 ГК и п. 1 ст. 101 ГК).

Во всех случаях, когда досрочное исполнение допускается, оно считается надлежащим, и, следовательно, кредитор не вправе требовать возмещения возникших у него по этой причине убытков. Соответственно полученное досрочно исполнение не может быть подведено под неосновательное обогащение кредитора даже тогда, когда благодаря досрочному исполнению обогащение и произошло. В данном случае возможное обогащение кредитора признается имеющим необходимое обоснование.

Наряду с качеством и сроком такое же значение имеет для большинства договоров условие о цене. Указанное условие имманентно возмездным, договорам как таковым. Это заложено в самом определении таких договоров, приведенном в ст. 423 ГК, которая посвящена разграничению возмезд-ного и безвозмездного договоров. Имеется в виду, что в отличие от безвозмездного договора, по которому одна сторона обязуется предоставить что-либо другой без получения от нее платы или иного встречного удовлетворения, возмездным признается договор, по которому сторона должна получить плату или иное встречное удовлетворение.

В основе гражданских правоотношений вообще и договоров в частности лежит принцип эквивалентности. Этим определяется то, что основная масса договоров относится к числу возмездных. Учитывая отмеченное обстоятельство, п. 3 ст. 423 ГК закрепил презумпцию в пользу возмездности

К числу таких оснований относятся: выбытие предмета залога из владения залогодателя, которому этот предмет был оставлен, не в соответствии с условиями залогового договора, нарушение залогодателем правил о замене предмета залога, утрата "ри определенных обстоятельствах предмета залога, нарушение залогодателем правил о последующем залоге, невыполнение залогодателем обязанностей по применению мер, необходимых для обеспечения сохранности предмета залога и немедленному сообщению другой стороне о возникновении угрозы утраты или повреждения заложенного имущества, а также нарушение правил о распоряжении заложенным имуществом,

договора: любой договор предполагается возмездным, если иное не вытекает из закона, других правовых актов, содержания или существа договоров.

Приведенное определение возмездного договора включает предоставление другому встречного удовлетворения. Плата, представляющая собой указанное удовлетворение в деньгах, составляет одну из двух составляющих такого, например, договора, как купля-продажа, но ее нет в другом возмездном договоре – мены, Суть последнего состоит в обмене товара на товар при том, что для той и другой обменивающейся стороны таким товаром не могут быть деньги. За этим исключением встречным удовлетворением при передаче товаров, выполнении работ или оказании услуг служат именно деньги, признаваемые всеобщим эквивалентом. Свою функцию мерила стоимости они выполняют через цену,

В условиях планового хозяйствования цены на основные виды работ, товаров и услуг в целом и отдельные их составляющие утверждались в зависимости от признанной важности предмета договора Правительством, министерствами и ведомствами-производителями, местными органами власти. Расчеты по складывающимся ценам применялись главным образом на колхозном рынке при продаже гражданам колхозами и колхозниками товаров народного потребления. Соблюдение такого режима облегчалось тем, что государство-суверен было в одно и то же время и основным собственником производственных фондов, а с ними вместе и товарной массы, участвовавшей в обороте.

В настоящее время ситуация коренным образом изменилась: необходимым элементом охраняемой государством свободы договоров служит свобода цен. Соответственно ст. 424 ГК (п. 1) устанавливает, что оплата исполнения договора производится по цене, установленной соглашением сторон.

Вместе с тем та же ст. 424 ГК допускает в предусмотренных законом случаях исключения из этого правила. Речь идет об использовании в договоре устанавливаемых либо регулируемых уполномоченными государственными органами цен. Установленная законом или иным правовым актом цена становится, как это имеет место и во всех других ситуациях, при которых применяется императивная норма, безусловно обязательной для сторон. В отличие от этого регулируемая цена имеет место, когда закон или иной обязательный для сторон акт ограничивается указанием определенных границ, за которые стороны не могут перейти. Таким образом, строго говоря, и в этом случае имеет место договорная цена.

Наряду со ст. 423 ГК. противопоставляющей «установленную цену» «регулируемой», во многих других нормах для обоих вариантов используется единое наименование – «регулируемая цена».

регулирование в таком широком значении служит одной из важнейших форм ограничения свободы договоров. Оно используется любым государством, выступающим для достижения самых различных по характеру целей: экономических, социальных и политических.

Государство как особая политическая структура начало использовать регулирование цен для обеспечения своих важнейших функций едва ли не с самого начала своего зарождения. В подтверждение можно сослаться на ограничения, относящиеся к размеру процентов по займу. Так, по законам, принятым в IV в до н.э., был установлен максимум -- в 4'/б%. По Законам XII таблиц максимум составлял S1/^. В республиканский период он достигал 12%, а во времена правления императора Юстиниана упал до 6% и одновременно было запрещено взыскание сложных процентов (процентов на проценты). При этом регулирование принимало порой самый широкий размах. Примером может служить то же римское право. Так, в 301 г. н.э. император Диоклетиан принял эдикт, по которому вводились единые цены на все товары для всей империи со строгой ответственностью за отступление от установленной цены'.

Современное законодательство в нашей стране допускает регулирование договорных цен в строго определенных областях и пределах. Одновременно создаются эффективные гарантии для осуществления договорной свободы и в области цен. Такого рода гарантии содержатся, в частности, в антимонопольном законодательстве. Имеются в виду включенные в Закон «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности» правила о признании недействительными соглашений (согласования действий) конкурирующих хозяйствующих субъектов, направленных на установление (поддержание) цен (товаров), скидок, надбавок (доплат), наценок, повышение, снижение или поддержание цен на аукционах и торгах. Таким же образом запрещены с признанием их недействительными соглашения (согласованные действия) органов власти и управления между собой и с хозяйствующим субъектом, направленные на повышение, снижение и поддержаг ние цен (тарифов).

Один из руководящих правовых источников в соответствующей области – Указ Президента РФ от 28 февраля 1995 г. «О мерах по упорядочению государственного регулирования цен (тарифов)»2 – установил, что в целях дальнейшей либерализации цен осуществляется государственное регулирование цен (тарифов) в основном только на продукцию естественных монополий. Соответственно Правительством РФ утверждены Перечень продукции производственно-технического назначения, товаров на-

См.: Покровский И.А. История римского права. Петроград, 1918. С. 301;-Он же. Основные проблемы гражданского права. С. 257, 259. См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 10. Ст. 859.

родного потребления и услуг, на которые государственное регулирование цен (тарифов) на внутреннем рынке РФ осуществляется Правительством РФ и федеральными органами исполнительной власти и Перечень услуг транспортных, снабженческих, сбытовых и торговых организаций, по которым органам исполнительной власти субъектов Российской Федерации предоставляется право вводить государственное регулирование тарифов и надбавок'.

Наконец, следует указать на то, что Закон «О естественных монополиях» в качестве одной из мер регулирования деятельности субъектов естественных монополий указывает на ценовое регулирование, осуществляемое посредством определения (установления) цен (тарифов) или их предельного уровня.

Примером могут служить акты, принятые на 1997 г. в соответствии с Законом «О государственном регулировании тарифов на электрическую и тепловую энергию в РФ»2. В частности, имеются в виду Основные положения ценообразования на электрическую и тепловую энергию на территории РФ и Порядок утверждения и применения тарифов на электрическую и тепловую энергию в РФ1. Предметом обоих актов служит регулируемая цена (цена, которая складывается на товарном рынке при государственном воз" действии на нее, в частности, путем установления предельной или фиксированной цены), рыночная цена, которая складывается на рынке без воздействия государства (тарифы на электрическую и тепловую энергию), система ставок, по которым осуществляются расчеты за электрическую и тепловую энергию, а также размер платы за услуги (имеются в виду ценовые ставки расчета за услуги, которые предоставляются как на оптовом, так и на потребительском рынке). В соответствующих актах, в частности, разграничена компетенция федеральной и региональной комиссий по установлению цен. Разногласия по поводу установления тарифов между организациями электроэнергетики, потребителями и региональными комиссиями разрешаются государственным органом – Комиссией для разрешения разногласий. Однако при недостижении в ней согласия спор может быть передан на рассмотрение арбитражного суда.

В Указе Президента РФ от 17 сентября 1996 г. «О дополнительных мерах по ограничению роста цен (тарифов) на продукцию (услуги) естественных монополий и созданию условий для стабилизации работы промыш-

' В настоящее время действуют перечни, утвержденные постановлением Совета Министров Российской Федерации от 7 марта 1995 г. (см.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. №11. Ст. 997) с дополнениями, изданными 8 февраля 1996 г. и 31 июля 1996 г.

Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 16. Ст. 1316. 3 См. там же. 1997. № 7. Ст. 855.

ленности»' содержатся рекомендации органам, в функции которых входит упорядочение структуры тарифов, установленных для всех некоммерческих потребителей, утверждать тарифы на электрическую и тепловую энергию для всех категорий потребителей, исходя из реальной стоимости ее производства и передачи.

В ряде случаев цена регулируется и за пределами естественных монополий. Один из таких случаев предусмотрен Указом Президента РФ от 11 мая 1995 г. «О мерах по обеспечению гарантированного поступления в федеральный бюджет доходов от приватизации»2. В нем предусмотрено установление нормативной цены земли при продаже земельных участков расположенным на них приватизированным предприятиям в размере 10-кратной ставки земельного налога за единицу площади земельного участка.

Регулирование может осуществляться в виде введения как фиксированных цен, предельных цен и надбавок, так и предельных коэффициентов изменения цен, предельного уровня рентабельности и др. Предусмотрены определенные санкции за нарушение норм о государственном регулировании цен. Они выражаются во взыскании в доход государства излишне полученной выручки плюс штрафа в таком же размере, а если нарушение будет повторено, штраф взыскивается в двойном размере3.

Приведенными примерами не исчерпываются случаи и формы урегулирования цен.

По общему правилу режим регулирования цен относится ко всем участникам оборота независимо от форм собственности. Тем самым устанавливаются в принципе равные стартовые условия для всех субъектов предпринимательской деятельности. В этой связи, например, определяя цели государственного регулирования цен в соответствующей области, Закон РФ от 14 апреля 1995г. «О государственном регулировании тарифов на электрическую и тепловую энергию в Российской Федерации»4 предусмотрел, среди прочего, обеспечение юридическим лицам – производителям электрической энергии (мощности) независимо от организационно-правовых форм права равного доступа на федеральный (общероссийский) оптовый рынок электрической энергии.

Право установления цены может быть предоставлено одной стороне в договоре. В частности, таким правом применять разработанные ими цены (страховые тарифы), определяющие размер страховых премий, обладают

См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 43. Ст. 4884. ^ См. там же. 1995. № 20. Ст. 1776,

См. п. 4 Указа Президента Российской Федерации «О мерах по упорядочению государственного регулирования цен» (Собрание законодательства Российской Федерации. 1995, № 10. Ст. 859).

См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 16. Ст. t316-

страховщики в силу п. 2 ст. 954 ГК. В то же время в предусмотренных законом случаях обязательными для сторон считаются страховые тарифы, установленные или регулируемые органами государственного страхового надзора (см. тот же п. 2 ст. 954 ГК), Особый порядок установлен для отношений, возникающих при перевозках грузов, пассажиров и багажа. Все такие перевозки осуществляются на основе тарифов, порядок утверждения которых определяется транспортными уставами и кодексами (п. 2 ст. 790 ГК).

Регулирование цен в узком смысле принимает различные формы. Одним из примеров может служить бытовой подряд. В указанном договоре, как подчеркнуто в ст. 735 ГК, цены определяются соглашением сторон, но они не могут быть выше устанавливаемых или регулируемых соответствующим органом.

Регулирование может быть произведено путем утверждения гарантийных цен. Такие цены были установлены, например, на 1995 г. для различных видов закупок государством сельскохозяйственной продукции'. Это означает, что закупки производятся по свободным (договорным) ценам, которые, однако, не могут быть ниже гарантированных.

Прямую противоположность гарантированным ценам составляют предельные цены. Такие цены были в свое время установлены, например, постановлением Верховного Совета РФ от 4 апреля 1992 г.2 Им предусмотрено, что цена продукции (товаров), реализуемой потребителям, расположенным в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях, не может превышать средний уровень цены для данного вида продукции (товаров), реализуемой этим поставщиком другим потребителям.

До принятия нового ГК имелись основания для отнесения цены к существенным условиям возмездных договоров. Как предусматривала ст. 65 Основ гражданского законодательства 1991 г., исполнение возмездного договора должно оплачиваться по согласованной цене. Отсюда можно было сделать вывод: нет согласованного условия о цене – нет и договора. Именно к такому выводу, правда, сославшись не на указанную норму, а на статьи, посвященные определению договоров купли-продажи и поставки (имелись в виду ст. 74 и 79 тех же Основ), пришел в свое время Высший Арбитражный Суд РФ в своих рекомендациях. Он признавал, что условие о цене, как и условие о качестве, относится к числу существенных условий

1 См.: постановление Совета Министров Российской Федерации от 13 марта 1955 г. «О мерах по реализации Федерального закона «О закупках и поставках сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия для государственных нужд» (см.:

Собрание законодательства российской Федерации. 1995. № 12. Ст. 1055).

2 Постановление «О мерах по обеспечению поставки продукции (товаров) в районы Крайнего Севера и приравненные к ним местности» // Ведомости Российской Федерации. 1992. № 16. Ст. 843.

соответствующих договоров, а значит, при отсутствии соглашения по этим условиям договоры купли-продажи и поставки не должны считаться заключенными'.

Однако со вступлением в действие нового ГК, на что уже обращалось внимание, можно утверждать, что подобно качеству и сроку цена сама по себе перестала быть существенным условием договоров, в том числе возмездных. Такой вывод основан на приведенной выше ст. 424 ГК.

Вместе с тем в отдельных статьях ГК цена названа в ряду обязательных и тем самых существенных условий соответствующего договорного типа (вида). Имеется в виду п. 1 ст. 489 ГК («Оплата товара в рассрочку»), п. 1 ст. 682 ГК («Плата за жилое помещение»), п. 1 ст. 630 ГК («Арендная плата по договору проката»).

В главе о договоре займа содержится на случай отсутствия условия о процентах в законе или договоре отсылка к ставке банковского процента (ставке рефинансирования), действующей для заимодавца – юридического лица в месте его нахождения, а заимодавца – гражданина ~ в месте его жи^ тельства на день уплаты заемщиком всего долга или его части (п. 1 ст. 809 ГК). Существуют построенные по такому же принципу выражения через определенную сравниваемую величину способы подсчета размера процентов по вкладу (п. 3 ст. 837 ГК), а также за пользование банком денежными средствами, которые находятся на счете в банке (п. 2 ст. 852 ГК).

Законодатель нередко считает необходимым включать в отдельные статьи Кодекса специальную отсылку к ст. 424. В качестве примера можно назвать п. 1 ст. 485 ГК (цена товара по договору купли-продажи), п. 3 ст. 594 ГК (выкупная цена при постоянной ренте), п. 2 ст. 972 ГК (вознаграждение, выплачиваемое поверенному), п. 1 ст. 991 ГК (подлежащее выплате комиссионное вознаграждение), ст. 10.06 (размер агентского вознаграждения).

В ряде случаев указания на размер цены в договоре в ГК вообще отсутствуют. Примером может служить ст. 630 ГК, посвященная арендной плате по договору проката, или ст. 514 ГК – об арендной плате (последняя помещена в общие положения об аренде). Тогда ст. 424 ГК должна применяться и без отсылки к ней.

ГК знает и такие варианты, при которых в статье, посвященной определенному типу (виду) договоров, особо подчеркнуто, что ст. 424 к соответствующему договору не применяется. Тем самым достигается тот же ,, результат без прямых на этот счет указаний: цена становится существен-

См. п. 4 Информационного письма Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20 мая 1993 г. «Об отдельных рекомендациях, принятых на совещаниях по судебной практике» (Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1993. №6).

ным условием договора, а значит, без ее согласования он не будет считаться заключенным. Этот последний вариант используется применительно к договорам, в которых предполагается заведомо высокий уровень цены. Речь идет о цене в договоре купли-продажи недвижимости (ст. 555 ГК), а также арендной плате в договоре аренды недвижимости (п. 1 ст. 654 ГК).

Значение условия о цене можно проиллюстрировать на примере договора подряда. Как вытекает из п. 1 ст. 709 ГК, содержащего ссылку на п. 3 ст. 424 Кодекса, цена, в отличие от срока, не является существенным условием договора подряда. При отсутствии цены в договоре и невозможности ее определения исходя из условий договора оплата выполненных работ должна производиться по цене, которая при сравнимых обстоятельствах обычно взимается за аналогичные работы,

Таким образом, цена в подрядном договоре, как и во всех других договорах, для которых законом не предусмотрено иное, может отсутствовать. Изложенной точке зрения не противоречит положение, содержащееся в п. 54 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ № 6/8 от 1 июля 1996 г.: «При наличии разногла- ? сии по условию о цене и недостижении сторонами соответствующего соглашения договор считается незаключенным»'. Дело в том, что данное указание следует считать относящимся только к случаям, когда цена для соответствующего типа (вида) договоров отнесена ГК к числу существенных либо когда стороны не только разошлись по вопросу о цене, но по крайней мере одна из них настаивала на включении данного условия. По этой причине условие о цене, как и любое другое условие, относительно которого по заявлению стороны должно быть достигнуто соглашение, становится в силу указанного факта существенным.

При отклонении договора от установленной или регулируемой цены содержащееся в нем условие о цене признается ничтожным. Руководствуясь ст. 180 ГК, которая предусматривает, что недействительность части сделки не влечет недействительности прочих ее частей, следует признать, что вместо недействительного условия договора о цене действует то, которое предусмотрено обязательным для сторон правовым актом. При этом, если речь идет о регулируемой цене, то применяется указанная в обязательном для сторон акте предельная (максимальная или минимальная) цена. Таким образом, за переданные товары, оказанные услуги и выполненные работы расчет должен осуществляться по установленной (регулируемой) цене.

В ГК содержится определенное число новелл, прямо или косвенно связанных с вопросами о допустимости постановки вопроса одной из сторон об изменении договорной цены после заключения договора. Тем самым

' Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1996. Xs 9. С. 18.

Кодекс отозвался на присущие рынку негативные явления в виде скачков цен и других проявлений инфляции.

Основное на этот счет правило включено в п. 2 ст. 424 ГК. Оно состоит в признании возможным такого изменения, но лишь в случаях и на условиях, которые предусмотрены договором или законом (1) либо в установленном законом порядке (2). Приведенная норма позволяет, в частности, определить отношение законодателя к принципу номинализма, предполагающему, что договор должен соблюдаться в полном соответствии с условиями заключенного договора, включая цену предмета договора, а происходящее после заключения договора обесценение денег полностью игнорируется.

Из приведенной нормы видно, что законодатель, признавая самый принцип номинализма, допускает отступления от него, рассматривая последние все же как исключение из общего принципа, в частности в форме индексации цен.

Общее правило, зафиксированное в п. 2 ст. 424 ГК, развивается в различных правовых актах, в том числе в Кодексе, при этом соответствующие нормы содержат три существенно различающихся решения.

Прежде всего существуют нормы, которые последовательно стоят на началах номинализма и соответственно отвергают возможность отступления от этого экономического принципа, совпадающего в соответствующей части с более широким правовым принципом – pacta sunt servanda.

Так, п. 2 ст. 733 ГК предусматривает, что в бытовом подряде при исполнении работы из материалов подрядчика изменение цен на материалы не влечет за собой перерасчета. Соответствующее правило изложено в виде императивной нормы. Значит, договорное условие, предусматривающее необходимость такого перерасчета, допускаемого в принципе общей нормой ст. 424 ГК, в данном случае будет признано ничтожным как противоречащее специальной норме, императивной по своему характеру. Или другой пример. Продажа товаров производится по ценам, действовавшим на день продажи, а последующее изменение цен на проданные в кредит товары не влечет за собой перерасчета'. В обоих случаях речь идет о противо-инфляционных гарантиях для потребителя.

В некоторых случаях по поводу поставки одних и тех же товаров созданы принципиально отличные режимы, в частности относящиеся к последствиям изменения цены. Так, при поставках газа потребителям может заключаться «форвардный договор на поставку газа», при котором весь

Правила продажи гражданам товаров длительного пользования в кредит, утвержденные постановлением Совета Министров-Правительства Российской Федерации от 9 сентября 1993 г, // Собрание актов Российской Федерации. 1993. № 39.

Ст.3613.

объем газа подлежащий поставке в оговоренный период, должен оплачиваться в момент заключения договора, но при этом цена на газ в таком договоре остается неизменной на весь период действия срока договора, В отличие от этого «фьючерсный договор» представляет собой договор на покупку права гарантированной поставки газа с тем, что аванс, уплаченный при его заключении, засчитывается в счет стоимости газа при оплате по окончании расчетного периода. Есть основание полагать, что для этого последнего вида договоров возможность действия правил, закрепленных в п. 2 ст. 425 ГК, исключается'.

Вторая группа норм, не допуская исключений, отвергает начала номинализма наиболее последовательно. Смысл соответствующих норм выражается в обязательной индексации договорных цен. Этому был посвящен, в частности. Закон «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР» от 24 октября 1991 г.2 Указанный акт (ст. 2) распространил, в частности, действие правил об индексации «на вклады граждан в Сберегательном банке РСФСР». Другим примером может служить ст. 318 ГК, которая охватывает строго определенный круг лиц и такой же строго определенный круг отношений. Речь идет о том, что сумма, выплачиваемая по денежному обязательству непосредственно на содержание гражданина (имеются в виду, наряду с недоговорными, деликтными обязательствами, связанными с причинением вреда жизни и здоровью, также и отношения договорные, в частности, по договору пожизненного содержания с иждивением), вместе с увеличением установленного законом минимального размера оплаты труда должна пропорционально увеличиваться.

Специальные правила об индексации применительно к ценам (тарифам) на продукцию (услуги), предоставляемые отраслями, которые могут рассматриваться как естественные монополии, содержались в постановлении Совета Министров РФ от 17 июля 1996 г., рассчитанном на его применение во второй половине 1996 г. В частности, предполагалась ежемесячная индексация в отношении тарифов на перевозки грузов и ставок сборов за погрузочно-разгрузочные работы, выполняемые железнодорожным транспортом, и некоторые др.3

Постановление Правительства РФ от 4 февраля 1997 г. «О регулировании цен (тарифов) на продукцию (услуги) отдельных отраслей естественных монополий в первой половине 1997 г.»4 предусмотрело, что рост тарифов на электрическую и тепловую энергию, отпускаемую промышленным потребителям, не должен превышать индекса роста оптовых цен про-

' См. п. 3 Правил поставки газа потребителям Российской Федерации.

2 Ведомости РСФСР. 1991. № 45. Ст. 1488.

3 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. №,31. Ст. 3733.

4 См. там же. 1997. № 6. Ст. 729.

изводства промышленных предприятий. Установленный этим же постановлением Порядок утверждения и применения тарифов на электрическую и тепловую энергию в РФ предусматривает условия, при которых допускается изменение тарифов. Имеются в виду изменения затрат на производство и передачу электрической и тепловой энергии более чем на 2%, вызванные ростом цен на топливо, оборудование, другие материальные ресурсы или пересмотром условий тарифных соглашений по заработной плате, изменением процентной ставки Центрального банка РФ по долгосрочным кредитам на внутреннем рынке более чем на 3%, а равно наступлением событий, появление которых было маловероятно, но они все же оказали существенное воздействие на состояние коммерческих организаций (форс-мажорные обстоятельства).

Третью группу составляют нормы, которые, подобно п, 1 ст. 424 ГК, допускают возможность отступления от принципа неизменности содержания договора и в известном смысле могут рассматриваться как частный случай применения указанной статьи. Вместе с тем сфера их действия более широкая, чем этой последней нормы, так как для них изменение цены есть лишь один из многих случаев изменения договора. Имеется в виду ст. 451 ГК, устанавливающая условия изменения договора, а значит, и цены его предмета, в случаях существенного изменения обстоятельств (см. подробнее гл. IV книги),

Размер и основания изменения соответствующих условий о договоре в ходе его исполнения могут быть предусмотрены и в самом договоре, С этим столкнулся Высший Арбитражный Суд РФ при рассмотрении дела по иску малого предприятия к заводу о погашении задолженности по оплате услуг, связанных с охраной общественного порядка и собственности, В договоре было предусмотрено изменение уровня оплаты услуг в зависимости от колебаний установленного минимального размера оплаты труда. Однако оставался открытым вопрос о том, что следует понимать под «минимальным размером» – тот, который является общим для всей российской Федерации, или действующий по месту нахождения сторон – в Татарии. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ со ссылкой на нормы, определяющие порядок толкования договора, признал, что стороны, очевидно, имели в виду соответствующий закон Татарии как места исполнения денежного обязательства'.

Влияние изменений определенных обстоятельств на цену в договоре можно проследить на примере подряда. При наиболее сложных его видах обычно цена определяется сметой, которая позволяет судить не только о размере цены, но и о ее слагаемых. Составленная подрядчиком смета при-

См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1996. № 10. Ст. 99.

обретает правовое значение с момента ее согласования с заказчиком. Важное практическое значение имеет деление смет на два вида: приблизительные и твердые. Разница между ними вытекает из самого их названия. Приблизительной признается смета, в которую заложено предположение о возможном ее изменении. Однако, поскольку смета – часть договора, несмотря на то что она является в конкретном договоре приблизительной, для ее превращения в твердую необходимо соглашение сторон.

Указанное обстоятельство учитывает, в частности, ст. 709 ГК. Она особо выделяет случай, при котором возникает необходимость провести дополнительные работы и соответственно повысить размер приблизительной сметы. На подрядчике, который указанное обстоятельство обнаружил, лежит только одна обязанность: своевременно сообщить об этом заказчику. И теперь у последнего появляется возможность для выбора: либо он соглашается на изменение приблизительной сметы, либо отказывается изменить ее, и тогда за ним признается право отказаться от договора. Такой отказ влечет за собой для заказчика обязанность оплатить подрядчику вы" полненные последним работы. Однако, если подрядчик не уведомит о необходимости провести дополнительные работы и превысить смету, законо* датель защищает уже заказчика; за ним признается право принять результат работ, ограничившись уплатой подрядчику лишь ранее определенной в приблизительной смете суммы.

В отличие от приблизительной твердая смета считается неизменной:

она не может быть ни увеличена по требованию подрядчика, ни уменьшена по требованию заказчика. Кодекс специально оговаривает, что это не относится к случаю, когда в момент заключения договора стороны не знали и не могли знать о необходимости проведения дополнительных работ. Однако-не исключаются возможности для соответствующей стороны воспользоваться правом на изменение и расторжение договора в связи с существенным изменением обстоятельств. Речь идет о действии при подряде правила ст. 451 ГК, о котором шла речь выше.

В самой ст. 709 (п. 6) ГК выделен только один случай ее применения -• существенное возрастание стоимости материалов и оборудования, предоставляемых подрядчиком, либо оказываемых ему третьими лицами услуг (например, повышение тарифов на транспортные услуги, электрическую энергию и т.п.), которые нельзя было предусмотреть при заключении договора. Для данного случая специально подчеркнуто: подрядчик обязан предварительно потребовать от заказчика увеличения твердой суммы. Вместе с тем нормы главы о подряде не исключают возможности изменения или расторжения договора и во всех других случаях существенных изменений подрядного договора, которые подпадают под действие общих норм, содержащихся в ст. 451 ГК.

С ценой в договоре подряда связан и другой вопрос: что будет, если подрядчику удалось в ходе работ сэкономить необходимые средства по сравнению с тем, как они определены в смете? Независимо от того, получена ли экономия вследствие того, что подрядчик использовал более прогрессивные методы выполнения работ, или по причинам, вообще от заказчика не зависящим (например, необходимые для работ материалы или услуги третьих лиц подешевели), признается, что оплачивать работы заказчику следует в том размере, в каком это было предусмотрено указанной в договоре ценой. Разумеется, заказчик не лишен, в свою очередь, возможности оспаривать право подрядчика на экономию, доказывая, что она достигнута вследствие ухудшения качества работ. Приведенная норма, традиционно присутствовавшая в правилах, которые регулируют подряд, теперь превратилась из императивной в диспозитивную. Имеется в виду, что сторонам предоставляется возможность предусмотреть в договоре распределение экономии между собой в определенной пропорции.

Гарантией потерпевшей стороны от обесценения денег и вызванного этим нарушения эквивалентности обязательств сторон в момент исполнения договора может служить валютная оговорка. Она представляет собой одно из средств правовой защиты, которые применяются по предварительному соглашению сторон. Валютная защита цены товара выражается во включении в договор условия, которое определяет, какая валюта выступает в качестве валюты долга, в какой валюте должен быть произведен платеж и каково курсовое состояние между двумя указанными валютами'.

В настоящее время возможность использования валютной оговорки предусматривает п. 2 ст. 317 ГК. Он допускает выражение денежного обязательства не только в рублях, но и в сумме, эквивалентной определенной сумме в иностранной валюте, либо в условных денежных единицах (в качестве примера в самой указанной статье приведены экю, которое используется в Европейском союзе, а также «специальные права заимствования», применяемые Международным валютным фондом). Смысл валютной оговорки состоит в том, что, хотя сумма долга (цена) выражена не в рублях, а в иной валюте (условных единицах), расчеты будут производиться в рублях по их курсу на день платежа или на иной установленный законом или соглашением день. Таким образом, падение обменного курса рубля по отношению к указанной в договоре валюте (условным единицам) не будет ощущаться кредитором, а повышение курса – должником.

Васильев Е.А. Валютно-финансовый кризис и международное право. М.: Между-"ародные отношения, 1982. С. 104. См. об этом также: ЛунцЛ.А. Денежное обязательство в гражданском и коллизионном праве капиталистических стран. М.; К)р-издат,1948.С.93исл.

3. ФОРМА ДОГОВОРА И ЕГО ГОСУДАРСТВЕННАЯ РЕГИСТРАЦИЯ

Нормы, регулирующие форму договоров находятся в Кодексе на трех ступенях: они помещены в гл. 9 («Сделки»), в гл. 28 («Заключение договора»), а также в различных главах ГК, посвященных видам (типам) договоров. Соответствующие нормы могут оказаться в любом, но принятом непременно на уровне закона акте, который относится к данному, типу (виду) договоров.

Правовое регулирование формы договоров выражается в установлении требований к ней и последствий их нарушения. Цель соответствующих требований состоит в том, что все они позволяют сделать отношения сторон более определенными, снять основания для споров в будущем по поводу самого факта совершения сделки и ее содержания. Некоторые нормы придают акту фиксации сделки публичный характер. С этим связан государственный контроль за ее содержанием в интересах оборота и третьих лиц, помощь сторонам в уяснении правовых последствий совершаемых ими юридических действий, а равно информация заинтересованных лиц о совершенных сделках.

Вместе с тем любое дополнительное требование к форме договоров объективно приводит к осложнению и замедлению процедуры заключения договора, и, как правило, вызывает дополнительные расходы по их оформлению'.

Как очевидную реакцию на формализм национального законодательства можно расценить позицию международных актов о договорах, используемых в области внешней торговли. Эти акты пошли практически по пути полного отказа от предъявления каких бы то ни было требований к форм^ соответствующих договоров. Так, ст. 11 Венской конвенции «О договорах международной купли-продажи товаров» устанавливает в виде общего принципа; не требуется, чтобы договор купли-продажи был заключен или подтвержден в письменной форме или подчинялся иному требованию в отношении формы. При этом договор может доказываться любыми средствами, а значит, и свидетельскими показаниями2.

Интерес представляет в этом смысле оценка развития действующего законодательства со стороны Евг. Годэмэ. Он усматривал одно из проявлений современного права в возрождении формализма, полагая, что в настоящее время есть тенденция увеличить число торжественных актов. Это придает актам больше определенности, кредиту – более солидную базу. Вместе с тем он тут же отмечает: «Слишком большое распространение этой системы было бы опасно: это повлекло бы за собой осложнения и затруднения деловых отношений» (Годэмэ Евг. Указ. соч, С. 88),

При ратификации Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров СССР, воспользовавшись предоставленной возможностью, вместе с рядом других стран сделал оговорку, в силу которой «любое положение ст. 11, 29 или

В силу п. 1 ст. 29 Конвенции договор может быть изменен или прекращен путем простого соглашения сторон. Устная форма оферты и акцепта допускается частью II Конвенции, посвященной заключению договора. Имеет смысл обратиться и к ст. 1.2 Принципов международных коммерческих договоров. Она также отвергает установление обязательной письменной формы договоров, а соответствующая норма включает совпадающее с содержащимся в Венской конвенции правило, по которому наличие договора может быть доказано любым способом, включая свидетельские показания.

Позиция нового ГК существенно отличается от той, которая составляет основу международных актов. Имеется в виду, что Кодекс сохранил довольно много статей, требующих письменной формы. Вместе с тем он резко сузил случаи обязательного нотариального удостоверения договоров, в частности за счет договоров с недвижимостью. При принятии такого варианта учитывался ряд соображений. Имелось, в частности, в виду, что это позволит упростить процедуру совершения сделок, предоставит участникам оборота большую свободу в выборе форм сделок и при этом повысит уровень защиты интересов граждан и юридических лиц. С точки зрения последнего особенно важной является реформа системы государственной регистрации, включая передачу соответствующих функций органам юстиции.

Новый кодекс разграничивает государственную регистрацию сделок и их форму, сделав явный упор на государственной регистрации сделок компетентными государственными органами. Государственная регистрация, которая ранее служила придатком к форме, теперь приобрела самостоятельное значение способа фиксации соответствующей сделки и вытеснила в ряде случаев нотариальную форму. Расширение сферы применения государственной регистрации непосредственно выражает расширение проникновения публичного начала в сферу частного оборота.

Новый кодекс следует традиционному двучленному делению формы договоров (сделок). Соответственно в нем выделяются договоры устные и письменные, а в пределах письменных – совершаемые в простой (прежнее наименование – домашней) или в нотариальной форме.

Указанное деление выражает определенную иерархию формы; от самой простой – устной и до самой сложной – нотариальной.

части II Конвенции, которое допускает, чтобы договор купли-продажи или его изменение или прекращение соглашением сторон либо оферта, акцепт или любое иное выражение намерения совершались не в письменной форме, неприменимо, если хотя бы одна из сторон имеет свое коммерческое предприятие в их соответст-вyroщиx государствах». Теперь эта оговорка считается внесенной от имени Российской Федерации.

Общая норма, закрепленная в п. 1 ст. 434 ГК, установила, что сторонам предоставляется право заключать договор в любой форме, предусмотренной для совершения сделок, если определенная форма не предусмотрена законом для данного вида договоров. Таким образом, требование к форме означает лишь недопустимость выбора более простой формы по сравнению с предусмотренной законом. В то же время использование более сложной формы зависит от усмотрения сторон. Свобода выбора формы сделки (договора) тем самым составляет правило, а предуказанность формы – законное исключение.

После того как стороны избрали более строгую, чем вытекает из закона, форму – нотариально удостоверенную вместо письменной или устной, либо письменную вместо устной, основание обязательности соответствующей формы, – является ли более строгая форма обязательной в силу закона или соглашения сторон, утрачивает значение. По этой причине предусмотренные в законе последствия нарушения требований о простой письменной форме либо о нотариальном ее удостоверении применяются независимо от того, стала ли соответствующая форма обязательной в силу указания закона либо достигнутого контрагентами соглашения.

Среди всех видов договоров, различаемых по их форме, устные занимают особое место. Если речь идет о договоренности сторон относительно формы договоров, имеют в виду исключительно согласование вопроса о необходимости совершить письменную сделку, а письменную – удостоверить у нотариуса. Устная сделка – это «остаток». Соответствующий остаточный принцип устной формы закреплен в п. 1 ст. 159 ГК, которая допускает заключение устных договоров во всех случаях, когда законом или соглашением сторон не требуется письменной (простой или нотариальной) формы.

Возможность совершения договора в устной форме ограничена по признаку его субъектного состава и суммы, составляющей его предмет. Из ст. 161 ГК вытекает недопустимость заключения в устной форме прежде всего договоров, совершаемых между юридическими лицами, а также юридическими лицами и гражданами. Соответствующая норма заменила собой ст. 44 ГК 64, которая предполагала аналогичное исключение для отношений между организациями, а также организациями и гражданами. В дальнейшем можно было бы установить обязательную письменную форму, наряду с юридическими лицами, также для отношений с участием граждан, осуществляющих предпринимательскую деятельность без создания юридического лица, если речь идет о договоре, связанном с этой деятельностью. Тем самым была бы продолжена ясно просматриваемая тенденция в ГК и основанных на нем актах к унификации в обоснованных пределах режима, установленного для всех вообще предпринимателей независимо от

того идет ли речь о предпринимателях – юридических лицах либо индивидуальных предпринимателях.

Ограничение устных договоров по размеру выражено теперь с учетом колебаний курса рубля, – подобно тому, как это имеет место по разным поводам в ряде других статей ГК и иных правовых актах. Имеется в виду определенная пропорция (в данном случае – 10:1) к установленному законом минимальному размеру оплаты труда1.

Обязательная письменная форма вне зависимости от субъектного состава и суммы предусмотрена для договоров, возникающих по поводу лотерей, тотализаторов (взаимных пари) и других основанных на риске игр (п. 2 ст. 1063 ГК), коммерческой концессии (п. 1 ст. 1028 ГК), проката (п. 2 ст. 626 ГК), аренды транспортных средств без экипажа и с экипажем (соответственно ст. 643 и 633 ГК). банковского вклада (п. 1 ст. 836 ГК), хранения с обязанностью хранителя принять вещь (п. 1 ст. 887 ГК), страхования (п. 1 ст. 940 ГК), найма жилых помещений (ст. 674 ГК) и др.

ГК особо выделяет возможность устного совершения двух видов договоров. Прежде всего речь идет о договорах, исполняемых при самом их совершении (например, при приобретении товара в розничных, а иногда и в оптовых магазинах его передача и оплата производятся одномоментно). Пункт 2 ст. 159 ГК не только разрешает совершение таких договоров устно, но и, как следует из него, предусматривает только два исключения из указанного правила. Исполняемый при самом его заключении договор не может быть совершен устно, прежде всего в случаях, когда для него введена обязательная нотариальная форма либо предусмотрено, что несоблюдение письменной формы сделки влечет за собой его недействительность.

Специально оговорена в ГК (п. 3 ст. 159) возможность устного совершения сделки во исполнение письменного договора при условии, если ни в законе, ни в ином правовом акте или в самом договоре по поводу этой сделки нет требования обязательной письменной формы. Так, нет препятствий к тому, чтобы в соответствии с письменным договором поставки, если иное в нем не предусмотрено, отпуск товаров в течение года производился путем устной заявки по мере возникновения потребности у покупателя. И напротив, выдача кредитов на основе открытой кредитной линии допускается только путем совершения письменного кредитного договора (ст. 820 ГК).

Пункт 2 ст. 158 ГК придает по общему правилу юридическое значение конклюдентным действиям лишь при условии, что закон допускает заклю-

Применительно к некоторым договорам предельная сумма для устной формы ЭДижена: например, для договора дарения в случаях, когда дарителем является "ридическое лицо, она составляет пять установленных законом минимальных раз-"еров оплаты труда (п. 1 ст. 574 ГК).

чение соответствующей сделки (договора) устно. Конклюдентные действия при заключении договоров широко используются в качестве оферты'. В частности, имеется в виду выставление предложенной к продаже или прокату вещи в витрине в случаях, когда соответствующие действия должны рассматриваться в качестве публичной оферты, т.е. как предложение заключить договор на указанных в ней условиях, адресованное любому, кто отзовется. Можно проиллюстрировать и на других примерах то, что конк-людентные действия приводят к заключению договоров: оформление договора страхования путем вручения стандартных форм страхователю на основе его заявления (письменного или устного) в виде выдачи страхового полиса или других специальных для страхования форм сертификата или квитанции – п. 2 ст. 940 ГК; договора хранения – путем выдачи номерного жетона (номера) или иного знака, удостоверяющего прием вещей на хранение, – п. 2 ст. 887 ГК; договора дарения – путем передачи дара в виде не только вручения, но и символической передачи: вручения ключей и т.п. или правоустанавливающих документов – п. 1 ст. 574 ГК. Конклюдентные действия иногда рассматриваются законодателем как способы продления договора. Так, п. 2 ст. 621 ГК признает, что если арендатор продолжает пользоваться имуществом после истечения указанного в договоре срока, то при отсутствии возражений со стороны арендодателя договор признается продленным на тех же условиях на новый срок.

ГК, на что уже обращалось внимание2, расширил возможности использования конклюдентных действий при формировании договорных связей. Речь идет главным образом о правиле, составляющем теперь п. 3 ст. 434 и п. 3 ст. 438 ГК. Им предусмотрено, что совершение лицом, получившим письменную оферту, в срок, установленный для ее акцепта, действий по выполнению предусмотренных в ней условий договора признается акцептом, если иное не установлено законом, иными правовыми актами или не указано в оферте. Примерами служат: выполнение работ подрядчиком в ответ на предложение заключить договор подряда или уплата соответствующей суммы покупателем в ответ на предложение приобрести товары, выполнить работы или оказать услуги. Указанный способ заключения договора возможен в случаях, когда закон допускает как устную, так и простую письменную форму с тем, что при обязательной письменной форме письменной непременно должна быть и оферта.

Конклюдентные действия используются, в частности, в биржевой торговле. В качестве примера можно сослаться на Правила фьючерсной торговли на Московской товарной бирже3. В разделе, посвященном техноло-

См. об этом п. 5 гл. III.

2 См. п. 3 гл. III.

3 Утверждены Биржевым советом 26 апреля 1995 (отд. издание).

гии соответствующих сделок, предусмотрено, что вначале брокер оглашает заявку выкриком по формуле «продам (куплю) – число контрактов – цена». Брокер, который соглашается с предложением, подтверждает это свое согласие громким выкриком «куплю (продам) – число контрактов – цена», одновременно указывая жестом на своего контрагента. При этом договор считается совершенным, если оба брокера подняли руки и произнесли соответствующие слова. Таким образом, Конклюдентные действия в сочетании с элементами устной сделки в данном случае составляют неотъемлемую часть волеизъявлений, выражающихся в виде оферты или подтверждающих собственный акцепт и его получение оферентом..

В литературе спорным является вопрос о том, можно ли считать молчание разновидностью конклюдентных действий. В этой связи есть основание сопоставить взгляды О.С. Иоффе' и Н,В. Рабинович2. Первый автор на поставленный вопрос дал отрицательный, а второй – положительный ответ. Нам представляется более правильной позиция О.С. Иоффе.

Н.В. Рабинович полагала: «К конклюдентным действиям относится и молчание в качестве знака согласия»3. В этой связи следует отметить, что конклюдентные действия, что было показано выше, могут иметь значение и оферты, и акцепта, а молчание, как вытекает из сделанного самой Н.В. Рабинович вывода, – только акцепта. Различия между конклюдентными действиями и молчанием проявляются наиболее убедительно, если стать на позицию стороны, которой они адресованы; при конклюдентном действии лицо выражает свою волю, а вторая сторона – и в этом смысл конклюдент-ного действия – имеет возможность сделать вывод о том, в чем состоит воля ее потенциального или действительного контрагента. По указанной причине возникший между сторонами по поводу конклюдентного действия спор всегда имеет предметом лишь то обстоятельство, правильно или неправильно воспринята воля лица другой стороной. Так, например, происходит, когда эта последняя должна определить, как расценить выставленные в витрине товары: как рекламу или как оферту,

Иная ситуация складывается при молчании. В данном случае заведомо ясно, что как таковое оно не может дать представления о воле лица. По этой причине, если слова и конклюдентное действие в равной мере выражают волю, но лишь различным способом, то молчание само по себе никакой воли выразить не может. Необходимо, чтобы законодатель определил либо сами стороны заранее согласовали (или за них это сделал законодатель), что будет означать молчание. Именно применительно к такому его

См.: Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций: Общая часть. Право собственности. Общее учение об обязательстве. С. 197-198. Рабинович Н.В. Указ. соч. С. 13,197. Там же.

значению и проявляется у лица определенная воля, выраженная путем молчания.

Речь идет о том, что, поскольку в соглашении сторон или в законе предусмотрено, как следует расценить молчание, отсутствие словесного выражения воли означает; воля есть, и она совпадает с тем значением молчания, которое надлежащим образом заранее ему договорились придать либо обусловили это в ГК или в ином правовом акте.

Таким образом, правовое значение конклюдентного действия определяет оно само и обстановка, в которой оно совершается, а молчания ~ законодатель либо сами будущие контрагенты.

Письменный договор заключается путем составления соответствующего надлежащим образом подписанного документа.

Кодекс учел и признал существующую практику применения различных способов факсимильного воспроизведения подписи с помощью средств механического или иного копирования, электронно-цифровой подписи и иных аналогов собственноручной подписи. Однако здесь соблюдена определенная осторожность; использование этого способа признается допустимым, если в законе, ином правовом акте или соглашении сторон будут установлены сама возможность подобных подписей и определенный их порядок. Нарушение хотя бы одного из этих требований может служить достаточным основанием для оспаривания договора.

Еще перед принятием нового ГК Высший Арбитражный Суд РФ поставил вопрос о возможности подтверждения обстоятельств дела доказательствами, изготовленными и подписанными с помощью средств электронно-вычислительной техники, в которых использована система цифровой (электронной) подписи. Дав в принципе на него положительный ответ,' Высший Арбитражный суд РФ разграничил три ситуации. При первой стороны изготовили и подписали договор с помощью электронно-вычислительной техники, в которой использована система цифровой (электронной) подписи. Тогда признается, что стороны могут представлять подобные доказательства по спору, который вытекает из такого договора с цифровой (электронной) подписью.

Вторая ситуация возникает при споре о наличии договора, а также других документов, которые были скреплены цифровой (электронной) подписью. В этом случае арбитражам предлагалось запрашивать у сторон выписку из договора, в которой указана процедура согласования разногласий, в том числе на какой стороне лежит бремя доказывания соответствующих фактов.

И наконец, третий вариант возникает при отсутствии в договоре процедуры согласования подлинности договора и других документов, при этом одна из сторон оспаривает наличие и самого договора и других докумен

тов. Тогда суду предоставляется возможность не принимать в качестве доказательств документы, скрепленные цифровой (электронной) подписью'.

Нотариальное удостоверение является обязательным в случаях, предусмотренных законом и соглашением сторон (п. 2 ст. 163 ГК). Требование стороны о нотариальном удостоверении договора, как уже отмечалось, во всех случаях является обязательным для контрагента со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В самом ГК нотариальное удостоверение договоров требуется в пяти случаях: во-первых, для договоров об ипотеке (п. 2 ст. 339 ГК), во-вторых, для договоров залога движимого имущества или прав на имущество, если обязательство, обеспеченное залогом, содержится в нотариально удостоверенном договоре (п. 2 ст. 339 ГК), в-третьих, для договоров залогодателя с залогодержателем о возможности обращения взыскания на заложенное недвижимое имущество без заявления требования в суд (п. 1 ст. 349 ГК), в" четвертых, для уступки прав и перевода долга, основанных на договоре, совершенном в нотариальной форме (ст. 389 и 390 ГК), в-пятых, для договоров ренты (ст. 584 ГК).

Порядок удостоверения договоров, как и всех других сделок, определяется ст. 53-60 Основ законодательства о нотариате2. Последствием нарушения требования о нотариальном удостоверении договоров служит их недействительность, притом ничтожность (ст. 165 ГК РФ).

Элементом письменной формы договора могут быть, помимо подписи, некоторые другие требования, в частности требование печати. Вопрос о нем разрешается теперь п. 1 ст. 160 ГК: скрепление печатью представляет собой одно из дополнительных требований. Имеется в виду, что вместе с заявлением указанного требования должны быть определены и последствия

' См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1994. № 11. С. 68-69. См. об электронных подписях, в частности: Виноградова Е. Правовое регулирование использования электронной безбумажной цифровой подписи // Хозяйство и право. 1994. № 5. С. 64 и ел.

Указом Президента Российской Федерации от 3 сентября 1995 г. «О мерах по соблюдению законности в области разработки, производства, реализации и эксплуатации шифровальных средств, а также предоставления услуг в области шифрования информации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 15. Ст. 1285) запрещено использование государственными организациями и предприятиями в информационно-телекоммуникационных системах шифровальных средств, включая криптографические средства обеспечения подлинности информации (электронная подпись), без сертификата Федерального агентства правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации, а также размещение негосударственных заказов на предприятиях, в организациях, использующих указанные технические средства без сертификата федерального агентства. См.: Ведомости Российской Федерации. 1993. № 10. Ст. 357.

его нарушения вплоть до признания договора незаключенным. Если же законодатель или стороны не воспользовались предоставленной им возможностью и специальные последствия не предусмотрены, то наступает общее неблагоприятное последствие нарушения требований об обязательной письменной форме сделки (п. 1 ст. 162 ГК).

Законом, иными правовыми актами или соглашением может быть предусмотрено и другое дополнительное требование, подчиняющееся тому же описанному выше режиму, установленному для печати. Речь идет о совершении сделки на бланке определенной формы. Такое требование, в частности, содержится в транспортных уставах и кодексах. Ими предусмотрена необходимость использования соответствующих документов, форма которых утверждается уполномоченными органами. Имеются в виду, в частности, формы используемых при перевозе грузов железнодорожной накладной (ст. 38 Устава железных дорог), коносамента и чартера (ст. 121 и 122 Кодекса торгового мореплавания), накладной при речной перевозке (ст. 67 Устава внутреннего водного транспорта), билета, багажной квитанции или грузовой либо почтовой накладной (ст. 105 Воздушного кодекса), товаротранспортной накладной (ст. 47 Устава автомобильного транспорта). Обязательная форма документа установлена для банков при договоре банковского вклада: сберегательная книжка, сберегательный или депозитив-ный сертификат, иной документ, предусмотренный законом, изданными в соответствии с ним банковскими правилами и применяемыми в банковской практике обычаями делового оборота. Специальные бланки документов могут быть, в частности, использованы и в договоре страхования (страхо--вой полис).

Общие для всех сделок требования к письменной форме признаются соблюденными, если составлен документ, выражающий ее содержание, и имеются подписи лица или лиц, совершивших сделку, либо уполномоченных ими лиц (п. 1 ст. 160 ГК). Наряду с этим имеются специальные требования, относящиеся к письменной форме договоров. Имеется в виду, что договор заключается путем составления документа, подписанного сторонами, а равно путем обмена документами, осуществляемого с использованием почтовой, телеграфной, телетайпной, телефонной, электронной и иной связи. При этом необходимо, чтобы избранный сторонами способ мог бы позволить установить, что документ исходит именно от лица, которое является стороной в договоре (п. 2 ст. 434 ГК). Эта последняя новелла позволяет сделать вывод, что риск, связанный с возможным отказом стороны от направленных от ее имени оферты или акцепта, несет тот, кто ее принял и признал принадлежность подписи отправителю.

Из приведенных правил сделаны исключения в специальных нормах, посвященных отдельным видам договоров. Так, например, договоры про

дажи недвижимости (ст. 550 ГК), продажи предприятия (п. 1 ст. 560 ГК), аренды зданий и сооружений (п. 1 ст. 651 ГК), аренды предприятия (п. 1 ст. 658 ГК), доверительного управления недвижимостью (п. 2 ст. 1017 ГК) должны быть заключены в письменной форме путем составления непременно одного документа, подписанного сторонами. Следовательно, такой способ, как обмен документами, должен означать нарушение требования о письменной форме.

Поскольку простая письменная форма установлена главным образом для определенности взаимоотношений сторон, а значит, призвана тем самым обеспечить интерес контрагентов, государство обычно не вмешивается в вопросы, связанные с последствиями нарушения требований о письменной форме. Учитывая частный характер интереса сторон к письменной форме договора, законодатель признал, что сделка, совершенная вопреки требованиям ГК или иного закона устно, а не письменно, сохраняет значение юридического факта, порождающего соответствующие права и обязанности. Тем самым в виде общего принципа соблюдение простой письменной формы признается делом самих сторон, разумеется, при наличии их согласия на указанный счет. Если же одна из сторон оспаривает само существование не принявшего обязательную письменную форму договора или отдельных его условий, она вправе заявить иск по этому поводу.

Указание закона на обязательность письменной формы договора означает презумпцию: нет письменной формы – нет и договора. А значит, лицо, ссылающееся на то, что хотя и не было письменной формы, но соглашение сторон было, должно привести необходимые доказательства. Закон (п. 1 ст. 162 ГК), отступая от общих принципов процесса, ограничивает круг возможных доказательств, не допуская свидетельских показаний. В то же время использовать любые доказательства, в том числе и свидетельские показания, может вторая сторона – та, которая утверждает, что сделки в целом или спорного условия в ней в действительности не было.

Соответствующее ограничение содержится в общей норме ГК, а потому принцип допустимости доказательств в приведенном смысле действует независимо от того, воспроизведены ли указанные последствия в статье об обязательной письменной форме, рассчитанной на определенный вид (тип) договора (например, п. 3 ст. 887 ГК), или нет (имеются в виду все остальные статьи, которые устанавливают обязательную письменную форму).

В ряде случаев – именно тогда, когда появляется публичный интерес к самому договору и его письменной форме, – законодатель предусматривает недействительность договора, заключенного устно в нарушение обязательной письменной формы'.

В течение длительного времени законодатель во многих случаях подчеркивал необходимость опосредования хозяйственных связей организаций договорами. При-

Соответствующие последствия указаны, в частности, в ст. 550 ГК («Форма договора продажи недвижимости»), п. 3 ст. 1017 ГК («Форма договора доверительного управления»), п. 1 ст. 940 ГК («Форма договора страхования»), п. 2 ст. 560 ГК («Форма и государственная регистрация договора продажи предприятий»), п. 2 ст. 836 ГК («Форма договора банковского счета»), п. 1 ст. 1028 ГК («Форма и регистрация договора коммерческой концессии»), п. 2 ст, 574 ГК («Форма договора дарения»). При этом в последних случаях содержится указание на то, что соответствующий договор является не просто недействительным, а ничтожным. В остальных, определяя последствия нарушения требований о форме сделки, ограничиваются указанием на недействительность сделки. Решая в подобных случаях вопрос о последствиях признания таких договоров недействительными, необходимо руководствоваться одной из общих норм о сделках. Имеется в виду прежде всего п. 1 ст. 165 ГК, в силу которого несоблюдение требования о нотариальной форме влечет недействительность сделки, при этом такие сделки являются ничтожными. Поскольку оговорки об оспоримости соответствующих сделок (сделок, нарушающих требование об обязательной письменной форме) в ГК нет, независимо от наличия или отсутствия особого указания на этот счет все упомянутые в специальных нормах договоры, заключенные с нарушением формы и по этой причине признаваемые недействительными, являются ничтожными. При этом не имеет значения, идет ли речь об обязанности, установленной законом (ГК) или соглашением сторон'.

мером может служить Положение о социалистическом государственном производственном предприятии (СП СССР. 1965. № 19-20, Ст. 155), которое особо выделяло обязательность оформления договорами отношений по производству работ, в том числе и в области капитального строительства (п. 48 и 49), по разработке проектно-сметной документации (п. 50), поставкам (пп. 45, 61-68), а также отношений с научно-исследовательскими, проектными, конструкторскими организациями и высшими учебными заведениями по разработке новой техники и технологии производства, проектов реконструкции предприятия, его цехов, участков, отделений и ферм, по модернизации оборудования, механизации и автоматизации производственных процессов, организации труда и производства (п. 60).

В этой связи во многих правовых актах и в арбитражной практике появилось понятие о таком противоправном действии, как «бездоговорная поставка». На самом же деле во всех этих случаях речь шла совсем о другом: стороны достигали соглашения о поставке, подряде и т.п., но просто не оформляли его письменно,

В последнее время этот термин («бездоговорная поставка») практически не употребляется. Одно из немногих исключений – Правила поставки газа. В п. 8 этого акта предусмотрено: «Отпуск газа без договора не производится». Смысл этой формулы опять-таки состоит в необходимости надлежащего оформления соглашения сторон о снабжении газом.

' К.П. Победоносов следующим образом определил основные вехи в развитии норм о последствиях нарушения требований о форме договора. Вначале форма договора

Государственная регистрация сделок (договоров) была предусмотрена уже в ст. 185 ГК 22, которая содержала требование, чтобы продажа строений под страхом недействительности была нотариально удостоверена с последующей регистрацией в коммунальных отделах. А в ГК 64 о государственной регистрации шла речь применительно к двум договорам: купли-продажи и дарения. В обоих случаях имелись в виду одни и те же объекты:

жилой дом и дача, к которым присоединились строительные материалы (см. ст. 239, 239'и 257).

Новый ГК существенно увеличил случаи обязательной государственной регистрации, установив также последствия ее нарушения. Так, из п. 1 ст. 164 ГК в сочетании со ст. 131 ГК, к которой он отсылает, можно сделать вывод о том, что обязательной государственной регистрации подлежат сделки с недвижимым имуществом – во всех случаях, а сделки с движимым -только в отношении имущества определенного вида. Статья 130 ГК отнесла к недвижимости земельные участки, участки недр, обособленные водные объекты и все, что прочно связано с землей (объекты, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению невозможно). В число недвижимых вещей та же статья включила подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты. Особо предусмотрена возможность отнесения законом к недвижимости и иного имущества. Таким образом, ст. 130 и ст. 164 ГК переплетаются. Это означает, что если закон называет определенное имущество недвижимостью, тем самым решается положительно вопрос об обязательной регистрации сделок с ним. И наоборот, если закон устанавливает необходимость государственной регистрации сделок с определенным имуществом, последнее уже в силу этого обстоятельства приравнивается к недвижимости и на него распространяется автоматически в определенной части существующий по поводу недвижимости правовой режим. Имеется в виду, что в соответствии с п. 2 ст. 223 ГК самого факта установления обязательной государственной регистрации его отчуждения достаточно для распространения на такое имущество предусмотренного для недвижимости

служила только средством доказывания и нужна была для удостоверения соглашения (имелись в виду действия свидетелей, нотариусов, судей). Однако постепенно некоторые из обычных признаков соглашения оказывались недостаточно определенными. С осложнением сделок и юридических отношений требуется придать большую определенность внешнему их выражению: с употреблением той или другой формы соединяются фискальные интересы государства. Тогда форма или внешни признак является уже не просто орудием доказательства, служит не для одного только удостоверения (ad probationem). Форма становится существенным условием Для Действительности контракта (см.: Курс гражданского права, Ч. III: Договоры и °бязательства. СПб., 1986. С. 50).

правила о переходе к приобретателю права собственности с момента соответствующей регистрации. Точно так же особые правила, определяющие момент перехода доли в праве общей собственности на недвижимость (с момента ее регистрации, а не передачи), распространяются не только на долю того, что представляет собой недвижимое имущество, но и на имущество движимое, если только сделки с ним подлежат государственной регистрации (ст. 251 ГК).

Обязательная государственная регистрация установлена для договоров

коммерческой концессии (п. 2 ст. 1028 ГК), продажи жилых домов, квартир, частей жилого дома или квартиры (п. 2 ст. 558 ГК), продажи предприятий (п. 3 ст. 560 ГК), отчуждения недвижимого имущества под выплату ренты (ст. 584 ГК), аренды недвижимого имущества (п. 2 ст. 609 ГК), дарения недвижимого имущества (п. 3 ст. 574), аренды зданий и сооружений (п. 2 ст. 651 ГК), аренды предприятий (п. 3 ст. 658 ГК), передачи недвижимости в доверительное управление (п. 2 ст. 1017 ГК). Вместе с тем в силу ст. 131 ГК она обязательна и для любого другого договора, предметом которого служит недвижимость.

Вопросы, о которых идет речь, регулируются Законом от 3 июля

1997 г. «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»'. Этот Закон распространяется на все виды недвижимости, кроме воздушных и морских судов, судов внутреннего плавания и космических объектов, для которых до принятия специальных законов об их государственной регистрации будет действовать ранее установленный порядок.

Закон от 3 июля 1997 г. рассматривает государственную регистрацию

сделок как специальное основание фиксации перехода прав на недвижимость или возникшего обременения соответствующего права (аренда, сер-

витуты и др.).

Суть государственной регистрации состоит в ведении по общей для

всей страны системе Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним. Ведение такого Реестра осуществляют созданные специально для этой цели учреждения юстиции, которые обязаны предоставлять информацию о произведенных записях любому лицу.

Закон предусматривает необходимость учинения записи о совершенной сделке лишь на основе заявления обоих контрагентов. Однако, если договор был нотариально удостоверен, в том числе и в случаях, когда нотариальное удостоверение не является обязательным и произведено по согласию сторон, для внесения записи в единый реестр достаточно обращения

одной из сторон.

См.; Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 30. Ст. 3594.

Несоблюдение правил о государственной регистрации, как и требований об их нотариальной форме, влечет за собой недействительность договоров, при этом они также признаются ничтожными.

Во всех случаях, когда договор признан недействительным вследствие нарушения формы или требований о его государственной регистрации, последствием такого признания в силу п. 2 ст, 167 ГК служит обычно двусторонняя реституция. Соответственно каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по договору, а при невозможности сделать это в натуре – возместить стоимость имущества в деньгах. Указанная норма допускает вместо признания договора недействительным установление, при этом непременно на уровне закона, иных последствий.

Специальные последствия предусмотрены, в частности, ст. 169 ГК для случаев, когда заключен договор с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности. В подобных случаях, как уже отмечалось, при наличии умысла у обеих сторон в доход Российской Федерации взыскивается все полученное ими по договору. Если договор исполнен одной стороной, то с контрагента взыскивается в доход государства все полученное им и все причитающееся ему со стороны в возмещение полученного. Если умысел имелся только у одной из сторон, лишь к ней применяется соответствующая санкция: все, что она получила по договору, возвращается другой стороне, которая, в свою очередь, должна передать полученное ею либо причитающееся ей в доход Российской Федерации.

Необходимость применения такого же рода конфискационных по своей природе последствий предусмотрена иногда в соответствующих актах применительно к нарушениям требований о форме договора. Соответствующие указания с прямой ссылкой на ст. 169 ГК содержатся в Указе Президента РФ от 20 декабря 1994 г. «Об обеспечении правопорядка при осуществлении платежей по обязательствам за поставку товаров (выполнение работ или оказание услуг)»*. Этот Указ, вступивший в действие вместе с самим ГК с 1 января 1995 г., признал важнейшим нарушением основ правопорядка и тем самым достаточным основанием для применения ст. 169 ГК случаи, когда стороны совершили умышленно сделку без соблюдения установленной ГК формы. При этом в самом Указе предусмотрены ситуации, подтверждающие наличие умысла в действиях сторон, нарушивших требования к форме сделок: несвоевременное исполнение обязательств по расчетам с предприятиями-должниками в сочетании с санкциями, не истребованными предприятиями-кредиторами в судебном порядке. Справедливости ради следует отметить, что приведенный Указ трудно укладывается в рамки современного гражданского права.

См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 35- Ст. 3690.

: Пункт 1 ст. 165 ГК, как уже отмечалось, предусматривает в виде общей нормы, что несоблюдение нотариальной формы «исцелимо». Имеется в виду, что, если одна сторона полностью или частично исполнила сделку, а вторая уклоняется от ее удостоверения, суд вправе по требованию исполнившей сделку стороны признать ее действительной. Поскольку приведенная норма является общей для всех сделок (договоров), она действует независимо от того, имеется ли в специальной статье ГК отсылка к ней или воспроизводится ее содержание (см., например, п. 3 ст. 551 ГК), либо на этот счет нет никаких указаний в самой статье ГК. которой установлена обязательность нотариального удостоверения.

Из приведенной нормы следует, что суд сам определяет на основе оценки соответствующих обстоятельств, надлежит ли признавать действительной сделку, которая не была вопреки требованиям закона или соглашения сторон удостоверена у нотариуса, имея, в частности, в виду, что в противном случае сторона, исполнившая сделку, сможет защитить свои интересы лишь другим образом: потребовав от другой стороны возмещения стоимости неосновательного обогащения.

Рассматривая вопрос об «исцелении» не удостоверенной у нотариуса сделки, суд должен предварительно установить, была ли она вообще заключена. А это означает, в частности, необходимость руководствоваться в подобных случаях п. 1 ст. 162 ГК, из которого вытекает, что наличие сделки не может быть доказано свидетельскими показаниями. По этой причине судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила решение народного суда о признании действительным не удостоверенного у нотариуса договора купли-продажи автомашины, поскольку сам факт заключения такого договора был установлен исключительно на основе показаний свидетелей'.

Положительное решение суда о признании сделки действительной освобождает стороны от необходимости обращаться к нотариусу.

Иной порядок установлен для «исцеления» незарегистрированной сделки (п. 3 ст. 165 ГК). Прежде всего речь идет о том. что обратиться по поводу уклонения второй стороны от регистрации сделки можно независимо от того, была ли она исполнена самим истцом или нет. Однако в этом случае действует иное ограничение: суд может удовлетворить соответствующее требование только тогда, когда были соблюдены все требования к форме сделки. Это означает, что при одновременном нарушении требований и о форме сделки, и о ее регистрации суд бессилен. Такая ситуация возникла в одном из рассмотренных судом дел, когда московский филиал

См. определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, приведенное в кн.: Судебная практика по гражданским делам. 1993-1996. М, 1996. С. 174-175, а также с. 176-178.

сибирского банка принял в залог мастерскую, не оформив соответствующую сделку у нотариуса, и не обратившись за ее государственной регистрацией. В этом деле последовал отказ в иске со ссылкой на отсутствие нотариального удостоверения сделки.

Существует принципиальная особенность решения суда по удовлетворению иска, связанного с уклонением стороны от государственной регистрации. Такое решение не способно заменить собой регистрацию и самой сделки и перехода на ее основе соответствующего права. Однако указанного решения достаточно (такая ситуация прямо предусмотрена ст. 16 Закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество»), чтобы у соответствующего органа возникла обязанность осуществить регистрацию.

Общим для обоих вариантов «исцеления» служит обязанность стороны, признанной необоснованно уклонявшейся от нотариального удостоверения сделки либо от ее государственной регистрации, возместить контрагенту по его требованию причиненные убытки, однако лишь а виде реального ущерба.

Статья 47 ГК 64 – предшественница ст. 165 ГК специально предусматривала, что «исцелена», несмотря на нарушение формы, может быть только сделка, которая не содержит ничего противозаконного. Теперь в ГК такой оговорки нет. Однако соответствующее требование сохраняет свое значение. Следовательно, «исцеленной» может оказаться только сделка, которая нарушает строго определенные в самом Кодексе требования о форме и государственной регистрации, а во всем остальном соответствует требованиям закона.

4. СТОРОНЫ В ДОГОВОРЕ

Договор – основная модель гражданских правоотношений. Возможностью ее использования наделяется каждый участник гражданского оборота:

гражданин, юридическое лицо, Российская Федерация и субъекты Федерации, а также муниципальные образования. Для всех перечисленных субъектов создается в принципе одинаковый режим. В этом находят прямое выражение закрепленные в п. 1 ст. I ГК основные начала и среди них такие, как равенство участников отношений, свобода договоров и др.

Вместе с тем в силу различных причин законодатель в ряде норм либо ограничивает возможности использования той или иной договорной модели, либо, открывая такую возможность, откровенно устанавливает определенные исключения из общих норм с учетом того, кто именно выступает в роли контрагентов.

К соответствующим нормам прежде всего относятся те, которые допускают участие в качестве стороны в определенном типе (виде) договоров только граждан. Так, лишь гражданин может выступать получателем в до-

говоре пожизненного содержания с иждивением (п. 1 ст. 601 ГК) или договоре пожизненной ренты (п. 1 ст. 596 ГК), поклажедателем в договоре хранения с ломбардом (п. 1 ст. 358 ГК) или нанимателем в договоре найма жилого помещения (п. 1 ст. 677 ГК). Соответственно исключается участие в упомянутых договорах на определенной стороне юридических лиц, а равно и любых иных, кроме граждан, субъектов гражданского права.

Существуют и прямо противоположные ограничения. Только на юридических лиц (не граждан!), при этом лишь на тех из них, которые основаны на государственной или муниципальной собственности, может быть возложена законом обязанность страховать принадлежащее им на праве хозяйственного ведения или оперативного управления имущество (п. 3 ст. 935 ГК).

Дифференциация режима имеет разные основания и принимает разные формы. Так, нормы, определяющие особенности правового положения юридических лиц, с одной стороны, и граждан " с другой, являются иногда более строгими по отношению к первым и менее строгими по отношению ко вторым. В частности, речь идет о правилах, которые определяют требования к форме договоров. Имеются в виду различия, которые проведены в п. 1 ст. 161 ГК (общая норма о сделках, которые должны заключаться письменно), п. 1 ст. 609 ГК (о форме договора аренды), ст. 808 ГК (о форме договора займа), п. 2 ст. 574 ГК (о форме договора дарения) и др.

Установлены определенные ограничения для юридических лиц, которые относятся к праву на жилое помещение. Так, договоры владения и (или) пользования жилыми помещениями могут заключаться только при условии, если речь пойдет о проживании граждан (п. 2 ст. 671 ГК).

Ряд договоров предполагает специальные гарантии для граждан, которые не распространяются на случаи, когда в роли стороны выступает юридическое лицо. Например, только в отношении граждан закреплено императивной нормой, что сумма вклада или ее часть должны непременно выдаваться по первому требованию вкладчика (п. 2 ст. 837 ГК), только в срочный договор банковского вклада с гражданином недопустимо включать условие о праве банка изменять размер процентов по вкладам (п. 3 ст. 838 ГК).

Специальный режим выражен и в том, что лишь юридическим лицам запрещено перечислять находящиеся на вкладах (депозитах) денежные средства другим лицам (п. 3 ст. 834 ГК).

Из всех потребителей энергоснабжения только гражданам, использующим энергию для бытового потребления, предоставляется право расторгать договоры в одностороннем порядке (при условии уведомления энергоснабжающей организации и полного расчета с ней). Соответственно договор, заключенный с гражданами на использование энергии для потре

бительских нужд, не может быть расторгнут энергоснабжающей организацией по такому основанию, как неоднократное нарушение сроков оплаты, кооме случаев, установленных законом и иными правовыми актами (п. 1 ст 546 ГК). Только вклады граждан принявший их банк обязан застраховать а в предусмотренных законом случаях использовать для их обеспечения и другие способы (п. 1 ст. 840 ГК). Только для граждан установлена полная свобода производить расчеты наличными без ограничения суммы (п. 1 ст. 861 ГК). Законодатель иногда особо подчеркивает, что льготный для потребителей режим публичного договора (ст. 426 ГК) распространяется лишь на случаи, когда в такой роли выступает гражданин: договор банковского счета (п. 2 ст. 834 ГК) или хранения вещей в ломбарде (п. 1 ст. 919

ГК)идр.

Специальная глава ГК (гл.5) посвящена участию в гражданских правоотношениях Российской Федерации, субъектов Федерации и муниципальных образований. Как предусмотрено п. 2 ст. 124 ГК, к указанным субъектам применяются нормы, определяющие участие юридических лиц в гражданских правоотношениях. При этом соответствующая новелла Кодекса допускает установление определенных изъятий, которые могут вытекать как из закона, так и из специфики соответствующих субъектов.

Среди особенностей выступления Российской Федерации, субъектов Федерации и муниципальных образований в связи с заключением ими договоров следует прежде всего указать на те, которые относятся к ответственности указанных субъектов права по принятым ими на себя обязательствам. Так, созданное указанными субъектами юридическое лицо не отвечает по их долгам. В свою очередь. Российская Федерация, субъекты Федерации и муниципальные образования не отвечают по долгам своих юридических лиц, кроме случаев, предусмотренных в законе. К таким случаям относится субсидиарная ответственность Российской Федерации по обязательствам созданных ею казенных предприятий.

Субсидиарная ответственность, о которой идет речь, отличается от предусмотренной в ст. 399 ГК. Различие состоит в том, что в силу указанной статьи субсидиарный должник отвечает в случае, когда основной отказался удовлетворить требование кредитора или кредитор не получил от него в разумный срок ответ на предъявленное требование. Реальная возможность должника удовлетворить претензии кредитора при этом не имеет значения.

В то же время в силу п. 5 ст. 115 ГК условием наступления субсидиар-ной ответственности Российской Федерации служит отсутствие у казенного предприятия имущества для покрытия соответствующего обязательства.

Аналогичная субсидиарная ответственность возникает у указанных трех категорий субъектов по обязательствам своих учреждений. Подобно

всем другим собственникам Российская Федерация, субъекты Федерации и муниципальные образования отвечают при отсутствии у созданных ими учреждений необходимых денежных средств. Таким образом, предварительного обращения взыскания на неденежное имущество учреждения не требуется.

Установлены определенные ограничения в составе имущества указанных категорий субъектов, на которое можно обратить взыскание. Имеется в виду недопустимость использовать в качестве объекта взыскания по их обязательствам принадлежащее им имущество, которым не вправе обладать другие субъекты гражданского права (т.е. имущество, изъятое из оборота). К этому следует добавить, что обращение взыскания на землю и другие природные ресурсы допускается только в случаях, предусмотренных законом'.

Российская Федерация, субъекты Федерации и муниципальные образования обладают общей правоспособностью, а значит, вправе в принципе заключать любые гражданско-правовые договоры, кроме случаев, когда иное предусмотрено законом.

ГК предусматривает случаи выступления Российской Федерации и субъекта Федерации при заключении государственного контракта на выполнение подрядных работ для государственных нужд (ст. 763 ГК), государственных займов (п. 1 ст. 817 ГК).

При оборонном заказе вооружения и военной техники, научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по их разработке, а также по созданию новых технологий производства вооружения, военной техники в целях поддержания необходимого уровня обороноспособности и безопасности Российской Федерации в качестве государственных заказчиков могут выступать только федеральные органы исполнительной власти2.

Еще одним примером служат соглашения о разделе продукции. В них стороной выступают непременно Российская Федерация, от имени которой действует Правительство Российской Федерации, и орган исполнительной власти субъекта Федерации, на территории которого рекомендуется предоставлять в пользование участки недр, или уполномоченный ими орган, а контрагентами Российской Федерации могут выступать субъекты предпринимательской деятельности. Смысл соответствующих договоров состоит в том, чтобы этим последним на возмездной основе на определенный срок предоставить исключительные права на поиск, разведку, добычу минерального сырья на участках недр и на ведение связанных с этим работ. В обя"

В соответствии с п. 3 ст. 212 ГК виды имущества, которое может находиться в собственности лишь государственной или муниципальной, устанавливаются только на уровне закона.

См.: Закон «О государственном оборонном заказе» // Собрание законодательства РоссчйскоЙ Федерации. 1996. № 1, Ст. б.

занность инвесторов входит осуществление перечисленных работ за свой счет и на свой риск'.

В ряде норм ГК или иной закон предусматривают и другие случаи, когда только Российская Федерация, субъект Федерации или муниципальное образование могут выступать в соответствующих договорных отношениях. В качестве примера можно указать на п. 5 ст. 817 ГК, посвященный договору государственного займа.

В соответствии с Законом РФ от 26 октября 1994 г. «О закупках и поставках сельскохозяйственных продуктов, сырья и продуктов для государственных нужд» Правительство РФ, органы исполнительной власти субъектов Федерации гарантируют товаропроизводителям авансовую оплату, а также соответствующие дотации из бюджета. Кроме того, Российская Федерация и субъекты Федерации при неисполнении или ненадлежащем исполнении гарантий, связанных с выделением государственным заказчикам финансовых средств, обязаны выплачивать тем, кто заключил государственный контракт, вызванные этим штрафы из соответствующего бюджета2.

Законом от 10 ноября 1994 г. «О поставках продукции для федеральных нужд»3 установлено, что Правительство Российской Федерации предоставляет гарантии по обязательствам государственного заказчика (стороны государственного контракта) в пределах выделенных для этого средств.

Субъекты, о которых идет речь, вошли в перечень тех, кто может быть адресатом пожертвований (п. 1 ст. 572 ГК). Они же указаны в качестве возможных организаторов лотерей, тотализаторов и других, основанных на риске игр, при этом для заключения соответствующих договоров они не нуждаются в разрешении (лицензии) (п. 1 ст. 1063 ГК).

ГК иногда, напротив, исключает участие в определенных договорных отношениях Российской Федерации, субъектов Федерации и муниципальных образований. Так, п. 4 ст. 66 ГК предусматривает, что участниками полного товарищества или полными товарищами в товариществах на вере и тем самым выступать стороной в соответствующих учредительных договорах государственные органы и органы местного самоуправления не могут, кроме случаев, предусмотренных законом. Нетрудно определить причину указанного исключения: оно введено применительно к субъектам корпоративного типа, участник которых несет полную, т.е. ничем не ограниченную, ответственность по долгам соответствующих образований4.

' См.: Закон «О соглашениях о разделе продукции» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 1. Ст. 18.

2 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 34. Ст. 3540.

3 См. там же. 1994. № 32. Ст. 3303.

См. о выступлении в гражданском обороте Российской Федерации, су&ьектов Федерации и муниципальных образований: Комментарий части первой Гражданского

От имени Российской Федерации и субъектов Федерации приобретают и осуществляют имущественные и неимущественные права органы государственной власти, а от имени муниципальных образований – органы местного самоуправления. И те и другие органы действуют в рамках своей компетенции, которая установлена актами, определяющими статус соответствующего субъекта (п. 1 и 2 ст. 125 ГК)'.

Стороны договора могут меняться, оставляя сам договор и входящие в его содержание обязательства неизменными. Речь идет о переходе прав ^требований) и переводе долга2.

5. ДОГОВОР И ТРЕТЬИ ЛИЦА

Из признания гражданского оборота совокупностью сделок непосредственно следует, что договор с момента его заключения составляет определенную часть гражданского оборота. И в этом своем качестве каждый в отдельности договор может быть противопоставлен всему остальному обороту. Соответственно контрагенты таким же образом противостоят остальным участникам гражданского оборота. Имея в виду указанное противопоставление, законодатель использует параллельно с термином «сторона» в качестве его коррелята «другое лицо». Это последнее обладает одним, исключительно негативным признаком: «другое лицо» – любой участник оборота, не являющийся стороной в договоре. Например, желая подчеркнуть абсолютный характер прав арендатора на продление срока аренды после его истечения, п. 1 ст. 621 ГК указывает на то, что соответствующая сторона обладает таким правом преимущественно перед «другими лицами», т.е. перед любым и каждым.

Или другой пример; на подрядчика возлагается обязанность устранять обнаруженные недостатки выполненной им работы, если они создают опасность не только для заказчика, но и для любых иных лиц. Этих последних п. 2 ст. 737 ГК также называет «другими лицами».

Отдельно взятый договор может быть только искусственно вычленен из оборота. В действительности по поводу осуществления договорных прав и обязанностей контрагенты вступают в различного рода связи с опреде-

кодекса Российской Федерации для предпринимателей. С. 153 и ел. (автор – В.П. Зве-ков).

' Так, например, за Министерством топлива и энергетики Российской Федерации закреплено право заключать от имени Правительства Российской Федерации, т. е. от имени государства, производственные контракты с определенными нефтяными компаниями (см.: Указ Президента Российской Федерации от 1 апреля 1995 г. «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 15-Ст. 1284). 2 См. п. 5 гл. V.

ленными из числа «других лиц». Все они – те, кто, не будучи его сторонами своими действиями определенным образом воздействуют на динамику правоотношения, в том числе договорного, именуются «третьими лицами». Третье лицо – это тот, кто, не относясь к числу контрагентов, оказывается в юридически значимой связи с одним из них либо с обоими. Отмеченное обстоятельство потребовало от законодателя с учетом особенностей такого рода связей создавать специально посвященные им нормы.

Термин «третье лицо» широко использовался и используется не только в гражданско-процессуальном, но и в гражданском материальном праве. Достаточно указать на то. что упоминание по тому или иному поводу о третьих лицах содержится примерно в 70 статьях первой и второй частей ГК, посвященных как договорным, так и иным правоотношениям. Связи с участием третьих лиц являются не только широкими, но и многообразными. Это вызывает необходимость определенным образом классифицировать статус третьих лиц применительно к характеру правоотношений, в которых они участвуют, и прежде всего к договорам, выступление в которых третьих лиц особенно важно.

Попытку такой классификации предприняла в свое время Е.Н. Данилова. В работе «Ответственность должника за действия третьих лиц, участвующих в исполнении договоров»' она выделила четыре существенно отличных один от другого случая участия третьих лиц, избрав в качестве квалификационного признака основания их выступления. К первой группе был отнесен специальный договор, построенный по модели страхования гражданской ответственности, когда «основанием обязательства является договор, но не между ответчиком (должником) и потерпевшим... а между ответчиком и вредителем. Содержанием обязательства при страховании гражданской ответственности, как и при обязательствах, возникающих из недозволенных действий, является возмещение ущерба». Ко второй группе отнесены сделки, заключенные третьим лицом – представителем, К третьей -нарушения ответчиком обязанности по выбору или надзору. И наконец, четвертую составила группа ситуаций, которые являлись предметом исследования автора: «Простое следствие того, что должник, допустив третье лицо к участию в исполнении договора или осуществлении прав по нему, не исполнил из-за действий третьего лица договора и тем нанес ущерб кредитору».

Приведенная классификация не вполне соответствует своему назначению, поскольку, во-первых, охватывает узкий круг случаев, связанных с участием третьих лиц, и, во-вторых, в ней отсутствует единый критерий,

См.:Данклова Е.Н. Указ. соч. С. 8.

что служит, как неоднократно подчеркивалось, обязательным требованием к любой классификации'.

На наш взгляд, создать одноуровневую классификацию вряд ли удастся. По этой причине предлагается, не претендуя на ее полноту, провести классификацию по нескольким ступеням.

На первой разграничиваются третьи лица, выступающие от собственного имени и от имени стороны в договоре. Дальнейшее деление, относящееся только к тем, кто выступает от собственного имени, может быть проведено исходя из критерия поставленной сторонами цели. Это позволяет выделить прежде всего случаи, в которых участие третьего лица составляет цель соответствующего правоотношения. Речь идет о договорах в пользу третьего лица.

Все остальные ситуации можно разделить с учетом того, с какой из сторон договора третьи лица связаны: пассивной, т.е. стороной должника, или активной – стороной кредитора.

Участие третьего лица на пассивной стороне выражается в одной из двух форм: третье лицо выступает как исполнитель обязательства или как пособник должника.

Что же касается связи третьего лица с активной стороной, то здесь можно говорить о принятии исполнения вместо кредитора третьим лицом и об адресованном третьим лицом одной из сторон в договоре требовании его исполнения.

Во всех случаях выступления третьего лица от имени стороны в договоре речь идет о совершении юридических действий, т.е. представительстве. Соответственно решающее значение для определения последствия действий такого третьего лица определяется тем, выступало ли оно в соответствии с предоставленными полномочиями или за их пределами.

' Термины «другое лицо» (или адекватный ему ~ «любое лицо»), а также «третье лицо» весьма распространены и используются за пределами договорного права. Четкое различие между обоими видами участников проведено, например, в ст. 1067 ГК. В первой ее части, когда говорится вообще о возможных потерпевших от действий любого, кто находится в состоянии крайней необходимости, применяется термин «другое», т.е. «любое», лицо. А во второй (где идет речь о возможности для суда возложить обязанность возместить вред непосредственно на того, в чьих интересах действовал причинитель) имеется в виду вполне конкретный субъект – «третье лицо».

В некоторых случаях ГК именует третьим лицом того, кто находится в юридической связи с носителем абсолютного права. Так, ст. 138 ГК под «третьими лицами» подразумевает тех, кто получил согласие носителя интеллектуальной собственности на использование соответствующего ее результата.

Аналогичные примеры можно найти в любых иных главах (разделах) Кодекса. И повсюду сохраняется основной признак третьего лица: связь с одной или обеими сторонами правоотношения, определенная юридически значимым образом.

Сторона несет ответственность лишь за юридические действия, со-рптпенные третьим лицом в пределах полномочий, которыми он обладает. За свои фактические действия отвечает она сама.

Договор в пользу третьего лица составляет особую договорную кон-стоукцию, принципиально отличную от всех остальных договоров, для которых характерно то, что они всегда заключаются в интересах самих

сторон.

Рассматриваемому виду договоров посвящена специальная ст. 430 ГК

("«Договор в пользу третьего лица»), которая внесла определенные изменения в его регулирование по сравнению с одноименной статьей ГК 64

(ст.167).

Пункт 1 ст. 430 ГК следующим образом определяет соответствующий

договор: по этому договору должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнения обязательства.

Приведенное определение может показаться относящимся не к договору в пользу третьего лица, а к иной конструкции – договору об исполнении третьему лицу (см. о ней ниже). Однако последующие пункты ст. 430 ГК позволяют утверждать, что созданная ими конструкция действительно представляет собой «договор в пользу третьего лица». '

Основной смысл соответствующей конструкции лежит в предоставлении третьему лицу права самостоятельного требования к стороне по договору, в заключении которого третье лицо участия не принимало. Примером может служить договор перевозки. Построенный по модели договора в пользу третьего лица, он порождает у грузополучателя (третьего лица) различные права, и в их числе право заявлять перевозчику, с которым непосредственно договора он не заключал, требования, возникшие вследствие утраты, повреждения или просрочки в доставке груза. Необходимой предпосылкой для заключения такого договора служит несовпадение в одном лице грузоотправителя и грузополучателя.

Конструкция договора в пользу третьего лица используется в отношениях по страхованию и кредиту: это – договоры страхования жизни с назначением лица, которому должна быть выплачена страховая сумма; договоры страхования имущества его владельцами в пользу собственников;

условные вклады в кредитные организации в пользу назначенного лица.

Для рассматриваемого договора характерны, как вытекает из ст. 430 ГК, по крайней мере такие элементы: третье лицо всегда противостоит в качестве кредитора одной из сторон первоначального договора (1), первоначальный договор в принципе создает у третьего лица права, а не обязанности (2), при отказе третьего лица от выговоренного права его обычно может осуществить сам контрагент, выступавший в роли кредитора (3).

Для того чтобы третье лицо стало кредитором в обязательстве, необходимы, по общему правилу, два юридических факта: заключение соответствующего договора и изъявление третьим лицом согласия принять выговоренное в его пользу право; в договорах страхования третье лицо должно выразить свою волю после наступления страхового случая. До завершения указанного юридического состава – получения согласия третьего лица на осуществление предоставленного ему права – контрагент менять содержание договора (так, в соответствии со ст. 59 УЖД отправитель может изменить указанного в накладной грузополучателя до момента выдачи груза;

правом изменять некоторые пункты договора обладает и страхователь).

Использование соответствующей конструкции возможно применительно как к односторонним, так и двусторонним договорам. В последнем случае обязанности по договору несет первоначальный контрагент (в частности, страхователь в соответствующем договоре). Однако после того, как третье лицо выразило свое согласие на вступление в договор, определенные обязанности могут быть возложены и на него.

Так, в силу ст. 200 КТМ в случае заключения договора морского страхования в пользу другого лица страхователь несет все обязанности по ло-. говору. Однако эти же обязанности возлагаются и на лицо, в пользу которого заключен договор, если заключение имело место по его поручению или хотя и без поручения, но выгодопреобретатель выразил на то свою волю.

Одна из особенностей ст. 430 ГК состоит в том, что она допускает случаи, когда третье лицо прямо не названо в договоре. Имеется в виду отсутствие точного указания выгодоприобретателя к моменту заключения договора. Таким образом, можно утверждать, что выгодоприобретателем всегда должно быть лицо «определенное» или «определимое».

Примером последней ситуации может служить страхование ответственности за причинение вреда. Например, владелец источника повышенной опасности для окружающих страхует свою ответственность перед потенциальным потерпевшим, т.е. тем, на кого им может быть совершен в будущем наезд, или перед тем, кому принадлежит автомашина, которую он может в результате дорожного происшествия повредить.

Другим примером из той же области отношений служит морское страхование. Статья 195 КТМ предусматривает, что одноименный договор может быть заключен страхователем в свою пользу, в пользу другого лица, указанного или не указанного в договоре. В последнем случае имеется в виду лицо, которое представит полис или иной страховой документ в подтверждение своих прав.

Статья 131 Воздушного кодекса возлагает на владельца воздушного судна обязанность страховать свою ответственность перед третьими лица

ми за вред, причиненный жизни или здоровью либо имуществу третьих лиц при эксплуатации воздушного судна.

Наконец, в силу ст. 18 Основ законодательства РФ о нотариате нотариус занимающийся частной практикой, обязан заключить договор страхования своей деятельности, без чего не вправе выполнять свои обязанности.

Указанные виды страхования укладываются в рамки ст. 4 Закона от 27 ноября 1992 г. «О страховании»', а также п. 3 ст. 931 ГК.

Третье лицо как носитель самостоятельного права должно обладать правоспособностью. По этой причине не может выступать в такой роли и утратившее права юридического лица образование, и гражданин, которого к моменту заключения договора уже нет в живых. В частности, п. 3 ст. 596 ГК признает в указанном случае ничтожным договор пожизненной ренты в пользу гражданина, который к моменту заключения договора уже умер.

Договор в пользу третьего лица имеет определенное сходство с условной сделкой. Речь идет о том, что достижение цели договора – приобретение права из него третьим лицом – связано с наступлением или ненаступлением определенного, не зависящего от воли контрагентов обстоятельства – согласия третьего лица, в пользу которого заключен договор, принять выговоренное в его пользу право. Подобное принятие, представляющее собой волеизъявление третьего лица, служит для контрагентов или по крайней мере одного из них обстоятельством, «относительно которого неизвестно, наступит ли оно».

Продолжая сравнение с условной сделкой, легче установить, какое значение имеет для развития договорных отношений воля третьего лица:

является ли она условием (юридическим фактом) отменительным или отлагательным? Иначе говоря, что представляет собой договор в пользу третьего лица: идет ли речь об обычном правоотношении, связывающем стороны, и, следовательно, воля третьего лица лишь трансформирует обязательство в пользу стороны, которая выступает кредитором в договоре, либо эта воля лица впервые создает соответствующее обязательство, т.е. является право-устанавливающим отлагательным условием?

На поставленный вопрос в свое время в литературе давался неоднозначный ответ.

Так, в споре с Б. Виндшайдом, полагавшим, что право третьего лица существует у последнего с момента заключения основного договора, Г.Ф. Шершеневич признавал соответствующее право возникшим только с момента, когда третье лицо выразило на то свою волю3. Последнее позволяло сделать вывод, что лишь с этого момента право можно считать созревшим для принудительного осуществления в отношении соответствую-

См.: Ведомости Российской Федерации. 1993. № 2. Ст. 56. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М,, 1912. С. 520.

щей стороны в договоре. Все, что совершалось до этого момента, не может признаваться нарушением прав третьего лица'.

Хотя позиция Г.Ф. Шершеневича кажется предпочтительнее, нельзя пройти мимо того, что каждый из указанных авторов имел в виду различное право. Первое из них выражается в возможности для третьего лица присоединиться соответствующим образом к договору. Указанному праву противостоит лишь связанность того из контрагентов, кто является должником в соответствующем обязательстве. Для возникновения указанного права, секундарного по своей природе, достаточно самого договора. Смысл этого права можно выразить все той же использованной ранее формулой «право на право».

Вторым является право, возникшее в связи с выражением воли третьим лицом воспользоваться предоставленным ему секундарным правом. Так юридический состав, состоящий из двух фактов – договор плюс односторонняя сделка, совершенная третьим лицом, – порождает настоящее субъективное право, которому противостоит уже обязанность должника.

Существует различие между возникновением двух видов секундарных прав: одного, – порожденного офертой, а второго – договором в пользу третьего лица. Первое носит безусловный характер: с момента, когда оферта оказалась воспринятой адресатом, секундарное право, возникшее у последнего, не может быть отменено оферентом. Иное дело – договор в пользу третьего лица. Здесь секундарное право существует на протяжении всего периода действия договора с тем, однако, что в течение времени, прошедшего до выражения третьим лицом своего согласия, сторона, выговорившая право третьей стороны, может ее этого права лишить.

На наш взгляд, именно концепция, обосновывающая существование отличных от субъективных, секундарных прав, способна наиболее точно отразить смысл конструкции договора в пользу третьего лица. Это успешно доказал М.М. Агарков. По мнению М.М. Агаркова, которое опирается на обширную литературу континентального права, наряду с субъективным

Близкую позицию занимал А.М. Гуляев, полагавший, что «для третьего лица возникают из заключенного, помимо его участия, договора права требования, а для должника – обязанность исполнения с того времени, как третье лицо выразит свою волю осуществить содержание договора: до этого момента существует лишь отношение, связывающее контрагентов». Вызывает сомнение лишь аргументация автора: «Для того чтобы мог быть заключен договор в пользу третьего лица, необходимо, чтобы между третьим лицом и активной стороной договора существовало такое отношение, которое создавало бы для этого контрагента интерес в исполнении должником обязательства в пользу третьего лица» (Гуляев A.M. Русское гражданское право. СПб., 1912. С. 238). Такой интерес действительно, как правило, налицо. Однако и характер и самое наличие интереса относятся к области мотивов в сделке, которые в круг ее оснований не входят.

гтоавом за его пределами существует «возможность создать, изменить или поекратить юридическое отношение посредством одностороннего волеизъявления»'. Отмечая, что закон называет такие волеизъявления правом, он ставит вопрос: «являются ли эти возможности правами в собственном смысле слова, в том же самом смысле, как право собственности, право за'-дога право кредитора требовать исполнения от должника и т.п.?» На этот вопрос дан отрицательный ответ.

М.М. Агаркова не смущает отмеченное им же обстоятельство, что закон называет указанные возможности «правом». Особенность соответствующей конструкции состоит, в частности, в том, что «праву одной стороны соответствует не обязанность другой стороны, а только связанность ее этим правом»2 (выделено нами. – Авт.). Наряду с другими к секундарным М.М. Агарков относил права третьего лица, в пользу которого заключен одноименный договор3.

С изложенных позиций вызывает сомнение близкая к позиции Б. Дернбурга точка зрения В.И. Серебровского, который полагал, что право третьего лица существует, поскольку обещание должника произвести исполнение третьему лицу, принятое другой стороной в договоре, подтверждает обоюдное намерение сторон. Соответственно автор полагал, что для возникновения права третьего лица не требуется какого-либо волеизъявления с его стороны. Правда, позднее В.И. Серебровский смягчает свою позицию. Вслед за утверждением, что право возникает из договора и выражение воли третьего лица безразлично, он вместе с тем не считает право третьего лица действительно породившим сам договор4.

В связи с указанным разрывом во времени двух прав возникает вопрос о том, что представляют собой взаимоотношения сторон в промежутке, во-первых, от заключения договора до выражения воли третьим лицом и, во-вторых, после того, как третье лицо выразит волю воспользоваться соответствующим правом или откажется присоединиться к договору?

Агарков М.М. Обязательственное право. С. 68. 2 Там же. С. 69. 'Там же. С. 68.

См.; Серебровский В.И. Договор страхования жизни в пользу третьего лица // Ученые труды ВИЮН. Вып. IX. С. 172-173. Такова же и точка зрения Н.С. Ковалевской. Она обращала внимание на то, что соответствующая норма (ст. 167 ГК 64), «поскольку в ней указано... если третье лицо не откажется, это означает: соответствующее право у третьего лица уже было. Иначе говоря, право третье лицо имело, но отказалось от него» (Ковалевская Н.С. Договор в пользу третьего лица // Вестник ЛГУ. 1984. № 5. С. 101). Думается, что и в этом случае произошло смешение двух видов прав – субъективного и секундарного, т.е. того, которым создается лишь возможность приобретения права.

Прямого ответа на первый вопрос не было в ГК 64. По этому поводу О.С. Иоффе высказал соображение, что даже тогда, когда право требовать исполнения обязательства принадлежит тому, кто заключил договор в пользу третьего лица, он может это требование осуществить не для себя, а только для третьего лица. «Возможность использования для себя права, возникшего по такому договору, предоставляется ему лишь в случаях, когда от этого права отказалось лицо, в пользу которого договор был заключен»'.

Указанная точка зрения соответствовала позиции ГК64. Имеется в виду содержавшаяся в этой статье диапозитивная норма, которая предусматривала, что исполнения договора в пользу третьего лица могут требовать как лицо, заключившее договор, так и третье лицо. Возможность для стороны воспользоваться своим предусмотренным договором правом не ставилась в зависимость от того, в чьих интересах она действует.

В ГК приведенная норма отсутствует. Вместо нее появилась другая, в известной мере прямо противоположная предложенному толкованию ранее действовавшей нормы. Имеется в виду новелла, в силу которой стороны, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором, не могут расторгнуть или изменить заключенный между ними договор с момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться этим правом (п. 2 ст. 430 ГК). Указанная норма явно относится к числу тех, которые требуют толкования способом a contrario. Соответственно, применяя его, можно прийти к выводу: до подтверждения принятия третьим лицом выговоренного в его пользу права договор может быть изменен и, в частности, стать обычным договором в пользу заключившей его стороны. Стороне не требуется для этого согласия ни третьего лица, ни контрагента. Иное дело – изменение третьего лица. Самостоятельно заменить последнее должник может только в случае, если это предусмотрено законом, иным правовым актом или договором. Имеется в виду, что замена третьего лица означает изменение первоначального договора, которое должно происходить по общему правилу лишь с согласия должника-контрагента в первоначальном договоре.

Может показаться, что ст. 430 ГК оказалась с внутренними коллизиями. Наряду с п. 2 существует в ней и п. 4, который закрепляет возможность стороны, если это не противоречит закону, иным правовым актам или договору, при отказе третьего лица от принадлежащего ему права самому им воспользоваться. Приведенная норма позволяет сделать вывод, основанный на таком же способе толкования – a contrario. Суть его в данном случае означает, что до получения отказа третьего лица менять договор и, в частности, воспользоваться правом, выговоренным в его пользу, сторона не мо-

' Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 35.

жет. Таким образом, если из п. 2 ст. 430 ГК вытекает: «молчание позволяет стороне осуществить право», то из п. 4 той же статьи, наоборот, следует:

«молчание позволяет признать отсутствие у стороны соответствующего права» (только прямо выраженный отказ может его породить). Думается, что природе договора в пользу третьего лица больше соответствует норма, включенная в п. 2 ст. 430 ГК.

Специальная норма, допускающая изменение договора до момента положительного выражения своей воли третьим лицом, содержится в ГК применительно к договору банковского вклада. Пункт 2 ст. 842 ГК прямо предусматривает, что до выражения третьим лицом намерения воспользоваться правами вкладчика лицо, которое заключило договор банковского вклада, может приобрести эти права в отношении внесенных им на счет по вкладу денежных средств. Разумеется, приведенное решение не может рассматриваться как непременно соответствующее интересам первоначально назначенного третьего лица. Однако, с точки зрения действующего ГК, это обстоятельство значения не имеет. Думается, что приведенная норма в наибольшей степени отвечает природе самой конструкции договора в пользу третьего лица.

Иное толкование соответствующих норм, определенный повод к которому давал ГК 64, могло бы открыть обязанной стороне дорогу к отклонению требования контрагента со ссылкой на то, что последний не доказал, действовал ли он на самом деле в интересах третьего лица. Более того, такое толкование поставило бы, например, под сомнение возможность грузоотправителя осуществлять самостоятельно одно из основных его прав -свободно, по собственной воле и в своем интересе переадресовывать грузы в процессе транспортировки в случаях, когда это не противоречит транспортному законодательству.

Очевидно, препятствием для самостоятельного осуществления соответствующего права может служить прямо зафиксированный в законе (в заключенном договоре) запрет кредитору осуществлять закрепленное в договоре право по отношению к своему контрагенту – должнику.

К этому следует добавить и еще одно соображение, связанное уже с иной ситуацией. Имеются в виду случаи, когда по самой природе договора выговоренное в пользу третьего лица право не способен осуществлять кредитор. Сюда могут быть отнесены с равным основанием страхование имущественной ответственности, заключение договора пожизненного содержания с иждивением или договора пожизненной ренты, в котором плательщиком выступает юридическое лицо, и др'.

В соответствии с п. 3 ст. 931 ГК «договор страхования риска ответственности за причинение вреда считается заключенным в пользу лиц, которым может быть причинен вред (выгодоприобретателей), даже если договор заключен в пользу страхо-

Как уже отмечалось, из п. 2 ст. 430 ГК вытекает, что с момента выражения третьим лицом намерения воспользоваться выговоренным в его пользу правом стороны лишаются возможности расторгать или изменять договор. Одновременно само третье лицо становится носителем соответствующего, указанного в договоре права.

Следует иметь в виду ту присущую рассматриваемой конструкции особенность, что при изъявлении третьим лицом своей воли присоединиться к договору соответствующая сторона не уходит из него. Следовательно, сторона вправе адресовать требования, вытекающие из договора, контрагенту. Это не исключает того, что в случаях, предусмотренных в законе, ином правовом акте или в договоре, определенные обязанности могут быть возложены именно на третье лицо. Так, например, происходит в договоре перевозки грузов, в отношении которого транспортными уставами и кодексами предусмотрены различные обязанности, лежащие на грузополучателе (получить груз. осуществить его проверку в указанном порядке и др.). Другой пример – договор морского страхования. Имеется в виду ст. 203 КТМ, которая предусматривает, что, если до отчуждения груза страховая премия не была уплачена, обязанность ее уплаты несут как страхователь, так и приобретатель груза.

Выражение третьим лицом согласия на вступление в договор не превращает последний ни в многосторонний договор, ни в договор со множественностью лиц на стороне кредитора. Договор не становится многосторонним уже потому, что третье лицо состоит в отношениях только с одной стороной – должником (имеется в виду, что возможные обязательственные отношения между третьим лицом и кредитором находятся за пределами договора). Не может считаться такой договор и обязательством со множественностью лиц на стороне кредитора, поскольку в виде общего правила ни одна из известных гражданскому праву моделей такой множественности -солидарные, субсидиарные или долевые кредиторы – здесь, опять-таки по общему правилу, не используется.

Прямые указания на сохранение за стороной ее места в договоре содержатся и в некоторых других статьях ГК. Примером может служить ситуация, предусмотренная п. 1 ст. 939 применительно к договору страхования с назначением выгодоприобретателя. Здесь подчеркнуто, что во всех случаях, включая и те, при которых выгодоприобретатель сам же является застрахованным лицом, по общему правилу страхователь не освобождается от выполнения обязанностей по договору. Исключение составляют случаи, когда соответствующие обязанности уже выполнены в полном объеме страхователем либо «иное» предусмотрено договором. Вместе с тем нега-

вателя или иного лица, ответственных за причинение вреда, либо в договоре не указано, в чью пользу он заключен».

тивные последствия нарушения обязательства стороной несет выгодоприобретатель. Это, в частности, означает, что страховщик вправе потребовать исполнения обязанности, лежащей на страхователе, от выгодоприобретателя. При этом на последнего падает риск последствий того, что обязательство предусмотренное договором, было выполнено ранее. Есть основания полагать, что правилом о переносе риска неисполнения обязанности третьим лицом на выгодоприобретателя следует руководствоваться и при всех других вариантах заключения договора в пользу третьего лица.

Третий из поставленных вопросов урегулирован в п. 4 ст. 430 ГК. Он сводится к признанию того, что при отказе третьего лица от своего права сторона-кредитор может им воспользоваться. Исключение составляют случаи когда соответствующее последствие противоречит закону, иным правовым актам или договору. Такого рода ограничение связано главным образом с указанными выше договорами, имеющими в виду права, которые заведомо могут принадлежать только третьим лицам, и соответственно их носителем сама сторона, являющаяся кредитором в договоре, не выступает. За этими пределами используется структура договоров, которые в одних случаях представляют собой обычный договор, т.е. договор, заключенный в интересах стороны, а в других являются договорами в пользу третьего лица (Так, в силу п. 1 ст. 596 ГК гражданин может передать имущество под выплату ренты либо ему самому в течение его собственной жизни, либо на период жизни другого лица, например супруга).

ГК (п. 3 ст. 430) предоставляет должнику право выдвигать против требований третьего лица все те возражения, которые он мог бы выдвинуть против кредитора. Так, например, при заключении договора поставки в пользу третьего лица – получателя поставщик в споре с этим последним о нарушении ассортимента поставляемых товаров может ссылаться на то, что договором сторон было предусмотрено его право производить замену определенных позиций в ассортименте подлежащих поставке товаров.

Право третьего лица воспользоваться предоставленной ему возможностью. если иное не вытекает из характера связи между участниками обязательства, способно переходить к правопреемникам третьего лица. Так, например, при оплате путем выставления аккредитива соответствующее право принадлежит правопреемникам того, чьи товары, услуги и работы подлежат оплате. Подобным образом в случае, когда умирает лицо, в пользу которого внесен вклад, и каких-либо дополнительных условий по этому поводу в договоре нет, у наследников возникает право приобрести этот вклад. А если лицо уже успело выразить желание принять его (например, сняв какую-то часть денег со счета), то соответствующая часть входит в состав наследственной массы. Указанный принцип распространяется и на

договоры перевозки (имеется в виду переход прав от первоначального грузополучателя к правопреемнику этого последнего).

Проект книги пятой Гражданского Уложения России допускал возможность заключения в пользу третьего лица договора, по которому стороны могут изменять и отменять его даже после того, как третье лицо выразит согласие присоединиться к договору (ст. 555 Проекта). Однако такого рода порядок, делающий весьма неопределенным правовое положение обоих контрагентов и самого третьего лица, вряд ли мог бы получить распространение на практике.

Особого рассмотрения заслуживают случаи возложения исполнения обязательства на третье лицо. В этой связи возникает ряд вопросов, и среди них, в частности, когда можно возложить исполнение на третье лицо и какие последствия это влечет?

Ответ на первый вопрос содержится прежде всего в п. 1 ст. 313 ГК. Он позволяет сделать вывод, что возможность привлечь третье лицо к исполнению чужого обязательства – это общее правило, а недопустимость такого привлечения, означающего непременно личное исполнение, – исключение из правила. Последнее должно быть непременно предусмотрено законом, иным правовым актом, условиями или существом обязательства, в том числе условиями и существом договора, породившего обязательство.

Как исключение, так и правило включены в общие положения об обязательствах, а также в регулирующие отдельные типы договоров нормы. Примером может служить гл. 38 ГК, которая содержит статьи о договорах на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ. Применительно к первому из этих договоров – на выполнение научно-исследовательских работ – п. 1 ст. 770 ГК предусмотрел необходимость личного исполнения обязательства. Соответственно привлечение к исполнению третьего лица допустимо лишь с согласия заказчика. Напротив, в отношении второго и третьего договоров (на выполнение опытно-конструкторских и на выполнение технологических работ) установлено, что поручать исполнение третьему лицу можно всегда, если только иное не указано в договоре (п. 2 ст. 770 ГК).

Презумпция в пользу возможности возложения исполнения на третье лицо особо закреплена в ГК для обязательства транспортного экспедитора (ст. 805 ГК). Прямо противоположная презумпция – в пользу недопустимости передачи исполнения третьему лицу – действует в договоре хранения:

хранитель вправе передать поклажу и тем самым исполнение своего обязательства третьему лицу лишь при наличии согласия на то поклажедателя. Исключение допускается только в случаях, когда налицо одновременно три условия: хранитель вынужден поступить подобным образом силою обстоятельств (1), в интересах поклажедателя (2), не имея возможности получить

согласие последнего (3). Существование всех перечисленных условий в совокупности должен доказать хранитель (ст. 894 ГК).

Возможность возложить исполнение обязательства, в том числе и возникающего из договора, на третье лицо означает, что сторона вправе выбрать один из двух вариантов: сама исполнить обязательство или передать его исполнение третьему лицу. Это и вызвало появление соответствующих новелл в ГК. Кодекс 1964 г. (ч. 1 ст. 171) допускал возложение исполнения обязательства полностью или частично на третье лицо только при условии, если это предусмотрено установленными правилами, а равно если третье лицо связано с одной из сторон административной подчиненностью или возможность передачи предусмотрена соответствующим договором. ;

Основы гражданского законодательства 1991 г. (п. 1 ст. 62) включили в аналогичное правило определенное ограничение. Передача исполнения обязательства должником признавалась возможной лишь для случаев, когда это предусмотрено законодательством или договором, а равно если третье лицо связано с одной из сторон соответствующим договором. Такое основание как административное подчинение к тому времени в связи с состоявшимися и намечавшимися изменениями в структуре управления экономикой страны утратило значение.

Нетрудно заметить, что и ГК 64, и Основы гражданского законодательства 1991 г. при включении перечисленных оснований возложения исполнения обязательства на третье лицо ссылались на договор, имея на самом деле в виду два договора: один, связывающий кредитора с должником, а другой – должника с третьим лицом. Тем самым явно смешивались основания возникновения у должника двух различных по характеру прав: одного – требовать от третьего лица исполнения обязательства именно кредитору и второго – требовать от кредитора принятия исполненного третьим лицом. Последнему праву соответствовала обязанность кредитора принять такое исполнение. Этой обязанности была посвящена в той же статье еще и другая норма – п. 2 ст. 52 Основ (ч, 2 ст. 171 Кодекса 1964 г.). Таким образом, оказывалось, что один и тот же вопрос был урегулирован дважды, при этом соответствующие нормы не вполне совпадали.

Статья 313 ГК теперь устранила отмеченный недостаток. Она вынесла за свои пределы весь вопрос об основаниях возложения исполнения обязательства на третье лицо, как и в целом – об отношениях третьего лица с должником. В соответствующей норме ГК речь идет только о том, когда:

именно должник имеет право передать исполнение обязательства третьему лицу, а кредитор обязан такое исполнение принять: всегда, если иное не предусмотрено в законе, в другом правовом акте, в условиях обязательства или не вытекает из его существа.

При сравнении норм об исполнении третьим лицом обязательств, включенных в ГК, с одной стороны, и в ранее действовавшие аналогичные акты – с другой, обращает на себя внимание и то, что Кодекс 1964 г., а равно Основы гражданского законодательства 1991 г. подразумевали возложение на третье лицо исполнения только договорного обязательства. В отличие от этого в ГК (п. 1 ст. 313) идет речь уже об исполнении третьими лицами любого обязательства, независимо от оснований его возникновения. Имеется в виду обязательство вследствие, например, причинения вреда или неосновательного обогащения.

Наконец, еще одна из особенностей ГК состоит в том, что обязанность личного исполнения должником теперь не зависит от того, кто выступает в этой роли (гражданин или юридическое лицо). В отличие от этого ст. 171 ГК 64, говоря о личном исполнении, упоминала только граждан,

По самой своей сущности п. 1 ст. 313 ГК установлен исключительно в интересах должника. Вместе с тем Кодекс впервые ввел норму, которая решает тот же вопрос – об исполнении обязательства третьим лицом с позиций защиты интересов этого последнего. Речь идет о предоставленной п. 2 ст. 313 ГК возможности для третьего лица, подвергшегося опасности утратить свое право на имущество должника вследствие обращения на него кредитором взыскания, удовлетворить требование кредитора собственной волей и за свой счет.

Специальный по отношению к предусмотренному в п. 2 ст. 313 ГК случай составляет ситуация, связанная с залогом. ГК, защищая интересы* залогодателя, не являющегося должником, предоставляет залогодателю -третьему лицу применительно к договору, связывающему залогодержателя -кредитора с должником, право исполнить обеспеченное залогом обязательство полностью или в просроченной части (п. 7 ст. 350 ГК). Интерес третьего лица состоит в данном случае в том, что оно готово исполнить чужое обеспеченное залогом обязательство для того, чтобы избежать обращения взыскания на принадлежащее должнику заложенное имущество.

При сравнении указанной ст. 313 ГК со ст. 387 ГК обращает на себя внимание то, что в первой выделен переход принадлежащего должнику права аренды и залога, в то время как в ст. 387 ГК, посвященной переходу прав кредитора к другому лицу на основании закона и наступления указанных в нем обстоятельств, специально упомянуто исполнение обязательства должника его поручителем или залогодателем. Однако приведенное различие не имеет значения, поскольку и в той и в другой статье залог и аренда, а также соответственно залог и поручительство приведены лишь в качестве примера перехода прав, связанных с исполнением обязанностей третьим лицом.

Последствием исполнения чужого долга в рассматриваемом случае служит переход к третьему лицу прав кредитора. Тем самым складывается

ситуация, которая регулируется посвященными такому переходу отдельными статьями главы 24 ГК «Перемена лиц в обязательстве» (ст. 382-390 ГК).

Пункт 2 ст. 313 ГК оставляет открытым вопрос о том, вправе ли кредитор отказаться принять исполнение от третьего лица, действующего вопреки возражениям должника. Указанный пробел восполняется п. 1 той же статьи. Положение кредитора не может зависеть от того, каковы основания действий третьего лица. Поскольку и в первом и во втором пунктах статьи речь идет об исполнении обязательства вместо должника третьим лицом, интересам последнего в п. 1 ст. 313 ГК и третьего лица – в п. 2 ст. 313 ГК могут противостоять интересы кредитора к личному исполнению обязательства должником. А это дает основания, используя метод распространительного толкования к п. I указанной статьи, признать, что и в ситуации, предусмотренной п. 2 ст. 313 ГК, при отсутствии согласия должника кредитор может отказаться принять исполнение от третьего лица и требовать личного исполнения обязательства должником только в трех случаях: когда такая возможность предусмотрена в законе или ином правовом акте (1), условиями обязательства (2) или его существом (3). Последнее имеет место, если в силу тех или иных причин личность исполнителя наряду с характером действий должника индивидуализируют предмет обязательства.

В ситуациях, предусмотренных п. 2 ст. 313 ГК, действия третьего лица прекращают обязательство должника перед кредитором лишь при условии, если они представляют собой надлежащее исполнение (п. 1 ст. 408 ГК). В противном случае кредитор вправе такое исполнение от третьего лица не принять, и соответственно обязательство должника сохранит свою силу.

Если кредитор принял исполнение от действующего в своем интересе и за свой счет третьего лица, но в дальнейшем обнаружит, что исполнение являлось ненадлежащим, то в зависимости от обстоятельств ответственность перед ним понесут либо должник, либо третье лицо.

Последствиям действий третьего лица, на которое возлагается исполнение обязательства самим должником, посвящена ст. 403 ГК. Она предусматривает, что тогда ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства третьим лицом несет должник. Это относится, например, к случаям, когда поставщик (продавец) возлагает на связанного с ним договорными отношениями изготовителя товаров обязанность отгружать произведенную продукцию непосредственно покупателю. То обстоятельство, что контрагенты (кредитор и должник) при исполнении обязательства третьими лицами сохраняют обязательственную связь между собой, подчеркнуто в ряде специальных норм применительно к отдельным видам договоров. Одна из них помещена в абзаце 2 ст. 805 ГК; возложение исполнения на третье лицо не освобождает экспедитора от ответственности "бред клиентом за исполнение договора,

Оба пункта ст. 313 ГК посвящены коллизии интересов определенных лиц. При этом их круг, обозначенный в каждом из пунктов, не совпадает: в п. 1 имеются в виду коллизии интересов кредитора, с одной стороны, и должника вместе с третьим лицом " с другой, а в п. 2 – коллизии интересов должника и третьего лица.

В отличие от ст. 171 Гражданского кодекса 1964г., которая предусматривала необходимость для кредитора принимать исполнение от третьего лица только в случаях, когда из закона, договора или существа обязательства не вытекала обязанность именно гражданина исполнить обязательство лично, ст. 313 ГК указанного ограничения не содержит. Однако отмеченное различие носит в значительной мере юридико-технический характер. Большого практического значения оно не имеет, поскольку личное исполнение все же важно главным образом в случаях, когда должником выступает гражданин, хотя личный характер для исполнения обязательства юридическим лицом также может оказаться важным (примером может служить п. 1 ст. 770 ГК, презгомирующий обязанность личного исполнения договора на выполнение научно-исследовательских работ исполнителем лично).

Предусмотренная ст. 313 ГК ситуация происходит, например, в случаях, когда генеральный подрядчик возлагает исполнение своих обязанностей перед заказчиком на субподрядчика (выполнить определенную часть работы) или таких же своих обязанностей перед субподрядчиком – на заказчика (оплатить стоимость выполненных работ). Возникающие при этом вопросы урегулированы в п. 3 ст. 706 ГК.

Ответственность за действия третьего лица строится на тех же принципах, что и за действия самого должника. Имеется в виду, что кредитор не должен проиграть от замены исполнителя. Такого рода цель окажется достигнутой при условии, если должник будет нести ответственность за действия третьего лица, как за свои собственные.

Это относится к случаям не только расширения, но и сужения ответственности должника, когда объектом защиты служат уже интересы самого третьего лица. Так, например, при утрате, недостаче или повреждении принятых на хранение вещей после того, как наступила обязанность поклаже-дателя взять их обратно, его ответственность наступает лишь при наличии умысла или грубой небрежности (п. 2 ст. 901 ГК). Это означает, что в указанных пределах простирается ответственность хранителя, передавшего вещь на хранение другому лицу, за выбор этого последнего, а равно в тех же пределах (умысел и грубая небрежность) должна производиться оценка действий самого третьего лица.

В ст. 403 ГК («Ответственность должника за действия третьих лиц») отсутствует указанная формула ответственности. Она существует лишь в

отдельных статьях, например в п. 2 ст. 1021 ГК, который устанавливает, что доверительный управляющий отвечает за действия избранного им поверенного как за свои собственные. Точно так же хранитель, передавший полученные от поклажедателя вещи третьему лицу, несет ответственность за его действия, как за свои собственные (ст. 895 ГК).

В условиях, когда законодатель установил различные основания ответственности должника (в виде общего принципа – только за вину, а как исключение – в случаях, когда исполнение связано с предпринимательской деятельностью должника, – до пределов непреодолимой силы), указанный принцип должен быть генерализирован. Применительно к случаям повышенной ответственности стороны это означает для последнего необходимость для своего освобождения от нее доказать, что ни он, ни третье лицо не могли совершить соответствующие действия из-за обстоятельств, которые следует отнести к непреодолимой силе. Напротив, если исполнение не укладывается в рамки предпринимательской деятельности и по этой причине ответственность строится на принципе вины, для освобождения себя от ответственности стороне достаточно доказать отсутствие вины как ее самой, так и третьего лица.

Как отмечала в свое время Е.Н. Данилова «из того положения, что должник отвечает за вину фактических исполнителей, как за свою собственную, вытекает, что если он по данному договору сам должен отвечать за всякую вину, то он отвечает и за всякую вину помощника. Если же он отвечает сам только за грубую вину, то он отвечает только за такую же вину и помощника»'.

Во всех случаях, когда сторона передает исполнение обязательства третьему лицу, несмотря на существующий в законе или договоре запрет на такую передачу, она принимает риск действий последнего на себя. Это обстоятельство приобретает особое значение в случаях, когда ответственность должника строится на началах вины. Имеется в виду, что самый факт неправомерной передачи исполнения третьему лицу дает основания сделать вывод о вине стороны в нарушении обязательства. В некоторых случаях ГК возвращается к старому принципу culpa in eligendo. Так, арендодатель отвечает за выбор продавца перед арендатором при финансовом лизинге (п. 2 ст. 670 ГК), а комиссионер – за выбор третьего лица перед комитентом (п. I ст. 993 ГК).

Статья 403 ГК допускает возможность возложения законом на третье лицо, привлеченное должником к исполнению обязательств, непосредственной ответственности перед кредитором. При этом редакция указанной статьи на первый взгляд позволяет сделать вывод, будто ответственность должника за действия третьего лица и непосредственная ответственность

Данилова Е.Н. Указ. соч. С. 21.

исполнителя исключают одна другую. А значит, во всех случаях перед кредитором несет ответственность либо должник, либо третье лицо. И следовательно, предусмотренное законом возложение ответственности перед Кредитором на третье лицо снимает вопрос об ответственности самого должника. Однако такой вывод был бы возможен, если бы речь шла о переводе долга. Между тем именно эту ситуацию, предусмотренную ст. 391 и 392 ГК, явно не имеет в виду ст. 403 ГК, хотя бы потому, что режим возложения исполнения обязательства на третье лицо существенно отличен от перевода долга. Таким образом, при передаче исполнения должником третьему лицу, на которого возлагается непосредственная ответственность перед кредитором, у последнего, выступающего в качестве стороны по договору, появляются два должника: контрагент по договору и исполнитель. И тогда у кредитора возникает право выбора между ними. Естественно, что исполнение одним из них влечет за собой прекращение договорного обязательства.

Утверждаемые неоднократно Правительством СССР Положение о поставках продукции производственно-технического назначения и Положение о поставках товаров народного потребления традиционно содержали большое количество вариантов возложения ответственности на третье лицо, участвовавшее в разном качестве в исполнении обязательства поставки. . Однако теперь в ГК в главе о договоре поставки таких норм практически нет. Зато они появились в главе о подряде. Из п. 3 ст. 706 ГК вытекает допустимость установления в законе или договоре возможности предъявления требований друг другу заказчиком и субподрядчиком непосредственно. Имеется в виду, что заказчик выступает в роли третьего лица по отношению к обязательствам генерального подрядчика в договоре субподряда, а субподрядчик-такого же третьего лица в договоре генерального подряда.

Из ст. 308 ГК вытекает, что при отсутствии на этот счет специального указания в законе допустимо включение в договор условия, предусматривающего непосредственную ответственность третьего лица по обоим договорам – генерального подряда и субподряда. При этом варианте можно считать, что и у заказчика, и у генерального подрядчика возникли соответствующие обязательства в силу выраженной каждым из них воли в том договоре. в котором они выступают в качестве стороны.

Непосредственная ответственность широко применяется в системе расчетных отношений. Так, в частности, при нарушении условий аккредитива ответственность перед плательщиком несет его контрагент по договору банковского счета, т.е. банк-эмитент, а перед этим последним – связанный с ним договором банк-исполнитель, который обслуживает поставщика (лицо, выполняющее работу или оказывающее услуги). Притом п. 2 ст. 872 ГК предусматривает возможность возложения на исполняющий банк – в

случае необоснованного отказа в выплате средств по покрытому или подтвержденному аккредитиву, непосредственной ответственности перед получателем.

Точно так же допускается наступление непосредственной ответственности банка – исполнителя, нарушившего правила совершения расчетных операций, перед банком, которому было передано клиентом платежное поручение (п. 2 ст. 866 ГК). Оба последних случая все же не укладываются в рамки ст. 403 ГК. В данной ситуации непосредственная ответственность наступает в силу судебного решения. При этом соответствующее решение суд, что важно подчеркнуть, только может принять. Следовательно, непосредственное обязательство третьего лица по отношению к потерпевшей стороне в договоре до судебного решения не возникает: его своим решением создает суд. Отмеченная особенность непосредственной ответственности оказывает влияние на процессуальную природу соответствующих требований: вместо иска о присуждении здесь используется иск о преобразовании.

Определенной спецификой обладает решение вопроса о непосредственной ответственности третьего лица применительно к отношениям по финансовому лизингу. Пункт 1 ст. 670 ГК допускает предъявление арендатором иска, связанного с ненадлежащим исполнением договора купли-продажи, заключенного между арендодателем и третьим лицом, как к своему контрагенту – арендодателю, так и непосредственно к продавцу. Арендодатель и третье лицо несут ответственность подобно тому, как это имеет место, когда речь идет о едином, нераздельном предмете обязательства, т.е. солидарно. И несмотря на то, что все же оба обязательства построены на различных основаниях; арендодатель отвечает за нарушение договора аренды, а ответственность изготовителя вызвана неисполнением или ненадлежащим исполнением договора купли-продажи, заключенного арендодателем, который выступает в роли изготовителя.

Наконец, возможен еще один вариант, при котором должник несет субсидиарную ответственность за действия третьего лица. Именно об этой ответственности в понимании смысла и значения действий, которые придает им ст. 399 ГК («Субсидиарная ответственность»), идет речь в п. 4 ст. 1029 ГК, устанавливающем такого рода ответственность пользователя за вред, причиненный правообладателю действиями вторичных пользователей.

Очевидно, что такая же по характеру ответственность имеется в виду при принятии комиссионером ручательства за исполнение сделки третьим лицом. При этом, на наш взгляд, подобное ручательство (делькредере) есть

еще один, не предусмотренный в установленном в ст. 329 ГК перечне, но не противоречащий указанным в нем способ обеспечения обязательств'.

Схема действий третьего лица в качестве пособника сводится к следующему: оно исполняет свое обязательство в основном договоре перед должником, а этот последний, в свою очередь, передает полученное собственному контрагенту. Так, например, обувная фабрика поставляет обувь оптовой фирме, а та, получив товар, отправляет его торгующему обувью магазину. Участие пособника может принимать и такой вид: моторный завод поставляет моторы автомобильному заводу, а тот использует их при производстве автомашин, поставляемых магазинам.

Принципиальное отличие рассматриваемой модели от исполнения обязательства третьим лицом состоит в том, что в последнем случае третье лицо передает исполнение целиком или частично непосредственно кредитору основного договора2.

Модель с участием пособника так же, как отношения с участием третьего лица – исполнителя, широко используется при субконтрагентских отношениях. Так, в случаях, когда субпоставщик поставляет товары непосредственно покупателю, имеется в виду договор об исполнении третьему лицу, но если поставка производится вначале субпоставщиком поставщику, а затем поставщиком покупателю, – налицо участие пособника. Аналогичные ситуации могут складываться в договорах подряда с участием субподрядчика, аренды – с участием субарендатора (поднанимателя), энергоснабжения – с участием субабонента и др.

В ситуациях с пособником нет места для непосредственной ответственности третьего лица. Здесь все сводится исключительно к цепочке ответственности, при которой каждый участник отвечает только перед тем, кто является его контрагентом.

По общему правилу в указанных случаях руководствуются п. 3 ст. 401 ГК, который устанавливает повышенную ответственность за исполнение

'Течь идет о способе, сходном с поручительством, но отличающемся от последнего тем, что презумпция в пользу солидарной ответственности, закрепленная в ст, 363 ГК, здесь не действует. Возможность использования какого-либо способа обеспечения обязательств сверх шести, указанных в перечне, который содержится в ст. 329 ГК (неустойка, залог, удержание, поручительство, банковская гарантия, задаток), допускается последней нормой.

2 Эти договоры близки по своей природе выделенным в законодательстве ряда стран договорам «с обеспечением действий третьего лица» (см.: Май К.И. Указ. соч. С. 53 и ел.). Отличие состоит главным образом в том, что при этих последних контрагент, возложив исполнение на третье лицо, обязуется в случае, если тот не исполнит обязательство, сделать это самому, в то время как при привлечении пособников контрагент принимает на себя обязанность совершить соответствующее действие самому.

обязательства, связанного с предпринимательской деятельностью должника – вплоть до действия непреодолимой силы. Важно подчеркнуть, что, если в договоре с привлечением третьего лица – исполнителя должник освобождается от ответственности при отсутствии в действиях исполнителя вины а в договорах с участием предпринимателя – при непреодолимой силе явившейся причиной нарушения обязательства, то в договоре с участием пособника ничто относящееся к сфере этого последнего не может приниматься во внимание судом. Приведенный вывод следует из содержащегося в п.З ст. 401 ГК указания на то, что нарушение обязанностей контрагентом должника как таковое не может рассматриваться в качестве непреодолимой силы – единственного (если не считать вины кредитора) обстоятельства, освобождающего от ответственности, носящей повышенный характер.

Исполнение договора третьему лицу может стать предметом специального договора. Этот последний, как уже отмечалось, не должен смешиваться с договором в пользу третьего лица. Одно из различий между ними состоит в том, что по договору об исполнении третьему лицу обязательство продолжает связывать контрагентов и требование к соответствующей стороне по общему правилу может заявлять только один из них другому. В то же время по договору в пользу третьего лица такое требование может заявить именно последнее.

Смысл данной конструкции состоит в том, что должник по указанию кредитора обязан исполнить обязательство третьему лицу. При этом кредитор и должники сохраняют свои позиции и соответственно исполнение обязательства третьему лицу рассматривается как исполнение самому кредитору. Таким образом, и содержание договорного правоотношения, и его субъектный состав остаются неизменными. Соответственно права и обязанности, порожденные действиями такого третьего лица, возникают у контрагентов по отношению друг к другу. Примером могут служить так называемые транзитные поставки, при которых покупатель выдает поставщику разнарядку на отгрузку продукции непосредственно третьим лицам и получателям'. Аналогичный случай имеет место, когда генеральный подрядчик возлагает на своего контрагента – субподрядчика – исполнение обязательства непосредственно заказчику.

Ситуация, складывающаяся при исполнении обязательства третьим лицом, не выделена в Кодексе особо. Однако есть основания признать, что кредитор должен нести все последствия действий указанного им третьего лица. Речь обычно идет о невыполнении «кредиторских обязанностей», предусмотренных в ст. 406 ГК в виде неосновательного отказа указанного

м.. Брагинский М.И. Структура договорных связей и ответственность сторон при поставках транзитом. М.: ВЮЗИ, 1960.

кредитором третьего лица от принятия предложенного должником надлежащего исполнения или совершения других, предусмотренных законом, иными правовыми актами или договором либо вытекающих из обычаев делового оборота или существа обязательства действий, до совершения которых должник не мог исполнить своей обязанности.

Применение соответствующей ситуации по аналогии со ст. 403 ГК позволяет сделать вывод не только об ответственности кредитора за действия избранного им третьего лица, но и о случаях, когда в силу определенного указания в законе третье лицо само несет ответственность перед стороной в договоре, занимая позицию должника в соответствующем обязательстве. В качестве примера можно обратиться к новелле, содержащейся в п. 3 ст. 706 ГК, которая, установив в виде общего правила, что заказчик и субподрядчик не могут передавать друг другу требования, связанные с нарушением договора, вместе с тем допускают «иное» в случаях, предусмотренных законом или договором. Это «иное» охватывает и возможность наступления ответственности заказчика перед субподрядчиком, которому генеральный подрядчик дал указание передать исполнение непосредственно заказчику.

Технике исполнения обязательства, при котором на третье лицо возлагается принятие исполнения, посвящена ст. 312 ГК. Она предоставляет должнику право при исполнении обязательства в случаях, когда иное не предусмотрено соглашением сторон и не вытекает из обычаев делового оборота или существа обязательства, потребовать доказательств того. что исполнение принимается управомоченным кредитором лицом.

Проверка наличия у лица, принимающего исполнение, соответствующих полномочий составляет не только право, но и обязанность контрагента. Ее нарушение влечет за собой возложение на сторону риска, связанного с тем, что лицо, которому передается исполнение, окажется ненадлежащим. Специальный случай наделения третьего лица полномочиями по принятию исполнения предусмотрен п. 2 ст. 499 ГК. Из соответствующей нормы вытекает, что продавец считается исполнившим обязательство, если он вручает исполнение либо покупателю, либо любому лицу, предъявившему квитанцию или иной документ, свидетельствующий о заключении договора или об оформлении доставки товаров. Указанный способ исполнения исключается только в случае, когда на этот счет есть прямое указание в законе или в ином правовом акте, договоре либо не вытекает из существа обязательства.

Последний случай выступления третьего лица по отношению к сторонам в договоре составляет эвикция.

Эвикция относится к ситуациям, при которых из действий третьего лица возникают определенные последствия для взаимоотношений сторон. В данном случае речь идет о том, что удовлетворение требований третьего

лица порождает определенные обязанности у стороны перед ее контрагентом. Имеется в виду, что при отсуждении вещи у покупателя у продавца возникает обязанность возместить покупателю причиненные этим убытки.

Эвикции посвящены ст. 461 и 462 ГК, которые, по существу, следуют принципам, заложенным в ст. 240 ГК. В том и другом случае речь идет о необходимости привлечения к участию в деле об отобрании имущества у покупателя и соответственно участия привлеченного продавца под страхом утраты права доказывать впоследствии неправильность ведения дела покупателем. Соответствующим нормам придан императивный характер. Специально предусмотрена недействительность соглашения сторон об освобождении продавца от ответственности в случае изъятия приобретенного товара у покупателя третьими лицами, а равно об ограничении такой ответственности.

Эвикция защищает интересы покупателя, но непременно действующего правомерно. По этой причине покупатель, который знал или должен был знать в момент приобретения товара о наличии у третьего лица оснований для заявления соответствующих требований, не может воспользоваться нормами, регулирующими эвикцию.

Хотя эвикция и помещена в главу о купле-продаже, соответствующие правила могут применяться по аналогии при любом договоре, на основе которого приобретена отчуждаемая вещь например, при подряде, если требование об отобрании вещи будет заявлено заказчику тем, кто предоставил материалы для изготовления вещи и по этой причине должен быть признан ее собственником в силу ст. 219 ГК,

6. КЛАССИФИКАЦИЯ ДОГОВОРОВ

Классификация любого понятия предполагает его разделение. Такое разделение может быть произведено двумя способами. Первый составляет дихотомию, или иначе «деление надвое»'. С ее помощью, используя последовательно определенное основание (критерий), делят понятие на две группы, из которых одну характеризует наличие этого основания, а другую -его отсутствие. Подобное деление может быть применительно к одному и тому же понятию проведено многократно при условии, что каждый раз используется другое основание.

При втором способе с помощью определенных оснований создается в принципе неограниченное число групп. В каждой из них указанные основания соответствующим образом индивидуализируются.

Примером первого способа классификации служит деление людей на мужчин и женщин, белых и черных, а второго – такое же деление людей,

с^-'. Асмус В.Ф. Логика. М,; Госполитиздат, 1947, С, 65.

но уже по признаку государственной принадлежности, нации, вероисповедания и т.п.

Дихотомия применительно к договорам имеет двоякое значение. Соответствующее деление помогает выявить главные особенности отдельных договоров, но одновременно и пути формирования новых договоров.

Наиболее значимой для классификации гражданско-правовых договоров является дихотомия, которая опирается на одно из трех оснований. Имеются в виду: распределение обязанностей между сторонами (1), наличие встречного удовлетворения (2), момент возникновения договора (3). Использование указанных оснований позволяет выделить соответственно три пары договоров; односторонние и двусторонние (1), возмездные и безвозмездные (2), а также реальные и консенсуальные (3).

Двусторонними признаются договоры, в которых каждая из сторон имеет и права, и обязанности, а односторонними – договоры, в которых у одной из сторон есть только права, а у другой – только обязанности.

К возмездным относят договоры, которые предполагают получение каждой из сторон от ее контрагента определенной компенсации, ради которой заключается договор. Безвозмездными являются договоры, не предполагающие такой компенсации.

Консенсуальными считают договоры, вступающие в силу с момента достижения сторонами согласия, а реальными – договоры, которые признаются заключенными с момента, когда на основе соглашения осуществлена передача стороной контрагенту определенного имущества'.

Специфика предмета гражданско-правового регулирования предопределила то, что большинство охватываемых этой отраслью договоров является двусторонними, возмездными и консенсуальными.

Из числа выделенных в ГК типов договоров к односторонним относятся главным образом договоры поручения, дарения, займа, к безвозмездным – договоры безвозмездного пользования и дарения, к реальным – договоры займа, доверительного управления имуществом, хранения, перевозки грузов.

Приведенное деление не всегда достаточно устойчиво и однозначно. Так, в виде исключения одни и те же по названию договоры могут при оп-

' Примером широкого понимания «имущества» применительно к характеристике договора как реального может служить «доверительное управление». Его реальный характер выражается в необходимости передать в управление предварительно различного рода объекты, включая, наряду с недвижимостью, самые разнообразные права (ст. 1013 ГК). Не случайно в свое время В. Голевинский полагал, что применительно к понятию «реальный договор» следует из всего многообразного значения слова res выбрать не вещь, а действие (Голевинский В. О происхождении и делении обязательств. Варшава, 1872. С. 39.).

ределенных условиях оказаться в разных группах. Это означает, что под единым наименованием выступают неодинаковые договоры. Так, хранение, заем и поручение могут быть в зависимости от достигнутого сторонами соглашения как возмездным, так и безвозмездным договором, а дарение, финансирование под уступку требований, безвозмездное пользование, хранение – как реальным, так и консенсуальным договором. Точно так же поручение – в принципе односторонний и безвозмездный договор – может в случае, указанном в ст. 975 ГК, оказаться двусторонним, а иногда и возмездным. Тогда, доверитель обязан не только возместить поверенному издержки и обеспечить поверенного средствами, но также выплатить в предусмотренном договором порядке и размере, вознаграждение.

Дихотомическое деление применительно к каждому из указанных трех оснований предопределяет различные особенности правового режима договоров, отнесенных к той или иной группе.

Обязательства контрагентов в двустороннем договоре взаимны. С этим связана прежде всего единая судьба соответствующих обязательств. Например, если проданная покупателю индивидуально определенная вещь до ее передачи погибла вследствие непреодолимой силы (бури, урагана, пожара и т.п. обстоятельств, подпадающих под признаки «чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях), то обязательство продавца в силу п. 1 ст. 41 б ГК прекращается. И одновременно с ним прекращается обязательство покупателя принять и оплатить стоимость соответствующей вещи. Точно так же, если постановлением Правительства РФ запрещены к вывозу за границу определенные товары, составляющие предмет внешнеторгового контракта, недействительным признается весь контракт, а тем самым обязательства и того и другого контрагента.

Деление договоров на односторонние и двусторонние определенным образом связано со ст. 328 ГК, посвященной встречному исполнению. Указанная статья заменила собой ст. 177 ГК 64 («Исполнение взаимных обязанностей по договору»). Эта последняя предусматривала, что взаимные обязанности по договору должны исполняться одновременно, если из закона, договора, из существа обязательства не вытекает иного. Авторы комментария к этой статье единодушно ставили знак равенства между делением договоров на взаимные и не являющиеся таковыми, с одной стороны, а также на одно- и двусторонние – с другой. Так, О.С. Иоффе подчеркивал, что «взаимными называются обязательства, каждый участник которых является кредитором и должником одновременно. Им могут быть противопоставлены односторонние обязательства, в которых одно лицо выступает только как кредитор, другое – только как должник»1. Так же считает и Н.Д. Егоров: «Под взаимными понимаются обязанности, возникающие од-

Комментарий к ГК РСФСР / Под ред. Е.А. Флейшиц и О.С. Иоффе. М., 1970. С. 265.

повременно у сторон одного и того же обязательства. Они имеют место только во взаимных обязательствах, в которых каждый из участников одновременно наделен правами и несет обязанности»'- Из приведенной нормы О.С. Иоффе был сделан вывод, что «каждая из сторон вправе задержать причитающиеся с нее исполнение вплоть до момента, когда исполнение будет предложено другой стороной»2. Следовательно, взаимность определенным образом связывали с двусторонностью. Действующий Гражданский кодекс заменил признак «взаимности» «встречностью». Этот последний признак является более удачным, ибо совпадение во времени исполнения обеими сторонами на практике вообще встречается крайне редко. Едва ли не единственными являются случаи оплаты товаров, работ и услуг в магазине. Смысл «встречности», как справедливо подчеркивает В.В- Витрян-ский, состоит в том, что имеется в виду «такое исполнение, которое должно производиться одной из сторон лишь после того, когда другая сторона исполнила свое обязательство»3. Таким образом, действующий Гражданский кодекс, заменив признак «взаимности» «встречностью», сохранил в своей основе содержание соответствующего понятия4.

' Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / Под ред. С.Н. Братуся и О.Н. Са-дикова. С. 266.

2 Иоффе О. С. Там же.

3 Комментарий части второй Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1996. С. 282. С этой точки зрения интерес представляет дело, возникшее в связи с неоплатой АОЗТ госплемзаводу стоимости поставленного молока и пени за несвоевременную оплату. Арбитражный суд, сославшись на встречный характер обязательств сторон (поставить и оплатить), удовлетворил иск только в части, относящейся к основной сумме долга. Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации счел неправильным применение ст. 328 ГК, указав на то, что встречными можно было бы считать соответствующие обязательства только при условии, что предполагалась предоплата. Имеется в виду, что обязанности поставить противостояла обязанность заранее оплатить (см.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, 1997. № 4. С. 53-54),

4 Взаимность выделялась в составе двусторонних договоров, в частности, в: Советское гражданское право: Учебник / Под. ред. Я.А. Куника и В.А. Язева. М.: Юрид. лит., 1978. С. 145.

Все же более распространенной до последнего времени была точка зрения, в силу которой двухсторонние и взаимные договоры отождествлялись (см., например:

Советское гражданское право / Под ред. А.А. Пушкина. Вища школа, 1977. С. 394;

Советское гражданское право / Под ред. Ю.Х. Калмыкова и В. А. Тархова. М., 1985. С.456),

Одним из немногих, кто связывал взаимность с делением договоров на возмезд-ные и безвозмездные, был С.И. Вильнянский (Випьнянский С.И. Указ. соч. С. 309). Такую же позицию занимает О.Н. Садиков (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. М.: Юринформ, 1995. С. 342).

Условия действия ст. 328 ГК выделены в ее п. 1. Он признает встречным исполнение обязательства одной из сторон, которое в соответствии с договором обусловлено исполнением своих обязательств другой стороной.

Рамки указанной статьи охватывают и ситуации, которые включались в ст. 177 ГК 64, а еще ранее – в ст. 139 ГК 22: в'двустороннем договоре каждая из сторон вправе отказывать другой в удовлетворении до получения встречного удовлетворения, если из закона, договора или существа правоотношения не следует обязанность одной стороны исполнить свое обязательство раньше другой. Указанный общий принцип детализируется четырьмя нормами ст. 328 ГК;

а) при непредоставлении обязанным контрагентом обусловленного договором исполнения обязательства либо при наличии обстоятельств, которые очевидно свидетельствуют о том, что исполнение не будет предоставлено в установленный срок, стороне дается право приостановить исполнение своего обязательства или отказаться от исполнения, потребовав возмещения убытков (п. 2);

б) при частичном неисполнении (исполнении не в полном объеме) сторона, обязанная предоставить встречное удовлетворение, может приостановить исполнение либо отказаться от исполнения только в части, которая соответствует тому, что не было предоставлено (п. 2);

в) последствия, указанные в п. 2, наступают также при условии, если самое нарушение еще не произошло, но налицо обстоятельства, которые, очевидно, свидетельствуют о том, что исполнение не будет предоставлено в установленный срок (п. 2);

г) если встречное исполнение все же было произведено, то сторона, которая поступила подобным образом (исполнила обязательство, несмотря на допущенное контрагентом нарушение), сохраняет право требовав встречного исполнения (п. 3).

Приведенные нормы ст. 328 действуют, если законом или договором не предусмотрено иное (п. 4 ст. 328 ГК), -

Типичный случай применения ст. 328 ГК содержится в п. 1 ст. 719 ГК, которая предоставила подрядчику право при определенных условиях не приступать к работе, а начатую работу приостановить. В примерный перечень оснований для этого оказались включенными: непредоставление материала, оборудования, технической документации или подлежащей переработке (обработке) вещи; при этом особо выделено то обстоятельство, что все такие действия должны служить препятствием подрядчику для исполнения договора. Вслед за ст. 328 ГК в п. 1 ст. 719 ГК содержится указание на то, что не приступать к работе или, приступив, приостановить ее под-рядчик вправе даже и тогда, когда возникли обстоятельства, очевидно сви-

детельствующие о том, что предусмотренные в договоре действия заказчик не сможет осуществить.

Особенность рассматриваемой ситуации состоит в том, что при ней неисполнение обязательства одной из сторон само по себе создает невозможность исполнения для ее контрагента. Однако ст. 328 ГК имеет и более широкое применение. Это, в частности, подтверждают и другие имеющиеся в разных главах отсылки к указанной статье.

Примером может служить ст. 569 ГК. Она предусматривает на случай, когда в соответствии с договором сроки передачи обмениваемых товаров не совпадают, применение ст. 328 ГК. Последнее означает, естественно, право любой стороны при условии, если контрагент в устанавливаемый договором срок не передает обусловленный договором товар, в свою очередь, задержать исполнение обязанности по встречной передаче товаров или даже расторгнуть договор и потребовать возмещения убытков.

Пункт 2 ст. 487 ГК рассматривает как встречное исполнение и соответственно предполагает при его ненадлежащем характере наступление указанных в ст. 328 ГК последствий того, что нарушена обязанность покупателя осуществить предварительную оплату, если такая обязанность (оплатить товары полностью или частично до передачи продавцом товара) предусмотрена договором. Аналогичные последствия влечет за собой ситуация, при которой реализующий товары в кредит продавец в действительности не передал их (п. 2 ст. 488 ГК).

Специальные случаи реализации принципов, закрепленных в ст. 328 ГК. содержатся и в статьях об отдельных видах подряда и подрядоподоб-ных договоров. Так, применительно к договорам подряда на выполнение проектных и изыскательских работ выделена необходимость передачи заказчиком задания на проектирование, а также иных исходных данных (п. 1 ct. 759 ГК). Договором на выполнение научно-исследовательских, конструкторских и технологических работ на заказчика возлагается предоставление необходимой информации, а если это предусмотрено договором, то также согласование с подрядчиком технико-экономических параметров или тематики работ (п. 2 ст. 774 ГК).

Статья 328 ГК допускает определенные отступления от содержащихся в ней норм в законе или договоре. Такие отступления могут выразиться, в частности, в расширении круга возможных последствий нарушения предусмотренных в ней обязательств. Например, п. 4 ст. 488 ГК («Оплата товара, переданного в кредит») помимо отсылки к ст. 328 ГК содержит дополнительное указание на право продавца потребовать от неаккуратного покупателя возврата неоплаченных товаров, а также (если иное не предусмотрено ГК или договором) выплаты процентов за просроченную оплату в размере ставки рефинансирования Центрального банка РФ (ст. 395 ГК). Начальным

моментом исчисления соответствующих процентов служит день, когда товар должен был быть поставлен, а когда на этот счет есть указание в договоре – день передачи товара продавцом. Завершается начисление процентов в день фактической оплаты. Наконец, соответствующий товар (если иное не предусмотрено договором) признается на все время до его оплаты находящимся в залоге.

В равной мере специальными мерами могут быть сужены последствия применения соответствующей статьи. Речь идет, в частности, о санкциях, связанных с несвоевременной оплатой товара, который продан с рассрочкой платежа.

Особый случай встречного исполнения предусмотрен в п. 2 ст. 489 ГК. Имеется в виду ситуация, которая может возникнуть при оплате товара в рассрочку. Соответствующая диспозитивная норма предоставляет продавцу право на случай, если покупатель не произвел в установленный срок очередного платежа за товар, который был не только продан, но и передан покупателю, отказаться от исполнения договора и потребовать возврата проданного товара. При этом, однако, указанная статья содержит существенное ограничение: соответствующее право принадлежит продавцу только при условии, если сумма платежей, которые должен был произвести покупатель, превышает половину цены товаров. Совершенно очевидно, что указанная норма призвана осуществлять защиту интересов покупателя как слабой стороны в договоре.

Следует обратить внимание на то, что ст. 328 ГК определенным образом конкурирует со ст. 451 ГК. Последняя предусматривает, в частности, общие основания изменения и расторжения договора. Статья 328 ГК, на наш взгляд, является специальной нормой по отношению к ст. 451 ГК. Это выразилось, в частности, в том, что для применения ст. 328 ГК в охваченных ею ситуациях нет необходимости ссылаться на то, что соответствующие нарушения были «существенными». Вместе с тем ст. 451 ГК имеет более широкую область применения, поскольку «существенные нарушения договора второй стороной» могут иметь место и со стороны кредитора. Имеются в виду случаи нарушения кредиторской обязанности. О некоторых из них идет речь в ст. 406 ГК. Имеется в виду, что п. 2 указанной статьи ГК предусматривает санкции в пользу должника на случай отказа кредитора от принятия исполнения или несовершения кредитором действий, предусмотренных законом, иными правовыми актами, договором либо обычаями делового оборота, до совершения которых должник не мог исполнить свое обязательство. Имеется в виду требовать возмещения убытка, а по денежному обязательству не платить проценты, если неисполнение обязанности представляет собой «его существенное нарушение», не 'Только в дву-, но и в одностороннем договоре. Это дает основание требо-

вать устранения последствий, указанных в ст. 451 ГК (помимо возмещения убытков, также расторжения или изменения договора).

Разграничение возмездных и безвозмездных договоров носит легальный характер. Ему посвящена ст. 423 ГК. Указанная статья проводит различие между обоими видами договоров в зависимости от того, должна ли получить сторона плату или иное встречное предоставление за исполнение своих обязанностей (возмездный договор), либо она не вправе претендовать на это (безвозмездный договор)'. Статья 423 ГК (п. 3) содержит презумпцию в пользу того, что заключенный сторонами договор является воз-мездным. Иное, т.е. безвозмездность договора, должно быть предусмотрено законом, другими правовыми актами, содержанием или существом договора.

Следует отметить, что сама презумпция возмездности договоров является частью общего правила, от которого могут быть сделаны отступления, иомимо самого договора, и в специальных нормах. Например, поручение Предполагается безвозмездным и соответственно обязанность доверителя оплатить вознаграждение поверенному возникает лишь при условии, если это предусмотрено законом, иным правовым актом или договором (п. 1 ст. 972 ГК). Таким же безвозмездным признается хранение в гардеробе организации, при этом исключение возможно только при наличии иного в договоре сторон или иное обусловлено при сдаче вещи (п. 1 ст. 924 ГК).

Возмездность или соответственно безвозмездность договора вытекают, как правило, из легального определения. В некоторых случаях при отсутствии прямой записи в соответствующей статье ГК законодатель включает дополнительно для внесения полной ясности указание на возмездность договора. Так, например, п. 3 ст. 685 ГК предусматривает, что договор поднайма применительно к жилищному найму всегда возмезден.

Пункт 1 ст. 572 ГК устанавливает, что к договору дарения, который предусматривает встречную передачу вещи или права либо встречное обязательство, применяются нормы п. 2 ст. 170 ГК. Это означает признание такого договора притворной сделкой. Однако приведенное правило имеет более общий характер. Так, притворным является любой договор, который вместо соответствующего безвозмездного поименованного договора сконструирован как возмездный или безвозмездный вместо возмездного (агентский договор с указанием на отсутствие у стороны, названной агентом, права на получение вознаграждения). Соответственно к таким договорам должны применяться нормы общей части обязательственного права, анало-

' А.Ю. Кабалкин обратил внимание на «неточность» формулировки п. 2 ст. 423 ГК полагая, что она не охватывает реальных договоров. В действительности, она относится и к этим договорам: договор перевозки грузов – возмездный, ибо отправитель обязуется оплатить (ст. 785), а дарение- безвозмездный, ибо на одаряемом не может лежать встречная обязанность.

гия закона и аналогия права. Исключения составляют случаи, когда законодатель регулирует два договора, отличающихся один от другого воз-мездностью. Так, например, если в договоре, названном «договором безвозмездного пользования», содержится условие о встречном удовлетворении в какой бы то ни было форме, к такому договору, с учетом действия п. 2 ст. 170 ГК, будут применены нормы договора аренды.

Деление договоров на возмездные и безвозмездные влечет за собой различные правовые последствия, включая и такие, которые находятся за рамками обязательственного права. Так, удовлетворение виндикационного иска, адресованного добросовестному приобретателю, зависит от того, был ли послуживший основанием возникновения права, владения договор воз-мездным или безвозмездным'.

Возмездность или безвозмездность договора влияют в ряде случаев на основания ответственности сторон. В виде общего правила хранитель должен принять все предусмотренные договором меры, чтобы обеспечить сохранность переданной на хранение вещи. В то же время в безвозмездном договоре критерием для определения границ ответственности служит требование заботиться о принятой на хранение вещи не менее чем о своей (см. п.2иЗст.891ГК).

Возмездность не означает и даже не предполагает в виде общего правила непременно эквивалентного предоставления обеих сторон. Последствия отсутствия эквивалентности, и то в указанных в ней пределах, предусмотрены, в частности, в ст. 179 ГК. Речь идет о признании сделки недействительной как кабальной. Под последней подразумевается сделка, которую лицо вынуждено было совершить вследствие стечения тяжелых обстоятельств, притом на крайне невыгодных для себя условиях. Для наступления указанных в той же статье последствий необходимо, чтобы вторая сторона такими тяжелыми обстоятельствами воспользовалась. Как уже отмечалось, положения, подобного laesio enormis в римском праве2, кодексах других стран (например, во Французском гражданском кодексе или в Германском гражданском уложении), ГК не содержит.

В основе разграничения договоров реальных и консенсуальных лежит признание правообразующим фактом либо самого соглашения (консенсу-альный договор), либо основанной на соглашении передачи вещи или иного имущества (реальный договор).

в соответствии с п. 2 ст. 302 ГК, если имущество приобретено безвозмездно от •чица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе истребовать такое Существо во всех случаях.

соответствии с предписанием императора Диоклетиана продавец, получивший за sap менее половины его обычной стоимости, имел право расторгнуть договор куп-к-продажи (см.-.ДернбургГ. Пандекты. Обязательственное право. М., 1900. С. 33).

Деление договоров на реальные и консенсуальные теперь опирается на соответствующее указание в ГК. Речь идет о ст. 433 Кодекса. Имея в виду консенсуальные договоры, п.1 указанной статьи подчеркивает, что договор признается заключенным в момент получения тем, кто отправил оферту, акцепта. Именно данный момент рассматривается как юридический факт, необходимый и достаточный для признания возникновения между сторонами правовой (договорной) связи. В отличие от п. 1, п. 2 данной статьи столь же явно имеет в виду реальные договоры. Соответственно им предусмотрено, что в случаях, когда для заключения договора необходима т&кже передача имущества, договор считается заключенным с момента его передачи. Содержащаяся там же отсылка к ст. 224 ГК должна подтвердить, что речь идет прежде всего о передаче вещи, но есть все основания полагать, что в такой же мере это относится и к передаче прав.

Сравнение п. 1 и п. 2 ст. 433 ГК позволяет сделать вывод о легальной презумпции в пользу консенсуальности договора. Появление такой презумпции объясняется тем, что консенсус – минимум необходимого для договора, а передача вещи – дополнение к нему, необходимое лишь для определенных видов (типов) договоров. Так же как это имеет место в отношении пар «возмездный – безвозмездный» или «односторонний ~ двусторонний», контрагенты не могут по собственной инициативе трансформировать договор, который в соответствии с законом является консенсуальным, в реальный договор либо, наоборот, реальный в консенсуальный. Если они все же поступят подобным образом, то выйдут за рамки соответственно выделенного в ГК, ином законе либо другом правовом акте договора и к отношениям сторон должны применяться статьи общей части обязательственного права, нормы, применяемые в порядке аналогии закона и аналогии права.

Конструирование того или иного договора как реального или, напротив, консенсуального зависит от того, в чем выражается интерес каждой из сторон и какова соответственно цель договора, которая в общем виде представляет собой сумму интересов контрагентов. Если данная цель состоит в получении вещи, в работе или в услуге и соответственно в вознаграждении, указанное действие (по передаче вещи, выполнению работ, уплате вознаграждения или оказанию услуг) становится предметом договора. И тогда законодатель формирует договор как консенсуальный- В остальных случаях, когда предметом договора служит совершение определенных действий по отношению к имуществу, законодатель выбирает модель реального договора.

Поскольку реальный договор предполагает выражение воли плюс действие – передачу имущества, возникает необходимость определить, какие последствия наступят, если сторона после выражения согласия не передаст имущество. Естественно, что предъявлять требования о передаче имущества к ней нельзя, поскольку договор в подобных случаях признается неза

ключенным. Таким образом, речь идет о незавершенном юридическом составе. Следует, очевидно, согласиться с О,А. Красавчиковым, что «юридические последствия наступают только при наличии всех юридических фактов соответствующего юридического состава. Созданная отдельными юридическими фактами незавершенного состава возможность движения конкретного правоотношения сама по себе, как и факты ее создающие, юридического значения ье имеет»1.

Необходимо, однако, отличать случаи незавершенного юридического состава от тех, при которых юридические факты, составляющие неполный юридический состав, одновременно являются достаточными для возникновения определенных прав и обязанностей. Такая ситуация складывается при условии, что реальному договору предшествует договор консенсуальный, имеющий значение предварительного. В частности, это может быть договор о заключении договора займа в будущем, который в свое время был выделен специально в ГК 22 (ст. 218 и 219), навигационный договор на речном транспорте и др.

В связи с разграничением договоров на реальные и консенсуальные возник вопрос о возможности еще одного деления: на каузальные и абстрактные. Имея в виду, что к первым (каузальным) будут отнесены договоры, зависящие, а ко вторым (абстрактным)" не зависящие от наличия их основания; такое деление последовательно проводилось и проводится всеми, кто занимается классификацией сделок2.

Однако те, кто признают такое деление сделок, обычно не распространяют его на договоры. Существует и другая точка зрения. Так, в частности, Г.Ф. Шершеневич выступал за выделение «основания» договора (causa). В подтверждение он ссылался на следующее: «Когда говорят об основании договора, то имеют в виду при этом не наличность цели, потому что бесцельных договоров нет, и не интерес, потому что отношение, лишенное интереса, не создает права, а следовательно, и не имеет юридического значения, и не мотив, побуждающий лица вступать в обязательственные от-

Красавчиков О.А. Указ. соч. С. 68.

См., в частности; Гражданское право. Т. I. M., 1994. С. 92 (автор – Генкин Д.М.Л Иоффе О.С. Советское гражданское право. Т. I. С. 207 и др. Среди последних по времени издания работ можно указать на; Гражданское право / Под ред. Ю.К. Толстого и А. П. Сергеева. С. 196-I97 (автор – М.В. Кротов); Гражданское право. Т. I / Под Ред. Е.А. Суханова. M., 1993. С. 130 (автор- B.C. Ем) и др. Едва ли не единственным противником деления сделок на абстрактные и каузальные был И.Б. Новицкий (см.: Новицкий И.Б. Сделки, исковая давность. С. 32-33). Это деление признавалось им не имеющим жизненного значения, а потому «чисто схоластическим». Указанный вывод кажется странным, если учесть хотя бы то, что ко времени издания последней работы существовало законодательство о векселях, при этом последние широко использовались во внешнеторговом обороте.

ношения, потому что это обстоятельство безразлично с юридической точки зрения. Под основанием договора принимается ближайшая и непосредственная причина установленной обязанности»'.

Смысл такого деления договоров Г.Ф. Шершеневич усматривал, в частности, в возможности оспаривания договоров займа или хранения по причине неполучения вещи. Однако, на наш взгляд, подобное оспаривание может опираться и на деление договоров на консенсуальные и реальные. Поэтому, например, если в силу п. 1 ст. 812 ГК допускается оспаривание займа по его «безденежности», речь идет просто о том, что при заключении реального договора-займа не был передано имущество (деньги), а без передачи имущества реальный договор возникнуть не может. Вот почему даже при отсутствии специальных на указанный счет норм возможно оспаривание по той же причине «непередачи вещи» не только договоров займа, но и перевозки, хранения, для которых автор строил модель каузальных договоров.

И все же, на наш взгляд, деление на консенсуальные и реальные договоры не всегда оказывается достаточным. Речь идет о том, что существуют такие договоры, в которых цель представляет собой их составной элемент. При этом цели придается такое значение, что ее недостижение или, что то же, отступление от цели, предусмотренной в договоре, является достаточным основанием для признания договора незаклгоченным.

В этом случае имеет значение сопоставление ст. 812 ГК и п. 3 ст. 821 ГК. Если в первой из них речь идет об оспариваний договора займа по безденежности (деньги или другие вещи в действительности не переданы или переданы в меньшем размере), то во втором об оспариваний вследствие того, что указанная цель договора не сможет быть достигнута (заемщик нарушил предусмотренную кредитным договором обязанность целевого использования кредитов). В обоих случаях в результате решения суда договор (займа или кредитный) не будет считаться заключенным. Различие выражается лишь в том, что в первой ситуации договор с самого начала признается незаключенным, а при второй – он утрачивает силу на будущее время.

Помимо указанных практическое значение могут иметь для определения правового режима соответствующих договоров и другие виды делений, осуществляемых по правилам дихотомии.

а). Одно из них – основные и дополнительные договоры. Особенность различия указанных договоров состоит в том, что судьба каждого из договоров, отнесенных ко второй группе, производна от судьбы одного из тех, которые отнесены к первой группе. И наоборот, основные договоры независимы, а значит, признание дополнительного договора недействительным никакого влияния на юридическую силу основного договора не оказывает. Наиболее распространенной разновидностью дополнительных договоров

Шершенееич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 2. С. 82.

служат те, которые возникают по поводу названных в ГК четырех основанных на соглашении сторон способов обеспечения обязательств – неустойки поручительства, залога и задатка. Еще два поименованных в той же ст'329 ГК способа обеспечения обязательств остаются за пределами приведенного деления. Имеется в виду, в частности, то, что обязательства, составляющие банковскую гарантию, порождаются односторонней сделкой, а такой способ, как удержание, вообще возникает не из сделки, а из специального предусмотренного законом юридического состава, который включает наличие долга и нахождение у кредитора вещи, подлежащей передаче должнику или по его указанию третьему лицу.

Дополнительный договор обладает относительной самостоятельностью, которая, в частности, проявляется в том, что он признается заключенным с момента, когда стороны достигнут согласия по существенным его условиям. Из относительной самостоятельности дополнительного договора вытекает отсутствие необходимости придать ему особую форму. Имеется в виду, что существенные условия дополнительного договора могут быть включены в текст основного. И все же даже и при таком варианте речь пойдет о двух договорах.

б). Другое деление проводится на договоры, заключенные в пользу контрагентов и в пользу третьих лиц.

в). Договоры делятся на основные и предварительные. Различие между этими договорами связано, среди прочего, с их целью. Вместе с тем, хотя конечная цель, которую стороны ставят перед собой, достигается только с заключением и последующим исполнением основного договора, с юридико-технической точки зрения различий между этими договорами нет. Явно неудачным было предложение В. Голевинского разделить договоры на «договоры в строгом смысле» и «предварительные договоры»'.

г). Различаются договоры вещные и обязательственные, Об этих трех классификациях договоров шла речь ранее. С принятием нового ГК, существенно расширившего круг урегулированных им договоров, возникла необходимость провести такое же дихотомическое деление в рамках одной определенной группы. Речь идет о делении возмездных договоров на «меновые» и «рисковые» («алеаторные»). В отличие от возмездных, «меновых» договоров, к «рисковым» относятся договоры, которые отличаются тем, что в них, по утверждению К.П. Победоносцева, «по цели и намерению стороны конечный результат договора. материальная ценность его поставлены в зависимость от события совершенно неизвестного или случайного или только вероятного, так что при заключении его совершенно неизвестно, которая сторона в конечном ре-

Юлевинский В. О происхождении и делении обязательств. С. 38.

зультате выиграет, получит выгоду»'. Эти договоры (часть из них составляли проводимые государством лотереи) имели место и ранее. В Кодексе они появились лишь в 1994 г. Речь идет о гл. 58 Кодекса -«Проведение игр и пари».

Правовое регулирование игр и пари осуществлялось уже в Древнем Риме. Еще тогда подобное регулирование в тех или иных формах и объеме выражало в целом негативное отношение к играм и пари со стороны государства, которое проявлялось в установлении разного рода ограничений. В частности, наказание за игры и пари было отменено только при Юстиниане. Но и после того выигрыши рассматривались как приобретение имущества по недействительной сделке. Единственным видом разрешенных игр были связанные с тем, что впоследствии получило название спортивных состязаний2.

Различного рода ограничения дошли до нашего времени. Во всяком случае, когда Комиссия по разработке проекта Гражданского Уложения России перед революцией готовила материалы к книге 5, посвященной обязательственному праву, она обратила внимание на то, что законодательства всех стран делятся на два вида: в одних игры и пари полностью запрещены, а в других только подвергаются ограничениям. Так, в самой дореволюционной России (том X, часть I Свода законов гражданских) признавались ничтожными займы «по игре и для игры», заключенные с ведома заимодавца (ст. 2014). Таким образом, под защитой закона могли быть только займы, выданные заимодавцем, который не знал, для какой цели берет у него деньги заемщик3.

Негативное в целом отношение к играм и пари сохраняет в значительной мере и действующий Кодекс. Из ст. 1062 и 1063 ГК следует, что игры и пари считаются действительными сделками только в случаях, прямо предусмотренных приведенными статьями, и соответственно только в этих случаях подлежат защите4. Общим же правилом является признание и игр, и пари обстоятельствами, с которыми не может быть связано возникновение прав и обязанностей у сторон. Исключение составляют лотереи, тотализа-

' Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Ч. III: Договор и обязательство. СПб., 1896. С. 341.

2 См.: Дернбург Г. Указ. соч. С, 34.

3 См.: Свод законов гражданских / Составитель И.М. Тютрюмов. С. 1200-1201.

4 В соответствии со ст. 1062 ГК требования граждан и юридических лиц, связанные с организацией игр и пари, подлежат судебной защите только в случаях, когда участник игр и пари действовал под влиянием обмана, насилия, угрозы или злонамеренного соглашения их представителя с организатором игр или организатор игр не выполнил обязанности выплатить выигрыш в предусмотренных условиями игр размере, форме и срок.

торы и иные игры, проводимые государством и муниципальным образованием или по их разрешению. Для таких случаев установлена эффективная зашита интересов участников игры – тех, кто противостоит организаторам игр(ст.ЮбЗГК).

Специфика алеаторных сделок состоит в том, что и при играх, и при пари в зависимости от наступления или ненаступления установленного обстоятельства выигрывает одна сторона, а проигрывает другая. Все дело в том, какая из сторон окажется в той или иной позиции. По своей конструкции алеаторные договоры – разновидность условных сделок. Как и в иных условных сделках, возникновение прав и обязанностей поставлено здесь в зависимость от обстоятельства, относительно которого неизвестно, наступит ли оно. При этом к разрешенным алеаторным сделкам, аналогично другим условным сделкам, должен применяться п. 3 ст. 157 ГК. Из него вытекает, что, когда наступлению условия («выпал выигрыш») недобросовестно воспрепятствовала сторона, которой это невыгодно (имеется в виду организатор игр и пари), условие признается наступившим. И напротив, если наступлению условия недобросовестно содействовала сторона, которой наступление условия выгодно (участник), условие признается ненаступившим'.

При изложении вопроса о втором, отличном от дихотомии способе классификации необходимо иметь в виду, что в настоящее время на практике применяется бесчисленное количество разновидностей договоров, многие из которых построены по моделям, не упомянутым в ГК. И все же выделенные в нем модели договоров являются достаточно представительными. В этой связи классификация договорных моделей, содержащихся в ГК, позволяет распространить ее исходные положения и на всю массу предусмотренных и не предусмотренных в других правовых актах договоров.

Основная проблема любой классификации состоит в выборе того единственного основания, которое должно быть положено в основу деления. Однако прежде всего необходимо установить саму возможность существования такого критерия, с помощью которого может быть произведена в полном объеме соответствующая классификация. Если обратиться к легальным определениям договоров в ГК и тем самым к выражению их сущности, то таким критерием придется признать содержание договора, т.е. круг прав и обязанностей сторон. Но данный критерий в силу того, что он является достаточно общим и абстрактным, нельзя формализовать.

В свое время М.В. Гордон предлагал выстроить все известные договоры в ряд, используя единый критерий – «результат». Но для этого пришлось объединять в один вид столь разные договоры, как, например, куп-

„ : Временное положение о лотереях в Российской Федерации, утвержденное Указом Президента Российской Федерации от 19 сентября 1995 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 39. Ст. 3752.

ля-продажа и дарение, имущественный наем (нынешняя аренда) и безвозмездное пользование имуществом (ссуда) и др.'

Представляется, что попытки классифицировать договоры путем однопорядкового деления заканчивались неудачей. Это обстоятельство учел О.А. Красавчиков. Однако автор заслуживает определенного упрека в связи с тем, что он не выполнил уже на первой ступени обещания избрать единый критерий. В предложенной О.А. Красавчиковым классификации таким основанием должна была стать «направленность гражданско-правового результата». Руководствуясь указанным признаком, он выделил четыре группы обязательств: направленные на передачу имущества (1), на выполнение работ (2), на оказание услуг (3) и на передачу денег (4). В этой классификации бросается в глаза одно обстоятельство: четвертая по счету группа отличается не особой направленностью результата, а особым предметом договора, который к тому же не является самостоятельным. Речь идет о том, что фигурирующее в первой группе «имущество» охватывает и то, что индивидуализирует четвертую группу, – «деньги»2.

В течение определенного времени широкое распространение получила тИдея целесообразности классификации договоров на основе использования классификационного основания, включающего в себя как экономические, так и соответствующие юридические критерии3.

Однако в действительности «комбинированный критерий» превратился в простую сумму критериев, благодаря чему единственное основание деления заменяется неограниченным их числом.

Об этом можно судить по достигнутому при использовании «комбинированного критерия» результату. Речь идет о выделении девяти по разным признакам сформированных групп, объединивших различные виды договоров (обязательств), В этот перечень входили обязательства (договоры) по возмездной реализации имущества (1), по возмездной передаче имущества в пользование (2), по безвозмездной передаче имущества в собственность или в пользование (3), по производству работ (4), по оказанию услуг (5), по перевозкам (6), по кредиту и расчетам (7), по совместной деятельности (8) и по страхованию (9)4. Думается, что в подобной группировке

'См.: Гордон М.В. Система договоров а советском гражданском праве // Ученые записки Харьковского юридического института. Вып. 5. 1954. С. 85.

2 См.: Красавчиков О.А. Вопросы системы Особенной части ГК РСФСР. Свердловск, 1957. С. 127.

3 См.: Иоффе О.С. Советское гражданское право. Т. I. С. 389. Недавно с таких же позиций выступал С.М. Корнеев (см.: Корнеев СМ. Юридическая природа договора энергоснабжения // Закон. 1995. X" 7. С. 120).

4 Иоффе О.С. Советское гражданское право. Т. I. С. 389. По этой же системе в книге О.С. Иоффе «Обязательственное право» классифицируются договоры.

проявляются скорее черты инвентаризации договоров, чем их классификации, и по этой причине, в частности, указанная группировка не имеет четко обозначенных внутренних границ. Не случайно поэтому с тех же исходных позиций некоторые авторы насчитывали еще три вида договоров за пределами приведенного перечня',

Полагаем, что единственный выход состоит в использовании многоступенчатой классификации договоров2. При этом имеется в виду, что договоры, объединенные в определенные группы, на каждой последующей ступени отражают особенности предшествующих.

Используя достаточно последовательно принцип «результата» («направленности результата»), гражданские договоры, выделенные в ГК, можно разделить на четыре группы: направленные, во-первых, на передачу имущества, во-вторых, на выполнение работ, в-третьих, на оказание услуг и, в-четвертых, на учреждение различных образований.

При наполнении каждой из этих групп предполагается, что в одну и ту же группу вместе с определенным типом договоров, которому посвящена отдельная глава ГК, попадут и все виды соответствующего типа, которым, в свою очередь, посвящен отдельный параграф данной главы. Так, например, в первую группу будут включены, в частности, под общим названием «купля-продажа» розничная купля-продажа, поставка (включая поставку товаров для государственных нужд и контрактацию), энергоснабжение, продажа недвижимости (включая продажу предприятий). Вторая группа охватывает отдельные разновидности подряда – такие, как бытовой подряд, строительный подряд, подряд на выполнение проектных и изыскательских работ, подряд для государственных нужд, а для третьей группы вместе с хранением – хранение на товарных складах и специальные виды хранения. Наконец, применительно к четвертой группе речь идет о различных видах учредительных договоров.

Для первой группы при делении на второй ступени роль критерия играет основание передачи имущества, что, в свою очередь, позволяет разграничить возмездную и безвозмездную передачи.

Наконец, уже на третьей ступени возмездные и безвозмездные договоры, направленные на передачу имущества, делятся по такому признаку, как объем передаваемых прав. Имеется в виду, что в результате будут сформированы четыре подгруппы: возмездной передачи имущества в собственность, в хозяйственное ведение или в оперативное управление (купля-

Например, в учебнике «Советское гражданское право» под ред. В.А. Рясенцева выделено 12 разновидностей договоров (указ. работа- С. 451-452).

*акая многоступенчатая классификация, при этом с сохранением своего единого критерия на каждой ступени, проводится, например, Е.А. Сухановым (Гражданское

"Раво.Т^.М^БЕК, 1993. С. 46).

продажа, мена, рента и пожизненное содержание с иждивением, заем и кредит, банковский вклад и банковский счет), возмездной передачи имущества в пользование (договоры аренды, найма жилого помещения, коммерческой концессии), передачи безвозмездно в собственность, хозяйственное ведение или оперативное управление (дарение), в возмездное пользование (коммерческая концессия), а также передачи в безвозмездное пользование (ссуда – безвозмездное пользование).

Особенность всей второй группы состоит в том, что действия обязанного лица приводят к отделимому от них результату, который и служит предметом договора. Что же касается внутригруппового деления, то оно проводится в этом случае однократно, применительно к определенному юридико-техническому признаку: на какой из сторон лежит риск случайного неполучения результата. Возложение риска на подрядчика присуще договору подряда, а на заказчика, – договору на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ.

Третья группа оказывается весьма обширной. При этом до принятия ГК договоры услуг специально в Кодексе вообще не упоминались. Особенность решения вопроса об услугах в ГК состоит в том, что наряду с отдельными типами договоров, являющихся по своей природе договорами услуг (часть таких договоров выделялась прежними кодексами – например, поручение и комиссия), сформировалась специальная глава (гл. 39) о йозмезд-ном оказании услуг. Цель этой главы, как следует из п. 2 ст. 779 ГК, состоит в том, чтобы осуществлять регулирование и тех видов услуг, которые пока еще не выделены Кодексом в специальные типы договоров. К этой же группе могут быть отнесены и такие договоры, как перевозка грузов, пассажиров и багажа, транспортная экспедиция, финансирование под уступку денежного требования, хранение, страхование, поручение, комиссия, агентский договор и договор доверительного управления имуществом.

Отмеченное отделение договоров на оказание услуг от договора на выполнение работ нашло отражение, в частности, во Французском гражданском кодексе с его близкой к римскому праву трехчленной конструкцией найма (имеется в виду наем вещей, работ и услуг). Другим примером может служить Германское гражданское уложение, в котором выделены «наем (аренда)», а также «подряд» и «подобные подряду» договоры. К числу последних отнесены договоры о туристическом обслуживании.

Среди дореволюционных цивилистов сторонником разграничения подряда и услуг был Г.Ф. Шершеневич. Он подчеркивал необходимость понимать под подрядом «исполнение работы как продукт приложения рабочей силы». Одновременно отмечалось: «В подряде мы имеем дело с «исполнением» работы, а в личном найме с «отправлением работы». Соответ

ственно смысл подряда, в отличие от личного найма, усматривался в том, что в первом сущность составляет «результат труда»'.

Из числа современных авторов последовательно выступал за отделение работ от услуг О.С. Иоффе. В работе «Обязательственное право» он выделил наряду с подрядом группу договоров, объединенных вокруг обязательств по оказанию услуг. К их числу отнесены договоры, которые в отличие от подряда имеют в виду «деятельность таких видов, которые не получают или не обязательно должны получить воплощение в материализованном, а тем более овеществленном результате»2. Обоснование указанного разграничения можно найти и у К. Маркса: «Известного рода услуги, иными словами; потребительные стоимости, представляющие собой результат известных видов деятельности или труда, воплощаются в товарах, другие же услуги, напротив, не оставляют осязательных результатов, существующих отдельно от исполнителей этих услуг; иначе говоря, результат их не есть пригодный для продажи товар» ^курсив наш. –Авт.)3.

Несмотря на то что договоры на выполнение работ и на оказание услуг признаны теперь самостоятельными договорными типами, законодатель учел наличие между ними и общего. Это позволило ему включить в главы, посвященные научно-исследовательским, опытно-конструкторским и технологическим работам, а также возмездному оказанию услуг, определенное число отсылок к статьям о подряде. Имеются в виду отсылки, содержащиеся в ст. 778 и 783 ГК.

Третья группа (договоры услуг) имеет, как и вторая, лишь одну дополнительную ступень: речь идет о делении соответствующих договоров на возмездные и безвозмездные. Указанная группировка предполагает, что следующей ступенью в каждой из групп служит выделение отдельных типов договоров. Соответственно основную массу договоров услуг составляют возмездные договоры (возмездное оказание услуг, перевозка, транспортная экспедиция, банковский вклад, банковский счет, расчеты, хранение, страхование, комиссия, агентирование, доверительное управление имуществом). К безвозмездным – и лишь если иное не предусмотрено законом, другими правовыми актами или договором – относится только поручение.

Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. II. С. 190.

Иоффе О.С. Обязательственное право, С. 488.

Интересные соображения были высказаны по этому поводу Е.Д. Шешениным. См.: Шешенин Е.Д. Предмет обязательства по оказанию услуг // Ученые труды СЮИ. Вып. 3. Свердловск, 1964. С. 151; Он же. К вопросу о понятии хозяйственного договора и его соотношении с договором хозяйственных услуг // Ученые труды СЮИ. Вып. 4. Свердловск, 1964.

^fapw К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. 1. С. 414.

Деление в пределах четвертой группы проводится с учетом цели объединения: в одних случаях это создание юридического лица (имеются в виду учредительные договоры, необходимые для образования полного товарищества, товарищества на вере, обществ с ограниченной и с дополнительной;

ответственностью, ассоциаций и союзов, договоры учредителей о создании акционерного общества), а в других – совместная хозяйственная деятель-» ность без образования юридического лица. В конечном счете цель этого последнего договора – создать неправосубъектное, т.е. лишенное прав юридического лица, образование в форме простого товарищества.

Связанные с учредительными договорами вопросы урегулированы статьями ГК и другим законодательством, посвященным соответствующе-' му виду правосубъектных коллективных образований (имеются в виду хозяйственные общества и товарищества, а также другие виды корпораций, т.е. организаций, построенных на началах членства). Вместе с тем за пределами специальных норм на учредительные договоры распространяются общие нормы договорного права.

Основная особенность учредительного договора состоит в том, что его подписание предшествует созданию юридического лица. Его целью служит' учреждение определенного образования и установление порядка (условий) передачи учредителями своего имущества, а также участия учредителей в деятельности по созданию юридического лица. Содержание учредительного договора оказывается более широким у юридических лиц, для которых такой договор – единственный учредительный документ (имеются в виду полное товарищество и товарищество на вере).

Договор о простом товариществе (гл. 55 ГК) относится к числу кон-сенсуальных. Заключенный двумя или более лицами, он охватывает их обязанности соединить свои вклады и совместно действовать без образования юридического лица как для извлечения прибыли, так и для достижения иной, не противоречащей закону деятельности. При этом в случаях, когда целью договора служит предпринимательская деятельность, в роли его сторон могут выступать только коммерческие организации или индивидуальные предприниматели.

Следует в заключение отметить, что ГК исключает возможность выделения в отдельную группу предпринимательских договоров подобно тому, как было сделано раньше в отношении хозяйственных договоров. Это не исключает того, что, как уже отмечалось, указанный признак ~ заключение договоров, обслуживающих предпринимательскую деятельность, -учитывается нередко при формировании соответствующих договорных моделей. Имеется в виду, что если законодатель устанавливает различные режимы для предпринимательских и непредпринимательских договоров, а иногда создает специальные договорные модели для случаев, когда одна

или обе стороны действуют в рамках своей предпринимательской деятельности, то это всегда только в пределах общей классификации гражданско-правовых договоров и присущих им моделей.

7. ПОИМЕНОВАННЫЕ И НЕПОИМЕНОВАННЫЕ ДОГОВОРЫ

Как уже отмечалось, если бы стороны были вынуждены разрабатывать проекты заключаемых договоров по принципу «чистой доски» (tabula rasa), им пришлось бы столкнуться со значительными трудностями. В частности, это повлекло бы за собой затяжку оформления договорных отношений из-за необходимости затрачивать значительное время для согласования состава и содержания отдельных договорных условий. И даже тогда не было бы никакой уверенности в том, что договор свободен от пробелов, которые нелегко восполнить ни самим контрагентам – в процессе исполнения принятых обязательств, ни суду – при разрешении возникающих между сторонами споров. К этому следует добавить, что активная сторона в договоре (та. которая должна передать продукцию, выполнить работы, оказать услуги) неизбежно занимала бы более сильную позицию по отношению к стороне пассивной (той. у которой возникает потребность в продукции, работах и услугах). Ведь для первой любой заключенный ею договор -один из многих, в принципе аналогичных договоров. В отличие от нее для второй едва ли не каждый договор отличается от остальных по крайней мере своим предметом.

Наконец, особое значение имеет то, что государство не смогло бы осуществлять в таком случае присущие ему функции организатора оборота и, в частности, предоставлять потребителям гарантии от проявления монопольных тенденций со стороны их контрагентов-поставщиков, перевозчиков, подрядчиков и др.

Решение многочисленных и всех других связанных с ними задач предполагает наряду с общим урегулированием договорных отношений создание законодателем набора различных моделей, что позволяет в необходимых пределах обеспечить отражение в праве специфики отдельных складывающихся в обороте разновидностей договоров.

В результате уже в римском праве постепенно сформировалась развернутая система «поименованных договоров». Эта система непрерывно расширялась с тех пор вместе с развитием производства, торговли, науки, техники, банковской деятельности и других сфер общественной жизни. Интересно в этой связи отметить, что во Французском гражданском кодексе 1804 г. таких договоров насчитывалось около 10, в Германском гражданском уложении 1896 г. – около 20 и примерно столько же в одном из последних проектов Гражданского уложения России (1913 г.).

ГК 22, который при всей его политической направленности представлял собой в определенной части редуцированный вариант проекта Гражданского уложения России, ограничился десятком договоров. Но уже, в ГК 64 их число снова было доведено до 20.

Действующий Гражданский кодекс определенным образом ранжировал классификацию договоров. Соответственно в нем выделено 26 типов договоров, из которых шесть – купля-продажа, рента и пожизненное содержание. аренда, подряд, заем и кредит, хранение – разделены на отдельные виды договоров. Таких видов, выделенных в указанных типах договоров, оказалось около тридцати. К этому следует добавить значительное число типов (видов) договоров, урегулированных правовыми актами за пределами Кодекса.

Вместе с тем набор поименованных договоров любой страны – это 0'собенно относится к современной России, переживающей коренную перестройку своей экономики, – всегда отстает от потребностей оборота. Такое отставание неизбежно, поскольку всякий акт, посвященный гражданским правоотношениям, в том числе такой сложный, как кодекс, отражает потребности практики, которые определяются лишь на момент его издания. Отмеченная особенность законодательства наиболее ощутима применительно к договорным отношениям, имея в виду, что последние создаются, хотя и в установленных законом рамках, но автономной волей самих участников оборота.

Указанное противоречие между набором законодательных моделей договоров и потребностями правовой жизни берет начало еще в Древнем Риме. При всем негативном отношении к непоименованным договорам (contractus innominati) в нем соответствующее противоречие преодолевалось, хотя с трудом и с большой осторожностью, при этом исключительно судебной практикой'. Однако постепенно побеждала идея положительного признания самим законодателем необходимости обеспечить правовую защиту договоров, находящихся за пределами созданных им моделей. И.А. Покровский связывал распространение принципа pacta sunt servanda на все вообще не противоречащие закону договоры с развитием концепций естественного права XVII-XVIII вв. В результате он пришел к выводу:

«Общим лейтмотивом всех современных законодательств могут служить слова Германской комиссии2: надо предоставить гражданам право заключать договоры необычного содержания»3.

См. подробно: Таль Л.С. Положительное право и неурегулированные договоры // Юридические записки Демидовского юридического лицея. Вып. III. (XIII). Ярославль, 1912. С. 387 и ел.

Имелась в виду Комиссия по разработке Германского гражданского уложения. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 106.

В результате участники оборота получили возможность самостоятельно устранять негативные последствия отмеченного отставания закона от жизни путем создания не известных формализованному праву договоров. Необходимым и достаточным условием защиты таких договоров должно служить их соответствие общей модели гражданско-правового договора.

С изложенных позиций представляет интерес решение соответствующего вопроса во всех трех Гражданских кодексах РФ.

В ГК 22 не был закреплен принцип защиты непоименованных договоров. В результате сложилось разное отношение к этому принципу в литературе'. Отсутствовала единая точка зрения на этот счет и в судебной практике. В отдельных случаях в своем отрицательном отношении к непоименованным договорам суды шли так далеко, что расценивали их как обычные противозаконные сделки2.

Однако параллельно с этим пробивала себе дорогу и иная линия, направленная на признание необходимости предоставить правовую защиту и непоименованным договорам. Эта последняя линия получила особое развитие в военные и послевоенные годы. Именно тогда была признана юридическая сила договора пожизненного содержания с иждивением, договора о безвозмездном пользовании имуществом (ссуды) и договора хранения3.

' Так, И.Б. Новицкий (Новицкий И.Б.. Лунц Л.А. Указ. соч. С. 100) считал, что Гражданский кодекс регламентирует определенные типы договоров, но в советском праве предусмотренные законом типы договоров не имеют значения исчерпывающего перечня. Закон предусматривает наиболее часто встречающиеся договоры; но стороны могут заключать и не предусмотренные законом договоры, лишь бы их содержание не противоречило общим принципиальным положениям советского права.

Сторонниками предоставления защиты непоименованным договорам были:

М.М. Агарков (Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. М.; Л., 1945. С. 43), B.C. Антимонов и К.А. Граве (Антимонов Б.С., Граве К.А. Договор трудового поручения // Ученые записки ВИЮН. Вып. 2. 1955. С. 17 и ел.), О.С. Иоффе (Иоффе О.С. Советское гражданское право. Т. I. С. 392-353), О.А. Красавчиков (Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С. 36 и ел.), Н.В. Рабинович {Рабинович Н.В. Указ. соч. С, 42 и ел.), Р.О, Халфина (Халфина P.O. Право личной собственности граждан в СССР. М., 1995. С. 153, а также: Значение и сущность договора в советском гражданском праве. С. 196 и ел.).

В числе противников идеи свободного конструирования договоров оказался В.А. Рясенцев (Рясенцев В.А. Вопросы недействительности сделок в судебной практике // Социалистическая законность. 1950. № 8). В частности, В.А. Рясенцев связывал «недопустимость заключения не предусмотренных законом договоров» с тем, что это приводит к нарушению принципа правоспособности юридических лиц. См., в частности: Новицкий И.Б.. Луни Л.А. Указ. работа. С. 101. Двум из этих трех договоров – хранения и ссуды – были посвящены уже специальные главы в книге «Отдельные вицы обязательств» (М.: Госюриздат, 1954. С. 186-211 и 322-335).

Впервые в нашей стране непоименованные договоры получили формальное признание в Гражданском кодексе 1964 г. Имеется в виду содержащееся в ст. 4 этого Кодекса указание на то, что гражданские права и обязанности возникают из сделок, предусмотренных законом, а также из сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему. Именно в период действия ГК 64 положительно решился вопрос о правовой защите многих не известных Гражданскому кодексу и другим правовым актам видов договоров, обеспечивающих создание свободных рыночных отношений. Часть из сформировавшихся в то время договоров была включена (в отдельных случаях, как это произошло, например, с трастом, -в сильно измененном виде') в действующий Кодекс. Имеются в виду агентский договор, договор финансирования под уступку денежного требования, доверительного управления имуществом, коммерческая концессия и др.

Действующий Кодекс продолжил начатую ГК 64 линию на признание необходимости защиты непоименованных договоров. Прежде всего это нашло отражение в содержащемся в п. 2 ст. 421 ГК указании на то, что стороны могут заключать договор как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами.

Непоименованные договоры могут быть основаны на использовании в качестве образца модели, предусмотренной законодательством другого государства либо международным актом, в том числе носящим рекомендательный характер. Необходимо иметь в виду, что происхождение непоименованного договора никакого значения не имеет, поскольку для таких договоров нормативной базой всегда служит общее гражданское законодательство РФ.

Из приведенной нормы – п. 2 ст. 421 ГК следует возможность для участников гражданского оборота – физических и юридических лиц – заключать договоры по совершенно самостоятельно разработанной сторонами модели.

Правило о свободе моделирования имеет по крайней мере три исключения. Первое из них состоит в том, что ГК, другой закон или иной правовой акт иногда допускают применительно к отдельным отношениям использование лишь строго определенной модели. Так, из п. I ст. 784 ГК вытекает, что перевозка грузов, пассажиров и багажа осуществляется непременно по договорам, отличительные признаки которых указаны соответст-

См.: Голубович А.Д. Траст. М., 1994; Ефимова Л.Г. Правовая природа договорных (трастовых) операций // Государство и право. 1995. № 12; Доэорцев В.А. Доверительное управление имуществом // Гражданский кодекс России. Часть вторая, текст проекта. Комментарии, проблемы, М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1995. С. 336-353; Некрасов А. Трастовые операции в коммерческих банках // Хозяйство и право. 1996. Xs 3.

венно в ст. 785 и 786 ГК. Пункт 2 ст. 671 ГК подтверждает, что юридическим лицам жилое помещение может предоставляться во владение и(или) пользование по договору аренды или по другому договору, но только не найма жилого помещения. Как вытекает из п. 2 ст. 671 ГК, в то время как юридическое лицо может осуществлять владение и пользование жилым помещением на основе договора аренды или иного договора, граждане должны для этой цели использовать непременно договор найма жилого помещения, заключаемый в строгом соответствии с п. 1 той же статьи, а также ст. 672 ГК.

Второе исключение связано с тем, что в случаях, когда законодатель возлагает на стороны обязанность заключить договор, он обычно указывает на то, какая именно договорная модель должна при этом использоваться. Так, п. 1 ст. 527 ГК предусматривает, что в соответствии с заказом государственного заказчика на поставку товаров для государственных нужд, принятым поставщиком (исполнителем), должен быть заключен на основе строго определенных параметров одноименный государственный контракт. Аналогичный порядок действует применительно к государственному контракту на выполнение подрядных работ для государственных нужд (ст. 765 и 768 ГК).

Наконец, суть третьего исключения состоит в том, что некоторые договорные модели, как уже ранее отмечалось, могут быть использованы только ограниченным кругом субъектов гражданского права. Например, участником договора банковского вклада должен быть непременно банк или иная кредитная организация, которая принимает в соответствии с законом вклады (депозиты) от юридических лиц (п. 4 ст. 834 ГК). Точно так же, отдельным участникам оборота запрещено использование определенных видов договоров.

В связи с признанием непоименованных договоров' возник вопрос о том, какие нормы и в какой последовательности должны к ним применяться, По этому вопросу были высказаны различные точки зрения. Представление о сути расхождений может дать сопоставление взглядов И.Б. Новицкого и О.С, Иоффе.

Первый из авторов полагал, что к непоименованным договорам «применяются общие положения обязательственного права и, кроме того, в со-

В одном из дел, разрешенных Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, в мотивировочной части все же было подтверждено решение кассационной инстанции, которая сочла возможным применить ст. 168 ГК («Недействительность сделки, не соответствующей закону или иным правовым актам») к сделке по той причине, что она не является предусмотренной законом. Между тем в Действительности указанная статья не дает возможности признать «сделку недействительной как не предусмотренную законом» (Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1996. № 11. С. 76).

ответствующих случаях и в соответствующих частях могут быть применены нормы, установленные законом для типичных договоров. Наконец, вопросы, которые не могут быть разрешены таким способом, должны решаться на основании общих начал советского законодательства и общей политики рабоче-крестьянского правительства (ст. 4 ГПК)»'. В результате последовательность становится такой; общие положения обязательственного права – норма сходного поименованного договора в соответствующей части – аналогия права.

Другой автор, О.С. Иоффе, исходил из того, что «при заключении весьма своеобразного договора, но охватываемого одним из закрепленных в законе договорных типов, он будет подчинен правилам о договоре этого типа. И лишь когда формируется не противоречащее закону, но и не предусмотренное им договорное обязательство нового типа, его нормирование должно осуществляться по аналогии закона или в подлежащих случаях по аналогии права»2. Здесь уже решение иное: либо закон, посвященный данному типу, либо аналогия.

Следует отметить, что в своей конструкции О.С. Иоффе не указал места, которое должны занимать общие положения обязательственного (договорного) права.

; Вместе с тем некоторые возражения вызывает позиция обоих авторов в вопросе о типе договоров. Помимо приведенного, О.С. Иоффе по этому поводу пишет: «Какие бы различия ни наблюдались, например, в правовом нормировании купли-продажи жилых домов и розничной купли-продажи, они составляют не более, чем разновидность того договорного типа, который именуется куплей-продажей, так как выражают однопорядковые экономические отношения и однохарактерные правовые условия, объективно необходимые для формирования соответствующих обязательств»3.

На наш взгляд, конечный вывод о необходимости руководствоваться нормами о договорах соответствующего типа является бесспорным. Однако в отличие от О.С. Иоффе и в такой же мере от И.Б. Новицкого, полагаем, что в данном случае речь идет о чем-то промежуточном между непоименованными и поименованными договорами. Договоры, которые представляют собой разновидность урегулированного законом типа, обладают признаками поименованных договоров. Все дело лишь в определенной детализации конкретного поименованного договора. В подтверждение можно сослаться на регулирование поставочных отношений до принятия Основ гражданского законодательства 1991 г. Имеется в виду период действия Положений о поставках товаров народного потребления, а также о поставках продукции

' Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 103.

2 Иоффе О.С. Обязательственное право. С 38.

3 Там же.

производственно-технического назначения. Кроме этих двух актов о поставках и соответствующей главы, в ГК существовало значительное число особых условий поставки отдельных видов продукции и товаров. Уже по этой причине наряду с типом – договором поставки действовали обладающие определенными особенностями отдельные виды поставки: договоры на поставку угля и сланцев, нефти и нефтепродуктов, металлов и металло-продукции, хлеба и хлебобулочных изделий и др. Но если возникала необходимость заключить договор поставки продукции (товаров), не охваченной системой особых условий поставки, то не было сомнений в отношении применения Положения о поставках и главы 24 ГК «Поставки», причем это не связывалось с признанием соответствующего договора «непоименованным».

Таким образом, при наличии специальной главы ГК, а значит, и специального типа договоров, какой бы ни была специфика соответствующего вида договоров, он не может считаться договором sui generis («своего рода»).

Признание спорного правоотношения договором непоименованным означает, помимо прочего, отсутствие урегулирования не только вида, но и соответствующего ему типа. К таким договорам, не укладывающимся в рамки определенного не только вида, но и типа, необходимо применять, на наш взгляд, прежде всего нормы сходного типа договоров, а при его отсутствии – нормы, регулирующие гражданско-правовые договоры, т.е. статьи, помещенные в разделе III ГК «Общая часть обязательственного права»'.

Если аналогия закона и общие нормы обязательственного (договорного) права не приводят к желаемым результатам, остается последняя возможность – воспользоваться аналогией права, т.е. вынести решение исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства и требований добросовестности, разумности и справедливости.

Приведенная схема подтверждает практическую значимость выделения договоров, отвечающих признакам поименованного договорного типа. Имеется в виду, что для последних общие положения договорного (обязательственного) права являются вторичными: они применяются лишь после положений, относящихся к соответствующему типу договоров. Сделанный вывод относится теперь не только к типам договоров, разбитых самим действующим Кодексом на виды, но и ко всем другим типам договоров.

Примером может служить договор возмездного оказания услуг. Этот договор (гл. 33 ГК) содержит лишь примерный перечень услуг. В частно-

Аналогичную позицию занимали Б.С. Антимонов и К.А. Граве. Они полагали, что в случаях, когда имеются в виду договоры, называемые ими «нетипичными», речь должна идти «о нормах, относящихся к типам договоров, наиболее близко подходящим рассматриваемым нетипичным договорам» (Антимонов Б,С„ Граве К.А. Договор трудового поручения // Ученые записки ВИЮН. Вып. 2. 1955. С. 18).

ста, в него входят восемь их видов: услуги связи, медицинские, ветеринарные, аудиторские, консультационные, информационные услуги, услуги по обучению, туристическому обслуживанию. И все же договор на предоставление любого вида услуг, как входящих, так и не входящих в этот перечень, подчиняется действию статей определенной главы ГК (гл. 39), если только соответствующая разновидность договора возмездного оказания услуг не выделена в самостоятельную главу ГК (поручение, комиссия и др.).

При применении норм ГК к непоименованным договорам могут возникнуть разного рода коллизии. Одна из них имеет место в случаях, когда ГК допускает действие соответствующей его статьи лишь при условии, если закон (другой правовой акт) не предусматривает иное. Такой субсиди-арный характер должно носить действие положений, закрепленных в главах, посвященных отдельным типам договоров. Имеются в виду, например, п. 2 ст. 454 ГК, согласно которому к купле-продаже ценных бумаг и валютных ценностей относятся положения одноименного параграфа о купле-продаже, если законом не установлены специальные правила их купли-продажи, ст. 81 б ГК, согласно которой к отношениям между лицом, выпустившим облигацию, и ее держателем правила соответствующего параграфа («Заем») применяются постольку, поскольку иное не предусмотрено законом, или в установленном им порядке. Аналогичный по сути характер при несколько иной редакции носят нормы, подобные включенной в п. 3 ст. 990 ГК: законом и иными правовыми актами могут быть предусмотрены особенности отдельных видов договора комиссии. Таким же образом принятие специального акта связывается с положением, закрепленным в ст. 970 ГК:

правила главы о страховании применяются к отношениям по страхованию иностранных инвестиций от некоммерческих рисков, морскому страхованию, медицинскому страхованию, страхованию банковских вкладов и страхованию пенсий лишь постольку, поскольку иное не предусмотрено законом об этих видах страхования.

Особый вариант имеет место, когда нормы закона (другого правового акта) признаются действующими только при условии, если иное не предусмотрено в ГК. Тем самым предполагается, что закон (другой правовой акт) призван лишь восполнять пробелы самого Кодекса, а значит, коллизия статей главы о данном договоре и закона (другого правового акта) должна решаться в подобных случаях в пользу ГК. Чаще всего такого рода нормы содержатся в параграфах, посвященных отдельным видам договоров соответствующего поименованного типа. Например, в параграф четвертый главы о купле-продаже (поставка товаров для государственных нужд) включен п. 2 ст. 525 ГК, в силу которого закон о поставках товаров для государственных нужд применяется к соответствующим отношениям только в части, не урегулированной этим параграфом. Аналогичным образом будет дейст

вовать разработанная в несколько отличной редакции норма, устанавливающая, что применительно к отношениям по договору розничной купли-продажи с участием покупателя-гражданина законы о защите прав потребителей и иные принятые в соответствии с ними правовые акты применяются только в случаях, не урегулированных ГК (п. 3 ст. 492). Или норма, предусматривающая, что порядок и условия использования чеков в платежном обороте регулируются Кодексом, и только в части, им не урегулированной, – другими законами и устанавливаемыми в соответствии с ними банковскими правилами (п. 5 ст. 877 ГК).

Наконец, с третьим приходится иметь дело в случаях, когда Кодекс предполагает применение наряду с нормами, содержащимися в главе, посвященной соответствующему договору, также норм специального закона (иного правового акта), но не содержит указаний относительно того, какие из этих норм обладают приоритетом. Например, согласно п. 2 ст. 784 ГК условия перевозки грузов, пассажиров и багажа отдельными видами транспорта, а также ответственность сторон по этим перевозкам определяются соглашением сторон, если Гражданским кодексом, транспортными уставами и кодексами, иными законами и издаваемыми в соответствии с ними правилами не установлено иное. Тем самым не дается прямого ответа на вопрос о том, чем следует руководствоваться при расхождении статей Гражданского кодекса с нормами транспортных уставов и кодексов. Близкая по значению редакция используется в главе о подряде. Она ограничивается отсылками к названному ею акту: закону о подрядах для государственных нужд (ст. 768 ГК). В таких случаях вступает в действие отмеченное выше общее положение об абсолютном приоритете норм ГК. Это позволяет признать: отсутствие в отсылочной норме соответствующей главы указания на приоритет определенного закона (в данном случае – Закона о подряде для государственных нужд) означает, что его нормы могут применяться лишь субсидиарно.

Несомненной спецификой обладает ситуация, возникающая при заключении договора, поименованного не в ГК, а в каком-либо другом законе или ином правовом акте. В подобных случаях законодатель может включать в акт, посвященный такому виду договоров, любое решение, если только соответствующий вопрос не урегулирован в части первой ГК и при этом в ней нет оговорки о возможности иного решения в законе (другом правовом акте),

В некоторых статьях раздела III ГК «Общая часть обязательственного права» адресатом отсылки служит «закон или договор» (см., например, п. 4 ст. 328). Это означает возможность включения соответствующей нормы в экт, посвященный договору, но с тем, чтобы этот акт был принят на уровне закона. Норма, содержащая такую отсылку, может быть как диспозитивной

(открывающей сторонам возможность иного решения), так и императивной (исключающей такую возможность). Во многих статьях того же раздела ГК содержится отсылка к «закону, иному правовому акту или договору». Особенность такой отсылки состоит лишь в том, что при ней место соответствующего правового акта в иерархии источников значения не имеет, помимо случаев, когда возникает коллизия между действующими актами.

Круг простейших, унитарных договоров неширок и фактически исчерпан перечисленными выше договорами (поставкой, контрактацией и др.). Однако это вовсе не означает, что система договорных форм окостеневает. Напротив, она беспрерывно совершенствуется, следуя за развитием экономических отношений. Совершенствование договорных конструкций идет главным образом по линии их усложнения, сочетания в одной разновидности элементов различных договоров. Все это потребовало внести определенные исключения из приведенных правил. Впервые такое исключение предусмотрено в п. 3 ст. 421 ГК. Соответствующая новелла предоставляет сторонам право заключить договор, в котором содержатся элементы различных моделей, предусмотренных законом или иными правовыми актами (смешанный договор). В указанном случае, как предусмотрено в п. 3 ст. 421 ГК, к отношениям сторон применяются в соответствующих частях правила о договорах, элементы которых содержатся в смешанном договоре. Тогда специальные нормы, которые регулируют договоры, вошедшие в указанную смесь, обладают приоритетом при коллизии с нормами общей части обязательственного права. Однако такой вариант решения, и это предусмотрено все в том же п. 3 ст. 421 ГК, может быть парализован соглашением сторон или существом смешанного договора.

Проблема смешанных договоров вызвала большую литературу и до и после революции. В частности, заслуживает особого внимания утверждение О.Н. Садикова, предупреждающего против тенденции свести смешанные договоры «к уже известному типу договора, в то время как данный договор содержит разнородные элементы и должен быть квалифицирован в качестве смешанного»'.

В практическом решении соответствующего вопроса О.Н. Садиков занял такую позицию: если указанные договоры «нельзя отнести к числу уже предусмотренных правом договорных типов, налицо новый договор, который, пока он не получил специальной регламентации, подчинен общим положениям обязательственного права, а при их недостаточности – правилам о наиболее близком договоре (в порядке аналогии закона)»2.

* Садиков О.Н. Специфика регулирования некоторых гражданских правоотношений // Советское государство и право. 1978.№3.

2 Там же.

Приведенное положение вызывает, как нам кажется, все же некоторые сомнения. Первое из них сводится к тому, что если договор слагается из определенного набора разных договоров, то заведомо исключается возможность применения закона «близкого договора» и имеется в виду заранее заданное условие, в соответствии с которым таких близких договоров должно быть несколько (имеются в виду все договоры, представленные в смешанном договоре).

Второе сомнение порождается тем, что едва ли не каждый заключенный договор – смешанный, поскольку в нем присутствуют элементы различных договоров или, более точно, содержащихся в законе договорных эталонов. При этом, даже если ограничиться только теми несколькими десятками типов и видов договоров, которые выделены в ГК, количество возможных их сочетаний может достичь астрономической величины. Естественно, что при этих условиях законодатель заведомо не сможет присвоить каждой комбинации свое наименование и разработать для нее специальные нормы,

Отмеченное обстоятельство не исключает существования достаточно устойчивых и, что не менее важно, достаточно распространенных элементов соответствующих типов договоров, которые иногда позволяют создать на этой основе особый договор'.

Одним из примеров может служить относительно недавно сформировавшийся в гражданском праве договор перевозки. Тщательный его анализ привел Г.Ф. Шершеневича к выводу, что в этом признанном законодательством всех стран самостоятельным договоре все сводится к набору элементов личного найма, имущественного найма, поклажи и поручения. При этом «в своем соединении все эти элементы представляют настолько самостоятельную комбинацию, что за договором перевозки необходимо признать особое место среди договоров»2.

Ряд смешанных договоров уже признан и самим ГК в качестве самостоятельного их вида. Для одного из них смешанный характер выражен в самом названии. Имеется в виду договор «найма-продажи». По этому договору (ст. 501 ГК) до перехода права собственности на товар к покупателю последний признается нанимателем переданного товара (и соответственно пользуется предусмотренными для нанимателя правами и обязанностями), а затем занимает позицию покупателя переданного товара. При этом предполагается, если иное не предусмотрено договором, что собственником соответствующая сторона становится с момента полной оплаты товара.

В.А. Ойгензихт в своей книге «Нетипичные договорные отношения в гражданском праве» (Душанбе, 1984, С. 5 и ел.) в этой связи выделяет «конгломерированные Договоры». • •' .-. *' .••• ./ • . • .';.

Шершенееич Г.Ф. Курс торгового права. Т. П. С. 241.

Обстоятельства, при которых может возникнуть потребность в новом для нашего права типе договора, можно проиллюстрировать на таком примере. Один из московских банков предоставил принадлежащую ему на праве собственности квартиру в городе Саратове в аренду работнику своего филиала. Через некоторое время тот стал требовать продажи ему квартиры, ссылаясь на неустойчивость таких арендных отношений. Банк, в свою очередь, не желал продавать ему квартиру, боясь, что после ее приобретения арендатор уволится и банк лишится ценного для него работника. Возник вопрос, каким образом сочетать вполне понятные интересы каждой из сторон. И тогда было решено заключить договор «найма-продажи» квартиры, по которому через пять лет арендатор приобретает право ее выкупа.

Договор найма-продажи, хотя и сконструирован самим законодателем;

но в ГК отсутствует специальное его регулирование. Однако и в этом случае есть все основания воспользоваться общей нормой п. 3 ст. 421 ГК, признав соответственно, что до момента продажи применяются нормы об аренде, а после оплаты квартиры при отсутствии в договоре иного – только нормы о купле-продаже.

Другой оказалась судьба агентского договора. По этому договору агент обязуется за вознаграждение совершить по поручению принципала юридические и иные действия от своего имени, но за счет принципала. В связи с тем, что агентский договор может охватывать наряду с юридическими также и другие, фактические действия, в нем налицо элементы договоров подряда либо возмездного оказания услуг. В зависимости от того» выступает ли агент от своего или чужого имени, в агентском договоре содержатся также элементы договоров комиссии или поручения. В данном случае, однако, гл. 52 ГК («Агентирование») включает более или менее полное регулирование соответствующего договора. При этом нормы о поручении или комиссии могут быть применены лишь субсидиарно, но только как предусмотрено в ст. 1011 ГК, если эти правила не противоречат по-дожениям главы «Агентский договор» или существу этого договора.

ГК выражает в определении каждого договора конкретную договорную конструкцию (договорный тип). Дальнейшие статьи соответствующей главы, а там, где глава разбита на параграфы, входящие в один из них, определенным образом дополняют типовую конструкцию. Наиболее распространенный способ индивидуализации договорного типа (вида) состоит в:

указании в основополагающей, формирующей его статье возможных особенностей, которыми может быть дополнена данная конструкция. Примером может служить посвященная финансированию под уступку денежного требования ст. 824 ГК. В ней, вслед за указанием важнейших обязанностей стороны (одна из них – финансовый агент – передает или обязуется передать другой стороне – клиенту – денежные средства в счет денежного тре

бования клиента (кредитора) к третьему лицу (должнику), вытекающего из предоставления клиентом товаров, выполнения им работ или оказания услуг третьему лицу, а другая – клиент – уступает или обязуется уступить финансовому агенту это денежное требование), предусмотрена возможность включения в договор обязательства последнего: вести для клиента бухгалтерский учет, а равно предоставлять клиенту иные финансовые услуги, связанные с денежными требованиями, которые служат предметом уступки.

Интересные взгляды по поводу смешанных договоров высказывал В.А. Ойгензихт. В своей книге «Нетипичные договорные отношения в гражданском праве» по поводу смешанных или именуемых им «интегрированными» договоров он полагал, что указанные договоры, отличающиеся тем, что «в них все... интегрируется в один комплексный объект», характеризуются следующей особенностью: «В таких договорах исключается применение норм, относящихся не к данному интегрированному договору»'. В этой связи для подобных договоров остается выбор только между основными положениями обязательственного (договорного) права и аналогией права.

Однако, если учесть, что общая часть обязательственного права далеко не беспробельна (она и не может быть такой), а аналогия права в силу ряда причин практически не используется, отказ от применения относящихся к каждому из «осколков» норм соответствующего поименованного договора поставил бы стороны смешанных договоров и суды, разрешающие соответствующие споры, в крайне затруднительное положение.

' Ойгензихт В.А. Нетипичные договорные отношения в гражданском праве. Душанбе, 1984. С. 7. Сходную с В.А. Ойгензихтом позицию занимали В.Л.Исаченко и В.В. Исаченко. Они считали, что вообще к непоименованным договорам не должны применяться сходные нормы. В частности, обращалось внимание на то, что не могут распространяться нормы о поставке или соответственно подряда на отношения «о доставке электрической энергии, о пользовании телефоном, водопроводом, безопасным ящиком и пр. и пр.». Единственным способом восполнения пробелов они назвали то, что именуется теперь аналогией права.

«При таком разрешении этих споров суд, несомненно, будет проявлять в известной степени творчество и вводить такие положения, которые положительному законодательству еще совершенно незнакомы, но это будет не превышение пределов власти, а именно та деятельность, которая всегда служила для науки источником при изыскании данных, характеризующих новые явления социальной жизни, а Для законодателя руководящей нитью в деле создания новых законоположений, определяющих вновь неродившиеся отношения между гражданами». Думается, что авторы переоценили роль аналогии права. По крайней мере для послереволюционного законодательства она была скорее принципом, чем реальным способом восполнения пробелов в законодательстве (Исаченко В.В., Исаченко В.Л. Обязательства по договорам. СПб., 1914. С. 54-55.).

В этой связи, полагаем, решения, содержащиеся в п. 2 ст. 421 ГК, оптимальны, имея в виду, что при устойчивости смешанной модели она может сформироваться впоследствии, как справедливо полагал О.Н.Садиков, в самостоятельный договорный тип (вид).

В настоящее время практика, не испытывая колебаний, использует такого рода конструкцию'. Так, стороны заключили договор, по которому одна из них должна была передавать другой сырье, а эта последняя – обработанную продукцию. Суд вначале квалифицировал договор как мену и соответственно применил статьи, относящиеся к этому договору. Однако, по мнению Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, договор в действительности является смешанным, содержащим элементы разных договоров, в том числе и поставки. А в силу действовавших тогда норм о поставках допускалась замена недопоставленных товаров одного наименования перепоставкой товаров другого наименования. Эти нормы и были применены2.

' В свое время сомнения по поводу выделения смешанных договоров как особой конструкции высказывал Л. С. Таль. Соответственно он с большой осторожностью подходил к идее использования применительно к смешанным договорам норм, которые относятся к составляющим их договорным моделям. Понимая невозможность создания на каждый случай новой законодательной модели, он предлагал решить проблему расширением прав суда. Допуская, что такое расширение может повлечь за собой «судебный произвол», он полагал возможным его ограничение, если будут придерживаться трех указанных им принципов: «законопослушания», «целесообразности» и «наибольшего соответствия культурному идеалу». Однако у автора, как он признавался, не было большой уверенности в действенности этих принципов, и в частности в том, что с их помощью можно защититься от того, что он сам называл «судебной анархией» (см.: ТальЛ.С. Указ. соч. С, 434).

2 См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1996. №9. С.66-67.