Глава VI Синдром неразличения сексуального объекта

Данный синдром имеет много синонимов. Его, например, именуют полиморфной перверсией [12], многонаправленным нарушением полового влечения [194], а также синдромом недифференцированного сексуального объекта и синдромом нераспознания сексуального объекта. Наш опыт показывает, что в последнее время эта патология в судебно-сексологической практике встречается все чаще. Мы наблюдали шесть случаев подобных отклонений, один из которых приводим в качестве примера.

Пример. По постановлению Верховного суда Польши произведена повторная судебно-сексологическая экспертиза гр-на С., 21 года.

Обстоятельства дела. Гр-н С. обвиняется в том, что с 8-летней девочкой совершил похотливые действия с особой жестокостью, заключавшейся в том, что он пальцами разорвал стенки ее влагалища и промежность до прямой кишки, а затем с целью лишения жизни схватил ребенка за волосы и несколько раз ударил головой о бетонный пол и кафельные стены туалетной комнаты, причинив при этом тяжелую черепно-мозговую травму с давленым переломом костей свода черепа и частичным разрушением вещества головного мозга, приведшую к мгновенному наступлению смерти потерпевшей.

Данные материалов дела. Из заключения судебно-психиатрической экспертизы следует, что обследованный имеет патологическое развитие личности на фоне низкого интеллекта, хронического алкоголизма и сексуальных перверсий (педофилия, копрофилия, патологическая мастурбация). В отношении инкриминируемых ему действий в связи с заболеванием психики и под влиянием простого алкогольного опьянения имел значительно ограниченную способность в осознании собственных действий и в руководстве ими.

Из заключения судебно-сексологической экспертизы известно, что у обследуемого установлены обширные сексуальные нарушения, проявляющиеся главным образом в педофилии, ренифлексе и патологической мастурбации.

Из заключения повторной судебно-психиатрической экспертизы следует, что обследуемому установлено незначительное ограничение вменяемости по обеим диспозициям вменяемости в связи с наличием патологического развития личности — преморбидного психическому заболеванию состояния.

Из показаний обвиняемого: “На девочке была юбка, я ее поднял и ввел во влагалище палец. А перед этим я рассматривал ее тело, демонстрировал ей половой член (...). Половую жизнь начал в 18 лет. Сексуальные партнерши по возрасту были как старше, так и моложе меня. Были периоды длительного отсутствия половой жизни”.

Анамнестическое обследование. Отец жив, сейчас ему 50 лет, пенсионер. Про отца говорит, что он “сумасшедший”, при этом не дает каких-либо пояснений по поводу такого заключения. Матери в настоящее время 40 лет, “у нее хороший характер”, физически и психически уподобляется с ней. Связь с братьями и сестрами оценивает как хорошую. О периоде обучения в школе сообщить ничего не может. В детстве был свидетелем совершения полового акта родителями — “это зрелище меня возбудило. Больше всего запомнилось, как они дышали — во мне это засело и до сих пор волнует”. В 10-летнем возрасте играл с девочками, при этом “целовал их, обнимал, прижимал к себе”. Признаки полового созревания появились в 14 лет, тогда же начал мастурбировать “сначала раза 3—4 в неделю, а потом по несколько раз в день, от этого имел потертости на пологом члене”. Сопровождающие фантазии — “как прижимаю к себе девочек 12—14 лет, но бывает и взрослых женщин”. В подростковом возрасте имел половые контакты с курами, совершаемые при полной эрекции и завершавшиеся семяизвержением. “Очень любил наблюдать половое сношение между собаками — меня это здорово будоражило”. Сексуальная инициация в 18 лет “сразу с тремя женщинами, как это было не помню, так как был пьян, а трезвому мне не хотелось”. При инициации был и единственный в жизни оральный коитус. Уровень либидо оценивает как “большой”. Утренние, ночные и дневные эрекции, поллюции — частые. Алкоголизация выраженно стимулирует сексуальные потребности. Вопрос о наличии половых расстройств — “имею слишком маленький член”. Идеал женщины — “не знаю”. Идеал мужчины — “волосатый, сильный”. На вопрос о предмете дела отвечает: “Я только прижимал ее к себе, не раздевая, и дотрагивался через одежду вставшим членом, потом кончил”. Далее рассказывает, что “вообще любил поговорить с девочками о сексе, расспрашивал о половой жизни их родителей, возбуждался при этом, член деревянел и наступало семяизвержение. Больше всего нравились девочки 10—12 лет, которые в этом ничего не понимали. Прикасался к их половым органам всегда только через одежду. Это делал несколько лет с разными девочками. Еще любил нюхать место, на котором только что сидела девочка или женщина. Видел, как в парке с лавочки встала женщина, подходил туда и нюхал, чувствовал этот запах за версту”.

Соматическое обследование. Правильного телосложения. Оволосение лобка по мужскому типу. Половые органы сформированы и развиты правильно, имеют нормальные размеры. Крайняя плоть закрывает головку полового члена и легко ее освобождает. На коже корня полового члена гнойничковые высыпания. Яички в мошонке, безболезненные. Брюшные рефлексы и рефлексы с половых органов живые.

Психологическое обследование:

Проекционный тест Старовича. От кодирования образов девочки, женщины и мужчины отказывается, мотивируя отказ сложностью задания. После неоднократных объяснений смысла задания провел кодирование образа собственного “Я” только по трем категориям из предложенных шести.

Тест визуальной стимуляции. Заинтересован исследованием. Эрекция возникает на демонстрацию любых видов сексуальных раздражителей, в том числе и девиантных. Наивысшая реакция четко прослеживается при демонстрации сюжетов педофильного содержания.

Психорисунок. Рисунки образов мужчины и собственного “Я” отображают защитные позиции, в обоих случаях сексуальные черты обозначены слабо. Рисунок образа женщины выявляет его большую значимость для обследуемого, но сексуальные черты обозначены также слабо.

Поведение обследуемого в процессе экспертизы. Полностью ориентирован. Психотической симптоматики не выявляет. Ответы контролируемые, осторожные. Соблюдает сдержанную дистанцию по отношению к эксперту.

Выводы. На основании данных материалов дела, в том числе принимая во внимание результаты предшествующих судебных экспертиз, а также на основании произведенных исследований прихожу к выводам:

1) У подэкспертного имеется синдром неразличения сексуального .объекта и гетеросексуальная педофилия на фоне высокого уровня полового влечения (находящегося, однако, в пределах нормы).

2) Анализ всех данных свидетельствует о том, что у обследуемого рано пробудилось сексуальное чувство. Одной из причин этого явилось наблюдение подэкспертным в детстве за половой жизнью родителей. Высокий уровень либидо, разбуженного ранним интересом к половой жизни, при наличии слабого самоконтроля, повлияли на развитие сексуальной реактивности, весьма дифференцированной по эротическим объектам и формам сексуальной стимуляции. Наличие комплекса маленького полового члена и слабая аутоидентификация с мужской половой ролью способствовали направлению сексуальных потребностей и поведения в сторону такой компенсации сексуальности, которая была менее угрожающей для обследуемого, нежели нормальные гетеросексуальные контакты. Таким образом, упомянутые объекты и формы сексуального поведения, охарактеризованные наименованием синдрома — неразличение сексуального объекта, носили для подэкспертного заместительный защитный характер. Постепенно сексуальное поведение С. эволюционировало в направлении развития гетеросексуальной педофилии, которая стала доминирующим проявлением указанного синдрома. Высокий уровень сексуальной реактивности, синдром неразличения сексуального объекта при слабом самоконтроле на фоне патологического развития личности способствовали возникновению состояния сильного полового возбуждения со стремлением к его разрядке в наиболее доступной в данный момент форме, например, в форме мастурбации, педофильного поведения и т.д.

3) Сексуальное поведение обследуемого связано со способностью понимания значения совершаемых действий, но способность управления такими действиями у него ограничена. Степень этого ограничения может быть установлена судебно-психиатрической экспертизой.

4) Поведение С. в процессе совершения инкриминируемых действий соответствует установленному синдрому с эволюцией психосексуальной ориентации обследуемого в сторону гетеросексуальной педофилии. Агрессивное в отношении жертвы поведение обвиняемого не носит сексуальной окрашенности и не может свидетельствовать о наличии у него специфической сексуальной девиации — садизма, так как в результате произведенного обследования ни разу ни в одном из примененных методов исследования у него не выявлялось каких-либо характерных для этой девиации признаков. Однако теоретически черты данной девиации могут быть включены и в объем проявлений синдрома неразличения сексуального объекта. Поэтому в данном конкретном случае можно только предположить, что агрессивное поведение обвиняемого носило либо парасексуальный характер на фоне личностных расстройств, либо действительно являлось премьерой симптома сексуального садизма в рамках симптомо-комплекса сформированного синдрома неразличения сексуального объекта.

С нашей точки зрения, очень интересен приведенный ниже и уже описанный в литературе случай, который позволяет рассмотреть не только некоторые этиопатогенетические аспекты сексуальных девиаций, но и определенные методологические аспекты судебной экспертизы в случаях сексуальных преступлений [194].

“Постановлением одного из воеводских судов в 1969 году в психиатрическую клинику Кракова для судебно-психиатрического обследования был помещен гр-н Л., 60 лет, крестьянин, закончивший три класса начальной школы, женатый, отец 10 детей, ранее не судимый. Обвинением ему вменялось совершение в 1965 году похотливых действий со своей 14-летней дочерью, состоявших в насильственном совершении половых актов, а также совершение в 1968 году похотливых действий с двумя девочками, заключавшихся в актах эксгибиционизма со стороны обвиняемого.

Из материалов уголовного дела, данных анамнестического обследования обвиняемого и членов его семьи, результатов произведенного обследования, известно следующее. Обвиняемый родился в психически не отягощенной крестьянской семье, был средним из шести братьев и сестер. Родители жили в согласии, материальное состояние семьи было удовлетворительным. Развитие в детстве без особенностей. Школьную программу усваивал плохо, рано начал “ходить на заработки” в окрестные села. Самостоятельность приобрел, когда в 25 лет женился “по рассудку”. С женой имели большое хозяйство, периодически нанимался на работу. Свыше 30 лет супружеская жизнь складывалась хорошо, несмотря на то, что дома доминировала жена и “был вынужден ей уступать”. Половая жизнь и сексуальное партнерство удовлетворяли обоих супругов, половые акты совершали почти ежедневно, протекали они нормально. С 1965 года в связи с произошедшим в семье конфликтом на почве сексуальных притязаний обвиняемого к собственной дочери жена резко ограничила частоту интимной близости. До этого времени в среде ближайшего окружения поведение Л. не вызывало озабоченности и нареканий. Напротив, он характеризовался как веселый, дружелюбный, уравновешенный, выдержанный, хозяйственный, религиозный, хороший муж и отец семейства, “может, только излишне интересовался женщинами”. Никогда не замечали у него и каких-либо психических расстройств. Летом 1965 года, находясь дома наедине со своей несовершеннолетней дочерью, изнасиловал ее и пригрозил, что убьет, если она об этом кому-нибудь расскажет. Несмотря на предупреждение, девочка рассказала о случившемся матери, и та, по совету родственников и стыдясь огласки происшедшего, решила воздержаться от заявления в правоохранительные органы. Однако, когда поведение мужа стало постепенно невыносимым для домочадцев и других жителей деревни, она такое заявление сделала.

Отмечавшиеся у Л. нарушения поведения вначале носили главным образом сексуальный характер: жена неоднократно заставала его на скотном дворе во время совокупления с коровой и телятами; жители деревни видели его купающимся в обнаженном виде с маленькими детьми обоего пола, или прогуливающимся с демонстративно обнаженным половым членом, перевязанным красным бантом; дети рассказывали о том, что он поощрял их (и мальчиков, и девочек) к “согреванию руками озябшего члена”, а один раз помочился “для забавы” на лицо маленького сына соседа.

В этот же период времени заставлял жену ежедневно сильно бить его скалкой по ягодицам до появления крови, а когда жена пыталась отказаться от этого, то избивал ее, бросил в нее топор и пригрозил убийством. В другой раз попросил двух мальчиков отхлестать его прутьями, а в награду за это разрешил им рвать яблоки в своем саду. С женщинами вел себя цинично, вульгарно, часто приставал к ним с непристойностями.

Помимо описанного поведения в семье заметили, что у Л. изменился характер: стал нервозным, вспыльчивым, раздражительным, все чаще провоцировал семейные скандалы, гонялся за домочадцами с ножом и топором, грозил, что всех убьет. Особенно часто подобные ситуации возникали, когда члены семьи пытались повлиять на поведение обвиняемого или уговаривали его обратиться к врачу. Своего поведения Л. никогда не оправдывал, лишь безапелляционно твердил, что “имею право делать все, что хочу”.

На следствии Л. свою вину не признавал и утверждал, что домашние нарочно все придумали, чтобы выжить его из дома и завладеть его состоянием, а сам он “совершенно в своем уме и не имею никаких болезненных ненормальностей”. Поскольку вменяемость обвиняемого вызывала сомнения, то ему была произведена судебно-психиатрическая экспертиза. После месячного наблюдения в условиях психиатрического стационара эксперты-психиатры диагностировали у Л. “черты сексуальной психопатии, манифестировавшие в климактерическом периоде” и установили, что “в момент совершения инкриминируемых ему преступных действий обвиняемый был способен понимать значение совершаемых поступков, а его способность к управлению ими была в незначительной степени ограниченна”. В результате проведенного в ходе экспертизы неврологического, рентгенологического, электроэнцефалографического и других методов обследования выявить у подэкспертного органическую патологию центральной нервной системы не удалось. Пневмоэнцефалографическому исследованию Л. не подвергался. Это экспертное мнение было поддержано в суде и другими экспертами-психиатрами. Суд первой инстанции признал Л. виновным в совершении инкриминируемых действий и приговорил его к трем годам лишения свободы. Однако по кассационной жалобе адвокатов воеводский суд приговор отменил и постановил возобновить судебное разбирательство данного дела с назначением повторной судебно-психиатрической экспертизы, которую рекомендовал поручить другим экспертам.

При производстве повторного судебно-психиатрического стационарного обследования Л. в психиатрической клинике Краковской медицинской академии было, помимо выявленного ранее, установлено следующее. Обвиняемый хорошо ориентирован в месте, времени и ситуации. Не считает себя психически больным и постоянно утверждает, что, как он сам, так и вся его семья, — “это люди с железным здоровьем”. Бредовых идей не высказывал, галлюцинации не выявлено, фон настроения преимущественно повышенный. В клинике болтлив, вязок, шутки чаще вульгарные, похваляется своими сексуальными возможностями и успехом у женщин, некритичен к себе, фамильярно и агрессивно ведет себя с женским персоналом клиники и малолетними пациентами в клубе для больных. Замечания о неуместности подобного поведения вызывали то раздражение и гнев обследуемого, который при этом нецензурно бранился и обзывал персонал, то резко понижали его настроение вплоть до слезливости.

В беседе с врачами многократно возвращался к рассказам о своих эротических переживаниях, сообщая при этом самые интимные, а иногда и непристойные подробности половой жизни. Вместе с тем эти откровения никогда не затрагивали инкриминируемых действий, на тему которых говорил неохотно, занимал защитную позицию. Признавал, что заставлял жену бить его по ягодицам палкой — “мне от этого было хорошо, так как разогревало тело”. Об отношениях с дочерью говорил: “Может, что-то там и было, но не сношение. А, впрочем, не помню, был сильно пьян и очень хотел спать”. Другие, описанные членами семьи и иными свидетелями, действия категорически отрицал, подчеркивая, что, помимо сильного полового влечения, никаких сексуальных отклонений не имеет.

В связи с тем что наблюдаемое в клинике поведение обследуемого склоняло к мыслям о наличии у него органической психопатологии, повторно было произведено тщательное обследование подэкспертного с помощью специальных и лабораторных методов исследования. Проведенное психологическое исследование показало, что уровень интеллекта обвиняемого снижен до пограничного с умственной отсталостью. В процессе неврологического обследования было выявлено понижение обоняния, ослабление сухожильных и периостальных рефлексов с правой нижней конечности. Электроэнцефалографическое исследование установило общее снижение вольтажа и деформации тета-волн, усиление после стробоскопии количества свободных элементов в передних отделах обеих височных долей мозга. При исследовании спинномозговой жидкости: цвет и прозрачность в норме; цитоз 11/3; белок 0,83%; реакции: Нонне-Апельта (+), Панди (+ +), Вейхбродта (+). При обзорной рентгенографии черепа в передней черепной ямке в средних отделах выявлен очаг мелкозернистого обызвествления размерами 4 х 3 х 3 см. При пневмоэнцефалографии не установлено смещения желудочковой системы мозга по осям координат, но при этом отмечается выраженная деформация переднего рога правого бокового желудочка и его смещение вверх и кнаружи, что характерно для наличия опухоли правой лобной доли головного мозга. Другие произведенные исследования, в том числе и офтальмологическое исследование, не добавили новой информации и не выявили иной патологии со стороны центральной нервной системы. Обнаруженные изменения позволили экспертам обосновать диагноз обусловленного опухолью головного мозга психоорганического синдрома с сексуальными нарушениями”.

Таким образом, у ранее здорового мужчины в зрелом возрасте впервые были замечены качественные и количественные нарушения сексуального влечения, постепенно нараставшие в следующем порядке: усиление либидо, инцест с несовершеннолетней дочерью, содомия, эксгибиционизм, гетеро- и гомосексуальная педофилия, мазохизм с чертами садизма, копролалия. Причем два из них — инцест и публичное совершение развратных действий с малолетними — привели Л. к конфликту с законом. Только при производстве повторной стационарной судебно-психиатрической экспертизы в процессе многопланового обследования обвиняемого была установлена органическая природа этих явлений. Решающее значение для диагностики имело проведение рентгенологических методов исследования.

Эксперты-психиатры, диагностировавшие в процессе первичной судебно-психиатрической экспертизы у Л. сексуальную психопатию на фоне климакса, разделили взгляды исследователей, считающих, что связанные с психопатологией сексуальные отклонения не могут обосновывать ограничения вменяемости или невменяемости. Нами уже упоминалось, что взгляды многих психиатров на судебно-психиатрическую оценку сексуальных правонарушителей рознятся. Langenluddeke [183], например, считает, что с точки зрения судебной психиатрии все многообразие сексуальных преступлений можно объединить в одну группу и конкретный вид перверсии при этом не имеет никакого значения, поскольку не действия, а лишь личность преступника заслуживает экспертного внимания и оценки. По его мнению, больной с органическими изменениями головного мозга совершает свои действия просто под влиянием влечений, которым ему трудно противостоять, вне зависимости от сексуальной или иной природы этих влечений. Однако многие исследователи указывают на значение именно органического повреждения головного мозга в этиопатогенезе сексуальных отклонений, особенно некоторых из них.

Затрагивая проблему органической обусловленности нарушений сексуального влечения, Kretschmer подчеркивает значение в этиопатогенезе девиаций наличия постоянных патологических очагов поражения головного мозга, возникающих вследствие нейротравмы (в том числе и родовой) и нейроинфекции. Schorsch указывает на трудности дифференциальной диагностики сексуальных перверсий от приходящих изменений полового влечения и различных вариантов сексуальной нормы, в связи с чем призывает всегда учитывать возможность происхождения сексуальных расстройств на органическом фоне, отмечая, что в процессе развития именно органической патологии головного мозга часто наступает сексуальная деградация личности и нередко отмечается недостаточность процессов торможения при неизмененной силе полового влечения. Наличие подобной патологии может обусловливать возникновение эксгибиционистского и педофильного поведения, особенно при его манифестации в позднем возрасте. Этот тезис был подтвержден Sulestrowski и Wdowiak, которые на основе анализа 100 судебно-сексологических экспертиз пришли к выводу, что наиболее часто развратные действия с малолетними совершали именно преступники, имевшие органическое поражение центральной нервной системы. По их убеждению, несостоятельно понятие о так называемой “конституциональной педофилии”, так как эта девиация чаще является проявлением повреждения головного мозга. Опираясь на собственные наблюдения, Imilinski, Lesniak, Sulestrowski и Wdowiak подчеркивают, что у виновников сексуальных преступлений часто отмечаются органические изменения центральной нервной системы.

Обсуждая клинические проявления органических повреждений головного мозга различной этиологии и топографии, многие авторы обращают внимание на нарушение полового влечения при локализации этих изменений в области лобных долей мозга. Spett указывает, что у этой категории больных часто отмечаются дурашливость, эйфоричность, ослабленность волевых процессов, деформация ощущения такта, приличий и других этических норм поведения, нередко приводящая к открытым развратным действиям с детьми. Автор ссылается на высказывания Fausta, который считал, что преступность среди лиц с повреждением лобных долей значительно выше, чем среди имеющих повреждения головного мозга иной локализации.

Описывая типичные для повреждения лобных долей мозга изменения личности, Dreszer указывает на отсутствие у этих больных нарушений умственного развития. Bilikiewicz цитирует данные Lauberta, который в 1958 году изучил “14 случаев повреждения лобных долей, сопровождавшегося склонностью к несдерживаемой половой распущенности или эксгибиционизму” и установил в половине этих случаев повреждения, локализовавшиеся в области свода, а в другой половине — в области основания лобных долей, причем у всех этих больных отмечалась импульсивность девиантного поведения. Указанные данные позволяют предположить, что в описанных случаях речь идет не только о нарушении процессов торможения и возбуждения, но и об их регрессе вплоть до исходного филогенетического уровня.

Bilikiewicz[*Все указанные здесь авторы цитируются по упомянутой публикации [194]] подчеркивает также высокую диагностическую ценность такого симптома, как мория, считая его характерным для опухолевого и другого повреждения области лобных долей мозга. Опухоли подобной локализации могут длительное время не сопровождаться повышением внутричерепного давления или количественными нарушениями сознания. В этих случаях проявления мории могут оказать помощь и в плане установления локализации поражения мозга.

Рассмотренный пример возникновения в пожилом возрасте у Л. сексуальной патологии на фоне органического поражения лобной доли мозга подтверждает правоту взглядов указанных исследователей. Кроме того, нам кажется, что столь подробный анализ приведенного случая позволит уберечь врачей от возможных ошибок при экспертизе с подобными нарушениями полового поведения.

 

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 34      Главы: <   27.  28.  29.  30.  31.  32.  33.  34.