Глава 18. ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ПРАВОВАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.

Общественно-политическая обстановка в России в конце

XVIII— начале XIX в.

Политико-правовые взгляды Михаила Сперанского.

Политические идеи Николая Карамзина.

Политические программы декабристов.

Политические идеи Петра Чаадаева.

Политико-правовые воззрения славянофилов и западников.

В конце X VIII—начале XIX в. в России в условиях разложения кре­постнических отношений, крестьянских восстаний и волнений царское самодержавие продолжало проводить политику, направленную на за­щиту интересов помещиков и обретающего силу купечества. Законами и указами царского правительства закреплялись экономические и полити­ческие привилегии дворянства, усиливалась и без того неограниченная его власть над крестьянами. Феодально-помещичье государство допус­кало частичные льготы и нарождающейся буржуазии, способствуя раз­витию торговли и некоторых видов промышленности.

В рассматриваемый период в России возникали либеральные направ­ления общественно-политической мысли, отражавшие развитие страны по буржуазному пути. Одним из видных представителей либерального направления был Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839), ко­торый в начале XIX в. выступил с предложением о проведении про­грессивных реформ буржуазного характера, сводившихся к некоторо­му ограничению самодержавия и "созданию новых вещей порядка". Он стремился избежать "революционной опасности" и рассчитывал, что

97

такие реформы могут быть осуществлены "сверху законными средства­ми". Но все предложения М. Сперанского о проведении реформ были от­вергнуты царским правительством.

Под руководством М. Сперанского составлены "Полное собрание за­конов Российской империи" (45 томов, 1830), "Свод законов Российской империи" (15 томов, 1832). Современник М. Сперанского, поэт П. Вя­земский, так охарактеризовал этого выдающегося государственного де­ятеля: "чиновник огромного размера". В. Нерсесянц отмечает, что поли­тическая доктрина М. Сперанского опирается на глубокие познания в политических теориях как античных, так и современных ему евро­пейских мыслителей. Будучи глубоко религиозным человеком, он совер­шенно отрицал "мрачную систему чувственного материализма" и вос­принимал Бога как верховного законодателя Вселенной. Договорную концепцию государства он допускал как гипотезу (договор как реализа­ция воли Бога) [3, с. 432].

Видный русский историк Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) в "Записке о древней и новой России в ее политическом и граждан­ском отношениях", составленной в 1811 г. на имя царя Александра I, доказывал, что могущество России основывалось и впредь должно осно­вываться на самодержавии. "Записка" произвела большое впечатление на Александра I, поскольку содержала серьезную критику современной ему действительности и требования перестройки всего государствен­ного аппарата. В силу этих причин она осталась неизвестной современ­никам.

Главной темой "Записки" было исследование форм правления, наи­более пригодных для России. На примере анализа правления Ивана IV Н. Карамзин подверг аргументированной критике тиранию. Он осудил незаконное "свирепствование" этого царя, погубившее города и мно­жество подданных, и в целом характеризовал его царствование "как ом­рачение России ужасами мучительства", отметив, что результатом по­добной тирании стало не только повсеместное "запустошение земель", приведшее к "оскудению жизни всех людей", но и глубокое падение нра­вов, наступившее вследствие постоянного воздействия на подданных уг­розы насильственной смерти. Теоретически, отмечает В. Нерсесянц, Н. Карамзин характеризовал тиранию как образ правления, при котором нарушаются естественные, положительные и нравственные законы [3, с. 436].

Идеалом Н. Карамзина был сильный монарх, опирающийся в своей деятельности на законы и принимающий меры к нравственному воспи-

98

танию и политическому просвещению народов своей страны. В. Клю­чевский по этому поводу писал так: "В спорах о лучшем образе прав­ления для России он стоял на одном положении: Россия прежде всего должна быть великою, сильною и грозною в Европе, и только самодер­жавие может сделать ее таковою". Это убеждение, вынесенное из наблю­дения над составом населения, степенью его развития, геополитическим положением современной ему России, Н. Карамзин превратил в закон основной исторической жизни России по методу опрокинутого исто­рического силлогизма: самодержавие — коренное начало русского госу­дарственного современного порядка; следовательно, развитие самодер­жавия — основной факт русской исторической жизни, самая сильная тенденция всех ее условий [23, с. 490].

Что касается политических документов декабристов, то следует выделить политическую программу Павла Пестеля (1793-1826) и про­екты конституции Никиты Муравьева (1796-1843). П. Пестель, автор "Русской правды", последние восемь лет своей короткой жизни служил в Украине (г. Тульчин). Именно здесь, как справедливо отмечает профес­сор В. Марчук, формировались его государственно-правовые взгляды.

Особое внимание необходимо обратить на политические идеи Пет-раЯковлевича Чаадаева (1794-1856). П. Чаадаев — мыслитель и пуб­лицист, основатель русского западничества, родовитый дворянин, полу­чил блестящее домашнее образование, которое завершил в Московском университете. Участвовал в Отечественной войне 1812 г., входил в Север­ное общество декабристов (1821), но активным членом тайных обществ не был и относился к ним сдержанно-скептически. Мировоззрение П. Чаадаева формировалось под влиянием идей французских энциклопе­дистов и русских просветителей. Особое воздействие на него оказали ре­лигиозно-философские воззрения Ф. Шеллинга и Ф. Ламенне. Объявив себя приверженцем ряда принципов католицизма, в философии П. Ча­адаев обосновывал верховную роль божественного закона как в приро­де, так и в обществе. Народ, по П. Чаадаеву, как сверхразумное целое может добиться "Царства Божия" — гражданского общества, в котором господствует свобода, равенство и демократия, — преодолевая индиви­дуализм и эгоизм под руководством высшего разума и мировой воли.

"Философические письма" (первоначальное название "Письма о фи­лософии истории") — главный труд П. Чаадаева — написаны на фран­цузском языке в 1829-1831 гг. В 1836 г. перевод первого письма был опубликован в журнале "Телескоп", из-за чего журнал был запрещен, издатель сослан в Вологду, цензор отстранен от должности, а П. Чаадаев

99

объявлен сумасшедшим и вынужден был дать подписку впредь ничего не публиковать.

Недовольство властей было вызвано мрачной оценкой в "Письмах" исторической судьбы России, размышлениями П. Чаадаева по поводу отлученности ее от "всемирного воспитания человеческого рода", кри­тикой существующего строя, открыто и резко выраженным протестом против духовного застоя в обществе.

Впоследствии П. Чаадаев принимал активное участие в полемике западников и славянофилов и оказал на нее сильное влияние. Соци­ально-политическую программу славянофилов он относил к разряду ретроспективных утопий. Оценка исторического процесса в России и ее исторической миссии носит у П. Чаадаева двойственный и даже про­тиворечивый характер. С одной стороны, он страстно обличает Россию и обращает внимание на ее историческую роль: считает, что само про­видение как бы исключило ее из своего благодетельного действия, что она "заблудилась на земле" и живет лишь одним настоящим без прошло­го и будущего, что "исторический опыт для нее не существует". Всячес­ки превознося католический Запад, П. Чаадаев ставит его в пример пра­вославной России. Но, с другой стороны, он отмечает, что именно в силу своего отличия от Запада Россия имеет особую, "вселенскую миссию", заключающуюся в осуществлении "интересов человечества". Опровер­гая свои же ранние обвинения в адрес России, назьшая статью, в которой они содержатся, "злополучной", он пишет, что Россию ждет великое бу­дущее. И это великое будущее, которое, без сомнения, осуществится, эти прекрасные судьбы, которые, без сомнения, исполнятся, будут лишь ре­зультатом тех особенных свойств русского народа, которые впервые были указаны в злополучной статье [53, с. 536]. Сам автор, конечно, осознавал двойственность своей позиции и связывал ее с тем, что народ пока далек от "сознательного патриотизма" и любит отечество на манер тех юных народов, "которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сце­не" [53, с. 537].

Правота автора относительно неопределенности характера нацио­нальной идеи подтверждается, если обратиться к представителям рус­ской общественной мысли, идущим вслед за П. Чаадаевым. Они представ­ляли два направления, которые противоположным образом объясняли смысл и назначение русской идеи: славянофильство и западничество.

Славянофильство как направление философской и политической мысли занимает видное место в мировоззренческом творчестве середи-

100

ны XIX в. Основные его представители были противниками как запад­ников, так и революционных демократов. Они заложили основу русской религиозной философии второй половины XIX в. Основателями этого направления были Александр Хомяков (1804-1860) и Иван Киреевский (1806-1856). Считается, что разработке идей ранних славянофилов по­ложил начало обмен в 1839 г. рефератами между А. Хомяковым и И. Ки­реевским по вопросу об историческом опыте старой и новой России. Поскольку А. Хомяков был главой и идейным вдохновителем славяно­филов, рассмотрим хотя бы кратко его взгляды. Отмечая отрицательное влияние Запада и петровских реформ на русскую жизнь, он полагал, что ее коренные начала — православие и община — остались, в сущности, прежними. Возрождение на Руси патриархальной жизни, возврат к иде­алам "Святой Руси", утверждение православия как вечного начала — такова основа социально-исторической концепции А. Хомякова, имею­щая провиденциалистский и мистический характер. Основное в учении А. Хомякова — идея "соборности". А. Хомяков использует одно из важ­нейших понятий христианского учения о Церкви, которое присутствует в Никейском "символе веры": "верую во святую, соборную и апостоль­скую Церковь". Соборность в христианской традиции понимается как церковное единение христиан в любви, вере и жизни. А. Хомяков расши­ряет понятие соборности, трактует его как общий метафизический прин­цип общечеловеческого общения.

В. Нерсесянц считает, что несомненной заслугой А. Хомякова яви­лось новое историческое истолкование традиционной темы о взаимоот­ношении государства и церкви, а также статуса крестьянской общины. Так расчищалась почва для обсуждения более фундаментальной для по­литического быта темы о соотношении общества и государства в рус­ской и зарубежной истории. Характерным для А. Хомякова оказался так­же интерес к меняющейся роли обычая и закона [3, с. 458].

Видными представителями западников-правоведов были К. Кавелин и Б. Чичерин, которые со временем эволюционировали в сторону либе­рализма и стали идейными предтечами конституционных демократов начала XX ст. В 40-х годах в спорах славянофилов и их оппонентов на стороне западников были В. Белинский, А. Герцен, Н. Огарев, Т. Гранов­ский, П. Анненков.

Несколько слов о Константине Кавелине (1818-1885) — одном из основателей так называемой государственной школы в истолковании ис­тории России. В отличие от славянофилов К. Кавелин считал, что наря­ду с общинным индивидуальное начало все-таки присутствовало и до

101

Петра I и привело к постепенному созданию в России юридической гражданственности, хотя и в неразвитой форме.

С более радикальных философско-исторических позиций критиковал славянофилов Т. Грановский (1813-1855) — русский историк, знамени­тый профессор Московского университета, глава московских западни­ков. "Грановский, — писал В. Ключевский, — преподавал науку о про­шедшем, а слушатели выносили из его лекций веру в свое будущее, ту веру, которая светила им путеводной звездой среди самых беспросвет­ных ночей нашей жизни. Лекции Т. Грановского о Греции и Риме, о фео­дальном средневековье воспитывали деятельную любовь к русскому отечеству, ту энтузиастическую жажду работы на его благо, ту крепость общественного духа, которая помогла лучшим русским людям минувше­го полувека пронести на своих плечах сквозь вековые препятствия все тягости преобразовательной эпохи. История, сохраняя в чтениях Т. Гра­новского свой строгий характер науки, становилась учительницей жиз­ни. Это Т. Грановский научил свою аудиторию ценить научное знание как общественную силу" [23, с. 491].