§ 3. Приемы толкования уголовного закона

I. Приемы толкования уголовного закона можно определить лишь в общих чертах, в действительности они взаимно переплетаются. Перечень таких приемов не может быть исчерпывающим. Толкованию закона предшествует установление текста закона. В западноевропейской 'и дореволюционной русской уголовнопра-вовой литературе установление наличности, подлинного содержания текста закона и факта его действия обычно принято называть юридической критикой закона3.

' См. Н. Г. Александров и др. Основы теории государства м права, стр 342; П. Е. Недбайло. Применение советских правовых норм, стр 345.

2 См. А. С Пиголкин. Толкование нормативных актов • СССР. М, Госюриздат, 1962, стр. 117 и ел.

3 П. И. Люблинский. Техника, толкование и казуистика Уголовного кодекса. Пг„ 1917, стр. 78.

•293

 

Однако этот термин, как справедливо отмечали отдельные советские авторы, неприемлем для советского права, так как слово «критика» "у нас означает совершенно иное и употребление его в другом смысле создавало бы путаницу.

Установление текста закона целесообразно осуществлять 'по официальным изданиям закона, обращаясь в сомнительных случаях к первым его публикациям. При переизданиях уголовных законов и особенно кодексов иногда накапливаются опечатки, пропуски и искажения текста, если же издаются сборники законов, то иногда по ошибке включаются законы, отмененные или утратившие силу вследствие замены их новыми. Так, в рецензии на издание Уголовного кодекса РСФСР, вышедшее в 1937 г., отмечалось множество ошибок как в тексте кодекса, так и в других нормативных актах, которые давались в 'приложении к официальному тексту кодекса *.

Особенно важно установление законодательного текста, когда систематизация нормативных актов имеет неофициальный характер. За последние два десятилетия Уголовный кодекс РСФСР и уголовные кодексы ряда других союзных республик издаются Госюриздатом (теперь издательством «Юридическая литература») таким образом, что помимо официального текста УК печатаются общесоюзные уголовные законы, а также постатейно систематизированные материалы к отдельным статьям ук, содержащие отдельные общесоюзные и республиканские законы, руководящие постановления Пленумов Верховного Суда СССР и верховных судов союзной республики, приказы Генерального Прокурора СССР и т. д. Сам подбор материалов и установление текста нормативных актов 'производится издательством и, следовательно, не имеет официального характера.

Иногда включались материалы устаревшие и, наоборот, пропускались важные действующие уголовные законы. Например, в 1952 г. в новое издание УК РСФСР не был включен действовавший тогда Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование», который печатался в более ранних изданиях ук. Вслед-

' «Советская юстиция», 1937, № 17, стр. 32—34.

294

 

ствие этого 'иногда вместо Указа применялась ст. 153 УК РСФСР 1926 г., каравшая это преступление до издания Указа от 4 января 1949 г., хотя эта статья фактически утратила силу с изданием названного указа. Существенные недостатки этого переиздания Уголовного кодекса были отмечены в печати'. Таким образом, во всех случаях, когда имеется сомнение в точности законодательного текста, следует обращаться к официальным публикациям уголовного закона.

II. В Советской юридической литературе нет единства относительно классификации приемов толкования уголовного закона.

Различными авторами указываются следующие наиболее часто встречающиеся виды 'приемов толкования:

а) грамматическое, б) логическое, в) историческое, г) систематическое, д) телеологическое.

Филологическое, или грамматическое, толкование уголовного закона состоит в уяснении смысла закона путем этимологического и синтаксического разбора буквального текста закона.

И. Е. Фарбер отрицает грамматическое толкование как самостоятельный прием толкования. Он полагает, что как грамматическое, так и логическое толкование, это свойства самого процесса толкования, но не самостоятельный прием. Мнение И. Е. Фар'бера таково, что мыслить всегда надо правильно, логически, и в соответствии с 'правилами грамматики надо излагать мысли 2. Грамматическое толкование, по его мнению, есть вид логического толкования.

Ранее эту же мысль высказывали С. В. Познышев 3 и П. И. Люблинский4, считавшие, что грамматическое толкование — это вовсе не толкование, а 'простое уяснение выраженной законодателем в словах мысли; здесь «сть лишь усвоение законодательного текста, а не толкование воли законодателя. Эта деятельность предшест-

1 См. Д. Прусс, Л. Милютин. Недостатки нового издания Уголовного кодекса РСФСР. «Социалистическая законность», 1953, № 3, стр 82—83.

2 См И Е Фарбер. Вопросы толкования советского закона. «уч. зап. Саратовск юрид. ин-та», вып. IV. 1956, стр. 45. ._ 3 См. С В Познышев. Учебник уголовного права, ч. 1. М, К)риздат, 1923, стр 36.

См. П. И. Люблинский. Техника, толкование и казуистика •Уголовного кодекса, стр. 123.

295

 

вует, по мнению П. И. Люблинского, даже установлению подлинного текста закона, словесное толкование"— это только предпосылки толкования, а всякое толкование является логическим; уяснение слова, или филологическое толкование, не есть деятельность юриста, а только знание, необходимое для всякого человека, желающего понимать написанное.

Авторы, отрицающие как самостоятельный прием грамматическое, точнее бы сказать филологическое1, толкование уголовного закона, не правы. Нельзя представлять себе такое толкование как применение во всех случаях только элементарных'правил лексики, грамматики и синтаксиса. Прав Н. Г. Александров, утверждая, что это толкование всецело опираегся на законы филологии.

Нередко сам анализ смыслового значения слов закона и значения фразы требует использования законов филологии, где, как известно, немало спорных положений. Например, понятие кары, употребляемое в законе (ст. 20 Основ), для своего раскрытия требует значительных филологических изысканий. Это же можно сказать о понятии вины. Многие авторы, писавшие по вопросам вины, не обращались к филологическому значению слова «вина», а это значение в основном одно в русском языке. Возможно, этим можно объяснить, что в юридической литературе нередко говорится о вине в уголовно-материальном смысле, о вине в уголовно-про-цессуальном смысле, о вине в административно-правовом смысле и т. д. Как будто можно сказать, в частности, в приговоре, что подсудимый виновен только в уголов-но-процессуальном и не виновен в уголовно-материальном смысле! По нашему мнению, основное содержание 'понятия «вина» едино для всей области права, более того, для области этики, и это содержание в основном соответствует смысловому значению слова.

Нередко вызывают споры определения содержания таких терминов закона, частью уже не употребляемых в разговорной речи, как «низменные побуждения» (ст. 34 Основ 1958 г.), «растление» (ст. 151 У1< РСФСР 1926 г.), «общеопасный способ совершения преступле-

' Этим термином пользуется Н. Г. Александров, он различает в качестве видов филологического толкования толкование лексическое и грамматическое.

296

 

ния» '(ст. ст. 39, 98, ук РСФСР 1960 г.), «погром» (ст. 79 УК РСФСР 1960 г.) и т. д.

При толковании 'положений закона, содержащих такие и многие другие термины, приходится прибегать к капитальным филологическим трудам, в особенности к словарям (в частности, этимологическим) русского языка. Нередко уяснение смысла закона осуществляется лишь путем этимологического и синтаксического разбора текста закона.

И. Фарбер в упоминавшейся статье одобрительно отзывается о терминологическом толковании закона. Едва ли можно здесь говорить о специальной разновидности толкования. Верно, что специальные термины закона, в частности уголовного закона, нуждаются в точном определении. В отдельных отраслях права сам закон определяет множество терминов, например, такие определения даются в УПК союзных республик, как действующих, так и утративших силу (см., например, ст. 34 УПК РСФСР 1960 г.).

Многие УК социалистических государств содержат специальные главы или параграфы, содержащие определения некоторых понятий и терминов уголовного за-кома. Таковы глава VIII УК Венгерской Народной Республики, глава 9 ук СФРЮ, § 17 УК ЧССР.

Эти толкования, как они большей частью названы в самом законе, 'представляют собой органическую часть закона. Включение таких определений в отношении понятий, которые несколько раз встречаются в уголовном законе, следует признать целесообразным.

В советском уголовном законе определения понятий не выделяются в отдельные параграфы или главы, а нередко даются тогда, когда данные понятия встречаются в первый раз. Так, в ст. 7 Основ определяется преступление, в ст. 8 и 9 — умысел и неосторожность, в ст. 11— невменяемость, в ст. ст. 13 и 14 — необходимая оборона и крайняя необходимость и т. д.

Некоторые понятия уголовного закона определяются в других актах, например определение степени тяжести телесных повреждений (тяжкого, менее тяжкого, легкого) дается в Правилах, утвержденных Министерством здравоохранения РСФСР 4 апреля 1961 г.', и в Прави-

«Советская юстиция», 1961, № 13.

2Э7

 

лах, изданных в других союзных республиках. Часто

определения даются судебной практикой и юридической наукой на основе социалистического правосознания. Таковы, например, в Общей части определения понятий малозначительности деяния, чистосердечного раскаяния как обстоятельства, смягчающего ответственность, совершения 'преступления организованной группой, из низменных побуждений, совершения преступления общеопасным способом и др., а в Особенной части, определения таких понятий, как тяжкие последствия, крупный и особо крупный размер похищенного, а также мелкое хищение и др.

Во всех этих случаях толкование отнюдь не является грамматическим, оно скорее может быть признано систематическим, так как раскрытие термина уголовного закона, употребляемого в специальном смысле, например понятия должностного лица (примечание к ст. 170 УК РСФСР 1960 г), предполагает привлечение ряда нормативных источников, нередко из других отраслей права Так, понятие должностного лица раскрывается с привлечением норм административного и трудового права.

Логическое толкование, по мнению М. С. Стро-говича, состоит в установлении содержания правовой нормы исходя из смысла выражений, сформулированных в законе'.

Авторы учебного пособия по Общей части советского-уголовного права, изданного в Ленинграде2, пишут не о понятии логического толкования, а о его целях. По их мнению, логическое толкование имеет своей целью различными 'приемами установить волю законодателя, не нашедшую прямого выражения в тексте закона.

А. С. Шляпочников под логическим толкованием понимает глубокую 'проверку результатов грамматического толкования, проверку толкования словесной формулы закона для раскрытия его смысла при неясности 3. Он соглашается с М. Д. Шаргородским, что грамматическое толкование выявляет буквальное содержание

* «Теория государства и права», стр. 426.

2 «Советское уголовное право. Общая часть». Изд-во ЛГУ, 1960, стр. 164

3 См А. С. Шляпочников. Толкование уголовного закона, стр. 163.

298

 

закона, а логическое — выделяет то, что законодатель желал сказать, но не выразил.

Вызывает серьезные сомнения само право на существование логического толкования как самостоятельного вида толкования '. И. Е. Фарбер считает, что такого толкования не может существовать, что это не более, как свойство процесса всякого толкования. В сущности и А. С. Шляпочников, тл авторы указанного пособия не оставляют почвы для логического толкования как самостоятельного вида, относя к нему также систематическое и историческое толкование.

Систематическое толкование уголовного закона признается всеми авторами в качестве вида толкования. Однако некоторые из них считают его лишь наиболее важным видом логического толкования, выделяемого в свою очередь в качестве самостоятельного вида толкования.

Систематическим толкованием следует признать сопоставление анализируемого положения уголовного закона с другими положениями того же или иного закона.

При систематическом толковании уголовного закона осуществляющий толкование исходит из понимания всего советского законодательства, в особенности уголовного законодательства как одного целого, проникнутого едиными принципами и отличающегося внутренним единством. Это позволяет устранить при толковании нечеткость формулировки конкретной уголовно-право-вой нормы, устранить действительные или мнимые противоречия законов, установить действительное содержание неясных положений закона, уяснить смысл и назначение толкуемого положения советского уголовного закона.

В отличие от буржуазного права, где такие понятия являются только фикцией, при толковании советского уголовного закона можно руководствоваться общим духом или общим смыслом, или общим разумом закона, так как назначение и содержание советских законов реально могут быть установлены исходя из политики Коммунистической партии и Советского правительства.

'См И. Е. Ф а р б е р. Сущность и способы применения советского закона. Автореф. канд. дисс. М., 1951, стр. 14.

299

 

Поэтому, в частности, систематическое толкование в советском праве может применяться и в отношении некодифицированного  законодательства,  что почти исключается в буржуазном праве'.

Наиболее часто при систематическом толковании сопоставляются толкуемые нормы советского уголовного кодекса или с другими нормами того же уголовного кодекса, либо другого уголовного закона, или же с нормами, содержащимися в уголовно-процессуальных законах, либо, наконец, с нормами, содержащимися в. законах, относящихся к другим отраслям советского права. Большое значение для правильного понимания нормы нередко имеет уяснение ее места в системе данного уголовного закона.

Некоторые советские авторы неосновательно сужают пределы систематического толкования, мысля его только в рамках уголовного законодательства 2.

Нельзя считать систематическим толкованием уголовного закона сопоставление толкуемой нормы Особенной части с теми нормами Общей части, которые в данном случае относятся к этой норме Особенной части. Поэтому нельзя согласиться с тем, что Верховный Суд СССР,   признавший   возможность  применения по ст. ст. 19 и 136 УК РСФСР 1926 г. смертной казни к Семенцу, виновному в оконченном покушении на умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, разбое и изнасиловании, применил систематическое толкование 3. Верховный Суд СССР здесь следовал буквальному тексту ст. 19 УК РСФСР 1926 г., согласно которой покушение может влечь те же меры наказания, что и оконченное преступление, и применил относящуюся к данной норме Особенной части норму Общей части.

' См. П. И. Люблинский. Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса, стр. 128.

2 «Советское уголовное право. Часть Общая». М , Госюриздат, 1952, стр. 118; «Советское уголовное право. Часть Общая». Изд-во» ЛГУ, 1960, стр. 164. А. С. Шляпочников правильно пишет, что в ряде случаев надо установить связь толкуемой уголовно-правовок нормы с другими отраслями социалистического права, в той или иной степени связанными с конкретным рассматриваемым случаем (см. А. С. Шляпочников. Толкование уголовного закона, стр. 202—203).

ЗА. С. Шляпочников. Толкование уголовного закона, стр. 204—205.

300

 

Сопоставление толкуемой нормы уголовного закона с нормой другого уголовного закона чаще всего имеет место при действии общесоюзного и республиканского закона сходного содержания. Нередко толкуемая норма уголовного закона сопоставляется с нормами уголовно-процессуального законодательства. Например, для истолкования содержания ст. 181 УК РСФСР, по которой наказываются заведомо ложные показания, необходимо обратиться к нормам УПК и ГПК, в которых говорится о свидетеле, эксперте, переводчике, а также к статьям УК, определяющим понятие тяжкого преступления (примечание II к ст. 24 УК РСФСР). Столь же необходимо обращение к нормам УПК и ГПК при истолковании ст. 182 УК РСФСР, предусматривающей отказ или уклонение свидетеля от дачи показаний или эксперта от дачи заключения. Необходимо сопоставить ответственность по ст. 182 УК и ответственность в виде процессуального взыскания по ст. ст. 62, 76 ГПК РСФСР.

В советской науке уголовного права применяется систематическое толкование норм уголовного кодекса и путем обращения к соответствующим нормам УК Другой союзной республики, 'поскольку все советское уголовное законодательство принципиально едино. Так, при толковании ряда статей УК союзных республик, предусматривающих усиление наказания при наступлении тяжелых последствий (например, по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР) в качестве доказательства того, что закон в этих статьях имеет в виду психическое отношение к этому результату в виде умысла или неосторожности, можно сослаться на ст. 11 УК Грузинской ССР. Эта статья устанавливает, что если уголовный закон предусматривает повышение наказания ввиду наступления тяжелого последствия, не охватываемого умыслом виновного, то такое 'повышение может иметь место лишь тогда, когда лицо должно было и могло предвидеть наступление этого последствия.

Толкование ст. 201 ук РСФСР, предусматривающей сокрытие обстоятельств, препятствующих вступлению в брак, предполагает обращение к нормам Кодекса законов о браке, семье и опеке, где, в частности, определяются и эти обстоятельства.

Историческое толкование уголовного закона состоит в установлении смысла закона путем исследова-

301

 

йия тех соображений, которые были 'положены в основу Закона. Иногда для раскрытия смысла закона важно ознакомиться с его проектом, объяснительными записками, материалами обсуждения проекта, в особенности с докладами о проекте закона в законодательных органах и материалами обсуждения этих докладов.

После издания ряда новых УК союзных республик в 1959—1960 гг. возник вопрос о соответствии со ст. 10 Основ норм этих кодексов, устанавливающих возможность уголовной ответственности за грабеж несовершеннолетних, достигших 14 лет в момент совершения этого преступления. В ст. 10 Основ уголовная отвегственность с этого возраста предусмотрена за кражу, разбой, но не грабеж.

Для ответа на этот вопрос следует прибегнуть к историческому толкованию ст. 10 Основ. Во время издания Основ уголовное законодательство СССР и союзных республик не знало состава грабежа. Уголовные кодексы союзных республик включили статью об ответственности за грабеж, образовав состав этого преступления за счет сужения понятия кражи (открытая кража стала считаться грабежом) и за счет сужения понятия разбоя (насильственное похищение социалистического чужого личного имущества с насилием, не опасным для жизни •и здоровья потерпевшего, стало признаваться не разбоем, а грабежом с насилием).

Следовательно, путем исторического толкования становится бесспорным, что ст. 10 Основ, упоминая кражу и разбой, имеет в виду и то преступление, которое в действующих ук называется грабежом.

В упоминавшейся   содержательной  монографии А. С. Шляпочникова, последний, присоединяясь к мнению П. Е. Недбайло, в качестве отдельного вида толкования называет телеологическое толкование советского уголовного закона, считая его также видом логического толкования (что 'противоречит принципам логического толкования). Он утверждает, что телеологическое толкование глубже систематического, что оно восполняет результаты систематического толкования'.

 

'А С. Шляпочников. стр. 213.

302

 

 

Толкование уголовного закона,

 

П. Е. Недбайло и А. С. Шляпочников 'полагают, что при этом толковании цель нормы берется как элемент ее

содержания.

Выделение телеологического толкования как отдельного вида неосновательно. Если признать телеологическое толкование самостоятельным видом, то пришлось бы сделать вывод, что при грамматическом, историческом, систематическом толковании орган или лицо, осуществляющее толкование закона, не исходит из 'цели, смысла и общего разума советского закона, однако такое толкование советского закона было бы немыслимо.

Некоторые примеры из судебной практики в доказательство правомерности выделения телеологического толкования нельзя признать удачными.

В качестве примера телеологического толкования, восполняющего систематическое толкование, А. С. Шляпочников приводит разъяснение Пленума Верховного Суда СССР в постановлении от 29 апреля 1939 г. по поводу различия между хулиганством и преступлениями против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности. Верховный Суд СССР считал, что если в основе преступления лежали мотивы, связанные с личными взаимоотношениями обвиняемого с потерпевшим, то деяние должно признаваться не хулиганством, а преступлением против личности.

Однако это разъяснение было неудачным, так как нередко явно хулиганские действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу, вызываются личными взаимоотношениями. Поэтому Пленум Верховного Суда СССР 20 марта 1953 г. изменил это постановление'.

В зависимости от содержания и словесного выражения, а также сложности толкуемых положений советского уголовного закона учреждение или лицо, толкующее закон, может пользоваться одним, несколькими или всеми приемами толкования, причем обычно эти

' «Сборник действующих постановлений Пленума Верховного С>да СССР 1924—1957 гг.». М, Госюриздат, 1958, стр. 37—40. Вследствие недосмотра в нескольких переизданиях УК РСФСР 1926 г (до издания 1957 г.) воспроизводился прежний текст разъяснения Этим объясняется, что он приводится в книге А. С. Шляпочникова.

303

 

приемы взаимно переплетаются. Зачастую достаточно лишь одного филологического (грамматического) толкования уголовного закона.

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 38      Главы: <   32.  33.  34.  35.  36.  37.  38.