Введение

Расхожий афоризм: история учит тому, ^то ничему не учит, – более чем спорен. Исторический опыт, не прерываемый катаклизмами, благотворен. Прерываемый – тоже, если обществу удается сохранить память, а с ней и преемственность. Все достижения цивилизации стоят на плечах предшественников.

За 70 лет большевистской диктатуры отечественная школа уголовного права – одна из сильнейших в мире – едва не утеряла статуса науки, превращаясь из идеолога и генератора прогрессивных законов р сервильного комментатора правовой вакханалии, цинично именуемой "социалистической законностью".

Теперь, когда с этой лакейской ролью покончено, надо восстанавливать связь времен. Надо подняться на уровень мысли тех ученых-юристов, чей труд был оборван роковым 17-м годом. Надо освоить это богатство в свете современных проблем, теорий и дать уголовной юриспруденции новую жизнь, что является непременным условием перехода России из тоталитарно-авторитарного режима в правовой.

Вот четыре грани, какими наука уголовного права воздействует на человека и социум в целом:

а) как научное явление (школа) она вырабатывает и кумулирует самые передовые идеи (в том числе не востребованные в прошлом), облекая их в форму плодотворных концепций, питающих законотворческую и судебную практику, – такая школа должна снова стать гордостью нации;

б) как учебная дисциплина она ориентирована на подготовку профессионалов высокой пробы, вооруженных теорией, готовых к обоснованному и своевременному правоприменению, без чего немыслим успех в борьбе с преступностью;

в) как социальная ценность она отражает, а отражая – укрепляет (обратная связь) нравственное кредо общества с его неприятием зла и уважением к справедливым и в меру милосердным антикриминальным законам;

г) как отрасль права, задающая параметры уголовно-правового инструментария, способного подавлять или блокировать криминальный вирус, она лечит от этой заразы общественный организм и его официальные институты; таким образом уголовная юриспруденция выполняет совокупную регулятивно-охранительную функцию – быть

последним оплотом защиты и государственности, и спокойствия граждан.

Представляется, что эта функция может быть реализована не иначе как через уголовную ответственность – категорию, без которой закон выглядит пустой декларацией и которая объединяет трех "китов", образующих содержательный костяк уголовного права: преступника, преступление и наказание.

По господствующей доктрине уголовное право должно требовать, чтобы каждый человек нес ответственность за нарушение Уголовного кодекса, т. е. за те поступки, которые точно подпадают под признаки преступного деяния, указанные Кодексом. Получается: чтобы преступить закон, надо его соблюсти. Для разводки этого парадокса придется признать, что преступник нарушает не закон, а общепринятые житейские правила (плод обычаев, традиций и т. п.), отклонения от которых в опасных для общества случаях наказуемы по УК. Закон же адресован исключительно право-применителю. Только он обязан досконально знать, чтить и блюсти Уголовный кодекс, ни на шаг не отступая от его предписаний. Для остальных это желательно, но не более.

Система признаков, по которым квалифицируется преступление, преступник и наказание, закреплена в нормах (институтах) права. Содержание институтов должно раскрываться законодателем в лексике и фразеологии, сводящих на нет возможность вольной трактовки смысла. При этом для мудрого законодателя вечной' проблемой является не как наказать, а за что заказывать. Здесь, как нигде, важно единство формы и содержания нормы, ибо цена несоответствия– судьба человека. Не потому ли в цивилизованных странах так щепетильны, точны в отборе терминов, формулирующих в первую очередь диспозицию закона? Одним словом, развитие отрасли невозможно без изощренной юридической техники – основы основ законодательной дифференциации уголовной ответственности.

Приведенные положения, выполняя вводную в курс уголовного права функцию, содержательно насыщаются в последующих разделах настоящего издания.

Профессор И. Я. Козаченко

Январь 1997