§ 100

Наказание, карающее преступника, не только справед­ливо в себе — в качестве справедливого оно есть вместе с тем его в себе сущая воля, наличное бытие его свободы, его право,— но есть также право, положенное в самом преступнике, т. е. в его налично сущей воле, в его поступке. Ибо в его поступке как поступке разумного существа за­ключено, что он нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который преступник в этом поступке признал для

[147]

себя, под который он, следовательно, может быть подведен как под свое право.

Примечание. Беккариа47, как известно, отрицал право государства присуждать к смертной казни, так как нельзя предположить, что в общественном договоре содержится согласие индивидов на то, чтобы их обрекали на смерть, скорее следует допустить обратное. Но государство вообще не есть договор (см. § 75), а защита и обеспечение жизни и собственности индивидов в качестве единичных не есть необходимо его субстанциальная сущность; государство есть то наивысшее, которое притязает на саму эту жизнь и собственность и требует, чтобы они были принесены в жер­тву. Далее, государство должно утвердить с согласия от­дельных людей или без их согласия — не только понятие преступления, разумность этого понятия в себе и для себя, но в деянии преступника заключена и формальная разум­ность, воление единичного человека. В том, что наказание рассматривается как содержащее его собственное право, преступник почитается как разумное существо. Эта честь не будет ему воздана, если понятие и мерило его нака­зания не будут взяты из самого его деяния; так же и в том случае, если рассматривать его как вредного зверя, кото­рого следует обезвредить или стремиться запугать и ис­править его. Что же касается, далее, способа существова­ния справедливости, то форма, которую она имеет в госу­дарстве, а именно наказание, не единственная форма, и государство не есть предпосылка, обусловливающая собой справедливость.

Прибавление. То, что требует Беккариа, а именно что человек сам должен дать согласие на наказание, совершен­но правильно, однако преступник дает это согласие уже своим деянием. Как природа преступления, так и собствен­ная воля преступника требуют, чтобы исходящее от него нарушение права было снято. Несмотря на это, усилия Беккариа, направленные на отмену смертной казни, оказали благотворное воздействие. Хотя ни Иосиф II, ни французы не сумели провести полную ее отмену, однако все-таки это привело к тому, что начали понимать, какие преступления заслуживают смертной казни и какие ее не заслуживают. Благодаря этому смертная казнь стала реже, как и подобает этой высшей мере наказания.