V Загадка восприятия

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 

1. Наблюдение за пределами явления

Однажды кто-то меня довольно раздраженно спросил: "Разве Вы не видите, что перед Вами?" И да, и нет. Я вижу людей, стулья, газеты и книги перед собой, а также их цвета, формы и образцы. Но разве я вижу молекулы, электроны и инфракрасный свет, которые также находятся передо мной? И разве я вижу этот штат или Соединенные Штаты, или вселенную? Я вижу только части этих многосторонних объектов, в самом деле, но тогда следует также признать, что я вижу только части людей, стульев и т.д. Если я вижу книгу, а она представляет собой нагромождение молекул, то вижу ли я нагромождение молекул? Но с другой стороны, как я могу видеть нагромождение молекул, не видя ни одной из них? Если нельзя сказать, что я вижу нагромождение молекул, потому что "нагромождение молекул" — это сложный способ описания того, что я вижу не на первый взгляд, то как можно сказать, что я вижу магнит или ядовитый гриб? Предположим, что кто-то спрашивает, видел ли я на своей лекции футбольного тренера, и я говорю "Нет". Но он был в аудитории, а я, конечно, видел каждого в аудитории. Хотя я видел его, я говорю, что не видел, потому что я не знал, что человек в правом конце восьмого среднего ряда был футбольный тренер.

Мы уже оказались в опасности потеряться в слишком знакомой путанице не слишком ясных вопросов. Вам будете приятно узнать, а мне еще приятнее сообщить, что я займусь здесь не вопросами о том, видим мы или нет то, что перед нами, а скорее некоторыми случаями наблюдения того, чего перед нами нет.

2. Сделанное движение

То, что мы часто — и со значительной регулярностью и предсказуемостью — видим то, чего перед нами нет, достаточно удостоверено фактами оптических иллюзий, описанных в психологической литературе, наблюдения за фокусниками и пропуска ошибок при проверке правописания. Сейчас я хочу обсудить наблюдение отсутствующего движения или отсутствующих изменений, потому что это поднимает некоторые интригующие теоретические проблемы. Мой первичный источник — книга Пола А. Колерса "Аспекты восприятия движения".

Самое простое и лучше всего известное явление видимого движения происходит, когда цветовое пятно, появляющееся на контрастирующем фоне в течение очень краткого времени, сопровождается после интервала от 10 до 45 миллисекунд появлением подобного цветового пятна на коротком расстоянием от первого. При более коротким интервале времени на том же самом расстоянии мы видим два цветовых пятна как высвеченные одновременно; при более длинном интервале мы видим два цветовых пятна, высвеченные последовательно; но в пределах указанного интервала времени мы видим одно цветовое пятно, перемещающееся от первой позиции до второй. Согласно Колерсу, это явление было "известным лабораторным курьезом" когда Зигмунд Экснер впервые подверг его формальному эксперименту в 1875, но до работ Макса Вертхаймера в 1910 оно ждало более систематического изучения (AMP, 1-2). Колерс считает, что задержка была частично вызвана отсутствием подходящей аппаратуры, но еще больше — сопротивлением "механистической философии, которая приводила доводы в пользу непосредственного соответствия между физическим стимулом и психологическим опытом. Явление видимого движения —- драматическое нарушение этой принятой эквивалентности" (AMP, 3). К сожалению, драматические нарушения часто не в состоянии поколебать догму.

В настоящее время этот самый простой и наиболее банальный случай видимого движения никого не удивляет. Мы обычно списываем его на некоторый предполагаемый скачок нервных дуг, замыкание на сетчатке или подкорке. Фактически это ставит некоторые трудные и существенные вопросы. Во-первых, насколько восприятие видимого движения подобно восприятию реального движения, когда цветовое пятно действительно перемещается из одного места в другое? Что происходит в последнем случае — прослеживаем ли мы цветовое пятно вдоль всей его траектории или скорее фиксируем его в нескольких местах и заполняем промежутки, как если бы по этой траектории не двигалось никакого пятна? Участвуют ли "датчики движения" в восприятии видимого движения так же, как в восприятии реального движения? Если так, то они являются скорее датчиками быстрой последовательности? А если нет, то визуальное движение не всегда зависит от них. Во-вторых, каким образом мы способны при восприятии видимого движения расположить пятна в пространственно-временных промежутках по траектории, идущей от первой ко второй вспышке прежде, чем эта вторая вспышка происходит? Откуда мы знаем, в каком направлении двигаться? Ван дер Ваалс и Релофс предложили интригующую гипотезу, согласно которой движение производится ретроспективно, строится только после того, как происходит вторая вспышка, и проецируется назад во времени.

Колерс в своей книге отклоняет и аналогию с восприятием реального движения, и гипотезу ретроспективного построения. Однако ни одна из этих идей не выглядит настолько неправдоподобной или непривлекательной, чтобы легко от нее отказаться, и нам может понадобиться исследовать их аргументы и свидетельства позже.

3. Форма и размер

Колерс начал свое экспериментальное исследование с вопроса о том, что происходит, когда последовательно высвечены не точки или пятна, а фигуры. Так как фигура в некотором смысле состоит из многих точек, мы могли бы предположить, что, когда одна и та же фигура высвечена оба раза, то она будет восприниматься движущейся так же, как точка. Но что, если высвечены различные фигуры — скажем, сначала квадрат, а потом треугольник или круг? Или предположим, что две фигуры одной формы, но различны по размеру. Можно ожидать, что маленькие различия любого вида соединятся плавно; но насколько большое различие требуется для того, чтобы прервать плавный переход и разделить видимые события так же, как физические? Например, является ли различие между маленьким кругом и большим кубом достаточным — или более чем достаточным?

Когда мы ставим вопрос таким образом, мы исходим из допущения о том, что мы уже имеем релевантную меру подобия, которую нужно использовать при определении границ несходства для плавного видимого изменения. Но в то время как мы имеем очевидную меру подобия размера при постоянной форме, у нас нет такой меры подобия различных форм. Похож ли круг на тонкий эллипс больше, чем на правильный шестиугольник или сферу? Похож ли куб на квадрат больше, чем на тетраэдр? Похож ли длинный прямоугольник со срезанным уголком больше на целый прямоугольник, чем на правильный шестиугольник? Любое количество равно разумных принципов дает разные требования к подобию форм.

Почему бы тогда не переменить нашу позицию на противоположную? Предположим, что две фигуры тем более подобны друг другу, чем более легко и плавно они преобразуются друг в друга? Упомянем здесь заманчивую перспективу, которую я обсуждал с Колерсом на ранней стадии его экспериментального исследования — отыскать эмпирически обоснованную меру или по крайней мере общий сравнительный тест для психологического подобия по какому-либо важному признаку. Позвольте мне предотвратить более подробный рассказ об экспериментах признанием, что они похоронили эту счастливую надежду, показав, что плавно преодолено может быть почти любое различие между двумя фигурами. Видимое изменение не представляет собой чувствительный инструмент для измерения подобия (AMP, 46 и далее).

Очевидно, термин "видимое движение" является слишком узким для масштабов исследования Колерса, рассмотревшего видимые изменения многих родов: в позиции, в форме, в размере или в любых двух или всех трех из них. В некоторых экспериментах последовательные показы накладывались друг на друга так, что видимое изменение влекло рост или уменьшение, или деформацию, или их некоторую комбинацию без движения целой фигуры. В то время как изменение в форме часто может считаться ведущим к движению частей, это не обязательно так для роста или уменьшения. Более того, даже термин "изменение" слишком узок, чтобы покрыть случаи, когда показы одной и той же фигуры накладываются в точности; здесь заполнение интервала с целью дать одну постоянную фигуру приводит скорее к стабильности, чем к изменению. В основе всех этих случаев лежит одно общее явление — перцептуальное соединение или дополнение, которое строит объединенное целое, фиксированное или двигающееся, устойчивое или изменяющееся.

Как я уже сообщил, эксперименты показывают, что в пределах указанных интервалов времени и расстояния между последовательными вспышками обычно происходит дополнение, соединяющее их в одно протяженное и, возможно, двигающееся, растущее, сокращающееся или иначе изменяющееся феноменальное целое, будь две стимульные фигуры одинаковы или решительно отличны друг от друга. Это справедливо для плоских и объемных фигур, физических предметов, букв и других символов, соединенных так гетерогенно, что такая трансформируемость не дает никаких пригодных классов подобия форм. Колерс пишет: "Если все двумерные [и трехмерные] формы — члены одного класса, как это, видимо, уже почти доказано существующими результатами, ...то нет никакой надежды установить классы форм согласно выполненным с ними визуальным действиям" (AMP, 190). Тогда как эти результаты накапливаются в таком едином строю, что начинают терять новизну, мы не должны упустить из виду изобретательность, показанную в некоторых случаях при импровизации маршрутов перехода. Я говорю "импровизация", потому что маршруты, предпринятые между одними и теми же двумя фигурами, могут значительно изменяться в зависимости от обстоятельств, предмета и случая. Например, переход от куба к квадрату может выполняться иногда извлечением, а иногда сжатием; а переход от трапецоида к его аннулированию — иногда плоским преобразованием, а иногда вращением по глубине (AMP, 88-91). Кстати, некоторым из нас такая импровизация представляется более характерно 'свойственной человеческой природе', чем врожденно присущие идеи. Я даже задавался безответным вопросом, могли ли бы некоторые типы направления коррелировать с некоторыми психологическими способностями или другими психологическими характеристиками, в достаточной степени, чтобы обеспечить основание для некоторого диагностического теста.

Однако что происходит, если между месторасположениями двух вспышек установлен фиксированный барьер? Скажем, на белом поле с черной линией посередине черный круг появляется сначала слева от линии, а затем (в пределах предусмотренных временных и пространственных интервалов) справа от нее? Полностью ли предотвращено тогда видимое движение или только прервано? Ни то, ни другое, сообщает Колерс. Круг перемещается вправо, огибает барьер и движется ко второй позиции (AMP, 79-80).

Во всех до сих пор рассмотренных случаях появлялась только одна фигура или предмет. Колерс продолжает исследование на намного более сложных, иногда поразительной сложности, и зачастую теоретически важнейших случаях. Например, в одном эксперименте (AMP, 82) последовательно появлялись две группы по четыре фигуры (рис. 1).

рис. 1

Когда сначала появляется первая группа слева, а потом вторая — справа от нее, то по какому маршруту обычно идет переход? Поскольку при использовании отдельных фигур квадраты и круги легко преобразовываются друг в друга, не будет ли здесь каждый круг становиться квадратом, а каждый квадрат кругом по мере того, как группа перемещается вправо? Вовсе нет. Вместо этого три правые фигуры первой группы, не меняя форму, двигается как единое целое на место трех левых фигур второй группы, в то время как крайний левый круг первой группы перемещается вокруг, чтобы стать самой правой фигурой второй! Во втором эксперименте, когда крайней правой фигурой второй группы стал квадрат, крайний левый круг первой группы изменился на квадрат по мере того, как  он перемещался вокруг к правому краю.

Визуальная система явно настойчива, изобретательна и иногда довольно упорна в построении мира по своим собственным меркам; дополнение искусно, гибко и зачастую разработано до мелочей. Прежде, чем мы рассмотрим следующие важнейшие эксперименты, напрашиваются некоторые теоретические вопросы и выводы.

4. Следствия и вопросы

Какие заключения мы можем сделать? Во-первых, приведенных данных более чем достаточно, чтобы отбросить любую теорию замыкания. Последние два случая лишают такие объяснения всякого остатка правдоподобия. Если бы электрические токи вели себя таким образом, то компьютеры работали бы даже еще хуже, чем сейчас. Однако стремление редуцировать психологические явления к электрическим исчезает медленно. Как пишет Колерс (AMP, 180): "теория короткого замыкания была опровергнута больше раз, чем любая другая в перцептуальной психологии, и все же у нее должны быть какие-то качества, которые многие исследователи находят привлекательными, потому что она удержалась". Без сомнения, какая-нибудь ее версия переживет всех нас.

Во-вторых, попытки дать теорию в терминах движения глаза, предпринятые многими физиологами, терпят такую же неудачу (AMP, 72 и далее). В обсужденных выше экспериментах глаза, чтобы произвести различные движения для крайнего левого круга первой группы и остальных трех фигур — были бы должны двигаться с разной скоростью и скреститься посередине! Кроме того, во втором из этих двух случаев один глаз должен был бы в то же самое время выполнить и другие невообразимые акробатические трюки, чтобы преобразовать крайний левый круг в квадрат по мере того, как он перемещается. Глаза, вращающиеся таким образом, больше заслуживали бы наблюдения, чем любые фигуры. Настолько же красноречив и другой эксперимент (AMP, 77), где сначала показан круг в центре (рис.2), а затем четыре круга, находящиеся в различных направлениях от него.

Рис. 2

Центральный круг разделяется на четыре, двигающиеся поодиночке одновременно в четыре разные стороны. Следует ли признать, что оба глаза двигаются во всех четырех направлениях сразу? Или они двигаются по отдельности, каждый в двух разных направлениях?

Высмеивать такие теории легче, чем обнаружить удовлетворительную. Когнитивный подход выглядит более многообещающим. Зрительная система стремится к однородности и непрерывности, обусловленной ее анатомией и физиологией, ее поведение испытывает влияние того, что увидено и сделано ранее, но в нем постоянно присутствует импровизация. Этого далеко недостаточно для теории, которая объясняла бы особенности различных результатов этих экспериментов. Даже довольно осторожные обобщения, которые могли бы послужить первыми шагами к более широким принципам, часто терпят неудачу. Например, в некоторых случаях фигура из числа показанных первыми будет перемещаться к ближайшей фигуре из показанных вторыми и преобразоваться в нее; в других случаях она будет двигаться, не изменяясь, к ближайшей фигуре той же формы, игнорируя более близкую фигуру другой формы (AMP, 100-102). Колерс делает вывод: "Не было предложено никакой теории иллюзорного движения, которая объясняла бы значительное количество наблюдений" (AMP, 181). Я подозреваю, что зрительная система, комфортабельно обустраивая мир по себе, получает дополнительное удовольствие, расстраивая наш поиск теории.

Однако можно сказать больше о паре теоретических вопросов, поднятых ранее. Прежде всего, являются ли восприятие видимого движения и восприятие реального движения существенно идентичными? Предположение в пользу утвердительного ответа настолько сильно, что согласно Колерсу, "Гибсон однажды охарактеризовал как 'неудачное' проведение различия между действительными и иллюзорными движениями" (AMP, 175). Мы знаем, что при обычном чтении, например, мы выбираем фрагментарные опорные точки в тексте и обширно дополняем их, и вряд ли найдется много причин предположить, что восприятие реального движения, напротив, происходит путем непрерывного прослеживания. Кроме того, когда наряду с движением происходят другие изменения, постоянное отслеживание всего кажется весьма маловероятным. В том, что восприятие и реального, и видимого движения происходит дополнением промежуточных фиксаций, эти два вида восприятия действительно подобны. Однако, они также весьма отличны друг от друга. Во-первых, когда реальное движение отклоняется от обычной траектории видимого движения, то это отклонение обычно заметно. Таким образом, восприятие реального движения, в отличие от восприятия видимого движения, не может быть полностью вопросом заполнения промежутка между крайними позициями; так или иначе, без непрерывного отслеживания нам необходим значимый выбор опорных точек. Колерс полагается вместо этого на два других аргумента (AMP, 35 и далее, 174 и далее). Первый состоит в том, что субъект может обучиться довольно надежно распознавать, воспринял ли он реальное или видимое движение. Когда мы наблюдаем перемещение цветового пятна, которого в действительности не происходит, то это наблюдения заметно отличается по качеству от наблюдения действительно перемещающегося цветового пятна. Но, возможно, еще более убедительно экспериментальное определение Колерса: в то время как реальное движение по пересекающимся траекториям вполне может быть воспринято, траектории видимого движения никогда не пересекаются.

Рис. 3

Например (AMP, 77), если сначала появляется верхний ряд на рис. 3, а потом нижний, то каждая из двух фигур, составляющих верхний ряд, перемещается прямо вниз и преобразуется в отличную форму нижнего; круг и квадрат никогда не перемещаются по диагонали к нижним фигурам той же формы. Восприятие реального движения и восприятие видимого движения, хотя и подобны друг другу в важных отношениях, все же часто весьма различны. Но догадка, согласно которой различие можно было бы объяснить в терминах активации/не-активации "датчиков движения", была дискредитирована экспериментальной демонстрацией того, что глаз лягушки реагирует на последовательное дискретное возбуждение так же, как на непрерывное движение.

Второй вопрос — как дополнение может начинаться в правильном направлении прежде, чем происходит второй показ. Откуда зрительная система знает заранее, идти ли направо или налево, вверх или вниз, начинать преобразовывать квадрат в круг или в треугольник? Вероятное объяснение, по моему мнению, состоит в том, что, хотя видимое движение или изменение воспринимается как перемещение от первой ко второй вспышке, оно строится только по мере того, как или после того, как происходит вторая вспышка. Это восприятие первой вспышки может полагаться отсроченным, сохраненным или вспомненным; во всех случаях я называю это теорией ретроспективного построения — теорией, согласно которой конструкция, воспринятая как появившаяся между двумя вспышками, возникает не ранее второй. Если это кажется сложным и даже несколько причудливым объяснением, то все же оно весьма соответствует по характеру тем сложным и замечательным явлениям, с которыми мы столкнулись. Кроме того, я думаю, что почти такое же объяснение пригодно для сна, в котором снится источник фактического шума, от которого просыпается сновидец. Колерс, возможно, менее готов, чем я, приписать некоторую своеобразную изобретательность зрительной системе, и отклоняет в своей книге теорию ретроспективного построения видимого движения и изменения, настаивая, что "построение происходит в режиме реального времени" (AMP, 184). Он высказывает предположение, что направление дополнения определено ожиданием, выработанным практикой (AMP, 196). Так как наблюдатель обычно не очень хорошо воспринимает видимое движение, пока не получит некоторой практики, можно предположить, что такая практика обеспечивает необходимое руководство.

Я не остался убежден этим объяснением, и через некоторое время после выхода своей книги Колерс сказал мне, что он чувствует себя менее непреклонно оппозиционно настроенным в отношении теории ретроспективного построения. Для выяснения этого вопроса мы крайне нуждались в некоторых легко планируемых экспериментах. Например, при практическом обучении располагать точку при первом показе всегда быть в центре поля, а во втором показе — наугад в различных направлениях от центра. Если после этого видимое движение воспринимается легко и ясно, то успех дополнения в обнаружении его пути не может быть приписан практике. Только очень недавно такие эксперименты, поставленные в университете Орегона, окончательно разрушили гипотезу практики. Это, кажется, оставляет нам выбор между теорией ретроспективного построения и верой в ясновидение.

Исследовательская и значительная книга Колерса, как мы видели, излагает много загадок; но ни одна из них не является загадкой восприятия, упомянутой в названии этой главы.

5. Цвет

В ходе работы, описанной в книге Колерса, я часто убеждал его изучить другой вопрос: что происходит, когда последовательные показы отличаются по цвету? Колерс согласился с тем, что это интересный вопрос вопроса, но не имел возможности спроектировать и построить аппаратуру для таких экспериментов, пока шло исследование изменений в позиции, форме и размере. Таким образом, в своей книге Колерс обращается только к несколько отрывочным исследованиям этого вопроса другими, например: "Сквайрс подтвердил находку Вертхаймера, что различия в цвете были преодолены зрительной системой плавно" (AMP, 43). Но, видимо, никто не исследовал маршрут такого разрешения. Этот вопрос особенно заинтересовал меня по следующей причине: Если мы могли бы выяснять, проходит ли маршрут изменения от, скажем, красного к зеленому через умеренно-серый или через спектральные оттенки оранжевого и желтого, или обходит их все, то мы могли бы получить новое экспериментальное основание для подтверждения или переделки стандартного упорядочения цветов. То есть мы могли бы принять траекторию предпринятого таким образом перехода между каждыми двумя цветами за прямую линию — кратчайшее расстояние — между этими двумя, и продолжать восстанавливать то, что может оказаться либо знакомым цветным телом, либо чем-то совсем другим, но в любом случае представит заключительную картографию важного вида подобия по цвету.

После окончания своей книги Колерс с партнером, фон Грюнау, провел предложенные эксперименты по изменениям цвета и сообщил результаты в двух статьях. В этих экспериментах последовательно показываемые фигуры имели различные цвета — иногда противопоставленные, даже дополнительные, цвета типа красного и зеленого, иногда более схожие, типа красного и темно-розового. Иногда появляющиеся фигуры были одними и теми же по размеру и форме; иногда первым мог быть, скажем, маленький красный квадрат, в то время как вторым — большой зеленый (или розовый) круг.

Как и ожидалось, различия в цвете нисколько не мешают плавному видимому переходу в месте, размере или форме. Но каким курсом происходит переход в цвете? Прямо через ровный цвет? На поверхности? Или по некоторой другой траектории? В течение нескольких лет Колерс и многие другие физиологи, так же, как и не физиологи, подобно пишущему эти строки, строили предположения. А вы как думаете? Ни один из нас не оказался даже приблизительно прав — и вы тоже! Здравый смысл, конечно, сообщает нам, в свете экспериментов с видимым изменением в других отношениях, что цветное изменение пройдет плавно по той или иной траектории — и подводит нас здесь даже хуже, чем обычно. Фактический результат эксперимента поразителен. Высветите маленький красный квадрат, а затем большой зеленый (или розовый) круг, в пределах указанных ограничений времени и расстояния, и мы видим, как квадрат, при плавном перемещении, преобразовании и превращении в круг, остается красным примерно до середины пути, а затем резко меняет цвет на зеленый (или розовый).

Это представляется мне одним из наиболее неожиданных и драматичных результатов в истории экспериментальной психологии. И здесь мы обнаруживаем загадку восприятия, упомянутую в моем названии.

6. Загадка

Как получается, что переход в цвете не только происходит совершенно иначе, чем переход в позиции, размере или форме, но и так упорно? Даже когда этот переход сопровождается плавными изменениями в других отношениях (и можно было бы предположить, что испытывает их влияние), цвет изменяется скачкообразно. По-прежнему происходит полное соединение: каждое из прошедших мест по траектории между двумя вспышками заполнено, но скорее одним из высвеченных цветов, чем последовательными промежуточными цветами.

Возможно, первая мысль здесь такова: поскольку, в конце концов, цвет — не позиция, не форма и не размер, то предположение, что видимое цветовое изменение должно быть параллельно изменениям в этих других отношениях, так или иначе необоснованно. Но без некоторого объяснения того, как определенная особенность цвета может сделать понятным резкое изменение, это очень мало помогает, поскольку позиция, форма и размер также отличаются друг от друга важными способами и все же во всех этих отношениях происходит плавный переход.

Рассмотрим три взаимосвязанных признака обычного 'реального' перцептуального изменения пространственно-временных свойств, помимо тех специальных явлений, которые мы обсудили.

Во-первых, плавное перцептуальное изменение в форме, размере и позиции предмета по мере того, как изменяются расстояние и угол зрения, распространяется на повседневный опыт. По мере того, как я наблюдаю поворот кубического объекта, его визуальная форма постепенно преобразуется; по мере того, как он перемещается ко мне или от меня, он визуально вырастает или сжимается; а по мере того, как он перемещается влево или вправо, вверх или вниз, он может пересекать поле зрения.

Во-вторых, такое перцептуальное изменение часто происходит, когда перемещаемся мы сами или наши глаза, или при манипуляции предметом. Таким образом, подобное изменение не только происходит снова и снова при обычном ходе событий, но мы можем во многих случаях вызывать его и выполнять по желанию. Оно полностью усвоено и наблюдением, и практикой.

В-третьих, незаполненные пространственно-временные промежутки редко заключены в пределах самого предмета. Мощно и находчиво, сознательно и автоматически боремся мы за все, что может потребоваться, чтобы соединить отдельные части в один предмет или псевдо-предмет, как в известных случаях на рис. 4.

Рис. 4

Но если только нам так или иначе не удается — перцептуально, концептуально или предположительно — заполнить интервал между двумя отдельными объектами или событиями, мы сопротивляемся их объединению в одну вещь. Там, где мы наблюдаем резкое изменение в форме или размере без изменения в местоположении, мы естественно воспринимаем это скорее как замену предмета, чем его преобразование. Связность — стандартное, если не безусловное, требование для единства объекта.

Теперь рассмотрим во всех этих отношениях наш опыт с цветом. Во-первых, постепенное цветовое изменение никоим образом не является столь преобладающим, как постепенное пространственно-временное изменение. Плавный переход между оттенками цвета происходит при вощении, в тающем свете рассвета или заката или при повороте регулятора освещенности. С другой стороны, плавный переход между контрастирующими оттенками редок, в то время как резкие изменения происходят в изобилии всякий раз, когда наш взгляд движется через пестрые цвета, почти всегда окружающие нас.

Во-вторых, мы не можем вызывать постепенный переход между различными цветами так же легко, как между различными позициями, формами или размерами. Ничто сравнимое с простым осознанным движением глаз или тела, без вспомогательного аппарата, не изменит цвет плавно или каким бы то ни было регулярным и предсказуемым способом.

В-третьих, промежутки в цвете, в отличие от пространственно-временных промежутков, не представляют никаких препятствий к единству предмета. Самые обычные вещи, от людей до зданий и галстуков, содержат в своих пределах резко ограниченные области контрастирующих цветов, а цвета, располагающиеся между черным и красным, цветами шашечной доски, не нужны нам для того, чтобы воспринимать доску как отдельный предмет. Обычно все, что требуется — контраст внешних границ с фоном. Кроме того, мы принимаем быстрые изменения цвета при мигающем свете за изменения в воспринятом цвете того же объекта скорее, чем за его замену предметом другого цвета. Предмет не теряет своей идентичности, проходя по очереди через солнце и тень.

Итак, плавное разрешение пространственно-временных несоответствий, в отличие от плавного разрешения цветовых контрастов, является тривиальным для повседневного опыта, часто может производиться намеренно и неоднократно и требуется для обращения с большинством предметов, с которыми мы имеем дело в нашем повседневном мире. По-моему, это верный путь к объяснению того, почему в экспериментах Колерса перцептуальная система — в точном соответствии со своим опытом, практикой и ролью — обращается с пространственно-временными и цветовыми несоответствиями по-разному.

Можем ли мы остановиться на этом? Все ли этим сказано об удивительных результатах цветовых экспериментов? Напротив, я думаю, что мы пропустили наиболее центральное и заметное соображение: практически каждый ясный случай визуального восприятия движения зависит от резкого изменения в цвете.

Рассмотрим ровный черный квадрат, перемещающийся с умеренной скоростью слева направо на белом фоне. В каждый момент, левый край черного сменяется белым, сливаясь с фоном, в то время как белое на границе с правым краем черного сменяется черным, становясь частью квадрата. Нет никаких воспринимаемых пространственно-временных промежутков между непосредственно следующими друг за другом изменениями на каждом краю — они составляют непрерывный процесс. Но составляющие его цветовые изменения сами являются скачками между черным и белым — нет никакого прохождения через промежуточное звено серого. Это составляет восприятие движения. Только так сохраняется непрерывность контура; черный квадрат повсюду остается тем же самым черным квадратом (или в других случаях плавно преобразуется по размеру или форме), контрастируя по всему периметру с белым фоном. В более общем случае, независимо от размера, формы и цвета рассматриваемой фигуры или предмета, такие непрерывные скачки между разными цветами на границах — неотъемлемая часть восприятия реального движения, и это справедливо также для восприятия видимого движения, поскольку оно приближается к восприятию реального движения.

Поскольку зрительная система преодолевает такие прыжки без усилий, поскольку они необходимы для восприятия движения, поскольку идентичность объекта зависит не от плавного цветового перехода, а от контраста с фоном по контуру, постольку цветовые скачки в экспериментах Колерса кажутся такими неизбежными, что нам впору задаться вопросом, как же мы позволили ложной аналогии обманывать нас, заставляя ожидать чего-то другого.

Наша загадка восприятия исчезает, но остаются пленительные факты видимого изменения и проблема достижения общего объяснения. Загадка, хотя ее история кажется мне обаятельной и оскорбительной, имеет для наших целей меньше значения, чем сами эти явления. Заметим ретроспективно, что они изучены, стали предметом экспериментов и обсуждены так объективно, как физические факты. Задача обнаружения фактов не станет произвольной или бессмысленной от того, что они являются фактами скорее 'видимого', чем 'реального' или физического движения. "Видимый" и "реальный" здесь — лишь коварные и пагубные ярлыки для фактов различных родов. Так же, как движение точки поперек экрана иногда 'не присутствует' в стимуле или предмете, так и отдельные статические вспышки иногда 'вне' восприятия. Мы видели некоторые поразительные примеры того, как восприятие изготавливает свои факты. Это, вместе с обсуждением в главах II - IV некоторых других специфических средств и родов создания миров, возвращает нас к более общему исследованию, начатому в главе I.

 


Paul A. Kolers, Aspects of Motion Perception. Pergamon Press, Oxford, 1972. Эта книга (далее — AMP) является выдающимся документом экспериментальной и теоретической психологии. Мое изложение здесь фрагментарно, но многим обязано беседам с Полом Колерсом.

Скажем, один дюйм четыре линии. О пределах и вариациях интервалов и расстояний, также как и о деталях аппарата и процедуры, см. AMP, гл. 3.

См.: Дж.Леттвин, Х.Матурана, У.Маккаллох, У.Питтс "Что глаз лягушки говорит ее мозгу" ("What the Frog's Eye Tells the Brain", by J. Y. Lettvin, H. K. Maturana, W. S. McCulloch, and W. H. Pitts, Proceedings of the Institute of Radio Engineers, Vol. 47, (New York, 1959), pp. 1940-1951). См. далее раздел 4 и сноску 7.

Дальнейшее обсуждение этого вопроса см. ниже в разделе 4.

Принимая во внимание результаты Колерса, нет смысла ограничиваться двухмерными формами.

При этом единое общее описание может учитывать широкие вариации в маршруте. Например, когда Колерс говорит о "вращении трапецоидов по горизонтальным осях через третье измерение" без дальнейшего уточнения, вращение может предположительно происходить в различных направлениях в разных случаях.

См. у Колерса (AMP, 169) обсуждение соответстующих работ различных исследователей (напр., "Neurophysiology of the Anuran Visual System" by O.J.Grüsser and Ursula Grüsser-Cornhels, Frog Neurobiology: A Handbook. R. Llinas and W. Fecht, eds. (Springer, 1976), pp. 297-385).

Возможно, я здесь слишком упрощаю; может быть, единственное различие состоит в том, что именно Колерс и я считаем теорией ретроспективного построения. Аргумент Колерса в общем таков: поскольку восприятие стимула занимает до трети секунды, в то время как интервал между вспышками — около десятой части, то вторая вспышка происходит намного раньше восприятия первой вспышки; процесс строительства видимого движения может — так же, как процесс восприятия вспышек должен — начаться прежде, чем восприятие вспышек завершено; таким образом, дополнение может быть выполнено наряду с восприятием вспышек без всякого ретроспективного строительства. Однако процесс дополнения едва ли может начаться прежде, чем произойдет вторая вспышка; все же в перцептуальном упорядочении видимое движение находится между двумя вспышками и соединяет их. Начальная последовательность "вспышка-1 — вспышка-2 — дополнение" изменяется при восприятии на "вспышка-1 — дополнение — вспышка-2". Такой перцептуальное переупорядочение я считаю ретроспективным построением.

См.: "Position Uncertainty and the Perception of Apparent Movement" by J. Beck, Ann Elsner, C. Silverstein in Perception and Psychophysics, Vol. 21 (1977), pp. 33-38.

Стандартное упорядочение состоит из сферы или двойной пирамиды, где оттенки расположены в спектральной последовательности вокруг экваторной линии, интенсивность цвета изменяется по широте, а чистота — по близости к поверхности. Эта модель имеет важное достоинство, состоящее в том, что она является стандартом, но нет никакого устойчивого требования, согласно которому она являлась бы единственным или первичным перцептуальным упорядочением цветов. Это обычно предполагается, но редко подвергается радикальному теоретическому и экспериментальному исследованию. См. далее SA, pp. 268-276.

См. Science, Vol. 187 (1975), pp. 757-759; Vision Research, Vol. 16 (1976), pp. 329-335.

См., например, SA, pp. 53 ff 199, 260 ff.

То есть такого перцептуального изменения, которое сопутствует изменению в представленном стимуле. Это не всегда подразумевает коррелятивное физическое изменение в наблюдаемом предмете. Например, когда я иду вокруг пирамиды, перцептуальная форма и представленный стимул сопутственно изменяются, в то время как физическая форма остается постоянной.

Иногда перцептуальная система даже поставляет отсутствующие части контура. См., например, интересные недавние обсуждения: John Kennedy, "Attention, Brightness, and the Constructive Eye", Vision and Artifact, M. Henle, ed. (Springer, 1976), pp. 33-47; Gaetano Kanizsa, "Contours without Gradients or Cognitive Contours?", Italian Journal of Psychology, Vol. 1 (1974) pp. 93-113.

Поскольку цветовые скачки совместимы с идентичностью предмета или фигуры, мы можем задаться вопросом, почему, когда черный квадрат дважды появляется на белом фоне без изменений в позиции, размере или форме, мы видим на протяжении этого периода скорее как "черный — затем белый — затем черный"? Ответ очевиден: протяженность черного (или другого цвета, отличного от белого) требуется для протяженности фигуры. Белая стадия разграничивает контур так, чтобы вспышки черного квадрата могли быть восприняты как отдельные события. Обычно цветовые промежутки вполне приемлемы, но ради сохранения контура и непрерывности они могут быть заполнены.

Другие поразительные примеры могут быть найдены в перцептуальном выстраивании контуров (см. выше примечание 14) и цвета, который, согласно Эдвину Х. Лэнду зависит не от специфической длины волны, а скорее от 'внезапных изменений энергии'; (см. его статьи "Our polar partnership with the world around us", Harvard Magazine, Vol. 80 (1978) pp. 23-26; "The Retinex Theory of Color Vision", Scientific American, Vol. 237 (1977), pp. 108-128). О дальнейших экспериментах по восприятию движения см. E. Sigman, I. Rock "Stroboscopic Movement based on Perceptual Intelligence", Perception, Vol. 3 (1974), pp. 9-28.

 

 

 

 

1. Наблюдение за пределами явления

Однажды кто-то меня довольно раздраженно спросил: "Разве Вы не видите, что перед Вами?" И да, и нет. Я вижу людей, стулья, газеты и книги перед собой, а также их цвета, формы и образцы. Но разве я вижу молекулы, электроны и инфракрасный свет, которые также находятся передо мной? И разве я вижу этот штат или Соединенные Штаты, или вселенную? Я вижу только части этих многосторонних объектов, в самом деле, но тогда следует также признать, что я вижу только части людей, стульев и т.д. Если я вижу книгу, а она представляет собой нагромождение молекул, то вижу ли я нагромождение молекул? Но с другой стороны, как я могу видеть нагромождение молекул, не видя ни одной из них? Если нельзя сказать, что я вижу нагромождение молекул, потому что "нагромождение молекул" — это сложный способ описания того, что я вижу не на первый взгляд, то как можно сказать, что я вижу магнит или ядовитый гриб? Предположим, что кто-то спрашивает, видел ли я на своей лекции футбольного тренера, и я говорю "Нет". Но он был в аудитории, а я, конечно, видел каждого в аудитории. Хотя я видел его, я говорю, что не видел, потому что я не знал, что человек в правом конце восьмого среднего ряда был футбольный тренер.

Мы уже оказались в опасности потеряться в слишком знакомой путанице не слишком ясных вопросов. Вам будете приятно узнать, а мне еще приятнее сообщить, что я займусь здесь не вопросами о том, видим мы или нет то, что перед нами, а скорее некоторыми случаями наблюдения того, чего перед нами нет.

2. Сделанное движение

То, что мы часто — и со значительной регулярностью и предсказуемостью — видим то, чего перед нами нет, достаточно удостоверено фактами оптических иллюзий, описанных в психологической литературе, наблюдения за фокусниками и пропуска ошибок при проверке правописания. Сейчас я хочу обсудить наблюдение отсутствующего движения или отсутствующих изменений, потому что это поднимает некоторые интригующие теоретические проблемы. Мой первичный источник — книга Пола А. Колерса "Аспекты восприятия движения".

Самое простое и лучше всего известное явление видимого движения происходит, когда цветовое пятно, появляющееся на контрастирующем фоне в течение очень краткого времени, сопровождается после интервала от 10 до 45 миллисекунд появлением подобного цветового пятна на коротком расстоянием от первого. При более коротким интервале времени на том же самом расстоянии мы видим два цветовых пятна как высвеченные одновременно; при более длинном интервале мы видим два цветовых пятна, высвеченные последовательно; но в пределах указанного интервала времени мы видим одно цветовое пятно, перемещающееся от первой позиции до второй. Согласно Колерсу, это явление было "известным лабораторным курьезом" когда Зигмунд Экснер впервые подверг его формальному эксперименту в 1875, но до работ Макса Вертхаймера в 1910 оно ждало более систематического изучения (AMP, 1-2). Колерс считает, что задержка была частично вызвана отсутствием подходящей аппаратуры, но еще больше — сопротивлением "механистической философии, которая приводила доводы в пользу непосредственного соответствия между физическим стимулом и психологическим опытом. Явление видимого движения —- драматическое нарушение этой принятой эквивалентности" (AMP, 3). К сожалению, драматические нарушения часто не в состоянии поколебать догму.

В настоящее время этот самый простой и наиболее банальный случай видимого движения никого не удивляет. Мы обычно списываем его на некоторый предполагаемый скачок нервных дуг, замыкание на сетчатке или подкорке. Фактически это ставит некоторые трудные и существенные вопросы. Во-первых, насколько восприятие видимого движения подобно восприятию реального движения, когда цветовое пятно действительно перемещается из одного места в другое? Что происходит в последнем случае — прослеживаем ли мы цветовое пятно вдоль всей его траектории или скорее фиксируем его в нескольких местах и заполняем промежутки, как если бы по этой траектории не двигалось никакого пятна? Участвуют ли "датчики движения" в восприятии видимого движения так же, как в восприятии реального движения? Если так, то они являются скорее датчиками быстрой последовательности? А если нет, то визуальное движение не всегда зависит от них. Во-вторых, каким образом мы способны при восприятии видимого движения расположить пятна в пространственно-временных промежутках по траектории, идущей от первой ко второй вспышке прежде, чем эта вторая вспышка происходит? Откуда мы знаем, в каком направлении двигаться? Ван дер Ваалс и Релофс предложили интригующую гипотезу, согласно которой движение производится ретроспективно, строится только после того, как происходит вторая вспышка, и проецируется назад во времени.

Колерс в своей книге отклоняет и аналогию с восприятием реального движения, и гипотезу ретроспективного построения. Однако ни одна из этих идей не выглядит настолько неправдоподобной или непривлекательной, чтобы легко от нее отказаться, и нам может понадобиться исследовать их аргументы и свидетельства позже.

3. Форма и размер

Колерс начал свое экспериментальное исследование с вопроса о том, что происходит, когда последовательно высвечены не точки или пятна, а фигуры. Так как фигура в некотором смысле состоит из многих точек, мы могли бы предположить, что, когда одна и та же фигура высвечена оба раза, то она будет восприниматься движущейся так же, как точка. Но что, если высвечены различные фигуры — скажем, сначала квадрат, а потом треугольник или круг? Или предположим, что две фигуры одной формы, но различны по размеру. Можно ожидать, что маленькие различия любого вида соединятся плавно; но насколько большое различие требуется для того, чтобы прервать плавный переход и разделить видимые события так же, как физические? Например, является ли различие между маленьким кругом и большим кубом достаточным — или более чем достаточным?

Когда мы ставим вопрос таким образом, мы исходим из допущения о том, что мы уже имеем релевантную меру подобия, которую нужно использовать при определении границ несходства для плавного видимого изменения. Но в то время как мы имеем очевидную меру подобия размера при постоянной форме, у нас нет такой меры подобия различных форм. Похож ли круг на тонкий эллипс больше, чем на правильный шестиугольник или сферу? Похож ли куб на квадрат больше, чем на тетраэдр? Похож ли длинный прямоугольник со срезанным уголком больше на целый прямоугольник, чем на правильный шестиугольник? Любое количество равно разумных принципов дает разные требования к подобию форм.

Почему бы тогда не переменить нашу позицию на противоположную? Предположим, что две фигуры тем более подобны друг другу, чем более легко и плавно они преобразуются друг в друга? Упомянем здесь заманчивую перспективу, которую я обсуждал с Колерсом на ранней стадии его экспериментального исследования — отыскать эмпирически обоснованную меру или по крайней мере общий сравнительный тест для психологического подобия по какому-либо важному признаку. Позвольте мне предотвратить более подробный рассказ об экспериментах признанием, что они похоронили эту счастливую надежду, показав, что плавно преодолено может быть почти любое различие между двумя фигурами. Видимое изменение не представляет собой чувствительный инструмент для измерения подобия (AMP, 46 и далее).

Очевидно, термин "видимое движение" является слишком узким для масштабов исследования Колерса, рассмотревшего видимые изменения многих родов: в позиции, в форме, в размере или в любых двух или всех трех из них. В некоторых экспериментах последовательные показы накладывались друг на друга так, что видимое изменение влекло рост или уменьшение, или деформацию, или их некоторую комбинацию без движения целой фигуры. В то время как изменение в форме часто может считаться ведущим к движению частей, это не обязательно так для роста или уменьшения. Более того, даже термин "изменение" слишком узок, чтобы покрыть случаи, когда показы одной и той же фигуры накладываются в точности; здесь заполнение интервала с целью дать одну постоянную фигуру приводит скорее к стабильности, чем к изменению. В основе всех этих случаев лежит одно общее явление — перцептуальное соединение или дополнение, которое строит объединенное целое, фиксированное или двигающееся, устойчивое или изменяющееся.

Как я уже сообщил, эксперименты показывают, что в пределах указанных интервалов времени и расстояния между последовательными вспышками обычно происходит дополнение, соединяющее их в одно протяженное и, возможно, двигающееся, растущее, сокращающееся или иначе изменяющееся феноменальное целое, будь две стимульные фигуры одинаковы или решительно отличны друг от друга. Это справедливо для плоских и объемных фигур, физических предметов, букв и других символов, соединенных так гетерогенно, что такая трансформируемость не дает никаких пригодных классов подобия форм. Колерс пишет: "Если все двумерные [и трехмерные] формы — члены одного класса, как это, видимо, уже почти доказано существующими результатами, ...то нет никакой надежды установить классы форм согласно выполненным с ними визуальным действиям" (AMP, 190). Тогда как эти результаты накапливаются в таком едином строю, что начинают терять новизну, мы не должны упустить из виду изобретательность, показанную в некоторых случаях при импровизации маршрутов перехода. Я говорю "импровизация", потому что маршруты, предпринятые между одними и теми же двумя фигурами, могут значительно изменяться в зависимости от обстоятельств, предмета и случая. Например, переход от куба к квадрату может выполняться иногда извлечением, а иногда сжатием; а переход от трапецоида к его аннулированию — иногда плоским преобразованием, а иногда вращением по глубине (AMP, 88-91). Кстати, некоторым из нас такая импровизация представляется более характерно 'свойственной человеческой природе', чем врожденно присущие идеи. Я даже задавался безответным вопросом, могли ли бы некоторые типы направления коррелировать с некоторыми психологическими способностями или другими психологическими характеристиками, в достаточной степени, чтобы обеспечить основание для некоторого диагностического теста.

Однако что происходит, если между месторасположениями двух вспышек установлен фиксированный барьер? Скажем, на белом поле с черной линией посередине черный круг появляется сначала слева от линии, а затем (в пределах предусмотренных временных и пространственных интервалов) справа от нее? Полностью ли предотвращено тогда видимое движение или только прервано? Ни то, ни другое, сообщает Колерс. Круг перемещается вправо, огибает барьер и движется ко второй позиции (AMP, 79-80).

Во всех до сих пор рассмотренных случаях появлялась только одна фигура или предмет. Колерс продолжает исследование на намного более сложных, иногда поразительной сложности, и зачастую теоретически важнейших случаях. Например, в одном эксперименте (AMP, 82) последовательно появлялись две группы по четыре фигуры (рис. 1).

рис. 1

Когда сначала появляется первая группа слева, а потом вторая — справа от нее, то по какому маршруту обычно идет переход? Поскольку при использовании отдельных фигур квадраты и круги легко преобразовываются друг в друга, не будет ли здесь каждый круг становиться квадратом, а каждый квадрат кругом по мере того, как группа перемещается вправо? Вовсе нет. Вместо этого три правые фигуры первой группы, не меняя форму, двигается как единое целое на место трех левых фигур второй группы, в то время как крайний левый круг первой группы перемещается вокруг, чтобы стать самой правой фигурой второй! Во втором эксперименте, когда крайней правой фигурой второй группы стал квадрат, крайний левый круг первой группы изменился на квадрат по мере того, как  он перемещался вокруг к правому краю.

Визуальная система явно настойчива, изобретательна и иногда довольно упорна в построении мира по своим собственным меркам; дополнение искусно, гибко и зачастую разработано до мелочей. Прежде, чем мы рассмотрим следующие важнейшие эксперименты, напрашиваются некоторые теоретические вопросы и выводы.

4. Следствия и вопросы

Какие заключения мы можем сделать? Во-первых, приведенных данных более чем достаточно, чтобы отбросить любую теорию замыкания. Последние два случая лишают такие объяснения всякого остатка правдоподобия. Если бы электрические токи вели себя таким образом, то компьютеры работали бы даже еще хуже, чем сейчас. Однако стремление редуцировать психологические явления к электрическим исчезает медленно. Как пишет Колерс (AMP, 180): "теория короткого замыкания была опровергнута больше раз, чем любая другая в перцептуальной психологии, и все же у нее должны быть какие-то качества, которые многие исследователи находят привлекательными, потому что она удержалась". Без сомнения, какая-нибудь ее версия переживет всех нас.

Во-вторых, попытки дать теорию в терминах движения глаза, предпринятые многими физиологами, терпят такую же неудачу (AMP, 72 и далее). В обсужденных выше экспериментах глаза, чтобы произвести различные движения для крайнего левого круга первой группы и остальных трех фигур — были бы должны двигаться с разной скоростью и скреститься посередине! Кроме того, во втором из этих двух случаев один глаз должен был бы в то же самое время выполнить и другие невообразимые акробатические трюки, чтобы преобразовать крайний левый круг в квадрат по мере того, как он перемещается. Глаза, вращающиеся таким образом, больше заслуживали бы наблюдения, чем любые фигуры. Настолько же красноречив и другой эксперимент (AMP, 77), где сначала показан круг в центре (рис.2), а затем четыре круга, находящиеся в различных направлениях от него.

Рис. 2

Центральный круг разделяется на четыре, двигающиеся поодиночке одновременно в четыре разные стороны. Следует ли признать, что оба глаза двигаются во всех четырех направлениях сразу? Или они двигаются по отдельности, каждый в двух разных направлениях?

Высмеивать такие теории легче, чем обнаружить удовлетворительную. Когнитивный подход выглядит более многообещающим. Зрительная система стремится к однородности и непрерывности, обусловленной ее анатомией и физиологией, ее поведение испытывает влияние того, что увидено и сделано ранее, но в нем постоянно присутствует импровизация. Этого далеко недостаточно для теории, которая объясняла бы особенности различных результатов этих экспериментов. Даже довольно осторожные обобщения, которые могли бы послужить первыми шагами к более широким принципам, часто терпят неудачу. Например, в некоторых случаях фигура из числа показанных первыми будет перемещаться к ближайшей фигуре из показанных вторыми и преобразоваться в нее; в других случаях она будет двигаться, не изменяясь, к ближайшей фигуре той же формы, игнорируя более близкую фигуру другой формы (AMP, 100-102). Колерс делает вывод: "Не было предложено никакой теории иллюзорного движения, которая объясняла бы значительное количество наблюдений" (AMP, 181). Я подозреваю, что зрительная система, комфортабельно обустраивая мир по себе, получает дополнительное удовольствие, расстраивая наш поиск теории.

Однако можно сказать больше о паре теоретических вопросов, поднятых ранее. Прежде всего, являются ли восприятие видимого движения и восприятие реального движения существенно идентичными? Предположение в пользу утвердительного ответа настолько сильно, что согласно Колерсу, "Гибсон однажды охарактеризовал как 'неудачное' проведение различия между действительными и иллюзорными движениями" (AMP, 175). Мы знаем, что при обычном чтении, например, мы выбираем фрагментарные опорные точки в тексте и обширно дополняем их, и вряд ли найдется много причин предположить, что восприятие реального движения, напротив, происходит путем непрерывного прослеживания. Кроме того, когда наряду с движением происходят другие изменения, постоянное отслеживание всего кажется весьма маловероятным. В том, что восприятие и реального, и видимого движения происходит дополнением промежуточных фиксаций, эти два вида восприятия действительно подобны. Однако, они также весьма отличны друг от друга. Во-первых, когда реальное движение отклоняется от обычной траектории видимого движения, то это отклонение обычно заметно. Таким образом, восприятие реального движения, в отличие от восприятия видимого движения, не может быть полностью вопросом заполнения промежутка между крайними позициями; так или иначе, без непрерывного отслеживания нам необходим значимый выбор опорных точек. Колерс полагается вместо этого на два других аргумента (AMP, 35 и далее, 174 и далее). Первый состоит в том, что субъект может обучиться довольно надежно распознавать, воспринял ли он реальное или видимое движение. Когда мы наблюдаем перемещение цветового пятна, которого в действительности не происходит, то это наблюдения заметно отличается по качеству от наблюдения действительно перемещающегося цветового пятна. Но, возможно, еще более убедительно экспериментальное определение Колерса: в то время как реальное движение по пересекающимся траекториям вполне может быть воспринято, траектории видимого движения никогда не пересекаются.

Рис. 3

Например (AMP, 77), если сначала появляется верхний ряд на рис. 3, а потом нижний, то каждая из двух фигур, составляющих верхний ряд, перемещается прямо вниз и преобразуется в отличную форму нижнего; круг и квадрат никогда не перемещаются по диагонали к нижним фигурам той же формы. Восприятие реального движения и восприятие видимого движения, хотя и подобны друг другу в важных отношениях, все же часто весьма различны. Но догадка, согласно которой различие можно было бы объяснить в терминах активации/не-активации "датчиков движения", была дискредитирована экспериментальной демонстрацией того, что глаз лягушки реагирует на последовательное дискретное возбуждение так же, как на непрерывное движение.

Второй вопрос — как дополнение может начинаться в правильном направлении прежде, чем происходит второй показ. Откуда зрительная система знает заранее, идти ли направо или налево, вверх или вниз, начинать преобразовывать квадрат в круг или в треугольник? Вероятное объяснение, по моему мнению, состоит в том, что, хотя видимое движение или изменение воспринимается как перемещение от первой ко второй вспышке, оно строится только по мере того, как или после того, как происходит вторая вспышка. Это восприятие первой вспышки может полагаться отсроченным, сохраненным или вспомненным; во всех случаях я называю это теорией ретроспективного построения — теорией, согласно которой конструкция, воспринятая как появившаяся между двумя вспышками, возникает не ранее второй. Если это кажется сложным и даже несколько причудливым объяснением, то все же оно весьма соответствует по характеру тем сложным и замечательным явлениям, с которыми мы столкнулись. Кроме того, я думаю, что почти такое же объяснение пригодно для сна, в котором снится источник фактического шума, от которого просыпается сновидец. Колерс, возможно, менее готов, чем я, приписать некоторую своеобразную изобретательность зрительной системе, и отклоняет в своей книге теорию ретроспективного построения видимого движения и изменения, настаивая, что "построение происходит в режиме реального времени" (AMP, 184). Он высказывает предположение, что направление дополнения определено ожиданием, выработанным практикой (AMP, 196). Так как наблюдатель обычно не очень хорошо воспринимает видимое движение, пока не получит некоторой практики, можно предположить, что такая практика обеспечивает необходимое руководство.

Я не остался убежден этим объяснением, и через некоторое время после выхода своей книги Колерс сказал мне, что он чувствует себя менее непреклонно оппозиционно настроенным в отношении теории ретроспективного построения. Для выяснения этого вопроса мы крайне нуждались в некоторых легко планируемых экспериментах. Например, при практическом обучении располагать точку при первом показе всегда быть в центре поля, а во втором показе — наугад в различных направлениях от центра. Если после этого видимое движение воспринимается легко и ясно, то успех дополнения в обнаружении его пути не может быть приписан практике. Только очень недавно такие эксперименты, поставленные в университете Орегона, окончательно разрушили гипотезу практики. Это, кажется, оставляет нам выбор между теорией ретроспективного построения и верой в ясновидение.

Исследовательская и значительная книга Колерса, как мы видели, излагает много загадок; но ни одна из них не является загадкой восприятия, упомянутой в названии этой главы.

5. Цвет

В ходе работы, описанной в книге Колерса, я часто убеждал его изучить другой вопрос: что происходит, когда последовательные показы отличаются по цвету? Колерс согласился с тем, что это интересный вопрос вопроса, но не имел возможности спроектировать и построить аппаратуру для таких экспериментов, пока шло исследование изменений в позиции, форме и размере. Таким образом, в своей книге Колерс обращается только к несколько отрывочным исследованиям этого вопроса другими, например: "Сквайрс подтвердил находку Вертхаймера, что различия в цвете были преодолены зрительной системой плавно" (AMP, 43). Но, видимо, никто не исследовал маршрут такого разрешения. Этот вопрос особенно заинтересовал меня по следующей причине: Если мы могли бы выяснять, проходит ли маршрут изменения от, скажем, красного к зеленому через умеренно-серый или через спектральные оттенки оранжевого и желтого, или обходит их все, то мы могли бы получить новое экспериментальное основание для подтверждения или переделки стандартного упорядочения цветов. То есть мы могли бы принять траекторию предпринятого таким образом перехода между каждыми двумя цветами за прямую линию — кратчайшее расстояние — между этими двумя, и продолжать восстанавливать то, что может оказаться либо знакомым цветным телом, либо чем-то совсем другим, но в любом случае представит заключительную картографию важного вида подобия по цвету.

После окончания своей книги Колерс с партнером, фон Грюнау, провел предложенные эксперименты по изменениям цвета и сообщил результаты в двух статьях. В этих экспериментах последовательно показываемые фигуры имели различные цвета — иногда противопоставленные, даже дополнительные, цвета типа красного и зеленого, иногда более схожие, типа красного и темно-розового. Иногда появляющиеся фигуры были одними и теми же по размеру и форме; иногда первым мог быть, скажем, маленький красный квадрат, в то время как вторым — большой зеленый (или розовый) круг.

Как и ожидалось, различия в цвете нисколько не мешают плавному видимому переходу в месте, размере или форме. Но каким курсом происходит переход в цвете? Прямо через ровный цвет? На поверхности? Или по некоторой другой траектории? В течение нескольких лет Колерс и многие другие физиологи, так же, как и не физиологи, подобно пишущему эти строки, строили предположения. А вы как думаете? Ни один из нас не оказался даже приблизительно прав — и вы тоже! Здравый смысл, конечно, сообщает нам, в свете экспериментов с видимым изменением в других отношениях, что цветное изменение пройдет плавно по той или иной траектории — и подводит нас здесь даже хуже, чем обычно. Фактический результат эксперимента поразителен. Высветите маленький красный квадрат, а затем большой зеленый (или розовый) круг, в пределах указанных ограничений времени и расстояния, и мы видим, как квадрат, при плавном перемещении, преобразовании и превращении в круг, остается красным примерно до середины пути, а затем резко меняет цвет на зеленый (или розовый).

Это представляется мне одним из наиболее неожиданных и драматичных результатов в истории экспериментальной психологии. И здесь мы обнаруживаем загадку восприятия, упомянутую в моем названии.

6. Загадка

Как получается, что переход в цвете не только происходит совершенно иначе, чем переход в позиции, размере или форме, но и так упорно? Даже когда этот переход сопровождается плавными изменениями в других отношениях (и можно было бы предположить, что испытывает их влияние), цвет изменяется скачкообразно. По-прежнему происходит полное соединение: каждое из прошедших мест по траектории между двумя вспышками заполнено, но скорее одним из высвеченных цветов, чем последовательными промежуточными цветами.

Возможно, первая мысль здесь такова: поскольку, в конце концов, цвет — не позиция, не форма и не размер, то предположение, что видимое цветовое изменение должно быть параллельно изменениям в этих других отношениях, так или иначе необоснованно. Но без некоторого объяснения того, как определенная особенность цвета может сделать понятным резкое изменение, это очень мало помогает, поскольку позиция, форма и размер также отличаются друг от друга важными способами и все же во всех этих отношениях происходит плавный переход.

Рассмотрим три взаимосвязанных признака обычного 'реального' перцептуального изменения пространственно-временных свойств, помимо тех специальных явлений, которые мы обсудили.

Во-первых, плавное перцептуальное изменение в форме, размере и позиции предмета по мере того, как изменяются расстояние и угол зрения, распространяется на повседневный опыт. По мере того, как я наблюдаю поворот кубического объекта, его визуальная форма постепенно преобразуется; по мере того, как он перемещается ко мне или от меня, он визуально вырастает или сжимается; а по мере того, как он перемещается влево или вправо, вверх или вниз, он может пересекать поле зрения.

Во-вторых, такое перцептуальное изменение часто происходит, когда перемещаемся мы сами или наши глаза, или при манипуляции предметом. Таким образом, подобное изменение не только происходит снова и снова при обычном ходе событий, но мы можем во многих случаях вызывать его и выполнять по желанию. Оно полностью усвоено и наблюдением, и практикой.

В-третьих, незаполненные пространственно-временные промежутки редко заключены в пределах самого предмета. Мощно и находчиво, сознательно и автоматически боремся мы за все, что может потребоваться, чтобы соединить отдельные части в один предмет или псевдо-предмет, как в известных случаях на рис. 4.

Рис. 4

Но если только нам так или иначе не удается — перцептуально, концептуально или предположительно — заполнить интервал между двумя отдельными объектами или событиями, мы сопротивляемся их объединению в одну вещь. Там, где мы наблюдаем резкое изменение в форме или размере без изменения в местоположении, мы естественно воспринимаем это скорее как замену предмета, чем его преобразование. Связность — стандартное, если не безусловное, требование для единства объекта.

Теперь рассмотрим во всех этих отношениях наш опыт с цветом. Во-первых, постепенное цветовое изменение никоим образом не является столь преобладающим, как постепенное пространственно-временное изменение. Плавный переход между оттенками цвета происходит при вощении, в тающем свете рассвета или заката или при повороте регулятора освещенности. С другой стороны, плавный переход между контрастирующими оттенками редок, в то время как резкие изменения происходят в изобилии всякий раз, когда наш взгляд движется через пестрые цвета, почти всегда окружающие нас.

Во-вторых, мы не можем вызывать постепенный переход между различными цветами так же легко, как между различными позициями, формами или размерами. Ничто сравнимое с простым осознанным движением глаз или тела, без вспомогательного аппарата, не изменит цвет плавно или каким бы то ни было регулярным и предсказуемым способом.

В-третьих, промежутки в цвете, в отличие от пространственно-временных промежутков, не представляют никаких препятствий к единству предмета. Самые обычные вещи, от людей до зданий и галстуков, содержат в своих пределах резко ограниченные области контрастирующих цветов, а цвета, располагающиеся между черным и красным, цветами шашечной доски, не нужны нам для того, чтобы воспринимать доску как отдельный предмет. Обычно все, что требуется — контраст внешних границ с фоном. Кроме того, мы принимаем быстрые изменения цвета при мигающем свете за изменения в воспринятом цвете того же объекта скорее, чем за его замену предметом другого цвета. Предмет не теряет своей идентичности, проходя по очереди через солнце и тень.

Итак, плавное разрешение пространственно-временных несоответствий, в отличие от плавного разрешения цветовых контрастов, является тривиальным для повседневного опыта, часто может производиться намеренно и неоднократно и требуется для обращения с большинством предметов, с которыми мы имеем дело в нашем повседневном мире. По-моему, это верный путь к объяснению того, почему в экспериментах Колерса перцептуальная система — в точном соответствии со своим опытом, практикой и ролью — обращается с пространственно-временными и цветовыми несоответствиями по-разному.

Можем ли мы остановиться на этом? Все ли этим сказано об удивительных результатах цветовых экспериментов? Напротив, я думаю, что мы пропустили наиболее центральное и заметное соображение: практически каждый ясный случай визуального восприятия движения зависит от резкого изменения в цвете.

Рассмотрим ровный черный квадрат, перемещающийся с умеренной скоростью слева направо на белом фоне. В каждый момент, левый край черного сменяется белым, сливаясь с фоном, в то время как белое на границе с правым краем черного сменяется черным, становясь частью квадрата. Нет никаких воспринимаемых пространственно-временных промежутков между непосредственно следующими друг за другом изменениями на каждом краю — они составляют непрерывный процесс. Но составляющие его цветовые изменения сами являются скачками между черным и белым — нет никакого прохождения через промежуточное звено серого. Это составляет восприятие движения. Только так сохраняется непрерывность контура; черный квадрат повсюду остается тем же самым черным квадратом (или в других случаях плавно преобразуется по размеру или форме), контрастируя по всему периметру с белым фоном. В более общем случае, независимо от размера, формы и цвета рассматриваемой фигуры или предмета, такие непрерывные скачки между разными цветами на границах — неотъемлемая часть восприятия реального движения, и это справедливо также для восприятия видимого движения, поскольку оно приближается к восприятию реального движения.

Поскольку зрительная система преодолевает такие прыжки без усилий, поскольку они необходимы для восприятия движения, поскольку идентичность объекта зависит не от плавного цветового перехода, а от контраста с фоном по контуру, постольку цветовые скачки в экспериментах Колерса кажутся такими неизбежными, что нам впору задаться вопросом, как же мы позволили ложной аналогии обманывать нас, заставляя ожидать чего-то другого.

Наша загадка восприятия исчезает, но остаются пленительные факты видимого изменения и проблема достижения общего объяснения. Загадка, хотя ее история кажется мне обаятельной и оскорбительной, имеет для наших целей меньше значения, чем сами эти явления. Заметим ретроспективно, что они изучены, стали предметом экспериментов и обсуждены так объективно, как физические факты. Задача обнаружения фактов не станет произвольной или бессмысленной от того, что они являются фактами скорее 'видимого', чем 'реального' или физического движения. "Видимый" и "реальный" здесь — лишь коварные и пагубные ярлыки для фактов различных родов. Так же, как движение точки поперек экрана иногда 'не присутствует' в стимуле или предмете, так и отдельные статические вспышки иногда 'вне' восприятия. Мы видели некоторые поразительные примеры того, как восприятие изготавливает свои факты. Это, вместе с обсуждением в главах II - IV некоторых других специфических средств и родов создания миров, возвращает нас к более общему исследованию, начатому в главе I.

 


Paul A. Kolers, Aspects of Motion Perception. Pergamon Press, Oxford, 1972. Эта книга (далее — AMP) является выдающимся документом экспериментальной и теоретической психологии. Мое изложение здесь фрагментарно, но многим обязано беседам с Полом Колерсом.

Скажем, один дюйм четыре линии. О пределах и вариациях интервалов и расстояний, также как и о деталях аппарата и процедуры, см. AMP, гл. 3.

См.: Дж.Леттвин, Х.Матурана, У.Маккаллох, У.Питтс "Что глаз лягушки говорит ее мозгу" ("What the Frog's Eye Tells the Brain", by J. Y. Lettvin, H. K. Maturana, W. S. McCulloch, and W. H. Pitts, Proceedings of the Institute of Radio Engineers, Vol. 47, (New York, 1959), pp. 1940-1951). См. далее раздел 4 и сноску 7.

Дальнейшее обсуждение этого вопроса см. ниже в разделе 4.

Принимая во внимание результаты Колерса, нет смысла ограничиваться двухмерными формами.

При этом единое общее описание может учитывать широкие вариации в маршруте. Например, когда Колерс говорит о "вращении трапецоидов по горизонтальным осях через третье измерение" без дальнейшего уточнения, вращение может предположительно происходить в различных направлениях в разных случаях.

См. у Колерса (AMP, 169) обсуждение соответстующих работ различных исследователей (напр., "Neurophysiology of the Anuran Visual System" by O.J.Grüsser and Ursula Grüsser-Cornhels, Frog Neurobiology: A Handbook. R. Llinas and W. Fecht, eds. (Springer, 1976), pp. 297-385).

Возможно, я здесь слишком упрощаю; может быть, единственное различие состоит в том, что именно Колерс и я считаем теорией ретроспективного построения. Аргумент Колерса в общем таков: поскольку восприятие стимула занимает до трети секунды, в то время как интервал между вспышками — около десятой части, то вторая вспышка происходит намного раньше восприятия первой вспышки; процесс строительства видимого движения может — так же, как процесс восприятия вспышек должен — начаться прежде, чем восприятие вспышек завершено; таким образом, дополнение может быть выполнено наряду с восприятием вспышек без всякого ретроспективного строительства. Однако процесс дополнения едва ли может начаться прежде, чем произойдет вторая вспышка; все же в перцептуальном упорядочении видимое движение находится между двумя вспышками и соединяет их. Начальная последовательность "вспышка-1 — вспышка-2 — дополнение" изменяется при восприятии на "вспышка-1 — дополнение — вспышка-2". Такой перцептуальное переупорядочение я считаю ретроспективным построением.

См.: "Position Uncertainty and the Perception of Apparent Movement" by J. Beck, Ann Elsner, C. Silverstein in Perception and Psychophysics, Vol. 21 (1977), pp. 33-38.

Стандартное упорядочение состоит из сферы или двойной пирамиды, где оттенки расположены в спектральной последовательности вокруг экваторной линии, интенсивность цвета изменяется по широте, а чистота — по близости к поверхности. Эта модель имеет важное достоинство, состоящее в том, что она является стандартом, но нет никакого устойчивого требования, согласно которому она являлась бы единственным или первичным перцептуальным упорядочением цветов. Это обычно предполагается, но редко подвергается радикальному теоретическому и экспериментальному исследованию. См. далее SA, pp. 268-276.

См. Science, Vol. 187 (1975), pp. 757-759; Vision Research, Vol. 16 (1976), pp. 329-335.

См., например, SA, pp. 53 ff 199, 260 ff.

То есть такого перцептуального изменения, которое сопутствует изменению в представленном стимуле. Это не всегда подразумевает коррелятивное физическое изменение в наблюдаемом предмете. Например, когда я иду вокруг пирамиды, перцептуальная форма и представленный стимул сопутственно изменяются, в то время как физическая форма остается постоянной.

Иногда перцептуальная система даже поставляет отсутствующие части контура. См., например, интересные недавние обсуждения: John Kennedy, "Attention, Brightness, and the Constructive Eye", Vision and Artifact, M. Henle, ed. (Springer, 1976), pp. 33-47; Gaetano Kanizsa, "Contours without Gradients or Cognitive Contours?", Italian Journal of Psychology, Vol. 1 (1974) pp. 93-113.

Поскольку цветовые скачки совместимы с идентичностью предмета или фигуры, мы можем задаться вопросом, почему, когда черный квадрат дважды появляется на белом фоне без изменений в позиции, размере или форме, мы видим на протяжении этого периода скорее как "черный — затем белый — затем черный"? Ответ очевиден: протяженность черного (или другого цвета, отличного от белого) требуется для протяженности фигуры. Белая стадия разграничивает контур так, чтобы вспышки черного квадрата могли быть восприняты как отдельные события. Обычно цветовые промежутки вполне приемлемы, но ради сохранения контура и непрерывности они могут быть заполнены.

Другие поразительные примеры могут быть найдены в перцептуальном выстраивании контуров (см. выше примечание 14) и цвета, который, согласно Эдвину Х. Лэнду зависит не от специфической длины волны, а скорее от 'внезапных изменений энергии'; (см. его статьи "Our polar partnership with the world around us", Harvard Magazine, Vol. 80 (1978) pp. 23-26; "The Retinex Theory of Color Vision", Scientific American, Vol. 237 (1977), pp. 108-128). О дальнейших экспериментах по восприятию движения см. E. Sigman, I. Rock "Stroboscopic Movement based on Perceptual Intelligence", Perception, Vol. 3 (1974), pp. 9-28.