Справочная информация о поэме

Осенний день тихонько угасал

На высоте гранитных шведских скал.

Туман облек поверхности озер,

Так что едва заметить мог бы взор

Бегущий белый парус рыбака.

Я выходил тогда из рудника,

Где золото, земных трудов предмет,

Там люди достают уж много лет;

Здесь обратились страсти все в одну,

И вечный стук тревожит тишину;

Между столпов гранитных и аркад

Блестит огонь трепещущих лампад,

Как мысль в уме, подавленном тоской,

Кидая свет бессильный и пустой!..

Но если очи, в бесприветной мгле

Угасшие, морщины на челе,

Но если бледный вялый цвет ланит

И равнодушный молчаливый вид,

Но если вздох, потерянный в тиши,

Являют грусть глубокую души,-

О! не завидуйте судьбе такой.

Печальна жизнь в могиле золотой.

Поверьте мне, немногие из них

Могли собрать плоды трудов своих.

Не нахожу достаточных речей,

Чтоб описать восторг души моей,

Когда я вновь взглянул на небеса,

И освежила голову роса.

Тянулись цепью острые скалы

Передо мной; пустынные орлы

Носилися, крича средь высоты.

Я зрел вдали кудрявые кусты

У озера спокойных берегов

И стебли черные сухих дубов.

От рудника вился, желтея, путь...

Как я желал скорей в себя вдохнуть

Прохладный воздух, вольный, как народ

Тех гор, куда сей узкий путь ведет.

Вожатому подарок я вручил,

Но, признаюсь, меня он удивил,

Когда не принял денег. Я не мог

Понять, зачем, и снова в кошелек

Не смел их положить... Его черты

(Развалины минувшей красоты,

Хоть не являли старости оне),

Казалося, знакомы были мне.

И подойдя, взяв за руку меня:

"Напрасно б,- он сказал,- скрывался я!

Так, Джюлио пред вами, но не тот,

Кто по струям венецианских вод

В украшенной гондоле пролетал.

Я жил, я жил и много испытал;

Не для корысти я в стране чужой:

Могилы тьма сходна с моей душой,

В которой страсти, лета и мечты

Изрыли бездну вечной пустоты...

Но я молю вас только об одном,

Молю: возьмите этот свиток.

В нем, В нем мир всю жизнь души моей найдет-

И, может быть, он вас остережет!"

Тут скрылся быстро пасмурный чудак,

И посмеялся я над ним; бедняк,

Я полагал, рассудок потеряв,

Не потерял еще свой пылкий нрав;

Но, пробегая свиток (видит бог),

Я много слез остановить не мог.

           *

Есть край: его Италией зовут;

Как божьи птицы, мнится, там живут

Покойно, вольно и беспечно. И прошлец,

Германии иль Англии жилец,

Дивится часто счастию людей,

Скрывающих улыбкою очей

Безумный пыл и тайный яд страстей.

Вам, жителям холодной стороны,

Не перенять сей ложной тишины,

Хотя ни месть, ни ревность, ни любовь

Не могут в вас зажечь так сильно кровь,

Как в том, кто близ Неаполя рожден:

Для крайностей ваш дух не сотворен!..

Спокойны вы!., на ваш унылый край

Навек я променял сей южный рай,

Где тополи, обвитые лозой,

Хотят шатер достигнуть голубой,

Где любят моря синие валы

Баюкать тень береговой скалы...

Вблизи Неаполя мой пышный дом

Белеется на берегу морском,

И вкруг него веселые сады;

Мосты, фонтаны, бюсты и пруды

Я не могу на память перечесть;

И там у вод, в лимонной роще, есть

Беседка; всех других она милей,

Однако вспомнить я боюсь об ней.

Она душистым запахом полна,

Уединенна и всегда темна.

Ах! здесь любовь моя погребена;

Здесь крест, нагнутый временем, торчит

Над холмиком, где Лоры труп сокрыт.

При верной помощи теней ночных,

Бывало, мы, укрывшись от родных,

Туманною озарены луной,

Спешили с ней туда рука с рукой;

И Лора, лютню взяв, певала мне...

Ее плечо горело как в огне,

Когда к нему я голову склонял

И пойманные кудри целовал...

Как гордо волновалась грудь твоя,

Коль, очи в очи томно устреми,

Твой Джюлио слова любви твердил;

Лукаво милый пальчик мне грозил,

Когда я, у твоих склоняясь ног,

Восторг в душе остановить не мог...

Случалось, после я любил сильней,

Чем в этот раз; но жалость лишь о сей

Любви живет, горит в груди моей.

Она прошла, таков судьбы закон,

Неумолим и непреклонен он,

Хотя щадит луны любезной свет,

Как памятник всего, чего уж нет.

О тень священная! простишь ли ты

Тому, кто обманул твои мечты,

Кто обольстил невинную тебя

И навсегда оставил, не скорбя?

Я страсть твою употребил во зло,

Но ты взгляни на бледное чело,

Которое изрыли не труды,-

На нем раскаянья и мук следы;

Взгляни на степь, куда я убежал,

На снежные вершины шведских скал,

На эту бездну смрадной темноты,

Где носятся, как дым, твои черты,

На ложе, где с рыданием, с тоской

Кляну себя с минуты роковой...

И сжалься, сжалься, сжалься надо мной!..

.................................

.................................

Когда мы женщину обманем, тайный страх

Живет для нас в младых ее очах;

Как в зеркале, вину во взоре том

Мы различив, укор себе прочтем.

Вот отчего, оставя отчий дом,

Я поспешил, бессмысленный, бежать,

Чтоб где-нибудь рассеянье сыскать!

Но с Лорой я проститься захотел.

Я объявил, что мне в чужой предел

Отправиться на много должно лет,

Чтоб осмотреть великий божий свет.

"Зачем тебе! - воскликнула она,-

Что даст тебе чужая сторона,

Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?..

Подумай, Джюлио! - тут, взор склонив,

Она меня рукою обняла,-

Ах, я почти уверена была,

Что не откажешь в просьбе мне одной:

Не покидай меня, возьми с собой,

Не преступи вторично свой обет...

Теперь... ты должен знать!.." - "Нет, Лора, нет!-

Воскликнул я,- оставь меня, забудь;

Привязанность былую не вдохнуть

В холодную к тебе отныне грудь;

Как странники на небе, облака,

Свободно сердце и любовь легка".

И, побледнев как будто бы сквозь сна,

В ответ сказала тихо мне она:

"Итак, прости навек, любезный мой;

Жестокий друг, обманщик дорогой;

Когда бы знал, что оставляешь ты...

Однако прочь безумные мечты,

Надежда! сердце это не смущай...

Ты более не мой... прощай!., прощай!..

Желаю, чтоб тебя в чужой стране

Не мучила бы память обо мне..."

То был глубокий вещей скорби глас.

Так мы расстались. Кто жалчей из нас,

Пускай в своем уме рассудит тот,

Кто некогда сии листы прочтет.

Зачем цену утраты на земле

Мы познаем, когда уж в вечной мгле

Сокровище потонет, и никак

Нельзя разгнать его покрывший мрак?

Любовь младых, прелестных женских глаз,

По редкости, сокровище для нас

(Так мало дев, умеющих любить);

Мы день и ночь должны его хранить;

И горе! если скроется оно:

Навек блаженства сердце лишено.

Мы только раз один в кругу земном

Горим взаимной нежности огнем.

Пять целых лет провел в Париже я.

Шалил, именье с временем губя;

Первоначальной страсти жар святой

Я называл младенческой мечтой.

Дорога славы, заманив мой взор,

Наскучила мне. Совести укор

Убить любовью новой захотев,

Я стал искать беседы юных дев;

Когда же охладел к ним наконец,

Представила мне дружба свой венец;

Повеселив меня немного дней,

Распался он на голове моей...

Я стал бродить, печален и один;

Меня уверили, что это сплин;

Когда же надоели доктора,

Я хладнокровно их согнал с двора.

Душа моя была пуста, жестка.

Я походил тогда на бедняка:

Надеясь клад найти, глубокий ров

Он ископал среди своих садов,

Испортить не страшась гряды цветов,

Рыл, рыл - вдруг что-то застучало - он

Вздрогнул... предмет трудов его найден -

Приблизился... торопится... глядит:

Что ж? - перед ним гнилой скелет лежит

"Заботы вьются в сумраке ночей

Вкруг ложа мягкого, златых кистей;

У изголовья совесть-скорпион

От вежд засохших гонит сладкий сон;

Как ветр преследует по небу вдаль

Оторванные тучки, так печаль,

В одну и ту же с нами сев ладью,

Не отстает ни в куще, ни в бою",-

Так римский говорит поэт-мудрец.

Ах! это испытал я наконец,

Отправившись, не зная сам куда,

И с Сеною простившись навсегда!..

Ни диких гор Швейцарии снега,

Ни Рейна вдохновенные брега,

Ничем мне ум наполнить не могли

И сердцу ничего не принесли.

...................................

...................................

Венеция! о, как прекрасна ты,

Когда, как звезды спавши с высоты,

Огни по влажным улицам твоим

Скользят; и с блеском синим, золотым

То затрепещут и погаснут вдруг,

То вновь зажгутся; там далекий звук,

Как благодарность в злой душе, порой

Раздастся и умрет во тьме ночной:

То песнь красавицы, с ней друг ея;

Они поют, и мчится их ладья.

Народ, теснясь на берегу, кипит.

Оттуда любопытный взор следит

Какой-нибудь красивый павильон,

Который бегло в волнах отражен.

Разнообразный плеск и весел шум

Приводят много чувств и много дум;

И много чудных случаев рождал

Ничем не нарушимый карнавал.

Я прихожу в гремящий маскерад,

Нарядов блеск там ослепляет взгляд;

Здесь не узнает муж жены своей.

Какой-нибудь лукавый чичисбей,

Под маской, близ него проходит с ней;

И муж готов божиться, что жена

Лежит в дому отчаянно больна...

Но если все проник ревнивый взор -

Тотчас кинжал решит недолгий спор,

Хотя ненужно пролитая кровь

Уж не воротит женскую любовь!..

Так мысля, в зале тихо я блуждал

И разных лиц движенья наблюдал;

Но, как пустые грезы снов пустых,

Чтоб рассказать, я не запомню их.

И вижу маску: мне грозит она.

Огонь паров застольного вина

Смутил мой ум, волнуя кровь мою.

Я домино окутался, встаю,

Открыл лицо, за тайным чудаком

Стремлюсь и покидаю шумный дом.

Быстрее ног преследуют его

Мои глаза, не помня ничего;

Вослед за ним, хотя и не хотел,

На лестницу крутую я взлетел!..

Огромные покои предо мной,

Отделаны с искусственной красой;

Сияли свечи яркие в углах,

И живопись дышала на стенах.

Ни блеск, ни сладкий аромат цветов

Желаньем ускоряемых шагов

Остановить в то время не могли:

Они меня с предчувствием несли

Туда, где, на диване опустясь,

Мой незнакомец, бегом утомясь,

Сидел; уже я близко у дверей -

Вдруг (изумление души моей

Чьи краски на земле изобразят?)

С него упал обманчивый наряд -

И женщина единственной красы

Стояла близ меня. Ее власы

Катились на волнуемую грудь

С восточной негой... я не смел дохнуть,

Покуда взор, весь слитый из огня,

На землю томно не упал с меня.

Ах! он стрелой во глубь мою проник!

Не выразил бы чувств моих в сей миг

Ни ангельский, ни демонский язык!..

Средь гор кавказских есть, слыхал я, грот,

Откуда Терек молодой течет,

О скалы неприступные дробясь;

С Казбека в пропасть иногда скатясь,

Отверстие лавина завалит,

Как мертвый, он на время замолчит...

Но лишь враждебный снег промоет он,

Быстрей его не будет Аквилон;

Беги сайгак от берега в тот час

И жаждущий табун - умчит он вас,

Сей ток, покрытый пеною густой,

Свободный, как чеченец удалой.

Так и любовь, покрыта скуки льдом,

Прорвется и мучительным огнем

Должна свою разрушить колыбель,

Достигнет или не достигнет цель!..

И беден тот, кому судьбина, дав

И влюбчивый и своевольный нрав,

Позволила узнать подробно мир,

Где человек всегда гоним и сир,

Где жизнь - измен взаимных вечный ряд,

Где память о добре и зле - все яд,

И где они, покорствуя страстям,

Приносят только сожаленье нам!

Я был любим, сам страстию пылал

И много дней Мелиной обладал,

Летучих наслаждений властелин.

Из этих ден я не забыл один:

Златило утро дальний небосклон,

И запах роз с брегов был разнесен

Далеко в море; свежая волна,

Играющим лучом пробуждена,

Отзывы песни рыбаков несла...

В ладье, при верной помощи весла,

Неслися мы с Мелиною сам-друг,

Внимая сладкий и небрежный звук;

За нами, в блеске утренних лучей,

Венеция, как пышный мавзолей

Среди песков Египта золотых,

Из волн поднявшись, озирала их.

В восторге я твердил любви слова

Подруге пламенной; моя глава,

Когда я спорить уставал с водой,

В колена ей склонялася порой.

Я счастлив был; не ведомый никем,

Казалось, я покоен был совсем,

И в первый раз лишь мог о том забыть,

О чем грустил, не зная возвратить.

Но дьявол, сокрушитель благ земных,

Блаженство нам дарит на краткий миг,

Чтобы удар судьбы сразил сильней,

Чтобы с жестокой тягостью своей

Несчастье унесло от жадных глаз

Все, что ему еще завидно в нас.

Однажды (ночь на город уж легла,

Луна как в дыме без лучей плыла

Между сырых туманов; ветр ночной,

Багровый запад с тусклою луной -

Все предвещало бури; но во мне

Уснули, мнилось, навсегда оне)

Я ехал к милой; радость и любовь

Мою младую волновали кровь;

Я был любим Мелиной, был богат,

Все вкруг мне веселило слух и взгляд;

Роптанье струй, мельканье челноков,

Сквозь окна освещение домов,

И баркаролла мирных рыбаков.

К красавице взошел я; целый дом

Был пуст и тих, как завоеван сном;

Вот - проникаю в комнаты - и вдруг

Я роковой вблизи услышал звук,

Звук поцелуя... праведный творец,

Зачем в сей миг мне не послал конец?

Зачем, затрепетав как средь огня,

Не выскочило сердце из меня?

Зачем, окаменевший, я опять

Движенье жизни должен был принять?..

Бегу, стремлюсь - трещит - и настежь дверь!..

Кидаюся, как разъяренный зверь,

В ту комнату, и быстрый шум шагов

Мой слух мгновенно поразил - без слов,

Схватив свечу, я в темный коридор,

Где, ревностью пылая, встретил взор

Скользящую, как некий дух ночной,

По стенам тень. Дрожащею рукой

Схватив кинжал, машу перед собой!

И вот настиг; в минуту удержу -

Рука... рука... хочу схватить - гляжу:

Недвижная, как мертвая, бледна,

Мне преграждает дерзкий путь она!

Подъемлю злобно очи... страшный вид!..

Качая головой, призрак стоит.

Кого ж я в нем, встревоженный.узнал?

Мою обманутую Лору!..

...Я упал!

Печален степи вид, где без препон

Скитается летучий Аквилон

И где кругом, как зорко ни смотри,

Встречаете березы две иль три,

Которые под синеватой мглой

Чернеют вечером в дали пустой;

Так жизнь скучна, когда боренья нет;

В ней мало дел мы можем в цвете лет,

В минувшее проникнув, различить,

Она души не будет веселить;

Но жребий я узнал совсем иной;

Убит я не был раннею тоской...

Страстей огонь, неизлечимый яд,

Еще теперь в душе моей кипят...

И их следы узнал я в этот раз.

В беспамятстве, не открывая глаз,

Лежал я долго; кто принес меня

Домой, не мог узнать я. День от дня

Рассудок мой свежей и тверже был;

Как вновь меня внезапно посетил

Томительный и пламенный недуг.

Я был при смерти. Ни единый друг

Не приходил проведать о больном...

Как часто в душном сумраке ночном

Со страхом пробегал я жизнь мою,

Готовяся предстать пред судию;

Как часто, мучим жаждой огневой,

Я утолить ее не мог водой,

Задохшейся и теплой и гнилой;

Как часто хлеб перед лишенным сил

Черствел, хотя еще не тронут был;

И скольких слез, стараясь мужем быть,

Я должен был всю горечь проглотить!..

И долго я томился. Наконец,

Родных полей блуждающий беглец,

Я возвратился к ним.

В большом саду

Однажды я, задумавшись, иду,

И вдруг пред мной беседка. Узнаю

Зеленый свод, где я сказал: "люблю"

Невинной Лоре (я еще об ней

Не спрашивал соседственных людей),

Но страх пустой мой ум преодолел.

Вхожу, и что ж бродящий взгляд узрел?

Могилу! - свежий летний ветерок

Порою нес увялый к ней листок,

И, незабудками испещрена,

Дышала сыростью и мглой она.

Не ужасом, но пасмурной тоской

Я был подавлен в миг сей роковой!

Презренье, гордость в этой тишине

Старались жалость победить во мне.

Так вот что я любил!., так вот о ком

Я столько дум питал в уме моем!..

И стоило ль любить и покидать,

Чтобы странам чужим нести казать

Испорченное сердце (плод страстей),

В чем недостатка нет между людей?..

Так вот что я любил! клянусь, мой бог,

Ты лучшую ей участь дать не мог;

Пресечь должна кончина бытие:

Чем раньше, тем и,лучше для нее!

И блещут, дева, незабудки над тобой,

Хотя забвенья стали пеленой;

Сплела из них земля тебе венец...

Их вырастили матерь и отец,

На дерн роняя слезы каждый день,

Пока туманная, ложася, тень

С холодной сладкою росой ночей

Не освежала старых их очей...

.................................

И я умру! - но только ветр степей

Восплачет над могилою моей!..

Преодолеть стараясь дум борьбу,

Так я предчувствовал свою судьбу...

.......................................

.......................................

И я оставил прихотливый свет,

В котором для меня веселья нет

И где раскаянье бежит от нас,

Покуда юность не оставит глаз.

Но я был стар, я многое свершил!

Поверьте: не одно лишенье сил,

Последствие толпой протекших дней,

Браздит чело и гасит жизнь очей!..

Я потому с досадой их кидал

На мир, что сам себя в нем презирал!

Я мнил: в моем лице легко прочесть,

Что в сей груди такое чувство есть.

Я горд был, и не снес бы, как позор,

Пытающий, нескромный, хитрый взор.

Как мог бы я за чашей хохотать

И яркий дар похмелья выпивать,

Когда всечасно мстительный металл

В больного сердца струны ударял?

Они меня будили в тьме ночной,

Когда и ум, как взгляд, подернут мглой,

Чтобы нагнать еще ужасней сон;

Не уходил с зарей багровой он.

Чем боле улыбалось счастье мне,

Тем больше я терзался в глубине,

Я счастие, казалося, привлек,

Когда его навеки отнял рок,

Когда любил в огне мучений злых

Я женщин мертвых более живых.

Есть сумерки души во цвете лет,

Меж радостью и горем полусвет;

Жмет сердце безотчетная тоска;

Жизнь ненавистна, но и смерть тяжка.

Чтобы спастись от этой пустоты,

Воспоминаньем иль игрой мечты,

Умножь одну или другую ты.

Последнее мне было легче! я

Опять бежал в далекие края;

И здесь, в сей бездне, в северных горах,

Зароют мой изгнаннический прах.

Без имени в земле он должен гнить,

Чтоб никого не мог остановить.

Так я живу. Подземный мрак и хлад,

Однообразный стук, огни лампад

Мне нравятся. Товарищей толпу

Презреннее себя всегда я чту,

И самолюбье веселит мой нрав:

Так рад кривой, слепого увидав!

...............................................

...............................................

И я люблю, когда немая грусть

Меня кольнет, на воздух выйти. Пусть,

Пусть укорит меня обширный свод,

За коим в славе восседает тот,

Кто был и есть и вечно не прейдет;

Задумавшись, нередко я сижу

Над дикою стремниной и гляжу

В туманные поля передо мной,

Отдохшие под свежею росой.

<......................................>

Тогда, как я, воскликнешь к небесам,

Ломая руки: "Дайте прежним дням

Воскреснуть!" - но ничто их не найдет,

И молодость вторично не придет!..

Ах! много чувств и мрачных и живых

Открыть хотел бы Джюлио. Но их

Пускай обнимет ночь, как и меня!..

Уже в лампаде нет почти огня,

Страница кончена - и (хоть чудна)

С ней повесть жизни, прежде чем она..